Текст книги "Байки старого психиатра"

– Доктор, везите ее в больницу! Везите, везите обязательно! – категорично потребовала мама.

– Мама, мама, ну не надо! – слезно попросила Ева. – Ну, пожалуйста!

– Так, все, я сказала, давай, одевайся без разговоров, не забывай телефон и ноутбук! – осталась непреклонной мама. – Сумку я тебе уже собрала!

– К сожалению, ничего этого брать нельзя. И сразу сережки сними, пожалуйста. Если есть цепочка, то и ее тоже. Там любые ценности запрещены.

Услышав это, Ева окончательно разрыдалась.

– Ну, все, все, Евочка, давай собирайся, – как можно мягче попросил я.

Жалко мне было девчонку. Искренне, по-человечески жалко. Но отговаривать от госпитализации я все-таки не стал. Ведь не забери мы ее в стационар, она могла бы уже по-настоящему лишить себя жизни. И тогда был бы мне прямой путь на скамью подсудимых за оставление в опасности.

Вот на этом и закончилась моя смена. С переработкой, разумеется. И была она не просто большой, а неприлично большой: аж почти два часа.

В позднем автобусе народу немного. Лица большинства людей усталые, но без утренней суровости, все мирно и спокойно.

А дома, после ужина, заварил я чаек из мелиссы, зверобоя и розмарина. Нервное напряжение ушло, на душе потеплело и захорошело. И вечер наш получился замечательным. Впрочем, как и всегда.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Странная пациентка

С утра пораньше беда у меня случилась. Потеря невосполнимая. А как вышло-то? Нужно мне было по пути на работу мусор выбросить. Перчатки не надел, а в той же руке понес, что и пакет с мусором. Ну и надеюсь, поняли вы дальнейший ход событий? Правильно, вместе с мусором и перчатки полетели. Одна-то из них на поверхности осталась, я ее сразу достал, а вот другая за контейнер улетела. Но ведь не станешь же двигать его, рискуя попасть в поле зрения знакомых. В общем, так и распрощался я с новенькой, кожаной перчаткой.

Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ну и за каким лешим, спрашивается? Пресными, бесполезными и бестолковыми они стали. В этот раз после доклада старшего врача выступил главный фельдшер Андрей Ильич. Рассказал он нам про порядок обращения с медицинскими отходами. И было его повествование чрезвычайно увлекательным и интригующим. Аж скулы сводило от неподдельного интереса. Хотел я, было, просить его на «бис» выступить, но побоялся, что коллеги поймут меня неправильно и физиономию начистят.

Вышли подымить мы с фельдшером Николай Николаичем.

– Слыхал, Иваныч, как Тамара Петровна-то попала? – спросил меня Николай Николаич.

– Что, опять, что ли?! – изумился я. И было отчего. Петровна – это дезинфектор наша, дама семидесяти с чем-то лет, регулярно попадающая в приключения. Финансовые. Потому как кредиты она очень любит. В смысле брать и тратить. А вот отдавать как-то не очень. Видать, как только представит, что выплачивать придется, да еще и с процентами, так с души воротит. Вот она и не платит. Принципиально.

– А то! Но в этот раз веселей получилось. Занесло ее в салон красоты.

– И каким же ветром?

– А вот слушай. Купилась она на какую-то программу по омоложению. Надули ей в уши, что безо всякой пластики, а только особой косметикой, скинет она с себя лет триста. Гарантированно, разумеется. Удовольствие, конечно, не из дешевых, но вы, говорят, будущая девушка, не переживайте. Вы, говорят, распишитесь вот здесь и ни о чем не думайте. Ну, она и расписалась. На свою крашеную голову. В общем, повесила она на себя кредит, почти на восемьдесят тысяч.

– Ну так, наверное, можно через суд его расторгнуть?

– Можно-то можно, да ведь в суд еще и обратиться надо. Чего ты без адвоката сделаешь-то? А эти господа, сам понимаешь, бесплатно могут только послать подальше.

– Дааа, ну Петровна и затейница! Значит, все по новой начинается: войны с коллекторами, пирожки в долг…

– Ну, ей не привыкать!

После 08:00 большинство бригад разогнали по вызовам. Остались только мы да педиатрическая бригада. Тихо стало, только телевизор что-то бубнит ненавязчиво.

– Господи, в кого же нас превратили? – грустно сказала врач-педиатр Зинаида Александровна. – Ведь это же уму непостижимо, чтобы педиатрическую бригаду гоняли на все подряд! Я тут не поленилась, посчитала за прошлую смену, получилось пятьдесят шесть процентов непрофильных вызовов. Ведь больше половины, ну куда это годится-то? Да ладно бы просто непрофильные, я готова смириться, но зачем нам пьянь-то давать? И спорить бесполезно, как об стенку горох. Нет, раньше такого никогда не бывало.

– Да, Зинаида Александровна, согласен с вами полностью. У нас такая же картина. Но ведь все исходит от главного. И пока он свою политику не изменит, все будет оставаться по-прежнему. А он ее точно не изменит, он же упертый до крайности. Ни за что не свернет и неправоту свою не признает.

– Да хоть бы Надежда Юрьевна вмешалась, что ли? Вон на других-то скорых, начмед – царь и бог!

– Нет, этого мы точно не дождемся. Наша Надежда Юрьевна ему полностью подчинена. Она даже пискнуть против не посмеет, а только в рот ему заглядывает.

Вот и первый вызовок прилетел. Поедем на психоз к агрессивной больной двадцати трех лет. Ладно, сейчас на месте разберемся, если что, полицию вызовем.

На домофон не ответили, пустили из другой квартиры. А толку-то? За нужной дверью тишина, никто не открывает.

Громко щелкнув замком, вышла пожилая соседка и недовольно спросила:

– Вы к кому приехали-то? К этим шаболдам, что ли?

– И кого же вы называете этим чудесным словом?

– Ну, кого? Вальку со Светкой, конечно! Мама с дочкой, две алкашки и <жрицы любви>! На кой черт им скорая-то потребовалась? Обе здоровые, как кобылы! Всю ночь сегодня гуливанили, а с утра пораньше умотали куда-то.

Все понятно. Вот он, классический ложный вызов. И, само собой разумеется, что его автора никто искать не будет.

Дали дежурство на угрозе теракта. Опять школу «заминировали». Да, именно «опять». Вчера и позавчера три школы эвакуировали. И ведь такое не только в нашем городе, а чуть ли не по всей стране творится. Прямо эпидемия какая-то. И почему-то думается, что тут не школяры развлекаются, а кто-то посерьезнее действует. Искренне надеюсь, что найдут моральных уродов, накажут образцово-показательно и причиненный ущерб взыщут. Ну что, постояли полчасика, а потом благополучно отпустили нас. До следующего раза.

Следующим вызовом был психоз у женщины пятидесяти восьми лет. Только подъехали к «хрущевке», как к нам подошла озябшая женщина средних лет и возмущенно сказала:

– Здравствуйте! Я – ее сноха. Она мне позвонила сегодня утром и говорит, мол, у нее в стиральной машине черт завелся. Допилась, тварина! Она же пьет, как лошадь, вообще не просыхаючи! Уж раз десять, наверное, лечилась! Сколько денег мы переплатили, а все без толку!

Больная, женщина весьма потрепанного вида, с плохо осветленными волосами, была радостно-возбужденной.

– О, здрасссьте! Вы кто, врачи, что ли?

– Да, как видите. Пойдемте, присядем, побеседуем.

– Да зачем беседовать-то, пойдемте на кухню, я вам чего покажу! Вы такого никогда не видели!

Что ж делать, пришли.

– Вот, смотрите! – торжественно сказала она, показывая на стиральную машинку с открытой дверцей. – Видите?

– Видим белье какое-то разноцветное. И чем же вы нас хотели удивить?

– Да при чем здесь белье-то?! Вы посмотрите, как следует, вон, черт там сидит! Че ты меня передразниваешь-то, ты, урод рогатый?! Ща, погоди, ща тебя достанут, сволочугу! Нет, а че ты мне свой член-то показываешь, ты <обнаглел>, что ли?! Я себя не на помойке нашла, чтобы таким, как ты, давать! Ты сначала, рожу свою умой, падаль! Ага! Да! Хватит уже кривляться-то!

– Ну что ж вы так грубо-то? А может у него к вам искренние чувства?

– Да пошел он на фиг со своими чувствами!

– Алла Дмитриевна, давайте немного отвлечемся от чертей…

– Ща, погоди, погоди. Ннна, <гомосексуалистище>! – и больная с силой пихнула ногой в нутро стиральной машины.

– Так, все, хватит! Вы последний раз когда выпивали?

– Сегодня утром. У меня оставалось чутка от вчерашнего. Грамм сто, не больше. Я же сначала думала, что глюки у меня. Дай-ка, думаю, похмелюсь, может, пройдет? Ну и что, выпила, а ничего не прошло. Значит точно не глюки. Так вы же и сами его видели! Вам что, получается, тоже мерещится?

– Видели-не видели, а в больницу поехать вам все равно придется.

– Да-а-а?! Вооон вы чего захотели, оказывается?! Вы, как в тридцать седьмом, что ли, на «воронке» меня увезти хотите?! Может, уж и расстреляете сразу?!

– Алла Дмитриевна, да никто вас не собирается расстреливать. При чем здесь тридцать седьмой?

– На… ты их вызвала, <самка собаки>?! Как тебе не стыдно, тварь?! Ты и Андрюшку-то против меня настроила, теперь и он в твою дудку дует! Я знаю, вы уже все продумали, вам квартира моя нужна! Меня упечете, а сами тут хозяйничать будете?! – ополчилась она на сноху.

– Алла Дмитриевна, хватит, успокойтесь, пожалуйста! Давайте, одевайтесь и поехали! В больницу вы поедете в любом случае. Сколько можно повторять-то?

– Да поедем, поедем! Что я, с вами, троими мужиками, драться буду, что ли? Знаю я, чем вы занимаетесь! Вы квартиры у людей отнимаете! Вот только со мной вы прокололись, не на ту напали! Я вас всех пересажаю! Вы еще в ногах у меня будете валяться!

Эх, если б исполнялись все угрозы наказанием, то нас бы давно уже к пожизненному расстрелу приговорили. А что касается чертей, то больные их сейчас нечасто видят.

Можно бы и пообедать, а то на желудке как-то пусто и неуютно. Но нет, еще вызов дали. Поедем к пьяному телу мужского пола, которое возле магазина лежать изволит.

Небритый мужичонка с опухшим лицом, одетый в грязно-серую потрепанную куртку, не лежал. Он сидел на корточках и вел монолог на своем родном, алкоголическом языке. Мои Гера с Толей подняли его и с грехом пополам в машину завели.

– Здравствуй, уважаемый! Как тебя зовут-то? – предпринял я попытку наладить речевой контакт. Но безуспешно. Ответом было лишь неразборчивое бормотание и непонятные знаки руками. Все понятно. Глухонемой мальчик объяснил жестами, что его зовут Хуан. В общем, спрашивать его о чем-то было совершенно бесполезно. Так и свезли в вытрезвитель[18]18
  Вытрезвителем мы для краткости называем «Пункт оказания помощи лицам, находящимся в состоянии алкогольного опьянения и утратившим способность самостоятельно передвигаться». Он размещен на базе наркологического отделения. И тем не менее специализированная наркологическая помощь там не оказывается. Все доставленные туда граждане регистрируются, и у них проверяется алкоголь в выдыхаемом воздухе. Ну а дальше, все происходит очень просто: проспался – ступай себе с миром и до новых встреч! – Прим. авт.


[Закрыть] как неизвестного.

Вот и обед разрешили. И по пути купил я чипсы, бутылку «Колы» и почему-то мармелад жевательный в форме червячков. Хотя раньше всего этого терпеть не мог. Но тут захотелось нестерпимо. Но это желание у меня не просто так возникло, его моя дочь спровоцировала. Звонила она мне тут на днях, сказала, что Вику, внучку мою, отругала очень серьезно за любовь к чипсам и газировке. Ну вот, а после того разговора твердо решил я этого вредного дела испробовать. Когда я с покупками сел в кабину, водитель Володя изумленно посмотрел на меня.

– Иваныч, вы чего это, в детство впали? – спросил он.

– Нет, Володя, я из него не выпадал, – ответил я.

Ну а после обеда, дружно приняли мы горизонтальное положение.

В четвертом часу вызов дали: психоз у больной двадцати трех лет. Смущает только, что она сама себе вызвала. Ну ладно, сейчас приедем, разберемся.

В прихожей нас встретила чуть полноватая девушка с приятным, располагающим к себе лицом.

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! – доброжелательно сказала она. – Я сама к себе вас вызвала, уж извините, что работы вам задала.

– Ничего страшного. А что с вами случилось?

– У меня непрерывно текущая, параноидная шизофрения. Полтора года назад мне ее поставили, я за это время три раза в больнице лежала.

– А в чем она у вас выражается?

– В основном – это «голоса».

– Они всегда есть или прекращаются на какое-то время?

– Да почти всегда есть. Они голове у меня, псевдогаллюцинации. Просто обычно я их стараюсь не замечать, они как бы смазанные получаются, невнятные. А со вчерашнего вечера появился мужской голос, грубый такой, наглый, что ли. То угрожает, то зовет куда-то, а то, просто мои действия комментирует. Ну и еще очень неприличное говорит, уж извините, я не буду пересказывать. Но у меня нет чувства, что эти «голоса» мне кто-то вкладывает. Я понимаю, что проявление болезни.

– Так, а вам ничего не видится?

– Вы имеете в виду зрительные галлюцинации? Да, бывают. Какие-то черные силуэты боковым зрением замечаю.

– Хорошо, ну а почему ваша шизофрения параноидная? У вас что, есть бред?

– Да, есть. Хотя, я бы сказала, что это даже и не бред, а навязчивые мысли о преследовании. Я научилась с ними жить и им не отдаюсь. Я умею отделять нормальные мысли от бредовых.

– Скажите, а вы кто по образованию? – поинтересовался я, удивившись, насколько свободно и правильно, больная использует психиатрическую терминологию.

– Нет, я не медик. Просто я очень много читала о моей болезни. А по специальности я товаровед, но вообще не работала. Мне как-то некомфортно в коллективе.

– То есть сейчас вы не работаете?

– Ну, как сказать… Я торты пеку на заказ.

– А с кем вы живете?

– Вдвоем с мамой.

– И какие у вас отношения? Не ссоритесь?

– Нет, что вы! У нас очень хорошие отношения.

– А мама знает, что вы нас вызвали?

– Разумеется, знает. Я от нее ничего не скрываю. Мы друг другу доверяем.

– Ну, хорошо, а что вы от нас хотите?

– В больницу, конечно. Мне нужно острые явления убрать, иначе боюсь, что сама не справлюсь.

– А вы что-то принимаете?

– Да, принимаю <названия>, но они мне перестали помогать.

– Ну а почему вы в диспансер не обратились, а скорую вызвали?

– Потому что мне побыстрее в больницу надо.

– И последний вопрос: как вы впервые попали к психиатру?

– Да просто, сама пришла. Рассказала про голоса и мысли. Ну и госпитализировали меня.

Нда… Какая-то не совсем обычная картина здесь вырисовывается. Нет, сохранность критики к галлюцинациям нельзя назвать уникальным явлением. Однако те, кто страдает шизофренией, даже несмотря на осознание своей болезни, во власть обманов восприятия все-таки отдаются. А уж полная критика к длящемуся бреду, выглядит, мягко говоря, неправильно. Ведь бред, в отличие от заблуждений, всегда подобен каменной глыбе, которую так просто не разобьешь и с места не сдвинешь. И критика к нему возникает отнюдь не сразу, а лишь ретроспективно, постепенно, осторожными шажочками. Ну а кроме того так и остался без ответа вопрос: куда подевались негативная симптоматика и расстройства мышления?

В общем, свезли мы больную в стационар. Ее согласие и формальные основания для госпитализации были, а скепсис мой, как говорится, к делу не пришьешь. Будем надеяться, что коллеги разберутся в диагностических перипетиях.

Вот и еще вызов. Поедем на больной живот к женщине сорока двух лет.

Грязная, захламленная и вонючая однокомнатная квартира в «хрущевке». Развеселая компания из двух поддатых дам и одного, не менее поддатого господина. Все трое – неопределенного возраста, с яркими признаками хронического алкоголизма на обрюзгших лицах.

– Кааароче, слушайте сюда! – требовательно заявила одна из дам, с заплывшим глазом. – Этот <средство предохранения> меня избил! В живот ногой ударил! Он мне, наверно, там все порвал!

– Слышь, ты че, э?! <Зачем> ты меня сдала-то?! Я же извинился перед тобой, ты, овца! – экспрессивно ответил оскорбленный господин.

– Так, а ну, успокоились все, пока я вас по разным углам не раскидал! – рявкнул фельдшер Гера, внушительно возвышавшийся над худосочными алкоголиками.

– Все, все, командир, без базара! – примирительно сказал господин.

Ну и что мы имеем? При пальпации живот мягкий, несколько вздут, умеренно болезненный. Давление 110/70 мм, свое привычное не знает.

– Вы уж в ментовку-то не сообщайте, не надо, – попросила меня пострадавшая. – Это я так, вгорячах сказала, что он меня бил.

– Да, командир, не надо, прошу, я ведь только освободился! Иначе меня закроют сразу! – слезно попросил меня виновник.

– Посмотрим, – неопределенно ответил я.

Ну и свезли мы ее в хирургию. А в полицию я все-таки сообщил. От греха подальше.

Следующий вызов был срочным: падение с высоты мужчины шестидесяти лет.

Приехали во двор девятиэтажки. К сожалению, наша помощь уже не требовалась. Тело лежало лицом вниз. Из открытого окна пятого этажа свисала часть связанных простыней. Другая часть лежала неподалеку от покойного.

Одна из женщин, стоявших неподалеку, рассказала, зябко поеживаясь:

– Это сосед наш, Николай. Он с дочерью и зятем жил. Пил по-черному, каждый день пьяный-сраный. Измучил он их. Так-то он тихим был, не скандалил никогда, но ведь не следил за собой, вечно грязный, вонючий, не соображал ничего. А сколько он у них вещей пропил! Мне Лена, дочь его, то и дело жаловалась. Буквально вчера говорила, что он газ открыл, а не включил. Хорошо, что заметили вовремя! Уж они его и лечили, и кодировали, а все без толку. А сегодня заперли они его и ушли.

– Мой муж как раз с собакой гулял, а он кричал ему с балкона, просил три фанфурика в аптеке купить. А уж потом он простыни связал и спуститься хотел. Ну и спустился… – сказала другая женщина, державшая на руках маленькую дрожащую собачку.

Вот и отмучился Николай. И близких своих отмучил. Накрыли мы его тело одноразовыми простынками и на попечение полицейских оставили.

Велено в сторону Центра следовать. Ну что ж, следуем. Нет, как и ожидалось, доехать нам не дали. Вызов пульнули. Поедем на психоз к мужчине шестидесяти восьми лет.

В прихожей нас встретила разгневанная, раскрасневшаяся женщина.

– Так, забирайте его в психушку, сейчас же! – без предисловий потребовала она. – Да это что такое, в конце концов?! Нажрался пьяный, как свинья, весь туалет обоссал и чистыми полотенцами стал вытирать!

– Успокойтесь, пожалуйста! Он вам кем приходится?

– Да свекор он мне! Он уже до «белки» допился! Вы даже не представляете, что он творит! Вон, посмотрите, без штанов ходит, писюном трясет! Скот поганый!

Да, почтенный седовласый господин был действительно без штанов. Но их отсутствие его, похоже, нисколько не смущало. Как ни в чем небывало, он стоял посреди комнаты и что-то смачно прихлебывал из огромной кружки.

– Здравствуйте, уважаемый! Как дела?

– Ааа, здорова! Все нормально! – благодушно заулыбался он. – А чегой-то вы приехали-то? Надьке плохо, что ли?

– Да нет, с ней все хорошо. А с вами что происходит? Почему вы без штанов?

– Дык, а чего такого-то? Я же не на улице! Кого мне стесняться-то? Надьку, что ли? Можно подумать, она… не видела!

Сказав это, он вдруг самодовольно улыбнулся, подбоченился и запел дурным голосом:

Паренек кудрявый

Прошептал три слова

И увел девчонку

От крыльца родного!

– Так, дружище, а ну, быстренько прекратил и штаны надел! – грозно пробасил фельдшер Гера. – Быстро, я сказал!

– Дык я же их обоссал, как я их надену-то? – беспомощно развел он руками. – Надь, ну дай мне какие-нибудь штаны-то!

– Да на, на, давай собирайся уже! – сказала женщина, сунув ему брюки.

– А куда ему собираться? – спросил я, заранее предчувствуя скандал. – Никуда мы его не повезем.

– Что значит «не повезем»? – опешила она. – Так вы его оставляете, что ли?!

– Да, оставляем. Для госпитализации оснований нет. С чем мы его повезем? С алкогольным опьянением?

– Да вы чего говорите-то?! У него же белая горячка, вы не видите, что ли?!

– Никакой белой горячки у него нет. Это простое алкогольное опьянение.

– Ну, знаете, что, если он что-то натворит, то я на вас в суд подам!

– Вот и ладненько. Вот и договорились. До свидания и всего вам хорошего!

Ну что, до конца моей смены остается семнадцать минут. Уж наверняка велят на Центр приезжать. А вот и ничего подобного! Еще вызов дали: в первом наркологическом отделении у мужчины сорока четырех лет психоз случился. Вот ведь гадский случай, придется везти его в отделение острых психозов на другой конец города! Здравствуй, очередная переработка!

Дрожащий, с испуганным лицом, худощавый мужчина, сидевший в сестринской, затравленно уставился на нас.

– Вот, Дима вас дожидается, – сказала пожилая медсестра.

– Здравствуй, Дим. Что случилось? Почему ты дрожишь?

– Ха, задрожишь, если тебя на ножи захотят поставить!

– А кто?

– Они из Дагестана приехали. Десять человек сюда зашли и начали искать меня по всем палатам. Если б не медсестра, то мне бы уже <конец> пришел!

– И что же ты такого натворил? За что тебя на ножи-то ставить?

– Да короче, я на следствии пацанов сдал, подельников своих. Но отсидел я ровно, никто мне ничего не предъявлял. Братва поняла, что не по своей воле я раскололся. А теперь вот началась движуха…

– Все понятно. Давай, Дмитрий, бери свои вещи и поедем с нами в другую наркологию.

– А куда, на Кубанскую, что ли?

– Да, именно туда.

– Не, да вы чего?! Да меня же там сразу грохнут, даже доехать не успеем! В этом районе пацаны живут, вообще безбашенные!

– Не переживай, Дим, те пацаны по сравнению с моими орлами, просто жалкие клоуны! В случае чего, Гера с Толей их враз раскидают! И скажу тебе по секрету, у нас огнестрельное оружие имеется. Ведь мы же бригада не простая, а специализированная, можно сказать, скоропомощной спецназ!

Вот и закончилась моя полставочная сменка. И на этот раз переработку я оформил, как положено. Старший врач Александр Викентич покривился недовольно, но на меня это не произвело никакого впечатления.

Ну а дома меня как всегда ждали вкусный ужин и душевное, уютное тепло. И кстати, про чипсы и газировку я супруге не стал рассказывать. От греха подальше.

Все фамилии, имена, отчества изменены.