Текст книги "Нереал"

Я забрал у нее одеяло, пошел в домик, разделся и выбросил ей на порог вещи, а сам в одеяле сел на постель.

В окно я видел, как она бежит за водой, как долго полощет штаны с рубашкой в погнутом жестяном тазу. как развешивает на ветках. Приятно наблюдать, когда женщина занимается домашней работой.

Она вбежала в домик, захлопнула дверь и сразу кинулась ко мне.

– Ты не представляешь, Брич, как я замерзла! – и, как будто одно вытекало из другого, добавила: – Я страшно тебя люблю, Брич.

У женщин соображение как-то странно устроено. Вот и Мерседес тоже влюбилась в Бродягу, когда он ей чуть руку не вывихнул. Я ему потом говорил – ты ей вообще ухо отстрели, тогда она по гроб жизни твоей будет.

– Брич, мы еще долго будем тут мерзнуть? – спросила Маргаритка.

– Потерпи до завтра.

Проблему жилья я решил просто и элегантно – позвонил той толстухе из редакции. Она обрадовалась, назначила мне встречу, я пришел и доставил ей море удовольствия. Ее интересовало, как правильно разбивать стекло, почему мужчины плачут, существует ли в природе пуленепробиваемый брюшной пресс – в общем, она хотела, чтобы я с умным видом трепался о ерунде, ну, я и трепался. Правда, я не мог понять, почему она считает, будто я разбил витрину в состоянии стресса. Я был в состоянии бешенства – так я ей и объяснил, а стресс – он для истеричных дам.

А разговор происходил у нее дома, и я сразу понял, что комнаты – две, и они каждая сама по себе.

– Кстати, – сказал я, – у меня тут проблема. Нельзя ли у вас пару деньков перекантоваться?

– Конечно, можно! – с восторгом ответила она. Решила, наверно, что я начну к ней приставать. Я же просто переночевал, а утром отправился за Маргариткой. И днем привел ее на новое местожительство.

Толстуха сразу же в нее вцепилась. Действительно, мы с Маргариткой – красивая пара, мы и должны быть вместе изначально, и поэтому старуха хотела знать подробности. Маргаритка, которая уже успела принять горячую ванну, такого ей наговорила на кухне, что потом полночи смеялась.

Утром я ушел. Сказал – по делам. А ноги сами почему-то довели до того проклятого бара. Я плюнул на его порог. Дешевая гнусная забегаловка! Вот разбогатею – куплю и сожгу. Чтобы такие притоны город не поганили.

Надо было раздобыть денег.

То, что в этом городе нет мужчин, с которыми можно делать серьезные ДЕЛА, я уже понял. Не попытаться ли заработать на жизнь как-то иначе?

Вечером я спросил толстуху – нет ли у нее на примете какой-нибудь работенки для неглупого человека.

– А что вы умеете? – спросила она.

Вопрос был какой-то странный. А что вообще нужно уметь, чтобы работать?

– Вы что-то кончали? – допытывалась эта дура. – У вас есть какой-то диплом? Сертификат?

– Я бы хотел работать в сфере финансов.

Это прозвучало как надо. Помнится, Умберто Лопес всегда в сомнительных случаях весомо говорил:

– Я работаю в сфере финансов.

– То есть как? – удивилась толстуха. – Президентом банка, что ли?

Должность звучала неплохо.

– Да.

Она расхохоталась.

– Вы скажите, Валентин, что вы действительно умеете? – сказала она, отсмеявшись, а хохочущая толстуха, кстати, зрелище довольно мерзкое, у нее же все колышется, и живот, и ляжки. – Постойте, я, кажется, придумала. Вас можно устроить в охрану…

– В ох-ра-ну?!.

Мена аж приподняло над стулом. Чтобы я, Брич, унизился до того, чтобы охранять рыбные рестораны?…

– Нет, – едва сдерживая рычание, сказал я. – Я не могу в охрану.

Подумал и добавил:

– Западло.

И, видя ее недоумение, добавил еще как можно строже:

– Мне нельзя.

– Что – нельзя?

– Светиться нельзя.

– То есть как?

– Свои увидят – не поймут.

Да, Билл Бродяга уж точно бы не понял.

– Та-ак… – пропела толстуха, а глазки ее зажглись нехорошим таким огоньком. – Вас нужно устроить туда, где бы вас никто не видел и не слышал. Правильно?

– Да.

Она покивала.

– Это я придумаю.

– В долгу не останусь.

– Какие там долги! Вы мне просто расскажете как-нибудь всякие эпизоды из вашей жизни, ладно? Вот мы и в расчете.

– Конечно, расскажу, – согласился я.

Маргаритка во время этого разговора сидела рядом и смотрела на меня влюбленными глазами.

Девчонке повезло. Она встретила настоящего мужчину.

В квартире у толстухи было тепло, холодильник полон, она утром ушла на работу, а мы с Маргариткой целый день провалялись в постели.

Вечером оказалось, что работа найдена.

– Валентин! Маргоша! – позвала нас толстуха. – У меня для вас хорошая новость. Есть работа!

– Я не могу светиться, – сказал я через закрытую дверь.

– Какое там светиться! Склад, на складе только вы и кладовщик. Деньги небольшие, но стабильные. Вас там никто не увидит.

– Да? А что придется делать?

– Рулоны грузить, – объяснила толстуха. – Придет машина – разгрузить, разложить по стеллажам. Это склад тканевых оптовиков. Нет машины – сидеть, смотреть телевизор.

Это меня устраивало.

Однажды мне уже пришлось три недели таскать ящики с баночным пивом, одновременно выслеживая некого человека и длинной фамилией и еще более длинным списком грехов по отношению к Бродяге. Ничего – ненадолго же!

На складе я продержался полторы недели. Там работали молодые бабы, к которым приходили какие-то сопляки. Я как-то объяснил, что настоящий мужчина не может одеваться в пиджак, который застегивается чуть ли не до горла, и носить такую бездарную обувь. Они так хохотали, что стеллажи качались. Вместе с рулонами.

А почему так вышло, что я схватил рулон, длиной в полтора метра, а весом в пятнадцать кило, и треснул этим рулоном сгоряча по большому столу, на котором меряли ткань, и у стола подломились ножки, этого я, честно говоря, не понял сам. Может быть, потому, что эти дуры меня достали. Только и было слышно – взяли бездельника, он там телевизор смотрит, а мы за него отдуваемся. Но я же два раза помогал разгрузить машину! А во вторник, когда машина пришла днем, я как раз вышел прогуляться, и в среду…

Говорил же: дайте серию досмотреть, еще четверть часа – и иду! А они мне – шофер торопится да шофер торопится!…

Я шел домой злой, как черт. Мимо проезжали козлы на иномарках. Везли своих баб. А я шел пешком! Как последний огрызок!

Возле ларька стояли какие-то… Стоп!

Того, тощего и сутулого, что покупал газету, я узнал сразу. И подошел, и отпихнул от него его бабу.

– Узнал, родной? – спросил я его. Ответа не требовалось – если сейчас не понял, через две секунды точно поймет. Я въехал ему в зубы и негромко так рассмеялся.

Бродяге бы понравилось, как я рассмеялся.

Потом я стряхнул с плеча бабу, повернулся и ушел.

Этот сукин сын… как же его, в самом деле, звали?…

На озерном берегу мне было очень плохо. Выворачивало наизнанку. Надо мной стояли, и он стоял, ждал, пока я встану с колен.

– Свинья – она и есть свинья, – сказал он.

Он назвал меня свиньей на том основании, что он выпил – и ничего, меня с такой малости развезло. Умный! Песенки сочиняет! Купец умрет за деньги, попа задушит жир… А я, значит, свинья…

Нет. Не корчило меня ни на каком берегу! Я вообще прекрасно держу спиртное!

Я вообще впервые в жизни увидел этого тощего.

– Пусть они мне за полторы недели заплатят, – сказал я дома толстухе, ведь это она привела меня на кретинский склад, вот пусть теперь и вызволяет мои денежки.

– Этих денег как раз хватит, чтобы починить стол и два стеллажа, – ответила она. Какие, к лешему, стеллажи? Если я однажды и вышиб стойку, так ведь вставил ее на место!

Потом они с Маргариткой вечером совещались на кухне.

– Я договорилась, что мы тут еще недельку поживем, – сказала мне потом Маргаритка. – Только это уже получается, что мы комнату снимаем. Брич, когда приедут твои серьезные люди и ты начнешь наконец работать так, как тебе хочется?

– Сам жду не дождусь, – буркнул я.

– И надо чего-то купить в хозяйство. Сколько Наташа может нас кормить?

– Надо.

Маргаритка сидела на низкой тахте и смотрела на меня большими укоризненными глазами.

– Брич… – вдруг произнесла она так жалобно, что мне сделалось не по себе. – Брич, миленький, ну, придумай же что-нибудь!

– Ну, что я тебе придумаю?!

Она вскочила.

– А что, мне придумывать? Опять – мне? Может, мне связаться с богатым дядькой и брать у него деньги?

Я посмотрел на нее с интересом. Глупышка глупышкой, а вот ведь умную мысль выдала.

– Ты этого хочешь? – как бы не веря своим ощущениям, спросила она.

Я пожал плечами – мол, решай сама, не мне ведь под богатым дядькой сопеть и пыхтеть.

Тут Маргаритка в совершенно необъяснимой панике кинулась мне на шею.

– Брич, ты любишь меня?!. Любишь? Или уже давно разлюбил?

– Не говори глупостей, – сказал я ей. – Я же с тобой, чего тебе еще надо?

– И я тебя люблю… – прошептала девчонка. – Брич, я все сделаю, как надо… а ты меня не бросишь?…

Я пообещал, что не брошу, и на следующий день Маргаритка собралась НА ДЕЛО.

Это было ЕЕ ДЕЛО, и она собиралась тщательно, позаимствовала у толстухи косметику и стянула в ванной колготки. Толстуха у нас маленькая и кругленькая, а Маргаритка довольно высокая, так что колготки оказались впору.

Она пришла вечером, измотанная, но денег не принесла. Я ее за это не ругал, ни слова даже не сказал – нельзя же сразу требовать у того козла, чтобы раскошеливался. Пусть сперва раскочегарится как следует, а потом уже и намекнуть можно.

Толстуха вечером пришла очень недовольная и сказала, что Ксения сама не знает, чего хочет. Я молча согласился. Если они жила с тем усатым, значит, уж точно хотела чего-то неправильного.

Через два дня Маргаритка пришла очень озабоченная.

– Знаешь, что сказал этот козел? Предложил переехать к нему! Чтобы я жила с ним!

Я посмотрел на девчонку с подозрением. Не то чтобы мне действительно было интересно, дала ли она тому богатому козлу, которого подцепила в баре, или еще не дала, а стоил ли козел таких жертв. Был ли он действительно настолько богат, чтобы ради этого уходить к нему жить?

– Говорит – норковую шубу куплю… – не глядя на меня, добавила Маргаритка.

Норковые шубы тоже разные бывают…

И, в конце концов, когда приедет Билл Бродяга и привезет деньги, я просто-напросто явлюсь к тому козлу, дам ему промеж рогов и заберу Маргаритку!

Я так ей и объяснил.

Она смотрела на меня круглыми темными глазами и, как мне показалось, даже не слышала моих слов. Просто – смотрела и дышала.

Я повторил и пообещал забрать ее у козла сразу же, как только появятся деньги. И даже вот что придумал – она же может, живя у козла, раз в неделю прибегать ко мне! И это будет для всех хорошо, удобно и замечательно.

Всю ночь она не давала мне покоя – пока утром не потеряла сознание. Я позвал толстуху, та раскудахталась, собралась звонить в «скорую», но Маргаритка очнулась сама.

До обеда она пролежала, а потом кое-как собралась и ушла.

Через два дня она мне позвонила и сказала, что козел в полном восторге, уже купил ей кожаную курточку, она приводит в порядок запущенную козлиную квартиру, а больше говорить не может – он вышел за сигаретами и вот-вот вернется.

– Прямо из рук меня не выпускает, – пожаловалась Маргаритка.

Толстуха додумалась устроить меня в строительную бригаду!

Мы пошли на встречу с бригадиром.

Он посмотрел на меня и сказал, что сейчас ему как раз жена подсунула племянника, не отказывать же родной жене, так что, если в бригаде будет местечко, он сам позвонит. Толстуха поняла, что тут дело неладно, велела мне идти к остановке, а сама задержалась – потолковать с бригадиром. Потом она догнала меня.

– Валентин, – строго сказала она, – этот человек клянется, что узнал вас. Вы подрабатывали сторожем на новостройке и, как он утверждает, не просыхали.

– Он меня с кем-то спутал.

– Нет, Валентин… – толстуха вздохнула. – Он знает ваше имя. Я ему вас не называла, он сам сказал…

Это была какая-то необъяснимая чушь. Или же наоборот – судьба берегла меня для более серьезных заработков, чем гроши на стройке. Может быть, Бродяга уже стоял на трапе самолета, который принесет его ко мне?

Избавившись от толстухи и придя домой, я позвонил Маргаритке.

– Ты сегодня придешь? – спросил я. – Если твой козел в командировке, то приходи. И принеси бутербродов.

– Я постараюсь, – отвечал знакомый голос, но что-то в нем было уже незнакомое.

– Ты, родная! – сказал я ей. – Еще пару месяцев – и я заберу тебя у этого козла! Чтобы мне не пришлось тогда тебя обламывать – ты там не очень-то. Он – козел, и ты под него не подделывайся, ясно?

– Ясно, Брич. А каких тебе бутербродов?

Я задумался.

– Можно с копченой рыбой. Да – и еще по дороге захвати бутылку.

Маргаритка прибежала ненадолго и чем-то мне на сей раз не понравилась. Денег обещала принести в другой раз – то, что дал ей козел на хозяйство, она уже потратила. Мне даже показалось, что ей понравилось тратить козлиные деньги… в то время, когда я сижу тут, как дурак, и экономлю сигареты!…

К тому же, я так понял, что она из козлиных денег хочет заплатить за комнату. Черт, подумал я, сколько же я уже тут живу?

Когда Маргаритка ушла, я выпил полбутылки водки и закусил толстухиной колбасой.

Стоя у окна, я смотрел во двор. Приходили люди, пересекали двор, в доме напротив зажигались окна. Все жили и радовались, все имели деньги! Они ногтя моего не стоили – а имели деньги!

Чертова Маргаритка! Почему она не расколет своего козла?

Я взял телевизор в охапку и перетащил в маленькую комнату. Все равно толстуха целыми днями пропадает непонятно где, он ей не нужен.

Включив, я погулял по разным каналам. Один меня заинтересовал – там показывали хороший фильм. Мужчина в черном пиджаке, галстуке-бабочке и с пистолетом бегал по какому-то особняку. Пиджак мне понравился, я его запомнил. Мне скоро понадобится такой пиджак, подумал я. Когда приедет Бродяга, а он обязательно приедет и заберет меня отсюда, мы с ним пойдем в лучший магазин и выберем мне такой костюм, что все закачаются!

Я задумался о костюме и о том, сколько денег привезет Бродяга. Не может же он столько времени пропадать и явиться совсем пустой! А я что же – я подожду.

Я не стану ввязываться во всякие мелочные затеи со здешней шушерой. Они – плоские и ничего не понимают в МУЖСКОМ ДЕЛЕ. Я им такой план предложил! Идиоты. Кретины.

Нет, лучше я сейчас все продумаю – какой костюм и какие туфли выберу, а главное – какую машину!

Я стал переключать каналы в надежде, что сейчас покажут машины. И вдруг увидел то, от чего едва не выронил пульт.

– Брич… – позвал меня Бродяга. – Все кончено, Брич, уходи… Я прикрою…

Лицо его было в крови, волосы всклокочены.

– Бродяга! Что с тобой, Бродяга?! – заорал я.

– Зря я тебя с собой взял… – ответил он, и каждое слово давалось ему с огромным трудом, и я понял, что он умирает.

Но он не имел права умирать! Это что же – он там умрет, а я останусь тут без цента за душой?…

– Прости меня, Брич… – прошептал Бродяга. – Ты был хорошим товарищем… Прости… Беги!…

И потерял сознание.

Я увидел его – распростертого на песчаном холме, за невысокими и редкими кустиками. Он лежал, просунув дуло пистолета, и делался все меньше, и стало видно сверху, что к этому холму подбираются рейнджеры.

– Держись, Бродяга! – крикнул я.

Где-то тут валялись гантели толстухиного мужа… Я быстро выкатил их из-под тахты.

Там началась стрельба.

– Ну, вы, родные! – сказал я рейнджерам. – Бродягу я вам так просто не отдам!

И что есть силы треснул гантелью по телевизору. Прямо по экрану!

Внутри грохнуло, и дыра выплюнула осколки. Один царапнул меня по щеке.

Бешенство!

Эта дрянь еще и плюется!

Я раздробил гантелью боковую стенку и какие-то железки, я отошел, примерился, и ногой скинул телевизор на пол. А кучу осколков на полу я еще немного потоптал.

– Сволочи! – сказал я рейнджерам. – Это вам за Бродягу…

И задумался.

Это что же получается – его больше нет?

А кто же придет сюда за мной? Кто принесет деньги? Кто вытащит меня отсюда и возьмет в другую жизнь, где все мужчины – крутые, а все женщины – двадцатилетние? Кто?!?

Нет.

Так быть не должно.

Мне показалось.

Возможно, меня обманули.

Я сел на тахту. Обманывать себя не позволю – это раз. Два – Бродяга всегда возвращался. Вернется он и на этот раз.

– Брич, – скажет он, – дружище! Мы завтра идем НА ДЕЛО!

– Да, – скажу я.

Он знает цену моему «да».

Я вышел на кухню и заглянул в холодильник. Там была только пачка пельменей. Очевидно, толстуха почему-то стала питаться вне дома. Ну и черт с ней. Пельмени – тоже еда.

Я поставил кастрюлю с водой на газ и сел на кухонную табуретку.

Когда Бродяга приедет, я расскажу ему, как меня устраивали на работу. Это же надо – меня устраивали на работу! Какая, ко всем чертям, работа? И расскажу, сколько мне обещали за месяц таскания тюков. То-то он посмеется! На эти деньги даже в классный кабак поужинать не сходишь.

Я расскажу ему про те кабаки, которые обнаружил в городе. Бродяга – он, когда деньги есть, любит повеселиться. Значит, во-первых, одеться. Во-вторых, найти себе нормальное жилье. А то я торчу в этой комнатенке, как пес в конуре. И жру идиотские пельмени…

Кастрюля принялась как-то странно потрескивать. Я заглянул в нее и увидел, что дно уже черное. Наверно, я налил мало воды. Пришлось ставить другую кастрюлю, но со стряпней мне что-то не везло – я припаял совершенно разварившиеся пельмени ко дну намертво. Кое-как я выскреб тестяную кашу ложкой и сунул кастрюлю в мойку. Что за дела? Чтобы женщина в доме не могла помыть посуду? Пусть даже толстуха…

Я вошел в комнату и закрылся на крючок.

Скорее бы приезжал Бродяга! Я, кажется, сделал все, для чего прибыл в этот город. Ротмана – застрелил… А Ксения – дура.

Вот! Надо наконец дать в ухо Карасевичу…

Я лег и закрыл глаза.

Я представил себе, как вхожу в этот проклятый рыбный ресторан. На мне костюм из самой лучшей витрины, пиджак, который застегивается очень низко… которые высоко – те для педерастов… На мне – блестящие туфли и галстук, как у Джемса Бонда.

Мне навстречу выходит швейцар Юра. Он кланяется, он лепечет, что, мол, добро пожаловать. Я без замаха бью его – и он падает. Я вхожу в зал – там полно народа. За крайним столиком сидит Ксения с мужем – я сразу их замечаю. И от стойки отходит бородатый.

Он идет ко мне, а я иду к нему.

– Ну, ты, родной! – говорю я ему. – Получай, сука! Вот тебе твоя Ангола!

Он отлетает на десять метров – прямо к ногам Ксении, к этим стройным золотистым ногам – только так! Он лежит, не двигаясь, а она встает. Муж пытается ее удержать, но она стряхивает руку мужа, она идет ко мне!

Наконец-то она поняла, что такое настоящий мужчина!

– Идем отсюда, Брич! – говорит она громко и смотрит мне в глаза. Она уже хочет меня, открытое платье само сползает с ее плеч.

– Идем, – говорю я и обвожу взглядом столики. Одни мужчины смотрят на меня со страхом, другие – с завистью, а все женщины – так, как Ксения.

На улице стоит моя машина, шестисотый мерс. Прохожие окружают ее и тихо переговариваются – такой роскоши в этом гнусном городишке они не видали. Я открываю дверь, потом захожу с другой стороны и распахиваю другую дверь – перед Ксенией.

Ксения садится, сажусь и я.

У меня снят номер в лучшей гостинице. Портье встречает нас с поклоном. Скоростной лифт веет на двадцатый этаж. В лифте мы одни – и Ксения отчаянно прижимается ко мне, ее губы ищут моих губ…

– Валентин!

Тьфу! Явилась!

– Валентин, я же знаю, что вы дома! – разорялась за дверью толстуха. – Давайте договоримся по-хорошему! Вы собираете свои вещи и уходите! Мне от вас ничего не надо, никаких денег! Расстанемся по-хорошему! Я не так много зарабатываю, чтобы кормить двоих!

Тьфу… Это она про те пельмени, которые я нашел в холодильнике.

Я с большой неохотой встал и уперся плечом в шкаф. Шкаф поехал и загородил дверь намертво. Теперь она сюда не вломится.

Потом я опять лег. Нужно было начать сначала.

Итак, я вхожу в лучший магазин, чтобы купить костюм, в котором поеду в ресторан «Три карася» бить морду швейцару Юре и тому бородатому…

Продавщицы бегут ко мне…

Нет, ко мне выходит директор магазина…

– Валентин! – опять запричитала толстуха. – Вы бы не могли вынести телевизор? Мне же нужно смотреть вечернюю программу новостей!

Телевизор… Еще и это…

Нужно было сделать так, чтобы проклятый телевизор исчез. Вообще! Я взял гантель, примерился – и несколько раз треснул, чтобы развалить крупные детали на куски помельче. Иначе мне пришлось бы открывать большую створку окна. А обломки можно выкинуть и в маленькую.

Потом я это сделал. И опять лег. Я сыт. Мне сейчас никакая женщина не нужна. Я – сыт. Вот завтра приедет Маргаритка, привезет бутерброды. Поем. Покувыркаюсь с Маргариткой. Может быть, она даже пива привезет. Главное, чтобы толстуха ушла пораньше и не орала с утра, как резаная. Какое она, в самом деле, имеет право на меня орать? Я же на нее не ору.

И разве я ей мешаю? Сижу в комнате, носа наружу не показываю. Меня даже не слышно.

Я лучше тут пересижу, но до таскания рулонов на идиотском складе не унижусь. Купец умрет за деньги, попа задушит жир, солдат умрет за чью-то корону, а я умру на стеньге – за то, что слишком жил!…

Ничего, еще немного – и приедет Бродяга.

А тогда начнется настоящая жизнь!

конец второй части