Текст книги "Змея"

19

Собрание созывается до восхода солнца. Вероятно, Хранители думают, что я просплю и не приду, однако почти не спала, поэтому стук Мордекая в дверь застает меня в боевой готовности.

Я проворочалась всю ночь, не в состоянии забыть о том, что сказал мне наедине Гай в своей комнатушке.

– Первое правило волшебства заключается в том, что правил нет. Оно повсюду: в природе, в элементах. Дикая энергия есть в каждом живом существе. Оно – хаос. Оно – ярость. И ты, моя дорогая, одна из немногих, кто может находить с этой силой общий язык.

Даже сейчас эти слова повергают меня в трепет.

Он продолжал рассказывать, как по-разному проявляется волшебство у разных волшебниках, о том, что каждый из нас обладает уникальным талантом, что я должна сама найти свой дар.

Но долгие бессонные часы я провела из-за того, что он сказал перед расставанием.

– Я могу научить тебя всему, что знаю, довести до грани твоих возможностей, но для того, чтобы стать волшебницей, тебе придется пройти последнее испытание, и оно выбирается не мною. Не могу сказать, что это будет. Каждому волшебнику дается свое испытание, которое выявляет границы его способностей. Ты сама должна будешь понять, что от тебя требуется, и, если справишься… что ж, тогда ты овладеешь той силой, которая внутри тебя.

Мне это чертовски напоминает посвящение в Змеи… которое я провалила. А те, кто его прошел? Ну, Бронну оно определенно дорогого стоило. Не могу избавиться от ощущения, что его волшебный эквивалент окажется очень похожим.

Я вынуждена напоминать себе, что нуждаюсь в той власти, которую даст роль волшебницы. Не чтобы править. Не для трона. Но чтобы защитить себя и тех, кого я люблю.

Однако страх, сжимающий меня изнутри, не проходит. А слова Старой Грязьки звучат все громче:

Я видела твою смерть.

Я следую за Мордекаем по лабиринту коридоров, пока мы не добираемся до цели – сырой комнаты, которую никак не прогреет пламя очага и в которой стоит длинный, узкий стол. За ним сидят Гай, Арлан, Ина и, разумеется, Рэйф, а также другие мужчины и женщины, имен которых я пока не знаю. Я напугана отсутствием Астрид и Якса, но меня бесит то, что я не вижу своей кузины.

– Вы не можете исключить Олвин, – заявляю я, прежде чем начинается обсуждение. – Она Защитница снежных кобыл, и ее связь с королевской кровью едва ли слабее, чем у Рэйфа.

Мое неуважительное обращение встречается ахами, однако я отказываюсь называть Рэйфа тем титулом, которого он не заслуживает. Он может величать себя «принцем» для собственного удовольствия, но я этого делать не буду.

Поскольку я не уступаю, Гай откашливается.

– Пожалуй, стоит послать за той юной дамой. Это никому не повредит.

Они переглядываются с Арланом, и последний кивает стражу, командуя стражу привести ее. Молча сидим в ожидании, когда наш состав станет полным.

Я смотрю на Гая, вспоминая, что еще он поведал мне вчера: Рэйф во всех своих целях и начинаниях – марионетка Арлана, с раннего возраста обученная исполнять все пожелания Хранителя и дающая ему власть, которой он так жаждет. По словам Гая, в ряды Хранителей глубоко въелась порча – многие из них верят в то, что после всех этих лет власть должна принадлежать им. Те же, кто, как мои друзья, желает устоять на своем истинном пути, в меньшинстве, так что война между этими двумя фракциями – лишь вопрос времени.

У меня в ушах все еще звучит его совет: фокусируйся на волшебстве, пусть они уничтожают друг друга, обломки соберешь после.

Перспектива заманчивая.

Прежде чем я успеваю как следует обдумать эту мысль, к нам присоединяется Олвин. Занимая пустующее место по мою левую руку, она бросает на меня недоуменный взгляд.

– Довольны? – Манеру Ины трудно назвать доброжелательной.

Я елейно улыбаюсь:

– В восторге.

– Ну так что, начнем? – спрашивает Гай, и я рада, что он уверенно берет на себя роль распорядителя на этой встрече.

– Я вообще не вижу смысла в подобном собрании, – заявляет Ина, враждебность которой со вчерашнего вечера ничуть не поубавилась. – О чем нам говорить? Она хочет армию. Мы ей ее не дадим. Она должна нас покинуть и уползти обратно в ту помойную яму, откуда вылезла.

– Разве что этот замок принадлежит ей, – говорит Мордекай, и я замечаю, что сегодня от его вчерашней дружеской манеры не осталось и следа.

– Не ей, а мне! – восклицает Рэйф, и все смотрят на него. Думаю, даже мои оппоненты удивлены категоричностью его заявления. – Я прожил тут всю жизнь, – продолжает он, зло глядя на меня. – Она не может просто так войти и забрать его.

– Давайте-ка все дружно притормозим, – предлагаю я. – Почему бы вам для начала не рассказать мне о тех проблемах, с которыми вы тут сталкиваетесь?

Арлан вздыхает, понимая, что Ина не собирается развлекать меня беседой, и что эта задача возлагается на него.

– Вы наверняка уже поняли, что эти Острова нам не подчиняются. На них царят беззаконие и жестокость.

Вспоминаю женщину, которой мы помогли, ее дом и уничтоженную семью, и хмурю брови.

– Я понимаю, что много поколений тому назад королевский род был стерт с лица земли. Но ведь кто-то же должен был подняться и взять бразды правления в свои руки.

На Востоке этим кем-то стали бандиты, которые воспользовались беспорядками. Если власть теряется, всегда кто-нибудь ее да подберет. Что сам Арлан наверняка прекрасно знает.

Отвечает Мордекай:

– Да, и они правят, нагоняя страх и не ведая жалости.

– Кто «они»?

Повисает неловкая тишина.

– Мы не знаем, – говорит Арлан.

Я потрясенно смотрю на него:

– Не знаете? Как такое возможно?

– Никто и никогда не мог их поймать, – объясняет Мордекай. – Они, как тени, проникают в дома, забирают, что пожелают, и исчезают. Они называют себя Капюшонами.

Мы с Олвин обмениваемся взглядами. Мне не нужно напоминать, когда я в последний раз слышала это название: меня чуть было не принесли в жертву, чтобы отгородиться от этих Капюшонов.

Тон Мордекая подсказывает мне следующий вопрос:

– И чего же они хотят?

– Детей. – Его голос настолько тих, что похож на шепот.

Кровь застывает в моих жилах, чтобы через мгновение взорваться огненным смерчем.

– Детей? Дети пропадают, а вы ничего не делаете, чтобы это остановить? – Я вскакиваю так резко, что стул за моей спиной падает. Мордекай тянется к моей руке, но я отдергиваю ее. – Да что вы за люди!

– Твои гостеприимные хозяева, – говорит Ина голосом, полным яда. – Сядь.

Я не хочу. Мне бы вырваться отсюда, найти корабль и уплыть подальше. Но что тогда? Тогда и Запад, и Восток окажутся в руинах. Если я сбегу, я не спасу Торина.

Хотя мне больно, я подчиняюсь. Гай перехватывает мой взгляд и одобрительно кивает. Мне нужно время, если я хочу помочь Западным и Восточным островам.

– Капюшоны определенно на кого-то работают, – продолжает Арлан, будто моей вспышки не было вовсе. – Но мы не знаем, на кого.

Сомневаюсь, что они приложили все усилия, чтобы это выяснить.

– В моих плаваниях я наводил о них справки, – говорит Мордекай. – И постоянно слышал одно и то же имя – Грииб. Думаю, за Капюшонами стоит он.

Арлан вздыхает так, будто слышал это уже тысячу раз.

– Нет никаких доказательств его существования, не говоря уж о контроле над Капюшонами.

– Разве ты теперь не видишь? – спрашивает меня Ина. – Капюшоны охотятся на детей, а Рэйф ребенок. Необходимо защищать его от этих чудовищ. Вот почему мы не можем отпускать никого из Хранителей.

Я понимаю. Она – мать, которая хочет, чтобы ее дитя было в безопасности. Но ради сына она готова пожертвовать всеми остальными детьми островов, а с этим я смириться не могу.

Поэтому пытаюсь обратиться к Рэйфу напрямую:

– Разве тебе безразлично то, что земля, которой ты собираешься править, в состоянии войны? Неужели убийства людей не разрывают тебе сердце?

Прежде чем ответить, Рэйф неуверенно смотрит на мать.

– Но здесь мы же в безопасности, не так ли?

Он боится – но исключительно за себя.

– Ну конечно, – говорит Арлан. – Мы все тебя защищаем. – Он переводит взгляд на меня. – Это наш долг. Служить королю.

Во мне закипает ненависть. Он еще не коронован.

– То есть ваша армия вам нужна только для того, чтобы защищать себя и никого больше?

Никто мне не отвечает, никто даже глаз на меня не поднимает.

Подавляя в себе гнев, я принимаю решение. Я не брошу Запад на произвол его дикой судьбы, но не могу позволить, чтобы Хранители обратились против меня – пока. Вместо этого я буду учиться у Гая. Я соберу собственные силы. А потом позабочусь о том, чтобы все встало на свои места.

– Значит, больше вам нечего сказать? – Я пытаюсь завершить встречу и уйти раньше, чем скажу то, о чем потом пожалею.

– Так ты уйдешь? Не будешь бороться за престол? – спрашивает Ина, явно сбитая с толку.

– Я считаю, что должен быть способ защитить Острова от Капюшонов и при этом не подвергать Рэйфа опасности. – Слова подбираю тщательно, с умышленной неопределенностью.

– Ну, что до меня, то я такую помощь только приветствую, – говорит Мордекай. – Марианне следует предоставить возможность оставаться здесь столько, сколько она пожелает, а обращаться с ней подобает со всем уважением, которого она заслуживает, как наша истинная наследница.

У Арлана лицо пылает от возмущения, однако он согласно наклоняет голову.

Я киваю в знак благодарности и выхожу из комнаты, не оглядываясь, и хотя позади себя чувствую Олвин и Мордекая, мне отчаянно хочется побыть одной. Ярость и горе сжимают мне горло и грудь, я задыхаюсь – мне нужно на воздух. Поэтому я бегу. Слышу, как Мордекай окликает меня, и пролетаю мимо Якса и Астрид, которые поджидают, чтобы узнать, как все прошло. Я мчусь по разваливающимся коридорам, наружу, в заросшие сады. Высокая трава гладит меня, разросшаяся ежевика пытается поймать, но я все бегу и бегу, пока не замечаю что-то впереди, останавливаюсь и осознаю, что это такое.

Могила.

Отмеченная грубо тесанным камнем, отданным на расправу мху и лишайнику. Старая. Очень старая. Я глажу ее пальцами и ощущаю жужжание энергии, память о некогда живых жизнях. Под землей несколько тел.

– Тут погребены твои предки.

Я поворачиваюсь и вижу приближающихся Астрид и Олвин.

– Что, все? В одной могиле?

Астрид пожимает плечами:

– Была война. Не было времени как следует почтить память павших.

Олвин подходит достаточно близко, чтобы дотронуться до моей руки. Я закрываю глаза и мысленно прошу не спрашивать, как я себя чувствую. Не хочу говорить о том, что только что произошло. Не хочу думать о том, что теперь делать. Я пришла за помощью, а вместо этого обнаружила нового врага. Капюшоны – еще одна линия фронта. Как мне выбрать правильное направление на развилке? Кем я хочу быть? Что важнее всего? Гадюка, королева или волшебница? Какой путь ведет к победе?

– У островов на Востоке тоже у каждого свое имя, как и у нас? – спрашивает Олвин, и вопрос этот настолько меня удивляет, что я поднимаю на нее взгляд.

Олвин улыбается, и меня не в первый раз охватывает чувство благодарности к ней. Она дает мне возможность отвлечься.

– Да, конечно. – Только мне не хочется думать о Востоке. – Назови ваши, не считая Кровавого, который я уже знаю.

Астрид бросает на меня мрачноватый взгляд.

– И про Седьмой остров ты знаешь, – говорит Олвин, не обращая внимания на Астрид.

Ах да, помню слова Рэйвн про остров Тени, где обитают всевозможные духи и демоны. Звучит таинственно и зловеще, но я бы соврала, если бы сказала, что не интригующе.

– Если он находится в тени, что же там растет? – интересуюсь я.

– Немногое. Это топи – сырые, илистые и мрачные. Заросшие растительностью. Слышала, что там прижился один вид – высокие деревья, у которых много странных корней, растущих от самых макушек. Их называют «волосами утопленников».

Меня охватывает невольная дрожь.

– А как насчет твоего острова? Давай догадаюсь: Хрустальный остров, Сияющий остров?

Это было бы не лишено смысла, поскольку он славится песком, похожим на алмазную пыль.

– Почти, но нет, – говорит Олвин. – Он назван в честь гор и кобыл.

Снежный остров.

На мгновение ее улыбка увядает под воспоминаниями о Маме и Пип. Я понимаю. Я тоже больше не улыбаюсь.

– Десятый остров называется Огненным, – подхватывает Астрид, замечая перемену в настроении. – Практически необитаем. Представь себе Огненные поля, которые мы миновали, только покрывающие весь остров.

Я помню невероятное чувство возбуждения, охватившее меня, когда смотрела вниз на пустошь, где через трещины то и дело вырывались наружу газы, и представляю себе то же самое, только большего масштаба. Сколько мощи!

Сколько волшебства!

Эта мысль приходит ниоткуда, однако я не уверена, что в ней скрыта истина.

– Там безопасно?

– Ну, поля сейчас в спячке, – объясняет Олвин. – Не более, чем дымок на горизонте. Но так было не всегда, и так не будет продолжаться вечно. Однажды пламя вспыхнет снова.

– А Одиннадцатый остров называется Песенным, – продолжает Астрид. – Отчасти потому, что те, кто там рождаются, от природы одаренные музыканты, а отчасти потому, что и сам остров поет.

Я зачарована:

– Поет? Как?

– Никто толком не знает. То ли ветер касается травы, то ли эхо в долинах. Я бывала там несколько раз. Он просто прекрасный.

– Наконец, вот этот, – говорит Олвин. – Жемчужина Запада.

– Которой он когда-то был. – Грусть Астрид очевидна. – Я видела картины тех времен – земля была полна красок, всюду паслись дикие животные, жизнь била ключом. Поселения сияли от счастья. От довольства. Сегодня эти картины кажутся сном. Или ложью.

Я поднимаю глаза на дворец – забытый пережиток времен процветания и с удивлением сознаю, что испытываю потребность восстановить его – восстановить остров, – вернуть ему прежнюю славу. Я не могу этого сделать, пока буду прятаться.

С глубоким вздохом пожимаю руку Олвин.

– Идем, нам пора возвращаться.

Олвин и Астрид берут меня под руки, и мы вместе возвращаемся к реальности. Их присутствие смягчает мой гнев и укрепляет решимость.

Когда мы добираемся до моей спальни, Мордекай и Якс нас уже ждут.

Мордекай не тратит время даром. Он окидывает меня одним-единственным взглядом и спрашивает:

– Ну и что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Я отвечаю сквозь стиснутые зубы:

– Мы выясним, кто такие эти Капюшоны. А потом покончим с ними.

Я вглядываюсь в их лица и нахожу только поддержку. Они против такого положения вещей не меньше моего.

– Предоставь это нам, – говорит Якс. – Не высовывайся и не давай Рэйфу повода забыть о гостеприимстве.

– У нас еще могут найтись и другие помощники, – добавляет Астрид, понижая голос. – Я этим займусь.

– Будьте осторожны, – прошу я. – Не похоже, чтобы я пришлась здесь ко двору.

– Что странно, поскольку твое возвращение должно бы быть поводом к празднику… – замечает Мордекай и запинается.

Он смотрит мне за спину, и я поворачиваюсь, чтобы понять, почему он вдруг замолчал.

В конце коридора в ожидании меня стоит Гай. По позвоночнику пробегает дрожь возбуждения. Пора. Наконец-то пора.

– Я должна идти. – Я уже двигаюсь в сторону Гая. – Найдите меня попозже. Мы еще поговорим.

Когда я подхожу к Гаю, он не произносит ни слова, просто поворачивается и хромает прочь. Видимо, хочет, чтобы я шла за ним. Мы следуем по темным переходам и углубляемся в ту часть дворца, которую я до сих пор не видела. Гай с трудом спускается по винтовой лестнице, но я чувствую, что предложение помочь будет воспринято как огромная обида, и потому просто продолжаю быть его немой тенью, пока мы не доходим до странной, неуместной маленькой двери в каменной стене.

Впервые обратив на меня внимание, Гай дарит мне хитрую ухмылку, которая должна означать: «то, что за этой дверью, должно тебе понравиться», и широко ее распахивает.

Комната, хоть и побольше вчерашней, но в ней царит такой же беспорядок, – будто здесь произошел некий взрыв волшебства. На скамьях валяется все, что можно ожидать встретить в хозяйстве волшебника. Вокруг горшков расставлены бутыли и склянки. В углу горит огонь. Над ним в котле варится какая-то смесь. В воздухе стоит едкий дым, от которого жжет глаза. Запах незнакомый, похожий на аромат мокрой от дождя земли, но с какой-то горечью, которую я не узнаю. Все свободное пространство занято книгами и бумагами. Пол закапан чернилами и еще невесть чем. Гай явно не большой сторонник порядка.

– Вот, – говорит он, направляясь к ближайшей скамье и по пути задевая бумаги, – где я тружусь. А ты тут будешь учиться. И поскольку Арлан с Иной уже придумывают, как бы от тебя избавиться, я считаю, что мы не должны тратить время попусту, согласна?

Провожу пальцами по скамье, оставляя дорожку на слое пыли.

– Их удовлетворит разве что отказ от всех моих прав.

– Почему ты ищешь власти в волшебстве, а не в правлении? Ты могла бы иметь и то и другое… иметь все.

Вопрос хороший, и некоторое время я размышляю над ответом. Может, я просто хочу власти без ответственности? Не потому ли я оставила Бронна капитаном «Девы»? Означает ли корона на голове, что я не смогу сбежать, когда станет совсем жарко?

– Королей и королев низвергают, – говорю я, причем правду, хотя и не во всей ее полноте. – Их власть конечна, хрупка. Ее могут у них забрать, что раз за разом нам демонстрирует история. Я хочу той власти, которую у меня будет не так легко украсть.

Глаза Гая сияют, и я не могу прочитать его реакцию. Если он и подозревает во мне иные страхи, он этого не обнаруживает.

– Ну, в этом отношении не мое дело тебе советовать, – говорит он. – Моя роль советника сводится к вопросам государственным. – Выражение смиренной услужливости на его лице сменяется такой коварной ухмылкой, что застает меня врасплох. – Но что касается волшебства, тут все совсем иначе.

– Так с чего начнем? – У меня аж голова кружится от возбуждения.

– С начала, разумеется. Расскажи мне, что ты уже знаешь.

Просьба вполне уместна, и я, присев на табуретку, рассказываю ему о своих детских занятиях с Миллиган на «Деве», о моей многолетней мечте научиться врачевать. Я рассказываю ему о книгах, которые прочла, о том, что могу видеть жизнь, покидающую тело, о том, что я натворила с Лайлой. Пока говорю, во мне что-то успокаивается. Я вспоминаю, почему хочу стать волшебницей. Не ради власти, – хотя не стану отрицать этого соблазна, – но ради лечения. Олвин была права: в душе я целительница. Будь то телесная рана или беспорядки на Островах, я стремлюсь все починить и восстановить. Пока я говорю, осознание этого приносит мне мир. Старая Грязька сказала, что, если я не хочу потерять себя в волшебстве, я должна знать, кто я. Мне близко именно это. Так я буду противостоять тьме.

Когда я заканчиваю рассказ обо всем, что приходит мне в голову, Гай некоторое время просто сидит, кивая и обдумывая услышанное.

– Занятно, – говорит он. – Те книги, ты их, случайно, не захватила с собой?

– Боюсь, что нет. Но я делала записи, – спохватываюсь я, жалея, что оставила их в спальне.

– Я бы очень хотел как-нибудь на них взглянуть, – признается он, и я рада быть нужной.

Гай продолжает размышлять, соединив уцелевшие кончики пальцев.

– Занятно, весьма занятно, – задумчиво говорит он. – Тебя явно тянет к целительству. Нам же теперь предстоит определить, связаны ли твои способности с волшебством или это просто совпадение.

Гай с трудом встает, подходит к камину и прислоняется к нему.

– Покажи мне, как ты будешь лечить ожог. Используй все, что пожелаешь. – Он указывает на комнату.

В идеале для смягчения ожога я бы взяла второго бальзама да побольше, и взгляд мой инстинктивно падает на рубец на кисти, оставшийся после раскаленного металла. Однако не думаю, что у Гая большие запасы целебных веществ с Востока. Я должна изготовить собственную мазь. Осматриваю расставленные в беспорядке бутыли и нахожу одну с надписью «порошок подлунника» и еще одну – «огнь». Насыпав равное количество обеих трав в ступку, я толку их пестиком, медленно подбавляя воды, пока все это не превращается в темную смесь – главным образом, коричневую с оранжевыми прожилками.

Несу показать.

– Давай проверим, насколько она действенна.

К моему ужасу, Гай с этими словам сует руку прямо в огонь.

– Гай!

– Давай, – говорит он, вынимая из пламени руку и втягивая от боли воздух. – Лечи.

Я мгновение смотрю на него, потрясенная его поступком, но потом принимаюсь за работу, щедро втирая мазь в воспаленную красную кожу и жалея, что приготовила так мало, потому что ожог обширный. На этой руке уже нет трех пальцев. Не хватает еще шрамов.

Наложив лекарство, я неуверенно поднимаю глаза на Гая.

– Хорошо, – говорит он. – Ты справилась, как я и надеялся, – как любая хорошая целительница. Если я прохожу с повязкой несколько дней, останется только чистый рубец.

Жду продолжения, потому что уверена: это не конец урока.

– А теперь будь добра, приготовь-ка еще одну порцию твоего снадобья.

Исполняя поручение, я повторяю весь процесс, внимательно наблюдая за Гаем в страхе, что он сунет в огонь другую руку. Он воздерживается. Вместо этого берет тряпку и стирает мою первую мазь, прихватывая вместе с ней и ошметки пошедшей пузырями кожи.

Я спешу к нему с готовой второй порцией.

– Теперь что?

Здоровой рукой он передает мне бутылочку с чем-то мелким и белым.

– Добавь щепотку вот этого.

Я беру бутылочку и открываю крышку.

– Что это?

– Стружки. Из костей животных.

Теперь я вижу в его взгляде вызов. Если он думает, что я брезглива, он меня еще не знает. Я добавляю костей и как следует все перемешиваю, поглядывая на него в ожидании одобрения.

– А теперь самая важная часть, – говорит Гай. Он вынимает из кармана книжицу и вручает мне. Я открываю ее и вижу, что страницы испещрены текстами на древнем языке волшебников. – Это заклинание, которое превращает снадобье из обычного в необычное. Слова в устах людей – ничто без волшебства. Ты сосуд. Давай посмотрим, есть ли у тебя настоящий дар или нет. Выбери те слова, которые кажутся тебе подходящими.

У меня ускоряется сердцебиение. Я чувствую, как во мне нарастает волшебство, кровь разгорячается, а кожа горит изнутри. Я снова взбиваю кашицу, и на сей раз произношу над ней слово «веллья». Если я правильно помню, оно означает «исцеление».

Гай подставляет мне обожженную руку, и я снова втираю мазь в рану на коже, но моментально понимаю, что на сей раз она действует иначе. Раньше это было самое обычное наложение мази на рану. Теперь же я ощущаю похрустывание кожи, пульсирующую энергию. Думаю, что и Гай тоже это чувствует, потому что поспешно отдергивает руку, бросая на меня подозрительный взгляд. Он сразу же отводит глаза, а я пытаюсь понять, что сделала не так.

– Простите, – неуверенно говорю я. – Я допустила ошибку.

Гай снова пристально смотрит на меня, и я понимаю, что что-то пошло не по плану. Он снова очищает руку и держит ее так, чтобы нам обоим было видно.

Я несколько раз вынуждена моргнуть, прежде чем убеждаюсь в том, что вижу это на самом деле. На коже не осталось и следа ожога – нет даже рубца.

– Как ты это сделала? – Гай произносит это таким тоном, будто в чем-то меня обвиняет.

– Точно так, как вы велели. Все ведь хорошо, правда? Ваша кожа совершенно зажила.

– Я хотел показать тебе разницу между лекарством и зельем. Показать, что зелье быстрее лекарства. Я ожидал увидеть заметные улучшения, а не полное выздоровление.

Наши взгляды встречаются, и я вижу отражение собственной неуверенности.

– Похоже, твое волшебство и в самом деле направлено на излечение, – говорит он наконец. – Я бы даже сказал, что у тебя как будто есть связь с животворящей силой. Возможно, однажды тебе удастся лечить одним прикосновением.

Трудно себе представить, чтобы я когда-либо смогла овладеть подобным мастерством, в чем я собираюсь его заверить, но тут в памяти всплывает воспоминание. Я на палубе «Девы» держу в ладонях разбившуюся луноперку и приказываю ей выжить. Она приходит в себя, а я предполагаю, что ошибалась в смертельности ее травмы. Быть может, мое прикосновение и в самом деле вылечило ее? Неужели волшебство внутри меня ответило на мою отчаянную молитву так, что я об этом даже не узнала?

Я рассказываю Гаю эту историю, и его растрепанные брови лезут на лоб.

– У тебя есть дар. Мы должны научить тебя пользоваться этой силой по желанию. Вот в чем наша задача. Ты готова пойти на все, чтобы овладеть своими возможностями?

– Да, если вы не будете больше делать так, как сейчас. Что, если бы я не смогла вас вылечить?

– Марианна, не стоит ошибочно полагать, будто то, чем мы занимаемся в этой комнате, безопасно.

Я-то пошутила, но он совершенно серьезен, и общее настроение меняется.

– Волшебство небезопасно, – продолжает он. – Оно дикое, непредсказуемое. Пытаться совладать с ним опасно как для нас, так и для тех, на кого мы его направляем. Ты должна понимать, что от тебя требуется жертва, чтобы стать волшебницей. Ты готова идти на риск?

Его слова должны предупредить меня, возможно даже, встряхнуть, но они вызывают во мне только восторг.

– Да.

Улыбка Гая возвращается.

– Хорошо. Тогда продолжим.