Текст книги "S-T-I-K-S. Вмерзшие"

Глава 35. Раздал все долги

Следующие дни слились в один. События происходили так быстро, что я едва успевал фиксировать их в памяти. Все это напоминало просмотр фильма в ускоренном режиме.

До Цитадели долетели в мгновенье ока. Правда, пришлось держать вертолет не выше одного километра, а иначе аппаратура начинала неадекватно себя вести. Как оказалось, птичке тоже досталось от пуль, и в какой-то момент мы вообще засомневались, что долетим. Но Сугудай и правда был виртуозный пилот, приземлил дымящую пташку прямо на крышу госпиталя.

Мы заранее по рации связались с властями, так что Салагу тут же подхватили на руки работники больницы. Сугудай смотрел на город с крыши больницы, я обессиленно упал на колени, глядя на запекшуюся на руках кровь Салаги. Воронцов уселся рядом и положил руку мне на плечо.

Все это было вчера. А сегодня я сидел с забинтованной ногой в кабинете Психа и слушал его рассказ. Всю эту операцию Якимура придумал очень давно с подачи кого бы вы думали – Воронцова. Напарник слил маршрут нашего движения. Я на него не в обиде, ведь все в итоге кончилось хорошо.

Хитрый следак договорился с наемниками об участии в операции, якобы так они реабилитируются перед общественностью. Наемники выделили своих лучших людей. Впрочем, специалистов тайком понабрали ото всюду, одного кадра пришлось даже из штрафников выдернуть. В операции участвовали в основном опытные бойцы с даром невидимости.

Сектанты хотели устроить на меня засаду у «тарелки», но люди Якимуры заняли ее еще за несколько недель до того, как мы вышли из Цитадели, и сектанты попросту не смогли проникнуть внутрь. Оказывается, когда я был на станции, цитадельские наемники тоже там были.

Затем сектанты потеряли меня из виду и двигались по следу, желая прихватить. Но вмешались дикие и еще раз отсрочили мою поимку. А после этого на город налетели зараженные. Потом сектантам снова пришлось догонять нас, они шли за мной, а Якимура с наемниками за ними.

Сектанты побоялись нападать на восьмерых, поэтому дождались, когда мы разделимся. Но после того, как услышали вертушку, поняли, что что-то не так, и другого шанса для атаки может и не быть. Хорошо, что зоркий глаз Воронцова срисовал их заранее и напарник успел подготовиться с обороне вместе с дикими.

Тогда подоспели ребята Якимуры и ударили им в тыл. Они бы вклинились раньше, но как всегда бывает в таких случаях, в самый ответственный момент напоролись на зараженных.

Псих в это время командовал арестами в городе, повязал Камня и всех причастных. Вояки кусают локти. В гневе начальство понизило Клопа до старлея, он наверно себе остатки волос от злости выдрал. Под шумок со всем этим я передал имеющиеся у меня записи допроса Картежника. Теперь уж точно Гнутого прижмут. Как-то не хотелось самому этим заниматься.

Операция накрыла большую часть агентов. Сеть оказалась настолько обширная, что даже страшно становится. Большинство участников понятия не имели, кто правит балом. Агентурные паутины почти никак не пересекались, и каждая выполняла свою задачу. И стало понятно, почему допросы с ментатом не были стопроцентным вариантом. Потому, что человек попросту понятия не имел, кто на самом деле его работодатель, и куда ведет ниточка.

В перестрелке выжило всего двое сектантов, Старого среди них не оказалось. Ничего вразумительного о структуре организации сказать они не смогли, один еще и умудрился перегрызть себе вены в локтевом сгибе. Да только не учел сверхрегенерацию и все равно выжил. Теперь оба пленника в смирительных рубашках в мягкой комнате.

Кстати, операция еще не завершена в следующей стадии, я вызвался участвовать лично. Благо теперь у нас была возможность задействовать вертолет.

* * *

И снова всполохи северного сияния причудливо разлились по небу. Эх, сейчас бы в обнимку с Алисой за всем этим наблюдать. Во всей этой суете мы лишь мельком с ней пересеклись в больнице. Но следить приходилось совсем за другим и в прицел «винтореза».

Наконец зелёный туман лениво расползся по сторонам и раздался гул турбин авиалайнера. На этот раз самолет приземлился почти чисто, шасси ему все-таки оторвало, однако крылья остались целы. Воздушное судно остановилось, чуть повернувшись на взлетной полосе.

Знакомый силуэт в белом полушубке и шапке-ушанке подкрался к самолету. Преступник всегда возвращается на место преступления. Шлюз был заперт, но старик бросил на дверь бомбу-липучку. Раздался взрыв, и в ход пошла уже знакомая кошка. Сколько же у тебя еще сюрпризов, Старый?

Я навел перекрестие ровно на середину спины, только сейчас стрелять нельзя, надо дождаться, когда он вытащит иммунного, стоит попробовать спасти паренька. Где-то здесь же засел сектант, который прикрывает моего бывшего спутника.

Я дождался, когда старик выведет иммунного из самолета. И чуть не присвистнул, когда увидел, что он сбросил в снег симпатичную девушку в фиолетовой куртке.

Подъехал белый снегоход. Старый закрепил девку в багажнике, а сам зацепил крепление и встал на доску, снегоход тронулся, стремительно набирая скорость. Волна мутантов еще не накатила. Сегодня они что-то припозднились.

Я навел прицел с учетом упреждения. Главное в производстве точного выстрела не торопиться. Палец лег на спусковой крючок. Выстрел!

Фигурка старика завалилась в снег, водитель ударил по тормозам, выворачивая руль. Он даже не понял, что это был выстрел. Подумал, что старик просто упал. Я поймал его грудь в прицел и успел сделать несколько выстрелов, до того как тот свалился со снегохода.

Доложился по рации о выполнении задания. Издали донеслись звуки двигателей снегоходов группы прикрытия.

Я подошел к телам сектантов. Сначала сделал контрольный в голову водителю, затем подошел к Старому. Дед был еще жив. Пуля пробила легкое, и сейчас он захлебывался кровью. Седые усы стали розовыми. Он тянул ко мне руки, желая что-то сказать. Я нагнулся над стариком.

– Его видно и не видно, – еле слышно просипел он и снова закашлявшись, обдал меня брызгами крови.

Я презрительно сплюнул и выстрелил ему прямо в лоб.

* * *

Танк подкинул на руке огромный ломик, примерился и ударил в лед. Отлетел солидный кусок. Кваз, шумно дыша, долбил без передышки, и спустя пятнадцать минут дело было сделано. Я поймал наклонившееся на меня тело Дембеля.

Его глаза были закрыты, местами он почернел от воздействия ультрафиолета, но все равно казалось, что сейчас запекшиеся веки откроются, и на меня посмотрит тот улыбчивый парень, с которым я начал путь в этом мире.

Танк помог уложить его на подстилку из хвороста, Воронцов облил все бензином, а Сугудай уложил сверху вязанки дров. Мы отошли, я достал СПШ-44 и выстрелил в воздух. Красная ракета пролетела вверх по дуге и упала прямо на середку кучи.

Пламя взметнулось вверх, занявшийся хворост затрещал. В небо поползли клубы густого черного дыма.

* * *

После операции мы с Воронцовым завалились в бар. Звали Психа с Якимурой, но они были все в делах. Сугудай с Танком тоже обживались, но все же заскочили пропустить с нами по стаканчику. А потом я с напарником остался один и напился так, как никогда не напивался. Мы обсуждали прошедший рейд, а после как-то незаметно сбились на тему женщин.

– Вот что этим бабам надо? – спросил я Воронцова, пьяно уставившись на него.

– Да просто книжек все начитались и фильмов насмотрелись, – сказал он, уронив сухарик в бокал с пивом. – Вот и грезят о какой-то великой настоящей и чистой любви. А что, если ее не существует? Что, если сраться с Маринкой каждый вечер и пощечины ей лепить по пьяни, когда она права, а ты ее переспорить не можешь – это твой предел? Это твоя настоящая чистая любовь, мать ее за ногу, – подвел он итог, опрокинув остаток содержимого стакана вместе с сухариком.

А потом мы уже окончательно вошли в стадию пьяных философов.

– Вот мы с тобой идиоты, – сказал Воронцов. – В нас столько раз стреляли, у нас друг на больничной койке, а предложи кто, ни за что не захотим вернуть время назад. Даже Салагу спроси. Он скажет, что это все того стоило. А ведь столько моментов было, когда чуть портки не обгадили.

– Понимаешь, в чем дело, – язык у меня уже изрядно заплетался. – Это человеческая природа. Нам с самого детства нравится пугаться, мы тайком выглядываем из-под одеяла, чтоб подсмотреть ужастик, который смотрят родители, и знаем, что будем бояться. Быть может, даже полночи потом не уснем, а ведь все равно выглядываем. Мы прячемся за стенкой и выпрыгиваем на маму с криком «Бу!». Знаем, что она выронит тарелку, и огребем по полной, но не можем удержаться. Наш организм словно потихоньку заставляет нас получать адреналин таким нехитрым способом. Словно сознательно подсаживает нас на наркотик. Мы генетически запрограммированы на выживание. Ты не задумывался, почему в цивилизованном обществе так популярны фильмы, книги и игры о преступлениях и убийстве?

– Мы живем в обществе лицемеров, – ударил Воронцов кулаком по столу. – Наши предки тысячелетиями на зависть как умело и лихо резали друг друга. Эта жестокость въелась нам в подкорку. Все мы латентные убийцы. А здесь все по-честному. Если хочешь убить, берешь и убиваешь.

– Мне кажется, тут другой момент, – не согласился я. – Любой сюжет – это конфликт. Сюжет про жестокость, если его максимально упростить – это борьба между убийцей и жертвой. Когда читаешь про чье-нибудь выживание, ты подсознательно обучаешься. Ты ставишь себя на место героя и думаешь, а смог бы я выжить в этих обстоятельствах? Когда смотришь фильм про Рэмбо, восхищаешься его способностями, думаешь: да, это круто, я хочу так же.

– С убийствами похожая история. Любой чертов маньяк из фильма вызывает у тебя невольный трепет и восхищение, – гнул свою линию Воронцов. – Он может то, чего не можешь ты. Он свободен, захотел убить начальника – убил. Кинул партнер по бизнесу – вальнул. Людей привлекает естественность их поступков, они убивают искренне. Они свободны, пока обыватель тихо ненавидит всех, кто его когда-либо обидел.

– И что, мне теперь всех подряд крошить? – спросил Марли, принесший нам бутылку водки.

– А тут уже два варианта, – ответил я. – Либо прощай, либо обустрой свою жизнь так, как мечтаешь. Чтоб ни к кому претензий не осталось.

– Легко говорить, – парировал бармен. – Сколько ты счастливых людей знаешь? Или даже не так, скольких ты знал?

– Лично?

– Да.

– Ни одного. А ты?

– Одного.

– Невозможно достичь состояния перманентного счастья, – снова вклинился Воронцов.

– Ну почему же, – не согласился я. – Один раз можно. Передоз называется.

Тут я разлил еще по одной и теперь уже трезвым умом пасую перед тем хитросплетением мыслей, что тогда закрутил на пьяную голову. Потом мы пошли за добавкой. С кем-то чуть не подрались. А может, и подрались. После чего меня понесло к Лисе, но Воронцов сказал, что в такой час меня там прирежут. Я с ним согласился. А вот что было дальше, не помню. В общем, хорошо так посидели. Душевно.

Наутро разбудил звонок телефона.

– Ну что, пьянь, еще спишь? – раздался в трубке голос Алисы.

– Я все-таки до тебя вчера дошел?

– О, дошел, еще как. И весь район об этом известил. Районный патруль амазонок вас, придурков, сдал на руки СБ, а те уже доставил тебя до дома.

– И что я наговорил?

– Не знаю. Я ни слова не поняла. Но судя по интонации, что-то очень важное. Мне на работу пора. Если будешь трезвый, звони после восьми вечера.

– Да я вообще почти не пью, вчера как-то все из-под контроля вышло, – выпалил я, но в ответ раздались лишь гудки.

Я привел себя в порядок, Воронцова будить не стал. Бедолага даже до кровати не дополз. Я подсунул ему под голову подушку, в очередной раз подивился тому, как из вполне культурного человека можно с помощью всего нескольких литров алкоголя превратиться в действующее на автопилоте полуразумное существо. Зарекся больше никогда так не пить и вышел из комнаты.

Один вопрос все еще остался не закрыт, почему именно я, чем я так помешал сектантам? В поисках ответа направился к Жердю. Он с коллегией знахарей просвечивал меня во всех возможных диапазонах, мне оставалось только сидеть смирно и любоваться Алисой, которая смущалась каждый раз, когда натыкалась на мой взгляд. Но увы, все знахари Цитадели так ничего и не обнаружили.

– Я тут бессилен, – развел руками главврач. – Я бы хотел быть великим знахарем, но все же, пока не он.

– Чем мне может помочь великий знахарь? – спросил я.

– Почему, по-твоему, великие знахари уходят от людей? Когда они переходят на новую ступень, им открывается слишком многое. Представь, идешь ты по стабу, а у тебя в башке постоянно образы. Судьбы людей. Их будущее, прошлое, мысли, чувства. Так и свихнуться можно. Вот чтоб научиться это все контролировать, они уходят от людей подальше, а потом они уже учатся жить одни, чувствуют Улей. Видят словно нити, которые связывают, пронизывают весь этот мир. Зависимости и цепочки событий, о которых ты даже не подозреваешь. Некоторые из них находят себе предназначение и тратят десятки лет на подготовку к неким великим свершениям. Другие же, все-таки не выдержав потока информации, съезжают с катушек и бегают за одними им видимыми демонами и призраками. Третьи идут в Пекло. Четвертые в Центральный Кластер за золотой жемчужиной, если он существует. Вот и получается, что знахарем может стать один на тысячу. Великий из знахарей станет еще один на тысячу. А сохранит рассудок при этом еще один на тысячу. Теперь понимаешь, почему великие знахари такая редкость?

– А здесь есть великий знахарь? – снова задал я вопрос.

– Нет. Есть кто-то, кто очень на него похож. Он не знахарь, но он чувствует Улей лучше, чем кто-либо. Ты мог о нем слышать, его зовут Шаман. Он пришел из-за черноты. Он отшельник, но я могу подсказать, где его можно найти. Я однажды ходил к нему за советом.

Я запомнил все, что мне поведал Жердь, и зарисовал маршрут, затем отправился в палату, чтоб проведать Салагу, он спал. Маша при виде меня молча вышла. Не разговаривает она со мной. Я уселся в кресло рядом с койкой и уснул. Проснулся от болтовни следователей.

– А скольких ребят уже нет, – говорил Псих. – Гетте, Косой, Панцирь, Шашлык. Ты помнишь, какие они дела воротили? Мы с тобой хоть и из разных компаний, но судьба нас свела. Наше время уходит. Да, в Улье нет старости, но я чувствую, как теряю хватку. Иногда до тошноты все надоедает.

– У тебя кризис среднего возраста, – сказал Якимура.

– Да нет же, просто достало все. Хочется бросить этот жетон в помойку и сорваться в одиночный рейд. Сейчас, когда мы сделали важное дело, это чувство ненадолго отступит, но потом оно снова вернется. Это их время. Иногда смотришь на свежаков и думаешь, сегодня он сопля, а завтра тебе уже с ним на вы говорить придется.

– Да… – вклинился я в диалог. – Раньше были времена, а теперь мгновенья. Раньше член стоял с утра, а теперь давленье.

Псих заржал, Салага от этого проснулся и открыл глаза.

– Как ты? – спросил я.

– Дерьмово. Вот смотри, спек – это же наркотик. С него должно быть хорошо, а мне такие кошмары снятся, что лучше бодрствовать и терпеть боль, чем спать и видеть эту муть.

– Я тебя понимаю, дружище, сам здесь немало времени провел, – я похлопал ладонью по матрасу.

Салага помахал рукой следакам, затем в палату вошла Маша, и наша троица удалилась. Воронцов стоял в коридоре. Он забежал в палату и перекинулся парой слов с Салагой, затем мы все вместе спустились. Потом следователи сели в свою машину, а я с Салагой в свою.

* * *

Как Довакин прошел семь тысяч ступеней при подъеме на Высокий Хротгар, так и я взбирался вверх по спиралевидной узкой тропе. Буря шла уже несколько суток и казалось, она не кончится никогда. Очередной порыв ветра чуть не сбросил меня со скалы, я упал и в тысячный раз ушибся коленом. Будет совсем не смешно, если хозяина нет дома, или он давно умер, а то и вовсе местная выдумка, и Жердь просто пошутил надо мной.

Снова споткнулся, но впереди была ровная площадка, и я не стал подниматься, а просто пополз вперед. Взобрался на возвышенность и уставился на ледяные ступени, ведущие в черный туннель. Фух, добрался. По крайней мере, пещера не выдумка. Уже хорошо.

Я поднялся, но тут же снова рухнул от пронзившей колено боли. Ударившись, лицом об лед, разбил губы. Сплюнул кровь и пополз дальше. Нет, чтоб какой-нибудь эскалатор тут себе поставил или лифт на крайний случай.

Я пополз по ступеням вверх. Руки так и норовили соскользнуть, колено словно превратилось в пудовую гирю. Зато хотя бы чертов ветер стих и не пытался отодрать настырного человечишку с горы, словно он какой-то паразит на ее исполинском теле.

Я добрался до конца ступеней и ввалился в пещеру. Достал фонарик, включил. Луч света отражался от заледеневших стен и исчезал где-то вдалеке, так и не достигнув конца прохода. В какое дерьмо меня втравил Жердь? В голове тут же возникли параноидальные мысли. А что, если это еще одна уловка сектантов, вдруг главврач тоже у них на поводке?

«Входи в пещеру без оружия» – всплыли в голове его слова. Ага, разбежался.

Попробовал подняться, но колено снова прострелило болью, как будто под чашечку шуруп вогнали. Сука! Как же больно! Я взвыл сквозь стиснутые зубы.

– Боль – это уловка мозга, придуманная, чтобы создавать телу препятствия, – раздался из пещеры какой-то бесцветный, безжизненный, словно искусственный голос. – Боль – это самое примитивное сито для людей. Перетерпел ее и смог подняться на ступеньку выше над остальными.

Это меня так призвали идти дальше? Что-то не внушает доверия. Говорящий, конечно, прав, но мутно как-то это все. Ладно, не поворачивать же назад, когда столько уже пройдено.

Я пополз по тоннелю, постоянно оглядываясь, чтоб понять, как далеко от входа оказался. Наконец, когда обернулся в очередной раз, увидел лишь белую точку, а еще спустя некоторое время исчезла и она. Вдруг фонарик погас.

Вот дерьмо! Все же проверял перед выходом. Я вытащил запасной, но он отказывался включаться. Тогда закоченевшие пальцы с трудом сомкнулись на рукояти пистолета. Я снял его с предохранителя. В абсолютной тишине этот щелчок прозвучал словно выстрел.

Что-то вырвало пистолет из рук, а затем зажглась свеча. Я зажмурился, и когда открыл глаза, увидел и того, кто ее держал.

– Пошли, – сказал мне незнакомец и свернул в нишу в стене тоннеля, которую я не заметил.

Я пополз следом. Мы оказались в круглом зале метров пять в диаметре, весь пол был устлан пушистыми шкурами разной расцветки.

Незнакомец прошелся по кругу и зажег еще несколько толстых свечей, а затем уселся на пол напротив меня. Он был худой и смуглолицый, черные дреды до плеч, на шее ожерелье из каких-то жутких когтей неизвестной мне твари.

– Шаман? – на всякий случай решил уточнить я.

– Так меня прозвали люди, – спокойно ответил он. – Зачем ты пришел?

– Мне нужны ответы, – сказал я. – Что со мной не так?

– Ты хочешь, чтоб я отобрал у тебя радость познания?

– Я хочу, чтобы ты сказал мне, какого черта больным сектантским ублюдкам от меня понадобилось.

– Они лишь дети, заигравшиеся в стужу, не гневайся на них. Я родился в этом мире и не знал другого, для меня он прост, для вас сложен. Кто-то становится его частью, а кто-то всю жизнь пытается это сделать, но в итоге остается один на один со своим безумием.

– Ты заговариваешь мне зубы.

– Возможно.

– Ты поможешь мне? Ты видишь во мне что-нибудь?

– Вижу. Я много чего вижу, но мало, что расскажу. Почему по-твоему писатели или ученые так одержимы своими идеями? Для ученого крайне важно сделать открытые, это тоже своего рода форма творчества. Неважно, что объект изучения существует изначально. Осуществляя открытие, ученый как бы заново создает его. Я называю это инстинкт Демиурга. Он живет в каждом из нас. Я не могу за тебя разгадать твою тайну, тогда исчезнет магия открытия сокровенного. Я могу лишь научить тебя видеть суть вещей глубже. Просто слушай Улей. Слушай себя. Если тебе тесно в городе – иди в рейд. Если устал от рейда – осядь в городе. Если надоели снега – уйди на Юг. Все очень просто.

– Ты поэтому сюда пришел? Надоело тепло?

– Север манит многих. Он зовет тех, кто умеет слушать, особенно знахарей. Но мало у кого из них получается сюда добраться.

Словоблуд хиппи грузил меня всякой высокопарной чушью еще долго. А затем вручил какой-то пакет.

– Это помогает, когда вопросов больше, чем ответов, – сказал он на прощанье.

Глава 36. Разгадка

Я вернулся в Цитадель и с Воронцовым снова приехал навестить Салагу. Мы пообщались с приятелем, а потом он уснул. Было видно, что друг шел на поправку. В палату вошла Алиса.

– Я там… э-э-э, – попытался придумать причину Воронцов, чтоб выйти из палаты.

– Решил попробовать покурить, – подсказал я.

– А, точно. Здесь же от этого не умирают. Пойду попробую, – сказал он и вышел.

– Привет, – смущённо поздоровалась Алиса.

– Привет, – улыбнулся я ей во все тридцать два. – Смотри, на что мне ради тебя пришлось пойти, – я постучал пальцем по все еще кривым зубам.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты придурок? – спросила она.

– Только девушки.

– Ты на пиранью похож.

– А ты на орка. Мы просто идеальная пара.

Вечером мы с ней гуляли по городу. Рядом не было Воронцова или кого бы то ни было еще., наконец, можно не бояться, что на меня кто-то набросится. Хотя даже как-то непривычно, что нет прикрытия рядом. Я проводил Алису до дома, мы остановились у ее подъезда.

– Покажи, – попросил я ее.

Она робко спустила шарф. Клыки, кажется, чуть уменьшились в размерах.

– А если их спилить?

– Заново отрастут.

– Это процесс не быстры, уж поверь мне, – улыбнулся я и поцеловал ее в губы.

Мы поднялись к ней в квартиру. Нет, ничего не было. Ну, в смысле было, но до секса дело не дошло. Мы просто обнимались, целовались и проговорили почти до самого утра. Поспали всего пару часов, но ни капли об этом не переживали.

Я наконец узнал ее тайну. Оказалось, она атомит. Да-да, мутации в такой вот легкой, можно сказать, форме, так как толком хапнуть дозу она не успела. К тому же, в Цитадели сразу попала под экспериментальную программу лечения институтских.

Алиса говорит, что потихоньку мутации проходят. Красные жемчужины немного ускоряют процесс, но где их взять в промышленных масштабах? Ей давали только парочку в рамках курса лечения.

С утра она ушла на работу. Договорились, что загляну к Салаге, а потом мы вместе пообедаем. В час дня она вышла из дверей больницы, на лице не было платка. И клыков тоже не видно. Она улыбнулась мне своей белозубой улыбкой. Рыжие волосы развевались на ветру.

Охранник, куривший на крыльце, разинул рот и выронил сигарету. Пытающийся припарковаться таксист заехал черным «лэнд ровером» на ступеньки крыльца. А я просто стоял и лыбился. Вот она – моя женщина.

Я обнял ее за талию и поцеловал.

– Как прошло?

– Не знаю, я была под наркозом. Не захотела быть в сознании, когда мне пилят зубы.

– Ну и как тебе в новом образе?

– Все на меня пялятся. И клыки острые.

– Это потому, что ты очень красивая. А зубы затупятся.

Я взял ее под руку и повел в ресторан. Машину оставил у больницы. Лучше вот так пешком. Пусть все видят и завидуют.

* * *

Из общаги придется съехать. Жалко, привык я к этому месту, к нашим разговорам с вампиром Кузьмичом. Но ничего, буду к нему в гости заглядывать.

Воронцова я уговорил тоже переехать, и мы вместе сняли двушку над небольшим магазинчиком почти в центре города. Осталось уломать подселиться рядом с нами Салагу и Машу. Ну и отношения с Машей наладить. Она все еще меня игнорирует.

Кстати, сегодня нашего хакера выписывают. В честь этого мы решили все собраться. Я с Алисой, Воронцов с Милой, и Кузнеца тоже позвали. Правда, он будет без пассии, но это не страшно. Я пригласил спасенную мной из лап сектантов девчонку, звали ее Кира, и она была довольно бойкая. И Сугудай с Танком пообещали зайти.

Только напиваться как в прошлый раз в планы не входило. Нам еще помимо всего прочего надо дела обсудить. А с утра мне на Чукотку ехать, забирать пса. Сегодня вот весь день над именем думал, так ничего в голову и не пришло.

Салагу я собрался перетягивать в свой еще не открытый бизнес. Стелсер при продаже нелегального оружия незаменим. Воронцов пока был в раздумьях. Ему нужно заново проходить стажировку, так как он, по сути, работал телохранителем, а вести дела так и не научился.

Денег на новый проект и так уже хватало, а вот рабочих рук нет. Надо сколачивать свою команду, так как дел впереди выше крыши, и если совмещать их с работой, то нихрена не выйдет. Как говорится, хочешь что-то превратить в работу, то и относись к этому, как к работе.

В качестве места празднования выбрали тот самый бар в скандинавском стиле. Все-таки с рейда вернулись, значит, можно отметить в рейдерском местечке.

Я сидел за стойкой в ожидании ребят. Пришел самый первый и тихонько попивал пиво, прикидывая в уме аргументы для будущих диалогов. Мужик за соседним столиком так экспрессивно что-то рассказывал, что я невольно прислушался.

– А они сука как выскочат! Я от них направо. Думаю, чо такие неугомонные, а там элита падла их гонит. Прикинь?

– И чего дальше? – подался вперед его собеседник.

– Одна допрыгнула, ей пальцы гусеницами в фарш перемололо. А потом элитник куда-то пропал, следом стрельба раздалась, из-за нее лавина начала сходить. Ты слышал, с каким грохотом она идет?

– Нет, откуда.

– Простите, уважаемый, – обратился я к мужику, подходя к их столику. – Невольно подслушал ваш разговор. А где это такие опасные места, что лавины сходят? – спросил я, улыбаясь как можно шире.

– Про Песочные Часы слышал?

– Слышал, – кивнул я и пробил мужику правый боковой.

Он даже понять ничего не успел, просто упал мордой в салат, словно робот, которому питание отрубили.

– Ты чо, сука? – вскочили товарищи рейдера.

– Кроши урода!

– Вломи беспредельщику! – заголосили за соседними столами зеваки.

Так я и оказался в камере. Кстати, на стене висел телефон-автомат, который работал за спораны.

Никогда не думал, что попаду в другой мир и окажусь за решеткой за пьяную драку. Хотя пьяным я не был, но жетон у меня отобрали, а пытаться что-то доказать прибывшему патрулю проблематично, если тебя тупо заломали и закинули в «УАЗ», еще и наручниками пристегнув.

Но переживать было не о чем. Дежурный старший сержант был мне знаком по общаге. Я попросил его позвонить ребятам. Скоро друзья узнают о случившемся и вытащат меня отсюда. Хорошо хоть толком не шмонали, только пистолет и нож изъяли.

Я переступил через валяющегося на полу камеры пьяного мужика и уселся на лавку, вытянув ноги. В соседней камере сидел Туретт и, раскачиваясь, бормотал свои стишки.

– Что, тоже буянил? – спросил я у него.

Безумец улыбнулся в ответ и, просунув исхудалое лицо сквозь прутья, продекламировал:

 
– Время словно вьюги вихрь.
Крутит-вертит очень лихо.
Оглянутся не успел,
За решётку уже сел.
 

И рассмеялся.

– Верно говоришь, – поджал я губы. – Не такой уж ты и дурак.

– Дурак. Дурак. Про дурака у меня нет стихов. Все дураки, и никто не дурак. Дурак. Дурак. Дурак, – залепетал он себе под нос.

Я откинулся на скамейку и заложил руки за голову.

Вот вроде все кончилось хорошо, только одна мысль не давала покоя. Почему именно я? Что сектанты все-таки во мне разглядели? И куда делся главарь? Неужели ему удастся уйти? Он выждет лет десять или двадцать – для психопата это вообще не срок, и снова начнет чудить.

Вопросы, вопросы.

«Выпей это, когда вопросов станет слишком много» – всплыли в голове слова Шамана. Я сунул руку нагрудный карман куртки и выудил оттуда пакет, который он мне дал.

Позвал сержанта и сославшись на плохое самочувствие, попросил кипятка. Он тут же принес кружку, так как сам как раз чаевничал. Я дождался, пока он уйдет, и высыпал содержимое пакета. По цвету напиток стал похож на чай.

Безумец принюхался и наблюдал за мной. Я вылил живец в ведро для параши. Процедил с помощью фляжки шаманский отвар через платок и отпил.

– Чего смотришь, тебе такое нельзя, у тебя и так мозги набекрень.

Напиточек накрывал знатно. Шаман, что б его. Сознание закрутилось, мысли метались как пчелы в банке. А потом вдруг резко все замедлилось, словно время вокруг загустело. Даже Туретт моргал медленно, словно бабочка крыльями из какой-то передачи от «BBC». Так стоп, куда-то меня не туда понесло.

«Его видно и не видно, – крутились в голове слова. – Мерзляк не мерзляк».

Я словно в задницу ужаленный подпрыгнул на лавке, схватил телефон, сунул споран, набрал номер и завопил как контуженный:

– Лиса! Лиса!

– Что случилось? – раздался обеспокоенный голос девушки.

– Когда дар – не дар? – спросил я, в общем-то, еще не успев понять не до конца сформировавшуюся мысль.

– Когда он еще не активирован, наверное.

– Ты гений! Я тебя люблю! – орал я, еще не улавливая смысл сказанных слов.

– Что это значит? Ты в порядке? Ты пьяный или как?

– Нет, ты что. Я обдолбанный! – кричал я радостным голосом. – Я еще не уверен, но кажется, у меня есть еще один дар. Просто он в настолько зачаточном состоянии, что его может увидеть только великий знахарь. Из-за него меня пытались убить.

Скорей всего, мой второй дар активируется только тогда, когда произойдет какое-то конкретное событие. Как у Воронцова, защитное поле не включается, пока в него не полетит пуля.

– Хочешь сказать, у сектантов был великий знахарь?

– Да.

Так, если у них был великий знахарь, то почему он не распознал мой дар анабиозника? Да потому, что его тогда не было. Это не первый, а второй мой дар, который проснулся только в момент заморозки.

– Они же все полные психи.

«Полные психи», – зазвучал эхом в голове ее голос.

– А что за дар? Эй, чего молчишь?

– Подожди.

Из-за чего черная снежинка кружится с белыми? Его видно и не видно.

– Черный снег! – снова воскликнул я.

– Что?

– Не знаю, не уверен. Других причин нет. Мой второй дар…

– Как спрятать черную снежинку? – раздался за спиной голос.

– В самом большом сугробе, – машинально ответил я.

«Его видно и не видно! – било набатом в голове. – Видно и не видно!»

Мерзляк – не мерзляк. Каждый дурак, и никто не дурак. Псих – не псих. Твою мать! Пазл сложился. Внутри все похолодело.

Я медленно обернулся.

Туретт стоял в моей камере. Он улыбался и, по-собачьи наклонив голову, смотрел на меня. И я узнал этот взгляд. Вспомнил, как его зрачки расширились, когда он вздрогнул, глядя на меня при первой нашей встрече.

 
– Вот мерзляк мозги согрел,
но немножко не успел.
Слишком долго он гадал,
Черным снегом оседал.
Черным снегом оседай,
спи иммунный баю-бай.
 

В глазах все потемнело. Глупо вот так умереть, после того как Лисе в любви признался. Ее голос еще прорывался из трубки сквозь пелену мрака.

Потом снова был холод. К нему примешивалось что-то непонятное, словно стылая пиявка присосалась к самой моей душе. А потом я почувствовал, как первый дар активировался, и услышал крик. Нет, скорее рев. Даже не так. Это был РЕВ. Рев чего-то Неведомого. Чего-то огромного. Да это же Он. Ничто другое не могло так кричать.