Текст книги "Небесное Око"

Дьюранд дрожащими руками снял висящий на седле шлем, надел его и закрепил на подбородке ремень.

– Мы явились сюда, чтобы почтить память усопших и преклониться перед теми, в чьих жилах течёт королевская кровь, – продолжал вещать герольд. – Много лет назад в эти земли пришла беда. В семнадцатый год правления Эйнреда, когда сам государь сражался за морем Мрака, два принца пали в битве. Они мужественно сражались, но враги, превзойдя принцев числом, одолели их. С тех пор, как первая весть об их гибели достигла этих берегов, Сыны Атти каждый год собирались на этой скале, чтобы, пролив кровь, доказать своё мужество и храбрость.

Мертвенно-бледный герольд вздёрнул подбородок, сверкнув голубыми глазами.

– Тот, кто выходит на ристалище, берётся доказать, что мужество ещё живо в сердцах представителей благородных родов Древнего Эрреста. Здесь, где младший из сыновей государя стал наследником и скорбная весть впервые достигла берегов Эрреста, вы, сражаясь на ристалище, даёте отпор Воинству Ада, вновь и вновь доказывая, что королевский род будет вечно править Эррестом. Я обращаюсь к каждому из тех, кто вышел на ристалище, – помните о славе ваших родов и чести фамилий. Презирайте трусость, отчаяние и предательство.

Герольд повернулся, пошёл прочь и скрылся за сидящими на конях рыцарями. Дьюранд ещё раз проверил – крепко ли затянут на подбородке ремень. Сотни укрытых длинными попонами лошадей, на которых восседали представители знатнейших родов Эрреста, громко фыркали и мотали головами. Радомор, находившийся в самой середине противоположного ряда, опустил на голову шлем. Дьюранд кинул взгляд на поднявшего руку принца. Бидэн был одет во все чёрное. Каждый конь, каждый рыцарь дрожали от нетерпения, словно натянутая тетива. Бидэн поднял руку ещё выше и резко опустил её.

Ристалище содрогнулось от грохота копыт.

Две сотни закованных в броню рыцарей понеслись навстречу друг другу. Дьюранд летел в первом ряду навстречу Южному войску. Радомор был вне досягаемости копья, поэтому Дьюранд выбрал себе другого противника, за плечами которого развевался плащ в черно-белую клетку. Дьюранд увидел, как полыхнули огнём глаза, сверкнули заклёпки на шлеме. Дьюранд вырвался вперёд, и его копьё первым нашло свою цель, врезавшись в клетчатого с такой силой, что Дьюранд покачнулся в седле.

Острие противника лишь скользнуло по щиту, задев плечо и подбородок. Раскинув руки, клетчатый повалился на землю. Дьюранд услышал, как за спиной с треском разлетелись в щепы сотни копий. Кричали рыцари, истошно ржали кони.

– Держать ряды! Держать ряды! – надрывались капитаны.

Дьюранд почувствовал, как по подбородку побежала струйка крови. На ристалище бросились оруженосцы, протягивая рыцарям, лишившимся оружия, новые копья.

– Дьюранд, – рявкнул Конзар. – Смотри по сторонам. Ты не на скачках.

Рыцари разошлись, чтобы вновь сшибиться на середине поля. Дьюранд не верил собственным ушам. Воины хохотали, обмениваясь с противниками шутками. Наконец, когда ряды столкнулись друг с другом в третий раз, начался общий бой. Эта пародия на настоящее сражение длилась около часа. Дьюранд, уворачиваясь от ударов, пытался пробиться к Радомору, но герцог Ирлакский все время оставался под защитой своего отряда, ощерившегося копьями. Ни Радомор, ни его воины не двигались с места.

Озадаченный Дьюранд задрал голову, чтобы посмотреть на Небесное Око. Рыцари вокруг него, веселясь, обменивались шуточными ударами, будто они выехали на прогулку, а не на ристалище. Некоторые из воинов покинули поле, объяснив своё решение тем, что у них ослабли крепежи плюмажей на шлемах. Один из рыцарей, когда у него порвались ремни на щите, отказался продолжать бой и сдался на милость победителю. Во время кулачных боев и то проливалось больше крови.

Дьюранду показалось, что он единственный во всем мире остался в здравом уме. Подавляющее большинство рыцарей, сражавшихся на турнире, не подозревали, что на ристалище решалась судьба королевства и короны.

Радомор вот-вот должен был начать действовать.

В полдень ристалище опустело. Когда участники турнира тронулись прочь с поля, Дьюранд ехал рядом с Ламориком, слыша насмешки и хихиканье рыцарей. Дьюранд нахмурился.

Когда молодой лорд спешился, Дьюранд наконец увидел то, что уже давно заметили остальные, – у Ламорика не было ни времени послать в Акконель за другими доспехами, ни денег на то, чтобы купить новые. Поэтому молодому лорду пришлось весь день разъезжать в одеждах Красного Рыцаря. На красном щите отсутствовало изображение быка – герба Акконеля, попона, куртка и флажок на копьё были тоже красного цвета. Всем было ясно, что изгнанный с турнира Ламорик решил сжулить и вернуться, прикрывшись именем отца.

Молодой лорд превратился в объект насмешек.

Стоило Дьюранду спешиться, как на него тут же бросился Бейден.

– Слушай, Дьюранд, если этот бой так важен, почему никто кроме нас, об этом не знает? Отчего эти зеленые даже с места не желают сдвинуться? Они, кажись, пока ещё ни одного пленного не взяли.

– Не знаю, – честно признался Дьюранд, не веря в то, что допустил ошибку.

– Я уверен, мы прославимся, благодаря тому фокусу, что провернули, – сплюнул Бейден. – На нас смотрят принц с герольдом и сам король. Лучшие люди королевства хихикают в кулачок, перемывают нам кости, обсуждают все, что мы делаем, – он попытался ударить Дьюранда в челюсть, но на его плечах повисли сразу несколько человек.

Дьюранд знал, что собравшаяся вокруг толпа внимательно на него смотрит. Те, что стояли подальше, – хохотали, те, что поближе, – хмурились и молчали.

Бейден оттолкнул державших его воинов и одёрнул накидку, скрывавшую кольчугу:

– "Красный Рыцарь покраснеет от стыда", – пробормотал он. – Так все будут твердить аж до следующей Ночи Странника.

– Довольно, Бейден, – прорычал Конзар. Каждый, кто увидел ледяной взгляд капитана, понял, что выяснение отношений придётся отложить до лучших времён. Сгрудившиеся вокруг люди все ещё смотрели на рыцарей, и Бейден замолчал.

– Ну что ж, – произнёс Берхард. – Кому-нибудь удалось подобраться к зелёным достаточно близко, чтобы услышать, о чем они там разговаривают? Мне кажется, Радомор нанял немало южан.

– Я слыхал, как один из них выругался, – кивнул Оуэн. – Думаю это манкирийский говор. Знаете, как звучит их язык – все одно, что брехня собачья. А доспехи почему-то на себя надели северные.

– Плевать, где Радомор их нанял, – проворчал Бейден. – Какие они к чертям воины, если позволили на себя напялить цвета Ирлака? Я много кому служил, но ни одному лорду не позволял и никогда не позволю нацепить на меня его герб. Я вам не лошадь. А их, – Бейден кивнул на противоположный край поля, – надо проучить. Крепко проучить!

– Не думаю, что герцог Ирлакский явился на ристалище просто, чтобы поразвлечься, – покачал головой Оуэн.

На мгновение воцарилось молчание. Дьюранд даже не обратил внимания на текущую по лицу кровь.

– Может быть, Радомор прознал об одной из баек, которые слышал Дьюранд, – мрачно усмехнулся Бейден. – Вот он сюда и приехал, чтобы отучить нас распускать язык. Возможно, для него это всего-навсего игра.

– Вряд ли это игра, – покачал головой Эйгрин.

– Монах, тебе повсюду мерещатся призраки. Если бы ему была нужна победа, он бы не стал стоять на месте, – Бейден ткнул пальцем в Дьюранда. – Он напрасно притащил нас обратно. Мы стали для всех посмешищем. Толпа дураков.

– Радомор здесь, – ответил Конзар. – Он взял титул отца. Возможно, убил его. Это не шутки и не игра. – Капитан посмотрел на противоположный край поля, где Радомор возвышался в седле над Южной армией, словно леопард посреди стайки голубей. – Поглядите на него. Подумайте о том, что он сотворил. Его отец мёртв. Жена мертва. Он тщательно продумывает каждый свой ход, ведь король может лишить его титула.

За весь день Дьюранд так и не получил ни одного серьёзного ранения, и вдруг мелькнула какая-то тень и он ослеп. Единственное, что ему оставалось – уехать с ристалища.

– Древко копья, – произнёс Гутред, когда Дьюранд, ловя ртом воздух, соскочил с коня. Боль была такая, словно ему всадили стрелу между глаз, хотя он и понимал, что ему всего-навсего сломали нос.

– Сейчас принесут тысячелистник, молоток и пару щипчиков.

– Обойдётся, – попытался возразить Дьюранд.

– Садись, тебе говорят. Откинь голову. Мне нужно вправить тебе кости. Не дёргайся. И сними с себя шлем. Мне ещё надо позаботится о Берхарде с Бейденом.

Дьюранд потянул голову вверх и обнаружил, что удар сдвинул шлем почти на затылок, разорвав крепёжные завязки. За прошедшие после полудня часы и без того невысокий накал схватки ослаб, и все больше и больше рыцарей предпочитали жаркой схватке отдых за пределами ристалища. На противоположном конце поля Радомор со своим отрядом отошёл в задние ряды, оказавшись за пределами досягаемости.

Дьюранд хотел поскорее остановить кровотечение и снова надеть шлем. Если ему под силу дышать, значит, он может и сражаться. Он попытался распутать завязки на шлеме.

Солнце сверкнуло на доспехах, и кто-то прямо перед ним спрыгнул с коня. Дьюранд, заморгав слезящимися глазами, разглядел залитое потом лицо капитана.

– Где Гутред? – бросил Конзар.

– Из боя вышли Бейден с Берхардом и он…

Капитан схватил Дьюранда за грудки.

– Найди их и марш на ристалище.

– Что вы хотите…

Конзар ткнул рукой в противоположный край поля. Воины в зеленом надевали на себя кольчуги, водружали на головы шлемы.

– Передай, что Радомор выводит на поле своих ублюдков.

Конзар отпустил Дьюранда и прыгнул в седло:

– На ристалище! Радомор сейчас возьмётся за Морина!

Дьюранд вскочил на ноги. Капитан был прав. Не успел Дьюранд отыскать хотя бы одного знакомого рыцаря, как отряд герцога Ирлакского с Радомором во главе рванулся на поле. К этому моменту хаос общей схватки уже улёгся, все рыцари выбрали себе противников. Отряд Морина был разбросан по всему ристалищу, рыцари скрещивали мечи в десятках поединков.

Оказавшись в одиночестве, наследник Монервея дёрнул поводья, разворачивая лошадь. Конзар, понимая, что не успеет, все равно нёсся через все ристалище на помощь. Однако совсем недалеко от маршала Северной армии оказался Эйгрин, который, следуя примеру Морина, развернул коня. Дьюранд вскочил на гнедого жеребца. Конзар гнал лошадь наперерез ирлакскому отряду.

Эйгрин уже поравнялся с лордом Монервейским.

– К Морину! – закричал что есть мочи Дьюранд и, кинув взгляд через плечо, обнаружил, что позади него мчатся Оуэн и Берхард.

Решение созрело в голове Эйгрина в один момент. Одетый в жёлтое рыцарь вогнал шпоры в бока боевого коня и полетел вперёд, словно золотая стрела, выпущенная из гигантского лука. В три прыжка он оказался у отряда Радомора. Эйгрин перехватил копьё, нацелив его на герцога Ирлакского. Чтобы спасти господина, один из рыцарей – телохранитель Радомора – дёрнул поводья лошади в отчаянной попытке принять удар на себя. Все три воина столкнулись, жёлтое смешалось с зелёным. Большая часть всадников брызнули в стороны, но некоторые, промедлив лишь мгновение, влетели прямо в гущу свалки.

Группа рыцарей во главе с Конзаром стеной обступила сэра Морина. К ним на помощь скакал Ламорик, расшвыривая воинов, сошедшихся в поединке у него на пути.

Пошатываясь, телохранитель Радомора встал и, наклонившись, поднял с земли герцога Ирлакского.

Дьюранд был одним из первых, кто оказался возле бьющихся на земле лошадей. Поначалу никто не мог разглядеть Эйгрина, но наконец Дьюранд увидел блеснувшую кольчугу и втоптанную в грязь изорванную жёлтую попону. Лошадь дико ржала и молотила копытами, всем своим весом наваливаясь на Эйгрина. Впрочем, всем было ясно, что рыцарю было уже нельзя помочь. Эйгрин лежал ничком, голова, укрытая шлемом, – вдавлена в землю.

К Дьюранду присоединилась уже половина рыцарей из Северного войска. Гутред резко повернулся к оруженосцам:

– Арбалет! – прорычал он, а когда никто из них не двинулся с места, рявкнул. – Живо!

Когда кто-то наконец сунул в руки Гутреда огромный, как якорь, арбалет, старый оруженосец, не медля, вскинул его и всадил болт в голову лошади. Так он проделал ещё два раза. Когда он натягивал тетиву и стрелял, его лицо ничего не выражало, Гутред действовал механически – чувств в нем было не больше, чем во вращающемся мельничном колесе. Короткие арбалетные стрелы торчали из голов лошадей, словно гнилые залитые кровью зубы.

Когда арбалет, хлопнув тетивой, послал болт в голову второй лошади, на этот раз принадлежавшей ирлакскому отряду, Дьюранд подошёл поближе. Пригвождённый к земле рыцарь лежал неподвижно в месиве жёлтого и серебристого, белого и золотого. Дьюранд вспомнил последние слова рыцаря, сказанные ему перед самым началом турнира: «Тайна останется тайной». Он никак не мог поверить, что лежащее перед ним изломанное тело – Эйгрин.

Дьюранд не услышал, как Гутред, спустив арбалет, прикончил третью лошадь. Эйгрин был мёртв, но Дьюранду казалось очень важным высвободить его из-под лежавшей на нем лошади. Наклонившись, он упёр ладони во все ещё тёплый бок и принялся толкать. Вскоре к нему присоединились другие, и Эйгрин наконец оказался на свободе.

Из ирлакского лагеря пришли вести – Радомор остался жив.

Когда Око Небес коснулось горизонта, Ламорик вместе с остальными членами отряда прочли молитву по Эйгрину и ещё одному рыцарю, павшему в битве. Отряд стоял на самом краю утёса, вдали от освящённой земли. Не было мудрых женщин, чтобы омыть тела павших и подготовить их должным образом перед отправкой в последний путь, хотя Дорвен помазала миром лбы обоих рыцарей. Не было священников. Гутред завернул тела в чистые попоны лошадей, принадлежавших рыцарям. Люди ещё раз проверили, чтобы с каждым из их погибших положили пояс, шпоры, и мечи – так их товарищей сразу узнают у Райских врат. Дьюранд не знал второго рыцаря. Да и знал ли он Эйгрина? Отряд молча стоял у могил. Дьюранд уставился в землю, пряча глаза и от живых, и от мёртвых.

Завтра их ждёт ещё один день турнира, с восходом солнца Радомор Ирлакский выйдет на ристалище. Он выйдет обязательно, если только Эйгрин не переломал все его кости. Главное – пережить завтрашний день.

Сапог коснулась чья-то тень.

– Писать умеешь? – спросил Берхард.

– Что?

– Ты писать умеешь? – повторил одноглазый рыцарь.

– Нет.

– Проклятие… Я просто подумал… Мы не спросили… А, к черту все, – пробормотал Берхард, с отсутствующим видом поглаживая бороду.

Спустя несколько мгновений рыцарь рассеянно потрепал Дьюранда по плечу. Уходя он остановился возле Гутреда и прошептал ему на ухо нечто такое, от чего старый оруженосец вздрогнул.

– Все, – сказал он, обращаясь к Дьюранду. – Ты поможешь мне зарыть их.

– Мы оставим их здесь? – спросил Дьюранд.

– Да.

Гутред протянул ему лопату, и Дьюранд вогнал её в груду свежевскопанной земли. Только сейчас он заметил, что её слишком мало, и, скосив взгляд, посмотрел в могилы. Они были неглубокими – едва ли в фут.

– Гутред?

Дьюранд увидел взгляд оруженосца, полный тоски и печали, и упрёки, которые уже были готовы сорваться с уст, так и не прозвучали.

– Ладно, – только и сказал Дьюранд.

Дьюранда разбудил стук лопат и свет факелов.

В тот же мгновение он вскочил на ноги и выбрался из палатки. Воображение рисовано чернецов, склонившихся над телами павших рыцарей. Сначала он увидел одинокий факел рядом с могилами. Пламя билось на ветру. Потом он разглядел несколько склонившихся над ямами фигур. Не медля ни секунды, Дьюранд выхватил меч и застыл, не веря собственным глазам.

За краткий миг до того, как резкий порыв ветра рванул пламя факела в сторону, Дьюранд сумел различить стоящего по колено в могиле Бейдена, размахивающего лопатой. Ветер снова качнул пламя, и оно осветило лицо Конзара. Факел сжимал в руках Берхард.

– Во имя Небесного Воинства, что вы… – начал Дьюранд, прежде чем сообразил, что ему лучше было хранить молчание.

Берхард посмотрел на него с сожалением. Взгляд Конзара ничего не выражал.

– Делаем то, что должно, – отозвался капитан.

– Эйгрин был грамотным, – добавил Берхард с таким видом, будто его слова все объясняли.

Дьюранд заморгал. Перед ним были безумцы.

– Ещё никто не умирал, – полувопросительно произнёс Конзар. – С момента твоего появления мы ещё никого не теряли. Я имею в виду на турнирах.

Неожиданно Дьюранда осенила догадка.

– Это первый настоящий турнир. В Гесперанде все было иначе.

– Мы нечисты, – произнёс Конзар.

Дьюранд увидел, как они склонились над разрытой могилой. Он вспомнил Эйгрина, сражавшегося за короля. Вспомнил о мече, который сжимал в руках:

– Ты-то может и нечист! Что, во имя всех…

– Сразив человека на турнире – ты становишься убийцей. Потребовав выкуп – вымогателем. Радея о чести – впадаешь в грех гордыни и тщеславия, – произнёс Берхард, дотрагиваясь до здорового глаза, который слезился от дыма факела.

– Мудрые женщины и патриархи запрещают хоронить нас в освящённой земле, – устало продолжил Конзар. – Седобородые наложили вето на турниры и не видят никакого смысла отпевать погибших там дураков. Порой нам удаётся найти странствующего монаха, который может отслужить заупокойную.

– _ Умершие без исповеди, похороненные без заупокойной, могут привлечь внимание адского воинства.

Бейден что-то проворчал, соглашаясь.

Показалась присыпанная землёй жёлтая ткань попоны. Что они творят? Стоит ли удивляться, если они и правда привлекут внимание Сатаны?

– Что происходит? – наконец произнёс Дьюранд.

– Он лежит в не освящённой земле, – отозвался Берхард и, обведя взглядом утёс, сложил ладони в знаке Небесного Ока. – Только не думай, что мы это делаем с лёгким сердцем. С человеком, похороненным в обычной земле, можно сделать все что угодно. Такой несчастный все равно, что охотничий рог, зовущий к себе Изгнанных, Проклятых и прочее адское отродье. Мир полон всяких тварей, которые не дадут телу покоиться в земле. А что если душа покойного требует отмщения? Ты сам видел виселицы на дорогах.

Дьюранд не стал этого отрицать.

– Ты же не хочешь, чтобы ублюдки отыскали тех, кто их вздёрнул, или заявились к ним домой, обрушивая свою месть на родных?

Дьюранд уступил и не стал больше спорить. В гробовой тишине Бейден взрезал жёлтый саван, обнажив белоснежную кожу покойного, после чего взял в руки топор.

– Ноги и руки, Бейден, – сухо сказал Берхард. – Мы выроем настоящие могилы.

Бейден замахнулся топориком и резко опустил его. Рыцари отвернулись.

Дьюранд взялся за лопату и принялся копать новые могилы. Воины трудились всю ночь, сменяя друг друга. Дьюранд, стиснув зубы, вгонял лопату в землю, ни на секунду не сомневаясь, что все они сошли с ума. Наконец работа была закончена, и Дьюранду помогли выбраться наружу. Не произнеся ни слова, рыцари отнесли к новым могилам завёрнутые в саваны тела, которые, казалось, одеревенели от ужаса, а не от того, что жизнь покинула их.

Бейден спустился в могилу. Ему передали молоток и железные гвозди.

– Тук! Тук! Тук! – раздавались удары молотка.

Дьюранд Берхард и Конзар стояли на морском ветру рядом с грудой земли. Берхард приложился к бурдюку с вином. По левую и правую руку от них чернело море.

– Таких могил много. Сначала мелкую выкопают, а потом переделывают, углубляют. Душегубы, самоубийцы. И дети, не дожившие до освящения в храме, когда им дают имя. Проклятые слетаются на таких мертвецов, как пчелы на мёд.

Бейден возился в могиле. Один раз он неудачно поставил ногу, видимо, наступив Эйгрину на грудь, отчего труп издал протяжный стон.

Сердце замерло в груди Дьюранда:

– Владыка Небесный, – прошипел он.

– Это лёгкие. Как кузнечные меха, – пояснил Берхард, но все-таки не преминул сложить ладони в знаке Небесного Ока и хлебнуть вина. – Это просто лёгкие. Я уже слышал, как сегодня кое-кто поминал Небесные Силы.

– Черт, – выругался Дьюранд.

Берхард протянул ему бурдюк. От вина пахло орешником и желудями. Дьюранд передал бурдюк Конзару.

Бейден продолжал трудиться, не ведая ни страха, ни печали.

Когда работа была закончена, а могилы засыпаны землёй, четверо мужчин едва не падали на землю от усталости.

Берхард, утиравший со лба пот перемазанной грязью рукой, вздохнул, обращаясь к Дьюранду:

– Эх, жаль, что ты неграмотный. Если б ты умел писать, все было бы гораздо проще. Накарябал бы пару строчек из «Книги Лун». Наш старый друг…

– Эйгрин?

– Называть мертвеца по имени?! Даже и не думай! Написали бы просто: здесь лежит наш друг, некогда желавший присоединиться к святому ордену септаримов.

– Ага.

– Долгие годы учился в Лойгерне… или Пэннонгэйте – запамятовал, где, чтобы служить королю. Потом встретил девушку… Примерно в таком духе. Вот почему ему так хорошо удавалось цитировать священные тексты, – вздохнул Берхард, – «Книгу Лун» и все остальное. Не знаю, что происходит за храмовыми стенами, но септаримы учат своих на совесть. Пишешь все это на кусочке меди или свинца, если под рукой нет меди, и суёшь покойнику в рот. Тогда Проклятым будет куда как сложнее добраться до мертвеца. А самое главное, он уже никогда не встанет из могилы. Хорошо, что с нами Бейден. Ужасная работёнка. Когда я служил в Оберне, знавал одного воина, который сознался на исповеди священнику, что творил такие дела. Священник наложил на бедолагу епитимью – несчастному ублюдку пришлось пешком отправиться в паломничество к алтарю, установленному на месте высадки Сэрдана, что в Уэйвэндинге. И священник был прав, – Берхард покачал головой. – Такие дела оставляют на человеке отпечаток, – одноглазый рыцарь усмехнулся. – Бейден – настоящий сукин сын. То, что он сделал сегодня ночью, – не самый страшный грех, по сравнению с теми, что он уже взял на душу.