Текст книги "Красное Зеркало. Легенда вулкана"

…Через полчаса нам с Хмурым удалось навести хоть какой-то порядок. Вызвали сопровождающего медика, который вместе с двумя охранниками пошел заниматься трупом. Поиски бригадира продолжались. Я настоятельно попросил Хмурого ограничить перемещения по вагонам, по крайней мере, пассажиров.

Пришлось всем рассказать про убийство, а так как наши туристы знали Дарби и не очень его жаловали, разразились жестокие споры по поводу и без повода…

Я понял, что выкручиваться перед Хмурым нечестно с моей стороны, но, раз такие дела, все меньше хотелось втравливать людей в мой личный бардак… Хотя личным-то он был только отчасти…

На ближайшую станцию Горную-4, или, как ее называли, Дохлый Лев, хотели вызвать паладинов, но я с трудом отговорил. Я сказал «разберемся», я сделал умное лицо, я проявлял инициативу, и только ради собственной безопасности – я был противен самому себе… Был у меня самый последний, тайный аргумент для Хмурого, но я берег его на самый крайний случай, который, как я надеялся, не настанет.

Я с кислым лицом вновь сел за стол, обуреваемый тяжелыми думами, глядя поверх голов гомонящих туристов и игнорируя Дронову, теребящую меня за рукав. Только Ирина взяла меня за руку и положила голову мне на плечо. Она понимала, что расспрашивать меня сейчас не стоит.

– Слушай, Странный, меня вот-вот накроет паника, если так будет продолжаться дальше! – гаркнул мне почти в ухо нетрезвый Йорген. – Не успели мы тебя найти – и тут же труп нарисовался, ты не замечаешь, что последнее время всегда так?

– Йорген, заткнись, пожалуйста, – не выдержал я, наливая себе из недопитой бутылки вязкую прозрачную жидкость. – И без тебя тошно! Оттого, что сейчас все начнут орать в голос и размахивать руками, ситуация не изменится.

– Ты, ковбой, не заводись, – посоветовал Йорген, пьяно прищурясь. – Просто нам с тобой давно поговорить пора, по-серьезному…

– Наши желания совпали, Йорген, – ответил я, выпивая залпом. – Мы с тобой наговоримся теперь всласть – времени навалом.

– Вот, я давно хотел тебе сказать… – начал было тот, но его прервал вернувшийся Хмурый.

– Бугор, короче, как в задницу канул! – взволнованно сказал он. – Я всю охрану в поезде на уши поставил, даже сам прошелся. Меж вагонов поставил по часовому. Мне кажется, что беда случилась… Значит, так, граждане и гости Свободных колоний!

Последние слова его были обращены уже ко всем.

– В связи с тем, что в поезде произошло убийство, да к тому же неучтенного пассажира, – продолжил он, – и в связи с отсутствием бригадира состава я, как заместитель бригадира скорого поезда номер четыре, принимаю на себя особые полномочия, так как бригадир поезда в моем лице является ответственным лицом клана Охотников Машинистов, а значит, и Совета Четырех Городов, выдавшего мне лицензию. Таким образом, слушаться всем именно меня и охраны, меж вагонов перемещаться только в сопровождении часового, объяснив ему причину своего перемещения. Соблюдать спокойствие и дисциплину – нарушители будут наказаны…

– Как наказаны, шеф? – с идиотской пьяной ухмылкой спросил Йорген.

– В зависимости от тяжести проступка, – нахмурился Хмурый, – вплоть до расстрела!

Я возликовал мысленно, в воображении пожав Хмурому руку. Он избавил меня от сеанса воспитательной работы с пьяным Йоргеном.

– Че, прям расстреляешь, если я громко пукну? – Йорген выпучил глаза, и мне захотелось дать ему под дых.

К счастью, подоспела Сибилла и сделала это за меня, на что Йорген комично хрюкнул и попытался схватить ее за ногу.

– Я надеюсь, вы понимаете всю важность соблюдения порядка и дисциплины, – продолжал Хмурый. – Так как предполагаемый убийца еще находится на поезде, соответственно любая паника и беспорядки будут ему только на руку и затруднят его обнаружение, в котором, мне кажется, все должны быть заинтересованы. Согласны со мной?

Послышались одобрительные возгласы, и даже Йорген закивал. Мне нравилось, как повел себя Хмурый в этой ситуации, – он был молодцом.

– Если кто-то что-то видел или знает что-то, что может помочь в обнаружении того душегуба, не стесняйтесь – говорите. Если кто боится – передайте мне через охрану: у нас Охотники честные, никому не скажут. Можете информировать Охотника Странного из долины Маринера, которого я назначаю своим помощником в расследовании этого дела…

Я невольно усмехнулся – значит, теперь Хмурый становится моим боссом! Что ж, не самый плохой вариант!

Поезд сбавил ход и почти остановился.

– А кто выложит в Сеть информацию про убийство, я тому голову отвинчу, – сказал мой босс. – Поменьше трепитесь и сплетничайте: это тоже на руку убийце будет… В общем, так… Есть вопросы, пожелания?

– Я хочу допить водку! – сказал усатый шахтер.

– А я хочу в уборную! – сказала взволнованно Дронова.

– Делайте что хотите, но чтобы не нарушать озвученных мной правил, – отмахнулся Хмурый, понимая, что вопросы, которые сейчас посыплются, будут в основном отвлеченного характера.

Вновь начались шумные дебаты. Кто-то сказал, что вообще согласен жить в буфете и только принесет сюда спальник. Повара стали протестовать, отказываясь устраивать в буфете постоялый двор, а бармен урезонивал их тем, что больше девайсов можно будет набрать.

– Только, ребята, никаких кредитов и заема, – говорил он, – у нас коммерческая организация – эрги вперед!

– Как вам не стыдно! – сказала неожиданно Дронова. – Тут человека убили, а вы о деньгах… Дэн, ну расскажи! Что случилось! Мне так важно это знать!

Я понял, что она не отвяжется, даже если ей сказать, что ее расстреляют.

Вагон вздрогнул и, покачиваясь на рессорах, тронулся дальше.

– Его задушили, а потом застрелили из собственного пистолета, – сказал я загробным голосом.

– Какой кошмар! Кашмар-то какой! – Дронова почти прошептала эти слова, выкатив глаза и прикрыв рот ладонью.

– Вот так вот. – Я назидательно закивал.

– А я всегда говорила, что связываться с политикой – это опасно, – в тон мне сказала она.

– А почему вы решили, что с политикой? – поинтересовался я.

– Ну это же ясно как божий день! – всплеснула она руками. – Все из-за власти и денег! Разведка с Земли послала своих людей захватить власть на Марсе. И вот в Персеполисе губернатор, наверное, согласился сотрудничать, а Дарби – нет. Вот его и пришили, то есть придушили! Сначала итальянец, а теперь он!

– Ладно, – сказал Хмурый. – Ты тут со своими потолкуй, а я пойду – если медик закончил, ребят порасспрашиваю, что слышали, что видели…

– Хорошо, – кивнул я, – я потом подойду.

– Добро.

– А про какого итальянца она говорит? – спросил один розовощекий повар с черными густыми бровями.

– Так, – сказал я решительно, – коль скоро новый бригадир поезда назначил меня своим помощником, вопросы буду задавать я, а вы отвечать, иначе мою голову разнесет, как переспелую тыкву! Имейте совесть, граждане!

– Я готова рассказать все! – с энтузиазмом выпалила Дронова. – Все до мелочей!

Честно говоря, именно этого я и боялся, но все же ободряюще кивнул полячке:

– Интересно, что вы знаете об этом деле?

– Ну в общем, ничего, – с заговорщицким видом ответила она. – Но кое-что мне известно!

Я тяжело вздохнул и прикинул: закончили беседу с Дарби мы примерно в половине второго, чуть задержались в буфете и без чего-то два ушли в свой вагон. Скорее всего, Дарби был еще жив. Время убийства весьма размазано – где-то между двумя и пятью часами. Черт, надо бы дождаться мнения медика, но кто знает, сможет ли он в этих военно-полевых условиях выяснить точно время смерти? Окно было открыто, тело остыло быстро, только анализы, да…

– Тогда опишите мне, пани Дронова, в подробностях весь сегодняшний день, – я имел в виду, конечно, ночь, – с того момента, как вы проснулись. – Когда я произносил слово «подробности», мне стало немного не по себе.

– Значит, так, – начала Дронова, подобравшись, будто отвечала на экзамене. – Во-первых, спала я плохо, потому что полковник на верхней полке громко храпел, а за перегородкой кто-то разговаривал во сне. Мне даже кошмар приснился…

– Вы лучше расскажите, что после кошмара было, – посоветовал я, пытаясь улыбаться. – Во сколько вы окончательно проснулись?

– После кошмара? – уточнила Дронова. – Станция была, «Восток», кажется, называлась…

– Да, – кивнул я ободряюще, – мы с Ириной там сели.

– Ну и вот, – ответила она кивком, сосредоточенно глядя куда-то в сторону. – Я проснулась и пошла смотреть, кто еще из наших проснулся. А проснулся уже Азиз. Мы с ним покурили в тамбуре, потом встал Крис, пошел умываться, а когда вышел, сказал, что хочет поменять свое место, – очень нос у него чувствительный, а от туалета пахнет. Вот. Тут через какое-то время проснулась Аюми и полковник. Мы решили пойти завтракать в буфет. Крис и Аюми не пошли с нами. Вот, а потом я спросила у охраны, где бригадир поезда, и мне сказали, что заходил недавно, а вообще в буфете. Я пообещала Крису, что позову его.

– И вы его позвали? – перебил я.

– Постучала я в его купе, он долго не открывал, – продолжала пани с лицом человека, выдающего сокровенные тайны. – Потом чуть приоткрыл дверь и так грубо спросил меня – чего, мол, надо. Я говорю ему, что, между прочим, у них из туалета воняет, как из выгребной ямы, и Крис хочет поменяться, я сказала, что пожалуюсь на такое обслуживание! Он сразу струхнул, понял, что со мной шутки плохи!

– А дальше? – спросил я, понимая, что с Дроновой я бы не стал шутить никогда.

– Он сразу стал такой масленый, вежливый, – гордо ответила та, – пообещал, что поможет, скоро зайдет, все уладит.

– А вы не заметили, один он был в купе или нет? – спросил я.

– Я попыталась заглянуть, – честно призналась пани Аида, – но он загородил дверь своей тушей. От этого мне и стало любопытно: наверняка он был с какой-то женщиной… хотя непонятно, как такие мужчины могут нравиться…

Она закатила глаза и прищурилась мечтательно, словно слушала какую-то прелестную музыку, хотя я, кроме стука колес поезда, не слышал ничего.

– А потом? – спросил я.

– Потом мы вошли в буфет, заказали еды и выпивки, – ответила Аида, – я не пью по утрам, то есть когда проснусь… Но полковник захотел…

– Ну уж вас-то я точно не заставлял, – сказал молчавший доселе полковник.

– Да я просто капризничала! – с вызовом ответила Дронова. – Ну и что?

– Продолжайте, пани, – попросил я.

– Ну и вот, – продолжила она, – потом мы с Азизом стали играть в нарды на КПК, потом пришли вы с Ириной… Я так обрадовалась, что вас не убили!

– Спасибо, – кивнул я, – я тоже был очень рад, что с моими подопечными все в порядке…

– И вот я подхожу к самому главному, инспектор! – вдруг сказала Дронова, прищурив глаза.

– Инспектор? – невольно вырвалось у меня, я улыбнулся.

– Я всегда мечтала попасть вот в такую детективную ситуацию! – Дронова зарумянилась. – Я страх как люблю детективы… Еще тогда, на заводе, я так надеялась, что вы все раскроете… по маленьким уликам и мелочам… Я даже была разочарована, что вы не нашли убийцу… Но сейчас вы сможете, потому что я вам помогу…

– Огромное спасибо, – я не мог сдержать улыбки, – и кто же он?

– Я, к сожалению, не смогла разглядеть его лица, – пожаловалась она, и меня тряхнуло, будто током.

– Так?! – с нажимом произнес я.

– Вот так! – победоносно заявила полячка. – Да, я видела убийцу!

– Расскажите, пожалуйста, – попросил я.

– Вам я расскажу. – Ее вид был таким, словно она делает мне одолжение, затем она понизила голос: – Но это между нами.

Она обвела взглядом всех присутствующих, будто призывая их в свидетели.

– Итак, – она откинула прядь русых волос со лба, – как только мы сели в поезд, было столько нервотрепки… Ну да ладно, не буду вас грузить… Так вот… Я – художник и, как вы, наверное, знаете, пишу марсианские пейзажи. От охраны я узнала про то, что в нашем вагоне есть сзади турель. Я попросилась там поработать – ведь она выступает над крышей, а мне нужны панорамы. И вот сижу я в кресле стрелка, запах там потный и противный. Пялюсь в этот плексиглас и рисую шедевр за шедевром – такого нет на Земле! И тут вижу…

– Что?! – опередил мой вопрос второй повар, блеклый шатен.

– Что? – гордо вскинула голову наша туристка. – Человека, ползущего по крыше вагона, цепляющегося своими корявыми пальцами за покрытую сажей крышу раскачивающегося вагона. Тут внезапно полыхнула марсианская зарница, и в его зубах блеснул большой кинжал! Он лез по крыше, злорадно ухмыляясь, и я поблагодарила Иисуса, что не включила в кабине свет, который мог бы выдать меня… Я обмерла: вдруг его взгляд остановился на мне! И он вперил свои глаза, словно гипнотизируя меня… Рот его оскалился, и зубы сверкнули во вспышке молнии – он смеялся, глядя мне в глаза!..

– Э-э-э, Аида, – вмешался Азиз, – ти говориль, что лица не видиль, а ножь с зубами видель – как так?

– Да ну тебя в задницу, Азиз, – нахмурилась Дронова, – глаз художника – это тебе не глаз торчка! Я видела это лицо, но оно показалось мне серым и мертвым…

– Значит, лицо вы видели? – спросил я.

– Да! – раздраженно выкрикнула пани. – Видела! Но оно было искажено злобой и жаждой крови! Вот! Эти черты не подходят к нормальному человеку, и только теперь я поняла, что это убийца! Вообще было темно.

– А как он был одет? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

– Ну как? – Дронова поглядела на меня, словно я был Очень Глупым Человеком. – В комбез, как тут у вас на Марсе принято… В комбез, серый такой…

– В котором часу это было? – Я опять налил себе.

– Я вообще-то не засекла, – гордо сказала Аида, – но могу сказать точно! Мы собирались идти на вечеринку с вами, к пяти, а это было около четырех. Без четверти… Или нет: почти четыре… Как-то так…

– А что-то запомнилось вам в этом человеке? – спросил я.

– Да. – Дронова наклонилась над столом. – Когда он увидел меня, в его глазах мелькнул испуг! Испуг! Он развернулся и пополз обратно! Он испугался, что я увидела его… Боюсь, что меня тоже убьют, как свидетеля… Дэн! Помоги мне… Я не хочу умирать сейчас… Я еще не написала своей главной в жизни картины…

Она тяжело вздохнула и взяла правой ладонью свое левое запястье, будто считая пульс…

Я горячо поблагодарил ее за помощь, пообещав защитить. Она сказала, что, пожалуй, я должен неотлучно охранять главного свидетеля этого дела. Я сказал, что попробую, а Ирина посмотрела на меня с некоторой тревогой.

С Йоргеном разговаривать было бессмысленно, но Сибилла сказала мне, что из их перегородки плацкарты она видела тучного человека в комбезе Машинистов, похожего на бригадира поезда. За день он проходил раза два или три. Видела Аюми, которая ходила по вагону, и Криса, который около половины второго пыхтел с чемоданами, переезжая в другой плацкартный закуток, и охрану, несколько раз проходящую по поезду в течение суток…

Повара оба подтвердили, что видели бригадира в районе кухни несколько раз за день, и один раз он беседовал с пани Аидой, которая ругалась с ним, после чего он ушел, а туристы пришли в буфет.

Потом я говорил с шахтерами из вагона, где ехали наши туристы, но они не сказали ничего существенного: многие видели бригадира, Криса, Аюми, Дронову и других пассажиров, проходивших по плацкартному вагону. Как и ожидалось – времени никто не засекал.

Ирина глядела на меня глазами, полными надежды, а я понимал, что вряд ли эту надежду оправдаю.

Мне даже захотелось поговорить с ней – про Олимп, про эту базу. Я хотел донести до нее то, что пытался донести до покойного Дарби, – я думал, что нам надо сбежать по прибытии поезда. Я хотел убедить мою любимую женщину в необходимости такого поступка…

После этого вернулся Хмурый с медиком, которого звали Серый, и попросил меня пройти с ними.

Я сказал Ирине, чтобы она подождала, и пошел с ребятами.

Тело из купе уже унесли в холодильник буфета, что сразу отбило у меня аппетит.

Хмурый сказал, что бригадир до сих пор не найден, и выразил идею, что с ним что-то случилось, уже без всяких сомнений.

Я сказал, что, наверное, его убили, либо он прячется в угольном ящике, либо спрыгнул с поезда на ходу. Хмурый сказал, что пойдет в вагон с туристами начинать обыск, и попросил меня обождать его в купе…

Я спросил медика, что он думает по поводу тела покойного, – но он не сказал ничего интересного: уровень серотонина в крови был чуть завышен, и токсины в крови имеются, огнестрел, время смерти предположительно от двух до четырех часов, и надо сделать массу анализов. К тому же он добавил, что никогда не работал судмедэкспертом. Я вздохнул и сказал, что я никогда не был дознавателем.

Хмурый пошел осматривать вагон туристов, а я остался один в купе бригадира, сидя напротив койки, где убили Дарби…

Я неудачник – вот первая мысль, которая возникла в моей голове: а что, если бы я перешагнул через себя, как я это обычно умею, и сказал бы Дарби, что буду с ним дружить? А что, если бы я вообще не взял этой группы туристов? А что, если…

Я смотрел на койку, с которой вынесли тело…

Да… теперь я немного иначе думал про все, что мне довелось увидеть.

– Да, сэр, будьте так любезны, – сказал темнокожий бармен, кинув мне сдачу с доллара в виде двадцати пяти центов и подвинув ко мне телефон. – Вы знали Дарби Гордона?

– Дарби Гордон? – сказал я. – Впервые слышу…

– Но, прошу прощения, вы появились здесь незадолго до убийства… А теперь говорите, сэр…

– Я прошу прощения, виски со льдом, пожалуйста, – сказал я.

– Да, сэр, – ответил он, игриво подбрасывая бутылку. – Вы из полиции?

– Нет, что вы. – Я опрокинул стакан. – Я из муниципалитета, приехал к вам за отчетностью… Кстати, к вам не заходила в бар одна моя хорошая знакомая, Ирина Кожевникова? Она моя старая подруга, мне хотелось бы знать, мистер…

– Сэм! – протянул мне руку бармен. – Просто Сэм.

– Дэн, – улыбнулся я.

– Такая леди, со светлыми волосами и серыми глазами? – спросил он.

– Да, – кивнул я, – у нее каре, она ездит на синем «бьюике» шестьдесят седьмого года.

– Давно не видел ее, сэр, – ответил бармен. – Она заходила около недели назад с каким-то мужчиной средних лет…

– Как он выглядел? – спросил я, протягивая ему долларовую банкноту.

– Извините, сэр, я не разглядел его, – смущенно произнес бармен. – Он не заказывал ничего, заказывала только она, эта леди, а он сидел в дальнем углу возле музыкального автомата. Высокий, крупный такой, кажется, в свитере и брюках для гольфа, бежевых таких…

– Сэр, слышите меня? – раздался каркающий одышливый голос сзади. – Вы искали старого Хью?

– Дэн! Странный! Ты меня слышишь?? – в купе раздался голос Хмурого. – Зайди в купе охраны в соседнем вагоне, тут есть вещь интересная…

Я вздрогнул от неожиданности, озираясь по сторонам, – селектор в купе проводников, из которого доносился голос Хмурого, не горел светодиодной лампой вызова – именно от этого я встрепенулся, вытащенный, словно рыба в неводе, из пучины мыслей. Со мной будто заговорил стол.

Стук колес поезда отсчитал шесть ударов, и я сказал:

– Иду…

Надо сосредоточиться, собраться с мыслями… Надо…

Чужой запах встретил меня в последнем вагоне. Только я открыл дверь тамбура и сделал несколько шагов – в коридоре вагона, покачиваясь в такт движению поезда, появился сам Хмурый.

– Вот! – крикнул он в голос, и некоторые люди, сидевшие на полках, обернулись.

– Что «вот»? – спросил я.

– Ключ! – сказал Хмурый, словно я должен был все сразу понять.

Он держал в руке никелированный Г-образный штырь с шестигранным сечением, обмотанный полоской красной изоленты.

– Ключ? – переспросил я, глуповато прищурившись.

– Да! – с каким-то злорадством сказал Хмурый. – Ключ бригадира! Мы нашли его в купе охраны!

– Позови часовых из этого купе, – попросил я.

– Уже позвал, – удовлетворенно хмыкнул Хмурый.

Подошли часовые.

– Где вы это взяли? – грозно спросил Хмурый, словно предъявлял тяжкое обвинение.

– В смисле? – спросил высокий чернявый охранник с восточным акцентом, тот самый, который поймал Кадыка.

– В прямом! – рявкнул Хмурый.

– Ну… – протянул второй охранник, коренастый, с большим прыщом на подбородке, – кто-то потерял из наших…

– Где? – требовательно повторил Хмурый.

– Да это… – слегка смущенно принялся объяснять охранник, – мужик из пассажиров на полу нашел и нам отдал… у нас-то все на месте, за ключами следим…

– А почему ты решил, что это ключ бригадира? – спросил я Хмурого.

– Он разноцветной изолентой ключи маркировал, – ответил тот, – у него их целая связка была, этот ключ стандартный, у всех наших есть: от переходных межвагонных дверей и от выхода…

– Так какой мужик вам это дал? Где он?

Мы вернулись почти к тамбуру. В одном из крайних закутков сидел пожилой сухощавый мужчина с игровой приставкой в руках.

– Он, – лаконично сказал охранник с прыщом.

Хмурый стал его расспрашивать, где тот нашел ключ. Оказалось, что этот человек полез под свою полку, в рюкзак за сигаретами – и нашел на полу этот ключ. Решив, что он принадлежит Машинистам, отдал его охране. О том, как он попал под его койку, мужчина не имел ни малейшего представления и бригадира поезда не видел. Пару раз отходил курить…

– Ясно… – Хмурый сжал губы.

– А мне нет, – ответил я, когда мы вышли в тамбур покурить.

– Что-то мне подсказывает, что бугра грохнули… – затягиваясь сигаретой, сказал Хмурый. – И наверное, тот же малый, что вашего Дарби порешил: больше-то некому, пожалуй…

– Больше некому… – задумчиво повторил я, глядя в окно на проносящийся пустынный пейзаж, перемежаемый ярдангами.

– Ох как мне это все не нравится, – вздохнул Хмурый. – Жили себе, жили… и так проблем навалом, а тут еще это дерьмо… У тебя хоть кто-то на заметке есть?

– Не знаю пока. – Я помедлил с ответом. – Скорее всего, кто-то из наших, из группы… Только вот многое пока в голове не укладывается.

– Так давай укладывай, – произнес тот под стук колес, – я тоже поразмыслю.

– Надо шмон устраивать, глобальный. – Я тоже вздохнул, представив себе перспективу этого мероприятия.

– Ну с этим-то мои ребята справятся, – спокойно кивнул Хмурый.

– Вот и отлично, – ответил я с плохо скрываемым облегчением. – Это сильно упростит дело.

На том и порешили. Сначала Хмурый предложил проверить три последних вагона: этот, что с туристами, вагон-буфет, где произошло убийство, и «верблюжатницу», вместе с поклажей на зверях.

Я вернулся в буфет и стал чертить на электронном планшете схему поезда, расположение опрошенных людей в разное время. Сбоку этого своеобразного чертежа я писал график событий, располагая в левой графе время, а в правой – что происходило в поезде.

Через плечо постоянно заглядывала пани Аида, которая пыталась давать ценные советы, и не только она. Я постоянно отвлекался и, отбиваясь от расспросов, посылал всех к марсианскому дьяволу – работать было невозможно. Ира не хотела идти со мной в купе, где недавно убили Дарби, а отпускать меня туда одного решительно отказывалась – ей было без меня одиноко и жутко.

Публика вокруг продолжала хаотичное и сумбурное, параллельное моему, расследование, и кандидатура убийцы менялась несколько раз за пятнадцать минут. Вспыхивали шумные споры, кто-то даже начал кричать, пока не подошел часовой и не навел порядок.

Хмурый тоже не сидел без дела. Он отрядил своих людей обыскивать вагоны, вместе с вещами и пассажирами. Он велел охране при сопротивлении применять сначала уговоры, а потом силу. По его словам, отказ в досмотре означал стопроцентную виновность.

Я позавидовал его методам, смекнув, что несколько штук виновных будут найдены в ближайшее время.

Ира заказала у бармена две чашки эрзац-кофе. А я отчетливо понял, что вляпался не то чтобы совсем, а по самые усы и ноздри: не «крот», так Вэндерс, не Вэндерс, так танки, – а Большой Брат все следит за тобой.

На меня вдруг опять навалилась безысходность – я почувствовал, что будто кто-то сзади подставляет мне «рожки» и напевает: «Дом горит, дурак не видит, дом горит, дурак не видит…»

Я чувствовал, что меня опять обводят вокруг пальца, много, много людей… И… обведут… Что я знаю? Как всегда… Почти ничего… И что самое безнадежное – если тот человек, которого я пытаюсь изобличить, работает на этот пресловутый «Пантеон», мои акции стремительно падают: ведь, по слухам, туда набирают лучших из лучших. Этот человек должен быть отличным бойцом и диверсантом, прекрасным лицедеем и мастером спецэффектов, да плюс ко всему обладать некими сверхспособностями. Одним словом – «элита». А я? А я просто Странный, и ничего больше.

Будто прочитав мои мысли, Ирина ласково погладила меня по щеке.

– Не переживай, – тихо сказала она, – ты найдешь этого «крота», Пастух Глюков… Мы найдем… мы вместе, помни…

Она размешала пластиковой ложкой мой кофе и подвинула стакан ближе.

Я внимательно посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась кончиками губ, и эта тень улыбки наполнила меня спокойной радостью сильнее, чем тысяча поцелуев.

Я молча кивнул, улыбнувшись в ответ, и отпил из стакана горячую жидкость.

Наступил день – и многие из энтузиастов частного сыска и просто любопытствующие все же стали расходиться по койкам. На окна вагонов опускали металлические солнцезащитные жалюзи. Продолжалась спокойная размеренная жизнь, подчиненная такому же размеренному стуку колес и покачиванию вагонов. Казалось, ничего не произошло и никакого Дарби не было вовсе, а начальник поезда просто сбежал, вспомнив, что не выключил дома утюг. Во всем плохом всегда есть что-то неестественное, чужеродное…

Тут я услышал за спиной явно нарочитый кашель и хлюпанье. Я резко обернулся – это был один из охранников вагона-буфета. Рыжий, с большим красным носом, который словно извозился в пигменте волос. Этим носом он и хлюпал в паузе между стуком колес поезда.

– Тама, эта… – сказал он, делая волнообразный жест рукой, – мы урку того в хозблоке заперли… вот…

Казалось, я должен был что-то понять.

– И? – спросил я с легким нетерпением, не собираясь понимать ничего.

– Ну… – он натужно прищурился, будто подбирал слова, – он шуметь начал, Странного зовет, а… это… Хмурый сказал, что ты и есть Странный… Да?

– Да, – кивнул я, поджав губы, – что ему надо?

– Да вот не говорит, гад, – выпучил он глаза и опять хлюпнул красным носом. – Говорит, Странного позови, говорить с ним хочу. Вот…

Я шумно выдохнул.

– Пани Аида, – позвал я.

– Да, пан инспектор! – с готовностью откликнулась полька.

– Вы тут проследите за обстановкой, а я сейчас вернусь, – сказал я деловито.

– Я прослежу, пан инспектор!

Я поморщился.

– Ты надолго? – спросила Ирина с досадой.

– С нашим «зэка» пообщаюсь и приду, – ответил я, вставая.

– Приходи скорее. – Ирина поглядела на меня с мученическим выражением лица.

– Конечно, милая…

– Не переживай, Ирыся! – горячо сказала Дронова. – Он скоро будет: наверное, преступник хочет признаться!

Ирина тяжело вздохнула, а Дронова ободряюще стиснула ее локоть.

Мы с рыжим пошли, раскачиваясь на колеблющемся полу вагона, к хозблоку, рядом с купе убиенного Дарби.

Рыжий достал пистолет на изготовку и сказал через дверь:

– Слышь! Идет к тебе твой Странный! Ты это… без ерунды давай, а то шлепну, понял?

– Да понял я, понял… – послышался глухой голос Кадыка за дверью.

Рыжий вынул ключ и, повернув его в замке, отодвинул дверь.

В узком, забитом разным хламом отсеке на перевернутом ведре восседал Кадык, который, завидев нас, нервно сплюнул на пыльный стальной пол.

– Я только с ним разговаривать хочу, – гордо заявил он, словно хвастался какими-то глубокими моральными принципами.

Рыжий какое-то время буравил его взглядом, потом хлюпнул носом и, повернувшись ко мне, сказал:

– Я это, за дверью буду…

– Тока жало к дырке не щеми! – с пафосом произнес Кадык.

– Ты хлебало-то, это, прикрой, – вновь шмыгнул носом рыжий и вышел за дверь, с треском ее захлопнув.

Некоторое время Кадык смотрел на меня с некой горечью, будто я чем-то его обидел.

– Гляжу, в начальниках ты ходишь? – сощурясь, спросил он, наклонив голову набок.

– Да ладно, – ухмыльнулся я, скрестив руки на груди. – На Хмурого шестерю. А вообще у Охотников нет начальства, кроме главы клана: у нас, ты знаешь, все по понятиям живут…

– Ну да… ну да… – закивал он часто. – Ты мужик-то нормальный, как я погляжу… Ты скажи мне… что тут творится за хрень? Я с «Востока» потек, а тут – раз, и налип, прям сразу… Ты… Я про тебя слышал… Ты вроде как… это…

Он замялся, напомнив мне рыжего.

– Подгоняю запары? – помог ему я.

Он вскинул на меня дикий взгляд, сверкающий в забористой с проседью щетине.

– Скажи мне, как мужик: из-за тебя эта запара?

Он судорожно сглотнул, и я понял, почему его прозвали Кадыком.

– Не совсем, – ответил я, – но меня тоже задело. И интереса моего тут нет…

– Я просто хочу понять, что говорить, а что – лишком…

– Говори все, – посоветовал я.

Тот горько ухмыльнулся:

– Все скажешь – под грунт ляжешь… – Он опять сплюнул.

– Слушай, Кадык, уважаемый, – я не выдержал, – я к тебе хорошо, ты ко мне хорошо – чего ты очкуешь? Сдавать я тебя не сдавал и не сдам: знаю, что не фраер ты. Ты меня звал говорить? Говори… У меня без тебя проблем хватает…

Он недоверчиво поглядел мне в глаза.

– Ладно… – вздохнул он, глядя куда-то в пол. – Поможешь мне?

– Чем смогу, – кивнул я.

– Сможешь! – убежденно сказал тот. – Я тебе расскажу кой-чего, а ты уж постарайся, чтобы Кадыка не обмакнули…

– По-ста-ра-юсь, – по слогам сказал я, чувствуя, что желваки на лице напрягаются.

Кадык опять выдержал театральную паузу.

– В общем, так, – вздохнул он, – меня могут грохнуть… От тебя зависит…

– Слушай, хорош уже. – Я махнул рукой.

– Вошел я в поезд, – решительно начал Кадык, – схоронился в трансформаторе… Поспал, съел, что припас… А бабка? Что с нее взять? Мало ей было моих девайсов… В общем, я-то ходок тот еще. Жрать приспичило, я думал, она меня накормит, а она, жаба, ни в какую! Дескать, щас охрану позову, мы не договаривались, я тебя провела – вон иди у землюка проси… Ну я что? Я на крышу – жрать-то охота, а где вы, я не знаю… вот… пополз я к пищеблоку… ползу по крыше буфета…

– То есть на последнюю крышу ты не лазил?

– А на фиг? – удивился Кадык. – Чем меньше народу тебя видит…

– Дальше, – попросил я.

– Ну… ядрены пассатижи… Решил в задний тамбур лезть – хоть там и охрана рядом, да в переднем люди чаще курят, да и не возвращаться же? Цапанулся и поглядел…

– Как цапанулся? – поинтересовался я.

– А так! – Кадык расстегнул свой серый замызганный комбез, и я увидел на его голой груди что-то вроде портупеи.

Он снял с липучки закрепленный на ней моток какой-то ленты.

– Нанки! – сказал он.

– Что? – переспросил я.

– Ну подтяжки с нанониткой, – снисходительно пояснил он. – За вытяжку на вагоне цепляешь – глядишь в тамбур, а потом через эту вытяжку и достаешь: удобно…

Тут у меня в голове сверкнула бледная тень мысли.

– Ага, понял, – кивнул я.

– Ну так вот, – продолжил Кадык, – цепляю я нанки, ветер в морду, свешиваюсь к окошку… а там…