Текст книги "Летописи Белогорья. Ведун. Книга 1"

– Насчет Вадима ты неправ, – встрепенулся Ведун. – Нельзя было иначе. Никак нельзя. Он бы непременно за нами увязался – никакие уговоры бы не помогли. А в таких делах он обуза или труп – тут уж как кому повезет. Но хорошо, что ты мне напомнил про Вадима, а то я за всеми этими разговорами совсем запамятовал про его сына. Слушай, Лар, а нельзя ли сделать так, чтобы тело Станислава с разбитой головой нашли где-нибудь возле таверны, а поутру чтобы уже весь город судачил о том, что сына главы Торговой гильдии убили в пьяной драке?

– Отчего же не убить хорошего человека? – мрачно пошутил Лар. – Только, может быть, ты все-таки расскажешь мне, для чего все это нужно? Вдвоем мы с тобой, может быть, что-нибудь и поинтереснее придумаем? Знаешь, как говорят? Одна голова хорошо, а две – лучше!

– Да понимаешь, что-то неладное с парнем. Что – сказать не могу, нутром чую. Очень похоже на то, что кто-то использует его втемную, вот я и хочу убрать его с игрового поля, пока кто-нибудь другой не убрал.

– Хорошо. С парнем решим. Сделаем все в лучшем виде. Но ты ведь хотел, чтобы я рассказал про Нее. Тут особо рассказывать-то и нечего… Ты, в целом, все правильно просчитал, осталось лишь дополнить кое-какие детали. Только если ты думаешь, что я сам всего этого не замечал, то сильно заблуждаешься. Да, я прекрасно понимаю, что все шло слишком гладко, так, как учили – как по писаному шло… Но только сердце ведь не обманешь! Я и сейчас не верю, что она меня использовала. Но чувства чувствами, а дело – делом. Поэтому слушай и разумей.

Зовут ее Веспасия. Я встретил ее, когда сопровождал хозяина дома к его отцу, что живет в лечебнице для малоимущих при храме Неведомому Богу. Она стояла с младенцем на руках. С мертвым младенцем. Я помог ей с организацией похорон: нашел место на городском кладбище, ну, и все остальное тоже организовал – благо все похоронные дела в городе проходят через Братство. И с домом тоже все точно так, как ты и описывал. Есть дом – бывшая усадьба винодела. Хозяин был игрок, проигрался вчистую и не вынес позора – повесился, а усадьба за долги отошла. Ну, а поскольку все игорные дела тоже через Братство проходят, то и здесь все прошло без сучка и задоринки. Ну, вот, пожалуй, и все, больше мне добавить нечего. Если есть, что спросить, то спрашивай. А нет – так давай сразу пройдем к дому.

– Нет, – возразил Ведун, – к дому нам идти пока что рановато. Туда мы с тобой выдвинемся ближе к полуночи. А пока что давай-ка мы лучше по кладбищу погуляем. Ты, часом, покойников не боишься? Нет? Ну, тогда веди!

До кладбища они дошли довольно скоро. На входе их встретил недовольный заспанный сторож, который начал было канючить на извечную тему «А ходят тут всякие», но, разглядев Лара, сразу же прикусил язык и, получив от него какие-то наставления, быстро принес заступ и убрался восвояси.

Ведун огляделся: кладбище было не из захудалых. Вокруг стояли только богато убранные в резной камень семейные могилы двойного захоронения, или же склепы, и ни одного пустыря или неухоженного холмика. Лар уверенной походкой провел его в самый дальний угол, к непонятно какому чахлому деревцу, которое он сразу же вырвал с корнем и принялся яростно разгребать окованной лопатой размякшую землю. Видно было, что все это дается ему нелегко, поэтому Ведун мягко отобрал лопату и взялся за дело сам.

Копать ему пришлось недолго: очень скоро окованная лопасть с глухим стуком ударилась обо что-то твердое, и кромешник, встав на колени, достал из неглубокой ямки небольшой деревянный ящичек. Лар нарочито отошел в сторону и даже отвернулся, всячески выказывая свое неучастие в осквернении детской могилы, но Ведун был непреклонен. Он решительно сорвал деревянную крышку домовины, размотал холщовые пелены и обнажил останки. Запах тления из разверстой могилы неприятно защекотал ноздри.

– Подойди и посмотри на то, что ты упокоил, пользуясь своими связями, – пробубнил он глухо и отошел в сторону.

Скрепя сердце, Лар подошел к растерзанному свертку и, увидав его содержимое, отшатнулся с глухим стоном. То, что лежало в полуистлевших клоках шерсти, никоим образом не могло быть останками человека. Скорее всего это были останки какой-то кошки. Но он быстро взял себя в руки, закопал останки обратно и, тщательно разровняв яму, глухо сказал:

– Дай мне слово, Сивый, что не убьешь эту стерву.

– Я не могу дать тебе такое слово, Лар, – тихо и спокойно ответил Ведун. – Там будет бой. Возможно, мне придется защищать свою жизнь. В бою воля не своя…

– Я понимаю. Тогда обещай мне, что оставишь эту суку мне. Если получится, конечно. Пойми, я хочу сам, своими собственными руками… Обещай!

– Я могу обещать тебе только то, что не трону ее без надобности.

– Благодарю. Я твой должник, – закончил Лар и, не говоря более ни слова, устремился прочь от могильника.

Отойдя от города мертвых всего на пару шагов, спутник Ведуна завернул за угол, залез в какой-то ветхий погреб с непонятным знаком на обшарпанной двери и, нырнув в потайной люк, повел кромешника подземными путями. Факелы зажигать не стали.

– Здесь чисто, так что шагай смело. Кому бы другому – так и вообще глаза завязали, а то и мешок на голову надели. Но ты ведь у нас товарищ самого Безликого, так что обойдемся без этого. Но все равно по сторонам особо не пялься, а не то можешь и зрения лишиться, – буркнул Лар и довольно споро затопал впереди.

Ведун не стал слепо таращиться в темноту, а просто прикрыл глаза и заспешил на звук шагов своего проводника.

Впрочем, скоро подземный мрак разрядил свет масляных светильников, подвешенных к потолку, и Ведун понял, что они идут по печально знаменитым Растовским катакомбам. Время основания этого мрачного места теряется во тьме веков, но очевидно, что уже в допотопные времена оно использовалось для отправления каких-то ныне уже позабытых культов. Во времена правления Баторов обветшавшие подвалы подновили, расчистили и укрепили, и древний храм, продолжая жить своей самостоятельной жизнью, значительно разросся. Соединившись с городской каменоломней, он превратился в настоящий подземный лабиринт. Поколения сменялись, Растов разрастался и обзаводился подвалами, канализацией и подземными хранилищами, и вместе с ним разрастался лабиринт, со временем превратившись в настоящий подземный город, живущий своей особой потаенной жизнью.

Проводник уверенно вел Ведуна мимо многочисленных торговых лавок, мастерских, ночлежек и живодерен. Они шли мимо площадей и переулков, откуда слышались ругань, веселый смех, крики о помощи и плач младенцев. Несколько раз им заступали дорогу какие-то тени, которые, обменявшись с Ларом уловными жестами или парой фраз на людской мове – тайном языке воров и нищих, снова бесшумно растворялись в тени бесконечных свертков.

Проводник кромешника шел довольно уверенно, но даже ему, чтобы не заплутать в этой мешанине галерей, тупиков и переулков, приходилось время от времени останавливаться и сверяться со знаками, в изобилии покрывавшими стены древних катакомб. Наконец, Лар условным стуком постучал в очередную дверь, и их впустили в довольно просторный подвал, сплошь заставленный столами и лавками. Здесь проводник усадил Ведуна за угловой столик, и со словами «Ты посиди пока. Здесь безопасно. А я схожу, улажу пару вопросов и быстренько вернусь» исчез в дальнем углу.

Ведун осторожно огляделся. То, что он поначалу принял за харчевню, при более внимательном рассмотрении более всего походило на закрытый Дом гильдии. Вот за одним из столиков у стены явно заключают сделку: лупоглазый писец уже составил текст, и заказчики расписывались под ним своими кровавыми отпечатками. А в центре явно о чем-то договариваются почтенная матрона и безногий, покрытый язвами нищий… Здесь же, прямо на глазах у Ведуна, произошло и несколько чудесных исцелений: один слепой прозрел, у безногого вновь появились конечности, а немой вдруг запел довольно-таки приятным голосом, и никто вокруг не обратил на эти чудеса ни малейшего внимания. Все было чинно и спокойно.

Впрочем, за дальним столиком, где играли в кости, один недовольный своим проигрышем игрок полоснул-таки другого зажатым между пальцами лезвием по глазам и кадыку, но пока тот, захлебываясь, булькал кровью, его убийце уже воткнули стальное шило в затылок, замыли кровь и убрали трупы, так что шума не случилось.

Ведун, воспользовавшись внезапно выпавшей ему передышкой, решил собраться с мыслями и вспомнить все, что ему было известно об Ордене Осы – одном из самых древних кланов послепотопного мира. А известно ему было, собственно говоря, не так уж и много. По преданию, зародился он в незапамятные времена в Вавилоне, в среде жриц – храмовых проституток, и долгое время в западных и срединных землях был почти неизвестен. Но потом вдруг, внезапно, подобно чумной заразе, поразил почти все закатное пространство вплоть до самой Великой Топи. Однако далее не продвинулся. Орден Великого Змея оказался ему не по зубам – не прижился он и в Белогорье.

Знак Ордена Осы представляет собой черно-золотую шестилучевую соту и олицетворяет собой богиню, покровительствующую плотским утехам и войне, а также слияние созидающего и разрушающего начал, богатства и процветания. А перемежающийся черно-золотой цвет в разных источниках толковался как вечная смерть, бессмертная тьма, бессмертная смерть – в общем, куда ни кинь, всюду клин.

Живут они «семьями», или «роями», в общинных домах, которые сами называют «ульями». Обычно это закрытые аристократические бордели или подобные им заведения, отличающиеся безмерной роскошью и пороком. Рассказывают, что в этих домах было возможно все, даже то, что простому обывателю и представить-то было невозможно. Верховодит в таком улье Матка. Впрочем, слово «верховодит» здесь не совсем уместно, потому что Матка и созидает улей. Она находит место, набирает и обучает рой, воспитывает новых маток – она и есть рой. Как правило, это особо одаренные от природы и совершенно уникальные особы исключительно женского пола, прошедшие закрытые посвящения, суть которых неизвестна никому, кроме них.

Своих будущих воспитанниц Матки без устали разыскивают по всему подлунному миру: покупают у бедняков и на рабских торгах, в приютах, притонах, домах терпимости – словом, всюду, куда только может найти дорогу их золото. А куда не может, там они попросту воруют. У Ос нет никаких моральных принципов. Все эти благоглупости из своих подопечных неустанно, методично и безжалостно с корнями выпалывают «заботливые» Матки. Выживают после такой заботы очень и очень немногие.

Когда наступает пора половозрелости, все послушники проходят ритуал вступления в Орден. При этом все они подвергаются небольшой операции, в результате которой уже никогда не смогут иметь детей. Вот почему и не поверил Ведун в мертвого младенца: осы бесплодны, как песок пустыни;, для них важны только похоть, золото и власть. Только ради этого они живут, только этим дышат, с этим связаны у них все надежды и чаяния. И вот тут Ведуна ждала одна нестыковка: жилище Анастасии, которая, безусловно, была Маткой, никак не вязалось ни с роскошью, ни с богатством. Ну никак не походил ее гадальный салон на все виданные им доселе богатые осиные гнезда!

Размышления Ведуна прервал Лар, вернувшийся к столу в компании весьма почтенного мужа – судя по виду, какого-то важного имперского чиновника.

– Послушай, – обратился он к размышляющему кромешнику, – этот господин милостиво согласился помочь нам в деле с сыном купца. Но для этого ему нужен какой-нибудь знак, какая-нибудь безделица, говорящая о том, что он действительно пришел от тебя.

– Иначе после такого предложения Вадим может кликнуть городскую стражу. Зачем же нам лишние вопросы? – продолжил фразу весьма почтенный муж.

Ведун в растерянности обшарил свои скромные пожитки. По давней своей привычке он, идя на дело, брал с собой только самое необходимое – то без чего ему было никак не обойтись. В данном случае это было оружие, но отдать накануне сражения свой меч или нож, никак не входило в его намерения. И вдруг кромешника осенило:

– А ты, почтеннейший, скажи ему так: «Сокол велел передать тебе, что Сирко кланяется за подарок без отдарка», – посоветовал он чиновнику. – Если отреагирует, тогда можешь смело обращаться с нашим делом, а если нет… Ну что же, как говорится, на нет и суда нет.

На том они и порешили. А как порешили, так и расстались. Руки пожимать не стали – так разошлись. Куда ушел чиновник, того Ведун не ведал. А он с провожатым продолжил свой путь по подземному лабиринту Города Нищих.

Глава двенадцатая

Все – и хорошее, и плохое – когда-нибудь да заканчивается. И подземный лабиринт тоже закончился. Он исторг союзников из своего чрева прямо под яркие холодные звезды где-то на самой окраине Растова, в районе небогатых пригородных усадеб, напоминающих небольшие крепости, обнесенные высокими стенами с двух-трехповерховыми домами-башнями. Внутри этих каменных крепостиц обычно располагался небольшой фруктовый сад с беседками, скамейками, дорожками для прогулок и домиками для прислуги.

До усадьбы Лара они добрались уже без остановок. Небольшая пешая прогулка в лунном сиянии на свежем воздухе – и вот приятели уже стоят под ее белоснежными стенами. Самое удивительное во всей этой прогулке состояло в том, что ни одна собака даже не гавкнула им вслед. Ведун подивился такому одновременному онемению всех дворовых псов, но решил не отвлекать своего спутника и все вопросы, не относящиеся к делу, оставить на потом.

К тому же, его волновали куда более насущные темы. Вот, например, как, не привлекая к себе внимания, пробраться внутрь усадьбы? Ведь в такую ясную ночь перелезть через эту стену и при этом остаться незамеченным было бы, мягко говоря, крайне затруднительно: в лунном свете полотно стен сияло такой белизной, словно это был не известняк, а занавесь из театра теней, и служить этой самой тенью для какого-нибудь стрелка Ведуну никак не хотелось. Поэтому он даже не стал примеряться к стенам, а сразу же направился к двери, ведущей в сад, на ходу доставая из-за пазухи заветную тряпицу с разрыв-травой.

– Ты что это, Сивый, задумал? – услышал он вдруг возле самого уха рассерженное шипение Лара. – Видно, забыл, что это мой дом? Встань-ка лучше спокойненько возле двери да досчитай до ста – и только после этого заходи. Считать-то умеешь? Все понял? Кивни, если понял.

Ведун согласно кивнул, в который раз посетовав на то, что, привыкнув во всем полагаться на самого себя, совсем разучился действовать в команде. Меж тем Лар достал ключ, бесшумно открыл садовую калитку и растворился в ночи. Выждав положенное время, кромешник тихонько отворил дверь и осторожно шагнул в сад, едва не споткнувшись о тело какого-то юноши в черно-желтом балахоне, что трупом лежал в кустах шиповника аккурат напротив входа. Второй труп в таком же черно-желтом одеянии поджидал его возле входной двери в дом. Возле него сидел на корточках Лар и увлеченно обшаривал мертвеца.

– Ты только посмотри, – разочарованно процедил он сквозь зубы и протянул Ведуну какой-то кожаный нарукавник, – ни доспехов тебе, ни оружия, ни денег – только поясные и метательные ножи! Ничего, гады, не боятся! Ведут себя, как в своем дому!

Ведун примерил полосу со стальными ножами вместо пластин и, найдя ее очень удобной, решил покамест не снимать. Мало ли, что, а в хозяйстве сгодится!

Так же спокойно отперев хозяйским ключом входную дверь, подельники, изготовившись, скользнули внутрь и тут остановились в замешательстве: дом был абсолютно пуст. Ни единого огонька не горело внутри холодных каменных стен, отчего казалось, что внутри строения было еще темнее и холоднее, нежели снаружи. Но проводник Ведуна чувствовал себя здесь вполне уверенно. Чиркнуло кресало, и затеплившаяся лампада достаточно ярко осветила жилище этого нищего-воина.

Едва только зажегся огонек, так сразу же в зале послышались осторожные шаркающие шаги. Из какой-то дверной щели выскользнула хрупкая женская фигурка и испуганно пролепетала:

– Кто здесь? Выходите, или я позову стражу!

– Не бойся! Это Меланья, служанка Веспасии. Совсем еще девчонка, – прошептал Лар своему спутнику и, безбоязненно шагнув навстречу трясущейся от страха девушке, громко представился: – Меланья, это я, Лар, хозяин. А где же твоя хозяйка?

– Хозяин? – удивленно протянула служанка, и ее пальцы быстро скользнули в широкие рукава верхнего платья.

Ведун ожидал чего-то подобного, поэтому резко толкнул своего спутника в бок. Одновременно он метнул нож в сторону темной фигуры и сам метнулся вслед за ним. Но «правка» не потребовалась: хрупкая, весьма миловидная девушка лежала навзничь, судорожно ухватившись скрюченными пальцами за торчащий из груди нож.

«Странная смерть. Слишком скорая. Ведь она даже не успела вскрикнуть, – подумал Ведун. – Наверное, клинки этих ножей смазаны какой-то отравой: малейшая царапина – и…».

– Вот ведь неблагодарная тварь! – рассерженным котом шипел рядом Лар, потирая ушибленное плечо. – Забыла, негодница, как я ее, малолетнюю шлюху, выкупил из портового борделя! И вот ведь как эта потаскуха отплатила мне за мое добро!

Они осторожно подошли к той самой двери, откуда незадолго до этого появилась служанка. Хозяин дома прильнул ухом к сочащейся тусклым светом щели и удовлетворенно хмыкнул:

– Все на месте. Похоже, весь улей в сборе. Ты постой здесь покамест, а я пойду в обход. В этом подвале раньше был винный погреб, так что со стороны улицы есть еще один выход. Я перекрою его и шугану всю эту полосатую сучью свору на тебя, а ты их здесь, на выходе, в узком месте встретишь. А уж там зажмем с двух сторон – и тут им и славу поют! Их там, судя по голосам, всего с десяток, не больше. Голоса все больше молодые. На свет не выходи, в тени держись, чтобы под нож не попасть! Ну все, я пошел.

Ведун досчитал до ста, потом еще до ста, но так и не дождался никаких заметных подвижек в подвале. Из-за приоткрытой двери все также заунывно тянулось то ли монотонное гудение, то ли ритуальное пение. Слов было не разобрать – одно сплошное жужжание.

Обеспокоенный затянувшейся паузой, кромешник вложил в правую ладонь рукоять своего меча, а на левое предплечье положил лезвие боевого ножа и со всей осторожностью начал приоткрывать подвальную дверь. Он, стараясь не шуметь, легонько надавил на дверные створки, как вдруг они внезапно распахнулись сами, и Ведун чуть было не провалился прямиком в объятия трех фигур в черно-желтых одеждах.

Первый из осиной троицы буквально сам напоролся на меч Ведуна, зато остальные двое проявили недюжинную прыть и в мгновение ока ответили на смерть своего товарища дружной атакой с двух сторон. И это уже были, несомненно, настоящие бойцы, а не мальчишки с кинжалами. Они не суетились, не толкались, мешая друг другу, а умело и слаженно наседали на кромешника, зажимая его с двух сторон и оттесняя в середину довольно просторного подвального помещения с высоким сводчатым потолком. Заунывное пение тотчас прекратилось. Все присутствующие, как по команде, развернулись на звон клинков и, в свою очередь, не мешкая, схватились за оружие. Любая армия могла бы позавидовать легкости и четкой слаженности их действий!

Лар не ошибся: их было чуть больше десятка. В центре, у алтаря, выполненного в форме шестигранника, со свечой в воздетых руках стояла красивая обнаженная женщина – видимо, жрица. Справа и слева от нее изготовились метать свои отравленные ножи две молоденькие полуголые девицы–  наверное, послушницы. Остальные шестеро были мужами – опытными бойцами, вооруженными короткими пехотными мечами.

Мечники моментально присоединились к своим собратьям, и Ведуну стало по-настоящему плохо. Воины-осы работали слаженно, не хуже имперских легионеров, но, в отличие от них, не давили сплошной линией, а выстраивались «жалом» – так, чтобы одного атакующего воина всегда прикрывали двое других, отводящих от него удары. Тем самым головной боец мог не отвлекаться на оборону, а целиком и полностью сосредоточиться только на своих атаках.

И вот три таких смертоносных жала нацелились на одинокого Ведуна, сразу же пожалевшего о том, что он не захватил свой доспех. Непростые обстоятельства осложнялись еще и тем, что эти жала, беспрерывно перестраиваясь, сновали вдоль линии атаки, то кучкуясь, то рассыпаясь, и их черно-желтые полосатые одеяния своим мельтешением сильно отвлекали и рассеивали внимание. А тут еще и девчонки-послушницы со своими отравленными метательными ножами заслонили госпожу и сразу же включились в схватку. В общем, положение складывалось просто аховое, и Ведуну ничего не оставалось, как только отступать к распахнутой двери. По пути он, пользуясь преимуществом в длине своего оружия, успел-таки достать двоих особенно рьяных мечников и рассечь им запястья, но раненые воины-осы моментально перехватили мечи в неповрежденные руки и, перестроившись, отошли на фланги, а их места сразу же заняли их не менее умелые и при этом совершенно здоровые соратники. Еще теплилась слабая надежда остановить осиный напор в дверном проеме, но Ведун был опытный боец и потому отчетливо и ясно понимал, что в одиночку ему со всем роем не совладать.

В дверях ему удалось поразить еще двоих. Первого он срубил, когда тот только показался в дверном проеме. Исходя из тактики противника, Ведун вел свой бой размашисто, стараясь секущими амплитудными движениями перекрыть как можно больше возможных линий атаки. Его ближайший противник, видимо, решив, что это и есть присущая ему манера боя, жестко парировал клинок кромешника и, проведя лезвие на крыж и удерживая все усиливающееся давление, попытался вытолкнуть своего противника в залу, на открытое пространство. Ведун снял возникшее напряжение в локте и, провернувшись по создавшейся оси, разрубил ему лицо от челюсти до лобной кости, чиркнув на возврате острием меча по глазам второго воина-осы. Тот, правда, успел уклониться и тем самым сохранить себе зрение, но острие расчертило ему лоб, моментально залив лицо и глаза вязкой, тягучей кровью.

И все-таки его оттерли от дверей в залу. В комнате Ведуну стало уже совсем несладко: он и думать позабыл про атаки и контратаки, направив все свои силы и умения только на то, чтобы не дать зажать себя в кольцо и не стать легкой мишенью для метательниц ножей. А между тем уже начинали сказываться усталость и многочисленные уколы вкупе с мелкими порезами и ссадинами, от которых вся нижняя рубаха давно пропиталась кровью и мокрой, холодной тряпкой липла к телу.

Ведун скинул с себя тяжелый плащ и размашистым движением швырнул его на ближайшее к нему жало, одновременно метнувшись в длинном колющем выпаде влево. Опасный маневр удался: еще один воин-оса, пораженный в бедро, припал на колени. Но на этом воинская удача кромешника закончилась. Он не мог использовать свое обычное вихревое вращение – в сложившейся ситуации каждое подобное движение сразу бы сделало его уязвимым. А осы, между тем, беспрерывно теснили и гнали его, угрожая прижать к стене, взять в кольцо и лишить маневра.

В другое время Ведун бы просто скрылся, оставив поле боя за противником, но не сейчас. Сейчас он не мог позволить себе бегства, потому что там, в подвале, уже, наверняка, схватился с врагом его соратник Лар. А это значило, что надо стоять до конца и оттягивать на себя как можно больше противников, дробить, растягивать их силы, не давая им возможности перегруппироваться и, объединившись, задавить бойца-одиночку в подвальном тупике.

Оставался еще один дверной проем – тот самый, что выходил из залы в сад. И Ведун начал медленно уводить рой из дома, в одночасье ставшего смертельной ловушкой для двух самонадеянных бойцов. Впрочем, у него все еще теплилась слабая надежда поиграть с осами меж садовых деревьев. Там им будет трудновато прижать его и взять в кольцо, да и метательницам ножей тоже будет не так сподручно, как в доме. Только бы хватило сил, что, подобно водяным часам, каплями сочились из многочисленных порезов…

Он выскочил из дома на залитую лунным светом лужайку в надежде прикрыться дверной створкой, но его противники, что называется, учились на ходу. Они учли свои ошибки и стремглав вылетели на порог, буквально повиснув у него на плечах, поэтому кромешник не смог задержать их, используя преимущество, которое давал ему узкий проход. Ведуну ничего не оставалось, как только постепенно отступать вглубь сада, вихрем кружась вокруг кустов и деревьев, оттягивая рой на себя и стараясь размотать его между ветвей и шипов.

И вот тут-то, на прекрасной ухоженной лужайке ему наконец-то удалось расстроить и рассеять смертельное осиное жало! Видимо, Осы не были обучены сражаться на открытых пространствах, да еще и промеж кустов и деревьев. Они начали скользить и проваливаться на рыхлой садовой земле, их строй рассыпался, буквально завязнув на ровном месте. И глядя на то, как разъезжаются их ноги на мокрой траве, Ведун решил, что это была все-таки не дружина, а, скорее всего, храмовая стража, обученная действовать в тесноте каменных коридоров и молельных святилищ – мире твердых опор и четко очерченных пространств. Теперь, когда его противники двигались вокруг садовых кустов, словно коровы на льду, и при этом постоянно цеплялись своими двуцветными балахонами за шипы роз, ему можно было вернуться в дом и помочь Лару.

Клинки звенели и искрили, в воздухе пахло грозой, одинокий боец смертельным вихрем кружился меж деревьев, стремясь к светлому прямоугольнику дверного проема – на помощь своему куда-то запропастившемуся союзнику-товарищу. Но пока что ему это не удавалось. В какой-то момент Ведуну даже стало казаться, что воины-осы были необоримы в подобном домашнем бою и что ему придется выводить их за стены усадьбы. Они быстро освоились в непривычной обстановке, вновь собрались в рой и с противным жужжанием дружно бросились в атаку. На одно движение Ведуна следовали, как минимум, сразу три их ответные атаки, и поэтому он лишь слабо огрызался, держа в уме только то, как бы ему прорваться к своему подельнику и покинуть поле боя вместе с ним. А там – как Бог даст.

Нет, он не сдался, но иногда бывает и так, что бегство – это единственно верный путь, и лучше вовремя отступить и вернуться сильным и подготовленным, нежели умереть без всякой пользы. Но его намерениям так и не суждено было воплотиться.

Вдруг без какой-то особой, видимой причины все воины-осы пали! Только что вокруг Ведуна сужался и ярился неприятно жужжащий и снующий осиный рой – и вдруг они все, словно по чьей-то команде, замертво упали на мягкую садовую травку. Понимая, что здесь что-то не так, Ведун обратился в слух и замер, не делая резких движений и боясь даже пошевелиться. И сразу же отовсюду, из-за каждого угла, из каждой тени проявились неясные, размытые серые фигуры с взведенными стальными самострелами. Одна из них кивнула Ведуну и призывным жестом пригласила последовать за собою в дом. Кромешник выдохнул и проследовал за тенью.

В сводчатом подвале бывшего винного склада, переделанного на скорую руку под храм, он и нашел тело Лара, который лежал, крепко-накрепко обнявшись с той самой обнаженной жрицей. Его нож вошел под ее левую грудь по самую рукоять и, пробив тело насквозь, вышел под правой лопаткой, а ее стальная игла-заколка насквозь пронзила его сердце. Рядом лежали бездыханные тела двух послушниц.

– Видишь, как было дело… – сказала фигура голосом свата Наума. – Эти две шлюшки и пикнуть не успели: он убрал их обеих сразу, из засады. Чисто сработано! А с этой голой бабой надумал разговоры разговаривать – вот и поплатился. Но мастер остается мастером: успел-таки достать ее черное сердце. А ведь говорил я ему, что бабы до хорошего не доведут! – вдруг в сердцах добавил он. – И уж тем более – Осы. Шлюха единожды – шлюха навсегда, и добела ты ее никогда не отмоешь, только сам рядом с ней запачкаешься. Так что держи голову в холоде. А он поверил в любовь… Старый дурень!

– Так ты все знал? – подивился Ведун. – Почему же тогда не поступил по закону Братства Нищих?

– На этот вопрос ты уже сам ответил. Еще давеча, в таверне, – бесстрастно просипел Безликий. – И вообще, нас здесь не было. Помнишь, это твои личные разборки? Так что давай складывай всех жмуриков в подвал и помоги им упокоиться с миром. Я, конечно же, не ведун, но так думаю, что огненное погребение будет для них в самый раз. Да, и еще… – продолжил Безликий как бы промежду прочим. – Вот, посмотри, что тут мои ребята по сусекам набрали.

С этими словами он ссыпал на ладонь Ведуну целую пригоршню небольших золотых отливок в виде каких-то насекомых с крылышками и полосатым черно-золотым брюшком (то ли пчелы, то ли осы).

– Это у них чем-то навроде опознавательного знака служит или пропуска: свой-чужой. У каждого из этих жмуров,–  он небрежно махнул рукой в сторону трупов, – в загашнике лежало по такой фигурке. А у главной шлюхи – так аж целая пригоршня! На вид-то они все вроде как одинаковые, но на ощупь разнятся. Тонкая работа! Нужно будет перенять опыт.

Ведун поворошил пальцем фигурки, горкой лежащие на ладони, и вдруг его осенило: так вот что ему нужно было положить в протянутую ладонь Голема! Выходит, что его раскрыли еще на входе в дом гадалки!

Кира была вне себя от гнева. Она в бессильной ярости металась по своим роскошным покоям, нигде не находя себе места. Рядом беззвучными тенями скользили ученицы. Ведь подумать только: все, что она создавала все эти годы, все, что по крупице, по капле собирала, хранила и приумножала – все это рухнуло, исчезло в одночасье! И, если верить россказням ее наставницы и опекунши Анастасии, все это проделал с ней один человек – какой-то проезжий корабельный вож, известный как Ведун. Не маг, не чародей и даже не воевода, а простой захолустный то ли врачеватель, то ли отставной легионер – одним словом, никто и звать никак.

Анастасия советовала ей затаиться до поры, до времени и переждать, покамест этот самый Ведун не покинет Растов. А еще лучше – и вовсе на время покинуть город. Старая дура! Чтобы она, Кира, бежала, поджавши хвост, как побитая сука, от какого-то там деревенского ведуна? Видно, совсем уже выжила из ума старуха! Она, видите ли, видела его во сне!

Нет, она – Кира – поступит иначе! Вместо трусливого и постыдного бегства она объявит охоту на этого заезжего невежу, она назначит за его голову такую награду, что он сам свяжет себя по рукам и ногам и пришлет ей себя с ночным курьером, а уже поутру его голова будет лежать на алтаре ее подземного храма.

Не слушая благоглупостей своей престарелой пестуньи, Кира немедля объявила общий сбор для всей «семьи». Тем более, уже наступило полнолуние – время, как нельзя более подходящее для подобных собраний.