Текст книги "Змея"

10

Поначалу, чтобы отвлечься от мыслей о неотвратимости судьбы, я с головой ухожу в работу. Я скучала по жизни на корабле, а когда экипаж маленький, дел уйма. Кроме того, я стремлюсь восстановить физическую форму после пребывания в тюрьме и бегства.

Лазание по мачтам, когда солнце прогоняет тьму, вдохновляет, на губах – соль, морской бриз овевает меня будто волнами. Приятно снова отправиться навстречу приключениям, снова иметь перед собой цель.

Ночь я провожу в каюте, корпя над книгами, которые мы с Бронном приволокли с Шестого острова. Пусть мне пророчат гибель, пусть все складывается против меня, я не намерена сдаваться, поэтому занимаюсь только тем, чем могу. Повышаю свои шансы.

Главное – волшебство. Понятия не имею, откуда, но я знаю, что мне нужно им овладеть, если только я хочу из всего этого выкрутиться.

Дни проходят за днями, книги влекут меня к себе сильнее и сильнее, и я все больше времени провожу в одиночестве и меньше – с командой. Потом я уже не хочу, чтобы меня вообще беспокоили, и возлагаю руководство «Бурей» на Бронна, а сама читаю, пока глаза не покраснеют. Как я и обнаружила много месяцев назад, когда Торин показал мне эти книги, на этих страницах больше сведений, чем я могу надеяться постичь, но на сей раз я хоть лучше понимаю то, что читаю. Маленький томик, манивший меня с верхней полки, полностью написан на древнем языке волшебников, и от каждого его слова магия вибрирует во мне, будто птенец, пробующий взлететь. Я часами пытаюсь его расшифровать, переписываю слова и их значения из других фолиантов в свою собственную книжку. Язык кажется наполовину заклинанием, чарами, необходимыми для управления самим волшебством. Воспоминание о том, как одно слово уговорило гору прийти мне на помощь, по-прежнему волнует меня и гонит к новым открытиям, несмотря на усталость.

Бронн присоединяется ко мне по вечерам, принося остатки еды и воды, хотя я почти к ним не притрагиваюсь. Команде, которая выполняет всю физическую работу, это нужнее. Обычно мы сидим молча, Бронн – уставший от трудов, а я – погруженная в пыльные страницы.

– Почему бы тебе не передохнуть? – спрашивает он на вторую неделю после расставания с «Девой». – Последние дни мы почти не разговариваем.

– А ты знал, что на Западе есть растения, настолько пропитанные волшебством, что в правильных руках они могут вернуть к жизни даже тех, кому уже ничем не помочь?

– Правда? А ты знаешь, что это за растение? Или как им пользоваться? – Мои слова не производят на Бронна особого впечатления.

– Нет, тут не написано. Но, возможно, что-то поможет мне это выяснить. – Я отрываюсь от книги, и искры в моих глазах гаснут. Бронну все это неинтересно. – Извини. Я вовсе не пытаюсь не замечать тебя. Просто мне важно узнать как можно больше.

– Разве Эстер не научит тебя всему, когда мы до нее доберемся?

Я выбираюсь из-под груды бумаг, в которых совсем зарылась, и подсаживаюсь к Бронну на пол.

– Возможно. Но время не на моей стороне. Кто знает, сколько осталось Торину, пока король не решит от него избавиться? Или сколько островитяне протянут, когда запасы еды закончатся полностью? Я не могу тратить впустую ни секунды.

Он наклоняется, чтобы меня поцеловать, и вздыхает, когда я отстраняюсь.

– Ладно, – говорит он. – Я понимаю. Просто я по тебе скучаю.

Его слова смягчают меня, и я склоняюсь головой ему на плечо.

– Думаешь, все когда-нибудь успокоится и мы сможем уединиться, так, чтобы никто от нас ничего не требовал?

Бронн целует мои волосы.

– Надеюсь.

Резкий стук в дверь заставляет нас обоих подскочить.

– Но точно не сегодня, – говорит он с грустной усмешкой.

– Войдите, – отвечаю я.

Заходит молоденькая Змея по имени Гретхен.

– Простите, что мешаю, – говорит она, краснея. – Но вам нужно посмотреть, капитан.

Ее взгляд перелетает с Бронна на меня – она не знает, к кому из нас обращаться. Я вскакиваю на ноги чуть быстрее, чем нужно, желая укрепить свой авторитет, однако, когда мы следуем за Гретхен на палубу, Бронн идет по пятам.

После долгого сидения в каюте от света становится больно глазам, но скоро я понимаю, в чем проблема.

– Неужели это… – Я сильнее прищуриваюсь, чтобы убедиться в том, что вижу все правильно.

– Корабль Ферриса. – Бронн говорит почти равнодушно.

– Но разве он не должен быть где-то еще? – удивляюсь я, имея в виду карту, которую дал мне Джед, и то место, куда направляется «Дева».

– Должно быть, тот слизняк нашел способ его предупредить, – предполагает Бронн. – Нужно было его прикончить, когда была возможность.

– Мы не можем позволить им уйти.

Теперь Бронн не скрывает своего удивления.

– Что ты предлагаешь? Чтобы мы сражались с ними на этом?

– Именно это я и предлагаю.

Мы смотрим друг на друга. Бронн явно остается при своем мнении.

– Мы можем их захватить, – не унимаюсь я, уже решив, что они больше не должны от нас ускользнуть. Мне ненавистна мысль о том, что они будут смеяться над нами, думая, будто снова сбежали от «Девы». – У нашего корабля есть порох в пороховницах, есть он и у команды.

– Значительно недоукомплектованной, – напоминает Бронн.

– Я хоть сейчас с любым из них выйду против армии таких, как эти.

Мы снова заходим в тупик, но на корабле только один капитан, какие бы сомнения ни одолевали экипаж.

– Какие будут распоряжения? – Бронн знает, когда меня не переубедить.

– Подберемся к ним, не вызывая подозрений, – говорю я, хотя, едва они увидят название судна, поймут, что это то самое, украденное у Джеда. – И потом атакуем.

– На борту нет пушек, – замечает Бронн. – Да и пороха.

– Убийцам не нужно оружие.

– Хочешь, чтобы мы сблизились под абордаж?

Я киваю:

– Рукопашка. Это единственный способ.

Меня пугает то, что Бронн не разделяет моей уверенности.

– Ты уверена, что это лучший выход? Мы можем послать весточку Харли, сообщить ей наши координаты. Может, нам лучше сконцентрироваться на своей задаче и предоставить эту другим?

Вероятно, он прав. Обычно он прав. Но я даже представить себе не могу, что Феррис не получит по заслугам за то, что учинил на Шестом острове. Голос мести во мне заглушает все остальные. Я должна добиться расплаты, пока он не свел меня с ума.

– Нет, у нас есть возможность, и мы ее не упустим. Меняем курс и готовимся к битве.

Думаю, Бронн ее замечает: тень сомнения в моем взгляде. Сам он мрачен, но послушно кивает и отправляется собирать команду, а я бегу к себе.

Будет месиво, я знаю. Но меня уже тошнит от того, что враги утекают от меня буквально сквозь пальцы. Мне заклинивают штурвал на каждом повороте. Наконец-то у меня появился шанс на победу, а она мне сейчас ой как нужна.

Прихватываю кинжал и проверяю пистолет, затем прячу рукописи в сундуки, надеясь уберечь их при возможном вторжении.

Когда я, готовая к схватке, возвращаюсь на палубу, Бронн оказывается рядом со мной.

– Догадываюсь, что у них команда раза в два больше нашей. Нехорошо.

Меня обжигает приступ раздражения.

– Боишься?

Мой вопрос возбуждает ожидаемый гнев. Бронн пытается с ним совладать, но я-то вижу.

– Не хочу терять хороших людей ни за что.

– А чем мы занимались все эти месяцы? – Мой голос становится громче. – Останавливали бандитов. Именно к этому нас и готовили. При Адлере ты атаковал, не раздумывая.

– Вот именно, при Адлере. Не при тебе. На тебя это не похоже. – И Бронн прибавляет: – Тебе не нужно ничего доказывать.

Его противодействие заставляет меня колебаться какое-то мгновение, однако я тут же вновь исполняюсь решимости, твердо смотрю ему в глаза:

– Нет, нужно.

– Отлично. – Совсем не отлично, однако Бронн знает, какая я упрямая. – Полагаю, тебе Феррис нужен живым?

Киваю.

– Тогда приступим.

«Буря» меньше галеона Ферриса, и мы без труда его настигаем. Когда мы сближаемся, Бронн отдает команду сворачивать грот, а я кричу экипажу, чтобы готовились к рукопашной. Однако во мне зреет нехорошее чувство. Что-то здесь не так. Они уже давно должны были палить по нам из всех орудий.

Бронн стоит рядом.

– Слишком тихо. – Он читает мои мысли. – Потребовать, чтобы сдавались?

Я выдыхаю:

– Думаешь, ловушка?

Он кивает:

– Ловушка.

– Тогда пошли глянем, что у них там.

Я окликаю галеон, требую от их капитана сдаться, и вскоре после этого поднимается белый флаг.

Слишком уж просто. Я поворачиваюсь к своей команде, проверяя, все ли готовы. Некоторые останутся на «Буре», чтобы палить по палубе Ферриса, создавая дымовую завесу и давая нам преимущество, как только мы на нее сойдем. Надеюсь, что этого хватит.

Как только «Буря» подстраивается к борту галеона, мы перекидываем абордажные крючья, и я первой иду на вражескую палубу.

– Эй! – зову я, и мы все притворяемся, будто понятия не имеем, что сейчас произойдет.

На самом деле мы знаем, что они прячутся, готовые к нападению. И они атакуют. Высыпают орущей толпой из-под палубы, палят из пистолетов, выхватывают сабли.

Еще до первых выстрелов мы пригибаемся за ящиками, а мои люди с «Бури» так же отвечают пальбой. Противник отвлекается, и тогда мы сами набрасываемся на него. Бандиты – головорезы, дерутся жестоко, но недостаточно умело. Мои же люди смертоносны. Сабли вспарывают животы, топоры разрубают черепа, всюду хлещет кровь. Я бросаюсь к канатам галеона, целясь лезвием в тросы и разыскивая Ферриса. Но тут мой взгляд падает на знакомую физиономию – это Джед. Я в последний раз со злостью рублю по канатам, и грот падает на палубу растерявшимся облаком.

Моя команда этого ожидала. Команда Ферриса – нет. Пользуясь возможностью, кидаюсь к Джеду, который при виде меня обращается в бегство. Я пускаюсь в погоню, без труда скашивая бандита, который кидается мне наперерез. Заминка, однако, дает Джеду время подобрать вторую саблю, и он встречает меня с ухмылкой победителя. Думает, что уже выиграл бой.

– Нашел способ предупредить Ферриса? – рычу я.

– Ты совершила ошибку, не заткнув мне рта, – отвечает он.

– Сейчас я ее исправлю.

Он смеется.

– Ты в меньшинстве. И оружия у тебя меньше.

– А ты все еще думаешь, что это меня остановит?

Я атакую стремительно. Владение двумя саблями требует долгой тренировки, а я готова побиться об заклад, что ему не хватит мастерства. У меня только кинжал, но удара им по лезвию в его левой руке достаточно, чтобы сабля со звоном упала на палубу – слишком слабый у него хват. Не успевает Джед оправиться, как мой кинжал продолжает свое путешествие, я чуть наклоняюсь вперед, и сталь рассекает ему правое запястье.

Джед орет, роняет вторую саблю и зажимает рану, из которой хлещет ярко-красная кровь.

– Так где Феррис? – не унимаюсь я, хватая его за рубаху.

Трус до последней капли, он скулит, однако его выдают глаза, косящие влево. Я следую за направлением взгляда и вижу человека, украшенного побрякушками и источающего авторитет.

– Пока, Джед, – говорю я и глубоко вонзаю кинжал ему в грудь.

Не дожидаясь, когда его тело рухнет на палубу, лечу к Феррису, врезаюсь в него, мы валимся на палубу, и он не успевает пальнуть в спину Гретхен.

Он силен и пытается меня оттолкнуть, однако я – маленькая, проворная, – подныриваю под его ручищами, бью в изгиб спины и изворачиваюсь так, что оказываюсь на нем, пригвождая к палубе и приставив лезвие к шее.

– Феррис, не так ли?

– А ты, должно быть, тот самый Гаденыш, – отвечает он со смехом. – Как тебе нравится постоянно уступать бандитам?

Я пожимаю плечами:

– Сейчас я, похоже, ничем особо не уступаю.

Его хохот становится громче:

– Мы превосходим вас числом три к одному. Это я должен брать тебя в плен.

Мой гнев нарастает, и я выхватываю из-за пояса пистолет.

– Бронн?

Я громко выкрикиваю его имя и краем глаза вижу, что он замечает меня. Он оценивает происходящее и понимает, куда нацелен мой пистолет.

– Свистать всех назад! – кричит он нашим людям уже на бегу.

Я смотрю вниз, на Ферриса. Он в недоумении, потом тоже догадывается, что я намерена сделать.

Его физиономию заволакивает страх.

– Ты не решишься. – Голос, правда, звучит не слишком уверенно. – Ты убьешь себя.

Я улыбаюсь ему:

– Сегодня не мой день умирать.

И стреляю.

Едва успев нажать на спусковой крючок, вскакиваю на ноги, тащу Ферриса за собой, и, когда грохает взрыв, мы летим с палубы в воду. Пуля попала в бочонки с порохом, расставленные, как я заметила, в дальнем конце галеона. С неба летит град щепок, и я вижу, как «Буря» торопливо отчаливает, стараясь отойти как можно дальше от тонущего и полыхающего судна. Я по-прежнему держу Ферриса за руку, и это очень удачно, потому что от удара о воду он потерял сознание и утонул бы, если бы я не поддерживала его на плаву.

Несмотря на все только что произошедшее, лишь океан заставляет мое сердце биться часто-часто.

Хотя последние несколько месяцев я пыталась совладать со своими страхами и упрочить связь с водой, которую хотели развить во мне мои родители, море по-прежнему вызывает во мне ни с чем не сравнимую панику.

Страх ширится, а в нем – холодное прикосновение неприятной правды. Что это я только что отчебучила? Вода будто приводит меня в чувство, смывая тот мрак, который мной завладел. Силюсь понять, что толкало меня на череду столь дурацких поступков. Я ведь могла уничтожить собственную команду. И ради чего? Только ради того, чтобы право на месть досталось мне?

Правда, если я не хочу утонуть вместе с Феррисом, у меня сейчас нет времени для раздумий над ошибками. Плавание с безжизненным телом Ферриса к «Буре» длится довольно долго, однако в итоге меня с моим пленником поднимают на борт.

– В карцер его, – распоряжается Бронн, ставя меня на ноги. – Ты не ранена?

Я качаю головой:

– Мы кого-нибудь потеряли?

– Нет, – отвечает Бронн, хотя голос при этом его звучит недовольно. – Несколько ранений, но ничего непоправимого.

– Еще пленники есть?

– Парочка. Допрошу их сейчас.

– Ферриса предоставь мне.

Бронн поворачивается и смотрит на меня с удивлением:

– Уверена?

Сознание вины заставляет меня злиться и защищаться.

– Да, уверена. И, Бронн, только вопросы. Пока ничего больше не предпринимай.

Он понимает, что я имею в виду.

– Пять минут назад ты взорвала их корабль. А теперь тебе жалко их допрашивать?

– Бой есть бой, – отвечаю я, не желая признавать его правоту. Сама знаю, что непоследовательна, но не понимаю, что на меня нашло. Теперь я хочу исправить ущерб, причиненный своей жаждой крови. – А они наши пленники. И я не большая поклонница пыток.

Не уверена, что видела Бронна в подобном возбуждении.

– Кто говорит о пытках? Я только подтолкну их к разговору.

Примерно так же выразился и Рауль, приставив к моей голове пистолет. Но я не могу согласиться со всеми подобными методами, каким бы ничтожеством ни был этот Феррис.

– Бронн, пожалуйста. Ты можешь сделать так, как я прошу?

Он смотрит на меня в сомнении, будто не понимает моего взбалмошного поведения. Я не виню его. В конце концов он вздыхает:

– Как скажешь.

Я наблюдаю за его удаляющейся фигурой и чувствую, как ширится между нами ненавистная трещина. Мы, похоже, только и делаем, что не соглашаемся друг с другом, подходим к каждой проблеме, к каждому решению с полярных позиций. Однако я уже ничего не могу с этим поделать. Для меня главное – чтобы мое распоряжение напасть на Ферриса не оказалось напрасным. Пусть расскажет то, что может знать только он.

Переодевшись в сухое, я сразу же направляюсь в карцер к дальней из двух камер, предоставленной исключительно Феррису, тогда как остальные выжившие делят между собой другую. Бронна не видно, из чего я делаю вывод, что он допрашивает их по очереди.

Феррис прикован кандалами к корпусу судна и никуда уже не денется. Сознание к нему вернулось, однако выглядит он так, будто об этом сожалеет. От одного его вида меня окатывает волна ненависти, то же самое стремление наказать, которое заставило рисковать нашими жизнями. Я прогоняю это желание. Убийствами решал вопросы Адлер, но я не последую его примеру. Я уже убила вот так, из чувства мести, Бриггса. Этот путь ни к чему хорошему не ведет.

– Извини, что спалила твой корабль, – говорю я без тени сожаления.

Феррис чуть поднимает голову и зло смотрит на меня. Молчит.

– Похоже, ты крепко башкой приложился, – продолжаю, указывая на порез над глазом. – Могу дать тебе лекарство, если хочешь. Тебе ром от боли помогает?

Феррис щурится:

– Твоя цена?

– Мне просто нужно знать, где найти твоего приятеля.

Он кривит губы, демонстрируя несколько гнилых зубов:

– У меня много приятелей. Давай уж поконкретнее.

А то он не знает, о ком я!

– Мне нужен Карн, – уточняю я. – Ты тут всего лишь его заместитель, причем не самый лучший. Скажи мне то, что я хочу знать, и будешь свободен.

Феррис сжимает кулаки и рвется из цепей, пытаясь накинуться на меня. Я даже не вздрагиваю.

– Ничего тебе не скажу.

– Не самое мудрое решение, – говорю я, делая шаг ближе и давая понять, что не боюсь его. – Знаешь, куда направляется этот корабль? На Запад.

Вот оно! Приступ страха, который заметен у всех моряков при упоминании Западных островов.

– Если ты расскажешь мне все, что знаешь о Карне, я, возможно, смогу сделать так, что ты покинешь нас раньше, чем мы пересечем водораздел. А если нет… – Я даю Феррису пару мгновений, чтобы проникнуться этой мыслью. – До тебя доходили слухи о морских хищниках?

Выражение его лица свидетельствует о том, что доходили.

Я наклоняюсь вперед и тихо шепчу ему на ухо.

– Это не слухи. Да и аппетит у них тот еще!

Отстраняюсь, и некоторое время мы смотрим друг на друга, не моргая и не желая уступать.

Феррис скукоживается первым, и во мне вспыхивает победная искорка.

– А ты лучше, чем я о тебе думал, – говорит он. – Не такой и ребенок, как все думают.

– Тогда выкладывай. Дай мне сведения и получи свободу.

– Однако кое в чем ты не так уж и хороша, – продолжает он, и я чувствую, что победа ускользает. – Ты чертовски плохо врешь.

Стараясь не упустить преимущество, я говорю:

– Я не вру. Мы идем на Запад.

– Верю. Но я не думаю, что ты скормишь меня этим твоим морским хищникам. Не твой стиль.

Я взрываюсь от разочарования:

– И какой такой у меня стиль?

Возвращается противная ухмылка:

– Ты слишком охренительно благородная.

– Да я только что взорвала твою посудину вместе с большей частью экипажа! – рычу я. – Не рассказывай мне, что я сделаю, а чего нет.

Но это не важно. Я потеряла его. Прав он или нет, но меня он не боится.

Безумно хочется засадить ему кинжал под ребро. Вырезать на его коже свое имя и заклеймить, как своего врага. Пусть воздух дрожит от его воплей, а я пущу ему кровушку и заставлю подчиняться.

Я сглатываю это желание, как желчь.

– Ты мне расскажешь. Может быть, не сегодня, но расскажешь.

Я клянусь не только ему, но и себе.

Позднее меня находит Бронн и интересуется, как все прошло.

– Он молчит, – говорю я. – Пока. А у тебя как?

– То же самое. – Он вздыхает, и я понимаю, что он не знает, высказать все честно или нет.

– Выкладывай. – Я не в настроении играть в игры с еще одним человеком.

– Я могу вынудить их разговориться. Миллиган была не единственной на «Деве», кто умел развязывать языки.

Миллиган. Одно упоминание об этой старой «врачевательнице» вызывает в моей груди бурю чувств. Пытая меня, она вовсе не стремилась узнать мои секреты. Ей просто хотелось причинять мне боль. И ей это удалось, вот почему я не собираюсь прибегать к ее методам.

– Нет, – говорю я излишне яростно, впиваясь пальцами в ладонь. Ногти, которые она выдернула, до сих пор не выросли до конца. – Будем поступать по-моему.

– По-твоему не сработает, – заявляет Бронн. Он раздражен не меньше моего.

– Ты этого не знаешь.

Бронн проходится пятерней по волосам и поворачивается, чтобы удалиться, однако я слышу, как он очень тихо произносит себе под нос:

– Нет, знаю.

Мало того, что меня это безумно злит, я еще и убеждаюсь в его правоте. На протяжении последующих нескольких дней я не в состоянии вытащить из Ферриса ни крупицы полезной информации. Настроение на корабле портится, и мою команду накрывает темной тучей, возможно, из-за очевидных трений между мной и Бронном, а возможно, из-за нашей близости к западным водам. Никто толком не знает, ни чего ожидать, когда линия будет пересечена, ни какие кошмары нас ждут, так что атмосфера кислая.

Проходят дни, и в один из них мы таки пересекаем водораздел с Западным морем. Бронн и я стараемся прокладывать маршрут, однако у нас возникают сложности с картами, и мы никак не можем определить путь к Восьмому острову. В последний раз, когда мы там были, океан сам доставил нас туда, не спрашивая нашего мнения, однако сейчас он не вмешивается. Ничего не сходится ни с теми записями, которые мы делали на обратном пути на Восток, ни с древними картами, которыми мы пользовались в первый раз, так что в нас крепнет ощущение, что мы заблудились.

И тут стихают ветра.

Внезапно волны пропадают, а паруса виснут. Мы уже никуда не идем.

Поначалу никого это не тревожит. Погода подводит нас далеко не впервой, и мы ждем возвращения ветра. Но на протяжении многих дней не поднимается ни малейшего бриза, и по кораблю, как чума, начинает распространяться беспокойство.

– Подует когда-нибудь, – уверяю я Бронна как-то вечером, когда мы стоим на тихой палубе, отчаянно мечтая хотя бы о намеке на грозу.

– Будем надеяться, – отвечает Бронн. – А когда это случится? На какой курс ляжем? Мы заблудились, а лишней провизии у нас нет даже на день задержки.

Он бьет кулаком по поручню.

Я поднимаю на него глаза, желая, чтобы трения между нами исчезли…

– Что, все так плохо?

Он смотрит на меня:

– Пока нет. Но что, если это затянется? Не хочу, чтобы наши пленники поумирали от голода прежде, чем развяжутся их языки.

Я не могу скрыть удивления:

– Ты их не кормишь?

– Кормлю, конечно. Но этого совсем не достаточно. Не могу же я кормить их досыта, когда моя собственная команда недоедает.

В глубине души я согласна с ним, поэтому ничего не говорю. Особенно если учесть, что мы могли бы набрать провианта с корабля Ферриса, не овладей мной жажда мести и не разнеси я его на кусочки.

Усталость пропитала меня до костей. Все пошло наперекосяк. Я надеялась, что это путешествие будет волшебным, наполненным новыми знаниями и временем, проведенным вместе с Бронном. А в итоге, похоже, мы лишь отдалились друг от друга. И я понятия не имею, каким зельем это можно излечить.

– Ветер скоро вернется, – говорю я с наигранной уверенностью. – Как только это произойдет, мы отправимся на северо-запад и, думаю, доберемся до пункта нашего назначения. А тем временем урежь мой рацион вдвое и раздели его между ребятами. Я вернусь к изучению книг. Пока я этим занимаюсь, мне не нужно много еды.

Бронн бросает на меня странный взгляд, будто принимает собственное решение.

– Как скажешь.

– Что это значит?

Отвечает он не сразу.

– Ты уверена в том, что волшебство поможет? Разве без него ты не в состоянии собрать армию?

Похоже, мы ходим по кругу.

– Да, уверена. Послушай, я знаю, тебе волшебство не нравится…

– Ты винишь меня? – Когда он поворачивается ко мне, его лицо выражает неподдельное беспокойство. – При том, какое воздействие оно оказывает на тебя?

Я потрясенно смотрю на него:

– Какое воздействие?

– А ты не знаешь? – Он невесело смеется. – Почему же я не удивлен?

– Какое воздействие? – повторяю я, и тон мой так же холоден, как ночной воздух.

– Вспомни хоть один случай, когда использование волшебства не приводило тебя к опрометчивому поступку. Вспомни морских хищников. Я был там, Марианна, и никогда не забуду тот кошмар, который ты устроила. И… – Он медлит. – Не знаю, но с тех пор, как мы раздобыли эти книжки, ты стала похожа на только что заточенное лезвие. Готова пролить кровь при малейшем прикосновении.

Мой первый порыв – начать спорить, объяснить ему, что это смешно. Однако я удерживаю язык за зубами, потому что у меня в груди, подобно спящей змее, разворачивается правда. Он прав. Я призвала морских хищников с помощью всей той злобы и ненависти, которые меня охватили. А спустившись при помощи волшебства с горы, я стала настолько самонадеянной, что лишила Лайлу части разума. Волшебство всегда соблазняет меня своей мощью, всегда взывает к той части меня, которой я не горжусь, к той части, которая хочет причинять боль, а не лечить. Возможно ли, что, чем ближе я подхожу к волшебству, о котором мечтаю, тем хуже мои решения? Или дни в одиночестве, наполненные книгами и знаниями, исказили мое восприятие могущества и важности? Разве Старая Грязька не предупреждала меня о внутреннем распаде?

Бронн же принимает мое молчание за враждебность.

– Может, я и ошибаюсь, – говорит он. Он так же устал от наших с ним схваток, как и я. – Я только призываю тебя быть осторожной. Ты пока не знаешь всех связанных с волшебством рисков.

Сразу после ухода Бронна я прячусь у себя в каюте. Его слова продолжают отдаваться эхом у меня ушах. Замешательство скапливается подобно тучам перед бурей, подпитывая мое постоянное состояние неудовлетворенности. Мне нужно волшебство. Я знаю это. Но мне нужно быть сильнее, я не могу позволить ему захватить меня. И потому последующие несколько дней я не расстаюсь с рукописями в поисках какого-нибудь средства, которое могло бы вытащить правду из моего врага, или чар, которые бы вызвали шторм и приблизили нас к нашей цели. И все это – стараясь охладить тревожный пыл, который пронизывает меня до костей от каждого слова.

Все это время я не вижусь с Бронном. Гретхен приносит еду и рассказывает об очевидном, мол, мы все еще никуда не движемся.

Так что, когда однажды ночью в дверь раздается стук, я ожидаю, что это Гретхен с посланием или с чем-нибудь еще, и удивлена, обнаружив вместо нее Бронна.

– Привет, незнакомец, – говорю я, радуясь его появлению.

Однако, похоже, он не особенно рад меня видеть.

– Что такое? – спрашиваю я и сразу теряю присутствие духа.

– Разрешите высказаться начистоту?

Я теряюсь от этого официального тона. Смеюсь, не веря своим ушам.

– Зачем ты спрашиваешь? Мне ты можешь высказать все, что думаешь.

Он даже не улыбается.

– Я допросил Ферриса.

Я настолько поражена, что не сразу собираюсь с мыслями.

– Ты – что?

– У нас время на исходе, мы должны были заставить его заговорить. Я сделал то, что необходимо.

Поверить не могу! Он не подчинился моим приказам. Он ослушался меня. Снова.

– Он пропел всю песню, – продолжает Бронн, как будто мне сейчас не плевать на то, что ему сопутствовал успех. – Я знаю, где мы можем найти Карна.

– Ты что, оправдываешь то, что сделал?

– Именно, черт побери!

– Ты неподражаем! Неужели ты настолько меня не уважаешь, что тебе безразлично мое мнение?

– Мы пытались действовать по-твоему. Это не сработало. Разговорами пленников не сломать. Как это Адлер мне однажды сказал? Пусти кровь врагу раньше, чем он пустит ее тебе.

– Выходит, теперь ты рассказываешь мне, что хочешь быть как Адлер? – Я готова закричать. – Против которого, кстати говоря, ты бы никогда не решился выступить, как сейчас.

– Я делаю все, чтобы не дать тебе стать такой же, как он.

– А это еще какого черта значит?

– Когда-то ты призналась мне, что боишься темноты внутри себя, боишься стать тем, что ненавидишь. Я стараюсь помешать тебе принимать решения, которые приведут тебя к темноте, но ты постоянно сопротивляешься.

Во мне закипает отчаяние, горячее, как раскаленный котел.

– Прекрати, – говорю я, отворачиваясь от него. – Я не ребенок, которого нужно оберегать от всех ужасов жизни. Я их насмотрелась предостаточно. Знаю, что ты потратил много времени, оберегая меня на расстоянии. От этой привычки, наверное, трудно отказаться, но сейчас этого расстояния нет. – Я оглядываюсь на него и прижимаю руку к груди. – Я здесь, с тобой.

Бронн смеется:

– Никакого расстояния? Зияющая пропасть! – Он проводит пятерней по волосам, пытаясь успокоиться. – Иногда я даже не знаю, хочешь ли ты быть Гадюкой.

У меня глаза застилает красным.

– Это ревность, Бронн? Ты злишься, потому, что я – Гадюка, а ты – нет?

Сразу же сожалею о сказанном, потому что Бронн всегда только и делал, что поддерживал меня. Вся ревность – во мне.

Я понимаю, что зашла за черту, как только произношу эти слова. Вижу, что его гнев густеет, как тучи перед бурей, темнеет лицо, и понимаю, что мне совершенно не понравится то, что он сейчас скажет.

– Ты имеешь хоть малейшее представление о том, чего мне стоит не ревновать тебя? – Голос его тих и оттого звучит гораздо страшнее, чем если бы он кричал. – Ты знаешь, сколько я за все эти годы наделал такого, за что мне стыдно? Всякую жуть во имя короля и Гадюки. Я остался на «Деве» по двум причинам. Одной из них была ты. Второй – то, что я нашел себя. Адлер превратил пугливого воришку в воина, и, хотя я могу ненавидеть то, кем из-за него стал, мне всегда нравилось преуспевать в своем ремесле. Что еще могло воодушевлять такого человека как я, если не роль преемника? Где еще на свете есть место для такого убийцы, как я? И все же я знал, что это твой путь, а не мой, поэтому отступил. Я давным-давно смирился с тем, что будущее, о котором я мечтал, принадлежит тебе.

Его слова причиняют боль, и я ненавижу его за это. За то, что он разрывает рану, вытаскивает на свет болезненную правду, на которую уже не закроешь глаза, которую не забудешь. Но я пока молчу. Бронн только начал.

– Хочешь знать, насколько тяжело мне было наблюдать, как ты выходишь за другого? – Тема Ферриса уже отступила далеко на задний план. Бронн стиснул кулаки, играет желваками, каждая частица его тела сдерживает гнев, с которым он так долго боролся. – Я ломался, меня били до смерти… черт, меня и раньше пытали… но никогда в жизни мне не было так больно, как когда ты стояла и клялась любить другого.

Его злость поджигает мою собственную, и вся та ярость, которая накапливалась неделями, месяцами, годами, вырывается наружу.

– Ах, тебе было больно? А каково, как ты думаешь, было мне? Может, ты считаешь, что мне это нравилось?

– Как ты могла? Как ты произнесла те слова, зная, что они для тебя ничего не значат? – Теперь он тоже кричит. – Знаю, что это был твой долг, знаю, что ты его не любишь, но я был уничтожен. И я ничего не мог сказать, не хотел ничего тебе испортить, потому что ты была ну такая вся из себя благородная. Я не желаю быть негодяем, который давит тебе на совесть, который ревнует, потому что единственный человек, который мне важен, продолжает совершать поступки, делающие меня никчемным. Я не хочу им быть.

Его боль убивает меня, но она же приводит меня в бешенство.

– Так не будь! Дело не в тебе.

– Конечно, все всегда касается исключительно тебя. Твоя боль, твоя жертва. Но ты не одна страдаешь.

– Прекрасно! – Я чувствую поднимающийся жар. Самоконтроль слабеет и уступает гневу. – Хочешь поговорить о себе? Зачем ты так врал обо мне на суде?