Текст книги "Прекрасная незнакомка"

– Она полюбит тебя. В тебе есть все, в чем ей отказывала ее мать.

– Но ее матери это может не понравиться, Алекс. В конце концов, я… мы не…

Она запнулась, и он покачал головой:

– Ну и что? Какое это имеет значение?

Для нас?

Рафаэлла покачала головой:

– Но другим людям, которые важны для Кей, это покажется непристойным.

– Мне все равно, – резко ответил он. И снова с тоской посмотрел на Рафаэллу, думая о своей семье и поездке в Нью-Йорк. – Мне очень хотелось бы, чтобы ты могла поехать со мной.

Он повторил это снова, когда она начала одеваться, собираясь уходить домой, и прошептал еще раз, когда они собирались расстаться, чтобы последний квартал до своего дома она прошла в одиночестве.

Ее глаза были влажными в предрассветных сумерках, и она не была уверена, но ей показалось, что и в его глазах стояли слезы. Они по-своему все время были рядом с Амандой, бодрствуя всю ночь, охраняя ее жизнь в своих мыслях и разговорах, сострадая девочке, которая лежала избитая и изуродованная так далеко от них. Но Рафаэлла думала не об Аманде, когда в последний раз поцеловала Алекса и коснулась его щеки.

– Я бы хотела поехать с тобой.

Она снова подумала о суровости выпавшей на ее долю судьбы, о своих обязательствах перед Джоном Генри, но в то же время она была благодарна за то, что Алекс снова появился в ее жизни, чтобы можно было разделить с ним ночь или хотя бы мгновение. Единственное, что ее огорчало, – это невозможность помочь ему в тяжелой поездке в Нью-Йорк.

– С тобой все будет в порядке?

Он кивнул, но лицо его было грустным. С ним-то все будет в порядке. А вот с Амандой? Они обсуждали, как перевезут ее в Сан-Франциско, но что, если она не выживет? Эта мысль одновременно промелькнула в их головах. Рафаэлла нежно коснулась губами его глаз.

– Можно я позвоню тебе?

Он кивнул и на этот раз улыбнулся.

Они оба знали, что очень многое изменилось в их отношениях за один лишь вечер. Это был огромный шаг вперед, и они сделали его вместе, рука об руку.

– Я собираюсь остановиться у матери.

– Передай ей от меня привет, – их глаза встретились на какое-то время, потом она поцеловала его в последний раз, – и не забывай, как сильно я люблю тебя.

Он ответил ей долгим и крепким поцелуем, и потом она ушла. Спустя несколько минут он услышал, как закрылась тяжелая дубовая дверь, и поспешил домой, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем успеть на семичасовой рейс в Нью-Йорк.

Глава 13

Шарлотта Брэндон, нервничая, поджидала Алекса в вестибюле больницы, переводя взгляд со стойки регистрации на автоматы, продающие сладости и кофе. Алекс ушел наверх, чтобы в первый раз повидать Аманду. Когда он в последний раз звонил из «Карлайла», ему сообщили, что ей стало лучше, она потихоньку приходит в себя от успокоительных, но теперь испытывает сильные боли. Посещения не приветствуются, но поскольку Алекс прилетел так издалека, чтобы повидать ее, они пустят его в отделение интенсивной терапии в ближайший час, но всего на пять или десять минут.

И вот теперь Алекс отправился в лифте наверх, а его мать оцепенело сидела в вестибюле, глядя на проходивших мимо людей. Но все лица были невыразительными и чужими; люди поспешно проходили мимо нее, держа в руках цветы, подарки, сумки с тапочками и стегаными ночными кофточками. Дважды она наблюдала, как женщины на последней стадии беременности медленно передвигались с напряженными лицами, крепко держась за своих мужей, которые несли в другой руке сумочки с туалетными принадлежностями. Шарлотта с нежностью вспоминала подобные минуты своей собственной жизни, но сегодня чувствовала себя очень старой и уставшей и могла думать только о своей внучке, лежавшей в кровати на другом этаже. И Кей еще не навещала ее. Она должна была прилететь из Вашингтона через несколько часов. Джордж, конечно, заходил, но только посмотрел медицинскую карту и поговорил с дежурным врачом и сестрами, а для дочери его визит был слабым утешением.

Джордж действительно был не тем отцом, который нужен был дочери в подобных обстоятельствах. Он не умел находить с ней общий язык.

– Мама?

Шарлотта чуть не подпрыгнула, услышав голос Алекса, и, обернувшись, увидела выражение боли в его глазах. Ее сердце замерло от ужаса.

– Как она?

– Так же. И где, черт возьми, Кей?

– Я говорила тебе, она в Вашингтоне. Джордж связался с ней сразу же после звонка из полиции, но она не могла вылететь раньше, чем сегодня вечером.

Прошло более суток с момента случившегося, и в глазах Алекса вспыхнула ярость.

– Ее следовало бы пристрелить. А Джордж, где он, черт побери? Сиделка говорит, что он просто приходит и уходит, посмотрев медицинскую карту.

– Ну, а что еще он может сделать? Ты как думаешь?

Оба замолчали. Алекс не стал говорить матери, что Аманда так истерически разрыдалась при виде него, что ей пришлось сделать еще один укол. Но, по крайней мере, она узнала его и отчаянно вцепилась в его руку. При взгляде на Алекса глаза Шарлотты Брэндон снова налились слезами, и она села на оранжевый пластиковый стул и высморкалась.

– Ох, Алекс, почему происходят такие вещи?

– Потому что вокруг полно сумасшедших. И потому, что родителям Аманды нет до нее дела.

Алекс сел рядом с ней на стул, и Шарлотта тихо спросила:

– Ты действительно в это веришь, Алекс?

– Я не знаю, чему верить. Но я точно знаю одно: что бы Кей ни чувствовала по отношению к дочери, она все равно не имеет права быть ответственной за ее воспитание. Даже если она думает, что любит ее, в чем я сомневаюсь, она все равно не понимает, что такое быть матерью. И Джордж ничем не лучше ее.

Шарлотта медленно кивнула. Она и раньше думала об этом, но не ожидала, что так все обернется. Она заглянула в глаза Алексу и увидела там нечто, чего никогда не видела раньше.

– Ты собираешься что-то предпринять, Алекс?

Она внезапно почувствовала это. Словно заранее знала.

– Собираюсь, – ответил Алекс со спокойной решимостью.

– Что ты задумал?

Что бы он ни задумал, она была уверена, что это будет бескомпромиссное решение, полностью отвечающее интересам Аманды. Она очень доверяла своему единственному сыну.

– Я увожу ее с собой.

– В Сан-Франциско? – Шарлотта Брэндон выглядела ошеломленной. – А ты можешь это сделать?

– Я собираюсь это сделать. Пусть только попробуют остановить меня. Я подниму огромную волну грязи в прессе и посмотрю, как это понравится моей политически озабоченной сестрице.

Он сможет держать Кей на прицеле, и они оба это знали. Его мать кивнула.

– А ты сможешь позаботиться о ней должным образом? Это не просто травма, случившаяся на катке. Будут еще и эмоциональные последствия.

– Я сделаю все, что в моих силах. Я найду ей хорошего психиатра, окружу ее любовью. Это ей не повредит. И это гораздо больше того, что она имеет здесь.

– Знаешь, я тоже смогла бы взять ее к себе.

– Нет, не смогла бы. Ты не справилась бы с Кей, – откровенно сказал он, – она задавит тебя так, что ты вернешь им ребенка через неделю.

– Ну, в этом я не уверена, – сказала Шарлотта слегка обиженно.

– А зачем рисковать? Почему сразу не порвать отношения с ними? Сан-Франциско находится очень далеко.

– Но ты будешь один там с ней, Алекс…

Но, едва сказав это, она внезапно все поняла и с немым вопросом посмотрела в глаза сына. Он медленно улыбнулся. Он хорошо знал свою мать.

– Да?

Ему нечего было скрывать от матери. И он никогда раньше этого не делал. Они были друзьями, и он доверял ей настолько, что даже не скрывал своей тайной связи с Рафаэллой.

На этот раз Шарлотта тоже улыбнулась:

– Я не совсем уверена, как сформулировать то, что хочу сказать. Твоя… э-э… юная подруга…

– Бог мой, мама! – Он тихо рассмеялся. – Если ты имеешь в виду Рафаэллу, то да, я все еще встречаюсь с ней.

Он не хотел признаваться, что она только что вернулась к нему после двух месяцев мучительной разлуки. Он не хотел, чтобы его мать или кто-то еще знали, что Рафаэлла когда-либо испытывала сомнения по его поводу. Это ранило его гордость, равно как и душу. Но то, что он состоит в связи с замужней женщиной, да еще такой известной, как Рафаэлла, Алекс не стал бы скрывать от матери. Он серьезно посмотрел на нее:

– Мы все это обговорили прошлой ночью, до моего отъезда. Я думаю, она многое может дать Аманде.

– Не сомневаюсь, – тихо вздохнула Шарлотта, – но, Алекс, у нее есть… другие обязательства… Ее муж очень болен.

– Я это знаю. Но у них дежурят сиделки. Рафаэлла не сможет находиться с Амандой весь день и всю ночь, но она будет проводить с нами какое-то время, – по крайней мере, он молился, чтобы так оно и было, – и независимо от Рафаэллы, мама, это то, что я хочу сделать для Аманды и для себя. Я не смогу простить себе, если оставлю этого ребенка здесь с Кей, которая вечно в разъездах, и с Джорджем, вечно витающим в облаках. Аманда сохнет от недостатка внимания. Ей нужно гораздо больше того, что они могут дать ей.

– А ты считаешь, что сможешь дать ей это?

– Я приложу все силы.

– Ну что ж, – она глубоко вздохнула и посмотрела на сына, – желаю тебе удачи, дорогой. Мне кажется, что ты, вероятно, поступаешь правильно.

– Спасибо. – Его глаза затуманились, и он поцеловал ее в щеку и встал со стула, – Пойдем, я отвезу тебя домой, а потом вернусь, чтобы еще раз повидаться с ней.

– Ты, должно быть, устал после перелета. – Она с беспокойством посмотрела на него, отметив темные круги под глазами.

– Я чувствую себя хорошо. – И несколькими минутами позже, когда они открывали дверь в квартиру, раздался телефонный звонок, который заставил его чувствовать себя еще лучше. Не спрашивая разрешения ответить, Алекс схватил трубку и лучезарно улыбнулся. Это была Рафаэлла.

– Как она?

Улыбка исчезла с его лица, когда мыслями он снова вернулся к племяннице.

– Все то же самое.

– Ты уже видел свою сестру?

– Пока нет, – его голос стал резким, – она возвращается из Вашингтона только сегодня ночью.

Рафаэлла была шокирована, но Алекс не мог этого видеть.

– Но с тобой все в порядке?

– В полном порядке. И я люблю тебя.

Рафаэлла улыбнулась:

– И я люблю тебя.

Она страшно скучала по нему весь день и несколько раз уходила на длительные прогулки. Дважды побывала в его доме. И при этом не чувствовала, что вторгается в жилище незнакомца, скорее ей казалось, что она пришла к себе домой. Старательно убрала весь мусор, скопившийся после праздничного ужина, полила все цветы. Было поразительно, что она так естественно чувствовала себя в его мире.

– Как твоя мама?

– Хорошо.

– Передай ей от меня самый теплый привет.

Они поговорили еще несколько минут, а потом Алекс сказал ей, что собирается привезти Аманду с собой.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Что я думаю? – Казалось, она слегка удивлена тем, что он спрашивает ее мнение. – Я считаю это замечательным. Ты ее дядя, и ты любишь ее. – Потом робко добавила: – Алекс… можно я… можно я подготовлю ее комнату?

Он медленно кивнул, размышляя. Он хотел сказать ей, что лучше подождать, пока не станет ясно, выживет ли Аманда. Но он не мог выговорить этих слов. Вместо этого он лишь снова кивнул головой, словно бросая вызов судьбе.

– Приступай. – И в этот момент его взгляд упал на часы. Он уже должен был быть в госпитале. – Позвони мне попозже, если сможешь. Мне пора возвращаться. – Это было так чудесно, ее присутствие в его жизни. Никакого больше молчания, ожидания, боли или чувства утраты. Она была здесь, словно всегда так было и всегда так будет. – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, милый. Береги себя.

Он аккуратно положил трубку, а его мать с лукавой улыбкой тихо исчезла на кухне, чтобы приготовить чай. Когда она вернулась с двумя чашками горячего чаю, Алекс уже надел куртку.

– Ты уже возвращаешься?

Он спокойно кивнул, и, не говоря больше ни слова, она снова взяла в руки пальто. Но Алекс моментально остановил ее. Она провела в госпитале всю предыдущую ночь.

– Я хочу, чтобы ты немного отдохнула.

– Я не могу, Алекс.

И когда он увидел выражение ее глаз, он не стал спорить. Они сделали по нескольку глотков чаю и вышли на улицу, чтобы поймать такси.

Глава 14

Он стоял в дверях и смотрел на Аманду. Но единственное, что он видел, был узкий сверток, закутанный в белые простыни и синие одеяла. Со своего места Шарлотта не могла видеть лица девочки. Но когда она обошла кровать и встала рядом с Алексом, ей пришлось приложить все усилия, чтобы ее чувства не отразились на лице. Она переживала это снова и снова всю предыдущую ночь.

Она видела перед собой крошечную молоденькую девочку, которая казалась скорее девятилетней, чем семнадцатилетней. Но только по формам ее тела и размеру рук можно было смутно угадать ее возраст и пол. Ее руки были закованы в гипс, а кисти лежали неподвижно, как две маленькие спящие птички. Лицо представляло собой месиво из лиловых и синих припухлостей и синяков. Волосы мягким волнистым ореолом лежали на подушке, а открытые глаза были яркого чистого синего цвета. Они был немного похожи на глаза Шарлотты и на глаза Алекса, но теперь это было трудно разглядеть, они были исполнены страдания и заплаканы.

– Мэнди? – прошептал он, не решаясь дотронуться даже до ее руки, опасаясь причинить ей боль. В ответ она медленно кивнула, не произнося ни слова. – Я вернулся и привез с собой бабушку. – Аманда перевела взгляд на Шарлотту, и слезы рекой полились из ее глаз на подушку. Долгое время в палате стояла тишина; ранящий душу взгляд синих глаз разглядывал знакомые лица. А потом Аманда снова зарыдала, и Алекс нежно погладил ее по голове. Между ними была какая-то особая связь, не нуждавшаяся в словах, и Алекс просто стоял рядом, нежно глядя на племянницу и ласково гладя ее по волосам. И через мгновение Аманда снова закрыла глаза и заснула. Сиделка подала им знак, и Шарлотта с Алексом вышли из палаты. Оба выглядели измученными и отчаянно встревоженными. Но в глазах Алекса горел огонь ярости, направленной на Кей. Он сдерживал эту ярость, пока они не добрались до апартаментов Шарлотты, а когда они оказались дома, ему уже не хватало слов от злости.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Алекс, – мягко сказала Шарлотта, – но в данный момент это не поможет.

– Почему?

– Тебе следовало бы успокоиться до того, как ты сможешь поговорить с Кей. Тогда ты сможешь обрушить на нее весь свой гнев.

– И когда это произойдет? Когда, по-твоему, Ее Величество наконец объявится?

– Хотела бы я это знать, Алекс.

Это произошло на следующий день.

Алекс пил кофе из пластиковой чашки, а Шарлотта уехала домой, чтобы поспать несколько часов. Этим утром Аманду перевезли из блока интенсивной терапии в маленькую, покрашенную в ярко-розовый цвет комнатку. Она по-прежнему выглядела такой же сломленной и подавленной, но глаза ее немного ожили. Алекс рассказывал ей о Сан-Франциско, и пару раз ему казалось, что в ее взгляде мелькал интерес.

Только к концу дня она наконец заговорила о своих переживаниях с дядей.

– Что я скажу людям? Как я объясню, что случилось? Я знаю, что мое лицо разбито всмятку. Одна из сиделок сказала мне. – Аманде запрещали давать зеркало. – И посмотри на мои руки. – Она взглянула на две громоздкие гипсовые повязки на локтях. Алекс тоже посмотрел на них, но на него это не произвело столь сильного впечатления.

– Ты скажешь всем, что попала в аварию в День благодарения. Вот и все. Это вполне правдоподобно, – а потом он со значением посмотрел в глаза Аманде и положил руку на ее плечо, – дорогая, никто никогда ни о чем не узнает. Если только ты сама не расскажешь. Но это решать тебе. Но пока об этом знают только твои родители, бабушка и я.

– И все, кто читает газеты, – она снова с отчаянием посмотрела на Алекса, – меня показывали в новостях?

Он покачал головой:

– Нет. Я уже сказал тебе. Никто не узнает об этом. И ты не должна испытывать чувство стыда. Ты точно такая же, какой была до того, как попала сюда. Ты все та же Аманда. С тобой случился ужасный несчастный случай, это было кошмарным испытанием, но это все. Это не изменило тебя. Это была не твоя вина. Люди не станут относиться к тебе по-другому. Ты не изменилась.

Именно это настоятельно говорил ему утром психиатр: они должны настаивать на том, что Аманда не изменилась и в случившемся не было ее вины. Очевидно, жертвы насилия очень часто склонны считать себя в некотором роде ответственными за то, что произошло. А потом начинают думать, что они существенным образом изменились. Безусловно, в случае с Амандой она изменилась больше, чем другие. Насильник лишил ее девственности. И, без сомнения, это было жестокое испытание. Но при хорошем уходе и сочувственном понимании, считал психиатр, у нее есть все шансы вернуться к нормальной жизни. Утром он упомянул, что его огорчает лишь одно – что он не смог встретиться с матерью Аманды, а у доктора Вилларда тоже не нашлось времени для беседы, но его секретарь звонил и сказал ему, что он может заняться девочкой.

– Но не только жертвы подобных насилий нуждаются в помощи, – настоятельно заявил он Алексу, – семье тоже нужна помощь. Их поведение, их взгляд на происшедшее на всю жизнь отразятся на отношении жертвы к себе. – Он посмотрел на Алекса со слабой улыбкой: – Но я очень рад, что вы могли поговорить со мной сегодня. А днем я встречаюсь с бабушкой Аманды. – А затем он застенчиво добавил крылатую фразу, которую Алекс слышал большую часть своей жизни: – Вы знаете, моя жена читает все ее книги.

Но в настоящий момент не книги матери были у него на уме. Он также спросил доктора Аманды, как скоро ее можно будет забрать домой, и доктор с уверенностью ответил, что ее можно будет выписать к концу недели. Это означало пятницу, если не раньше, и это идеально подходило ему. Чем быстрее он заберет Аманду в Сан-Франциско, тем спокойнее ему будет. И он как раз думал об этом, когда в палату вошла Кей, длинноногая и шикарно выглядящая в замшевом брючном костюме, отделанном лисьим мехом.

Их взгляды встретились, и они долго смотрели в глаза друг другу. Кей не сказала ни слова. Они внезапно стали как бы противниками на ринге, и каждый знал, насколько смертельно опасен его оппонент.

– Привет, Кей, – заговорил первым Алекс.

Ему хотелось спросить у нее, как она может объяснить, что ей понадобилось столько времени, чтобы добраться до больницы, но он не хотел устраивать сцену на глазах у племянницы. Да ему это и не требовалось. Все, что он чувствовал, вся его ярость легко читались в его глазах.

– Привет, Алекс. Очень мило, что ты приехал так издалека.

– А с твоей стороны очень мило, что ты прилетела из Вашингтона, – раунд первый, – ты, должно быть, была очень занята.

Аманда наблюдала за ними, и Алекс заметил, что она побледнела. Он мгновение поколебался, потом быстро вышел из палаты. Когда спустя несколько мгновений из палаты вышла Кей, он ждал ее в коридоре.

– Я хотел бы поговорить с тобой пару минут.

Она насмешливо посмотрела на него:

– Не сомневаюсь. Такой заботливый дядя, проделал такой долгий путь в Нью-Йорк.

– Ты понимаешь, что твой ребенок чуть не умер?

– Отлично понимаю. Джордж проверял ее медицинскую карту трижды в день. Если бы ситуация ухудшилась, я бы немедленно вернулась домой. Но, хотя тебя это и не касается, я не могла улететь из Вашингтона.

– Почему?

– У меня были две встречи с президентом. Удовлетворен?

– Не совсем. На День благодарения?

– Совершенно верно. В Кэмп-Дэвиде.

– Ты рассчитываешь, что это произведет на меня впечатление?

– Это твои проблемы. Но моя дочь принадлежит мне.

– Но не в том случае, когда ты полностью отрекаешься от своих обязательств, Кей. Ей нужно намного больше, чем проверка Джорджем ее медицинской карты. Ей нужна любовь, нежность, интерес, понимание. Бог мой, Кей! Она же еще ребенок. И ее избили и изнасиловали. Ты хотя бы представляешь, каково это?

– Вполне. Но что бы я сейчас ни сделала, этого не изменишь. А два дня не имеют значения. Ей придется жить с этим всю жизнь.

– И сколько времени в этой ее жизни ты готова уделить ей?

– Это не твое собачье дело.

– А я решил по-другому. – Его глаза приобрели стальной блеск.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Я забираю ее с собой. Врачи говорят, что в пятницу она уже сможет путешествовать.

– Черта с два! – Глаза Кей Виллард загорелись. – Только отвези куда-нибудь этого ребенка, и я упеку тебя в каталажку за похищение несовершеннолетней.

– Ты грязная сучка, – он прищурил глаза, глядя на нее сверху вниз, – честно говоря, милочка, если ты не готова ответить на обвинение в жестоком обращении с ребенком, я не стал бы ничего предпринимать на твоем месте. Похищение, надо же!

– Что ты имеешь в виду под жестоким обращением с ребенком?

– Именно это и еще преступную халатность.

– Ты действительно думаешь, что у тебя есть шанс это провернуть? Мой муж один из самых выдающихся хирургов в Нью-Йорке и большой филантроп, дорогой Алекс.

– Чудесно. Докажи это в суде. Тебе это понравится, не так ли? Для прессы это будет сенсация.

– Ты сукин сын, – она начала понимать, что он не шутит, – так что конкретно ты собираешься предпринять?

– Ничего экзотического. Аманда поедет со мной в Калифорнию. Насовсем. И если тебе нужно будет как-то объяснить это своим избирателям, можешь сказать, что она попала в тяжелую аварию и нуждается в длительном отдыхе в теплом климате. Они это проглотят.

– А что мне сказать Джорджу?

– Это твои проблемы.

Она посмотрела на него с болезненным восхищением.

– Ты серьезно?

– Да.

– Почему?

– Потому что люблю ее.

– А ты думаешь, я не люблю ее? – Она даже не выглядела задетой, просто раздраженной.

Алекс тихо вздохнул:

– Я не думаю, что у тебя есть время любить кого-либо, Кей. За исключением избирателей, быть может. Тебя волнует, проголосуют ли они за тебя или нет. Я уже больше не понимаю тебя, и мне наплевать. Я знаю лишь, что это убивает ребенка. И я не позволю… не позволю тебе это сделать.

– И ты намерен спасти ее? Как трогательно. А тебе не кажется, что для твоего здоровья было бы полезнее тратить свою эмоциональную энергию на взрослую женщину, а не на семнадцатилетнюю девочку? И ты осознаешь, что это немного попахивает извращением?

Но ее это не волновало, и он знал это. Она была просто в бешенстве, и у нее не было выбора.

– Почему бы тебе не держать эти нездоровые инсинуации при себе, вместе с амбициями по поводу моей бывшей жены?

– Это к делу не относится, – но было очевидно, что она лжет, – я думаю, что ты мерзавец. И играешь в игры, как Аманда.

– Ты считаешь, что изнасилование было игрой?

– Может быть. Я еще не знаю подробностей. Может быть, она сама этого хотела. Быть спасенной своим большим красивым дядюшкой. Может быть, в этом был ее маленький замысел.

– Я думаю, что у тебя с головой не все в порядке.

– Правда? Знаешь, Алекс, меня не волнует, что ты думаешь. И я позволю тебе поиграть в твои игры какое-то время. Ей это может пойти на пользу. Но я вернусь за ней через месяц или через два, и это мое последнее слово. Так что, если ты рассчитываешь держать ее у себя дольше, ты сошел с ума.

– Неужели? А ты готова ответить на те обвинения, которые я упомянул?

– Ты не посмеешь.

– Не провоцируй меня. – Они замерли, снедаемые взаимной ненавистью. На этот раз победа была за Алексом. – Если только здесь не произойдут кардинальные изменения, она останется со мной.

– Ты уже сказал ей, что собираешься спасти ее от меня?

– Пока нет. До сегодняшнего утра она была в истерике.

Кей ничего не ответила и, бросив на брата последний язвительный взгляд, собралась уходить. Но на секунду остановилась и со злостью посмотрела Алексу в глаза:

– Не надейся играть роль героя вечно. Можешь на время забрать ее, но, когда она понадобится мне дома, она вернется. Это ясно?

– Мне кажется, ты не поняла мою позицию.

– А ты мою. Я могу быть опасной. То, что ты затеял, может повредить моей политической карьере, а этого я не потерплю даже от собственного брата.

– В таком случае держи себя в узде, леди, и не досаждай мне. Это предупреждение.

Ей хотелось рассмеяться над ним, но она не могла. Впервые в жизни она испугалась своего младшего брата.

– Я не понимаю, зачем ты это делаешь.

– И не поймешь. Но Аманда поймет.

– Помни, что я сказала, Алекс. Когда она понадобится мне здесь, она вернется.

– Зачем? Чтобы произвести впечатление на избирателей, продемонстрировав, какая ты хорошая мать? Все это просто очередное очковтирательство. – Но не успел он это произнести, как она шагнула к нему и замахнулась, чтобы дать пощечину. Алекс схватил ее за запястье, и взгляд его глаз был убийственным: – Не делай этого, Кей.

– Тогда, черт возьми, не лезь в мою жизнь!

– С удовольствием.

В его глазах сверкнула победа, она резко повернулась и стремительно пошла по коридору, исчезнув через мгновение в лифте, после чего скрылась в лимузине, который ждал ее припаркованным у края тротуара.

Когда Алекс вернулся в палату Аманды, она спала. Он нежно погладил волосы, рассыпавшиеся по подушке, взял свою куртку и вышел из комнаты. Он бесшумно прошел через вестибюль, нетерпеливо испытывая желание позвонить Рафаэлле, как только он доберется до апартаментов матери. Звонить ей было рискованно, но он должен был это сделать. Ему необходимо было поделиться происшедшим с кем-нибудь, и он хотел, чтобы этим кем-нибудь была она. Деловым тоном он попросил к телефону миссис Филлипс. И спустя мгновение она взяла трубку.

– Рафаэлла?

– Да, – и тут у нее резко перехватило дыхание, когда она узнала его голос, – что случилось… – Она казалась испуганной, наверное, решила, что его звонок означает, что Аманда умерла.

– Нет, нет, все хорошо. Но я хотел сообщить вам, что моя племянница и я приедем в Сан-Франциско в конце недели. А ваш отец просил передать вам привет, когда я снова окажусь в Штатах. – Если кто-нибудь подслушивал их разговор, он казался совсем невинным. А Рафаэлла поняла все, что он действительно хотел ей сказать. На ее лице сияла улыбка.

– А ваша племянница долго пробудет с вами?

– Я… э-э… полагаю, что долго, – он улыбнулся, – я почти уверен в этом.

– Ой, – разволновавшись, она чуть было не назвала его по имени, – я очень рада! – И тут она вспомнила, что обещала привести в порядок комнату для Аманды. – Я займусь обустройством жилья для нее как можно быстрее.

– Чудесно. Я буду вам весьма признателен. И, разумеется, оплачу все связанные с этим расходы, как только вернусь в Сан-Франциско.

– Ох, не говорите ерунды!

Она улыбалась, и спустя несколько мгновений они повесили трубки. Пятница, сказал он, или суббота. У нее почти не оставалось времени.