Текст книги "В поисках «Руритании»"

Глава девятая

– И вы всерьез рассчитывали, что я попадусь на байку об экспедиции Московского университета? – возмущенно фыркнул Эберхардт. Теперь они стояли посреди обширного круглого помещения с низкими стенами, до потолка уставленными стеллажами со свитками и манускриптами.

– Молодой человек, я знаком со всеми ведущими египтологами. И ни за что не поверю, что такое предприятие может возглавить никому не известный приват-доцент. В России, конечно, серьезных специалистов по Египту нет, но, если мне память не изменяет, именно в Московском университете преподает один из учеников итальянца Розелинни, друга и сподвижника самого Шампольона! И вы хотите уверить меня, что при выборе руководителя экспедиции его обошли в вашу пользу?

«Чертов старикашка! – выругался про себя Леонид Иванович. – Этого мы не учли. Ну конечно, специалистов по Древнему Египту не так уж и много, они все знакомы лично или состоят в переписке. Наивно было бы рассчитывать обмануть такого мэтра, как Эберхардт…»

– Видите ли, – осторожно начал он. – наши египтологи – сплошь кабинетные ученые, не имеющие опыта полевых работ, не то, что вы, немцы или, скажем, англичане. Потому выбор и пал на меня.

– Ну, конечно! – презрительно скривился немец. – Хивинское ханство – это, разумеется, то же самое, что египетская пустыня! Вы полагаете, мне неизвестно, кто оплачивает русские экспедиции? К тому же, ваши спутники даже не пытаются скрыть, что состоят на военной службе!

Что ж, подумал Смолянинов, в конце концов, сейчас Эберхардт их союзник. Тайна Атлантиды-Лемурии, тайна Ключа и «свинцовых книг» связывает покрепче любой присяги.

– Когда герр Рукавишников сказал, что прибыл из России, я сразу понял, что вслед за ним явятся посланцы вашего военного ведомства. продолжал старик-археолог. – И, как видите, не ошибся. Но решил сделать вид, что ничего не понимаю – зачем разочаровывать гостя? Уж простите, коллега, – немец слегка поклонился доценту. – но вы совершенно не умеете хранить секреты. Удивляюсь, как герр Смолянинофф решился оставить вас без присмотра?

Леонид Иванович покосился на доцента. Тот виновато развёл руками.

– Я состою в переписке со многими русскими учеными, так что мне не составило труда навести справки о Леониде Смоляниноффе, который, прежде чем попробовать себя на ниве египтологии, возглавлял военно– топографическую экспедицию в Восточный Туркестан.

«Проклятый дед что, умеет читать мысли? – окончательно растерялся Смолянинов. – Да, Вильгельму Евграфовичу остаётся лишь беспомощно улыбаться и виновато пожимать плечами. Хотя, его-то за что винить? Сами виноваты, пустили ягнёнка в волчье логово! Но Эберхардт-то, Эберхардт! Кто бы мог подумать, что за внешностью кабинетного гномика скрывается острый ум разведчика? Кстати, о разведке…»

Нет, положительно, въедливый старикан видел его насквозь! Не успела эта мысль мелькнуть у Леонида Ивановича в мозгу, как немец уже среагировал:

– И, кстати, герр Смолянинофф, если вы полагаете, что ваш покорный слуга оказывает некие… м-м-м… приватные услуги правительству кайзера, то спешу поздравить – вы недалеки от истины. Да, я состою в переписке с одной высокопоставленной особой в прусском Генеральном Штабе. Моего визави крайне интересует все, чем занимаются наши – и ваши, если уж на то пошло! – заклятые друзья-британцы на Ближнем Востоке. Но, могу вас заверить, я ни слова не сообщил моему корреспонденту о наших… хм… обстоятельствах.

– А о библиотеке? – сощурился Леонид Иванович. – О ней-то вы, разумеется, дали знать в Берлин?

Эберхардт ответил оскорблённым взглядом:

– Разумеется, нет, герр Смолянинофф! Это их совершенно не касается! Нашего кайзера и его канцлера[8]8
  На описываемый момент канцлером является Бисмарк.


[Закрыть] занимают лишь броненосцы, железные дороги, концессии и перемещения капиталов. Археология, слава богу, вне сферы их деятельности. Так что, если не возражаете, вернёмся к нашим делам.

Когда вы прибыли в Александрию, я окончательно убедился, что имею дело с русскими военными. И решил, было, что вы заставили герра Рукавишникоффа забыть верность графу Румели и нарушить данное мне обещание, и теперь намерены опередить англичан и завладеть бесценным собранием! В этом случае я мало что мог бы сделать – если тайна Библиотеки вам известна, вы все равно доберетесь до цели, с моей помощью или без оной. Но когда я увидел выражение вашего лица здесь, в хранилище, я понял, что ошибался.

– Вы правы. – подтвердил Леонид Иванович. – Библиотека оказалась для нас сюрпризом. Но если вы нас подозревали, то зачем же…

Археолог недовольно скривился.

– Я был бы признателен, если бы вы не перебивали. Поверьте, мне и так непросто…

Смолянинов сделал примирительный жест – мол, всё, молчу-молчу!

– Я обнаружил вход в Библиотеку, около двадцати лет назад, и сразу же принял меры предосторожности. Помните лестницу, по которой мы спустились на нижний уровень тоннелей?

Смолянинов кивнул.

– Рядом с ней, в неприметной комнатушке, я припрятал пять ящиков со шведским динамитом. Фитили проведены из разных мест: с верхнего уровня, из залы с потайной дверью, и отсюда, из книгохранилища. И если бы мои опасения подтвердились, достаточно было бы опрокинуть лампу, поджечь фитиль и похоронить тайну Библиотеки вместе с теми, кто посмел на нее покуситься!

И показал на неприметный кусок бечевки. Смолянинов пригляделся – бечевка уходила в крошечное отверстие в стене. Профессор прав: одно движение – и горящий керосин зальет фитиль, огонь уйдет в стену раньше, чем огонек успеют погасить. Смолянинов представил тысячетонный груз камня над головой и невольно поежился. Но каков профессор – готов пожертвовать собой, лишь бы тайна Александрийской библиотеки не попала в неподходящие руки!

– К счастью, этого не потребовалось, и теперь я готов продемонстрировать вам то, что удалось обнаружить. Мы с герром Рукавишникоффым перевели перевести около трети «свинцовых книг», но, главное – установили соответствие между указанными в них реками и горами с географическими представлениями, имевшимися в ту пору у египтян! На этих полках – он сделал широкий жест, обводя хранилище, можно отыскать доселе неизвестные науке труды; из них следует, что обитатели долины Нила знали об африканском континенте никак не меньше нас с вами! Да вот, судите сами…

Эберхардт взял с полки рулон тёмно-коричневого пергамента, намотанный на потрескавшийся от времени деревянный валик.

– Это трактат записан теми же символами, что и «свинцовые книги» и надписи на ларце. Но возраст его скромнее – всего около двух тысяч лет. И обратите внимание: использование пергамента вообще не характерно для Египта. Только когда во втором веке до рождества Христова, цари Египта запретили вывоз папирусов…

– Это все интересно, герр профессор, – мягко перебил немца Смолянинов. – но если можно, ближе к делу. У нас крайне мало времени.

Как ни странно, Эберхардт не стал возмущаться:

– Главное в этом свитке – комментарии, сделанные на греческом. Вы понимаете? На классическом александрийском койне! А это значит, что во времена Птолемеев кто-то видел «свинцовые книги», сумел их перевести и, мало того – оставил комментарии! И вот, опираясь на них, а так же на древнеегипетские описания африканского континента, мы точно установили, где надо искать следы хозяев Ключа!

Из путевых записок Л.И. Смолянинова.

«…после того, как Эберхардт и Рукавишников составили словарь Лемурии (так мы называем между собой место обитания этой загадочной расы), дело стронулось с места. Они сумели прочесть и «свинцовые книги» и надписи на ларце, отыскали свиток с примечаниями на койне, подобрали карты – и предоставили плоды своих трудов графу Николе. А тот начал готовить экспедицию с применением последних достижений воздухоплавательной техники.

«Свинцовые книги» ясно указывали на Восточное Конго. Если, конечно, ученые правильно определили регион, ведь в те древние времена карт Черного континента не было и в помине. Приходилось ориентироваться по описаниям рек, долин и горных хребтов – и никаких гарантий, что древние письмена прочтены и истолкованы верно!

Но как угадать, что ждет экспедицию в африканских дебрях? Рукавишников полагает, что это остатки последнего поселения лемурийцев на Земле, и надеется отыскать там… сокровища? Библиотеку? Какие-то загадочные устройства? Если он прав, и Ключ, в самом деле, дает доступ к тайникам древней расы, тогда неудивительно, что граф Никола так спешил. Тем более, что неведомые конкуренты дышали ему в затылок.

А значит, путешествие в Конго становится неизбежным. А ведь надо еще найти «Руританию» – ее обломки покоятся где-то там, на полпути к последнему прибежищу обитателей Лемурии, а потому наш маршрут должен примерно совпадать с маршрутом дирижабля.

«Свинцовые книги» и свитки ясно указывают на нечто, расположенное в труднодоступном районе, в среднем течении реки Уэлле. Которая, согласно трудам Клеймеля, впадает в реку Убанги и далее, в Конго – как и река Арувими, протекающая южнее и восточнее. И нам предстоит отправляться туда, в чёртову глушь, в междуречье Уэлле и Арувими, к юго-западу от озера Альберт. И единственной путеводной нитью станет для нас схема безымянных рек, составленная по трактатам, написанным в седой древности! А это значит, что карты у нас не будет вовсе: мне ли не знать, как быстро могут меняться русла рек, тем более, в тропическом климате!

Впрочем, не стоит унывать раньше времени. Эберхардт уверен, что поиски надо начинать с легенд и поверий, которые на данный момент в ходу у диких племен. Если следы города, построенного обитателями Лемурии сохранились до наших дней, то местные жители наверняка знают о них. Их примитивный, полный суеверий разум наверняка окутал таинственное место покровом мифов, сказаний, легенд – вот за эту ниточку нам и предстоит потянуть…

Перед отъездом я получил от Клеймеля кое-какие материалы. Увы, он не мог нам помочь – в интересующем нас месте Клеймель не был, хотя и немало слышал о тех краях. Я пожалел, что не успел толком пообщаться с путешественником – его опыт чрезвычайно пригодился бы в экспедиции…

Назад, по тоннелю мы шагали, навьюченные коробками и тубусами со свитками. Главную ношу в виде тщательно упакованных «свинцовых книг» мы нагрузили на кондуктора – Кондрат Филимоныч возглавлял колонну с плетеным коробом в одной руке и керосиновой лампой в другой. Археолог семенил за ним, а мы с Рукавишниковым замыкали маленькую процессию. Предстояло, добравшись до особняка, упаковать драгоценный груз и сдать его под охрану консулу. Тащить эти сокровища через пол-Африки было бы безумием, но и оставлять в подземельях тоже не стоило: до сих пор тайна хранила Александрийскую библиотеку надёжнее любых запоров, но долго ли это продлится? Пусть уж «свинцовые книги» поедут в Петербург, на борту русского военного клипера, который ждут в Александрию в конце следующей недели. А Эберхардт испросит отпуск для поездки в Берлин, а уж оттуда отправиться в Россию, где и продолжит работы вместе с Рукавишниковым.

Вариант этот предложил я, и старик-археолог не стал возражать. Он был захвачен открывающимися перспективами, и не представлял, как воплощать их в жизнь в одиночку, без нас. Что ж, оно и к лучшему: специалист он превосходный, а возни со «свинцовыми книгами» " ещё непочатый край. Да и где гарантия, что судьба не подкинет нам ещё что-нибудь новое, по той же части?»

«Вот и хорошо, – думал Смолянинов, поднимаясь по тайной лестнице. – Если Рукавишников прав, то нас ждет поразительная сокровищница древних знаний. И эта экспедиция – первый шаг на бесконечном и чертовски увлекательном пути…»

С этими мыслями он вступил в знакомые коридоры "верхнего подземелья". Оставалось выбраться наверх и присоединиться к Садыкову с казачками, которые уже третий час дожидаются на площади.

И за первым же изгибом коридора навстречу, из темноты захлопали револьверы. Все четверо, не сговариваясь, метнулись назад и влево – в низкий, пахнущий сухой пылью отнорок. Смолянинов заскреб ногтями по крышке кобуры. Рядом загрохотало – Кондрат Филимоныч пулю за пулей опорожнил в сторону неведомых супостатов барабан «Галана». Рукавишников изо всех сил пытался слиться со стеной; лицо его побелело, как мел, руки дрожат, на носу выступили крупные капли пота. Кособоко присел, не отлепляясь от известняковой кладки, кургузый пиджачишко задрался, открывая взору широкие парусиновые помочи. В правой руке он судорожно сжимал «пепербокс». Смолянинов выругался – упрямец так и не избавился от бесполезной игрушки!

Из темноты бахнуло, над ухом с визгом пронеслось что-то горячее, плотное, отвратительно-опасное. Рукавишников повалился на колени и вскинул «бундесревольвер». Часто захлопали выстрелы; Смолянинов метнулся к историку – схватить за шиворот, оттащить, пока тот не схлопотал в грудь что-нибудь посерьезнее гомеопатических пилюль из дурацкой «перечницы».

– Куды, вашбродь, подстрелют!

Рука у кондуктора была тяжёлая – чуть рукав не оторвал, оттаскивая начальника прочь с линии огня.

Но где Эберхардт? Короб со свитками, завёрнутый в полосатую арабскую бумазею, – вон он, на полу; Рукавишников зацепил его носком туфли и пытается пододвинуть к себе. Куда старика дели, храпоидолы?!

Последние слова он, выкрикнул вслух, потому что кондуктор ответил – не забывая между отдельными фразами, постреливать за угол. Речь его обильно уснащалась специфическими флотскими выражениями:

– Когда эти …. (бах!) якорь им в…., начали в нас…., (бах! бах!) – так ихнее степенство господин учёный, за каким-то …. (бах!) в энту дыру, из которой мы вылезли и….. (бах! бах!) А потом – все, ни… (бах!) не видал! (клац!)

Вместе со словами у бравого кондуктора закончились и патроны. Он завозился, лязгнул сталью, раздвигая мудреный механизм «Галана» и принялся торопливо скармливать каморам барабана жёлтые латунные бочонки. Смолянинов присел на корточки и высунулся из-за угла, нашаривая врага стволом. Над головой снова взвизгнул свинец – стрелок рассчитывал на мишень, стоящую в полный рост. «Кольт» дважды плюнул огнем, и тот, что стоял впереди, повалился, складываясь в пояснице. Смолянинов, не целясь, расстрелял весь барабан и нырнул обратно за угол. Подземное сражение переходило в позиционную фазу.

«Если у тех найдётся динамитная шашка – нам крышка. Обрежут шнур покороче, запалят, швырнут по коридору, и плевать, что осколков не будет: взрывной волной нас переглушит, как карасей в пруду. Надо крикнуть кондуктору, чтобы не подпускал…»

Грохнуло, ухнуло, тряхануло, они полетели с ног. С потолка посыпалась известковая труха и мелкие камешки, из-за угла неслись невнятные вопли. Кондуктор отплёвывался от пыли, матерился, ожесточённо тёр кулаком глаза, водя перед собой «Галаном». Рукавишников, потерявший где-то «перечницу», стоял на коленях, сгребая разбросанные тубусы и коробки. Ухватил сколько смог и, как был, на четвереньках, пополз по коридору прочь.

Смолянинов наконец, пришёл в себя и тоже стал собирать оставшиеся на полу свёртки. Кондуктор, прочистивший зенки, выпустил в клубящуюся муть оставшиеся четыре пули и снова клацнул сталью. Леонид Иванович, не глядя, сунул ему «Кольт» и с криком «прикрывай!» кинулся вслед за улепётывающим на карачках историком. Поклажа норовила вывалиться из рук; сзади доносились стрельба, топот и матерная брань – кондуктор исправно играл роль авангарда. Судя по тому, что ответных выстрелов не было слышно, противник проводит перегруппировку. А может, и вовсе накрыт взрывом?

Рукавишников ждал у лестницы, ведущей наверх, во внутренний дворик. Лицо его напоминало то ли глиняную маску, то ли барельеф из пористого известняка – на потной коже налип слой серовато-жёлтой пыли. Корка трескалась морщинами, отваливаясь в такт судорожным вздохам.

– Эберхардт не врал насчет динамита. – прокашлялся он. – Он мне как-то показывал – там было пудов десять, не меньше.

Смолянинов, не сдержавшись, выругался. Десять пудов динамита! Остаётся удивляться, как устояли стены… Да и наверху, во дворце, надо полагать, немало посуды побило!

– Он, видимо, решил, что англичане как-то узнали про Библиотеку например, выследили нас. И счел, что ждать больше нельзя. Кроме фитиля, Эберхардт приспособил там кислотный взрыватель, на случай, если кто попробует вытащить динамитные шашки. Наверное, хотел обрезать фитиль покороче, поджечь и дать деру, но рука дрогнула зацепил собственную ловушку и вот…

«Десять пудов динамита… – билось в голове у Леонида Ивановича. Нижняя зала наверняка обрушилась, да и лестница, пожалуй, тоже. Порода, в которой пробит тоннель – мягкий грунт, иначе, зачем выкладывать стены камнем? В любом случае, чтобы добраться до Библиотеки, теперь придётся сносить дворец. Да, немец всё точно рассчитал! Управитель дворца наверняка знал, что в хозяйстве профессора имелась взрывчатка, так что взрыв спишут на неосторожность, несчастный случай. И копать не станут – зачем? Главные ценности коллекции наверху, они не пострадали, а тревожить свежую могилу, в которую превратился теперь лабиринт, никто не станет– для мусульман это святотатство. Так что библиотека надёжно скрыта от чужих глаз и, вместе с тем, не погибла – до неё можно добраться, приложив дóлжные усилия. Скажем, взять штурмом Александрию, предварительно утопив стоящий на рейде британский броненосец…»

Эту мысль он додумывал, карабкаясь вверх. К счастью, лестница оказалась пологой, иначе вряд ли удалось осилить ее с рассыпающейся, хотя и не тяжёлой ношей. По внутреннему дворику вспугнутыми курицами носились слуги, и Смолянинов вовремя разглядел среди них тёмные сюртуки – такие были на тех, чьи тела теперь похоронены под многосажённой толщей…

* * *

Мостовая под ногами дрогнула. Садыков озадаченно взглянул на урядника. Тот пожал плечами, почесал в затылке и принялся озираться.

Площадь тонула в темноте. Ночи здесь не чета петербургским: темнота наваливается сразу, накрывая город угольно-чёрным пологом, и лишь лунный свет да россыпи звезд освещают крыши. Но сегодня, как назло, новолуние, тьма, хоть глаз выколи. Александрия – не европейский город; с первыми признаками темноты арабское население тараканами заползает в свои щели, до рассвета, до утреннего призыва муэдзина. И только поблёскивают у ворот наконечники пик дворцовой стражи.

«Вот интересно… – лениво прикинул поручик, – они тут всё время стоят с одними дрючками да сабелюками? У караульных нет даже любимых арабами длинных капсюльных пистолей, которые здесь принято таскать за кушаками. Лишь один может похвастать ружьём то ли персидской, то ли индийской работы, с причудливо выгнутым прикладом, выложенным перламутром так, что из-под него не видно дерева. Ружьё, несомненно, кремнёвое – проходя мимо стража, Садыков рассмотрел это грозное оружие и усомнился: а можно ли из него вообще выстрелить?

Сейчас карамультук стоял, прислонённый к стене рядом с пиками стражников, а его владелец азартно швыряет костяшки на пристроенную на камнях дощечку.

Гости из России уже давно наблюдали за таким вопиющим нарушением караульного устава. За это время один из стражей лишь раз спохватился, взгромоздил на плечо пику и побрёл вдоль ограды. На чужаков он внимания не обратил – примелькались. Его сослуживцы были заняты: один попытался смухлевать, и теперь двое других, включая владельца ружья, азартно мутузили шулера. Остальные стояли вокруг и давали советы. Происходило всё это как-то вяло, без приличествующего энтузиазма – видимо и пост, и игра, и постоянные склоки успели всем смертельно надоесть. И даже когда землю тряхнуло, да так, что мостовая ощутимо поддала Садыкову в пятки, египтяне не оставили своего занятия. Они как раз прекратили драться и теперь ползали в пыли, собирая раскатившиеся костяшки и монетки. Ружьевладелец, пострадавший сильнее других, сидел в стороне и разматывал кушак, стараясь оценить ущерб, нанесенный его жалкому наряду.

Так что, когда из калитки, шагах в пятидесяти от главных ворот, выскочили Смолянинов, за ним Рукавишников, нагруженный какими-то свёртками, а последним вооружённый двумя револьверами кондуктор, никто из стражей их не заметил. И лишь когда унтер принялся палить по фигурам, возникшим на фоне калитки, часовые всполошились и кинулись расхватывать амуницию. Со стороны преследователей засверкали вспышки ответных выстрелов, к перестрелке присоединились казаки с поручиком. Садыков, выцеливая черные фигуры, краем глаза заметил, что приготовления стражников потерпели фиаско: все пятеро стояли у стены, понуро опустив головы; пики и ружьё валялись в пыли, а перед хедивовыми вояками скалой нависал урядник, выразительно покачивающий «Кольтом».

Стрельба стихла; тёмные незнакомцы, оценив численное преимущество и огневое превосходство противника, куда-то пропали, и теперь не имелось препятствий для организованного отступления. Что и было проделано в полнейшем порядке и без суеты, только урядник напоследок беззлобно, больше для порядку, заехал в ухо владельцу карамультука. Бедняга полетел кубарем в пыль, окончательно приведя своё платье в плачевный вид. Казак поддал сапогом груду пик и потрусил прочь, настороженно оглядываясь – из темноты в спины отступающим могли прилететь новые пули.

* * *

– Скорее, вашбродь, скорее! Щас из ентого осиного гнезда, дворец который, магометане полезут – тут-то нам и амба! А то и хуже того, англичашки набегут! Они хоть и хрестьянскому богу молятся, но хрен редьки не слаще – наивреднейшая на свете нация!

Леонид Иванович остановился, переводя дух. Сумасшедшая гонка по городским кварталам привела беглецов на задворки порта. Один раз где-то позади раздалась стрельба, и оставалось только гадать, кто и в кого стреляет – свои все были налицо. Видимо, злоумышленники выясняли отношения со стражниками, а то и с местными лихими людьми. Странно было только, что в перестрелке участвовали только револьверы – Смолянинов не смог различить гулких выстрелов кремнёвых карамультуков и джезайлов[9]9
  Виды ружей с очень длинными стволами и своеобразно изогнутыми прикладами, повсеместно встречавшиеся в о многих странах Азии и, нередко, в Африке. Как правило, кремнёвые или фитильные.


[Закрыть], которыми были вооружены хедивовы вояки.

Ни к консулу, ни в посольский особняк они не пошли – как только стало ясно, что шум, поднятый у дворца, пожаром захлёстывает квартал за кварталом, было решено поискать местечко поукромнее. Кондуктор Кондрат Филимоныч прав – англичане, конечно, не преминут обвинить русских в нарушении общественного порядка, а то и в чём похуже. Египетские чиновники ходили у британской администрации на коротком поводке, так что тут можно было ожидать любой пакости, вплоть до обвинения в оскорблении святынь или убийстве. Долго ли взять труп какого-нибудь бродяги и, понаделав в нём дырок подходящего размера, предъявить в доказательство бесчинств русских гостей?

Хорошо хоть, удалось отправить в особняк одного из казачков со строгим наказом Антипу: бросив всё, перетаскивать имущество экспедиции к консулу. е к русскому, возле резиденции которого их наверняка поджидают, а к германскому. Отношения между подданными королевы Виктории и кайзера колебались от натянутых до остро неприязненных, так что можно было рассчитывать на содействие. Тем более, что дело касалось только багажа: испытывать судьбу и искать убежища самим не стоит. Английская администрация в этом египетском захолустье не станет церемониться и следовать каждой закорючке дипломатического этикета.

Открытым оставался вопрос: как выбираться из Александрии? Германский пакетбот до Адена отправляется только послезавтра; протянуть сутки с лишним, скрываясь в местных трущобах – нечего и думать. Правда, за это время отходили ещё четыре парохода, и два из них – в Суэц и Аден, но все под «Юнион Джеками». Проще уж самим сдаться британской администрации!

Можно еще сесть на местную посудину: рыбацкую фелюгу или каботажную шхуну с египетской командой. И неважно, куда она направляется, лишь бы вырваться из-под тяжкой лапы британского льва, а там поискать подходящий пароход. Задержка, конечно; но лучше потерять неделю-другую, чем застрять надолго в египетской тюрьме. На консула надежда слабая, вряд ли он сможет их выручить после такого громкого скандала.

Стрелки часов показывали третий час пополуночи; крики и пальба в Старом Городе поутихли, но патрулей на улицах меньше не стало. И не только египетских стражников – появились шотландцы в клетчатых килтах, красных куртках и смешных шапочках-гленгарри на рыжих головах. Вот с этими шутить не стоило: кондуктор отозвался о «юбочниках» с уважением и плохо скрываемой злобой – уж чего-чего, а драк по кабакам с шотландскими стрелками он за свою службу повидал немало.

До утра решили пересидеть в заброшенном пакгаузе – надо было дождаться Антипа и посланного за ним казачка. Но, как выяснилось, отставной лейб-улан так и не успел добраться до консульского особняка.

– Вас, вашсокородие, дамочка спрашивает, которая с «Леопольдины». Это ейная яхта – она возле нашего пароход стояла, помните? Дамочка нас на улице повстречала, когда мы к германскому послу багаж волокли. Мы поначалу хотели её послать куды подале – так она заявила, что ежели мы сейчас её не послушаем, то сдаст нас энтим, в юбках, али хедивским стражникам! Вот и пришлось вести ее сюда, уж не обессудьте, вашсокородь! Степан на пирсе, с барахлишком остался, а я к вам побёг…

Степаном звали забайкальца, посланного в помощь Антипу.

– …чтобы, значить, дамочку сопроводить. Она ж малохольная, а ну, как, и правда стражу покличет?

Дослушав доклад, Леонид Иванович в сердцах сплюнул под ноги. Было с чего впадать в отчаяние: имущество экспедиции, вместо того, чтобы лежать в кладовых консульства, валяется на пирсе, а их самих ищут по всему городу. Поручик сочувственно посмотрел на начальника и принесла нелёгкая эту бельгийско-подданную!