Текст книги "Под мраморным небом"

– Иса, – спросила я, – ты хочешь ребенка?

– Только от тебя.

Я обняла его с благодарностью, так как с каждым годом я все больше мечтала о детях.

– Это рискованно, – сказала я. – Моя беременность может поставить под угрозу строительство Тадж-Махала.

Иса намотал мои волосы на свои пальцы:

– Не знаю, Ласточка, что будет более долговечно, мавзолей, что мы строим, или дитя, которое могло бы осчастливить нас. Камень, конечно, будет стоять веками. Но ребенок... ребенок обессмертит нас.

– Немногим мужчинам приходят в голову такие мысли, – заметила я. – Женщины в гареме, не сведущие ни в политике, ни в истории, думают об этом каждый день, а для мужчин это – не стоящий внимания пустяк.

– Разве можно дитя, прелестное дитя, считать пустяком? – произнес Иса, проводя ладонью по моим бедрам.

У меня одеревенел язык. Если я выскажу вслух свои мысли, у него испортится настроение. Вот мужчина, которого любой ребенок с радостью назвал бы отцом. Но отцом Ису никогда не назовут.

– Понимаешь, Иса, – тихо заговорила я, – если у нас будет ребенок, ты никогда не сможешь признать его открыто. Ты никогда, никогда не сможешь выразить ему свою любовь. Отцом ты будешь только здесь.

Иса опечалился, но он, насколько я уже успела его узнать, был не из тех людей, которые грустят о том, чего у них нет. И вот уже на его губах вновь появилась его кривая улыбка.

– Дитя... наше дитя, любовь моя, это счастье. Чего еще я мог бы просить у Аллаха? Он и так уже исполнил много моих желаний.

Я обратила лицо в сторону Мекки и стала молиться о том, чтобы мое чрево не оказалось бесплодным, как в том постоянно упрекал меня Кхондамир. Для меня материнство не было смыслом существования, в жизни мне требовалось еще многое другое, но я хотела иметь свое дитя. Ребенок был бы подарком для меня самой, для Исы и для отца. Он сразу бы догадался, что мой ребенок – от Исы, это так же верно, как и то, что каждую ночь на небосводе появляются звезды. И он был бы доволен. В конце концов, ведь он – пастырь нашей любви.

– Придется придумать, как убедить Кхондамира в том, что я ношу его семя, – сказала я. – Ведь за двадцать лет стараний от него никто не родил.

– Думаешь, он тебе поверит?

Я усмехнулась, воспрянув духом при мысли о том, что у нас с Исой может быть дочь или сын.

– Ты – потрясающий зодчий, Иса, и самый удивительный мужчина из всех, кого я знаю, но ты даже не представляешь, до чего хитры женщины. Как, по-твоему, нам удается преуспевать в этом мире, где мужчины решают, что нам можно делать, а что нельзя? Благодаря вашим законам? – Я рассмеялась, вспомнив, что моя мама и моя прабабушка, по сути, были правительницами Хиндустана, разве что титулов таких не имели. – Поверь мне, Кхондамир будет считать себя отцом. Я еще не знаю, как внушу ему эту мысль, но после моих медоточивых речей он будет похваляться всем и каждому, какой он молодец.

Иса ухмыльнулся:

– И я такой же податливый?

– Как воск.

Он навалился на меня, прижал мои руки к одеялам:

– А теперь?

– Ты такой же, как все мужчины, – сказала я, пытаясь столкнуть его с себя. – Отсутствие хитрости компенсируешь силой.

Я не стала противиться его поцелуям и попыткам вновь овладеть мной. После он продолжал гладить меня, водил ладонями по моему телу, будто по только что приобретенной шкуре, наслаждаясь ощущением ее мягкости и шелковистости. И при этом довольно мурлыкал себе под нос, хотя голос у него был такой же мелодичный, как у буйвола. Уже была глубокая ночь, и Иса своим пением стремился убаюкать меня, но я размышляла о том, что ждет меня впереди. Если Аллах одарит меня ребенком, значит, мне поневоле придется одурачить Кхондамира и тем самым доказать, что я умею не только хвастаться.

– Спокойной ночи, любовь моя, – пробормотала я, делая вид, что засыпаю. Иса перестал мурлыкать, чего я как раз и добивалась, так как его пение мешало мне думать.

– Спокойной ночи, Ласточка.

Одна за другой погасли свечи. В комнате стало абсолютно темно, но мне еще никогда не было так хорошо. Испытывая сладкую истому, удовлетворенная, я лежала рядом с любимым человеком. Вдыхая запах его пота, прислушиваясь к его размеренному дыханию, я думала о том, как мне обхитрить мужа. Когда решение наконец-то созрело, я тихо встала, поцеловала Ису в лоб и отправилась в обратный путь по длинному туннелю, ведущему в мою комнату в Красном форте. Скоро рассветет, а я всегда вставала рано. Пойдут ненужные сплетни, если служанка постучит в мою комнату, а ей никто не ответит.

Я переступила через ловушку и вскоре подошла к лестнице. К этому времени я уже обдумала в деталях свой план, довела его до совершенства, как повар, готовящий изысканные блюда для своего господина. Нехитрая уловка, которую я придумала, для Аурангзеба не подошла бы. К счастью, мне нужно было обмануть не его, а Кхондамира. Главное, чтоб он считал себя отцом, а остальные пусть строят предположения.

Столько секретов, думала я. Они окружают меня, будто мошки – пламя свечи.

Если бы я знала тогда, сколько еще тайн ждет меня впереди и к скольким смертям они приведут, то, наверно, вернулась бы к Исе и сбежала бы из Агры. Но если б я сбежала, некому было бы противостоять моему брату. А у таких демонов, как Аурангзеб, непременно должны быть враги.

* * *

МНЕ не хотелось отвлекаться от работы на строительстве Тадж-Махала, но Кхондамира следовало обмануть как можно скорее. Поэтому на следующий день после полудня я отправилась в дом моего мужа. Сидя верхом на одном из жеребцов отца, в правой руке я держала поводья, в левой – хлопчатобумажный мешочек, в котором лежали бычьи яички, завернутые в пальмовый лист.

Торговые дела все чаще и чаще вынуждали Кхондамира отлучаться из Агры, и в последнее время я была редким гостем в доме мужа. Его слуги встретили меня благожелательно, хотя в их глазах читалось удивление. Все еще смущаясь перед ними, поскольку они считали меня воровкой, я угостила их печеным ямсом. Они рассыпались в благодарностях.

Сегодняшний день Кхондамир проводил на одном из базаров Агры, наблюдая за продажей своего товара. Убежденный, что его работники обманывают его, он часто шпионил за ними. Порой даже нанимал какую-нибудь красотку, чтобы та, кокетничая с ними, вынудила их продать, например, серебряный браслет по более низкой цене. После того как несколько его продавцов, уличенных в мягкосердечии, были выпороты до бесчувствия, остальные редко отступали от установленных цен.

В мое отсутствие жилище Кхондамира пришло в запустение. Для столь богатого человека, каким был Кхондамир, он крайне мало тратил на убранство дома. Чтобы освежить его комнату, я нарвала в саду полевых цветов и поставила их в простые китайские вазы. Сбрызнув пол духами, я зажгла благовония и набросала подушки и одеяла на его спальный ковер. После встретилась с поваром, вручила ему свой мешочек и попросила приготовить кушанье из бычьих яичек. Не выказывая удивления, он сказал, что удовлетворит мою просьбу, если на то будет воля его господина.

Плитку в ванной Кхондамира следовало переложить, но пол и стены были чистые. Симпатичная юная служанка принесла мне три ведра теплой воды. Ей не было еще и четырнадцати лет. Интересно, Кхондамир уже спал с ней? Мужчины вроде него никогда не берут в прислуги непривлекательных женщин. Хотя конечно же более зрелые и опытные служанки лучше управляются с домашним хозяйством.

Вылив на себя ведро воды, я принялась энергично тереть свое тело мочалкой. Приятно было смыть с себя дневную грязь. Я слышала, что европейцы никогда не купаются. Какая мерзость, подумала я. От них, наверно, исходит зловоние, как от животных. Перед тем как надеть спальный халат, я втерла в кожу ароматное масло и, чтобы освежить дыхание, пожевала гвоздику.

Наконец, приведя себя в порядок, я села на толстый ковер и попросила принести мне чашу вина, помня о том, что вино притупило мое восприятие в первую брачную ночь. Казалось, это было так давно, кошмарный сон напуганной девочки. Как ни странно, я почти не помнила ту ночь. В памяти сохранилось только ощущения жжения внизу живота.

Кхондамир вернулся домой затемно. Увидев меня, он крякнул:

– Так, так, женщина, что привело тебя сюда? Деньги кончились?

Я улыбнулась, молясь про себя, чтобы план удался.

– Я беседовала со своим астрологом, мой господин, и он сказал, что сегодня благоприятная ночь. – Многие хиндустанцы полагались на астрологию, но Кхондамир лишь фыркнул. Он начал раздеваться, аккуратно снимая с себя украшения. Я шагнула к нему. – Вчера ночью, мой господин, я видела звезду удачи Канопус. Мой астроном утверждает, что это хороший знак.

– И что же предвещает этот знак? Что ты помолодеешь? Или грудь твоя станет полнее?

– Что я зачну, – терпеливо отвечала я. – Ведь когда я смотрела на небо, я думала о твоем сыне.

Пусть Кхондамир меня ни во что не ставил, но от слов придворного астронома просто так он не мог отмахнуться.

– Так ты же бесплодна, как пустыня. Самая сухая, безжизненная пустыня в Хиндустане.

– Верно, – согласилась я, пытаясь скрыть свое отвращение. – Но потом я пошла к своему врачу. И когда поведала ему о том, что сказал мой астроном, он предложил одно средство.

– Поливать тебя водой?

Ну и дубина, подумала я.

– Он сказал, что кушанье из бычьих яичек наделит силой твое семя.

Кхондамир задумался, его обрюзгшее лицо застыло в напряжении.

– Я слышал про это средство. Но поможет ли оно, если утроба бесплодна?

– Врач считает, что поможет. Сегодня я велела пустить на мясо самого большого быка из стада отца. От него уже родилось много телят.

Муж с уважением посмотрел на меня. А может, у меня просто разыгралось воображение из-за выпитого вина.

– Яички принесла? – спросил Кхондамир.

– Да.

– Я велю своему повару приготовить их по старинному рецепту, – с гордостью произнес он, словно это была его идея. – Потом посмотрим, стоит ли твой астроном тех денег, что ты на него потратила.

Кхондамир исчез. Я понемногу пила вино, думая об Исе. Мне казалось, что я оскверняю его память. Зная, что завтра ночью я пойду к нему, лягу с ним в постель, я чувствовала себя куртизанкой. Только женщина легкого поведения способна сегодня отдаться одному мужчине, а завтра другому. Простит ли мне Иса мою распущенность?

Эти мысли рассердили меня. На мужчин, имеющих несколько любовниц, смотрят с уважением, зато муж по закону вправе живьем сжечь неверную жену. Почему Аллах, при всей его мудрости, допускает такую несправедливость? Неужели и впрямь он создал нас для того, чтобы мы были игрушками в руках своих супругов? Если нет, почему тогда он позволяет, чтобы мужчины лепили из нас, будто из глины, то, что им хочется?

Придет время, пообещала я себе, когда Кхондамир будет меня уважать. Пусть он никогда не будет считать меня равной, но я сделаю его орудием в своих руках. Пусть себе развлекается с молоденькими девушками и обращается со мной как с грязью, я в конечном итоге буду управлять его домом, его состоянием, его разумом.

Кхондамир был уже довольно пьян, когда наконец-то вернулся в комнату.

– Молись, женщина, чтоб твой астролог оказался прав, – заявил он. – Иначе я променяю тебя на более плодородную почву.

Я знала, что это пустые угрозы: Кхондамир никогда бы не отверг дочь императора.

– Все у нас получится, – сказала я.

Он навалился на меня. Изо рта у него неприятно пахло. Скорей бы все кончилось, думала я, изнывая от отвращения. Постанывая, чтобы сильнее распалить в нем желание, я закрыла глаза, представляя себя в другом месте. Солнце восходит, мы с Исой стоим перед Тадж-Махалом. Омываемый багряным светом, мавзолей сияет, словно волшебные угольки. Иса обнимает меня за плечи, я прижимаю к груди нашего младенца.

Эта греза – а я с Исой никогда не посмела бы стоять в обнимку на людях – даровала мне утешение. Я больше не думала о потном, дурно пахнущем мужлане, терзающем мое тело. Я грезила о своем возлюбленном и ребенке, который, возможно, скоро у нас родится.

Ради этого ребенка я готова была вынести что угодно.

* * *

ВЕСЬ следующий месяц я почти каждый вечер приходила к Исе. Казалось, его мало беспокоит, что я разрываюсь между двумя мужчинами, и это несколько успокоило мои страхи. И, слава Аллаху, из-за встреч с мужем я не сильно терзалась, так как я редко возвращалась в его дом. Он оставался в Агре дольше, чем обычно, но мое отсутствие вызывало у него лишь притворное негодование. Подозреваю, что юная служанка хорошо ублажала его по ночам. Вне сомнения, ее молодое тело больше отвечало его запросам, чем мое.

Я надеялась, что я все еще привлекательна, хотя теперь, в двадцать два года, я редко замечала обращенные на меня вожделенные взгляды мужчин; когда мне было шестнадцать, для них я была более притягательна. К счастью, Иса был сделан из другого теста. Каждую ночь он с нетерпением ждал моего прихода и блаженствовал в моем присутствии. Почти всегда, хотя конечно же не каждый раз, мы предавались любовным утехам. Иногда мы просто разговаривали в темноте или при свече работали над его чертежами. Он, как с ровней себе, делился со мной своими познаниями в архитектуре, и я старалась усвоить его объяснения. Математика мне всегда давалась легко, и я часто удивляла его, быстро рассчитывая массу, которую способна выдержать колонна, или количество мрамора, необходимого для облицовки арки.

Те ночи были бесценны.

Разумеется, существовала опасность, что о нашей связи станет известно, но мы мало об этом тревожились. Однажды я задержалась у Исы дольше, чем обычно. В мое отсутствие служанка постучала в мою комнату и, не получив ответа, обеспокоилась. Когда я наконец вернулась в мамины покои, служанка уже кулаками стучала в дверь. Притворившись, будто накануне вечером я выпила слишком много вина, я, шатаясь, вышла из комнаты. Должно быть, служанка решила, что я люблю поспать по утрам, и больше так рано не приходила.

Из-за того, что ночи мы проводили за разговорами, часто в течение дня я чувствовала себя усталой. Я выполняла все задания Исы, но была заторможенной. Иса наконец заметил мою вялость и запретил мне навещать его несколько вечеров подряд. Без него я спала, как подросток, – крепким беспробудным сном.

Тадж-Махал постепенно поднимался ввысь, и я все меньше и меньше интересовалась тем, что происходит в империи. Я знала, что Аурангзеб и его телохранитель Балкхи продолжают бесчинствовать в Декане. Хоть мой брат и благополучно подавил мятеж, правил он в провинции все более воинственно. Я слышала много рассказов о том, как за неуплату налогов сжигали индийские храмы, как исчезали по ночам женщины и на улицах убивали нарушителей порядка. Деканцы непременно восстанут против него, рассудила я, это дело времени. В душе я мечтала – хоть это и было предательское желание, – чтобы деканцы прогнали Аурангзеба со своей земли.

Дара тем временем вел дела при дворе. Иногда, в редкие часы досуга, он приводил своего младшего сына, Сулеймана, к Тадж-Махалу. Сулейман был умный мальчик и любил строить крепости из кубиков, которые подарил ему Иса. Строить он мог по нескольку часов – всегда под наблюдением бдительного верного слуги.

Его отец увлеченно изучал две религии, разделившие нашу империю. Если Аурангзеб стремился вбить клин между нашими народами, Дара пытался нас объединить. В тот год в сезон дождей он написал книгу «Слияние двух океанов», в которой доказывал, что в основе обеих религий лежат одни и те же философские принципы. Его книга была призвана примирить мусульман и индусов. Образованные люди хвалили труд Дары, более воинственные мусульмане, особенно Аурангзеб, ненавидели его за сравнение.

Вскоре после этого я обнаружила, что зачала. Ежемесячные выделения крови у меня прекратились, я стала часто испытывать недомогание. Мне так хотелось, чтобы мама была рядом. Она выносила четырнадцать детей и смогла бы меня успокоить. Отец, что и говорить, был на седьмом небе от счастья, когда я шепотом поведала ему о своем положении. А Иса, мой ненаглядный Иса, приходил домой раньше, чем обычно, чтобы наблюдать, как округляется мой живот. Кхондамир каждое утро молил Аллаха о сыне, а я отчаянно просила его послать мне дочь. Сын рос бы в обществе отца, а дочь расцветала бы подле меня.

Шли месяцы, ребенок внутри меня развивался. У меня стала болеть спина, и я все меньше времени проводила на ногах у Тадж-Махала. Вместо этого лежала в маминой комнате и изучала чертежи Исы. От случая к случаю решала какой-нибудь вопрос, которым ему некогда была заниматься. Однажды даже нашла ошибку в его расчетах. Большинство мужчин сочли бы себя униженными, если б их поправила женщина, а Иса выразил мне свое восхищение.

Вскоре я стала ощущать подергивания в животе, потом толчки. Иса сиял от счастья. Улыбаясь, мы придумывали имя для ребенка. Однажды вечером, когда меня мучил жар и ничто не приносило мне облегчения, Иса дал мне письмо, которое он написал нашему ребенку. Он намеревался сделать письмо более изящным и показать мне когда-нибудь потом. Но из-за моей болезни Иса изменил решение, и я читала письмо теперь, при свече. И мне становилось легче.

На обратной стороне рисунка – это был эскиз минарета – Иса написал:

«Наше дитя,

сейчас, когда я сижу и смотрю на Ямуну, ты медленно растешь в чреве твоей матери. Передо мной проплывают баржи,надо мной плывут облака, а я думаю о тебе. Я хочу разделить с тобой это мгновение, хочу донести до тебя свои мысли.

Жаль, что со словами я не могу обращаться столь же искусно, как с камнями, тогда я смог бы говорить с тобой так, как того желаю. Смог бы легко объяснить тебе, как с каждым минувшим днем я все больше мечтаю тебя увидеть. Смог бы выразить тебе свою любовь, которая вместе с тобой зародилась.

И хотя пока еще я не знаю тебя, я очень хорошо понимаю твою маму и уверен, что ты будешь таким же необыкновенным человеком, как и она. О твоем характере я могу только гадать. Унаследуешь ли ты ее сердечность? Ее преданность? Ее нетерпеливый дух? А может, тебе передастся мой талант зодчего, равно как и мой оптимизм, зачастую неуместный.

Безусловно, какие-то наши черты ты унаследуешь, как мы унаследовали некоторые черты наших родителей. Но ты также воспитаешь в себе свои собственные качества, и эти особенности нам будут наиболее дороги.

Мне не терпится увидеть, как ты будешь познавать мир, как будешь радоваться своим открытиям. Какие тайны ты будешь открывать каждый день? Что увидишь такое, чего не вижу я? И я, наблюдая за тобой, тоже буду учиться, вспоминать то, что позабыл, или знакомиться с тем, чего никогда не имел возможности узнать. Я надеюсь и тебя многому научить, ибо завоевать доверие слона, нарисовать то, чего не видишь перед собой, и слушать незнакомых людей гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд.

Знай, наша дочь, наш сын, что мы уже тебя любим. Ты осчастливило нас, дитя, наполнило радостью нашу жизнь, и я признателен тебе за это. Благодарю тебя за то, кто ты есть и кем станешь.

Твой отец».

Моя боль утихла, пока я читала и перечитывала его письмо. Иса выражался не так витиевато, как отец, но столь же страстно, и я подумала, что между этими двумя мужчинами много общего. Они происходили из разных слоев общества и обладали различным темпераментом, но отличались друг от друга меньше, чем лев от леопарда. Как и большие кошки, Иса и отец были величественны каждый по-своему. В отличие от большинства мужчин, они были в ладу с самими собой и уверены в своем мировосприятии.

В те дни я часто видела отца: он регулярно навещал меня после того, как заканчивал решать государственные дела, сидя на Павлиньем троне. Он всегда спрашивал про ребенка и рассказывал, как мама боролась с недомоганием. Я тоже задавала ему вопросы. В период вынужденного уединения меня все больше интересовало то, что происходит в империи. Вскоре я знала о состоянии дел каждого вельможи и о нападениях персов. Они осмелели, и отец послал на север Аурангзеба, чтобы он их усмирил.

Когда отец и Иса были заняты, а мне нечем было развлечься, я часто тосковала о Ладли. Но встречаться с ней было рискованно. Низам принес от нее записку, в которой она просила прощения за те оскорбления, что наговорила мне в присутствии Аурангзеба. Я сожгла ее записку и взяла с Низама слово, что он встретится с Ладли тайком и передаст, что я по-прежнему люблю ее как сестру. Он также сообщил ей о моей беременности, но ни словом не упомянул о том, кто является настоящим отцом моего ребенка.

Как Иса и подозревал, наш ребенок был такой же неугомонный, как и я, и родился раньше срока. Придворный врач был настолько слаб и так плохо видел, что к моему ложу его привел его молодой ученик. Тем не менее, зная, что старый врач рядом, слыша, как он отдает те же распоряжения, что и при родах мамы, я чувствовала себя спокойнее. Отец тоже присутствовал, но, поскольку было не принято, чтобы отцы наблюдали, как рожают их дочери, он попросил сохранить это в тайне. Кхондамиру, естественно, было все равно, что его жена рожает. И все же к нему немедленно послали гонца, чтобы уведомить о поле ребенка.

Роды были мучительно-сладостными. Я радовалась, что скоро стану матерью, но рядом со мной не было никого, кто держал бы меня за руку во время схваток, – ни любимого человека, ни мамы, ни лучшей подруги. Особенно меня тревожило отсутствие Исы. Я считала, что ребенок сразу же после появления на свет должен услышать голоса обоих родителей. Поэтому, издавая громкие стоны, я испытывала одновременно радость и печаль.

Таз у меня был узкий, и я мучилась от раздирающей все мое существо боли. Я сказала, что мне надо зажать что-нибудь между зубами, и молодой врач дрожащими руками сунул мне в рот деревянную ложку. Потом мне показалось, что я лопаюсь, как стручок под давлением зрелых горошин. Я пыталась храбриться перед мужчинами, но в конце концов не выдержала и заплакала. Какая адская боль! Хоть бы Иса был рядом!

Отец, сидя на коленях у моей постели, как мог, старался меня утешить. Рассказывал про первые роды мамы, вытирая испарину на моем лице. Голос у него был взволнованный, отец часто умолкал и поворачивался в сторону Мекки. Я молилась вместе с ним.

Когда ребенок наконец-то стал выходить из меня, у меня было такое чувство, будто все мои внутренности разрываются. Я ощутила почти невыносимое давление, начала содрогаться, и вдруг мое чрево опустело. Старый врач беспрестанно ворчал на своего ученика, требуя, чтобы тот описал состояние младенца, убедился, что ребенок дышит. Сильно переживающий юноша шлепнул младенца, белым полотенцем вытер ему рот и лицо. Изнуренная, я откинулась на подушки, потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела, что ребенок лежит у меня на груди.

– Девочка, Джаханара, – радостным шепотом произнес отец, – ее улыбке будут завидовать даже цветы.

Личико у малышки было поразительно крохотное, подбородок пухлый, к головке липли темные волосики.

– Красавица, – проговорила я со слезами на глазах, мысленно благодаря Аллаха.

Отец наградил врачей, дав каждому по тонкому слитку серебра. Когда придворный врач и его ученик ушли, он закрыл дверь. Повернувшись к нему, я импульсивно сказала:

– Отец, не мог бы ты... не мог бы ты привести сюда Ису?

Я ждала ответа, удивляясь самой себе. Как можно просить императора, даже если он мой отец, спуститься в подземный туннель и привести мужчину, который не является моим мужем? Я чувствовала себя униженной и одновременно радовалась, что ему известен наш секрет.

– Это большая честь для меня, – сказал отец, поднимаясь с колен. Найдя ключ от потайного коридора, он запер дверь моей комнаты. – Побудешь немного одна, дитя мое?

Я кивнула, сказав:

– Остерегайся ловушки, папа.

– Я не настолько глуп, чтобы лишить себя внучки.

Он тихо отворил шкаф, взял свечу и исчез за маминой одеждой. После его ухода я ослабевшими руками приподняла свое дитя. Подумать только, ведь это удивительное создание вышло из меня и со временем, да будет на то воля Аллаха, дочка вырастет и сама станет матерью. Невероятно.

Малышка запищала. Подняла вверх крохотный кулачок, будто негодуя на то, что ее так грубо ввели в наш мир. Еще такая маленькая, а уже крепышка, подумала я, целуя ее пальчики. Они были невероятно крохотными. Я с благоговением смотрела на свою дочь. Значит, каждая женщина, став матерью, начинает осознавать, что ее жизнь, сколь бы тяжкой она ни была, наполнена смыслом? – спросила я себя.

Халаты и платья раздвинулись, и в комнату ступили Иса и отец. Я улыбнулась, увидев, что с украшенного драгоценностями тюрбана отца свисает паутина. Отец, как всегда тактичный, пожелал нам спокойной ночи.

– Спасибо, отец, – проговорила я.

Он двинулся к двери.

– Иса, закрой за мной, – шепотом сказал отец и добавил, посмотрев на меня: – Твоя мать гордилась бы тобой, Джаханара. Я это точно знаю.

Прежде чем я успела ответить, он вышел из комнаты. Иса запер дверь и поспешил к моей постели. Он окинул меня взглядом, затем его глаза остановились на нашем ребенке. Я жестом предложила ему взять малышку на руки, и он, опустившись на колени, поднял дочь с моей груди. Укутанная в шелковое одеяло, она казалась крохотной, не больше, чем его ладонь.

– Чудо, – прошептал Иса, и я подумала, будто мне это только послышалось. – Я вижу в ней нас. Не тебя или меня, а нас обоих.

Он поцеловал ее в щеку. Ей так повезло, что он ее отец, с восторгом подумала я. Пусть наша дочка не будет носить имя Исы, но в ней течет его кровь и живет его дух. Однажды, когда она будет достаточно взрослой, я расскажу ей про ее настоящего отца. Мы будем пить чай на ступеньках Тадж-Махала, и я шепотом открою ей правду. Возможно, сначала она возненавидит меня, но потом поймет, почему я скрывала это столько лет. Она простит меня и вскоре полюбит его так же, как я.

Иса вновь поцеловал дочь и опустился на колени.

– Спасибо, Ласточка, – тихо сказал он. У меня кольнуло в пояснице, и я поморщилась. – Ты хорошо себя чувствуешь, любовь моя? – спросил Иса, мгновенно встревожившись.

Я кивнула, хотя меня одолевала слабость.

– Как мы ее назовем?

– Имен много, – с улыбкой сказал он, – но для нее существует одно-единственное имя.

– Арджуманд, – предложила я, желая назвать дочку в честь мамы.

Иса положил малышку подле меня и лег рядом, так что она оказалась между нами.

– Наша бесценная Арджуманд, – проговорил он.

– Отец будет счастлив.

– Я тоже счастлив, любовь моя. Несказанно счастлив.