Текст книги "Беда"

– Стив!

– Попробовать.

– За обедом попробуешь.

– Добавь сахару.

– Спасибо, Великий Нососователь. Марш из кухни.

Джона поплелся вслед за отцом наверх, кое-как уворачиваясь от шквального огня вопросов. Стив Стэм разбирал всю его практику по косточкам, да так, словно заранее анкету заготовил.

– Ничего не меняется, – подытожил он, услышав насчет ланчей из автомата. – Правда, у нас не имелось Комитета по благосостоянию студентов.

Отец вел кардиологию в частной, принадлежавшей врачам клинике, – идея была в том, чтобы обойтись без страховок, устранить посредника. Сотня врачей и столько же медсестер трудились в ухоженном здании в сорока милях к северу от Скарсдейла, обихаживая богатые семейства, вплоть до одного из экс-президентов Соединенных Штатов. Но старший Стэм скучал по своей трудной юности, и с тех пор, как Джона поступил в медицинский, разговоры отца и сына все чаще окрашивались в профессиональные, товарищеские цвета.

– Я тебе рассказывал, как я работал в команде того типа, Брукса? – Они ступали по изношенному персидскому половику, вытянувшемуся вдоль коридора второго этажа. – Я был тогда интерном. Нас вызвали к пациентке, плохая кардиограмма. Брукс кинул на нее один взгляд и скомандовал: «Дигиталис, немедленно». Тут у него запищал пейджер, и он был таков. Я сделал, как велено. Через пять минут влетает другой кардиолог, Раголонски, из Южной Африки, – отличный врач. «Все под контролем, – докладываю я, страсть как довольный самим собой. – Дигиталис ввел». Он чуть потолок не прошиб. Оказалось, она передозировалась дигиталисом, и мой укол чуть ее не укокошил.

Хотя эту историю Джона слушал в пятый (как минимум) раз, он невольно усмехнулся.

– Чего только не бывает в больнице, – сказал он.

Отец ухнул, как бы подтверждая: уж ты-то понимаешь.

Еще три ступеньки – и они в кабинете, в шестиугольной пристройке к дому. В будние дни кабинет содержится в образцовом порядке, но сейчас оброс газетами, бутылочками с клеем, крошечными, с наперсток, горшочками красок. На столе раскиданы страницы инструкции. Посреди хаоса – сверкающий голубизной кукольный дом высотой в метр и еще не просохший от краски.

– Хотел вручить Гретхен перед обедом, – сказал отец, – но придется отложить до Рождества. Окна пока не вставлены и… – он предъявил черепицу из пробки, – эти штуки не держатся на клею, уж не знаю почему. Как думаешь?

Джона понятия не имел.

– Дом потрясающий, папа.

– Вернулись в прошлое. Сто пятьдесят лет назад все приходилось делать собственноручно или покупать у ремесленника. Потом началась индустриализация, все товары производились на конвейере. И вот мы вновь вернулись к поделкам. Твоя сестра шьет лоскутные одеяла, слыхал?

– Да быть не может.

– Сшила одеяла для будущего ребенка. Потому я строю Гретхен кукольный домик, чтобы ей не было обидно, когда маленький родится, и ей уже не достанется столько всеобщего внимания. Родители должны быть предусмотрительны на этот счет. Мы с твоей мамой об этом много думали.

– Значит, будет мальчик? – переспросил Джона.

Отец замер с открытым ртом. Потом попросил:

– Ты потом притворись, будто не знал.

В тот день Джона помогал матери делать картофельное пюре, отцу – экспериментировать с клеем, сестре и зятю – возиться с малышкой. Они отпустили на весь день няню, однако Гретхен продолжала ежеминутно требовать ее к себе.

– Хочешь, я тебе почитаю? – предложил Джона.

– Да-лин.

– Дядя Джона прочтет тебе «Большое-пребольшое состязание Сэди».

– Да-лин.

Джона усадил племянницу к себе на колени и раскрыл книгу. Внутри, как и в машине Кейт, красовались яркие пятна со сладковатым запахом, как изо рта диабетика.

– Целая серия, – пояснила Кейт. – Всевозможные приключения Сэди и ее друзей.

– Ли-кю-те-ни, – выговорила Гретхен.

Сэди оказалась сиренью. Вместе со своими друзьями – лилией Лилей, геранью Гертрудой и хризантемой Христиной – она пускалась в странные и головокружительные приключения. «Большое-пребольшое состязание», третий выпуск из сорока с лишним, описывал борьбу героинь за первое место в конкурсе красоты. Большое-пребольшое состязание обернулось большим-пребольшим бедламом, награду за первое место не получил никто, а мораль: главное не победа, а дружба.

Джона с удовольствием бы почитал, но Гретхен опережала его на каждом слове.

– Неужели она уже научилась читать? – изумился он.

– Нет, конечно. Затвердила наизусть. Дарлин читает ей это по сто раз в день.

– Да-лин, – подтвердила Гретхен.

– Она сама читает, – откликнулась из кухни бабушка. – Девочка – вундеркинд.

– Ву-де-кина.

– Мы с Эрихом называем это «большим-пребольшим занудством Сэди».

– Да-лин!

– Ее сегодня нет, моя хорошая. У нее выходной.

– Вы-хо-дой.

– Правильно. И у тебя тоже праздник. И у мамы с папой, и у бабушки с дедушкой, и у дяди Джоны. Вот мы все и собрались! Вот! Где мы собрались?

– Баушка.

– Правильно, в доме бабушки. А мы где живем?

– Контику.

– Правильно! Умничка. А это кто?

Гретхен вывернула шею и покосилась на Джону.

Тот широко-широко раскрыл глаза:

– Привет, Гретхен. Знаешь, как меня зовут?

– Да-лин.

– Дарлин?

– Да-лин.

– Дарлин? Нет, я не Дааарлиииин…

Он подхватил девочку, защекотал ее, так что малышка побагровела и забила от удовольствия ногами. Потом вывернулась, убежала к маме, спряталась за ее ногой.

– Ты ей понравился, точно. Она щекотать не дается, царапается. Уж поверь. – Кейт продемонстрировала белые метки возле пробора. – Нет, маленькая, мама тебя на ручки взять не может. Мама себе позвоночник сломает.

– Да-лин!

– Это дядя Джона. Скажи: дядя Джона.

– Бальсое-пибальсое сизане Сэди!

– Дядя Джона тебе почитает, если назовешь его по имени. Скажи: дядя Джона.

Гретхен извивалась.

– Скажи: дядя Джона.

– Эй, Гретхен, – заговорил Джона, – меня зовут дядя Джона.

Он пустился гоняться за ней по гостиной. Гретхен носилась кругами, вопя «дя Жона, дя Жона», топая ногами, размахивая короткими ручками, словно возбужденный пингвин.

– Молодец, – похвалила ее Кейт. – Дя Джона.

– Дя Джона! АААА! АААА!

– Вряд ли она поняла, что меня так зовут, – усомнился Джона. – Может, она решила, это значит «Отвали, сука».

– Овайи, тука.

Кейт застонала:

– Не ругайся при ней!

– Не ханжи, – посоветовал Джона. – Гретхен, скажи: «Мама, не ханжи!»

– Хаси, мама, не хаси!

– Братец!

– Байес! Хаси! ААААА!

Книжку до обеда перечитали трижды. Потом Гретхен задремала на диване, а вместе с ней и Кейт. Без четверти шесть мать спустилась со второго этажа, умытая, в шелковой блузе, при жемчугах. Она зажгла свечи на буфете и велела Джоне звать всех к столу.

Он прикоснулся ко лбу сестры. Та зашевелилась, зевнула, поцеловала его запястье.

– Не стоит ее тут оставлять, – заметила она, подразумевая обмякшую среди груды подушек Гретхен.

– Хочешь, уложу ее в кровать?

– Сама уложу. Пошли вместе.

По пути Кейт обвила Джону рукой за талию.

– Все как полагается, – шепнула она. – Семья в сборе.

ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА

– Кому пирога?

– Я протяну ноги.

– Ты должна есть за двоих.

– А ем за девятерых.

– Все так вкусно.

– Приятно слышать, Эрих. Тыквенный или вишневый?

– И того, и того, пожалуйста.

– Джоне, конечно, тоже и того, и того по кусочку.

– Тыквенный будет в самый раз.

– Эрих, какой?

– Вишневый.

– Держи. Джоне передай.

– Мама, я же просил только тыквенный.

– Я не расслышала. Теряю слух на старости лет.

– Вот, Эрих, возьми у меня.

– Нет-нет-нет, ему я уже отрезала.

– Он и два съест.

– Ты что, на диете? Стив, наш Джона сел на диету.

– Я не сижу на диете.

– Ты на диете?

– Нет, я не…

– Может, у него кто-то есть?

– Кейт!

– Есть?

– Нет.

– Отчего так?

– Очень вкусный пирог.

– Спасибо, Эрих! Так почему у тебя нет подружки, сынок?

– Времени мало.

– Стив!

– Ммм!

– Когда мы познакомились, у тебя хватало времени на девчонок?

– Я выделял время.

– Может, он с медсестрой подружился? Тебе нравятся сестры?

– Кееейт!

– Что? Ах, придурок!

– Не брызгай взбитыми сливками, Джона, так себя за столом не ведут.

– Маааам?

– Не смей!

– Джона-бой, расскажи про свою медсестричку… Да маши ложкой сколько влезет, мне уже не страшно, штаны ты мне и так изгваздал.

– Она не медсестра.

– О! Стив, ты слышал? Наш сын женится на медсестре.

– Она не медсестра.

– Так где же она работает?

– Нигде.

– Ну где-то же должна? Или ты влюбился в безработную?

– Она не работает, потому что нет никакой… Ладно, хорошо. Она – слесарь.

– Великолепно, врач и слесарь. Две самые загадочные профессии.

– Эрих, пирога?

– Нет, спасибо. Все было очень вкусно.

– Приятно слышать. Так что, Джона?

– Нет никого. Честно.

– Вы слышали?

– Что?

Мать поднялась из-за стола:

– Кто-то позвонил в дверь.

– Джона-бой, – подключилась Кейт, – у моих однокурсниц есть сестры, живут в Сити. Все сплошь редактора, весят по сорок два кило. Интересуешься? Ты куда?

Он не ответил; он пошел следом за матерью, но застыл посреди кухни.

Поверить не могу: он ничего вам не сказал?

Прошу прощения, миссис Стэм. Мне так неловко. Я думала, он хотя бы упомянул… Десерт. Я вам привезла. Если это некстати…

Вовсе нет, вовсе нет. Жаль, конечно, что он ничего не сказал. О, как мило! Приятно познакомиться. Мы как раз дошли до десерта. Проходите.

В груди Джоны что-то отвалилось, как дно от переполненного ящика.

– Джона! – позвала его мать. – Почему же ты не сказал, что пригласил подругу?

24

– Знакомое лицо, – заметила Кейт. – Мы встречались?

– В Йеле.

– О! Вы и есть та подруга, которая училась в Йеле.

– Ты же не говорил, что у тебя новая подруга, – повторила мать. – А, Джона?

– Какого вы года?

– Того же, что и вы, – сказала Ив. – Но меня мало кто в универе замечал.

– Кейт знают все, – сказал Эрих.

– Не все. Но все равно спасибо, милый. В каком вы были колледже?

– Кэлхун.

– Надо же! Знали Джейн Бэллентайн?

– Председателя совета?

– И Робби Севензу?

– Эйфелева башня из пивных банок, – подхватила Ив.

Кейт засмеялась:

– Ха! Забавно, что мы ни разу не пересеклись.

– Я училась недолго. На старшем курсе жила не в кампусе, а в «студгетто».

– Что ж, приятно познакомиться. Джона, а ты и не говорил, что она из Кэлхуна.

– Мне ты вообще не говорил про нее, – добавила мать, улыбаясь Ив.

Ив ущипнула Джону за плечо:

– Он такой застенчивый.

– Где вы познакомились? – спросила мать.

– В баре, – выпалил Джона.

Кейт усмехнулась:

– Тоже, нашли где!

– Придержи язык, – велела мать, – мы с твоим отцом познакомились в баре.

– Не может быть!

– Твоя мать и я… – завел было отец, но смолк, увидев, как дочь ломает руки. – Что такое?

– Всякий раз, когда ты принимаешься за сентиментальные воспоминания на тему «твоя мать и я», ты рассказываешь целый час и в итоге доводишь меня до слез.

– Я просто хотел напомнить всем собравшимся, что любовь может зародиться в самом прозаическом месте. – Отец обвел стол рукой. – В том числе наша семья.

– Черт, я все-таки заплачу, – сказала Кейт.

– Не думала, что у тебя есть время ходить по барам, – съехидничала мать.

– Обычно я не хожу.

Под столом ногти Ив потянулись к его паху.

– Рука судьбы, – подытожила мать.

Джона с силой отогнул Ив палец. Она почти бесшумно запыхтела и убрала руку. Большую часть пирсинга она вынула и замаскировала отверстия, распустив волосы по вороту. Плиссированная юбка, темно-синие чулки, бордовые мокасины – словно сошла со страниц какого-нибудь «Преппи Квотерли»[23]23
  Имеется в виду преппи – стиль в одежде, произошедший от формы учащихся престижных колледжей; подразумевает опрятность, элитность и удобство.


[Закрыть].

– Ну, Ив, – заговорила Кейт, – раз мой братец таааак откровенен, поговорим-ка мы с тобой напрямую. Чем ты занимаешься? Ты слесарь?

– Я работаю с душевнобольными.

– Очень кстати, – заметила мать.

Ив рассмеялась:

– У нас с Джоной много общего.

– Я так и думала, что ты подыщешь себе девицу из Йеля, – сказала Кейт. – Ведь я же говорила, милый?

– Всем известно, что выпускницы Йеля – самые красивые, – сказал Эрих.

– Неслыханное преувеличение, – отозвался Джона.

– Джооона! – одернула его мать.

– Как вы с ним уживаетесь? – спросила Кейт.

– Он мне и таким нравится, – сказала Ив, лохматя ему волосы. Другая рука тем временем предприняла новую попытку содрать с него штаны.

– Переел, – сказал Джона. – В сон клонит.

– Избыток белков, – заметил отец.

– Индейка была очень вкусная, – сказал Эрих.

– Приятно слышать. Еще пирога, Ив?

– Нет, спасибо. Все просто замечательно. Вы поделитесь со мной рецептами?

– О! – Мать совсем уж возрадовалась. – Вы сами готовите?

– Изредка. По сравнению с Джоной я дилетант.

– Джона готовит? – изумилась мать.

– И как вкусно! – Ив засмеялась, выгнула шею.

– Где ж ты научился готовить? – спросила мать Джону.

Ему удалось оттолкнуть три длинных пальца. Теперь босая нога Ив потирала его ногу.

– Я не готовлю.

– Что ты еще от нас скрывал? – наседала Кейт.

– Он слишком скромен, – сказала Ив.

– Ты скрываешь от нас еще какие-нибудь таланты?

– Он – настоящий художник, – сказала Ив. – Вы об этом знали?

– Я – точно нет, – сказала мать. И Джоне: – Такими вещами в семье делятся…

– Как насчет постыдных тайн Джоны, Ив? – предложила Кейт. – Давай меняться: мои на твои.

– С удовольствием, – сказала Ив.

– Пора убирать со стола, – сказал Джона.

– Сядь, пожалуйста! – сказала мать. – Один-то раз в году можно посидеть спокойно.

– С какой начнем? – спросила Кейт. – Предоставим выбор Джоне?

– Начнем с истории о том, как я осрамился, раньше времени выйдя из-за стола в День благодарения, – буркнул он и потянулся взять у Кейт тарелку.

– Оставь ее в покое, – вступилась мать. – Пусть ест.

– Если сам не выберешь, выберу я, – пригрозила Кейт. – А тебя никто и слушать не станет.

– Я бы вот что хотела, – сказала Ив, – расскажи мне, чего он боялся в детстве.

– С чего начать? – рассмеялась мать. – Вина, Стив?

– Нет, спасибо.

Мать налила себе полстакана, заранее улыбаясь предстоящему рассказу:

– Сейчас, глядя на него, и не подумаешь, каким он был пугливым мальчиком. Плакса-вакса-гуталин.

Ив выразила удивление.

– Правда-правда, – подтвердила Кейт. – Всего боялся: фильмов, громкой музыки, карусели. Такой был трусишка – в туалет не ходил самостоятельно.

Ив засмеялась, погладила Джону по виску. Джона уставился в тарелку.

– Мама повела нас на гастроли труппы, которая ставила «Пиратов Пензанса», – помнишь? А, Джона?

– Помню, – пробурчал он.

– Я думала, спектакль вполне подходит для детей, – сказала мать.

– Вполне, – сказала Кейт. – Только не для Джоны.

– Постановка была такая в готическом духе, темнота, призраки, паутина в зрительских рядах.

– Пираты одеты скелетами, – подхватила Кейт. – Сколько мне было лет?

– Тебе… Джоне было два с половиной, значит, тебе около восьми.

– После этого ему всюду мерещились призраки. Под окнами верхнего туалета выросла береза с черными ветвями, и на ветвях ему виделось всякое. Только присядет по большому и тут же вопит: «Караул! Пиратский король!» Только вот… – Кейт закашлялась от смеха, постучала себя по груди. – Кхаа! Ох! Только он картавил, выходило: «Каааау! Пиатски кооой!»

Все расхохотались. Ив ущипнула Джону за щеку.

– Он был лапочка, – сказала мать. – Для надежности просил Кейт провожать его в ванную и ждать, пока он не сделает свое дело.

– Нет!

– Даааа! – сказала Кейт. – Но! Делать при мне он стеснялся, просил меня залезть в душ и стоять там лицом к стенке.

– Всегда вместе, – сказала мать, – и совсем один.

Как заставить их прекратить разговор и не вызвать что-нибудь похуже? О’кей, он был трусливым малышом, но женщины семейства Стэм не люди – мины замедленного действия. Они смеются над ним, а сами в сто раз хуже.

Ему думалось, а не вмазать ли Ив прямо тут, за столом. Она же не посмеет сопротивляться, при всех не посмеет. Но ему уже случалось недооценить ее, а здесь и столовые приборы под рукой.

Снова заломил ее настойчивый палец.

– А когда он был совсем маленький… О! – вздохнула мать. – Это уж чересчур. Чересчур.

– Держу пари, – подначила ее Ив.

– Доела наконец? – Джона вырвал у нее тарелку и отправился в кухню, и пусть вопят возмущенно ему вслед.

Что на него нашло?

Стресс, сказала Ив. Так много работает.

Он стряхнул в мусорку крошки пирога. В столовой продолжали зубоскалить на его счет.

Скажет им, что с утра на работу, еще надо позаниматься. Уедет, придется Ив уехать вместе с ним.

А если мать пригласит ее остаться? Ей нравится быть хозяйкой дома, она вполне может решить, что обойдутся и без него. Пригласит Ив переночевать. Не позволим Джоне испортить нам праздник.

Мать окликнула его:

– Ив просит сельтерскую.

Он заглянул в нишу кухни. На полу пол-ящика «Пеллегрино», тут же отбеливатель, «Виндекс», «Ликвид-Плумр».

Подлить ей в стакан?

Опрокинется навзничь, царапая ногтями грудь, пищевод дымится. Выплюнет кровавые ошметья на глаженую льняную скатерть. Кейт завизжит, мама тоже завизжит, у отца сделается озадаченное лицо, Эрих забормочет что-то суперрациональное, по своему обыкновению, но все отшатываются, отодвигаются со стульями как можно дальше, летят со стола подсвечники, падают на бок фужеры для воды, серебряные вилки и ложки со звоном…

– Джона! – Мать стояла в проходе. – Ты меня слышал?

Он кивнул, однако не стронулся с места.

– Вернешься за стол?

Он снова кивнул.

– В чем…

Он шикнул. Мать нахмурилась, одними губами спросила: Что? Он обнял ее, притиснул к себе.

– Дорогой? – сказала мать.

– Ей нечего тут делать, – шепнул он матери в ухо. – Я ее не приглашал.

Мать крепче обняла его:

– О господи…

– Веди себя как ни в чем не бывало. Я уеду, и она со мной.

– Она…

– Ты поняла? Как ни в чем не бывало. Обещай мне.

Она кивнула.

– Ты ничего не знаешь, – сказал он. – И тогда ей не догадаться.

Они вместе вернулись в столовую.

– Миссия исполнена, – объявила мать. Открыла сельтерскую, налила два стакана, Ив и себе. Безупречное исполнение.

– Я рассказываю Ив про то, как тебя стошнило на сцене.

– На один вечер хватит уже разоблачений, – бодро прочирикала мать.

– Бедняжка Джона! – пожалела брата Кейт. – Просто я так тебя люблю, не могу удержаться.

– Не пора ли передислоцироваться? – предложила мать. – Стив, у тебя вид сонный.

– Не обращай внимания, – сказал отец.

– Меня тоже в дрему клонит, – улыбнулась мать. – Белки.

– С вашего позволения, – вступил в разговор Эрих, – пойду-ка я посмотрю на Гретхен.

– Твоя дочь? – спросила Ив у Кейт.

– Да.

– Вот, наверное, красавица. На кого из вас она похожа?

– Знаете, что я думаю? – сказала Кейт. – Я думаю, дети не похожи ни на кого. Люди просто подбирают того из родственников, у кого самый младенческий вид, и говорят: «Вот на кого похож малыш». Гретхен – она совершенно замечательная, нечто особенное, по сравнению с ней младенец на баночке «Гербер» – гном страшный.

– Можно посмотреть? Обожаю детей.

– Нам пора ехать, – вмешался Джона. – Надо успеть на восемь ноль шесть.

– Сейчас без пяти, по-любому не успеешь, – сказала Кейт. – На следующем поедешь.

– У меня завтра ра…

– Ой, прошу тебя! Я и то отключилась на пару дней. – Кейт поднялась. – Пошли, посмотрим на мою красотку-дочь. – Он подхватила Ив под руку и увлекла ее за собой.

Краткая пауза. Джона уставился прямо перед собой и увидел на скатерти чистый кружок, очерченный днищем его тарелки, по периметру – рис и подлива. Отец перегнулся через стол, поцеловал мать, еще раз поблагодарил ее за ужин, сложил измаранную салфетку и понес десертные тарелки на кухню. Слышно было, как он ополоснул их и составил в посудомоечную машину. Эрих отпросился почитать.

Джона дернулся:

– Черт!

– Почему ты раньше не сказал? – шепнула ему мать.

– Не представилось возможности.

– Что она здесь делает, если ты ее не приглашал?

– Посади нас в поезд, по телефону потом объясню.

Мать глянула на часы:

– Не успеете.

– Успеем, если поторопимся.

– И часа не можешь подождать?

– Нет, – сказал он, поднимаясь. – Не могу.

– Ш-ш-ш, – шепнула Кейт, выйдя в коридор. – Не беги, Гретхен разбудишь.

– Скажи Ив, нам пора.

– Она смотрит на Гретхен.

Мимо сестры он прошел в темную комнату. Гретхен спала на кровати, обслюнявленный пальчик так и остался между размякшими губами. Ив стояла на коленях подле кровати, поглаживая девочку. При виде того, как она прикасается к малышке, у Джоны пересохло во рту. Он готов был пинками гнать ее прочь.

– Нам пора.

Кейт зашикала.

– Прямо сейчас, – шепнул он. – Пошли. Мы уходим.

– Воплощение счастья, – сказала Ив.

– Мы опоздаем на поезд.

– Поедете на следующем, – сказала Кейт. – Угомонись.

– Это важно, – сказал он. Пусть бы телепатически угадала, проникла в суть того, что не могло не показаться со стороны детским капризом.

– Господи! – фыркнула Кейт. – Кому-то лечиться пора.

Ив задрала на Гретхен рубашку, коснулась ее животика. Гладкая, идеальная детская кожа, без пятна, без изъяна. Припомнить бы, вообразить, каково жить в таком теле. От пальцев Ив останутся следы.

– Нам пора ехать!

Он схватил Ив за предплечья, силой поднял на ноги. Она дернулась, ударилась о раскрашенный комод. Некогда принадлежавший Кейт, потом Джоне, теперь малышке, он прижился в углу между пеленальным столиком и конем-качалкой. Кейт успела сказать прекрати ты разбудишь, и тут Джона размахнулся и ударил Ив в лицо.

Пощечина, и то не сильная. Но она рухнула на пол, скуля, съежилась, когда он шагнул ближе.

Кейт вцепилась в него:

– Что с тобой творится?

В голове фейерверк: сейчас сестра вонзит в него нож.

– Что ты делаешь?

– Извини.

– Убирайся.

Он поднял руки, сдаваясь:

– Кейт…

– Сейчас же.

Он помедлил и решил:

– Подожду внизу.

Боже! Что на него нашло?

Это не… не его вина.

Плевать, что он – мой брат, это отвратительно.

Это моя вина.

Не берите на себя, это извращение.

Он не хотел…

А мне показалось, хотел.

Нужно было поторопить меня. Я… иногда меня приходится… Я отключаюсь. Он бы никогда не сделал мне больно. Ни за что. Он меня любит, я люблю его. Это не то, что вам показалось, честное слово. Я – я иногда чересчур сильно реагирую.

Мне это не показалась чересчур сильной реакцией. Он вас ударил, господи ты мой боже!

Нет, я… это не было… это пустяк, он едва меня задел… я слишком сильно отреагировала. Получилось с виду, будто это было что-то серьезное. Пожалуйста, давайте мы… давайте не будем говорить об этом.

Как вы можете оставаться с ним, если он так с вами обращается! Он всегда так обращается с вами?

Я не хочу об этом говорить. Честное слово, тут не о чем переживать.

И вы хотите, чтобы я поверила…

Поговорим о чем-нибудь более приятном. Поговорим о Гретхен.

Ив…

Прошу вас. Поглядите на нее. Как она прекрасна, Кейт! Точно херувим на картине Боттичелли. Джона хочет, чтобы у нас были дети, он хочет много детей. Мы… день пока не назначен, все пока неофициально. Но… только не рассказывайте пока родителям, хорошо? Мы пока держим это в секрете. Но я чувствую, вам я могу довериться. Что такое? Почему вы? Вы погрустнели, а ведь надо радоваться.

Молчание.

Напрасно я сказала. Кейт…

Ничто…

Вы же главного не поняли.

Ничто не оправдывает…

Прошу вас. Порадуйтесь за нас. Я счастлива. Я хочу быть счастлива с ним. Он счастлив. Вы же этого хотели. Он… он столько страдал.

Джона?

Да. С той девушкой.

Какой де… С Ханной?

Да, с ней. Он страдал. Иногда ему трудно выразить свои чувства перед людьми. Постоянный стресс. Вы себе не представляете, что такое работа врача. Я вижу его каждый день, люди умирают у него на руках. Для него это пытка, а он не знает, как выпустить пар. Мы вместе работаем над этой проблемой. Он ходит к психотерапевту. Я направила его к моему другу. У нас с ним особенные отношения, вы уж мне поверьте. Он дает мне именно то, в чем я нуждаюсь. Он замечательный человек, и я его люблю.

Он ударил вас.

Иногда в гневе он не может оценить свою силу. Это я…

Перестаньте обвинять себя, меня от этого тошнит.

Я знаю, как это выглядит, я все понимаю. Но послушайте меня, поверьте: я бы никогда не полюбила человека, склонного к жестокости. Он не такой. Вы же знаете его с рождения, разве он когда-нибудь был жестоким?

Нет.

Вот видите.

Сама не знаю…

Я могу лишь дать вам честное слово. Но вы любите брата, ведь так?

Да…

И он вас любит. Вам повезло, что вы есть друг у друга. У меня нет ни братьев, ни сестер. Мои родители умерли, когда мне было три года. Я их вовсе не знала. Не в аварии – вы, наверное, подумали, что в аварии? Нет, они заболели раком. Нет, ничего, я же их почти не знала. Даже не осознавала, пока не стала намного старше. Я так долго была одна. Меня вырастила тетя, старая дева. Очень строгая. У меня до конца школы не было парня. Нет, я обзавелась бойфрендом не в Йеле, – вижу, вы собирались спросить. Это был мой школьный приятель, но только тогда он превратился в бойфренда. А полюбила я сейчас впервые.

Моего брата?

Да.

Молчание.

Боже, ну что ж это я…

Не стыдитесь слез.

Я все время на нервах. Гормоны – иногда, когда вот так все обрушивается… Прости, Ив.

Кейти. Держи.

Большое спасибо.

Порадуйся за нас, если сумеешь. Ты же помнишь – тот несчастный случай. После такой травмы людям нужно порой выплеснуть эмоции. Вот почему я не испугалась: я знаю, он никогда бы не причинил мне боль. Он дал выход напряжению, он учится самовыражаться более нормальным способом, но он перенес травму. Каждую ночь он просыпается в холодном поту.

Я не знала.

Так что, пожалуйста, не зыркай на него так. Я люблю его. И ты его любишь.

Я… ну да, конечно, люблю.

У него в душе рана. Он – словно раненый зверь. Ему нужна наша помощь. Вот что ты видела – вот и все. Честное слово. Ничего страшного.

Хорошо. Хорошо.

Забавно. Знаешь? Подумать, с какими людьми я могла повстречаться, а не повстречалась же… Мы с тобой несколько лет учились в одном и том же университете. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Теперь мы подружимся. Теперь у нас общая любовь.

Задыхаясь, трясясь от ярости, он торчал посреди лестницы, уткнувшись лбом в перила.

Мать ждала его на кухне.

– Вы опоздали к поезду.

– Поедем на следующем, – сказал он, устремляясь к заднему крыльцу.

– Джона! Что происходит?

– Все в порядке, мама. Хочу продышаться.

– Джона…

К вечеру похолодало. На заднем дворе, усыпанном листьями, отец пристраивал здоровенную камеру на треножник. Джона подошел, потирая ладони.

– Подумываю обзавестись телескопом, – сказал отец. – За сущие гроши можно приобрести аппарат с GPS. Джо Шмой уже занимается исследованиями – университетского уровня. Поистине, век открытий. Я купил эту штуку месяц назад, и она уже устарела. Глянь-ка.

Джона поправил линзы, настроил на окна верхнего этажа. Ив держала Гретхен на руках, Кейт распаковывала пачку влажных салфеток. Все трое смеялись.

– Испробуй ее, – настаивал отец.

Джона повернул камеру, сфотографировал флигель.

– Полюбуйся, какая резкость, – сказал отец.

– Замечательно.

– Ив с виду приятная.

Джона кивнул.

– В баре, э?

– Угу.

– А то, на мой взгляд, она сильно смахивает на ту женщину из газеты.

Джона промолчал.

– Я бы не стал поднимать этот вопрос, – продолжал отец, – но Эрих тоже ее узнал.

Джона пожал плечами.

– Не следовало спрашивать?

– Лучше не надо.

Отец кивнул, глянул на то окно:

– С Кейт они вроде бы нашли общий язык.

Джона сказал:

– Маме не говори, ладно? Насчет того, что ты ее узнал.

– Уверен, она и сама сообразит.

– Пока что не узнала, – сказал Джона.

– Молчание – золото.

– Спасибо. – Джона поковырял носком ботинка землю. – Мне пора на станцию.

– Мне вас отвезти?

– Мама сказала, она отвезет.

– Отлично. Помни: если что не так, я всегда тебя выслушаю.

– Рад был повидаться, па.

Отец сказал:

– Я тебя люблю.

Глядя в то окно, Джона ощупью отыскал отцовскую руку, сжал его пальцы:

– И я тебя.