Текст книги "Нереал"

Глава одиннадцатая.
Дед Ворон берет след, но магия бессильна перед штыковой лопатой

– Ну, я вас спрашиваю? – Епископ был зол, как все черти из преисподней, вместе взятые.

– Ну, вот… – отвечал Гамаюн.

– Непруха, – поддержал его Сирин.

Птенчики, получившие задание отследить нереала, который день не могли нашарить хоть тень канала, возникающего между нереалом и его создателем, поскольку канал между тульпой и породившим ее человеком, как правило, держится довольно долго.

Можно было, конечно, взяться за дело с другого конца – то есть, захватить этого самого создателя и двигаться к нереалу непосредственно от него. Однако Епископ не догадался вовремя узнать у Серсида по крайней мере имя и фамилию этого кретина.

Серсид, опрометчиво отправленный Епископом подальше от Таира, в самую столицу, до пункта назначения не доехал. Когда же с ним наконец связались телепатически, оказалось, что Таир успел это сделать раньше. И неизвестно, чем он припугнул своего неразумного ученика, а только тот был в полнейшей панике. Иначе, как в панике, невозможно проскочить мимо города Москвы и очутиться в населенном пункте с экзотическим названием Африканда. Причем по закону стервозности эта Африканда была отнюдь не на юге, не в Алжире или Марокко, а чуток не доезжая Мурманска. Серсид напрочь отказался общаться на все темы, включая погоду и политику. А, может, и не оказался, а был блокирован наглым мальчишкой – на таком расстоянии хрен чего поймешь…

Были еще каналы, по которым голодный инкуб добирается до своего донора…

– Если этот проклятый Таир раньше нас доберется до нереала… – проворчал Епископ так, что стало ясно – всем присутствующим тогда мало не покажется.

– Он точно так же потерял след, – осмелился встрять Алконост. – Епископ, вы знаете, сколько в городе инкубов? Все по крайней мере два раза в неделю вылетают подкормиться. Ночью то ни одного канала, то они прямо пучками болтаются!

– Пучок – пятачок, – сострил Сирин.

– Вот и нужно каждый канал проверять! Он же не может без подпитки! Ему же еще тульпу содержать! – выкрикнув это, Епископ задумался. Возможно, канал, связывающий нереала с донором, иного качества, чем те, по которым выходят на свои жертвы настоящие, не обремеменные тульпами инкубы…

– Я вот что думаю, – продолжал Алконост, – если ни намека на открытый канал, то, может быть, у нереала есть постоянный донор в очень тесном контакте? Нашел себе бабу и лег на дно? То есть, канал очень короткий, хотя и постоянно действующий…

– Ну-ка, ну-ка… – Епископ заинтересовался. – Ты хочешь сказать, мой птенчик, что длинный канал, через всю область, вы мне отследить беретесь, а канал в четверть метра для вас – невидимка?

– Это же только версия! Эта… гипотеза!… – завопил Алконост. – Он же не инкуб! Ему же, может быть, вообще теперь канал не нужен при сексуальном контакте!

– Гипотеза?…

Епископ крепко задумался.

Ох, не стоило ему торговать услугами инкуба прежде, чем нереал был изловлен и разобран на составные элементы. Ох, не стоило…

Но был над Епископом некто, кого он слушался еще более истово, чем слушались его самого толсторылые птенчики. Кто – и выговорить жутко…

И не то чтобы совсем уж потусторонняя сила…

– Послушайте, Епископ… – подал голос Гамаюн. – Может, связаться с инкубами?

– Так они тебе и скажут, где эта скотина спряталась!

– Что-нибудь им взамен предложить?

Епископ встал.

– Вот что, птенчики! Лярв вы уже мастерили и к каким-то тупым телкам подсылали! Не хватало только, чтобы вы связались с суккубами! Высосут, как… как…

Не найдя подходящего по силе сравнения, Епископ громко вздохнул.

– Дед Ворон куда подевался?

– На той неделе салоны обошел и к куме намылился, – доложил Сирин. – Опять Астралона гонял.

– Полтергейст будил?

– Не-е, там дом новый, полтергейст еще не заводился. Что-то другое попробовал. Послушайте, Епископ…

– Ну?

– Сегодня уже двадцать восьмое.

– Ну?

– Ну, это… Еще двадцатого полагалось…

– Что полагалось?!?

Имелся в виду оклад денежного содержания, положенный птенчикам как сотрудникам «Древнерусской школы ведической реабилитации» и выдаваемый ежемесячно пятого и двадцатого числа. Но всем видом Епископ показал – бездельники, неспособные отыскать в городе с полумиллионным населением одного-единственного нереала, будут сидеть на голодном пайке, пока не поумнеют.

И как показал!

Птенчики подхватились и вымелись из подвала на пандус, как если бы в них метнули огнем.

Епископ сел и пригорюнился.

Связаться с инкубами… Связаться-то он мог! Он знал, как их вызвать. Да ведь потом-то не отвяжешься! Заклинание, разработанное для подавления воли инкуба Таиром и украденное Серсидом, конечно, оружие – но сперва нужно его опробовать, а потом уж рисковать.

А полдюжины заклятых и полностью покорных инкубов – это власть над всем миром. Не сразу, конечно. Нет, не сразу. Но года через два – точно…

Любил Епископ мечтать. Особенно о том, что ему было не под силу. И все собирался попробовать технику коллажа – понавырезать из журналов картинок, составить сборный портрет всех своих желаний и заклясть его в стиле давней симпатической магии, основы которой сам же преподавал начинающим гадалкам и ворожеям. Но преподать – это проще всего, а вот поди закляни!…

Птенчики на пандусе первым делом закурили.

– Менты вон тоже Башарина еще не словили, а зарплата им идет… – проворчал Алконост.

– Всем зарплата идет…

– Вот сам бы эти каналы и отслеживал…

– Точно ведь однажды суккуб привяжется…

К пандусу подкатил грузовик с товаром для хозяйственного магазина, и птенчики даже с некоторой завистью принялись наблюдать за разгрузкой.

– Я Светке новый унитаз обещал, – вспомнил Сирин. – Опять не получится. И кафель тоже.

– Меня скоро в автосервис пускать перестанут, – пожаловался Гамаюн.

Очевидно, Светкина кафельная удача где-то на вселенских весах перевесила в этот день их совместную неудачу. Из-за угла выскочил маленький дедок и поспешил к лестнице, ведущей на пандус.

– Дед Ворон! Гля! – заметил его первым Сирин. – Во чешет! Стойте, Эфраим Яковлевич!

Он перекрыл рукой доступ к двери.

– Ща будет тебе Шанель с Диором! – окрысился дед, прекрасно знавший, что вносить свое амбре в помещение «Древнерусской школы ведической реабилитации» ему, мягко говоря, не рекомендуется. Епископ откровенно боялся, что амбре распугает ему самую надежную клиентуру, клиентуру-кормилицу, – дам бальзаковского возраста, посещающих оккультные курсы.

Но раз дед откровенно рвется к Епископу, значит, у него такая ценная информация, что правилами хорошего тона можно и пренебречь!

Дошло это до птенчиков не сразу, а когда дед Ворон разинул пасть и приготовился выдохнуть порцию бронебойной вони. Сирин, который как-то сдуру попал под залп и потом за полторы недели извел на себя четыре больших флакона туалетной воды, шарахнулся, и шустрый дед проскочил в подвал.

Он обнаружил Епископа в весьма пасмурном и сварливом расположении духа.

– Эфраим, я же просил… – пробурчал тот.

– С тебя причитается, рыбонька, – с тем дед Ворон и уселся напротив начальника. – Твое счастье, что есть у меня кума. А кабы кумы не было – я бы и это твое несчастье, как бишь его, не сыскал.

– Ты нашел нереала?!? – Епископ подскочил.

– И не только что нашел, а и на горячем прихватил!

Дед откровенно радовался.

– Где он, Эфраим? Где? Ну?

– Где-где!

И дед матерно сострил.

– Да ну тебя!

Епископ вышел из-за стола и уселся рядом с дедом Вороном, заранее поставив крест на своем элегантном костюме. После такого соседства костюм пришлось бы везти осенью на Дальний Восток, чтобы проветривать сентябрьскими тайфунами.

– Стало быть, Малаховку знаешь? – сразу перешел к делу дед Ворон.

– Знаю, конечно.

– А огороды?

– И огороды знаю.

– Ну вот – там он и поселился.

– На огородах?…

– А чем плохо? Еще не вся картошка выкопана, яблоньки тоже можно обтряхать, много чего прямо с грядки в рот закинуть.

– На огородах… – повторил Епископ. – Эфраим, ты уверен?

Дед от него отодвинулся с таким видом, как будто от Епископа, а не от деда Ворона несло городской свалкой.

– Ну, Эфраим! Ну! С меня причитается!

– Причитается! – передразнил дед. – Двадцатое число у нас когда было?

Даже не пытаясь оправдаться, Епископ полез за бумажником.

– Вот.

– А в ведомости пентаграмму поставить?

– Какая ведомость? – удивился Епископ, отсчитывая десятидолларовые бумажки.

– Зеленью не возьму, – отрекся от валюты дед Ворон. – Зелень не к добру.

– Сейчас птенчиков сгоняю поменять! Так как же ты его нашел?

Оказалось – дедова кума что-то для него этакое у себя на огороде вырастила, дед назвал растение обратим-корнем, а как по-современному – не знал. Он взял большую клетчатую сумку и поехал в Малаховку…

– Думаю – дай-ка я еще картошечкой разживусь, а то двадцатое еще когда было, а есть-то хочется!… – с тонким намеком объяснил дед, а картошка предполагалась ворованная – это Генерал сразу понял.

Тут под покровом вечернего полумрака дед и совершил свое выдающееся открытие.

– Но, ваше святейшество, тут одна закавыка получилась, – честно признался дед. – Я как с огородов выбрался, негоднику Таирке под колпак угодил.

– Под купол? – уточнил Епископ.

– Колпак, купол – один хрен! В общем, это, может, и не колпак был. Но я дома отсиделся с недельку. Потому и на связь не выходил. Береженого кто-то уж точно бережет!

– А теперь?

– Ну, раз я пришел! – возмутился дед. – Стало быть, не чую! Может, и не колпак это был, говорю тебе, а вовсе даже щупальце! Осторожность-то не повредит!

И приосанился, всем видом показывая, какой он истинный мастер своего колдовского дела.

– В Малаховке на огородах, стало быть… – Епископ тихонько рассмеялся. – Ну, значит, сегодня мы эту проблему и решим.

Он взял со стола мобилку и набрал номер.

– Гамаюн? Давайте-ка все сюда! Живо!

Дед Ворон скривил рожу. Он не понимал, зачем на таком расстоянии пользоваться техникой, если можно сделать элементарный посыл. А Епископ, недавно прикупивший престижа ради самую последнюю модель «Nokia», не понимал другого – зачем делать посыл, если можно лишний раз похвастаться дорогой игрушкой.

Птенчики осторожно вошли в кабинет.

– Алконост, беги-ка баксы поменяй! – бодро начал распоряжаться Епископ. – Сирин, твоя тачка на ходу?

– В сервисе! – отвечал догадливый Сирин. И кто бы добровольно пустил в свою машину зловонного деда?

Но хитрость эта была понятна Епископу как дважды два – четыре.

– Эфраим, ты же наговор обещал, – укоризненно обратился он к деду. – Чтобы твой выхлоп хоть к нам к четверым не лип!

– Да ты простой оберег поставь! – обиженно буркнул дед.

– Оберег его не берет! – возразил Сирин.

– А ты пробовал?

– Тихо! – оборвал зарождающуюся склоку Епископ. – Сегодня едем брать нереала. Алконост, ты угадал – у него постоянная баба. Вот мы его, голубчика, с бабы и снимем!…

Поняв, что на горизонте наконец-то обозначился не только оклад месячного содержания, но и те блага, которые сулила сдача в аренду порабощенного инкуба, птенчики воспряли духом. И Сирин даже своей «ауди» не пожалел, над которой трясся, как над больным младенцем.

Вчетвером загрузились в черную «ауди» и выехали, когда стемнело.

Ехать было не так чтоб очень далеко – не вдоль растянувшегося по речному берегу города, а как бы поперек.

Но на подступах к огородам обнаружилась ерунда – дед Ворон-то шастал туда от шоссе тропиночкой и только эту дорогу к приюту нереала знал, а если бы заехать с другой стороны – то он бы непременно заблудился. И Епископ ни сказал ни слова насчет сверхъестественных способностей деда, в нужную минуту негодных к употреблению. Во-первых, не время было ссориться, а во-вторых, когда по сотне гектаров раскидано полторы тысячи халабуд в самом диковинном беспорядке, то тут, пожалуй, и магия бессильна…

Хорошо, что птенчики догадались одеться попроще. Епископу же в его элегантном костюме приходилось тяжко, и потому он шел замыкающим, предоставляя подчиненным спотыкаться и выявлять опасные места. Трость с черным набалдашником он не пускал в ход даже рискуя грохнуться – она предназначалась совсем для других дел.

– Сюда, сюда, вот туточки! – командовал дед Эфраим. – Они с девонькой заняли будку, где раньше Анна Кузьминична жила. Хорошая такая старушка, душевная, ласковая. Я к ней чай пить ходил. Варенье у нее – язык проглотишь! Хозяйка! А потом, как сил у нее не стало, совсем в город перебралась. Все забываю позвонить, спросить – как там, сын не обижает ли, невестку удалось извести? Ты куда?!.

– К лягушкам, – прокомментировал Гамаюн, глядя, как зазевавшийся Сирин выдергивает ногу из канавы. – А мог и кроссовку там оставить! Во лягушкам был бы праздник! Жилплощадь типа «Найк»!

– Не галди, птенчик, – одернул его дед Эфраим. – Ваше святейшество, почти прибыли.

И показал на будку с двумя крошечными окошками, которую еще нужно было знать откуда высматривать – заплетенный несъедобным диким виноградом заборчик хорошо ее прятал от соседей.

– Что-то там тихо, – заметил Епископ. – Может, гуляют?

– Девонька – та, может, и гуляет. Я ее пару раз в такую рань встречал – несется на каблучищах к будке. А тульпа треклятая допоздна не шастает. Тьфу! Да вот же он!

Не дожидаясь приказа, Епископ с птенчиками присели и, раздвигая ветки, вытаращились на мужскую фигуру, бредущую в отдалении с пластиковым пакетом в одной руке и с лопатой – в другой.

Птенчики дружно забормотали – заговаривали глаза на ночное зрение.

– Точно – он? – спросил Епископ.

– Я тоже сразу не распознал, – признался дед Эфраим. – Мужик как мужик, а подойдешь поближе, сразу ясно – тульпа! С сильным носителем, от человека почти не отличить, но тульпа!

– Хочешь сказать, что от нее и тепло идет? – усомнился Епископ.

– И еще как идет! Инкубы – они же горячие. Но я это тепло от человечьего так же отличу, как ты, к примеру, голого мужика от голой бабы…

Тут дед Эфраим понял, что дал маху. Епископ, хотя до той поры и не имел дела с инкубами, которых оседлала тульпа, но в магии смыслил немало, ауру видел и прочие тонкости разумел. Обижать своего кормильца дед Эфраим никак не собирался. Но тот, должно, и не обратил внимания, вглядываясь в добычу.

– Если бы с ним можно было работать на расстоянии! – вздохнул Епископ.

– Наше счастье, что нельзя, – резонно возразил дед Эфраим. – А то бы этот шкодник Таирка давно свою пропажу выловил, тульпу отцепил, а инкуба понадежнее припрятал. С ними, как я разумею, можно получить хорошие результаты только на таком расстоянии, когда возможен обмен теплом и соприкосновение полей, я бы даже выразился – взаимоналожение, при котором инкуб сперва по неразумию пытается использовать вторгшееся поле как донора и открывает канал.

– Ого… – прошептал Алконост, не ожидавший от деда с его деревенскими манерами таких тонкостей.

– Между прочим, даже Таирка бы не заклял инкуба, если бы не прихватил его, подлеца, на горячем, – завершил дед Эфраим свой научный тезис. – На бабе, то есть. Ну, что, приступим, благословясь? Вот и тросточка!

Епископу не очень-то хотелось вылезать из кустов и браться за работу. Заклинание Таира, переданное ему Серсидом, конечно же, должно было сработать – но Епископ предпочел бы опробовать его без зрителей.

Однако и отступать было некуда – за тем и шли на огороды, чтобы раз и навсегда покончить с блужданиями бестолковой тульпы, таскающей свое драгоценное содержимое леший знает где, а инкуба прибрать к рукам.

Епископ взял трость на манер шпаги, выбрался из кустов и пошел навстречу тому высокому плечистому мужику с мешком и лопатой, которого опознал дед Эфраим Ворон.

Он остановился прямо перед этим мужиком, ощущая тепло, но, к ужасу своему, не ощущая разницы между теплом человека и инкуба.

– Закурить, что ли? – грозно спросил мужик.

Епископ уже дочерчивал тростью по земле треугольник проявления. Его можно было создавать лишь на растущей луне, а наиболее удачным он получался в пятый или седьмой лунный день, да еще в среду. Новолуние миновало неделю назад, так что шансы у Епископ были неплохие, невзирая на четверг.

– Анафаксетон, – прошептал он, мысленно выкладывая незримые буквы по левой стороне треугольника. И тростью начертал крест, но не обычный, а косой и снизу вверх.

Мужик озадаченно уставился на эти действия.

– Ну, ты, родной, крыша, что ли, съехала? – неуверенно осведомился он.

– Вато, ова, наде, аминь, – сказал на это Епископ, и вдруг ощутил присутствие силы, словно проснувшейся где-то вдалеке и открывшей глаза. После чего он кинул на правую сторону треугольника еще одно великолепное слово: Тетраграмматон. И, перекрестив его, быстро произнес:

– Глогол, ода, сафи, аминь.

Сила там, в непостижимой дали, шевельнулась и стала стягиваться к единой точке – как если бы на ровном месте вдруг принялась расти островершинная гора. Откуда-то снизу она прикоснулась к пока еще запертому треугольнику.

Осталось сделать только основание – и сила, исходящая из треугольника, будет готова влиться в четкую форму заклинания, составленного мальчишкой Таиром!

– Я те покажу аминь! – и ошалевший мужик, бросив пакет, замахнулся на Епископа лопатой.

Это была не магическая, а вполне конкретная лопата, и Епископ шарахнулся от нее с удивительной для кабинетного деятеля ловкостью. При этом он невольно вскинул вверх трость, как бы собираясь отбить лопату.

Первым сообразил, что дело неладно, птенчик Гамаюн. Он возник над кустами, как будто им выстрелили из рогатки.

– Слева заходи! – заорал дед Эфраим. – К забору его прижимай!

Ну что же, проблему можно было решить и так – зажать оседланного тульпой инкуба в угол и там уж заново начертать треугольник проявления. Тогда монстру будет уж не отвертеться, подумал Епископ, а что дед Эфраим станет костерить его за медлительность, так это – первые двадцать секунд. На двадцать первой буйный дед вспомнит, из чьих рук хлеб ест, и сразу пойдет на попятный.

Все бы так и получилось, если бы не лопата. Этим сельскохозяйственным орудием оседланный тульпой инкуб действовал, как алебардой, и даже так, как ею действовал веке примерно в шестнадцатом дикий ландскнехт с двадцатилетним стажем.

Он плашмя треснул лопастью по башке Гамаюну, тут же развернулся и сбоку, из-под локтя, ткнул палкой в пузо налетевшего Алконоста. После чего, лупя, как дрыном, прошиб оборону ошалевшего Сирина – и был таков.

– Чего смотрите! Сволочи, дармоеды! – заорал дед Эфраим. – За ним!

– Ни фига себе… – отозвался сидящий на земле Гамаюн, ощупывая голову.

– Вставай, птенчик, вставай! – дед Эфраим, подбежав, стал тыкать его коленкой в богатырское плечико. – Чего расселся?…

– Тихо, Эфраим… – сказал Епископ. – Это не просто тульпа и не просто инкуб. Арифметику знаете?

– Ну? – спросил Сирин.

– Десять плюс десять?

– Ну, двадцать, – тут Сирин и дед Эфраим переглянулись. Для того, чтобы в такую минуту заниматься арифметикой, нужно было спятить окончательно.

– А десять помножить на десять?

– Ну, сто…

– Этот идиот Серсид каким-то непостижимым образом не сложил тульпу с инкубом, а пе-ре-мно-жил их! Теперь – ясно?!? – заорал Епископ. – Он создал существо, с которым так просто не справиться! Видели?!?

– Сложно, но можно, – перебил его дед Эфраим. – Сейчас приведем птенчиков в порядок, наложим на всех обереги, каждый – каждый, сволочи! – выстроит себе треугольник проявления! Лодыри, дармоеды! Каждый – каждый! – введет себя в транс! Далеко эта тварь не уйдет!

Маленький дедок раскомандовался почище Наполеона Бонапарта. Но и действовать начал раньше всех – опустился на колени рядом со свернувшимся в шиш Алконостом, наложил ему руки на голову и принялся гнать волны расслабляющего тепла к пострадавшему от лопаты брюшному прессу.

Епископ подошел к Гамаюну.

– Кожу не рассек?

– Нет. Но искры из глаз посыпались, – честно признался тот. – Я даже на ноги встать боюсь – вдруг заносить начнет?

Епископ потрогал птенчикову башку.

– Жить будешь. Почему на себя оберега не поставил?

– Дурак потому что, – отозвался за Гамаюна дед Эфраим. – Ну, живо, живо, живо! Уйдет этот идол за шоссейку – не поймаем!

Действительно – трудно было бы брать беглеца в оборот среди многоэтажных и еще не угомонившихся на ночь домов, свидетели начнут мешать советами, подумал Епископ. Он бы охотно убрался сейчас с огородов домой – но был над ним некто, не только дававший советы, а проверявший, как выполняются приказы. Этот некто уже дважды напоминал об инкубе. Приходилось, увы, продолжать погоню…

– Алконост, Гамаюн – за нереалом! – приказал Епископ. – Сирин – к машине! Эфраим, куда этот сукин сын понесся? Где он должен вынырнуть на шоссе?

– Там! – дед ткнул пальцем во мрак.

– Где – там? Примета есть?

– Ну, остановка? Автозаправка? – подсказал Сирин, уже готовый стартовать.

– Клен!

– Тьфу! – Епископ, человек городской, сильно сомневался, что кто-то из птенчиков отличит впотьмах клен от ясеня. Впрочем6 и при дневном свете – тоже.

– И фонарь рядом, – не слишком уверенно добавил дед.

Фонарный столб и дерево – это уже было кое-что.

– Понял, убоище? – спросил Епископ Сирина с таким видом, как будто сам знал это место с младенчества.

– А чего не понять!

– Подгони туда тачку!

Оставшись наедине с дедом Вороном, Епископ вздохнул.

– Нечего охать! – одернул его дед. – Живо, живо, живо!

Зашвырнув в кусты клетчатую сумку, он отнял у начальства трость и, вцепившись в епископский локоть, поволок своего кормильца темной тропинкой, ворча и матерясь самым заковыристым образом.