Текст книги "Под мраморным небом"

ГЛАВА 20
Шиваджи[28]28
  Шиваджи (1630 – 1680) – национальный герой Индии, после столетий мусульманского господства на западе Декана поднявший восстание против мусульманских властителей и к 1674 г. создавший на территории штата Махараштра государство маратхов.


[Закрыть]

Мы проспали всю вторую половину дня и всю ночь, в путь тронулись незадолго до рассвета. Низам сказал, что в горах прохладнее и путешествовать в темноте нет необходимости. Да и тропа, добавил он, вскоре станет очень коварной, так что даже нашим коням, хоть они и твердо стоят на ногах, лучше идти при свете. Так мы открыто пересекли вброд неглубокую реку и подступили к подножию гор. Пики величественно высились над нами, и я то и дело невольно устремляла взгляд к небесам. Горы напоминали мне зеленые волны. Окутанные туманом, они поднимались от земли к самым облакам.

Не знаю почему, но в предгорьях земля была более плодородной, чем на всей остальной территории Хиндустана. Воздух здесь был свежий, насыщенный влагой. Вместо кустов теперь вдоль тропы высились густые деревья. Я никогда еще не видела столько зелени. Конечно, я слышала про джунгли, где дождь льет каждый день, но мне еще ни разу не доводилось бывать в настоящем лесу, и я была очарована местной природой. Здесь преобладали самые разные оттенки зеленого. На мшистых лианах раскачивались обезьяны, среди листвы сидели на ветках красные попугаи размером со щит. Иногда птицы покидали насиженные места и огромными стаями поднимались в воздух. И тогда небо окрашивалось в алый цвет.

Три дня мы ехали через горы по узкой каменистой тропе. Низам выказывал беспокойство, потому что из-за густых деревьев на нас в любое мгновение могли неожиданно напасть недруги. Мой спутник держал меч на коленях, а мне показал, как заряжать мушкет, и привязал ружье к моему седлу, чтобы оно находилось у меня под рукой. Мушкет был длинный и тяжелый, но я решила, что при необходимости сумею прицелиться и выстрелить.

Несколько раз на пути нам встречались маленькие группы деканцев. Они, как правило, шли пешком и нас не тревожили. Иногда мы видели женщин, собирающих ягоды, и мужчин, с копьями охотящихся на кабанов. У одной девушки я обменяла сушеную рыбу на горсть ягод, и мы впервые в течение нескольких недель полакомились свежей растительной пищей.

Чем ближе мы подходили к Биджапуру, тем чаще видели приметы войны. В горах было много укреплений. Эти сооружения из каменных плит представляли собой стены, зачастую с башнями на обоих концах, возведенные на каждой стороне какого-нибудь кряжа. На стенах стояли воины, молча обозревавшие лежащую внизу округу.

Мы также встречали военные отряды числом от нескольких сотен пеших воинов до горстки конников. Избежать с ними встречи было невозможно, но деканцы, как ни странно, не доставляли нам неприятностей. Иногда они интересовались, откуда мы держим путь, и мы лгали не задумываясь. Мы выглядели как они, говорили на их наречии, и потому нам верили. У воинов вид был изнуренный, многие были ранены, и все неловко обращались с оружием. Однажды Низам, набравшись смелости, спросил про отряды Аламгира. Ему ответили, что они проехали через долину неделю назад. Они пытались захватить высотные укрепления, но их атаки были отбиты, хотя эти победы достались деканцам дорогой ценой. Некоторые считали, что войска Аламгира отступили на север, в свои города, другие утверждали, что они продвинулись еще глубже на юг. Я и Низам осмысливали эти сведения, испытывая сходные чувства. Нам было грустно слышать про сражения, но, по крайней мере, войска Аламгира находились далеко от Биджапура.

Через день мы достигли главного оплота деканцев. Биджапур почти ничем не отличался от других городов: здесь были мощеные улицы, базары, дворцы. И все же это был город, в который пришла война. Всюду были заметны следы недавних сражений: сожженные дома, разрушенные укрепления, ряды изувеченных мертвых тел, которые еще не успели похоронить или предать огню. В центре Биджапура стоял форт – круглое по форме прочное сооружение из камня, скрепленного известковым раствором. На стенах были установлены пушки, возле которых дежурили воины в шлемах. За высокими стенами крепости виднелись примерно два десятка крыш.

Мы оставили лошадей в находившихся поблизости конюшнях и зашагали к форту. Крепость была построена на каменистом возвышении, и солдаты сверху наблюдали, как мы поднимаемся. Стражники, стоявшие на скате, ведшем к главным воротам, ни о чем нас не спросили, но внимательно следили за каждым нашим движением. Они были в доспехах и в руках держали копья. Вдоль стены над воротами стояли еще десять воинов; дула их мушкетов были нацелены вниз.

– Думаешь, это мудро? – шепнул Низам, когда мы миновали ворота.

Теперь, когда мы были так близко к Исе и Арджуманд, я отказывалась тратить время на обдумывание новых шагов. Сейчас это было исключено, ведь каждое промелькнувшее мгновение приближало меня к горячо любимым мной людям и мне хотелось только одного – сбросить сандалии и бежать к ним, обнять их и никогда не отпускать. Поэтому, хоть меня и грызли сомнения, я сказала, постаравшись придать уверенность своему голосу:

– У нас все получится.

И добавила:

– Должно получиться.

Прежде всего, я полагала, что нам удастся беспрепятственно пройти к султану. Я думала, что тот будет восседать на троне в окружении своих советников. Но, едва войдя в форт, мы тут же столкнулись с трудностью: почти все здания вокруг были со шпилями и мало отличались одно от другого. Султан мог находиться в любом из них.

Из одного здания вышел солдат, и я направилась к нему. При моем приближении он нахмурился, но, когда я улыбнулась и сдержанно поклонилась ему, сердитое выражение исчезло с его лица.

– Простите, господин, вы не подскажете, где можно увидеть султана? – спросила я.

Рукой без кисти он показал на одно из сооружений с балконом.

– Только он женщину не примет. У него сейчас Шиваджи, – ответил воин и пошел прочь.

Я не сразу вникла в смысл его слов. Отец несколько раз говорил о Шиваджи, военачальнике индийских маратхов – еще одного заклятого врага империи. Маратхи обитали в горном районе, окружающем Биджапур. Выходцы из самой низшей индийской касты, они стали мощной военной силой под командованием Шиваджи, молодого человека, умевшего вести за собой.

Подозревая, что Шиваджи и султан Биджапура теперь союзники, я прямиком направилась к указанному зданию со шпилем. Как ни странно, вход в него охраняли всего два стражника. Они загородили нам дорогу, но я вложила в их огрубелые руки неровные жемчужины. Они без задержки пропустили нас в здание; внутри него было прохладно. Мраморный пол и увешанные гобеленами стены вызывали ощущение комфорта. Тут и там стояли и сидели мужчины в нарядных туниках, при виде которых я устыдилась собственного пыльного, потрепанного платья. Слуги в белом холщовом одеянии разносили свежие фрукты, сыр из козьего молока и дичь. От запаха жареного мяса мой рот наполнился слюной, но я, не позволяя себе засматриваться на блюда с едой, решительным шагом направилась к гранитной лестнице, которая вела на балкон, где я надеялась найти султана и Шиваджи. На ступеньках лестницы стояли несколько воинов. Они ни о чем не спрашивали нас, но не убирали рук с эфесов своих мечей.

На следующем этаже размещалась роскошная спальня. Убрана она была так же, как и наши спальни: повсюду были ковры, одеяла, толстые подушки. В конце коридора, за спальней, находился балкон; я увидела там растения в горшках, столы и возвышение с балдахином, на котором сидели двое мужчин. Перед троном собрались представители знати и воины. Женщин не было.

– Еще не поздно уйти, освободим их с помощью моего меча, – шепнул Низам, когда мы зашагали к балкону. – Деканцы – вероломный народ.

Я замедлила шаг, подумав, что, возможно, Низам прав. Разве мама явилась бы прямо в логово врага, прежде не позаботившись о мерах предосторожности? Разумеется, она придумала бы более подходящий план. А я вот здесь и совершенно не готова к тому, что меня ждет. Пришла сюда, вопреки совету друга, который знает врага хорошо.

У меня задрожали колени, я стала поворачивать назад. Но какой-то мужчина на балконе заметил нас, увидел страх в моих глазах и жестом велел нам подойти ближе. Я медлила, он повторил свой жест. Я пыталась прочесть по его лицу, друг он нам или враг. Однако он был пожилой человек и умел скрывать свои чувства. Едва я шагнула на балкон, голоса стихли. Все повернулись в нашу сторону, и я опять пожалела, что на мне нет более пристойного наряда. Слава Аллаху, Низам стоял у меня за спиной, и я чувствовала, что все присутствующие, среди которых было много воинов, наблюдают за ним, как наблюдают леопарды за тигром.

Двое мужчин под балдахином с любопытством смотрели на нас. Один был воин с грудью колесом; его лицо, казалось, было высечено из камня. На нем были кожаные доспехи с металлическими заклепками, на боку висела кривая сабля. Второй мужчина был гораздо меньше, ростом не выше женщины. Его наряд состоял из рубашки красновато-коричневого цвета и облегающих штанов. За спиной у него висел большой лук. Черты лица у него были тонкие, голову его покрывала необычная шляпа с загнутыми вверх полями. Более рослый мужчина харкнул, сплюнул с балкона. Смотрел он только на меня.

– Помещения для слуг на улице, – грубо сказал он. – Если проситесь в услужение, приведите себя в порядок и отправляйтесь туда.

Я сдержанно ему поклонилась, предположив, что это и есть султан, раз он нанимает слуг.

– Я не служанка, мой повелитель, – сказала я, еще раз поклонившись.

Присутствующие заговорили шепотом.

– Мне плевать, рабыня ты или потаскуха, – резко сказал султан. – Вон! – Он начал поворачиваться, но я не шелохнулась. Когда он сообразил, что я не двинулась с места, его лицо исказилось от ярости. – Если ты потаскуха, сначала иди помойся и избавься от своей нелепой туники! Потом придешь, и я проверю твой товар.

Мужчины тихо засмеялись, но тот, кого я приняла за Шиваджи, внимательно меня разглядывал.

– Я приехала издалека, мой повелитель, – объяснила я, надеясь, что мой голос не дрожит. – Из самой Агры.

При этих словах султан нахмурился. Вельможи стали перешептываться между собой, воины устремили взгляды на север.

– Неужто могольские потаскухи ездят так далеко?

– Нет, – ответила я, начиная злиться на этого болвана. – Но могольские принцессы ездят.

– Единственная такая потаскуха сидит в тюрьме вместе со своим недоноском-отцом. Там они предаются блуду и плодят новых ублюдков.

Услышав такое оскорбление, Низам выхватил меч и выступил вперед.

– Нет! – крикнула я, хватая его за руку, в которой он держал меч. – Я сказала, нет! – Со страхом я наблюдала, как деканские воины обнажили свои клинки. Солдаты зашумели, но не набросились на нас. Если мы еще раз оскорбим султана или если он велит своим людям убить нас, мы погибнем мгновенно. Низам хоть и тигр, но с двадцатью воинами ему одному не справиться. – Простите нас, мой повелитель, – взмолилась я, заставляя Низама убрать меч в ножны. – Мы устали с дороги и потому ведем себя не так, как подобает воспитанным людям.

– Ты и в самом деле принцесса Джаханара? – осведомился невысокий мужчина; у него оказался неожиданно густой голос.

– Да, Шиваджи.

Если его и удивило, что я знаю его имя, он никак этого не показал.

– Что привело вас в это логово?

– Мы могли бы поговорить без посторонних? – спросила я. Мне не терпелось увидеть Ису и Арджуманд, и любая задержка вызывала у меня раздражение. – Мои слова не предназначены для ушей всех и каждого.

Два властителя шепотом посовещались.

– Если твой пес тоже уйдет, – сказал султан.

– Низам останется, – невозмутимо произнесла я, – но отдаст свое оружие твоим людям.

Крякнув, султан жестом велел Низаму положить меч и кинжал на пол. Одноглазый воин забрал его оружие, и балкон опустел. Остались только мы вчетвером. Султан и Шиваджи сошли с возвышения и встали перед нами.

– Зачем оскверняете мою землю своим присутствием? – спросил султан. – Почему вы решили, что я не повешу вас на ближайшем дереве?

– Мы пришли с миром.

– Мира ищут глупцы.

– Глупцы? – повторила я, пытаясь выиграть время, чтобы разгадать этого человека. Я молилась, чтобы он обладал хотя бы каплей здравого смысла. – А тебе известно, мой повелитель, что мой брат Аламгир пытался убить меня? И что он убил моих братьев?

– Мы слышали, – кивнул Шиваджи.

– А вы слышали, что мой старший брат Дара был казнен потому, что он поддерживал индийцев и был против войны с вами?

– Слабые всегда умирают, – бросил султан.

Я вспомнила казнь Дары, но быстро изгнала из воображения эту картину.

– Аламгир так же слаб, как гранит, – сказала я. – И вы не сможете воевать с ним вечно.

– Возможно, сможем, – возразил Шиваджи, так как он командовал грозной армией, равно как и султан.

– Возможно. – Я протяжно вздохнула, понимая, что сейчас мне представился мой единственный шанс. – Но, скажем, если его убьют? Ведь для вас это более предпочтительный исход, чем трата золота и потеря людей в нескончаемой войне? В этом я могла бы вам помочь, и с его смертью вы наконец-то обретете свободу.

– Мы уже пытались убить его, – заметил Шиваджи. – Раз десять, наверно, десятью разными способами. Это невозможно.

– Конечно, если не знать, как это сделать. А я знаю. Это будет легко.

– Легко! – воскликнул султан. – Ты принимаешь нас за дураков?

Шиваджи махнул рукой, прося его помолчать:

– Давай выслушаем ее, Ахмед.

Султан раскрыл свой гнилой рот, но я быстро произнесла:

– Есть потайной ход, ведущий в Красный форт...

– Она лжет...

– ...прямо в царские покои. Убийца может пробраться по нему и убить Аламгира. Никто не догадается, кто его убил и как.

– Ты веришь ей? – с изумлением сказал султан. – Веришь блудливой сестре нашего врага?

– Лучше быть блудливой сестрой, чем недоумком, – пробормотала я, больше не в силах сдерживаться. Путешествие измотало меня – и физически, и душевно. И вот теперь, стоя в том самом городе, где находились Иса и Арджуманд, я едва могла дышать. – Я предлагаю тебе бесценный дар, о котором ты и твое никчемное царство могли бы только мечтать, а ты в ответ только и делаешь, что оскорбляешь меня! Думаешь, я стала бы предавать Аламгира, если бы не хотела получить кое-что взамен? То, что только ты можешь дать!

Шиваджи расхохотался. Его громогласный смех удивил нас всех.

– И что же это? – спросил он.

– Я хочу, чтобы он отпустил моего мужчину и мою дочь, которых захватили в плен пять лет назад. Теперь они, в качестве его рабов, строят мечеть где-то в этом прогнившем городе. Отдайте мне их, и я отдам вам Аламгира!

Продолжая посмеиваться, Шиваджи посмотрел на султана:

– Кажется, Ахмед, ты не привык к таким речам. За словом она в карман не полезет.

– Выпороть ее нужно.

– Вздор, – возразил Шиваджи. – Ей нужно искупаться и переодеться. А вот пороть ее не надо. Иначе однажды она удушит тебя тем же самым кнутом.

Султан не отреагировал на его слова. Он смотрел на меня.

– Мужчина, о котором ты говоришь, жив, и девочка тоже, – все так же грубо, но уже менее грозным тоном произнес он.

У меня подкосились колени, и Низам поспешил меня поддержать.

– Благодарю, благодарю тебя, Аллах, – прошептала я.

– Ты меня должна благодарить, – заявил султан.

Я пыталась взять себя в руки, хотя от радости, объявшей все мое существо, даже не знала, что сказать. Мне хотелось бежать к любимым мной людям, мчаться со всех ног.

– Прости, прости, мой повелитель, за... мои прежние слова. Я благодарю тебя. Благодарю от всего сердца.

– Я не презираю этого человека, – неохотно признался султан. – Он достоин уважения, и он делает то, что я велю. У него талант от Бога.

– Ты освободишь его, мой повелитель, если я открою тебе, где находится потайной ход?

– Возможно.

– Смерть Аламгира положила бы конец войне, – вмешался Шиваджи.

Султан сердито глянул на своего тщедушного союзника, но того это не впечатлило.

– Пусть достроит мою мечеть и идет на все четыре стороны, – сказал султан. – Но это должна быть самая красивая мечеть во всем Декане, и я, Аллах свидетель, не расстанусь с ним, пока не будет уложен на место последний камень.

– И сколько времени это займет, мой повелитель? – со страхом спросила я.

– Немного. Пять лет. Может, три.

– Пять лет? Я не могу...

– Предпочитаешь, чтоб я продал его с торгов? – перебил меня султан. – Он – раб, а рабов продают.

– Тогда я останусь с ними.

Шиваджи выступил вперед:

– Это исключено. Слишком много наших людей видели тебя и слышали, кто ты такая. Если останешься, ты будешь в большой опасности. И жизни тех, кого ты любишь, тоже будет угрожать опасность.

– Что же мне делать?

– Мой друг, – сказал Шиваджи, – не такой уж неблагоразумный, каким он может показаться. Но, боюсь, от своего решения он не отступит. Я видел эту мечеть и знаю, как много она для него значит. И для его народа тоже. Война очень многое у них отняла. Все хотят, чтобы мечеть была построена. – Шиваджи внимательно смотрел на меня, словно оценивал мой характер. – Почему бы не дать им несколько дней, Ахмед? Отправь их в какое-нибудь тихое место, под охраной, и, когда они вернутся, она уедет... – он пожал плечами, – куда боги ее поведут.

– А моя дочь?

– Она останется, – ответил султан. – О строительстве она знает больше всех, не считая своего отца.

Я пришла в замешательство. Была несказанно рада, что разыскала живыми Ису и Арджуманд и нашла, что предложить для того, чтобы их отпустили на волю, но неминуемая разлука повергала меня в уныние. Как я буду жить без них еще пять лет?

– Что ты думаешь? – спросила я Низама, зная, что от его внимания ничего не укрылось.

– Время быстро пролетит. Лучше будет воссоединиться с ними через пять лет, чем вовсе не воссоединиться.

– А у тебя, мой добрый друг, хватило бы терпения столько ждать?

– Я терпелив, моя госпожа. Мне все время приходится ждать.

Я поблагодарила его и повернулась к султану и Шиваджи.

– Я скажу, где находится потайной ход, – сказала я. – Но выход из него будет закрыт до тех пор, пока любимые мной люди не получат свободу. И вход тоже.

– Но ты обещала мне его голову! – вскричал султан.

– И ты ее получишь. Но если я должна ждать, значит, и тебе придется. Или отдай мне их прямо сейчас.

Шиваджи опять рассмеялся:

– Справедливое требование, Ахмед.

– Мечеть должна быть достроена! – твердо сказал султан. – Кроме нее, война нам ничего не дала.

– Война прекратилась бы, если б...

– Они останутся! – отрезал султан.

– Тогда и война твоя будет продолжаться, – сказала я, думая, что Низам был прав. Пожалуй, следовало просто убить охранников и освободить Ису и Арджуманд. Тогда я не стояла бы сейчас здесь, не тратила бы драгоценное время, пререкаясь с упрямым ослом, вместо того чтобы готовить побег моим любимым, которые были уже так близко от меня. – Тайный ход, – продолжала я, – берет начало в доме возле старого кипариса. Но что это за дом, вы не узнаете, пока не вернутся мои любимые. Когда они получат свободу, я оставлю для вас знак возле дома: у кипариса будет стоять на привязи черный жеребец. – Я объяснила султану, как убийце пройти в подземный коридор, как обойти разрушенную ловушку. Султан с жадностью расспрашивал меня, и я с готовностью отвечала на все его вопросы.

– Два дня, – в конце концов сказал султан. – Проведешь с ними два дня. Потом уезжай. Как только они выполнят свою работу, их отправят к тебе. И когда брату твоему выпустят кишки, считай, что наше с тобой перемирие окончено.

– Пусть будет так.

Султан ушел. Еще несколько мгновений назад он вызывал у меня страх, но я знала, что он не причинит вреда ни мне, ни Исе, ни Арджуманд. От этого он ничего бы не выиграл, а потерял бы много.

Шиваджи усмехнулся, качая головой:

– У моголов все женщины такие, как ты?

– Если б Аллах хотел сотворить меня никчемной, он не наделил бы меня разумом.

– Я рад, что мы воюем с вашими мужчинами. Войну с такими женщинами, как ты, мы бы проиграли.

– Обстоятельства вынуждают меня проявлять настойчивость, – сказала я. – Думаешь, что мне приятно иметь дело с шайтанами вроде него? Что мне это доставляет радость? – Я покачала головой, подумав, что радость мне приносят те, кого я люблю. – Ведь многие из ваших богов – женщины. Парвати, Сарасвати, Лакшми[29]29
  Сарасвати (в переводе с санскрита «богатая водами», буквально «текущая река») – в индуизме богиня мудрости, знания, супруга Брахмы.
  Лакшми – в индуизме богиня изобилия и процветания.
  Парвати – «дочь гор», в индуистской мифологии одно из имен супруги бога Шивы. Является благой формой Дэви, шакти (т. е. женской творческой энергии) Шивы.


[Закрыть]. Вы верите в этих замечательных богинь, но почему-то удивляетесь, когда женщина открыто высказывает своего мнение.

Шиваджи внимательно слушал меня.

– Мне хотелось бы, – наконец произнес он, – как-нибудь встретиться с тобой еще раз. Возможно, когда это безрассудство закончится.

– В Агре тебе всегда будут рады. Приезжай, мы покажем тебе Тадж-Махал. Это такое зрелище, какого ты никогда не забудешь.

– Может быть, как-нибудь в другой жизни.

– Лучше уж в этой.

Шиваджи поклонился мне, потом, к моему удивлению, поклонился Низаму.

– Пойдем поищем твоих любимых, принцесса, – сказал он. – Мне очень хочется посмотреть, как вы воссоединитесь.

Я улыбнулась. Я нашла друга в стане врага и скоро опять прикоснусь к Исе.