Текст книги "Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны"

Ликвидация

О роли Комитета в распаде страны писалось много и с самых разных позиций. Приходится признать, что, внимательно вглядываясь в «лихие девяностые», трудно не солидаризироваться с авторами некоторых конспирологических теорий. Ясно, что система была нежизнеспособна, но сама по себе именно так, как это в реальности случилось, развалиться она не могла. Есть ощущение, что работала грамотная ликвидационная команда, следившая за тем, чтобы обломки рушащегося здания не угодили в избранных.

Очевидно, что наиболее «продвинутые» представители партноменклатуры и спецслужб приняли и с успехом реализовали решение конвертировать свои возможности в конкретные материальные ценности, распилив «общенародное достояние».

Весьма, в конспирологическом смысле, показательна фигура генерала Бобкова. В советское время Филипп Денисович рьяно преследовал диссидентов, возглавляя специализирующееся на подобной работе 5-е управление КГБ, а в постперестроечные стал советником по безопасности группы «Мост» господина Гусинского. А ведь именно его СМИ были наиболее антиимперскими и подрывными. Загадочная метаморфоза: из стража государственных интересов – в пособники разрушителей державы.

Или все же это один из симптомов сговора и заговора кураторов и курируемых?

Также крайне подозрительно внезапное появление из «ниоткуда» множества всевозможных экстрасенсов и заклинателей, которым «по волшебству» были предоставлены эфиры на государственных каналах. Эта публика, как и диссиденты, в советские годы находилась под контролем «компетентных органов». Соответственно, они не сами в 90-х «распоясались», но их кто-то «распоясал».

Причем некоторые сотрудники позже в частных разговорах, хитро улыбаясь, оправдывали эту вакханалию так: «Зато гражданской не допустили…»

Впрочем, роль спецслужб в демонтаже – это тема для отдельного основательного исследования. Но их «бессилие» перед лицом «деструктивных процессов» слишком похоже на заранее спланированную оперативную игру. Хаос в значительной мере был управляемым.

Совершенно очевидно, что олигархами стали люди совсем не случайные. Нет, речь не об их способностях исключительных. Напротив, при ближайшем рассмотрении многие из них оказываются вполне никчемными персонажами. Зато большинство из них сумело оказаться в нужном месте в нужное время – поблизости от номенклатурных товарищей в период демонтажа советской конструкции. Недаром так велик среди новых хозяев жизни процент комсомольских работников.

Между событиями начала 90-х прошлого века и первыми годами Смуты XVII столетия много общего. И там и тут налицо предательство элит вкупе с очевидным нежеланием и неспособностью основной массы населения сохранить державу. Разочарование и дезориентация (порожденные реалиями последних десятилетий СССР и усугубленные целенаправленной пропагандой «заговорщиков») породили настрой «а пропадай все пропадом». Многие тогда изъявили полную готовность «отряхнуть прах прошлого с ног» и радостно ломануться в сверкающее огнями «Макдоналдса» загадочное капиталистическое будущее.

При этом влияние Запада, как и в первую Смуту, было, конечно, серьезным, но не определяющим деструктивным фактором. А определяющим была моральная деградация граждан вследствие тотального дефицита веры и спланированного банкротства властных институтов.

Именно на развалинах СССР обнаружилось, что и у коммунистов была все же своя правда – та самая «социальная защищенность», по которой многие теперь «потерявши плачут». Но тогда, на пороге «крупнейшей геополитической катастрофы», как завоевание, за которое надо буквально зубами держаться, большинство ее не воспринимало.

В том числе, кстати, и потому, что социальные гарантии ощущались как нечто само собой разумеющееся. И то, что они распространялись буквально на всех, а не только на «сирых и убогих», «растренировывало» людей. Инфантилизм «совков» дорого им обошелся впоследствии.

Авторы «Золотого теленка» цитируют в одном из эпизодов гениальный эсеровский лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое!» Книжка о похождениях обаятельного афериста (такие во множестве появятся после ликвидации) была у советских граждан суперпопулярна, лозунг этот, однако, замечен и осмыслен не был. Более того, даже сегодня, после многочисленных и тяжелых моральных травм, постсоветское население в массе своей верит, что кто-то «там наверху» о нем позаботится просто так, по-отечески, без всякого принуждения снизу.

Осознать, что «наверху», напротив, с успехом решают свои проблемы за их счет, большинство не то чтобы не может, но страшится, потому что как же тогда жить? Тогда же придется бороться. А борьба, вообще любое значительное усилие для многих сами по себе страшнее, чем тихое и покорное вымирание.

У большинства товарищей и даже некоторых господ есть мнение, что советский период был чуть ли не вершиной русского национального бытия. В доказательство этого тезиса приводятся «тонны чугуна и стали», ракеты, «бороздящие космос», и то, что нас «все боялись». Но это критерии даже не марксистов, а «вульгарных материалистов».

Ведь для партии главным было, все-таки, «нового человека» вырастить, чтобы он для «коммунистического завтра» подходящим был. И вырастили…

В результате красного эксперимента и всяческих дерзновенных свершений на выходе получились весьма ущербные существа. Они не смогли ни восстать, ни толком адаптироваться к новому положению вещей. А именно способность к адаптации и сопротивлению – главные критерии при оценке качества человекоособи.

Был, конечно, бунт 93-го. Но запала хватило ненадолго. Да, танки, бьющие прямой наводкой по парламенту, производят сильное впечатление. Но для «борцов с бандой Ельцина» это стало каким-то пожизненным шоком. После «черного октября» дополнительно особых репрессий уже не понадобилось. Все настолько притихли, что даже оппозиционные издания на всякий случай перестали покупать.

Ельцин, надо отметить, был вполне архетипичен. Он стал своего рода «казацким царем» (новое издание «тушинского вора» – оптимальное в тех условиях для «бояр»-олигархов прикрытие). Провозгласить с танка, мол, «я пришел дать вам волю» – чисто разинская стилистика. И действительно, условно «казацкий» – братковский элемент волю получил. Но за шумовой завесой битв новых атаманов олигархи стремительно созидали свои империи, приватизируя отрасли и регионы.

К середине 90-х даже возродили «семибоярщину» в форме «семибанкирщины». Однако «казацкий царь» себя исчерпал – пародийность фигуры стала очевидной до неприличия. И тогда «короновали» подходящего из «служивых».

Причем интересно, что накануне буквально того, как в качестве преемника был выбран именно Путин, провели довольно нестандартный соцопрос. В ходе него у граждан интересовались, кого из литературных или киногероев они хотели бы видеть в качестве главы государства. Наибольшее число голосов набрал, что характерно, Штирлиц.

Оставалось только взорваться домам и прозвучать грозному обещанию «мочить террористов в сортире», чтобы граждане поняли, кто именно этот вожделенный ими руководитель…

БезСмысленная империя

Князь Николай Трубецкой еще в 20-х годах прошлого века писал, что для сохранения единства России, после неизбежного падения коммунистической власти, необходимо будет дать народам Евразии новую мотивацию вхождения в ее состав.

После распада Романовской Империи (куда они были включены просто в качестве покоренных и присягнувших, а часто добровольно ушедших «под руку белого царя», спасаясь от соседей-хищников) большевики соблазнили их обещанием «справедливости для всех». А не поверивших в нее оперативно репрессировали.

Нынешняя ЭРЭФия – образование абсолютно инерционное. То есть никакого высшего смысла в совместном проживании множества весьма несхожих народов не наблюдается. Зато у их «элит» держаться вместе резоны имеются.

Для них федеральный центр – «крыша», гарантирующая коррупционную безопасность. Без нее они окажутся один на один с местными националистами и исламистами. Запад потребует проведения свободных и «равноудаленных» выборов. А за ними, ясное дело, последует крах, арест счетов и судебные преследования.

Зачем империя русским (именно русским, а не россиянским коррупционерам) – тоже не совсем понятно. У большинства из них сегодня явно не наблюдается «комплиментарности» (этнической симпатии в терминологии Льва Гумилева) к представителям неславянских национальностей. Во имя чего им надо себя смирять и просто терпеть рядом тех, кто им просто (даже если предположить, что безосновательно) не по душе, русским никто даже не пытается объяснить. Просто, мол, должны, и все тут.

Нет, геополитические основания приводятся. Интересующихся отсылаем к трудам Александра Дугина. Но ведь интересующихся совсем немного. Большинство же живет страстями в состоянии перманентного полубреда…

Как это ни парадоксально, единственным представителем группировки, держащей власть, который осознал необходимость сформулировать для империи некий смысл, оказался Анатолий Чубайс. Его формула звучала весьма экзотично – «Либеральная Империя». Имелось в виду, что миссия России в XXI веке – нести «свет» либеральных ценностей окрестным народам и способствовать утверждению в сопредельных странах демократических стандартов.

Интересно, что, хотя и в крайне извращенной форме, идея эта, безусловно, воспроизводит исконный мессианский архетип. Однако главный приватизатор и электрификатор отказался от ее развития и пропаганды, поскольку что внешняя, что внутренняя политика Путина никак не совпадала с означенным вектором. И Чубайс счел за благо не экспериментировать.

Почему же «спаситель» России от распада, стабилизатор Владимир Владимирович сам не ощутил потребности в имперской идее? А потому, что он мыслил принципиально иными категориями.

Главный конфликт его правления – Государство против ЮКОСа – был вызван отнюдь не тем, что державники решили пресечь хищничество олигархов. И группа Путина, и клан Ходорковского рассматривали Россию как корпорацию, как акционерное общество.

Изначально Владимир Владимирович был нанят главными акционерами в качестве гендиректора. И они полагали, что президент будет действовать в соответствии с делегированными полномочиями. Однако тот сам решил стать одним из главных акционеров. И стал.

При этом его взгляды на то, как следует распоряжаться активами, фатально не совпали с мнением Ходорковского, Березовского и иже с ними.

Дело в том, что МБХ намеревался разменять российские активы на зарубежные и лично (вместе с рядом коллег) инкорпорироваться в мировую элиту, для представителей которой такие понятия, как государственный суверенитет, уже не существуют. Разумеется, вовсе не стремился он стать президентом РФ (в чем его обвиняли злопыхатели). Просто потому что РФ для него уже не было. Он видел только совокупность нефтегазовых активов, которые требовалось конвертировать во власть куда более высокого порядка, чем та, которую имеет хозяин Кремля.

Путин же был против дробления активов и жестко настаивал на том, чтобы его самого и его бригаду включили в мировую элиту в качестве «суверенных» акционеров АО «Россияния».

Взгляд на государство как на корпорацию проявляется в поступках и словах Владимира Владимировича сплошь и рядом. Поэтому и наследник его первым делом заявил, что «национальная идея» не нужна, а нужен, мол, набор неких принципов. Так и есть. Если речь идет о корпорации.

Но для того, чтобы ее сотрудники трудились более эффективно (одно из любимых слов Путина), конечно, требуются не только материальные, но и моральные мотивации. И для того, чтобы их включить, архетипы все-таки потревожили…

Русские против россиян

Гражданская война для России не аномалия, а форма существования. Более того, другой формы мы и не знаем. Впрочем, это отнюдь не означает, что война вечна. Просто должны быть устранены причины, ее питающие.

То есть либо мы сумеем наконец добиться синтеза Святой Руси и Третьего Рима – построим все же Святорусскую Империю, как называл нашу Родину князь Андрей Михайлович Курбский; либо идеалы обеих исконных моделей станут для нас неактуальны. Правда, в этом случае мы просто перестанем быть русскими. Большинство превратится в ни на что не годную массу, которую спишут со счетов. А меньшинство станет вполне пригодными для «дивного нового мира» общечеловеками.

Либералы начала 90-х если и не рационально, то на уровне инстинктов это понимали. А соответственно, борясь за наше «умиротворение», вполне закономерно разрушали национальную матрицу как таковую, методично глумясь как над всем святорусским, так и над третьеримским. Однако с приходом Путина произошел перелом.

Вот цитата из текста автора, относящегося как раз к тому периоду (опубликован в «Лимонке» № 142): «На polit.ru один из идеологов нового правления Виталий Найшуль нарисовал грандиозную картину готовящейся либеральной консервативной революции (извиняюсь за выражение). Он призывает обратиться к опыту доимперской Руси. Вполне откровенно констатирует, что все ресурсы уже поделены и за «материальный интерес», как при Ельцине, процесс организовывать не удастся. Делается вывод: надо включать моральные факторы путем актуализации архетипов. Во как! Раньше, глядя на Гайдара и ему подобных, можно было тешиться мыслью, что они, в силу врожденного идиотизма, реальных законов жизнедеятельности общества понять не в силах, а следовательно, обречены. Теперь все иначе. Если с архетипами они совладают, и люди, а главное менты и армейцы поведутся, процесс прочухивания ими собственной опущенности затянется. Но в то же время еще не факт, что всякие глубинные потоки удастся направить в заранее вырытое русло. Есть шанс перехватить инициативу…»

Жизнь подтвердила, что безнаказанно баловать с архетипами нельзя. За последние годы проявилось новое поколение националистов, мыслящих принципиально по-новому. Наиболее последовательные из них только себя считают русскими, а окружающее постсоветское население – «россиянами».

Эту интуицию необходимо осмыслить. Поскольку из нее вытекает в пределе, что гражданский конфликт может трансформироваться в «межэтнический».

Русские характеристики:

История. Живое ощущение включенности в историческую цепь поколений. Реальное чувство родства с героями нации самых далеких исторических эпох.

Государство. Аппарат РФ воспринимается как чуждая тираническая, тотально нелегитимная система подавления – узурпатор.

Свобода. Ощущается неотъемлемым свойством русского человека. Органично сочетается с чувством естественной солидарности со СВОИМИ. И проявляется, прежде всего, в праве самостоятельного принятия решений, определяющих жизнь личности.

Самоорганизация.Сегодня проявляет себя как сеть. Очевидно тяготение к формам военной демократии, воспроизводящим классические «варварские» образцы.

Ответственность. Развитое чувство ДОЛГА перед нацией, перед общиной, перед семьей.

Вера. Стремление обрести реальный духовный опыт. Неформальное, личностное отношение к сакральным аспектам наследия нации.

Сила. Культ физического здоровья. Требование к каждому СВОЕМУ уметь защитить себя, семью, нацию.

Россиянские характеристики:

История. Полное отсутствие исторического самосознания. Былое не вызывает никаких эмоций, воспринимается как нечто абсолютно постороннее и неактуальное.

Государство. Воспринимается как неизбежное зло. Зло при этом абсолютно легитимное, правомочное карать и миловать. Очевидная неправедность приговоров не провоцирует и тени сомнений в оправданности существующей системы.

Свобода. Не воспринимается как ценность. Вызывает тревожные ассоциации. Поскольку россиянин не способен на свободу, зато очень даже способен на произвол, он всегда готов делегировать право решений начальникам. Каковые призваны контролировать и обуздывать его саморазрушительные импульсы.

Самоорганизация. Практически не способны на таковую. Некоторые примитивные формы возникают, только когда затронут материальный интерес – обманутые вкладчики, дольщики и прочие объединения терпил.

Ответственность. Чувство долга отсутствует в принципе. Россиянин – тотальный индивидуалист. Любые обязанности воспринимаются им как бремя. Их исполнение обусловлено исключительно той или иной степенью устрашения (от угрозы голодной смерти до прямого административного принуждения).

Вера. Принципиальная неспособность на что-либо, кроме следования некоему набору общепринятых суеверий. Участие в традиционных обрядах без всякого желания проникнуть в их суть. В случае личных неурядиц возможны срывы – уход в тоталитарные секты. Они обеспечивают полную «свободу» от Свободы и сопряженной с ней ответственностью.

Сила. Тотальное безволие и неспособность мобилизовать себя для некой физической активности. Наплевательское отношение к здоровью, но панический (в силу того, что загнан в подсознание) страх перед смертью. Соответственно, стремление в случае осложнений «вылечиться» магическим способом, ничего не меняя в своем образе жизни.

Наследие предков

Характеристики можно множить. Но и так очевидно, что принадлежат они абсолютно несхожим этносам, находящимся в полярных фазах своего бытия. У одного подходит к финалу процесс деградации. Второй – в фазе пассионарного толчка.

Причем если россияне по своим характеристикам евразийский этнос, то русские – европейский. Причем европейский в изначальном, примордиальном смысле. В отличие от современных европейцев, радикально акцентирующих свою белую сущность.

Но русские дореволюционные и постреволюционные тоже были евразийским этносом, только живым, а не полудохлым, в отличие от россиян.

Таким образом, русские № 2 воспроизводят, судя по всему, матрицу еще домосковскую и даже домонгольскую – матрицу русов на пороге осознания себя Святой Русью. То есть совсем не так вышло, как мечталось Найшулю.

Разумеется, перечисленные характеристики принадлежат неким идеальным типам. В реальности носителей полного их набора не так много. Но очевидно, что сегодняшняя тенденция такова, что пропасть между двумя «этносами» углубляется.

Противостояние между русскими и предками «россиян» началось не сегодня. Оно идет буквально от начала Руси. Генерал Петр Краснов в своем романе «За чертополохом» набросал впечатляющее батальное полотно: «Русь двуликая, и в этом отличие ее от Запада. И буквально двуликая! Помню, мне моя мать это часто повторяла. И одно лицо – пьяное, широкие скулы, вздутые щеки, приплюснутый обезьяний нос, ноздрями вперед торчащий, рыжая, клочьями борода, длинный стан, длинные руки, короткие кривые ноги, пакостная ругань на устах, вши в волосах, колтуном торчащих, блохи и клопы на теле. Пьяная, грязная бедность в избе, и глупое бахвальство, и тупость, до анархизма доходящая. Разве не читали мы про такого мужика? Разве не из этих кретинов-мужиков народились все те, которые валили трон и издевались над религией? У него и подруга была соответствующая. Пьяная, вечно брюхастая баба, круглоликая, циничная, грубая, и такая же грязная, как и ее обладатель… Такой видел я Русь на многих картинах, о такой читал, и эта Русь, голодная, металась в двадцатых годах, и гибла от голода и болезней, и падала под огнем пулеметов… Но, господа, есть и другая Русь… Вижу я и очи соболиные, и прямые и тонкие носы, и брови, сросшиеся на переносице, и губы, твердо сжатые, вижу я и это железное упорство в работе, храбрость непреодолимую, мужество, терпение, выносливость! Тот же мужик, та же изба, а все не то. И хозяйка не та. Красивая, стройная, ловкая. Глазом поведет – сердце остановит… Та Русь – отчаянная и отчаявшаяся, та Русь – никчемная, гнилая, трухлявая, сегодня отречется в угоду царям от своей веры, завтра пойдет за кем угодно, послезавтра и Бога оставит. Сегодня кличет своему выборному вождю: «Веди нас!» Завтра кричит уже: «Долой!» Но не она – Россия. Россия прекрасная, сильная – это та, вторая Русь. Она создала богатырей киевских, что заставами стали по всей Святорусской земле, боролись с Соловьями-разбойниками, истребляли Идолище Поганое, освободили Русь от татарвы неистовой. Та пьяная, никчемная Русь роднилась с татарами, кланялась им и служила. Из этой, нарядной и красивой, Руси сложился прекрасный быт Святорусской земли, с ее соколиными охотами, садами тенистыми, теремами высокими, любовью крепкой и святой и верой православной. Она писала «Домострой», чтобы обуздать ту пьяную, паршивую Русь, она создала «Слово о полку Игореве», памятник красоты неописанной. Она строила кремли, она создавала Василия Блаженного, и она же рубила головы той, первой, Руси. Русь – это борьба. И не борьба классов, не борьба феодалов с вассалами, а борьба брата на брата, подвохи и доносы бояр на бояр, пускание красного петуха и борьба деревни против деревни, семьи против семьи. И Русь благородная всегда, в конце концов, побеждала».