Текст книги "Летописи Белогорья. Ведун. Книга 1"

– А девушка? Постой, Ведун… Тебя я помню, но ведь кроме тебя была еще и девушка! С черными как ночь волосами и зелеными глазами… Прошу тебя, старче, расскажи мне о ней!

– Погоди, любезный! Да ты, как я погляжу, только вылупился, еще даже толком и не оперился, а уже собрался тут вопросы ставить да ответы требовать? – осадил парня Ведун. – Так у нас, голубчик, с тобой дело не пойдет! Если хочешь получить ответы на свои вопросы, то сначала и сам будь добр – удовлетвори мое любопытство. Скажи-ка мне на милость, ведь ты же, насколько мне известно, из Ордена Великого Змея? Так почему же это я не нашел у тебя змеиной метки или поцелуя змеи? Или как там у вас называют эти отметины? Ведь я что-то не вижу у тебя двух точек между большим и указательным пальцем левой руки. Или ты скажешь мне, что был принят в клан в обход ритуала испытания змеей?

– Да что же тут такого любопытного? – в недоумении пожал плечами Лютик. – Испытание я, конечно же, прошел. Как, впрочем, и все остальные, ставшие членами Братства Змея. Без этого ведь никак! Все прошел как надо, все честь по чести: вошел в круг, взял предложенную гадюку левой рукой. Да вот только змеюка какая-то квелая оказалась – отказалась меня «поцеловать». Но Серый Змей, проводивший ритуал, решил, что испытание пройдено мною успешно. Что-то вроде «проявил волю, мужество и показал незыблемость своих намерений». И меня приняли в Братство. Я ответил на твой вопрос, почтеннейший?

– Ответить-то ты ответил, но любопытство все же не удовлетворил… – как-то сухо, даже, как показалось Лютику, с некоторым разочарованием в голосе протянул Ведун. – Ладно, уговор есть уговор! Слушай внимательно: два раза повторять не стану. Та девушка, которая вытянула тебя из Серых земель – моя приемная дочь. Зовут ее Мара. Так, во всяком случае, она сама назвалась при нашей встрече. Она из фиолетовых – из очень древнего и хорошего рода, но так вышло, что рано осиротела и, по стечению обстоятельств, попала в руки работорговцев. Я ее, полуживую, у них выкупил, выходил, вот она и прилепилась ко мне: живет как родная. Ну все, хватит языками чесать! Скоро полдень, когда за тобой придет твой воевода, а ты все еще без порток сидишь. Там, на встрече, Мара тоже будет. Так что ты срам-то свой прикрой, не смущай девку!

Серый Полоз поднялся на деревянный помост и сразу же охватил взглядом всю группу, собравшуюся на каменном плато. Зрелище было, прямо сказать, довольно странным и даже удивительным. Рядом с колдуном-некромантом спокойно стоял и что-то увлеченно рассказывал ведающий мед знания – воин, давший обет нещадно истреблять всех некромантов, упырей и прочую нечисть, а между ними на каком-то берестяном коробе преспокойно сидел и внимал рассказу живой и здоровый Лютик. Сердце Полоза неожиданно сжалось: он и не подозревал, что за время похода успел так сильно привязаться к посланнику Великого. Змей вдруг ясно осознал, что в своих мыслях давно уже похоронил своего бывшего воспитанника и в душе своей уже и не чаял встречи с ним. И вот он, как ни в чем не бывало, сидит перед ним. Живой. Бледный и худой босоногий мальчишка с заострившимися болезными чертами, в грубой распоясанной рубахе с чужого плеча. Все точно так же, как и тогда – при их первой встрече в глухом, ныне уже исчезнувшем в утробе Великой Топи болотном селении…

Испытание змеей проводилось ежегодно – в день, следующий после первого полнолуния травня, – во всех городах и весях, находящихся под покровительством Ордена Великого Змея. Это был большой праздник для всех подданных ордена – событие, с которым многие семьи связывали свои чаяния и надежды на счастливое будущее. В этот день одетые в свои лучшие одежды родители приводили сыновей, достигших семилетнего возраста, на центральную площадь своих местечковых столиц, дабы их чада, пройдя через предложенное испытание, наконец-то стали членами Братства Змеи. Помимо почета, уважения и немалой суммы в звонкой монете, подобное членство давало и иные, весьма существенные выгоды и льготы для семьи воина-змея: например, беспроцентные ссуды или частичное освобождение от податей в казну ордена и общественных работ. А если на службе состояло от трех и более сыновей, то такая семья не только вовсе освобождалась от всех работ и податей, но и получала ежегодное денежное пособие. Поэтому многие, особенно бедные семьи с таким душевным волнением и трепетом ждали прихода этого дня, с надеждой взирая на круг в центре площади. Внутри этого круга, как правило, стоял правитель данной земли, но мог, особенно если это было большое городище, прибыть и кто-нибудь из живущих в Доме-в-горе: кто-нибудь из смоков или даже василисков, а в особо знаменательные для данной местности года – и сам местный Полоз.

Площадь, до отказа забитая народом, в предвкушении действа замирала в торжественном и благоговейном молчании. Негромко звучали невидимые для слушателей флейта и волынка. Но вдруг музыка резко замолкала, и представитель ордена, проводящий ритуал, в гулкой напряженной тишине, на виду у всех собравшихся подданных громко и нараспев произносил заклятие призыва. И тотчас же к нему – отовсюду, со всех дворов, канав и водоемов – начинали сползаться змеи: большие и маленькие, толстые, неповоротливые и юркие, черные, коричневые и зеленые – разные, но все одинаково опасные. Они все прибывали и прибывали, покрывая сплошной шевелящейся массой все пространство внутри заранее очерченного круга, обвивая ноги, руки и посох мага. Иные даже заползали на плечи жреца, читающего заклятье, и свисали оттуда, подобно причудливым живым ожерельям. Зрелище, при всей своей первобытной безыскусности, было вместе с тем весьма величественным, завораживающим и ужасающим одновременно. Но главное его достоинство заключалось в том эффекте, который оно производило на умы собравшихся поселян, наглядно демонстрируя подданным всю мощь и могущество Ордена Великого Змея.

Затем жрец, не переставая читать заклинания, не глядя брал из шевелящейся кучи первую попавшуюся под руку змею и, сам оставаясь в кругу, протягивал ее в сторону сбившихся в кучку и оцепеневших от страха мальчишек. По этому знаку вся толпа на площади приходила в движение, начиная подбадривать и даже подталкивать своих малолетних сородичей к шипящему и ядовитому кругу. Наконец, один – самый смелый – отделялся от группы товарищей, осторожно вступал в круг, стараясь при этом не наступить босой ногой на какую-нибудь гадюку, и левой рукой брал из руки жреца извивающуюся и шипящую ядовитую гадину, судорожно сжимая ее гибкое, сухое тело в своей потной от страха ладошке. Змея, будучи рассержена таким бесцеремонным обращением, конечно же, сразу вонзала свои ядовитые зубы в сжимающую ее руку. Но неофит должен был без крика и стона выдержать боль от укуса, спокойно из рук в руки вернуть змею проводящему ритуал и пройти далее к орденскому шатру. В шатре мальчика и его родителей уже ждали лекарь и представитель орденской администрации со всем необходимым для подписания бумаг и улаживания иных формальностей.

Но так испытание змеей проходило только в крупных центрах, а ведь под покровительством ордена находились и небольшие, во множестве разбросанные по всей необъятной Великой топи поселения, жители которых не имели счастливой возможности прибыть на праздник в свои районные центры. В заботе о малых сих орденский капитул каждый год направлял своих эмиссаров на объезд всех уголков захолустья, где, помимо проведения ритуала, они принимали просьбы и жалобы, разбирали тяжбы и иные вопросы местного значения, а также, по необходимости, вершили суд.

Одним из таких эмиссаров и служил тогда Серый Змей. И в тот день, когда он уже возвращался в свой Дом из длительной поездки по грязным, утопающим в трясине, мошке и комарах болотным деревням и печищам, его и почтил своим вниманием сам Великий Полоз. Это случилось в вечерних туманных сумерках, когда их небольшой отряд, боясь впотьмах напороться на топляк, причалил к берегу и остановился на ночлег. Их было пятнадцать воинов и с десяток мальков – будущих питонов, собранных по окрестным хуторам. Они сидели все вместе у ночного костра за вечерней трапезой, когда прямо перед ними из темноты неожиданно и бесшумно проявилась фигура в черном, забрызганном грязью дорожном плаще.

Серый Змей сразу же узнал нежданного гостя. Да и как он мог не узнать своего вождя и наставника, долгие годы прививавшего ему змеиные премудрости?

– Внимание! Смирно! – скомандовал Серый, и все воины дружно, как один, встали со своих мест и звякнули оружием. – Господин, я нижайше прошу вашего прощения за столь неподобающий прием! Нерадивый постовой будет сурово наказан.

– Никого не нужно наказывать. Отдыхайте, не обращайте на меня внимания, отдыхайте, – по-отечески махнув рукой застывшим воинам, устало прошелестел Великий. – Ничьей вины здесь нет: я пришел неведомыми дорогами. Извини, брат, что отрываю тебя от трапезы! Но ты не смог бы уделить мне немного своего драгоценного времени? Я очень спешу, но перед тем, как продолжить свой путь, мне хотелось бы увидеть твой последний улов.

Понимая, что вопрос был чисто риторическим, Серый Змей кивнул своим дружинникам и широким взмахом руки обвел линию притихших мальков:

– Смотри, Великий! Здесь все.

Нужно сказать, что ему было что показать: улов был очень даже неплох. Весь десяток состоял из крепких, здоровых, что называется, кровь с молоком, деревенских мальцов, из которых в будущем наверняка вырастут настоящие наги. Ведь известно, что лучшие воины выходят из семей неприхотливых селян, с младых ногтей привыкших к труду и лишениям, а городские отроки слишком слабы, изнежены и избалованы и поэтому плохо подходят для того, чтобы стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Серый был доволен своим уловом и ожидал если не заслуженной похвалы, то хотя бы одобрения своим стараниям. Но сухощавое, аскетичное лицо Учителя оставалось по-прежнему бесстрастным.

– Здесь не все, – тихо прошипел глава ордена. – А посему тебе придется оставить свой отряд. Пусть он и далее проследует своим путем. Тебе же, сын мой, надлежит вернуться в северное Приболотье, дабы отыскать там еще одного воина, избранного Змеем.

От неожиданности Серый даже растерялся. Не то чтобы ему не хотелось опять тащиться в липкую поселковую грязь – приказы такого уровня не обсуждаются, а исполняются; просто он был абсолютно уверен в своей добросовестности и полноте исполненной работы. И поэтому он, к своему великому стыду, начал суетиться: принялся разворачивать пергаменты с учетными списками, поданные старостами деревень, тыкать в них пальцем и объяснять, что он, Серый, не пропустил ни одного имени, упомянутого в обозначенных перечнях.

Великий Полоз даже не взглянул на развернутые свитки. Он устало закрыл глаза, и Змей услышал в своей голове тихий шипящий наказ: «Возьми лодку, двух человек из команды и все золото, которое у вас осталось. Держите путь в направлении Северной Пустоши. Там, у самой границы Великого тракта, в глухом, вымирающем селении, в доме местного кузнеца ты найдешь еще одного новобранца. Обещай его семье переезд на побережье Варяжского моря и дом с кузней в нашей Северной гавани. Дай им столько золота, сколько они запросят. Сделай все, но проведи испытание змеей для своего будущего ученика. С этого момента тебе дозволяется вернуться в строй, тебе также возвращается прежнее достоинство. Кроме того, ты получаешь титул Наставника, дабы набрать и воспитать себе новую дружину. Отныне ты выводишься за штат и подчиняешься мне – и только мне. Докладывать будешь лично».

Голос в голове пропал так же внезапно, как и возник, а вместе с ним пропал и Великий Полоз. Вот только что стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки, и вдруг раз – и пропал, как будто растворился в вечерних сумерках! Конечно же, все это можно было бы принять за болотный морок, за наваждение, вызванное чрезмерным напряжением последних дней, или воздействие болотных газов. Но такому разумному объяснению очень мешал лежащий в руке Серого Змея пергамент с дарственной грамотой на дом с кузней, а также запечатанное послание Верховного совета к Полозу Северной гавани.

Село он нашел быстро. В Приболотье ведь и дорог-то посуху, почитай, что нет! Все людские селения стоят по берегам рек и озер. Так что выбирай себе речушку, бегущую в нужном направлении, да только знай-успевай – пошевеливай парус! Но чем дальше продвигался на север Серый со своим отрядом, тем мрачнее и угрюмее он становился. Гражданская война, катком прокатившаяся по северным королевствам, затронула и эти некогда тихие и изобильные места. Повсюду, куда только доставал глаз, по берегам реки чернели остовы хуторов и ферм, сожженных бандами дезертиров и мародеров, затхло воняли стоячей водой заброшенные пруды и протоки. Ненасытная Великая Топь, торопливо чавкая, забирала назад и вновь поглощала те куски суши, что когда-то с таким трудом были вырваны у нее двуногими муравьями.

Такую же жалкую и неприглядную картину представляло собой и это, видимо, некогда богатое и процветающее торговое селение. Всюду, насколько хватало глаз, виднелись следы гари и разложения. Надвратная башня скособочилась, но каким-то чудом еще держалась. Зато стенные укрепления зияли проломами, ров давно уже стал частью болота, да и крайние дома ворвавшаяся через проломы топь засосала буквально по самые крыши.

Их лодку заметили еще на подходе и уже поджидали на пристани. Проминая гнилые доски, на длинном помосте высился дородный мужик в волчьей душегрее – видимо, местный староста, а рядом с ним вертелся юлой мелкий морщинистый старичок – судя по холщовой сумке с пергаментами и чернильницей у пояса, местный писарь.

– Здравствуйте, люди добрые! С чем пожаловали в наши края? – недобро щурясь из-под лохматых бровей на пришлых, лениво протянул староста.

Такой холодный прием очень не понравился Серому. Как-никак, но ведь это были все еще орденские владения, и воин-змей был вправе рассчитывать на более радушное отношение к себе: пусть и без подобострастия, но и без пренебрежения к его статусу. Впрочем, по здравому рассуждению эмиссар ордена решил, что для пользы дела разумнее всего будет закрыть глаза на такую нарочито неприветливую встречу, но и затягивать с визитом определенно не стоит, а лучше всего сразу, не мешкая, перейти к делу.

– Я прибыл сюда для того, чтобы согласно древней, освященной веками традиции совершить в вашем селении древний ритуал испытания змеей, – торжественно произнес Серый Змей. – Не соблаговолит ли почтенный староста указать мне жилища всех отроков, достигших семилетнего возраста?

Спокойный, выдержанный и властный тон, несомненно, возымел действие на местного главу. Мужик как-то сразу обмяк, вроде бы даже уменьшился в размерах, но вот только глаза его по-прежнему смотрели на пришельцев зло, вприщур, как бы выцеливая себе жертву.

– Нет у нас более таковых, чтобы годных к службе, – противно, как железом по стеклу проскрипел старичок-писарь. – Я подавал все сведения еще с зимним обозом.

– Ну, на нет и суда нет! – подняв пустые ладони кверху, миролюбиво ощерился Серый Змей. – Что же… Видимо, настала для нас пора отправляться в обратный путь. Вот только к кузнецу вашему на минутку заглянем – послание у меня к нему от самого Великого Полоза.

И, отодвинув плечом растерявшегося от неожиданного напора старосту, размеренным строевым шагом бывалого воина направился на запах дыма, горячего железа и ритмично-звонкую перебранку молота с наковальней. Неожиданно резво для своих лет и комплекции староста подпрыгнул, крутанулся волчком на месте и решительно загородил собою проход в поселение, всем своим видом показывая, что пришельцам здесь совсем не рады и что им было бы лучше незамедлительно убраться отсюда подобру-поздорову. Краем глаза Серый отметил, что отовсюду к месту встречи стекаются селяне – все как один крепкие, злые и вооруженные чем попало мужики с таким же, как у старосты, нехорошим волчьим блеском в глазах. Конечно же, Серый не испугался этого мужичья, но истребление целого поселка данников никак не входило в его планы. К тому же, схватка могла помешать в исполнении порученного дела, а ведь дело – прежде всего. Он должен в первую очередь думать о данном ему поручении, а все развлечения оставить на потом! Поэтому Серый Змей спокойно остановился перед возбужденной толпой вооруженных простолюдинов, сделал своим воинам знак, чтобы не встревали в разговор, и, повысив голос так, чтобы его было слышно каждому из пришедших на речную пристань, торжественно провозгласил:

– Я Змей из Серого Дома Ордена Великого Змея. Я нахожусь на этой земле согласно древнему обычаю и праву. Сейчас я сделаю шаг и направлюсь исполнять поручение, данное мне моим господином. Всякий, кто посмеет заступить мне дорогу, будет признан изменником и бунтовщиком и убит прямо на месте! Если при этом хотя бы один волос упадет с моей головы или с головы моих воинов, то от вас, ваших семей и вашего селения даже пепла не останется. Братья из моего ордена будут без устали преследовать вас, ваших детей, знакомых и собак до тех пор, пока не истребят их всех до седьмого колена. Не оставив даже на семена! Вы и ваш род исчезнете из мира людей, и никто во всем подлунном мире не даст вам приюта, пищи или защиты из страха навлечь на свою голову и головы своих чад и домочадцев праведный гнев Ордена Великого Змея!

Он выдержал небольшую эффектную паузу для того, чтобы смысл всего сказанного как можно яснее дошел до тупоголовых болотников, преградивших ему путь, и уже спокойнее, на выдохе, продолжил:

– Впрочем, вас ведь в друзьях ордена никто силком не держит. Вы свободные люди и вправе отказаться от нашего покровительства. Составьте прошение и, в соответствии с обычаем и традицией, вручите его мне как полномочному представителю ордена. Скажем, на центральной площади вашего селения, сегодня, ровно в полдень. Я же, со своей стороны, обещаю вам, что лично прослежу за тем, чтобы вашему прошению был дан ход, и ответственно заявляю, что с момента его подачи вы будете отторгнуты от ордена и предоставлены каждый своей судьбе. Но до этого часа вы подданные Ордена Великого Змея со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.

После таких слов уже никто не посмел чинить ему препятствия, и Серый со своими людьми спокойно проследовал к длинному, как будто бы вросшему в сырую землю строению под зеленой дерновой крышей, пахнущему дымом и горячим железом. Во двор он заходить не стал, а остановился аккурат напротив раскрытых ворот, смиренно опершись на короткое копье, служившее ему в дороге вместо посоха. Их заметила пожухлая, но, видимо, некогда очень красивая баба, окруженная целым выводком босоногой ребятни: мал мала меньше. Увидев незнакомых вооруженных мужчин, она инстинктивно закрыла собой всю босоногую стайку, как наседка закрывает своих цыплят от коршуна, и, приложив ладонь ко рту, что-то крикнула в глубь двора.

– Здравствуй, добрая женщина! – придав своему голосу как можно более теплоты и задушевности, но в то же время, в соответствии с важностью происходящего события с некоторым пафосом начал Змей. – Мир вашему дому! Я посланник Великого Змея. До нас дошли вести о том, что в доме сем живет отрок, достигший возраста ученичества. Не соблаговолит ли он выйти из-под опеки домашних духов, дабы пройти освященный веками ритуал испытания змеей?

На голос жены из кузни вышел такой же пожухлый, как и она, здоровяк в кожаном фартуке, прихрамывающий на левую ногу. Баба тотчас же юркнула за его широкую спину и, привстав на цыпочки, принялась что-то нашептывать ему в самое ухо.

– Здравствуй и ты, добрый человек! – прогудел кузнец. – Есть отрок. Как не быть? Лютиком зовут. Только вот, мил человек, недужен он: уже который год лежит, не встает с полатей. Какие уж тут испытания! Дай Бог зиму пережить-выжить, а и то ладно.

– В своей земле я известен не только как воин, но и как целитель. И думается мне, что я смогу поставить твоего сына на ноги. Но для того чтобы это случилось, он должен сам выйти ко мне со двора и добровольно пройти ритуал.

Пока кузнец и его жена обдумывали слова Серого да тихонько перешептывались, дверь жилища внезапно отворилась, и на крыльцо вышел бледный, почти прозрачный тонкокостный мальчишка. В своей длинной холщовой рубахе он более всего походил на призрак в белом саване.

Баба ахнула, запричитала и метнулась было к нему на помощь, но отрок жестом остановил ее и неожиданно сильным голосом произнес:

– Мама, оставь! Я уже устал болеть. Если этот человек обещает меня исцелить, то я готов.

С этими словами он, качаясь на ветру, словно былинка, спустился с крыльца родного дома и вышел за ворота. Судя по тому, как в немом удивлении вытянулись и застыли лица его родителей, а детвора вдруг разом примолкла и еще теснее сбилась в кучку за материнской юбкой, для всех домашних это было настоящим чудом. Доходяга же проковылял к Змею и, глядя ему прямо в глаза, решительно повторил:

– Я готов! – и уже немного тише прибавил: – Что я должен исполнить?

Приняв молчание родителей как знак их согласия на проведение ритуала, Серый Змей утвердился на земле обеими ногами и, опершись на древко своего копьеца, начал читать древнее заклинание, ритмично раскачиваясь в такт своим словам:

На море на Окиане лежит замшелый камень,

У том камне стоит липовый куст,

У том липовом кусте лежит черная руна,

Под черной руной лежит мать всех змей, – Скоропея, Укрывши от частых звезд, от ясного месяца, от светлого солнца.

Ты, змея полевая, ты, змея луговая,

Ты, змея болотная, ты, змея подколодная,

Сбирайтесь у круг и говорите у друг….

Он читал негромко, вполголоса – так, что даже и рядом стоящим было бы трудно разобрать слова этого древнего текста; монотонно и нараспев пришептывая и выдыхая из себя накрепко заученные фразы. Но главное было не в самих словах – они только помогали ему настроиться и создать ту волну, ту неслышную для грубого уха профанов вибрацию, что отзовется в гибких телах рептилий и, как магнит железо, притянет их к нему.

И тут начались первые странности. Заклинание призыва вместе с заклинанием рассеивания считалось базовым, и без должного исполнения оного пройти испытания на звание боевого змея было просто невозможно. Серый несчетное количество раз применял его, и ни разу за всю его многолетнюю практику у него не возникало никаких трудностей с призывом. Но на этот раз он не заметил знакомого шевеления травы и не услышал привычного отклика. Он ничего не почувствовал! Никто не откликнулся на его призыв! И это посреди болотной топи! Уму непостижимо!

Серый собрался и усилил накал посыла, призывая змей уже со всей округи. Пространство вокруг него буквально вибрировало и звенело… И вдруг он почувствовал откат и наконец-то увидел змею, откликнувшуюся на его зов. Это была огромная гадюка саженной длины и толщиной в руку взрослого человека. Настоящая Скоропея из древнего заклинания! Она подползла к Серому Змею и, скользнув по посоху к самой его груди, застыла напротив лица в напряженном ожидании. Посланник Великого Полоза вдруг с ужасом осознал, что от укуса такой гадюки он этого доходягу в белом саване не спасет! Да что там болезного мальчонку? Он бы и взрослого здорового бугая не сумел откачать после нападения такой Скоропеи! И никто бы не сумел… Но ни змея полевая, ни змея луговая, ни змея болотная, ни змея подколодная, даже змея домашняя на его зов не откликнулись, так что выбора не было. Он вздохнул про себя: «Делать нечего… Как говорится, глаза боятся, а руки делают», – и, осторожно взяв тяжелое упругое тело, протянул его Лютику.

Странности продолжились. Мальчишка, не дрогнув, спокойно – как и положено, левой рукой – взял гадюку за шею чуть пониже головы и потянул неподъемное тело на себя. Но змеюка как будто бы испугалась маленького доходяги и не пожелала покидать Серого. Она тугой спиралью обвилась вокруг древка, изо всех сил стараясь вырваться из тонкой ладошки болезного. При этом – о чудо! – она даже и не подумала вонзать в нее свои длинные зубы.

Тогда мальчишка схватил ее уже двумя руками и потянул к себе, налегая и упираясь всем телом. Но куда ему было против Скоропеи! Со стороны это, должно быть, выглядело так, словно Серый и Лютик играют в детскую потеху – перетягивание каната. Древний торжественный ритуал прямо на глазах превращался в фарс, в пародию вроде тех, что за медный грош играют на потеху мужичью бродячие комедианты. Серый Змей поблагодарил неведомый случай за то, что никто из селян не видит этого безобразия, и, не прерывая чтение заклинания, резким движением стряхнул гадюку со своих рук. Она сразу же безжизненно повисла в прозрачных руках сына кузнеца, хотя половина ее тела лежала на земле и змее вполне хватило бы опоры для того, чтобы вывернуться из слабых мальчишеских ручонок.

– Дяденька, я больше не могу ее держать! Больно она тяжелая, – услышал Серый жалобный детский голос. – Заберите, пожалуйста, у меня вашу змею!

Совершенно обалдевший от всего происходящего Змей покорно принял обратно здоровенную недвижимую гадюку, которая, впрочем, тут же ожила в его руках. Да еще как ожила! Даже сквозь защитную пелену заклинания Серый почувствовал напор ее ярости! Но паутина древних слов была сильнее и крепко держала болотную гадину, не позволяя ей излить свой яд на живое. И тогда Скоропея принялась вымещать свою злобу на копье, служившем своеобразным посохом для заклинателя. Плотно обвив ясеневое древко, она в бессильной ярости буквально грызла железный наконечник, покрывая его своей кровью, желчью и ядом. Еще никогда Серому не доводилось видеть столько яда от одной змеи. А повидал он – видит Великий! – на своем веку немало…

Солнце уже стояло в зените, когда Скоропея наконец-то излила весь свой яд и, раздраженно шипя, уползла в свое гнездо. Серый быстро уладил все необходимые формальности с родителями новобранца и, удовлетворенный, вышел на крыльцо. И вот тогда-то он и увидал точно такую же картинку, как и сейчас: бледный и худой босоногий мальчишка с заострившимися болезными чертами, в грубой распоясанной рубахе с чужого плеча сидящий на коробе промеж двух воинов…

Глава девятая

Праведный гнев захлестнул Серого Полоза: яростными сполохами забил воеводе буйну голову, кровавой пеленой застил глаза. Бешено забилось сердце, вся одежда насквозь промокла от пота, а руки сами собой потянулись к оружию. Чтобы взять себя в руки, змеиный воевода длинно выдохнул сквозь плотно сжатые губы и, размеренно сделав вперед два шага, торжественно чеканя каждое слово, произнес:

– Я, Полоз из Серого Дома Восточного Приболотья Ордена Великого Змея, требую от хозяина здешних мест, именующего себя Ведуном, немедленных разъяснений по поводу закрытия им прохода через свои земли для членов моего ордена. Я заявляю, что склонен расценивать подобные действия как недружественные по отношению к Ордену Великого Змея, и требую удовлетворения урона, нанесенного достоинству и чести всем воинам Братства Змея.

Разговоры и смешки сразу же прекратились, и головы всех присутствующих, как по команде, повернулись в сторону змеиной троицы. Но замешательство длилось недолго, и лишь только замолкла неуместная веселость голосов, как тотчас вперед, навстречу Полозу, вышел Ведун. Он так же неспешно отмерил два положенных ритуальных шага и, с достоинством встав напротив Серого, спокойно, без всякого смущения и даже с некоторым пафосом ответствовал пришельцу:

– Я Ведун, полноправный хозяин урочища Черная скала, обвиняю присутствующего здесь Серого Полоза, посвященного в члены Братства Змея, в нарушении им данного слова! А также в попрании ряда, заключенного между мной и Орденом Великого Змея в его лице. Я открыто заявляю, что считаю подобное поведение несоответствующим духу и букве Воинского Братства.

Уже в который раз за истекшие сутки Серый подивился наглости этого треклятого колдуна. «Хотя в отваге ему не откажешь! – подумалось воеводе. – Другой на его месте уже наложил бы от страха в штаны да и забился, поджав хвост, в какую-нибудь щель, а этот еще и зубы скалит! Ну ничего, зубы-то мы ему сейчас повыбьем! Непроизносимые слова обеими сторонами были сказаны, так что дальше будем говорить на языке оружия».

Он сделал еще один шаг вперед и уже положил было руки на рукояти мечей-близнецов, как вдруг услышал мягкий, медоточивый женский голос:

– Ой, сколько тута храбрых мужей-витязей собралося! Да и все ведь при оружии! Вы уж простите, князья-бояре, нас за то, что мы, жены, прерываем ваши честные мужские речения! Да только уж ждать нет больше нашей моченьки, а проститься с добрым хозяином нам ой как надобно! Ведь ждет не дождется нас дорожка дальняя: пора нам по ней выдвигаться-поторапливаться, чтобы успеть дойти до дома нашего засветло.

Воздействие этого голоса на присутствующих можно было бы сравнить разве что с ушатом ледяной воды, пролитой на раскаленные камни. Все участники и свидетели нарастающей свары вдруг сразу же успокоились и в едином порыве развернулись на завораживающее женское воркование. А когда развернулись, то и вовсе застыли, будто стреноженные: стояли перед ними две красавицы. Одна, что постарше, была наглядным воплощением зрелой женской красы. О таких говорят «желанная». Вторая же являла собой девичью невинность и расцветающую юность – краса ненаглядная.

Лютик же увидал краем глаза только то, что та, которая была постарше, шагнула вперед и поплыла белой лебедью к Ведуну, по ходу что-то вещая честнóму собранию. Но сам он сразу же прикипел взглядом к ее младшей спутнице, что так и осталась стоять на месте, скромно потупив очи долу. Он, сам не помня, как, подошел к девице и сделал робкую попытку заглянуть ей в глаза. Но та стояла, низко склонив свою головку, и Лютику была видна только ее черная коса с прямым пробором и непокорной седой прядью, выбившейся из-под очелья, расшитого мелким речным жемчугом. Осторожно, словно боясь обжечься, сомлевший парень дотронулся кончиками пальцев до белой пряди и, еле ворочая непослушным языком, спросил:

– Это из-за меня?

Девица вскинула голову, и их глаза встретились.

– Это из-за меня. Я сама так хотела! Нет в том твоей вины.

И вдобавок – ни словечка. Но глаз своих уже не опустила, а только потянулась и взяла тяжелые ладони Лютика в свои узкие ладошки. Так они и стояли бессловесно, забыв обо всем на свете: глаза в глаза, в руке рука.

– Ну, хватит лясы точить! – вдруг услышал чей-то задорный возглас возле самого уха совсем потерявшийся парень. – Солнце уже высоко, и нам с Марой пора в путь-дорогу! Да и вас, как я вижу, ждут дела неотложные. Смотрите не поубивайте тут без нас друг дружку-то! Оставьте хоть на семена!