Текст книги "Цунами тоталитарной идеологии"

И они впрямь всею душой и телом попросту окаменевали при одной той на редкость безрадостной мысли обо всех тех стенаниях безвинно закованных в цепи совсем уж чудовищно обворовываемых и донельзя этак долгими веками безнадежно ведь самими собой угнетенных классов.

Да только может, все это, как и всякая, в принципе, повсеместно существующая неизбежность, попросту было именно так и совсем не иначе?

И чтобы в том самом немыслимо далеком грядущем действительно на деле произошли те самые сколь еще безумно благостные перемены к чему-либо весьма уж вполне достойно самому наилучшему, и надо было бы, как есть разом пойти именно тем на редкость полноценно вовсе-то неспешно иным путем.

И ведь был он, кстати, полностью для всех до чего на редкость до чего только весьма и весьма уж вполне широко открыт, а потому и надо было лишь разве что явно так действительно собраться с духом, чтобы и впрямь на него как есть совсем невозмутимо же смело, затем и ступить.

Да только где это было чему-либо подобному истинно так на деле вполне ведь помочь в том самом до чего еще и впрямь самом еще  незамедлительном становлении некоей той будто бы как есть весьма и весьма до чего только  многозначительно новой общественной жизни?

Поскольку всею бездумною силою пролетарского духа полностью раз и навсегда, навеки так сокрушив все, то весьма еще стародавнее проклятое угнетение, хоть чего-либо более достойное новое на его месте сколь незамедлительно разве что и вправду ведь затем на деле отстроишь?

Нет, уж довольно-таки существенно поспособствовать тому самому донельзя всемогущему улучшению условий той истинно необъятно широкой и общей людской жизни подобные «благие начинания» были и близко ведь попросту вовсе так нисколько не в силах.

А могли они только лишь послужить основою чудовищно нелепого и полностью мнимого разбития цепей и доселе чудовищно же закостенелого «темного прошлого».

И это как раз-таки на тех размозженных крайне вот недобрыми руками его костях (вместе с цепями) и была, затем донельзя ускоренными темпами разом построена гигантская казарма, являвшая собой наиболее четкое и ясное воплощение «светлого будущего» только лишь для относительно малой кучки привилегированных партийных кадров.

А никак иначе то и быть уж, собственно, вовсе этак попросту совсем и не могло.

Поскольку и при каких-либо тех донельзя ведь благоприятных обстоятельствах никак и близко затем не смогла бы вся та бесшабашная массовая стихия действительно и вправду на деле создать те самые сколь еще явные предпосылки для весьма как-никак самого так безусловного затем возникновения всего того донельзя же пресловуто светлого общечеловеческого грядущего…

А если и была она способна хоть что-либо и вправду посильно воссоздать – так это одну лишь ту наиболее же древнюю царскую жизнь для всей той могучей кучки тех вот разве что совсем до чего незыблемо новых и куда поболее свирепых большевистских извергов-эксплуататоров.

Ну а построить светлый и просторный дом нового общества было бы возможно, только лишь сколь медленно и вполне продуманно до конца перестроив все, то ныне имеющееся обветшалое здание, а разруха последовавшая вслед за яростным разрушением всего того былого только-то подчас на корню извела всякий подлинный разум и настоящую высокую культуру.

А вместо нее возникло крайне так подобострастное ученое холуйство не способное увидеть ничего далее своего носа, а кроме того очень многие из представителей советской интеллигенции оказались людьми на редкость самодостаточными…

Их интересы были донельзя далеки от больших проблем всего того так или иначе окружающего их общества, они самотверженно возились каждый в отдельном своем огороде, а вокруг хоть трава не расти.

А между тем для доподлинно настоящей свободы и сущего равенства людских возможностей нужно было вполне осознанно и весьма основательно всячески воспитывать сколь невероятно широкие людские массы…

И начинать это делать, надо было с самых еще младых ногтей, и те чисто пресловутые свобода личности и поголовное равенство никак не должны были при этом оказаться ничем уж таким воинственно серым…

Поскольку этак оно чисто вот еще само собой получается…

Обезличенное равенство зачастую начисто убивает всякую отдельную личность, и в ней и близко тогда совсем не остается вовсе-то ничего от какой-либо весьма яркой индивидуальности.

И это тогда будет вовсе ведь никакое не движение всем тем еще дружным строем строго вперед, а именно тот более чем наглядный откат весьма уж далеко назад.

И главное – все это происходило в том самом мире вещей, где люди больше были никак и не люди, поскольку к ним отныне применялся чисто утилитарный поштучный подход.

292

А как-либо иначе (без аляповатых лозунгов и декораций) настоящая новая жизнь если и может возникнуть, то только в некоем вовсе так на редкость исключительно ином бытии, где смерть миллионов и миллионов явно вот как-никак действительно перестанет быть платой за проезд в те ослепительно светлые неоновые дни истинно иного грядущего бытия.

И именно этак – все человечество, до чего только на редкость вполне стояще консолидировав наиболее основные свои усилия, в конце концов, на деле, а не на словах всецело еще добьется тех самых донельзя невероятных успехов, достигнув при этом буквально невообразимых на наш сегодняшний день великих высот духовности.

И вот как раз и будет ему тогда вполне вот дано уж до чего и впрямь как-никак еще, затем на этой почве и обрести то самое более чем безмерно окрыляющее чувство всеобщего братского единства…

Ну а наиболее первейшим ко всему тому максимально праведным шагом, безусловно, весьма ведь явно окажется разве что то самое сколь еще на редкость медленное и поэтапное устранение всего того безмерно тупого и крайне весьма нахраписто кичливого невежества.

Причем доподлинно настоящему обновлению всего того ныне существующего общества и вправду должно было происходить совсем безо всякого крикливого ропота, слезливых обличений, а также (и это главное) безвинных смертей тех, кто недвусмысленно посмел проявить непокорность единственно верному мнению, что для всего человечества разом и обозначило прерывистым пунктиром его дальнейший долгий путь.

А сама попытка чисто же совсем этак насильственно скорректировать поведение даже и одной некоей отдельной личности более чем непременно окажется, явно ведь затем чревата всеми теми, какие только вообще еще действительно бывают во всей этой жизни, всевозможными страшными бедами…

И главное тут заключено как раз именно в том, что никаких шансов на успех у чего-либо подобного попросту ведь еще изначально и близко этак не было и не будет.

Правда речь тут идет только об улучшении уровня морали, а этика социального поведения тут абсолютно никак, то совсем не при чем.

293

Всю ту свободу, равенство и братство вообще уж попросту и нельзя было насаждать одним лишь и только донельзя озверелым насилием, поскольку подобным «освобождением» от всех тех былых и «застарелых оков» вовсе-то никому и близко было совсем не избавиться.

Причем еще и потому, что к этому делу попросту тут же, сомкнув ряды, разом ведь и примкнет то самое наиболее так отчаянно ненавидимое во все обычное нереволюционное время, и, кстати, это оно и будет тогда буквально над всем и верховодить до чего залихватски смело командуя парадом.

Зато все намерения тех, кто неистово раздувал революционное пламя, неизменно были вполне ведь естественно исключительно же самыми наиблагими.

Может, оно и так!

Однако всякое, то чисто на редкость более-менее житейское осуществление всех тех весьма сдобно добрых или наоборот чудовищно злодейских замыслов всецело будет зависеть и от того вполне на редкость вполне вот конкретного и как-никак весьма этак донельзя последовательного их последующего переложения на все те до чего повседневно ныне существующие реалии жизни.

А из всего того само собою весьма ведь явственно следует, что если за то самое донельзя уж весьма благостное улучшение тех самых никак не лучших ее условий явно еще возьмутся все те наиболее отъявленные и прагматичные негодяи…

Нет, как это тут вообще можно хоть как-либо сомневаться, что той истинной конечной целью всех их усилий, без тени сомнения, до чего этак совсем неприглядно окажется нечто вовсе иное, нежели то, что сколь громогласно и всенародно разом уж объявлялось во всяческих кичливых лозунгах, а также и немыслимо мнимо щедрых декретах.

294

Ну а та вполне наглядно видимая сущая доброжелательность, до чего и впрямь весьма нежно дарующая весь тот как он есть радостно льющейся из глаз яркий свет тепла души – это всего-то лишь ширма, совсем вот неброско скрывающая под благовидной миной весь тот чисто свой до чего еще своекорыстный, озлобленно лукавый интерес.

И при этом все те, кто до чего ведь явно совсем уж невзначай попытается и вправду хоть как-либо приостановить машину террора увещеваниями и недобрыми напутствиями, всего того и близко не возьмут себе в толк…

Поскольку для всего их необычайно высокого, но совсем ведь излишне безоблачно праздного сознания так и останется абсолютно так вовсе неведомо и нисколько никак совсем не доступно…

А впрочем, и тем в точности, таковым, как и они, сами их разве что некогда только грядущим потомкам тоже уж будет до чего еще более чем совсем немыслимо трудно нечто подобное себе ведь даже и вообразить…

Чего это именно?

Да вот уж то самое как это еще при этом над ними станут бодро и весело, вполне искренне потешаться все те, у кого те или иные слова сколь непременно послужат разве что только тому самому слащаво пафосному глумлению буквально над всякой крайне бесцветной и совершенно для них ничем непримечательной истиной.

И точно также можно будет и безо всякой в том тени сомнения, полностью как есть достоверно выявить и весь тот уж до чего и близко вот нисколько непреложный факт…

А именно – что все те на редкость безумно яростные

слова для подобного рода нелюдей будут и впрямь разве что только вполне же определенно являться в сущности, разве что тем еще одним только побудительным стимулом к дикой ненависти, что, словно огромная волна, более чем неминуемо затем захлестнет все общество лютым варварством ничем не обузданной анархии.

295

И кстати, само по себе насилие для достижения каких-либо общественных благ являет собой одно лишь то исключительно же безусловное возрождение первобытной дикости в его-то как есть до чего и впрямь чеканно и бездушно серой новоявленной цивилизованной оболочке.

Да и вообще нечто подобное может привести к одному лишь тому внешне может и вполне упорядоченному, однако, всецело этак до чего совсем уж на редкость бессмысленному хаосу.

И весь тот СССР был разве что колоссом на глиняных ногах, вся его сила была в страхе, в энтузиазме одураченных масс, а еще и в несметных людских и природных ресурсах.

И вот до чего еще смело вообразить, что нечто подобное хоть как-либо на деле сумеет в действительности подсобить самому же серьезному улучшению участи грядущих поколений если и было возможно, то разве что лишь до чего весьма вот основательно угорев от печи всей той восторженно слащавой одухотворенности.

И все это как есть прямиком, вместо вот всего того чтобы до чего только взвешенно и плавно на деле вот четко и ясно продвигать светлые мысли о некоем вполне мирном сосуществовании капитала и всяческой вовсе-то никак не всегда уж одетой в одно рванье бедноты.

А между тем мирная стачка – то ведь дело в корне принципиально вовсе иное!

Поскольку никак и близко ненасильственно принуждая всевластного хозяина, претерпев убытки из-за довольно кратковременной остановки производства, несколько так скрепя сердце, и вправду затем повысить своим рабочим их довольно-то мизерную зарплату…

Нет, уж посредством чего-либо подобного никто ведь сколь зверски и чисто животно не изнасилует его любимую жену и дочь, а также и не вышибет прижимистому работодателю мозги пулей во имя всеобщего великого затем счастья и как-никак уж всегда до чего еще крайне всем нам неизменно насущного мира и благоденствия.

296

Раздольное пролитие людской крови, как чисто во всем полностью внутреннее гражданское дело, а не как оно подчас происходит в случае нападения внешнего агрессора целиком уж то разве что извне навязанный общевоенный фактор, может быть полностью справедливым деянием только лишь единственное в виде освобождения горячо любимой родины от лютых врагов интервентов.

И это именно так, пусть они там уже все вот четыреста лет как давным-давно окопались.

В подобном случае это и вправду вовсе вот нисколько так не является хоть сколько-то неправым делом.

Овод вовсе не был ярым революционером, а впрочем, можно тут еще вспомнить и «Мексиканца» пера Джека Лондона.

Нет, те литературные персонажи только лишь разве что того всем тем до чего еще пылким и горячим сердцем всегда ведь хотели…

Освободить же свою родную отчизну от многовекового засилья лютых врагов австрийцев или американцев.

Ну а агрессивное безбожие Овода – это всего-то самое еще несомненное следствие вовсе вот непоправимого проступка его отца, а совсем не его врожденный порок.

Он жил ужасной жизнью, в которой насилие было наиболее важным, все и вся решающим фактором.

Однако при всем том он истинный борец за свободу своей родины, ежечасно готовый отдать за нее свою жизнь, а не тот, кто будет смело мостить чужим потом и кровью путь к славной победе над неким неведомым злом в той самой не первый уж год довольно мирно живущей стране.

297

Приветствовать, да и в душе благожелательно оправдывать нечто подобное вполне возможно было, разве что лишь только всячески вот начитавшись на редкость идейно-просветительских сказок.

А между тем сама уж судьба с ходу этак попросту окажется против всех тех пустозвонно бессмысленных попыток резво и спешно разом вот сходу подогнать именно под то невообразимо так бездонное прокрустово ложе весь этот нас совсем ведь бестрепетно и повседневно окружающий мир.

Однако же кое-кому сколь восторженно и праздно взирающему на отчаянно грубые реалии жизни только лишь поверх чужих голов все эти под один показной трафарет грубо и топорно подогнанные воззвания и показалось некогда истинно вот настоящим и всеобщим грядущим благом.

А между тем все это разве что только и являлось именно тем весьма многоликим великим злом, а также и не столь диким, но прежде всего, более чем донельзя как есть респектабельно слащавым, а потому и безмерно же лукавым, пыльно-кабинетным варварством.

Аристократия воинственно мягкотелого духа вполне ведь всерьез посчитала для самой себя более чем и вправду исключительно так явно приемлемым, как и всецело разумным, безнадежно так смело прогибать все существующее общество под один тот зеркально отшлифованный постамент именно ведь своих собственных о нем до чего многообещающе и всеобъемлюще радужных мечтаний.

И те самые строптивые и неуемные амбиции, несомненно, сыграли во всем этом деле до чего явную роль мускулов у атлета, давая толчок к немыслимо сладким грезам, и впрямь-таки чудовищно вздыбленным к самым тем высоченным небесам.

И все это разве что от всякой бездумной спеси, а также еще и от житья-бытья по несколько иным принципам, нежели чем всю жизнь, собственно, обитало в том неотъемлемо пасторальном неведении совсем ведь ничего и ни о чем ином, кроме хлеба насущного, вовсе и не ведавшее сонное царство всяческих серых обывателей.

298

Это самое чрезвычайно новое мировоззрение довольно-то, кстати, уж вполне неизменно схоже с тем еще до чего весьма давнишним лоском знатности истинно ведь благородного происхождения рода, попросту до чего еще спесиво противопоставляющего само ведь себя всей той серой массе ничтожных простолюдинов.

Да только представляло все это из себя гораздо более сложно составленные эмоции, напополам с теми до чего еще совсем нездоровыми амбициями.

И вот чего пишет по этому поводу писатель Сомерсет Моэм в своей публицистической повести «Подводя итоги»:

«Культура нужна, поскольку она воздействует на характер человека. Если она не облагораживает, не укрепляет характер, грош ей цена. Она должна служить жизни. Цель ее – не красота, а добро. Как мы знаем, она часто, слишком часто порождает самодовольство. Кто не видел, с какой едкой улыбочкой кабинетный ученый поправляет человека, перевравшего цитату, или какое обиженное лицо бывает у знатока, когда кто-нибудь хвалит картину, которую он считает второсортной? Прочесть тысячу книг – не большая заслуга, чем вспахать тысячу полей. И умение правильно охарактеризовать картину ничуть не выше умения разобраться в том, отчего заглох мотор. В обоих случаях нужны специальные знания. Есть такие знания и у биржевого маклера, и у ремесленника. Мнение интеллигента, что его познания чего-нибудь стоят, – это глупейший предрассудок. Истина, Добро и Красота не находятся в исключительном владении тех, за чье учение плачены большие деньги, кто перерыл все библиотеки и часто бывает в музеях. У художника нет никаких оснований относиться к другим людям свысока. Он дурак, если воображает, что его знания чем-то важнее, и кретин, если не умеет подойти к каждому человеку, как к равному».

299

Однако если в само понятие равенства не был загодя вполне полноценно заложен тот до чего многозначительно полноценный и чисто житейский здравый смысл, то уж никак и близко не сможет в нем тогда вполне вот благочинно ужиться абсолютно никакого истинного духовного братства, а также и полностью осмысленного единства больших общественных интересов.

Ну а это, в свою очередь, вовсе ведь нисколько так недвусмысленно под собою подразумевает, что всякое, то до чего еще

спонтанное видоизменение во всей уж структуре нынче существующего общества может разве что только вот означать одну лишь довольно-то сомнительную и поспешную смену вывески, но вовсе не переход от одного вида власти к другому, куда поболее во всем действительно просвещенному.

И как оно само собой, без тени сомнения, полностью ясно – то общество, которое никто и близко совсем не станет всею той суровой силой так и тянуть в светлые дни, как всегда, донельзя во всем никак неопределенного будущего…

Нет, это как раз уж только тогда оно, пожалуй, и само по себе тем еще безысходно медленным, но при этом вполне этак до конца верным ходом всей своей общечеловеческой истории и будет постепенно фактически именно что принуждено разве что совсем поэтапно и пошагово более чем естественно эволюционировать.

Ну а вместе с тем тогда и начнут более-менее разумно видоизменяться и усложнятся все те от века еще совсем непритязательно и полностью буднично ныне существующие принципы любых тех до чего только необъятно широких общественных взаимоотношений.

Потому что как-либо иначе то, уж и не могло быть с тем отныне попросту вот нисколько так неумолимым движением времени, что в последние двести лет сколь неутомимо разом тянет нас куда-либо строго вперед и только всесильно вперед…

Причем это именно оно и приводит в движение буквально все механизмы, так или иначе управляющие обществом, и они до чего глубоко, перепахивая почву, вскрывают абсолютно любые корни довольно-то немыслимо многообразной людской натуры.

И как оно и понятно не одни лишь те весьма благостные и положительные, но между тем, к самому большому на то сожалению, и все те из них более чем донельзя так отвратительно отрицательные.

И как-либо иначе ему пока уж вовсе совсем и не бывать.

Раз все общественное зло до чего и впрямь более чем последовательно эволюционирует вместе со всем человечеством, а не остается некоей тенью стародавнего треклятого прошлого.

И именно этак у того еще древнего, порядком одряхлевшего зла свежие головы, между прочим, разом затем заново и отрасли.

Однако всего хуже будет, коли в сущее невежество явно попытаются с дьявольски суровой силой втиснуть светлые идеалы крайне этак, пока довольно далекого будущего.

Ну а тем более, если они ко всему прочему еще и донельзя во всем изумительно так блекло абстрактные, то есть на данный момент они никак и близко пока не обкатаны на всякой той до чего суровой и совсем неотъемлемо простецкой житейской практике.

300

Разве мысль вообще хоть как-либо способна стать делом, минуя многолетнее обдумывание всех ее до чего неизбежно, что исключительно весьма уж проблематичных чисто так конкретных и практических своих сторон?

Понятное дело, что и близко вот совсем ведь нисколько не сможет, и это одна из наиболее элементарных жизненных аксиом.

А если все к тому же произошло донельзя ведь внезапно и сколь чудовищно на редкость стихийно, да и полностью бесконтрольно, и в принципе как-никак столь хаотично и массово, то тогда тем более, какое это тут может быть доподлинно верное продвижение людского социума к неким и впрямь самым заоблачным далям грядущего?

А может, все-таки новоявленное зло разве что лишь попросту непримиримо воспользовалось горячечным нетерпением ярых рационализаторов светлых (а может, и нет) идей неистощимо оптимистичного и никак толком необдуманного сколь еще незамедлительного осушения старого и гиблого болота в том некоем чисто абстрактном смысле вовсе-то ни в чем нынче никак неправых общественных отношений?

Причем все попытки их постепенного видоизменения могли бы носить и тот строго хозяйственный, а не  отчаянно рьяный политический характер.

Изменить к чему-то лучшему можно только свою улицу, но не весь же большой город.

Разнузданное политиканство всяких мелких чинов, так и желающих все проблемы решать в самых грандиозных вселенских масштабах и призвало на службу народу всяких тех еще бесноватых Шариковых и Швондеров.

И ведь начали происходить все эти весьма многолюдные прения как раз-таки явно же исключительно задолго до появления всех тех яростно возносимых над безнадежно пустыми головами алых знамен…

И в наиболее главную основу всему тому разве что только и легло одно то беспардонно ведь твердолобое и безапелляционно нигилистическое отрицание всего того чисто прежнего простецки безыдейного зато относительно этак при всем том более-менее сытого существования.

Люди, всею душой хотевшие только как лучше, а потому и в едином усилии стремившиеся разом натянуть покрепче вожжи, да и погнать людское стадо на то пастбище, на котором им и будет затем еще пастись значительно так посытнее непросто разом опростоволосились, но и всецело дали пищу одним белым червям и вшам.

А как раз потому и вполне возможно наделить подобного рода доблестные задушевные устремления тем самым броским именем исключительно простейшего разветвления точно того прежнего помпезно лютого недобра.

Оно разве что только пустило свежие корни на куда получше, нежели чем некогда ранее, нынче-то разом взрыхленной почве всей этой новой общественной жизни.

И теперь ему было, где вволю развернуться и вдоволь счастливо разгуляться.

До наступления новых времен тому, несомненно, этак явственно бы помешали именно те сколь еще донельзя твердые сословные рамки, ну а нынче вместо тех трех голов внеэтического поведения их оказалось чуть ли не с добрый десяток.

Автор может назвать все эти «головы» по их истинно до чего только злосчастным наименованиям.

Первые три, отлично подмеченные в фильме «Место встречи изменить нельзя», остались полностью разве что на том самом своем прежнем месте: хитрость, жадность, предательство.

К ним только вот теперь до чего надежно и навечно присовокупились: хвастовство красивыми, но крайне блеклыми мечтами; фанатизм, переходящий в дикий экстаз; готовность умереть во имя мутной, никак уж не видимой простому глазу идеи; боязнь всяческой власти как таковой; узколобое верхоглядство; лакейство перед всяким общим мнением.

301

И все причины тому и впрямь-таки до чего еще отлично были описаны Сомерсетом Моэмом в его публицистической книге «Подводя итоги»:

«Люди, будучи эгоистами, не могут легко примириться с отсутствием в жизни всякого смысла; и когда они с грустью убедились, что уже не способны верить в высшее существо и льстить себя мыслью, что служат его целям, они попытались осмыслить жизнь, создав известные ценности, помимо тех, которые непосредственно содействуют удовлетворению их насущных потребностей. Из этих ценностей мудрость веков выделила три как наиболее достойные. Стремление к ним как к самоцели, казалось, придавало жизни какой-то смысл. Хотя в них, по всей вероятности, тоже заключена непосредственная польза, но на поверхностный взгляд их отличает отрешенность от всего земного, которая и создает у человека иллюзию, будто с их помощью он избавляется от человеческого рабства. Высокое их благородство укрепляет в нем сознание собственной духовной значимости, и стремление к ним независимо от результатов как будто бы оправдывает его усилия.

Это – оазисы в бескрайней пустыне существования, и поскольку людям неизвестен конец их пути, они убеждают себя, что до этих оазисов, во всяком случае, стоит добраться и что там их ждет отдых и ответы на все вопросы. Эти три ценности – Истина, Красота и Добро».

И если рассуждения Моэма и не во всем до конца ныне как-никак до чего еще всеобъемлюще полноценны…

Причем именно что в свете той самой довольно-таки весьма уж широко им развернутой темы, то подобным образом оно выходит разве лишь потому, что ему некогда попросту никак не хватило достаточно вот длинной исторической перспективы, он был сыном своего века, и ему было вовсе непросто буквально всю ее до конца охватить.

И она нисколько никак пока не поддается всяческому элементарному логическому анализу, а он явно пытается его как-никак непременно же все-таки провести.

302

Хотя на самом-то деле, железобетонный век только и всего что весьма самочинно создал новоявленные дикие джунгли, а заодно и довелось ему разом прибавить всяческой отчаянной жестокости, к тому же явно отныне основанной именно на том крайне бесчеловечном, как бы выточенном, словно бы из цельной глыбы мрамора, сущем прекраснодушии.

И уж находило это свой выход именно в тех бесстрашно безумствующих нечестивыми страстями эмоциональных порывах, которые и впрямь-таки сколь вот безотлагательно требовали самого уж спешного разрешения донельзя ведь остро ныне стоящего вопроса истинно полноценного вычищения всей той «общечеловеческой плесени».

Причем весьма доблестно осуществиться сему должно было именно во имя царства добра и справедливости, как о том донельзя так беззастенчиво и лживо и было заявлено во всех тех исключительно ведь незадачливо кичливых и крайне уж весьма и весьма до чего только отчаянно привязчивых глазу лозунгах.

Александр Галич написал песню «Еще раз о черте», и в ней были такие слова:

«В наш атомный век, в наш каменный век

На совесть цена пятак»!

И это очень даже хорошо продуманные и однозначно во всем верные рассуждения, в них только-то и всего что никак не хватает чего-либо вполне этак до конца сколь осмысленно на редкость определенного…

А именно – что не на одну житейскую совесть нынче подобная красная цена, но и на человека вообще в безмерно дикой и совершенно вот неравной борьбе за некую светлую, никак наспех вовсе ведь и близко не осуществимую «благую идею».

И главное все то высокое пламя лютой борьбы если как-либо и было привязано ко всему тому простому люду, то разве что лишь, откуда-то издали, да и целиком этак абстрактно совсем же тоненькой тесемочкой…

303

А конечное производное всего этого – сущая замена обыденной житейской совести неким экстрактом обезличенно самодовольных рассуждений, до чего и впрямь буквально наскоро выведенных из жесткого переплета произведений искусства.

А между тем этакий неведомо, куда зовущий, чрезвычайно ведь на редкость коварный, безвременно во всем «верный путь» разве что только и ведет к одной той самой уж явной подмене всякого реалистического восприятия мира идеалистической самоубежденностью в то, что обязательно еще вскоре произойдет некое великое чудо.

А нечто подобное между тем никак не более разумно, нежели чем сама по себе истинно так жалкая попытка заменить синее небо, выкрашенным в точно тот же цвет потолком.

Приблизить все небесные блага, нам доселе сколь еще праздно наобещанные религией, к этакой всегдашне грешной земле – то ведь и было светлой мечтой беспутной души идеалистов XIX – XX столетий.

304

Однако, как то всем и каждому должно было и впрямь на редкость оказаться до чего же никак неспроста фактически ведь разом вполне этак сходу понятно…

Иссыхая от дикой жажды, в неких разве что сумасшедших грезах своих до чего только ясно и радостно углядев тот самый прекраснейший оазис, вовсе-то никак нельзя будет рвануться и ринуться к нему совсем этак чисто вот сломя голову, никак при этом, явно не разбирая перед собой ни пути, ни дороги.

Да – это вполне реально существующий объект, а не плод чьего-либо больного воображения.

Но вот оно что: идти к нему надо бы, беспрестанно при этом только ведь и думая о том, что впереди всему человечеству явно еще может светить, в том числе и лютая смерть, причем не только от колес, но даже и фар буквально-то всесильного технического прогресса.

305

Ну а для того чтобы общечеловеческий прогресс и вправду стал носить именно тот ярко и проникновенно духовный характер, надо было вовсе не идейки хромоногие всем-то своим излишне пресыщенным книжными абстракциями умом более чем глубокомысленно и сколь умиленно и восторженно разом так сходу порождать.

Нет, во имя чего-либо подобного кое-кому непременно ведь следовало вполне этак всерьез проникнуться откуда-то весьма и весьма глубоко изнутри, тем самым как есть наиболее во всем чистейше возвышенным духовным началом.

Ну а как раз затем вдоволь и сеять в совершенно иссушенную цивилизованным варварством землю семена всеблагих духовных истин.

Да только куда – это вообще тому вполне ведь определено чисто так среднему интеллигентному человеку до тех самых великих небес буквально всестороннего творческого восприятия действительности, на деле доступного разве что каким-то единицам из многих и многих миллионов?

Ну а чего тогда вообще можно было говорить обо всяком вполне вот наиболее простом честном народе?

Нет, на то уж они и есть те самые блистательные искры грядущего на всем том донельзя так еще доселе темном небосклоне всей этой нашей серой и обыденной современности.

306

Причем лютые в политике – злые гении ХХ столетия – не более чем ферзи шахматной партии, разыгрываемой дьяволом и Богом за все же наши души и бренные тела.

Эти люди были начинены, словно взрывчаткой, радикально осатанелой идеологией.

И это именно ее липкие путы и приблизили безликие массы ко всему тому до конца вполне же обесцвечивающему и изничтожающему все те прежде некогда довольно-то вполне твердые рамки человечности, да и сущей бесчеловечности, в том числе явно так тоже.