Текст книги "Байки старого психиатра"

Трудный диагноз

Анастасия, сорок лет. По образованию биолог, преподает в колледже. Не замужем, детей нет.

Уже как два года была она пленницей алкоголизма. Нет, светлые промежутки свободы, конечно, возникали. Вот только длились они недолго, один месяц максимум. Почему так мало? Да просто тяготилась Анастасия вольной жизнью. В пьяном угаре она неизмеримо более комфортно себя чувствовала. А развился этот тяжкий недуг от того, что однажды, будучи в тоскливо-упадническом настроении, решила она винца выпить. И так ей понравилось, что, не раздумывая, отдалась зеленому змию, сделав его верным спутником жизни.

На работе свои близкие отношения с алкоголем скрывала тщательно, трудовую дисциплину соблюдала безукоризненно. Поэтому никто даже и помыслить не мог, что уважаемая Анастасия Сергеевна является хронической алкоголичкой. Но так продолжалось ровно до той поры, пока не появился похмельный синдром. По утрам становилась так худо, что весь белый свет был не мил. Так что без опохмела ни о какой работе даже и речи не шло. Но это еще полдела. Ведь алкоголь-то имеет привычку разлагаться. А это значит, что для поддержания более-менее комфортного состояния, нужно добавлять еще и еще. И стала Анастасия брать с собой плоскую чекушечку, периодически причащаясь в туалете. В последнее время даже и посреди занятий покидала аудиторию с этой целью. Дабы не быть замеченной, пользовалась духами и жевачками, стараясь ни к кому не приближаться. Да она и не была общительной, ни с кем из коллег доверительных отношений не поддерживала, ни в каких совместных мероприятиях не участвовала. Ну а придя домой, напивалась так, что окончания дня совершенно не помнила. Нет, не нуждалась она в собутыльниках, а потому, пила исключительно в одиночку. И вообще, Анастасия не доверяла людям, ко всем окружающим настороженно относилась. По этой причине коллеги считали ее «странненькой дамочкой».

А в последнюю неделю все пошло как-то не так. Балансировала она на грани провала. Вести занятия стало тяжкой обузой. Как-то дала студентам самостоятельную работу, а пока те ее выполняли, взяла да заснула, подперев голову рукой. Потом отпустила группу раньше положенного. И все это не осталось незамеченным. Вызвала ее к себе заместитель директора. Сказала, мол, какая-то вы не такая в последнее время, Анастасия Сергеевна. Вы заболели, что ли? И посмотрела так, будто знает всю ее подноготную. Ну а той, что оставалось? Ответила, что да, нездоровится мне. На другой день больничный взяла с твердым намерением выходиться. Понимала Анастасия, что надо бы ей «прокапаться», вот только денег на это не было. Да и откуда им взяться? Ведь пагубная страсть требовала расходов, а до дешевых «фанфуриков» она пока не докатилась. Ну а кроме того, велика ли зарплата-то у педагогов? Так, слезы одни. На такой доход особо не размахнешься.

По собственному опыту Анастасия знала, что первые три дня будет особенно тяжко. Просто надо терпения набраться, собрать волю в кулак и перетерпеть. Тошнило ее, бросало то в жар, то в холод, дрожали не только руки, но и вообще все тело. Да еще и какие-то непонятные страхи мучали. Поспать бы, чтоб во сне эту абстинентную бурю пережить. Но вот сна, как назло, не было. Забудется на пару часов и просыпается, мучимая очередным кошмаром. А при пробуждении страх наваливается. Казалось, будто вот-вот из темноты нечто жуткое появится. И стала она только при свете спать. Причем свет включала во всей квартире, чтоб никаких темных уголков не оставалось.

Утром третьего дня, Анастасия не спала с пяти часов. Прислушалась к себе: не лучше ли стало? Вроде бы и получше, но все-таки ни о какой работе пока и речи быть не могло. И вот с новой силой навалился страх. Обдал холодной волной, заставляя вздрагивать от любого шороха. Отовсюду исходила явственная угроза. «Что-то будет. Сейчас что-то будет», – грозно предупреждало предчувствие.

Утверждение «мой дом – моя крепость», больше не работало. Ощутила Анастасия свою полнейшую беззащитность. «Букашка я несчастная. Сдует или смоет меня. Раздавят или сожрут. Исчезну с лица земли в мгновение ока, и никто обо мне не вспомнит», – думала она, снедаемая страхом.

Вот, вроде бы что-то промелькнуло. Вздрогнула она, сердце бешено заколотилось, руки-ноги мгновенно похолодели. А нет, показалось. Но расслабляться нельзя ни на минуту. Опасность, кругом опасность. Так, все, надо отвлечься и чаю попить. А вот есть не хотелось совершенно. Сварила вчера куриную лапшу, съела несколько ложек и все на этом.

Открыла воду, чтоб чайник налить и услышала какое-то неясное мужское бормотание. Закрыла кран, и тут же все прекратилось. Внезапно в голове раздалась неприятная громкая музыка. Будто наушники вставили. Она даже уши потрогала: может, надела да забыла? Но нет, разумеется, никаких наушников не было. Что такое-то? Что вообще происходит?! Музыка переросла в невыносимую какофонию, а та перешла в механический звук, напоминающий «жу-жу-жу». И вот, наконец, все стихло. «Это что за издевательство? Такое чувство, будто кто-то специально мне транслирует эти звуки, чтобы с ума свести. Но кому это нужно? Совершенно все непонятно».

Вдруг по полу поползли плоские изображения средневековых рыцарей. Яркие, отчетливые, детализированные. «Это как же так делают-то? – в полнейшем недоумении думала Анастасия. – Через проектор, что ли, показывают? Но кто это, и как они очутились в моей квартире?». Встала, прошлась, все тщательно осмотрела. Но нет, не увидела никого и ничего постороннего. «Наверное, с улицы проецируют! – догадалась она. – Так это что, получается, значит, я у них как на ладони?».

Чудеса тем временем продолжались. Из кухни вышла ее бабушка, умершая девять лет назад. Да, вот так просто и обыденно, взяла и вышла. Но была она совсем не такой, как при жизни. Не внешне, нет. Всегда мягкая и добрейшая, теперь она являла собой полную противоположность. Во взгляде ненависть, лицо злое, кулаки сжаты.

– Бабуль, ты откуда взялась? – спросила не своим голосом Анастасия.

– Какое твое собачье дело, откуда? Ну-ка, давай собирайся живо и пойдем со мной!

– Куда, бабуль? Ты почему такая злая?

– Настька, кобыла драная, если не прекратишь болтать попусту, я из тебя душу выбью!

– Нет, никуда я с тобой не пойду! Уходи отсюда сейчас же!

После этого, разразившись циничными оскорблениями, бабушка прошла в угол и исчезла.

«На «глюки» совершенно не похоже: все совершенно реально. Так, в следующий раз надо сфотографировать», – решила Анастасия. Но ее размышления прервало новое явление. Из стены в комнату проникло нечто бесформенно-желеобразное, похожее на большую медузу. В голове раздался мужской голос, который повелительно сказал: «Смотри, Настя!». Тут же стена исчезла, и ее взору предстали двое подростков лет пятнадцати. Фоном была уныло-серая, холодная равнина, без единого следочка зеленой растительности.

– Мама, здравствуй! Это мы, твои нерожденные дети – Вася и Ваня.

– Что вам от меня нужно?

– Мамочка, приходи к нам, пожалуйста! Нам без тебя очень плохо!

– А где вы сейчас, что это за местность?

– Мамочка, приходи, мы тебе все покажем. Нам здесь очень холодно, мы есть хотим!

Сильнейшим усилием воли Анастасия заставила себя отвернуться. И, о чудо, видение тут же пропало, и стена вернулась на свое место! Решила прилечь, закрыла глаза и заставила себя расслабиться. Но не тут-то было! Началось красочное сновидение наяву. Да, именно наяву, поскольку Анастасия не спала. Но и прогнать от себя прочь этот псевдосон она была не в состоянии.

Появились огромные черные ворота с каббалистическими знаками. За ними простиралась огромная площадь с расположенными в шахматном порядке плитами. На каждой из них, выбиты буквы «ММ». «Mеmеntо mоri – помни о смерти», – догадалась она. Перед площадью была река, но текла в ней не вода, а нечто густое и вязкое. На берегу стояла худенькая женщина во фланелевом халате. «Надо же, халат и тапки, прям как у меня! – с удивлением отметила Анастасия. Стоп, так ведь это вроде бы я? Точно я! А может, это моя душа? Нет, если моя душа там, то чем же я сейчас думаю? Мой двойник, что ли?». Тем временем Настина дублерша разделась, вошла в эту реку и поплыла. Но видно было, что субстанция не отпускает ее, не дает на берег выбраться. «А ведь если она утонет, значит, и я погибну?» – осенило ее, и она в панике задрожала. Но нет, на помощь пришли ее отец и почему-то сосед по подъезду. Они протянули руки и вытащили. Уфф, какое же это счастье: знать, что жизнь продолжается!

Сюжет неожиданно поменялся. Теперь появился больничный коридор. Мужчина в белом халате везет на каталке мертвеца. «Ой, да ведь это же папа! Папа, папочка умер!» – обрушилась на Настю страшная догадка. Неведомо каким образом узнала она, что причиной смерти стал инфаркт. Так, надо срочно маме звонить! Вот только как выйти из этого сноподобного состояния? Мир страшных грез не хотел так просто отпускать. Но вот, все побледнело, заколыхалось, как в мареве и пропало. Анастасия схватила телефон.

– Мама, мама, папа умер! – закричала она, давясь слезами.

– Настя, да ты что?! Что с тобой творится-то?! Ты с ума сошла, что ли?

– Мама, да я серьезно говорю, что умер! Инфаркт у него!

– Настя, папа здесь, рядом со мной! Очнись уже! Ты опять напилась? У тебя белая горячка, что ли?

– Так что, серьезно он жив?

– Настя, может тебе скорую вызвать?

– Нет-нет, не надо, я сама во всем разберусь!

– Ну, хорошо, ладно, тогда приезжай к нам!

Но это предложение оказалось без ответа. Анастасия решительно отключила телефон: сначала нужно трезво во всем разобраться. Нет, первым делом надо в аптеку сбегать, купить что-нибудь успокоительное. Надеялась она, что на улице, на людях, ей не будет так страшно. Но, к сожалению, все оказалось не так. Окружающий мир переменился, стал мрачным, холодным, враждебным. Лица прохожих недобрые, взгляды буравящие. Она почти бежала, стараясь ни на кого не смотреть. Когда дорогу переходила, чуть было сознание не потеряла от страха. Казалось, что бешеный транспортный поток специально нацелен раздавить ее, в мокрое пятно превратить.

Только переступила она порог своей квартиры, и, как по заказу, в голове заиграла какая-то дурацкая музыка. А самое ужасное заключалось в том, что защититься от этого нельзя никак. Уши не заткнешь, не убежишь и не спрячешься. Куда ты от собственной головы-то денешься?

Анастасия пришла к окончательному выводу, что все происходящее – это чей-то злой умысел, четко спланированные действия по разрушению ее психики. Нет, она не воспринимала всерьез ни магию, ни прочую чертовщину и мыслила исключительно рационально. А потому, была твердая уверенность в том, что на нее воздействуют дистанционно, используя какую-то технику.

И тут раздался голос:

– Я Рубикон-2! Ну надо же, какие у тебя, дуры, умные мысли! Не ломай голову, идиотка, мозги вывихнешь!

– Ты кто, вообще? – вслух спросила она.

– Мы – эльфаеры, умеем проходить сквозь стены и показывать виртуальную реальность. Мы хотим над тобой издеваться и глумиться!

– Хватит врать! Лучше скажи, где ваша установка, через которую вы все передаете?

На смену Рубикону пришел женский голос:

– Настюха, приходи к нам в семьдесят восьмую квартиру. Мы тебя ждем!

Идти туда было непередаваемо страшно. Ведь неизвестно, кто там находится и какие у них намерения. Но нет, для того чтобы расставить все точки над «i», Анастасия решилась и поднялась на пятый этаж. Прислушалась: за дверью тишина. Звонка нет, постучала. Замок щелкнул и выглянула пожилая женщина.

– Вам кого? – настороженно спросила она.

– Я из шестьдесят второй квартиры. Мне сказали, что меня здесь ждут.

– Кто вам такое сказал? Никто вас здесь не ждет, уходите отсюда!

– А кто здесь живет? Только вы?

– Да какое ваше дело? Я сейчас полицию вызову!

«Ой, какой позорище! – думала Анастасия. – Обманули меня, как последнюю идиотку! Она же теперь всем растреплет, что в шестьдесят второй живет или дура, или преступница какая-то!»

– Да, да, растреплет! – подхватил ее мысль женский голос. – Ты теперь посмешище! Ну а если честно, то мы сейчас в семьдесят первой! Приходи, Настюха!

«Да что ж такое-то! Эти скоты действительно надо мной издеваются!».

– Да, да, мы скоты, скоты, издеваемся, издеваемся! – кривляясь, ответил все тот же голос.

«Так они еще и мысли мои читают?»

– Да, да, читаем, читаем! Иди скорей в семьдесят первую!

«Так, все, пойду, на улицу выйду. Может, хоть там с мыслями соберусь».

– Да, да, выйди, выйди, соберись, соберись!

– Я – Рубикон-2! Твои родители погибли. Они лежат мертвые. Готовься их хоронить!

И вновь Анастасия схватила телефон. Длинные гудки. Первый, второй… пятый. Да что ж такое-то? Но, к счастью, мама ответила.

– Настя, что случилось?

– Мама, у вас все хорошо?

– Ну пока да. Настя, что случилось?

– Мама, вам никто не угрожал?

– Настя, я не понимаю, что с тобой сегодня творится! В общем так, сейчас я вызываю такси, и мы к тебе едем!

– Нет, нет, мама, ни в коем случае! Не надо! Завтра я сама к вам приеду!

– Все, я сказала! Жди, сейчас едем!

«Вот только этого мне сейчас не хватало!»

– <Звиздец> твоим маме с папой! Попрощайся с ними! – тут же откликнулся женский голос.

«Так, все, пойду пока на улицу».

– Да, да, иди, иди! – ответил голос.

Зябко и неприятно, да еще и дождик накрапывает. Надо было зонт взять, но сейчас не до этого. Нет, на улице тоже было страшно, зато не доставали голоса. Пусть хоть голова пока отдохнет. «Так что же им от меня надо? Явно же не просто ради издевательств они этот спектакль разыграли. У них должна быть какая-то цель. Ну а какая именно? Да квартиру они мою хотят заполучить, вот и вся причина! Меня в дурку упекут, а сами, на свободе, все обстряпают. Так, стоп, надо хоть порядок навести, да бутылки выбросить, а иначе родители опять начнут свои нотации».

Но, подойдя к квартире, она услышала мужской голос. Нет, на этот раз он исходил не из головы, а из-за двери:

– Вот доллары и наркотики, мы их изымаем! Теперь она сядет лет на десять! Сгноим в тюрьме!

Быстро выскочила на улицу. «Господи, господи, они же хотят меня преступницей сделать! Но как же они в квартиру-то попали? А, наверное, где-то на верхнем этаже стояли, ждали, когда я выйду! Так значит меня теперь тюрьма ждет! Теперь я зэчкой стану! А потом что? Квартиру мою они продадут и, значит я бомжихой буду? Так еще и не выйду я на свободу, они же сказали, что сгноят! Господи, да что же теперь делать-то? Пойду пока за угол отойду».

Вот подъехала машина и из нее вышли родители. «Блин, черт вас принес!» – подумала Анастасия и подбежала к ним.

– Не ходите туда, там обыск идет! – закричала она.

– Настя, какой обыск? – опешила мама. – Я тебя вообще не понимаю! Объясни, что с тобой происходит!

– Ой, да я сама уже ничего не понимаю! Не знаю, что это такое! Они какой-то дурацкий спектакль устроили!

– Кто такие «они»? Ты о ком говоришь?

– Мама, да не знаю я!

– Так, Анастасия, а ну-ка, хватит! – прикрикнул на нее отец. – Все, пойдем, посмотрим, что у тебя за обыск.

Как ни странно, в квартире никого не оказалось. И никаких следов обыска не было.

– Ну что, где твой обыск? – спросил отец.

И тут подключился «голос»:

– Я – Рубикон-2! Ну все, готовься! Твоя жизнь окончена!

– Пошел вон! – вслух ответила Анастасия.

– Чегооо?! – отец аж в лице переменился. – Ты ничего не перепутала?!

– Папа, да это я не тебе!

– А кому? Здесь еще кто-то есть мужского пола?

– Здесь никого нет. Просто они на меня воздействуют дистанционно.

– Так, все, короче, я вызываю скорую! – решительно ответил отец и ушел в другую комнату.

– Папа, не надо! Ты пойми, что они только этого и добиваются!

– Настя, все, успокойся! – сказала мама и встала у нее на пути, не позволяя пройти к отцу.

«Вот и все. Считай, лишилась я квартиры из-за заботливых родителей. Ладно, будь что будет…» – подумала Анастасия.

Скорая ехала не долго. А «голоса», как с цепи сорвались, угрожали и оскорбляли так, что даже вслух произнести страшно.

Но вот приехали, наконец-то. Родители прямо с порога все рассказали. Анастасия попыталась скрыть свою алкогольную зависимость, но ей не оставили ни единого шанса.

Казалось бы, диагноз «алкогольный психоз» был буквально принесен на блюдечке. Однако у доктора возникли очень серьезные сомнения. А именно: какое отношение к алкогольному психозу имеют псевдогаллюцинации? Нет, конечно и при них возможны «голоса», исходящие не снаружи, а изнутри, из тела. Вот только в таких случаях у больных никогда не бывает ощущения «сделанности». Алкоголикам совершенно по фигу, откуда взялись их «голоса», не делают они никаких умозаключений по этому поводу. Главное для них – это содержание галлюцинаций, но никак не их первоисточник. И что все это значит? А то, что случай Анастасии был редким, когда друг на друга наслоились алкогольный и эндогенный психозы.

Но, несмотря на сомнения, госпитализировали Анастасию все же в наркологию. Ведь с таким богатым алкогольным анамнезом, в психиатрическую больницу ее бы попросту не взяли.

Ну и какова же судьба нашей пациентки? В конечном итоге, у нее появилась критика к перенесенному психозу. Свое поведение стала она называть «бредом сумасшедшего». Вроде бы вот она, долгожданная ремиссия! Но только была одна закавыка: высказала Анастасия страх перед возвращением домой. Боялась, что в квартире «голоса» вновь появятся. А это подтверждало два факта. Во-первых, получалось, что критика была лишь частичной и ремиссия – неполной. Во-вторых, такой страх был дополнительным неопровержимым доказательством того, что «голоса» были симптомом не алкогольного, а эндогенного психоза. Ведь после лечения, алкоголики перестают всерьез воспринимать былые психотические явления. И даже более того, относятся к ним с юмором.

После выписки Анастасия не работает, живет на деньги родителей. Близкие отношения с алкоголем продолжает. Ее нелюдимость и недоверчивость усилились, так что теперь она даже и не представляет себя вновь работающей. Все ее интересы сосредоточены на двух направлениях: уничтожение алкоголя путем его потребления и получение инвалидности. И пока все идет по плану.

Имя больной изменено.

Несчастливая

«Несчастливая я, видно проклятая…» – в минуты грусти повторяла Татьяна. Вот только в последнее время этих минут накопилось на многие-премногие часы.

Да, она с раннего детства чувствовала себя несчастной. Когда отец был жив, пил по-черному. Не помнит она его трезвого. Ни одной такой светлой картиночки память не сохранила. Только вечно хмуро-злое лицо с грубыми чертами, будто из камня высеченное. Особенно страшно было, когда губы его тонкие искривлялись и желваки начинали играть, глаза бешено таращились, а из груди звериный рык вырывался. Вот уж тут-то надо было бежать без оглядки, куда глаза глядят. Что они с мамой, в общем-то и делали. Правда, побег далеко не всегда удавался. И вот тогда начинался подлинный, рафинированный ужас. Большая часть сатанинской злобы, перепадала маме. Но и маленькой Танюшке, бывало, доставалось прилично. И ручонку ломал и нос разбивал, а уж сколько раз по голове бил, да за волосы драл, так и вовсе не сосчитать. Но когда исполнилось ей девять лет, внезапно избавление пришло. Попал под машину зверь. И сразу насмерть. В закрытом гробу хоронили. Ни слезинки не проронили ни Татьяна, ни мама ее. Ни единого следочка скорби не появилось у них на душе. Баба Маня, отцова мать, женщина неулыбчивая, вечно сердитая, долго потом попрекала их. «Ишь, две тварины, небось и рады, что Вадим-то погиб! Хорошо им теперь стало, в его-то квартире!» – зло рассказывала она всем встречным-поперечным. Ну, рады-не рады, а чувство свободы пришло. Приятное чувство, светлое, освежающее! Ну и, конечно же, спокойствие появилось. Даже и не верилось, что больше нет источника страха, казавшегося вечным. Перестала тогда Танюшка от других девчонок отличаться печальными глазами взрослой женщины. Теперь и подружек стала время от времени к себе домой приводить. А раньше, при отце-то, мыслимо ли было такое?

Спокойствие и умиротворенность длились недолго. Баба Шура, мамина мама тяжело заболела. Рак прямой кишки обнаружили. Сначала-то все на больной позвоночник списывали. Таблетки, мази да физиопроцедуры назначали. Спустя время чухнулись, ректороманоскопию сделали, а там уж третья степень. Прооперировали, вывели стому на живот. Ну и без толку все, еще полгода прожила бабуля, точнее, промучилась. Горе тогда затмило весь белый свет. Впервые пришло осознание трагедии расставания навеки с любимым, родным человеком.

Вот и школа окончена. Точнее сказать, девять классов. Нет, не хотела Татьяна высшего образования. Даже к среднему профессиональному душа не лежала. Чувствовала она, что не потянет никаких наук. А потому, решила рабочую профессию освоить. Окончила профлицей и швеей стала. Работать пошла на чудом уцелевшую швейную фабрику. А тут новая беда обрушилась, настоящая, страшная. Мама внезапно умерла. Сказали, что обширное кровоизлияние в мозг. Так и осталась Татьяна одна-одинешенька на всем белом свете. Нет, дальних родственников чего считать, они же, по сути, посторонними людьми были. Пробрало ее до глубин души чувство абсолютного одиночества. Жутко стало от мысли, что случись с ней чего, то и некому будет на помощь прийти.

Вышла Татьяна замуж в девятнадцать лет. За хорошего человека, постарше ее на три года, внешне приятного, к спиртному равнодушного и незлого. Вот только любви-то у нее ни капельки не было. Душа, что ли, высохла? Но, несмотря ни на что, отношения между ними хорошими были, добрыми.

Через три года у них сын Кирилл родился. Хороший мальчишка получился, здоровый, крепенький, не крикливый. Но вот заметила прямо сразу Татьяна, что теплых материнских-то чувств у нее и нет вовсе. Думала, что придут со временем, но нет, не пришли. И заменила она их отсутствие старательностью и показной любовью. А еще, пропало напрочь чувство скорби по маме. Душа какая-то холодная стала, жесткая.

Долго ли, коротко ли, а у Татьяны на работе вдруг любовник завелся, моложе ее на четыре года. Ну понятно, что не сам завелся, чай ведь не таракан какой. Да и странно как-то вышло: вообще без малейшего влечения к нему. Всего лишь по принципу: у всех есть, а почему и у меня не быть? Отношения их недолго длились, месяца два всего. Но вот после этого, все плохое и началось. Стало отчетливо казаться, что все товарки их обсуждают. Да ладно бы только за глаза, но ведь и лично к ней недвусмысленные намеки обращались. То улыбочки этакие издевательские, то специально громко произнесенные матерные слова про интимные отношения. Из-за всего этого и настроение держалось, что называется, ниже плинтуса. И курить она стала немерено, больше двух пачек в день. Муж, хоть и тактично, но стал твердые замечания делать. Ну а при ребенке дымить, это уж вообще никуда не годится. Сама-то Татьяна все это понимала прекрасно, вот только ничего не могла с собой поделать. Уж слишком слабовольной она была. А тут как раз подруга подсказала адресок бабки-лекарки. Далековато, правда, аж на другом краю области, но, говорит, мол, дело того стоит. Ну что ж, поехали. Оказалось, что и не бабка она вовсе, а женщина, лет пятидесяти с чем-то. Велено было утром не курить, чтоб ни-ни, ни одной затяжечки. Сама лекарка темноволосая, с черной бородавкой возле верхней губы, взгляд нехороший, недобрый. Полумрачная комната, хоть вся в церковных свечах и иконах, а благодати и успокоения в ней нет. И даже наоборот, тяжко и тревожно на душе стало. Само «лечение» нехитрым было. Пошептала что-то, руками над головой поводила, да и все на этом. Хотя, как все, денежку-то взять не забыла.

Как ни странно, но от курения действительно отвернуло. Все желание напрочь пропало. Но вот в голове и на сердце как-то не так сделалось. Возникло ощущение, будто кто-то недобрый завладел ее мыслями и волей. Думала в церковь сходить, но что-то не пускало ее, словно некая преграда непреодолимая. Да еще и апатия какая-то появилась, вкус к жизни померк.

Тревожно и смутно было на душе. Муж будто бы о чем-то догадываться стал. Все посматривал искоса, точно знал, чего-то нехорошее. «Наверняка наболтали ему о нас с Витькой, это уж как пить дать. Не люди, а скоты какие-то!», – со злостью думала она.

Однажды утром, охватило ее чувство враждебного вокруг. Стало нестерпимо страшно на улицу выйти. А на работу-то как идти? Но, пересилив себя, все же приехала, заявление написала по собственному, и чтобы без двухнедельной отработки. Начальница пошла навстречу, уволила тем же днем. Уже хорошо. Хотя, Татьяну от страха это не избавило. Все окружающие смотрели на нее пристальными, злыми, наглыми взглядами. Но не просто смотрели, а угрожали откровенно. И ведь как хитро делали-то: вроде бы между собой или по телефону беседовали, а на самом деле, к ней обращались.

«Убьют!», «Запытают!», «Изнасилуют!» – слышалось ей. «Домой, только домой!» – лихорадочно, сквозь парализующий страх, думала Татьяна. Торопливо проходя мимо стоявшего у магазина мужчины, она вдруг услышала клацанье зажигалкой. Да, некоторые бензиновые зажигалки издают такой звонкий металлический звук: «Клац!». Ну и, казалось бы, что же тут такого особенного? А то, что теперь Татьяна четко и ясно осознала, что за ней установлена глобальная, всеобъемлющая слежка. Кто и зачем это делает, она доподлинно не знала, но подозревала, что это напрямую связано с ее любовником и коллективом.

Домой пришла рано, муж был на работе, а Кирюша – в садике. Не раздеваясь, в уличной обуви, она стала беспокойно ходить по квартире. Вдруг, взгляд ее устремился в окна дома напротив. «Клац!» – громко раздалось в голове. «Камера включилась! – осенило ее. – Это специальная видеокамера, которая полностью все обо мне снимает!». Татьяне стало предельно ясно, что буквально каждый ее шаг известен преследователям. И ни стены, ни занавешенные окна, не были для них препятствием. «Клац!» – снова раздалось в голове. «Отключили, слава богу! Хорошо, что хоть слышно! – с великим облегчением подумала она. – Так, теперь надо быстренько переодеться, пока не видят».

Тишина в квартире угнетала, а потому, решила включить телевизор. Шло кулинарное шоу с участием какой-то звездули. И буквально с первых минут, Татьяна поняла, что это ее напрямую касается. Ведь это же была издевательская пародия над тем, как она готовит! Переключила на другой канал. Показывали какой-то художественный фильм. Тетка в полицейской форме со злющим лицом, угрожающе сказала: «Знаешь, что если мы тебя посадим, то ты там просто не выживешь?!». У Татьяны все внутри похолодело. «Так вот они чего от меня добиваются!» – пронзила ее очередная страшная догадка. Переключила на следующий канал. А там прямо сразу начались намеки про ее личную жизнь. Хотя, намеками это было сложно назвать, скорей уж это был открытый текст. «Господи, какой позорище-то! Ведь обо мне на всю Россию рассказывают!» – с ужасом подумала она.

Вдруг в голове раздался хорошо поставленный мужской голос: «Внимание! Сейчас будет воздействие электрического тока!». И через секунду, все тело пронзил чудовищной силы разряд. Не удержавшись на ногах, Татьяна рухнула на пол. «Господи, да за что мне такие пытки? Ой, как больно-то!». С трудом она поднялась, рухнула в кровать и забылась. Очнулась от того, что муж тормошил ее за плечо.

– Тань, Танюш! Ты чего, заболела, что ли? – встревоженно спросил он.

Тут же и Кирюшка, со слезами в голосе, спросил:

– Мамочка, ты болеешь, да? Мама, ну вставай, не болей! А когда мы кушать будем?

И только сейчас до нее дошло, что она сегодня даже и не готовила ничего. «Да что же со мной творится-то?» – мысленно воскликнула она.

– Танюш, может, скорую вызвать? На тебе вообще лица нет! Что случилось-то, можешь сказать?

– Нет, нет, Гриш, ничего, я сейчас, сейчас очухаюсь.

Татьяна не стала откровенничать, поскольку тон мужа показался ей неискренним и откровенно наигранным. Впрочем, как и Кирюшин. «Маленькие детки врать не умеют, по ним сразу видно, что их научили. Да и из тебя, Гришенька разлюбезный, актер никаковский. Нет, дружок, все-то ты знаешь и понимаешь, только прикидываешься неумело». В голове вдруг сделалась некая карусель из мыслей. Закрутило, завертело, да так, что даже уцепиться не за что, ни за единое словечко. Но вот, наконец, остановился мыслеворот. Ох, еле дух перевела. Нет, надо, в конце концов, выяснить, что такое происходит, расставить все по своим местам. Лучше уж самую страшную и скверную правду знать, чем в таком страшном неведении метаться. И решила она откровенно с мужем поговорить.

– Гриша, давай поговорим с тобой по-честному, открыто?

– Давай, мне и самому этого хочется.

– Хм, хочется? Ну тогда скажи, что, вообще, происходит? Зачем вся эта клоунада разыграна? Чего ты от меня добиваешься?

– Слушай, Тань, ты меня пугаешь! Ты сейчас о чем, вообще?

– Дааа, ну надо же, напугали его бедненького! Прекрати уже дурачком-то прикидываться, хватит! Зачем ты меня на посмешище-то выставил? Зачем про меня по телевизору говорят? Следят за мной, угрожают, зачем?! Ты хоть, в двух словах скажи, цель-то какая?!

– Таня, да успокойся ты, в конце-то концов! Если ты сейчас не прекратишь, я тебе точно скорую вызову!

– Кирилл, Кюрюша, поди сюда! – позвала она сынишку, хотя тот и так был рядом, выглядывал испуганно из-за папы со слезами на глазенках.

– Чего, мам? – спросил он.

– Кирюшенька, солнышко, скажи мне, пожалуйста, чему тебя папа сегодня учил?

– Папа учил? – переспросил он.

– Так, Татьяна, а ну-ка хватит! – жестко рявкнул муж. – Оставь ребенка в покое!

– Да сначала ты, со всеми своими следильщиками, отцепитесь от меня! Мне ничего не надо, я и квартиру вам с Кирюшкой оставлю, только не трогай меня! Пожалуйста!

– Татьяна, да что с тобой происходит, а? В общем, как хочешь, а я вызываю скорую!

Кирюша окончательно разрыдался, но у Татьяны не возникло ничего теплого, жалостливого, материнского. На этот раз, эмоциональная холодность не была ей в тягость. Наоборот, ощущалась трезвость мыслей, не затуманенная никакими наносными чувствами. А это ей сейчас ох, как нужно! «Так, только бы уйти, только уйти, пока скорая не приехала. Иначе упекут навечно, так и буду до конца жизни овощем лежать! Блин-блинский, этот скот как раз возле прихожей маячит, никак с ним не разминешься, <самка собаки>! А он ведь здоровый, как лось, драться же с ним не будешь».

– Понял, все, спасибо, ждем! – сказал Григорий телефонному собеседнику и тут же вернулся к ней.

– Ааа, «спасибо»?! За что спасибо-то, за то, что меня в психушке сгноят, да?! Ну ты и падаль, вообще конченная! – вызверилась Татьяна.