Текст книги "Под мраморным небом"

ГЛАВА 21
Возрождение

Я и Низам шли за Шиваджи по узким улицам Биджапура. Я с трудом заставляла себя не бежать. На город я даже не смотрела, в душе моей бушевал ураган. В разлуке с любимыми я провела пять ужасных лет, и чувства, так долго подавляемые, теперь переполняли меня. С каждым шагом мое сердце стучало быстрее. Мои ноги едва касались земли. Я могла бы, как Акбар, расправить крылья и полететь к Исе и Арджуманд, и все равно, наверно, мне казалось бы, что я слишком долго до них добираюсь!

– Где мечеть? – с нетерпением спросила я.

Шиваджи усмехнулся:

– Я веду тебя не к мечети, а к себе домой.

– Почему?

– Чтобы никто не видел вашей встречи. – Заметив, что я собираюсь запротестовать, он быстро добавил: – Скоро я приведу их к тебе. – Индийский военачальник свернул на какую-то улочку и быстро зашагал к дому из песчаника, единственным украшением которого были ажурные каменные решетки на четырех окнах. В самом доме убранство было довольно богатое, жилище вызывало ощущение комфорта. – Я вернусь с ними, – пообещал Шиваджи.

Несколько последних ночей я почти не спала, но сейчас и не думала о том, чтобы откинуться на подушки, как сделал Низам.

– Без тебя я никогда не добралась бы сюда, – сказала я, меряя шагами комнату.

– Это не так. Но я рад был помочь.

Я кружила по комнате, словно ребенок. Подбегала к окну, выглядывала на улицу. Сгущались сумерки. По улицам сновали солдаты; женщины, которых в военном городе, казалось, было гораздо больше, чем мужчин, возвращались с невидимых базаров, неся покупки или толкая перед собой тележки. Одежда на них был потрепанная, драгоценностей я увидела очень мало.

– Ну что же они так долго?! – с нетерпением проговорила я, судорожно расчесывая волосы гребнем из слоновой кости, который я нашла на подоконнике.

– Терпение, моя госпожа, никогда не было в числе твоих достоинств.

– У меня нет времени на терпение!

Низам тихо рассмеялся:

– Ну, может, в старости найдешь.

– Вряд ли. С годами времени остается все меньше, а дел не убавляется.

Мы улыбнулись друг другу, и я, поддавшись порыву, нагнулась и поцеловала Низама в лоб. Мой друг замер. Неужели он впервые ощутил прикосновение женских губ? Я надеялась, что это не так.

– Однажды, Низам, я отблагодарю тебя. Да, я всегда это говорю, и пока еще ни разу не выполнила своего обещания, но, Аллах свидетель, я вознагражу...

– Ты уже меня отблагодарила.

– Нет.

– Ты подарила мне Тадж-Махал, моя госпожа. Ты позволила мне дать совет императору. Большего мне не нужно.

Слова Низама согрели меня. Для меня они были настоящим подарком.

– Спасибо, мой друг.

– Это я, моя госпожа, должен тебя благодарить.

Откуда-то извне доносился неумолчный стук кузнечного молота – раздражающий звук, с каким металл ударялся о металл.

– Низам, у них что, камни вместо ног?

– Наверно, стройка далеко отсюда.

Едва Низам произнес последнее слово, как в комнату кто-то постучал. Я без промедления распахнула дверь. В комнату быстро вошел Шиваджи, следом за ним, слава Аллаху, Иса и Арджуманд. Увидев меня, Иса застыл как вкопанный. Попытался что-то сказать, но ни единого звука не слетело с его губ.

– Мама? – неуверенно вымолвила Арджуманд, столь же изумленная. – Это в самом деле ты?

Я бросилась к ним, обняла их, стала целовать. Слезы катились из моих глаз. Иса издал ликующий возглас, обнял меня и Арджуманд и, чуть отклонившись назад, приподнял нас над полом.

– Я боялся, что ты погибла! – вскричал он в радостном изумлении.

– Нет, нет, нет! Я была в заточении!

Наконец Иса поставил обеих своих женщин на ноги, но продолжал обнимать. Все было как в сказке. Вот я вновь с Арджуманд и Исой! Недавние воспоминания вдруг утратили какую бы то ни было важность; главное, теперь мы были вместе. Столько всего пережили, но остались прежними.

– Как же я люблю вас обоих! – воскликнула я, обнимая их.

Иса вновь издал торжествующий возглас. Он всегда был весельчаком, а сейчас просто светился от счастья. Наша радость была заразительна. Шиваджи и Низам смеялись, наблюдая, как мы втроем танцуем в обнимку.

– Дайте-ка посмотреть на вас! – наконец выговорила я, отстраняясь от дочери и возлюбленного. Я прижала ладони к щекам Исы, впилась взглядом в его лицо. В его волосах и бороде, некогда таких же черных, как мои волосы, теперь серебрилась седина. Черты его были все такие же четкие, но вокруг глаз и в уголках рта залегли морщинки.

А Арджуманд заворожила меня. Когда я видела ее последний раз, она была еще ребенком. Теперь передо мной стояла молодая женщина – выше, чем я, красивее. Ее щеки утратили детскую пухлость, лицо стало худощавым, с заостренным подбородком, как у Исы. А вот губы были полные, как у меня. И глаза у нее тоже были мои.

– Красавица! – выдохнула я. – Какая ж ты красавица, моя девочка!

Она рассмеялась, и я отметила, что голос у нее тоже изменился, стал более уверенным.

– Как ты нашла нас? – спросила Арджуманд.

– Позже расскажу. Сейчас я хочу просто на вас смотреть.

Иса, не в силах больше сдерживаться, вновь обнял меня и закружил. Комната завертелась перед моими глазами.

– Ты потрясающая женщина!

– Несомненно, – подал голос Шиваджи, напомнив о себе. – Я распоряжусь, чтоб вам принесли еду и напитки. Позвольте предложить вам погостить в этих стенах? – После того как я поблагодарила его, он учтиво поклонился Арджуманд, сказав: – Доброй ночи. – Затем направился к выходу, но у двери остановился. – Низам, если желаешь составить мне компанию сегодня вечером, милости прошу. Я вернусь утром.

– Почту за честь, мой господин.

Я пожелала Низаму спокойной ночи. Он улыбнулся и закрыл за собой дверь. Я все еще была слишком возбуждена, чтобы сидеть, и потому мы разговаривали стоя. Я стала рассказывать о том, что произошло в империи за пять последних лет. Иса и Арджуманд слушали меня внимательно. Они мало знали Дару, но весть о его гибели на время стерла улыбки с их губ. Правда, Иса и Арджуманд опять заулыбались, когда я поведала про свой побег.

Иса, в свою очередь, рассказал, как их захватили в плен. Судьба моего возлюбленного и нашей дочери сложилась бы гораздо хуже, если б Иса не убедил их тюремщиков, что султан найдет применение его таланту. Поначалу Арджуманд хотели продать с торгов, но Иса поклялся, что не будет строить мечеть, если дочь не станет его учеником. С тех пор они жили в доме, дверь которого всегда была заперта снаружи. Мечеть, которой Иса не особо гордился, строилась медленно, поскольку султан выделял ему в рабочие только стариков и мальчиков. Предполагалось, что это будет сооружение с огромными куполами и просторными внутренними дворами, но, так как Иса был ограничен в средствах, строительство велось суматошно.

– Слава Аллаху, что у нашей дочери острый глаз, – с любовью произнес Иса, – а то на мечеть и вовсе было бы жалко смотреть. Я проектирую стены и потолки, она следит, чтобы рабочие строили строго по чертежам. Более того, она теперь показывает мне свои собственные чертежи – смелые проекты, которые вызывают удивление у всех нас.

– Правда, макеты, что мы создаем по ним, почему-то всегда падают, – застенчиво добавила Арджуманд. Вне сомнения, ей льстило внимание отца, и я была рада, что они стали так близки.

– Возможно, когда-нибудь, Арджуманд, ты спроектируешь дом для нас с отцом, – сказала я.

– Непременно. Только в бурю вам придется молиться, чтобы ваш дом устоял.

Иса подмигнул ей, и мы рассмеялись. Какое счастье, думала я, что у меня выросла такая дочь! Многие девушки впали бы в уныние, находясь в плену. А Арджуманд выглядела даже счастливее, чем в детстве. Возможно, потому, что она приобретает навыки, которыми не обладала ни одна девушка. Или она, как и я, просто расцвела рядом с Исой.

Какова бы ни была причина, я быстро поблагодарила Аллаха и еще раз помолилась, когда нам принесли ужин. Двое слуг поставили перед нами два серебряных подноса с жареной уткой, маринованными овощами и рисовым вином. Мы попросили, чтобы они от нашего имени поблагодарили Шиваджи, и затем Иса запер дверь. Впервые в течение нескольких недель мне представилась возможность отведать свежего мяса, и я заставляла себя есть медленно. Иса вообще не ел – только пил вино и смотрел на меня.

– Ты приняла правильное решение, Джаханара, – наконец произнес он.

– Остаться в Агре?

– Да. Теперь я это понимаю.

Я не ответила, и мое молчание насторожило Ису. Он понял, что я чего-то недоговариваю.

– Возможно, – нехотя сказала я. – Но я не смогла спасти Дару, и... и мне опять придется покинуть вас.

– Что? – вскрикнула Арджуманд и поставила чашу с вином.

Я рассказала им про договор с султаном. Иса не смог сдержать стон.

– У меня не было выбора, – объяснила я. – Иначе он просто никогда не отпустит вас. И мне пришлось пообещать ему кое-что взамен.

– Мне безразлична участь твоего брата. Меня волнует наша судьба, – сказал Иса. – Уйдет еще...

– Строй быстрее, – прервала я его. – Пусть мечеть простоит не десять столетий, а всего одно.

– Нет, ты не можешь уехать.

– Ты наверняка сумеешь ускорить строительство. Султан говорит, нужно три года, а ты дострой за два.

– Почему ты должна уехать?

– Как ты думаешь, Иса, много ли деканцев отказались бы убить сестру Аламгира?

Наступила тишина. Я знала, что мои слова причинили им боль, и жалела о том, что открыла правду так скоро. Пожалуй, лучше было бы подождать до последнего дня. Возможно...

Арджуманд резко выпрямилась, нарушив ход моих мыслей.

– Мы вечно ждем мрамор, отец, – решительно заговорила она, и мое сердце преисполнилось гордости за дочь. – Мы зря выбрасываем плиты с повреждениями, нужно использовать их для облицовки потолков и тех мест, где не будут заметны глазу изъяны материала. Также мы могли бы песчаник частично заменять древесиной. Мы могли бы...

– Много чего сделать, – добавил Иса, стараясь улыбаться. – Да, пожалуй, мы могли бы достроить мечеть за два года. Но разве нет другого выхода?

Я покачала головой:

– Этот самый лучший. Даже если мы сбежим отсюда, до Агры мы не доберемся. Султан схватит нас и... – Я умолкла, взяла одной рукой руку Исы, другой рукой – руку дочери. – Мы жили в разлуке пять лет. Потерпим еще два года, а уж потом никогда не расстанемся.

– Обещаешь? – спросила Арджуманд.

– Обещаю, дитя, обещаю.

Иса потянул себя за бороду – по старой привычке, которую я позабыла.

– Тогда его любимая мечеть будет не более чем красивым зеркалом, которое приятно взять в руки, но легко разбить.

– Султан ничего не понимает в архитектуре, – с уверенностью сказала Арджуманд. – Быка и то труднее обхитрить, чем его.

Мы рассмеялись. Несмотря на близость неминуемой разлуки, настроение у нас улучшилось. Стремясь положить конец разговору о расставании, я сказала:

– Мне кажется, Арджуманд, ты понравилась Шиваджи.

– Понравилась?

Я вздохнула, глядя на ее озадаченное лицо. Возможно, в строительстве она и разбиралась, а вот о мужчинах, увы, ничего не знала.

– Нам надо о многом поговорить, – добавила я.

Иса вновь наполнил вином наши чаши, мы вместе выпили. Вино согревало нас. Мы ели, смеялись, не думая о том, как уже поздно. Мы беседовали так, как только могут беседовать люди, связанные крепкими семейными узами: внимательно слушали друг друга, если требовалось, выражали одобрение или сочувствие. Перед самым рассветом Арджуманд поцеловала нас, желая спокойной ночи, и поднялась во вторую спальню. Я и Иса, долго сдерживавшие свои чувства, обнялись. В присутствии Арджуманд я была обязана сохранять самообладание, но теперь, в объятиях любимого мужчины, заплакала. Иса тоже перестал сдерживать слезы.

– Как же я тосковала по тебе, – прошептала я. – Это было... почти невыносимо.

– Для нас тоже.

– А Арджуманд? У нее все хорошо?

– Она молодец, Ласточка. Первый год, конечно, было очень тяжело. И хотя сам я думал, что ты погибла, ей клялся, что ты жива. Она каждый вечер заставляла меня это повторять. И я клялся, клялся, клялся, пока она со временем сама в это не поверила. Она ободрилась, я учил ее строить, наблюдая, как она превращается в женщину.

– А ты сам? Как ты сам жил?

Шершавой подушечкой большого пальца он провел по моей щеке.

– А я не жил, – тихо признался он. – Разве что внешне. Но, взглянув на мечеть, ты поймешь, что часть меня умерла, когда ты оставила нас. Эта мечеть не вдохновляет. Я не видел тебя, когда строил ее, и потому ее стены безликие. В них нет изящества, нет любви.

– Из нашей тюремной камеры в Красном форте, – сказала я, блаженствуя в его тепле, – виден Тадж-Махал. Я смотрела на мавзолей, пока у меня не начинали дрожать ноги. Думаю, Аурангзеб специально поместил нас в помещение с видом на мамину усыпальницу – надеялся, что мы сойдем с ума. Но он недооценил нас. Отец, глядя на мавзолей, испытывал не боль, а удовлетворение, а я улыбалась, иногда смеялась. Потому что Тадж-Махал напоминал мне все то хорошее, что было в моей жизни, все то, за что я должна быть благодарна судьбе. – Губы Исы коснулись моих губ. Коснулись нежно, будто он заново меня изучал. Он хотел еще раз поцеловать меня, но я отстранилась и спросила: – Я постарела?

– Что?

– Мужчин... все старое утомляет.

– Мы взрослеем вместе, моя Ласточка. Не стареем, а просто взрослеем.

– Но моя красота увядает.

– Твоя красота? Красота – это чувство, а чувства вечны.

– Так бывает?

Иса в упор посмотрел на меня. Взгляд его темных глаз пронизывал душу.

– Далеко отсюда есть горы. Листва деревьев на самой высокой из них меняет окраску в зависимости от времени года. Это поразительное явление. Из зеленых листья становятся золотыми, потом багряными. И знаешь, осенние листья красивее, чем весенняя листва. – Он наклонился, вновь целуя меня. – Твоя красота, Джаханара, как те листья. Она только становится богаче.

– Вот почему мне так не хватало тебя, – пробормотала я. – Ты видишь то, что все остальные не замечают.

Иса улыбнулся, снял с меня тунику, упавшую на пол к нашим ногам. В наших ласках не было исступления, присущего молодости; мы исследовали тела друг друга, будто в первый раз. И Иса, как всегда, оказался прав: мы все еще были прекрасны.

Когда мы наконец насытились друг другом и просто лежали в обнимку, отдыхая, я сказала:

– Ты должен показать мне те деревья.

– Мы вместе поднимемся на гору, – пообещал он. – Но смотреть ты будешь одна, любовь моя, ибо только в одиночестве сумеешь ты постичь их истинную природу.

* * *

СЛЕДУЮЩЕЕ утро началось с сюрприза.

– Вас ждут четыре лошади, – весело сообщил Шиваджи мне и Арджуманд. Я с дочерью доедала завтрак, а Иса и Низам о чем-то беседовали на верхнем этаже. – Садитесь на них и выезжайте из города по отдельности, парами, – продолжал он, – потом встречайтесь и вместе следуйте строго на запад, до Гоа. Это на побережье. Там полно иезуитов, но место очаровательное. Доехав до Гоа, следуйте на север. За городом, на берегу моря, стоят домики. Вы можете пожить в одном из них за мизерную плату.

– На берегу моря? – спросила я.

– Это всего два дня пути, – ответил Шиваджи, вручая мне деньги.

– Но ведь султан дал мне всего два дня.

Маленький индус пожал плечами:

– Ахмед, конечно, не подарок, но и не такой уж он плохой, каким представляется. Я попросил, чтобы он дал вам неделю. Он наотрез отказался. Но потом я выпил с ним бурдюк вина, и султан согласился. – Шиваджи рассмеялся и добавил: – Ну, может, два бурдюка.

– Почему вы помогаете нам? – спросила Арджуманд.

– Потому что я хочу, чтоб мы были друзьями, а не врагами. Я убрала в карман монеты, что мне дал Шиваджи:

– Что помешает нам сбежать?

– Если сбежите, Ахмед лишит меня головы, независимо от того, хорошее было вино или плохое.

– И все же вы решили рискнуть?

Шиваджи едва заметно поклонился:

– Я становлюсь глупцом, когда рядом красивые... нет, умные женщины. Тем не менее лошади вас ждут. По возвращении, надеюсь, вы окажете мне честь и попрощаетесь со мной. – Военачальник бросил взгляд на Арджуманд и повернулся, собираясь уйти.

Я тронула его за плечо:

– Я буду молиться, чтобы мы с вами были друзьями.

– Пусть царства воюют, моя госпожа, а мы будем дружить.

Мы попрощались, и я поспешила наверх, чтобы поделиться радостной вестью с Исой и Низамом. Немного времени нам понадобилось на то, чтобы сложить наши скудные пожитки и покинуть Биджапур. Я и Низам тронулись в путь первыми, но сразу же за городом остановились. Ожидание было утомительным, и, охваченная беспокойством, я уже хотела вернуться в город за своими любимыми, когда они наконец-то появились. Ни Исе, ни Арджуманд не доводилось часто ездить верхом, так что трудно сказать, кто из них более неловко сидел в седле. Однако Иса и Арджуманд радостно закричали, когда увидели нас, и вскоре мы все вчетвером, пустив лошадей рысью, двигались на запад.

Почти все утро мы ехали через предгорья, окружающие Биджапур. С грустью я смотрела, как они исчезают из виду, но мысль о том, что скоро мы будем на берегу океана, пьянила. Никто из нас никогда не видел моря, и нам не терпелось добраться до Гоа. Низам двигался немного впереди. И все время внимательно осматривал округу, даже когда беседовал с Исой. Я и Арджуманд без умолку болтали. Я сто лет ни с кем так не разговаривала, да и вообще презирала сплетни, но, признаюсь, мне нравилось пересказывать дочери истории о жителях Агры, слышанные от посетителей, навещавших нас в заключении.

К вечеру мы почувствовали едва ощутимый запах моря. Для нас это был чужеродный запах. Создавалось впечатление, что где-то рядом находится огромная кухня, где пекут нечто ароматное. Поначалу я думала, мне это кажется, но мои спутники подтвердили, что их ноздри щекочет соленый воздух. Запах моря взбодрил нас, и, хотя Иса и Арджуманд морщились, сидя в своих седлах, мы все погнали лошадей быстрее.

После того как солнце закатилось за горизонт, мы еще некоторое время продолжали путь, а потом остановились и устроили лагерь. На ужин приготовили кичри – простое блюдо из чечевицы и риса. Долгих разговоров мы не вели, так как все устали, а нам предстояло и весь следующий день провести в седлах. Я и Иса легли рядышком на спальном ковре, согревая друг друга теплом своих тел.

На следующее утро мы рано тронулись в путь, подгоняя своих коней. Холмистый рельеф сменился равнинным, дорога стала шире. Ветер доносил до нас морской запах, и мы вдыхали его с наслаждением, будто дивные благовония. Деканцы, встречавшиеся нам на пути, нас не беспокоили. Они выглядели более довольными людьми, чем их братья, обитающие на востоке, и я подумала, что военные отряды Аурангзеба, возможно, пощадили эту землю.

Пообедали мы на ходу. Пока Низам расспрашивал Ису о строительстве, я с Арджуманд шепталась о мужчинах. Я заново сближалась с дочерью и, чем больше узнавала ее, тем больше ею гордилась. Несмотря на тяготы, выпавшие на ее долю, она не утратила бодрости духа. Часто шутила и смеялась и была менее серьезна, чем ее вечно что-то замышляющая мать. Рядом с ней я чувствовала себя моложе. Интересно, все родители забывают о возрасте рядом со своими детьми?

Тропа разматывалась перед нами. К вечеру вдалеке показались окраины Гоа. Этот город лежал между покатыми холмами, скрывавшими его от глаз путников, но мне кое-что все же удалось разглядеть и сделать вывод, что ничего подобного прежде я не видела. Над зелеными холмами возвышались минареты невидимых мечетей, а также колокольня того, что Низам назвал христианской церковью. Еще дальше тянулись к небу мачты португальских торговых кораблей. Я жадно высматривала между этими высокими столбами море – интересно, какого оно цвета? – но видела, увы, один лишь горизонт.

Как и предупреждал Шиваджи, вскоре мы оказались на развилке дороги. Мы повернули направо, на север, и, зная, что цель уже близка, подогнали своих лошадей. Мы пустили их галопом, и они скакали так до тех пор, пока у меня не стали гореть бедра. Иса и Арджуманд, я знала, мучились еще сильнее. Но они не просили о передышке. Мы гнали лошадей вперед, проносясь мимо огромных песчаных дюн, мимо кокосовых пальм и людей, сколачивающих решетки для сушения рыбы. Потом пересекли мелкую речку.

Над головой у нас кружили белые птицы, и это было чудесное зрелище. Низам назвал их чайками. Они беспрестанно издавали необычные звуки, так же, как стрекочут женщины в гареме. Дорога, теперь уже полностью песчаная, вновь повернула на запад, перекатываясь по дюнам.

И вдруг перед нами раскинулось море!

Оно простиралось будто огромная шелковая простыня цвета индиго. Еще более безграничная, чем бескрайние пустыни Хиндустана. Вдалеке море сливалось с небом, но границу между ними я не могла различить. Синева моря просто постепенно бледнела, переходя в голубизну горизонта.

Когда мы подъехали ближе к морю, я увидела катящиеся к берегу пенистые волны. По синей шири вдалеке скользили лодки – маленькие коричневые скорлупки с белыми парусами. Как же, должно быть, глубока вода под этими лодками! И кто только не живет в этих морских глубинах! Я слышала про акул и китов, но, представляя, как они плавают в море, я трепетала от страха.

Вслед за Низамом мы стали спускаться по песчаному склону. Неподалеку справа от нас тянулся ряд хижин с соломенными крышами. На первый взгляд они все казались пустыми. Я не обратила внимания на домики. Моя лошадь несла меня на берег. Даже она, казалось, была взволнована: фыркала громче, чем обычно, ее ржание сливалось с нашими криками. Жеребец Низама мчался вдоль кромки воды, наши лошади скакали по его глубоким следам. Ветер обдавал меня брызгами. Я ощущала вкус соли на губах, чувствуя себя как ребенок вблизи моря, вне сомнения, одного из удивительнейших творений Аллаха.

Мы неслись по границе моря и суши, длинной и изогнутой, как полумесяц, и такой же мерцающей. Морская вода будто смыла все мои напасти, я чувствовала себя свободной. Казалось, даже мир еще не родился. Существовала только эта полоска песка, во всем ее великолепии. Низам немного повернул коня и галопом погнал его к росшей недалеко от воды пальме. Возле дерева он остановил коня, приподнялся в седле и спрыгнул, как это делают воины. Привязав своего жеребца к стволу пальмы, он помог спуститься с лошади Арджуманд.

Всю свою жизнь я следовала рутинным удушающим правилам, придуманным другими людьми. Но сегодня я отвергла эти правила. Скинула сандалии, закатала штаны. Я не бегала, по-настоящему не бегала уже много лет. И теперь бежала, и это было восхитительно! Иса мчался рядом со мной и хохотал. Как же радостно мне было слышать его смех! Предложив, чтоб я поймала его, он устремился в воду. Я погналась за ним, зашла в воду сначала по лодыжки, потом по икры, потом по бедра. Волна накрыла меня, и я вдруг оказалась под водой. Вынырнув, я облизала с губ соленую пену, почувствовав сильный вкус.

Арджуманд и Низам присоединились к нам, и я вместе с дочерью стала брызгать на Ису водой, пока он не взмолился о пощаде. Потом мы стали плескаться. Море доходило мне до груди, и, когда волны поднялись вокруг меня, я испытала незнакомое ощущение невесомости. Я могла бы лежать на волнах, и море весело швыряло бы меня из стороны в сторону, будто игрушку. И я отдалась на волю волн, которые подхватили меня, подбросили. Изумленная, я широко улыбалась, чувствуя, как волны одна за другой возносят меня к небу.

Непонятно – почему дети резвятся в реке, а взрослые отказываются смотреть на мир их глазами? Почему мы не можем воспринимать простые радости жизни? Конечно, с годами становясь мудрее, мы вынуждены решать множество жизненных вопросов, но неужели при этом мы теряем способность ощущать радость и блаженство?

Огромная волна, гора среди холмов, накатила на нас, смела, и я вдруг почувствовала, что меня несет к берегу. Разбившись о берег, волна выбросила меня на песок. Я взвизгнула. При падении я ушибла ладони, но, откашливая соленую воду, я невольно улыбалась.

– Берегись! – крикнул Иса. Я оглянулась и увидела, что на меня катит еще одна волна. Она ударила меня, утянула под воду. Я барахталась, не понимая, где верх, а где низ. Когда мне уже казалось, что мои легкие лопнут, мне удалось наконец-то коленями упереться в песок. Я хорошо плавала, но сейчас вдруг мной овладела неуверенность – столь непривычна я была к таким волнам. Где тут можно стоять или плавать?

– Иди сюда! – крикнул Иса.

Я подошла к нему и, не спрашивая позволения, запрыгнула к нему на спину.

– Волны такие сильные! – воскликнула я, когда Иса подпрыгнул вместе с очередной волной.

– А ты их перепрыгивай, – сказал он с озорной улыбкой.

– Легко сказать! У тебя вон какие длинные ноги!

Арджуманд подкралась сзади к своей старой матери и, когда волна приподняла нас, забралась мне на спину. Волна ушла, и вдруг оказалось, что на Исе сидят верхом обе его женщины. Он покачнулся, и мы опрокинулись назад.

– Исааааааа!

Море поглотило мой голос. Очередная волна швырнула меня к берегу. Моя туника казалась невероятно тяжелой, и, хотя я все еще пребывала в повышенно-радостном настроении, у меня хватило благоразумия вернуться на мелководье. Дойдя до того места, где вода едва доходила мне до колен, я села, довольно наблюдая, как Иса кидает Арджуманд на волны, а Низам плывет в синюю даль. Я спросила Аллаха, есть ли такие моря в раю, и, не получив ответа, заключила, что они наверняка должны быть. Какой же тогда это рай, если там нет морей?

В исторических книгах говорится, что европейцы плывут в Хиндустан через бескрайние моря. Я покачала головой, восхищаясь подвигами мореплавателей. Если Ладли права, думала я, и человек проживает много жизней, возможно, я в своем следующем воплощении буду путешественником. Я стала бы называть острова в честь тех, кого я люблю, и, может быть, один земной уголок нарекла бы своим именем. Почему нет? В конце концов, все великие путешественники оставляют на карте свой след.

Однако эти приключения подождут, решила я, ведь мне еще жить и жить. У меня есть дочь, которой я должна найти мужа, и есть мужчина, которого я должна сохранить для себя. Довольно! – сказала я себе, понимая, что уже опять начинаю строить далекоидущие планы.

– Мама, иди к нам! – крикнула Арджуманд.

Я покачала головой, хотя слова дочери согрели меня. Повезет тому мужчине, которому она достанется в жены, думала я. Моя мама была совершенством, но я, в отличие от нее, намеревалась позаботиться о том, чтобы моя дочь вышла замуж только по любви. И не важно, кто будет ее избранник – слизняк или герой. Если он будет обращаться с ней пристойно, я помогу ей завоевать его.

– Я люблю тебя, дитя мое, – прошептала я.

Уже стемнело, когда мы наконец ушли с моря. Низам с Арджуманд отправились за нашими лошадьми, а я с Исой побрела к хижинам. Должно быть, мы странно выглядели, но хозяин постоялого двора оказался добрым человеком и встретил нас радушно. Мы заплатили за три комнаты, и он пригласил нас разделить с ним ужин. Конечно же мы согласились.

Его жена, простая женщина, сутулившаяся из-за того, что ей всю жизнь приходилось чинить сети, приготовила нам густой суп с диковинными существами, имевшими множество конечностей, – креветками и кальмарами. Мне казалось, что они сейчас начнут плавать прямо в моей миске!

Из Биджапура мы привезли с собой вино, которое пили вместе с хозяевами постоялого двора. И хотя Коран наше Священное Писание и его тексты для меня – путеводная нить, я не согласна с теми его строками, в которых говорится о запрете употребления вина. Ведь благодаря вину оживляется беседа. Вскоре мы смеялись и болтали с этими незнакомыми людьми так, будто знали их с детства.

Когда мы благополучно съели кушанье со странными маленькими существами, а небо и море потемнели, мы расстались с хозяевами и разошлись по своим комнатам. В постели я крепко обняла Ису. И его прикосновение, о котором я так долго мечтала, было невероятно реальным.

* * *

ТРИ следующих дня мы проводили так. Ездили верхом или подолгу гуляли по берегу. Смеялись, болтали, даже спорили. Однажды после обеда увидели дивных прыгающих рыб, которых наш хозяин назвал дельфинами. Мы бросились в море, гоняясь за ними, и дельфины не поспешили уплыть прочь, а резвились рядом, плавая кругами.

Мы столько всего нового открыли для себя, собирая витые ракушки, охотясь на крабов и строя города на песке. В какой-то момент Низам – а мы-то думали, что он спит, – показал нам миниатюрный Тадж-Махал, который он сам создал. И пусть его башни падали, сам мавзолей имел совершенные пропорции и нам очень понравился. Низам был открытый человек, я легко читала его мысли и видела, что он гордится собой. Мне это было приятно. Я знала, что участие в строительстве Тадж-Махала – важнейший период его жизни. Любой может воевать или прислуживать, а вот творить красоту из камня – это достижение, которое стоит помнить.

Каждый день после обеда наш хозяин вывозил нас в море на рыбацкой лодке, и мы учились ставить ловушки и забрасывать сети. Как ни странно, Исе это занятие пришлось по душе. Он не мог бросать сети так далеко, как Низам, но броски его были более точными: сети всегда падали на стаи рыб, поедавших хлеб, который мы специально крошили в качестве приманки. В его сети попадала самые разные рыбы – длинные, толстые, коричневые или пятнистые. Некоторых мы готовили на ужин, других отпускали в море.

Вернувшись с рыбалки, мы купались, когда смеркалось, так как именно в сумерках начинался отлив и море успокаивалось. Я и Арджуманд снимали халаты и, оставаясь в сорочках и штанах, одежде мальчиков, резвились как сестры. Мы плавали. Дочь рассказывала мне о своей работе на стройке, доставлявшей ей огромное удовольствие, я рассказывала ей об Агре и ее дедушке.

Меня поражало, сколь много в ней общего со мной и Исой. Она была похожа на нас обоих не только внешне, но и по характеру. Арджуманд была умна, и я считала, что это качество она унаследовала от нас обоих. Более того, она была неугомонна, как и я, и обладала таким же юношеским энтузиазмом, как у Исы. Этот несгибаемый оптимизм крепко их связывал. Я знала, что со своим отцом моя дочь всегда будет более близка, чем со мной, и ничуть не сожалела об этом.

Никто из нас не заговаривал о скором расставании. Только настоящее имело значение, и мы стремились сполна насладиться каждым его мгновением. И наслаждались – смеялись до рези в животе, плавали, пока руки не наливались свинцом.

Конечно, последний вечер был другим. Допив вино, все вчетвером мы развели костер на берегу. Говорили мы мало – просто смотрели на огонь. Волн мы не видели, но рокотали они громче, чем обычно, и я вдруг осознала, что мне очень будет не хватать шума моря.

– Мы обязательно вернемся к морю, – сказала я. Мужчины и Арджуманд молчали, и я добавила: – Два года – не такой уж долгий срок. Вы, главное, стройте быстрее и берегите себя. Когда мой брат умрет, мы встретимся в Дели.