Текст книги "Красное Зеркало. Легенда вулкана"

Значит, надо двигаться в своем потоке аккуратно и спокойно, чтобы ощущать любые его отклонения, любую его интенсивность и частоту. Надо быть уверенным в своем направлении, но не уверенным в статичности текущего момента, – это поможет избежать столкновения с распадом и потерей энергии… Аккуратно я скольжу по сияющим нитям, приятно меняю частоты спектральных градаций: все внутри меня успокаивается – я вижу перед собой тонкий изгибающийся пульсирующий пучок и понимаю, что это и есть мой путь! Удивительно и виртуозно проходит он по суммарным длинам синусоид электромагнитных полей, но надо следовать именно по нему, иначе – смерть, небытие, горстка блуждающих частиц… Я успокаиваюсь, сосредотачиваюсь…

Понимаю, что перед этим я был не я. Какой-то другой. Неправильный «Я». На самом деле я чувствую и знаю… Я могу спокойно глядеть на все вокруг сквозь свою черную повязку и вижу в ней гораздо больше, чем тогда, когда двигался без нее… Вселенная устроена просто и естественно…

Прямо передо мной на пути моего потока сияет яркими пучками излучений гигантский плазменный рукав, который и притянул своей массой наш поток. Это удача! Наши поля усилятся новой энергией! Главное – не попасть в резонансное колебание, а то я начну излучать и погибну… Почти все частоты заполнены красивыми и мощными всполохами энергий и полей, чуть подернутых с краев муаром излучений распада. Я любуюсь полным спектром частиц – от инфракрасных до ультрафиолетовых! Необыкновенная красота – фотоны образуют кустистые фрактальные узоры, под которыми целые леса квантовых кораллов! Мимо протекают мощные энергетические потоки, и их огромное количество! Они ослепляют богатством и разнообразием частот! Сквозь меня проходят колебания, которые мои мыслеблоки облекают в сочетания «мокро-синего», «остро-теплого» или «соленой, быстро-пахнущей вибрации, выполненной по сопряженной дуге с нелинейными функциями пучков».

Мне становится на душе легко и уютно – растет полярная разность потенциалов, и меня приятно покалывает. Это потому что мои частицы переходят на третий энергетический уровень. Силовые поля уходят в глубину пространства многоцветными и витиеватыми образованиями. Меня начинает трясти, когда я задеваю отростки потоков мягкого излучения, и возникает нежная вибрация резонанса почти по всем уровням поля.

И вдруг поток слегка отклоняется (я почувствовал это за доли секунд, но просто не хотел в это верить), и прямо передо мной появляются грязно-зеленые всполохи, нарушающие общую частоту, и возникает тупая морда, усеянная воронками гравитационных завихрений. Это паразитное резонансное поле.

– Предъявите вашу частоту… – такая информация появляется от него на моих малых орбитах.

«Совсем чужеродный фактор, – думаю я. – Он что, не принимает всех моих частот? Не чувствует, кто перед ним?»

– Я – Эол, – послал я ему по всем частотам свои импульсы, – скользни-ка дальше, дружище, вон вдоль того гравитационного поля…

Я определенно удивляю себя сегодня: мои мыслеформы явно имеют какую-то чуждую направленность, может, что-то влияет на меня через мембраны?

– Ваша частота? – Этот нелепый фактор поля начинает разворачивать два акцепторных потенциала, которые мерцают черными мурашками поглощаемых квантовых потоков.

Оно явно собирается впитывать мою энергию.

Я принимаю форму эллипсоида, рассыпавшись на три основных центра, и замечаю прямо перед собой, на пути, несколько черных точек от вакуумной фотонной флуктуации. На одну триллионную секунды я соскальзываю в Икс-измерение. Меня некисло мотнуло по энергетическим уровням, но вроде обошлось… Я опять в потоке, и вот одно из гравитационных полей вновь вытягивается в знакомый косматый узор. Опять двадцать пять в энной степени!

– Ваша частота…

– Моя, моя частота! – не выдержал я. – Свою пора иметь в более широком диапазоне!

При этих словах я потерял немного энергии в инфракрасном спектре, и тут же вновь потянулись ко мне жадные щупальца. Я вновь скакнул в Икс-измерение, но уже на биллионную секунды. Протрясло так, что будь здоров: на одну секстиллионную пропахало даже по Зэд-пространству, а оно мне не всегда нравилось… нравится… странная мыслеформа…

И тут опять появилось это…

– Привет, это я… – такую чудную частоту выдало это недоразумение…

И тут я вгляделся в получаемые от нее сигналы и заметил странную, поразительную вещь… Передо мной возникло мерцающее пятно, внутри которого двигались какие-то конусообразные, сложных форм, образования пассивной материи, а сверху было множество проекций пучков энергии от крупных космических объектов… Какое-то грязное завихренное гравитационное поле, сложные пучки направляющих и громко колеблющийся газ. У меня появилось неясное ощущение… какое-то непривычное и пугающее: будто я напичкан органическими белковыми соединениями! Я перемещаюсь на каком-то нелепом предмете, состоящем из пассивной материи, но излучающем массу инфракрасных волн… Ужас, это как наши тяжелые матрицы… Это же коконы! У меня есть плечо! И на нем лежит голова такой же особи, как и я… И напротив такая же… И я… я думаю!

И тут я понял, что происходило со мной в последнее время в этом пространстве и отчего мои мыслеформы такие странные… Утечка энергии! Нарушение баланса!

Я, не раздумывая, стек в свое Игрек-измерение и рассыпался на мелкие частицы… я торопился…

Я спешил, хоть и не пристало мне суетиться, особенно в таком неприятном деле, как это. Но я спешил именно таким образом, каким спешат все, кто пытается побыстрее отделаться от какого-либо раздражающего фактора. Чтобы успокоиться, я стал созерцать и ощущать все позитивное вокруг себя.

С каналов дул приятный терпкий морской ветер, он был порывистым, но теплым. К озоновой свежести и дразняще-гниловатому запаху йода примешивались тонкие и дурманящие ароматы цветущих деревьев: Потидан воистину имел великолепный дворец. Мои ноги, обутые в боевые сандалии, над которыми сверкали красиво инкрустированные бериллами золотые поножи, ступали по малахитовым плитам центральной аллеи, края которой были выложены мозаичными бортиками с изображенными на них вспененными волнами и символом военно-морского флота – вздыбившейся лошадью с рыбьим хвостом. Когда луч солнца падал на эту мозаику, волны, казалось, оживали и становились объемными. Интересный эффект, достигаемый специальной насечкой по драгоценным минералам с помощью «холодных лучей». На небольших площадках, примыкающих к аллее, стояли мраморные беседки с золотыми барельефами, увитые листьями хмеля, а рядом журчали фонтаны с вырезанными из хрусталя фигурами морских воинов в героических позах, укрощающих своих коней. Эта страсть к лошадям приводила меня в некое замешательство: да, лошадь, бесспорно, – красивое, изящное и преданное животное, даже можно вспомнить о том, что лошади помогали нам в качестве тягловой силы в примитивных работах, что позволяло сильно экономить энергию и оборудование, но зачем было устраивать это нелепое нерациональное представление, суть которого – какая лошадь первой добежит до золотых ворот? Да еще эта унизительная беготня происходила по кругу, что вообще, казалось, лишает затею всякого смысла.

Да… прекрасные сады, дворцы и храмы для людей, изящные мосты, сверкающие платиной и орихалком, диковинные растения, которые собирал Потидан во время своих многочисленных странствий, набережные, покрытые гранитом, на котором были высечены названия и даты крупных битв, где флот Потидана одерживал славные победы, – все это выглядело слишком вычурно и помпезно даже для штаба военно-морских сил, к руководству которыми у него был явный талант, даже не стратега и не Зеваха, а можно сказать, художника. И вот эта вычурная, талантливая, могущественная и непредсказуемая личность в пресыщенности своей и праздности стала деградировать, становиться более дикой и варварской, словно ассимилируясь с местным населением… Никогда не забуду, как искажалось его лицо дикой гримасой какой-то чужеродной яростной радости, когда он, раскрасневшийся и опьяненный, достигал первым золотых ворот своего стадиона на любимом скакуне, как он рычал и ругался, когда ему подносили кубок сомы… А эти дурацкие кровавые посвящения в личную гвардию, когда человек должен был одолеть разъяренного быка фактически голыми руками?.. Да…

Опытный военный полководец, которому некуда применить свои таланты, который имеет все, что возможно пожелать, становится опасен в своем бездействии, в своей ненужности. Тогда он сам ищет конфликта, для того чтобы появилась возможность делать свою любимую работу. Воитель без врага что тигр без добычи – готов напасть на любого. Как говорил отец, Потидан – это как конденсатор: напряжение в нем растет до тех пор, пока не случится мощный разряд. И вот он случился… А мы – мы будто не готовы к этому, словно мы специально закрывали на это глаза, а теперь удивляемся, хоть не стоило впадать в состояние Оракула, чтобы предсказать это…

Несмотря на всю эту помпезную роскошь, этот размах, бросающий вызов любому, кто попадал в гости к Стратегу Флота, я не обманывал себя мыслями, будто все это непрактичная мишура. Я прекрасно знал его изощренный ум и догадывался, что все это великолепие скрывает в себе массу хитрых ловушек, «искусственных глаз», скрытых излучателей, укрепленных точек охраны. Поэтому даже на теплом ветру я немного ежился, будто от холода: с самых первых шагов по берегу я ощущал затылком десятки пристальных глаз, следящих за мной, хотя по пути я не встретил ни одного живого существа, не считая обслуги на пристани и двух Стальных Болванов, шагающих своей неуклюжей походкой по прихоти воли Указующего.

Я добрался до последнего моста через внутренние каналы. Его разводные механизмы скрывались в великолепных статуях, стоящих по краям моста. За ним виднелся конусообразный холм, покрытый мелкой постриженной зеленой травой. На нем росли различные кустарники, усыпанные самыми диковинными цветами: говорят, что Клито очень любит цветы и даже сама занимается созданием новых видов; хоть она и из простолюдинов, но быстро освоила звуки генома. Поэтому в парке можно было встретить растения самых неожиданных форм и расцветок. Потидан утверждал, что Клито – некая человеческая аномалия и что ее нейронная активность близка к нашей. Возможно, что Клито и есть умная и достойная девушка из смертных, но я был уверен, что он взял ее в жены не из любви к ней, а из жажды доказать всему миру свое исключительное право нарушать все неписаные правила, лишний раз подчеркнуть собственное «Я».

Холм венчался великолепно исполненным зданием, по форме напоминающим усеченную пирамиду, окруженную золотыми колоннами, резными рельефными изображениями, игравшими на солнце причудливыми сочетаниями радужных тонов, создававших эффект глубины. Были там портреты членов его семьи и нескольких старших близнецов. Как ни странно, такого холодного прагматика надо было еще поискать: он не гнушался ничем. Пятерых сыновей выносила ему Клито, и всех пятерых он клонировал при рождении, так и получились близнецы. Каждый из них командовал определенным военно-морским корпусом, и брат мог заменить брата-командира в любой момент.

Да и вычурная отделка дворца тоже была двулика: под этим декором скрывалась прочная каменная постройка, уходящая глубоко под землю, к небольшой базе подводных кораблей гвардейской дивизии. По сети морских тоннелей имелся быстрый доступ к морю.

Само же основание дворца было сложено из многотонных гранитных блоков, надежно экранирующих от пси-излучений и способных выдержать даже прямое попадание ракеты типа «Стрела Смерти». А эти изящные сторожевые башенки наверняка были снабжены сильнейшими генераторами поля «Покрова».

Наконец я перешел мост и подобрался к длинным и широким каменным ступеням, величественно разбивающим холм на просторные площадки до самого дворца. Я встал в центральную часть, на ленту транспортера. Не удивлюсь, если она приводится в движение его любимыми лошадьми.

Взобравшись на верхнюю площадку перед дворцом, откуда открывался величественный вид на большую часть острова, я невольно огляделся по сторонам. Пускай с воздушной колесницы отца видно больше, но это не то. Сейчас можно осмотреться не спеша, заглушая тревожные мысли. Остров был прекрасен! Несмотря на то что адмирал-воитель Потидан создал его искусством своих машин, место это было природою предназначено для такого великолепия! Строители выбрали место, лежащее под водой: гора, не доходившая до поверхности на пятьсот локтей. Все было рассчитано со скрупулезностью военных: тут была зона наноса пород между двумя сильными подводными течениями, мощный выход лей-линий, и расстояние до континента не великое, но и не малое, – все было продумано. Дальше поставили гранитные опоры, перевезли горы почвы и пород, выложив их в строгом порядке, – и вот он, остров!

Сделано очень добротно! При взгляде на его просчитанный геометрический рельеф невольно возникала гордость за наше могущество, наш порядок и гармонию с Миром. Хоть и недолюбливал я хозяина этого прекрасного места.

Над пирамидальными холмами, между которыми прочерчивались изумрудно-охристые, мерцающие мириадами листьев и веток рощи каких-то хвойных растений, высаженных в форме концентрических узоров, темными иероглифами мельтешили чайки. В мареве цвета индиго прямо над зубцами конических гор и причудливых групп городских строений, казарм и технических сооружений парили в вечернем небе несколько воздушных кораблей армии и множество ярких и пестрых дирижаблей – как армейских сторожевых, так и личных: жизнь продолжается, несмотря на разногласия великих и могучих…

Вот я приблизился ко входу во дворец, который Потидан сделал в стиле храма потомков Адамаса, даже жертвенник тут поставил! Сумасбродство, не имеющее рационального объяснения! Тут же находился первый пункт охраны. Он был окружен мощным полем «Покрова», но я без труда миновал его границу – в боевом шлеме, который подарил мне отец, был упрятан кристалл Майи, усиливающий мои природные способности во много раз. Сейчас эти вещи становятся редкостью. Перед входом в так называемый «храм» стояло четверо воинов с морской атрибутикой, выгравированной на их доспехах. В руках они держали лучевые дезинтеграторы на длинных шестах-направляющих, которыми они загораживали вход. Они стояли, застыв, будто статуи, совсем как в парке: ничем не выдали реакции на мое появление. Рядом с ними в голубой тунике стоял Ловец Идей.

Он попытался прочитать мой разум, на что я из какой-то мальчишеской вредности блокировал его поле и послал ему слабый псионический удар.

Ловец слегка вздрогнул, но не более, а воины-гвардейцы, словно стальные болваны, четко и механически синхронно раздвинули свое оружие в стороны, освобождая проход в прохладный мрак дворцовой приемной залы.

Я снисходительно улыбнулся и вступил в твердыню владыки морей.

Вокруг вновь не было ни души – ни слуг, ни работников, ни воинов.

Громоздкие базальтовые колонны уходили высоко под потолок и терялись в полумраке, отчего возникало впечатление, что они не заканчиваются никогда. Некоторые из них были подчеркнуты скрытыми источниками света: казалось, что колонны – это вены, идущие в небо.

Вдруг между массивными основаниями колонн показался темный силуэт, который был почти вровень с нижними капителями.

Еще издалека я почувствовал, что это управитель дома Критий. Как и все дети Адамаса, он был невысок ростом и прост разумом, но все ж имел множество достойных качеств и внутренней силы, раз сумел возвыситься в доме Зеваха Потидана.

– Приветствую тебя, Знающий! – низко согнулся он, облаченный в накидку плотной ткани. – Стратег ждет тебя!

– Приветствую и тебя, Критий, – кивнул я ему, глядя сверху вниз, – счастлив ли дом ваш и господин твой?

– Премного счастлив, Знающий, – вновь склонился Критий, – да будут в семь раз более благостны дома ваших Отцов!

– Да пребудет закон и благость со всеми детьми Неба, – опять кивнул я, уже в легком нетерпении, – велел ли твой господин передать мне что-либо?

– Нет, Знающий. – Критий театрально взмахнул рукой с колышущейся тканью. – Господин ожидает у алтаря.

– Благодарю тебя, Критий. – Я коснулся указательным пальцем его преклоненной седоватой головы, дабы разрешить ему встать перед Потомком Древних.

Тот удалился, а я машинально активировал браслет связи на своем запястье и двинулся вдоль колонн. То, что Стратег именовал алтарем, было зикуром для медитаций, сложенным из нескольких плит орихалка, соединенных медной проволочной обводкой, – там Стратег набирался сил, отдыхая после деяний. С моей точки зрения, эта модель была громоздкой.

Я никак не мог понять, почему у столь мудрого потомка Древнейших возникло желание возбудить у смертных такое глубокое почитание своей персоны? Может, это тоже относится к признакам одичания, связанного с погружением в быт сыновей Адамаса?

Наконец в перспективе колоннады возникло сияние на различных длинах волн. В центре ребристого медного треугольника вращался силуэт самого Потидана. Он сидел в позе Покоя, скрестив под собой ноги.

Я приблизился к пьедесталу, на котором был укреплен генератор зикура, и преклонил колено.

– Приветствую тебя, Помнящий! – сказал я громко.

Это было маленькое и преднамеренное нарушение этикета, ибо в его доме Потидана следовало называть «Правитель», а я использовал родовое слово, чем подчеркивал наши родственные связи, хоть и был младше.

– Привет и тебе, Бак-Ху, – раздался мне в ответ знакомый женский голос.

У меня по телу пробежали мурашки, и я вскинул голову: на пьедестале стояла девушка с распущенными русыми волосами, огромными, глубокими серыми глазами, под которыми проступали почти незаметные веснушки… Боги великие… Откуда здесь Ари???

Я незаметно выдохнул, пытаясь контролировать свои чувства, а моя жена на пьедестале стала мерцать, приобрела размытые дымчатые очертания, и вдруг раздался низкий хриплый смех…

– Прости, Бак-Ху, – произнес из пустоты голос Стратега, – обожаю различные розыгрыши и шутки!

Он вновь засмеялся низким гудящим смехом, и его биополе окрасилось в ярко-оранжевый оттенок.

– Я прочел обрывки твоих ментальных волн, пока ты шел сюда, – продолжил он, отсмеявшись, – и понял, что ты думал о моем браке с Клито в свете ее смертных корней. Вот и захотел тебе напомнить, что и твоя Ари тоже смертная, как и твоя мать, Семелла. Я прощаю твою дерзость, ибо ты молод…

Теперь передо мной была черная мохнатая туча, внутри которой тлели два бордовых огонька. Я понял, что Стратег решил встретиться со мной, используя полевую копию, что тоже было хоть и мелким, но нарушением этикета.

– Я смущен твоим всезнанием, Помнящий, – примирительно, с легким поклоном ответил я, хотя во мне едва не забурлила моя обычная вспышка гнева, – но осмелюсь дополнить, что предками моей матери и моей жены является сама Ива, Древнейшая из Первых.

– Никто не поручится, что Клито не одна из потомков Ивы, она превосходит многих Древних в своих силах, – ответил он с легким сарказмом, – ну да ладно. Я думаю, что ты пришел ко мне не для изучения генеалогии? И скорее всего, не для того, чтобы вспомнить, как в детстве я кормил тебя дарами наших морей и ты хотел стать морским воином, когда вырастешь? Я прав?

При этих словах раздалось легкое шуршание, и одна из плит в полу отодвинулась.

Из образовавшейся ниши поднялся высокий изящный стол из стекла, никеля и золота. На его прозрачной поверхности пузырились кубки с сомой, а в ажурных вазах из янтаря аппетитно вздыбились гроздья винограда и тех фруктов, которые растут только здесь: фаллоподобные желтоватые чуть изогнутые плоды – местные называли их «бананы». Но Потидан не был бы Потиданом, если бы в центре не красовалось серебряное блюдо с несколькими сортами икры и запеченными бычьими яйцами. Он называл это блюдо «потак». Блюдо варварское, но непривычно вкусное.

– Ты, как всегда, умеешь впечатлить, Помнящий, – вновь поклонился я, не сделав и движения, чтоб приблизиться к столу, хотя искушение такое было, – все слова твои правдивы и растут из корня знаний. Я действительно прибыл к тебе с просьбой от Анклава…

– От Анклава? – хмыкнул Потидан.

– Зевах Энке просит тебя убрать свой флот от Аркадии, – произнес я официальным холодным тоном, который тренировал всю поездку сюда. – Его присутствие и мелкие инциденты с детьми Адамаса разрушают уважение смертных к Зеваху Энке.

Тот помолчал, а затем глубокомысленно изрек:

– А я ведь тоже Зевах, Бак-Ху. И я не понимаю, почему это укрепление власти Древнейших Анклав называет разрушением уважения? Может, я, потомок самих Древнейших, просто несостоятелен в помыслах своих?

Я понял, что он довольно грубо пытается спровоцировать меня на очередную дерзость. Ну нет, милый дядя, так не выйдет!

– Нет сомнений в твоей мудрости, Помнящий, – смиренно ответил я, – но Закон Древнейших гласит, что мы – Пастыри детей Адамаса, а не Цари их, ибо от рождения дано нам превосходство, а им – наш Закон. Многие из смертных говорят, что их боги воюют меж собою, а это никак не может дать им Веры в наш Закон.

– Послушай меня, Бак-Ху, – мрачным голосом произнесло черное облако, – а тебе не наплевать, что думают смертные? Сегодня они будут думать так, завтра они будут думать иначе, как мы скажем им. Их жизнь вообще слишком коротка, чтобы что-то думать! Вы пытаетесь прикрыться этим Законом, чтобы элементарно пустить все на самотек! Передай Зеваху Энке, что Зевах Потидан хочет всего лишь взять на себя всю трудную работу, связанную с укреплением Закона для этих смертных! Передай, что все, что нужно им сейчас, – это безоговорочное подчинение нам, Древнейшим, а все, что нужно мне от твоего отца, – это его Эгида, чтоб я мог действовать в полную силу! И я не понимаю, отчего твой отец избегает встречи со мной сам, посылая младшего на разговор со старшим?

– Отец гостит у брата Зеваха Кади, – вставил я с невозмутимым лицом.

– Гостит? – с подозрением спросил Стратег. – А может, просто прячется? От меня?

– Оскорбительны и напрасны слова твои, Помнящий, – сказал я, не вытерпев, – отец мой – достойнейший из Владык, а я хоть и младший, но знаешь ты, что Стратег по сану, пусть и не такой опытный, как ты…

– Помнишь судьбу Инки или Брана? – вдруг спросил Потидан. – Они тоже много ставили на смертных, и те восприняли это как их слабину: они их предали и убили в слепом желании властвовать, думая своим скудным умом, что обучились всему, что должно знать о судьбах мира! «Стрелы Смерти» были обращены против Древнейших! Вот плата детей Адамаса за знания, которые вы так хотите им дать…

– Бран и Инки слишком торопили события, – возразил я, – они фактически спровоцировали смертных на это…

– Ну-ну, – пробормотало облако, – любители полумер, вот вы кто. Да, Стратег ты неплохой, но я бы тебе посоветовал взять другое имя…

– Это какое же? – спросил я, напрягаясь внутренне.

– Есть такое местное слово Дионис, по-нашему значит – «хромота божья»… – Он хмыкнул, а я промолчал. – Да и жене твоей пойдет местное имя. Главное, оно ей очень созвучно!

Я продолжал молчать, так как понимал, что, зная мою вспыльчивость, он пытается вывести меня из эмоционального равновесия.

– Ирина – похоже на Ари, а означает «мирная», вы друг другу так больше подходите, разве нет?

– Значит, Помнящий, ты не отведешь своего флота? – спросил я, проигнорировав его уколы в мой адрес.

– И не подумаю, – он хмыкнул, – если Энке хочет, он может сражаться со мной. Пусть поднимает в воздух все свои корабли, активирует все свои излучатели. Я не буду наносить ракетного удара по Олимпу, но и из Аркадии уходить не собираюсь! Можешь так и передать Анклаву в целом и Энке в частности…

– А если Пританей[20]20
  В Древней Греции – совещательный орган, в котором заседали пританы, государственный совет, судилище, а также здание, в котором проводились заседания.


[Закрыть] потребует исключения твоей филы?[21]21
  В Древней Аттике – родовое объединение, община.


[Закрыть]

– Сколько угодно, – пробасило облако, выпуская несколько энергетических колец, – это решает Анклав, да только я предлагаю более рациональный вариант. Подумайте вы все…

Я вздохнул: примерно так мне и представлялись эти переговоры, да и отец, скорее всего, не удивится.

– Ну что ж, – произнес я с легким поклоном, – благодарю тебя за гостеприимство, Стратег.

Я развернулся на пятках и зашагал к выходу. Он провожал меня в полном молчании: то, что я назвал его Стратегом, было почти грубостью – ведь таким образом я сравнил его с самим собой. Но мне на это было уже плевать! Я сделал все, что в моих силах, я старался держаться, как мог, чтобы хотя бы не испортить и без того шатких отношений с дядей Потиданом. Теперь я был свободен, и на душе становилось легче, в чем-то спокойнее… Хромота божья? Что ж, возможно, я возьму это прозвище…

При выходе из храма меня поджидал летающий диск с воином-пилотом: по всей вероятности, хозяин острова давал мне понять, что хочет поскорее избавиться от моего присутствия.

Диск взмыл в воздух, а я продолжал любоваться великолепием острова, испытывая при этом смешанные чувства.

– Нам срочно нужно сменить курс, – сказал вдруг пилот хрипловатым женским голосом.

– Неужели? – раздраженно переспросил я сквозь шум двигателей…

– Это приказ, Марсель, слышишь меня? – Голос звучал с командными интонациями, жестко и твердо.

Вдруг я понял, что мне стоит открыть глаза, так как звуки идут по некоему параллельному каналу мозга…

Я распахнул веки: в узком пространстве горела бледная лампочка, громко рокотали двигатели, десантный люк был затянут снизу брезентом.

На скамейке напротив меня сидела Лайла, рядом с которой лежало мое оружие, а ее АПС крупным черным дульным отверстием смотрел мне в голову.

– Тихо-тихо-тихо, Странный, не дергайся только, мне не доставит удовольствия тебя пришить, – быстро сказала Лайла.

Все-таки я уснул! Опять не вовремя…

– Что, меняем курс? – спросил в наушниках голос Марселя.

– Да, сойдем чуть поближе, на Горной-Шесть, – ответила Лайла.

– Без проблем, – ответил пилот.

– Она сразу показалась мне подозрительной, – тихо пробормотала Ирина. – Прости, Дэн, я уснула…

– Это ты прости, что я уснул, – ответил я, подавив зевок. – Лайла, какого хрена ты опять затеваешь?

– Прости, Дэн, – сказала Лайла, – но ситуация резко изменилась, только что со мной связалось руководство…

– И что? – спросил я.

Ремень моего автомата болтался на плече, аккуратно перерезанный, беззащитно трепещущий на ветру. Меня бил озноб со сна, да и ветер гулял в кабине.

– Ничего такого, что тебе следовало бы знать, кроме изменения пункта назначения. – Настроение Лайлы явно поднялось со времени нашего последнего разговора.

– Лайла, если бы ты только знала, как вы меня все достали! – Мой мозг медленно просыпался, а вместе с ним начинали закипать эмоции.

Хоть я и понимал, что они сейчас лишние, но апатия в этой ситуации была бы хуже во сто крат.

– А кому сейчас легко, Странный? – весело сказала Лайла. – Ты думаешь, мне весело тут мотаться по этой долбаной пустыне в компании всяких сумасшедших, именующих себя Посейдоном…

– Скажи, что тебе надо хотя бы? – спросил я. – Ты отдашь нас на съедение Дарби или просто продашь в рабство?

Лайла усмехнулась:

– Нет, Дарби я вас не отдам: есть и другие люди, которым вы нужны, к счастью, живыми. – Она как-то хищно улыбнулась. – Но я сама не отказалась бы от такого раба, как ты. Знаешь, Ирэн, я понимаю, почему ты выбрала его: он обалденный самец. Губа твоя – не дура. Он умеет… как бы это выразиться, войти в контакт с женщиной… Да… А как он тебе в постели? Мне, например, очень даже… мощно… а главное…

– Лайла, девочка, – не выдержал я. – Ты бы хоть сказала, что тебе снятся эротические сны с моим участием, – я подарил бы тебе свое фото…

– Что она такое говорит? – тихо и как-то испуганно произнесла Ирина.

– Что-что, – не выдержал я. – Крыша у нашей Лайлы протекла от солнечных вспышек… Не знаю, чего она хочет добиться этим шапито…

– Странный, – неожиданно с горечью произнесла Лайла, – ты в упор не хочешь понять, что она просто использует тебя! Когда там, на базе, мы были с тобой вдвоем, разве не ты предлагал пристрелить Ирэн, пока она спала?

– Да, – кивнул я, чувствуя, как начинает во мне пузыриться холодное бешенство. – Это был наш с тобой план с целью свержения президента Марса, конечно, я помню!

– Что ей нужно? – вновь как-то жалобно спросила Ирина. – Скажи, Дэн, что это не так!

– Это не так, – процедил я сквозь зубы, – но я где-то читал, что с сумасшедшими нельзя спорить, поэтому…

– Как же ты легко идешь на попятный, Дэн-Дэн… – с горьким вздохом произнесла Лайла. – А еще женщин считают непостоянными…

– Пошла бы ты в задницу! – не сдержался я.

– Вот так ты теперь со мной заговорил. – Лайла опять вздохнула. – А ведь по-настоящему любить тебя могу только я, в отличие от этой ненормальной дамочки, которая всю дорогу пудрит тебе мозги и использует тебя, изображая невинную жертву…

– Лайла, что вы себе позволяете, – вдруг с вызовом спросила Ирина.

– А что, сестричка? – вскинула брови Лайла. – Ты недовольна, что я твоему мужчине все рассказала? Не нравится, когда про тебя правду говорят? А кто тебе-то мешал рассказать ему все самой? Что, побоялась, что он тебя бросит?

– Одно я точно знаю, – произнесла Ирина зловеще. – Проститутками он никогда всерьез не увлекался, такими, как ты…

– Да это кто еще из нас…

– Всем заткнуться! – крикнул я как можно громче, вскакивая с места.

Ствол «стечкина» в руках Лайлы синхронно дернулся за мной.

– Дэн, я же просила тебя не делать резких движений, – тихо сказала Лайла.

– Тогда постарайся не трогать Ирину, ладно? – так же тихо сказал я. – Если я под танки кидался, то уж на пистолет брошусь легко, и кто-то из нас подохнет: не факт, что это буду именно я.

Лайла посмотрела на меня узкими щелками гневно прищуренных глаз.

– Прости, Лайла, что говорила тебе такие вещи, – внезапно сказала Ирина, и голос ее вибрировал в шлемофоне как-то ритмично и спокойно. – Правда, прости. Как бы там ни случилось у нас, взаимные оскорбления ничем не помогут ни нам, ни тебе. Я так сказала про тебя, потому что у меня сразу была к тебе какая-то антипатия, а это не дает права на такие слова.

Мышцы мои как-то обмякли, и я сел на скамью, с удивлением воззрившись на моего любимого гида. Ствол Лайлы машинально проводил меня вниз, но она тоже посмотрела на Ирину с оттенком удивления.

– Чего еще… – начала было она.

– Я просто хотела сказать тебе, что все, что с нами происходит, довольно нелепо, как и моя антипатия, хотя не скрою: симпатии нет также, но нейтральное отношение гораздо проще, чем настоящая ненависть. Дэн, к примеру, отличается тем, что не умеет ненавидеть, хотя это не мешает ему быть хорошим бойцом. А ты оказалась вовсе не легковесной, как я думала, а волевой и целеустремленной женщиной. И в то же время и тобой, и нами манипулируют совсем другие люди. Они ставят нас в такие условия, что нам приходится совершать несвойственные для нас вещи, и, кроме боли, это ничего нам не дает. А нам ведь хотелось бы совсем не так… Не знаю, как это объяснить… В общем, если бы мы научились ошибаться сами – мы скорее достигли бы личного счастья, чем когда мы совершаем ошибки под чью-то диктовку, понимаешь? Я поняла за это время, как сильно я ошибалась, полагаясь на чье-то мнение, казавшееся мне более авторитетным, а ведь от его авторитетности для меня ничего не менялось в жизни. Ты вот, например, стала такой циничной и жестокой, потому что часто приходилось видеть всю неправоту и бессмысленность таких вот «авторитетов». Наверное, по той же причине ты стала презирать людей, и по той же причине тебя никто никогда по-настоящему не любил, а это очень обидно… очень… Как мне было не так давно… До недавнего времени…