Текст книги "Великосветский прием"

Нико изо всех сил пытался противостоять этому помрачению. Он до боли сжал пальцами виски. Его била дрожь.

* * *

Впервые такое случилось двенадцать лет назад, когда он пятнадцатилетним парнишкой подрабатывал в оптовом магазине. Он оказался один в темной подсобке. Очнувшись, он понял, что лежит на полу среди ящиков с пивом и содовой. При падении он поранил висок, ударившись об угол деревянного ящика. Из полукруглой ссадины на виске сочилась кровь. Еще минут десять он не мог пошевелиться и лежал, как в параличе, охваченный отчаянием и ужасом.

Месяца три спустя, ближе к вечеру, он опять увидел те же цветные всполохи, а потом очнулся на полу в коридоре отцовского дома. Горничная-армянка, склонившись над ним, похлопывала его по щекам и встревоженно повторяла его имя. От испуга и гадливости его вырвало. Что, если об этом прознают братья?.. Этого ни в коем случае нельзя допускать. Семья Провенцо была нетерпима к любым проявлениям слабости.

– Миста Ни-и-ик! – армянка Елена трясла его за плечи. – Что с вами? Позвать доктор? Позвать ваш отец?

Лучше бы она этого не говорила.

Пошатываясь, Нико с трудом поднялся с пола. Он схватил перепуганную женщину за локоть, потащил ее вниз по лестнице, вытолкал за дверь и силой впихнул в старый, видавший виды драндулет. Там он навалился на нее и словно клещами сжал ей горло.

– Если ты еще хоть раз сунешь нос в дом моего отца, тебе не жить, – прошипел он.

Она слабо отбивалась, пытаясь что-то сказать.

– Перережу тебе глотку, слышишь? Проваливай – и чтобы духу твоего здесь не было.

Полуживая от страха, армянка поняла, что он пойдет на все, и больше ее никто не видел. Только это и спасло ей жизнь. Но через пять лет Нико все же пришлось убить невольного свидетеля. Им, на свою беду, оказался Рози Беннучи, один из соратников отца. Когда нашли труп, в убийстве обвинили враждующую с Провенцо семью.

После того случая Нико смирил свою гордыню и обратился к врачу. Врач установил, что это вялотекущая форма эпилепсии, которая подлежит медикаментозной коррекции.

Эпилепсия. Для семьи Провенцо это слово было равнозначно несмываемому позору и бесчестью.

Нико взял рецепт и получил в аптеке дилантин. Припадки прекратились... почти полностью.

– Пока состояние не нормализуется, вам нельзя садиться за руль, – сказал доктор. – Пока мы не снимем приступы, вас могут лишить водительских прав. Приходите через неделю – посмотрим, как вы будете себя чувствовать.

Лишить водительских прав? Что за вздор?

Нико и не подумал являться к этому шарлатану через неделю. Он бросил зажигательную бомбу в окно медицинского кабинета, чтобы пожар уничтожил его историю болезни, а вместе с ней и все помещение. Ни с кем не посоветовавшись, он увеличил себе дозу до двух таблеток в день, а когда лекарство кончилось, забрался ночью в аптеку и выкрал весь запас дилантина – добычи должно было хватить на два-три года. Регулярно глотая таблетки, он, можно сказать, избавился от приступов, но ни на минуту не терял бдительности.

Сейчас он мысленно выругался. Придется увеличить дозу еще на одну таблетку. Он чуть не забыл, что в ванной его дожидается Джетта. Ее счастье, что она не видела его пять минут назад.

Он бы никогда в жизни не допустил, чтобы женщина стала свидетельницей его позора. Впрочем, не только женщина. Никому не нужно знать лишнее.

* * *

Джетта лежала в ванне-бассейне, с наслаждением подставляя тело упругим струям подводного массажа.

Ее пальцы скользнули между ног. Но она не хотела трогать себя. Ей хотелось, чтобы это сделал за нее Нико.

Тут открылась дверь, и он вошел в ванную, неся небольшой поднос с двумя бокалами мартини.

– Я заждалась, – промурлыкала Джетта.

– Срочный звонок, – кратко бросил Нико.

На нем были только узкие черные плавки. Когда он скинул их, его пенис, увитый голубоватыми жилками, на глазах напрягся и увеличился. Джетта смотрела на него, как зачарованная. Когда Нико приблизился, она потянулась к нему обеими руками.

– Доставь мне удовольствие, – попросил он, усаживаясь на бортик ванны.

Джетта подплыла к нему и сомкнула губы вокруг его плоти.

– Да, – шептал Нико, наслаждаясь быстрыми движениями ее языка. – Да, о да...

Через час Джетта лежала на спине, утопая в мягком ворсистом ковре. Она широко расставила согнутые в коленях ноги, чтобы Нико мог коснуться губами и языком самых сокровенных уголков ее тела. Но главное все равно ускользало от нее. Она застонала и изогнулась, стараясь не упустить мгновение.

– Расслабься, – прошептал Нико, поднимая голову. – Пусть все идет своим чередом.

– Я... я стараюсь.

– Не надо стараться. Поднимайся мне навстречу. Вот так. Не отпускай мое лицо. Прижмись сильнее. Да... да... Какая ты маленькая, плотная, упругая.

Джетта почувствовала, как их тела покрываются потом. Этот запах одурманивал ее. Наконец каждая клетка ее тела забилась в такт их движениям, а затем словно что-то взорвалось у нее внутри. Она задохнулась, пальцы судорожно вцепились в длинный ворс ковра.

Нико молниеносно протянул руку, достал какую-то ампулу, разломил ее пополам и сунул Джетте под нос.

Зелье подействовало мгновенно. Джетта словно рухнула в другое измерение. Она парила в невесомости, плыла сквозь огненную галактику. У нее оглушительно колотилось сердце. Она услышала протяжный крик и не сразу поняла, что он вырвался из ее груди. Нико что-то сказал, но она уже не разбирала слов.

VIII
МЭРИ-ЛИ, 1980-1982

Остров Мауи в начале лета представлял собой сказочное зрелище. Синева Тихого океана, зелень пальм, теплые красные тона буйно разросшейся бугенвиллеи раскрашивали остров палитрой ярких красок. Перед домом Мариетты цвели гибискусы и пассифлора, зрели бананы, авокадо и манго. С дерева папайи каждый день падало несколько спелых плодов.

Но Мэри-Ли умирала от скуки.

Деревня Хейна и в самом деле была деревней, в полном смысле слова. Она располагалась на восточной оконечности острова. Здесь было от силы две тысячи жителей. Многие виллы принадлежали удалившимся на покой кинозвездам и богатым японцам. Молодежи здесь просто нечего было делать.

Чтобы убить время, Мэри-Ли гуляла по океанскому берегу и часто обнаруживала крошечные незаметные бухточки, словно специально созданные природой для наблюдения за стайками рыб, которые резвились в коралловых зарослях среди вулканических скал. Она уже проглотила все книги из богатейшей коллекции бестселлеров, собранных Мариеттой, и получила от матери разрешение воспользоваться новым компьютером – превосходной современной моделью – чтобы напечатать свой рассказ.

Мариетта Уайлд, сорока шести лет от роду, была желчной и напористой особой. Урожденная Марикита Гуайярдо, появившаяся на свет в трущобном районе Мехико-Сити, она сумела выбиться из уготованной ей нищеты, для начала перебравшись в Штаты и пополнив собой число нелегалов-иностранцев. В возрасте двадцати семи лет она поступила в Калифорнийский университет и сменила имя и фамилию. Теперь можно было заняться поисками человека, который женился бы на ней и тем самым обеспечил ей возможность жить в США на законных основаниях. Незапланированная беременность – Мэри-Ли – вынудила ее на время приостановить эти поиски.

Через три недели после рождения ребенка Мариетта зашла в мясную лавку купить котлет. Сорокапятилетний мясник, увидев ее, лишился покоя, и через месяц они поженились. Получив документы о гражданстве, Мариетта немедленно подала на развод и попыталась передать Мэри-Ли на воспитание мяснику. Последнее ей не удалось.

С той поры Мариетта написала шесть романов, которые мгновенно становились бестселлерами. Она регулярно появлялась на телевидении. Бульварная пресса не уставала описывать ее экстравагантные выходки и громкие судебные процессы. Ее узнавали повсюду. Но только тогда, когда метрдотели самых дорогих ресторанов начали предлагать ей лучшие столики, она почувствовала себя настоящей знаменитостью.

– Что я слышу? Ты написала рассказ? – фыркнула Мариетта, разговаривая с дочерью.

– Ну и что? Я давно пишу. Меня выбрали в редколлегию журнала «Вассар».

– А-а, студенческий журнальчик. Это нельзя считать творчеством.

– Почему же?

– Прежде всего потому, что человек моложе двадцати пяти лет вообще не способен написать ничего путного. Твое косноязычное поколение двух слов связать не может. А к своему текстовому редактору я тебя на пушечный выстрел не подпущу. И так всю периферию для компьютера приходится выписывать из Гонолулу.

– Но я ничего не испорчу. Я умею пользоваться клавиатурой.

– Ты никак опять растолстела? – ядовито спросила Мариетта, меняя тему.

– Растолстела? – Мэри-Ли не поверила своим ушам.

– Да тебя просто разнесло, милая моя. Бедра раздались, ляжки дряблые. Ты что, мало двигаешься?

Мэри-Ли повесила голову. Ее убивали безжалостные придирки матери.

– Да, совсем забыла, – добавила Мариетта. – Мы с Томасом отправляемся на пароходе в Гонолулу. Хотим прошвырнуться по ночным клубам. Ты тут как-нибудь перебьешься, правда? Я бы и тебя с собой взяла, но сама понимаешь: третий – лишний.

– Конечно, – удрученно согласилась Мэри-Ли.

– Нас не будет дня три-четыре. Томас танцует как бог. Наверно, у всех боксеров легкие движения. – Мариетта мечтательно прищурилась. – Наш пароход отплывает в два часа.

– В два? Сегодня? – не поняла Мэри-Ли. Часы только что пробили половину второго.

«Бугатти» Томаса с ревом умчал его и Мариетту в гавань. Мэри-Ли понуро вернулась в опустевший дом на самом берегу океана, который ее мать приобрела на гонорар от романа «Пираты любви».

Мэри-Ли охватило беспокойство. Она бродила из комнаты в комнату. Спальня знаменитой писательницы, залитая тропическим солнцем, напоминала сцену после взрыва в женском магазине. Со всех стульев свисали платья, юбки и блузки. На полу валялось белье. Вокруг корзинки для бумаг громоздились кучи использованных салфеток. На ночном столике лежали две упаковки презервативов и наполовину пустой тюбик вазелина.

Мэри-Ли подняла с пола коралловый браслет, купленный здесь же, на Гаваях. Она надела его на запястье, но цвет показался ей неприятным, вульгарно-розовым. Поблизости обнаружилась пара таких же сережек, слишком миниатюрных и хрупких для ее лица. От нечего делать Мэри-Ли примерила и серьги, но тут же сняла. Бережно опуская украшения Мариетты на откинутую крышку секретера, она заметила маленький блестящий ключик. Наверно, мать забыла его спрятать.

Мэри-Ли охватило жгучее любопытство. Она продолжала метр за метром обследовать комнату, но уже не бесцельно. Не прошло и пяти минут, как она обнаружила картотечный шкафчик, закрепленный в дальнем углу необъятного, размером с целый чулан, стенного шкафа. Сдвинув в сторону вороха шелка, атласа и шифона, Мэри-Ли вставила ключик в скважину, и верхний ящик плавно выдвинулся вперед.

В нем лежали стопки больших плотных конвертов, помеченных рукой Мариетты. Некоторые из них выцвели и пообтрепались от долгого хранения. Мэри-Ли поднесла к глазам тот, что лежал сверху, и прочла надпись:

Дариус К.

Дариус Кеннилли, автор серии популярных брошюр «Диета Дариуса». Десять лет назад он был помолвлен с Мариеттой, но порвал с ней всякие отношения, когда она стала через суд требовать у него деньги – и небезуспешно.

Мэри-Ли открыла конверт и, к своему удивлению, увидела нотариально заверенные документы, повестки в суд, инструкции адвокатов, а также пачку личных писем, написанных убористым мужским почерком. Пробегая их глазами, Мэри-Ли натыкалась то на пылкие признания в любви, то на грязные площадные ругательства.

Она перебрала остальные конверты: совсем тонкие, с двумя-тремя листками, и лопающиеся от бумаг, стянутые резинками. На них знакомым почерком Мариетты были выведены имена забытых друзей, брошенных любовников, родной сестры, с которой она давно враждовала, адвоката по бракоразводным делам (с которым у Мариетты был недолгий роман), нынешних поклонников, собратьев по перу и даже редактора и издателя. Сравнительно тонкий и совсем еще новый конверт был отведен для Томаса Пуэнтеса.

В этом архиве умещалась вся жизнь Мариетты Уайлд. Мэри-Ли торопливо открыла нижний ящик и увидела разрозненные тетради, блокноты, а вперемешку с ними – любительские фотографии, многие из которых были сделаны еще в Латинской Америке. На нескольких цветных снимках Мариетта позировала обнаженной. Неудивительно, что она прятала эти ящички в платяном шкафу!

Это судьба, мелькнуло у Мэри-Ли. Она закрыла за собой дверцы стенного шкафа, пошатываясь, добралась до широкой двуспальной кровати и рухнула на нее, совершенно обессиленная.

На нее лавиной нахлынули воспоминания.

В тот день, когда ей исполнилось восемь лет, она надела нарядное платье и попала в нем под дождик. Мариетта затолкала ее в электросушилку и грозилась включить отжим.

Когда Мэри-Ли было десять лет, Мариетта взяла ее с собой в гости. Рядом с ними возник богатый араб, сын султана. Он принялся расточать похвалы прекрасным медно-золотистым волосам маленькой Мэри-Ли. Мариетта, которая безостановочно опрокидывала в себя рюмку за рюмкой, громко хохотала и предлагала арабу купить ее дочь за пятьдесят тысяч долларов.

Мэри-Ли заставила себя встать и вернуться к потайному шкафчику. Она по одному вынимала конверты и складывала их в аккуратную стопку.

За три дня вполне можно успеть снять копии с каждого листка.

* * *

Забежав к себе между лекциями, Александра достала из ячейки почту. Больше всего она обрадовалась письму от Джетты. Тут же распечатав конверт, она на ходу начала читать.

«Наконец-то испытала настоящий о., — писала Джетта. – Мне показалось, что я лечу в бездну. При встрече расскажу подробно. Кажется, я продала душу дьяволу... Но ничуть не жалею! Он, между прочим, помог мне сохранить роль в «Кэньон-Драйв»... Просто не верю своему счастью! Зовут его Нико Провенцо. Я от него без ума! Он такой...»

Дальше Джетта на все лады превозносила своего возлюбленного. Александра поняла, что это тот самый тип, который вышвырнул Джетту за дверь только за то, что она в постели не оправдала его ожиданий. Угораздило же ее с таким связаться, досадливо подумала Александра и не глядя сунула письмо в сумку.

Александра присела на краешек кровати. Она уже давно не находила себе места. «Ласковая женщина» завоевала золотой диск, но специалисты фирмы «Ариста рекордс», словно сговорившись, отвергли одну за другой три следующие песни. «Неплохо, – отвечали они, – но блеска нет».

Сумеет ли она подняться на прежнюю высоту – или первая песня была случайным озарением? Александре казалось, что чем больше она работает, тем дальше отодвигается заветная цель.

С Мэри-Ли тоже творилось неладное. Она, не разгибаясь, корпела над книгами или просиживала ночи напролет за пишущей машинкой, но никогда не показывала Александре своих заметок.

Вдруг из ванной донесся сдавленный стон. Александра вскочила и постучала в дверь:

– Мэри-Ли, это ты? Тебе плохо?

– Да нет, все нормально, – донесся слабый голос.

– Может, помочь?

– Говорю же тебе, все нормально!

Через несколько минут Мэри-Ли появилась из ванной, бледная как смерть и трясущаяся от озноба. На ней не было ничего, кроме лифчика и узких кружевных трусиков. Ее высокая фигура поражала невообразимой худобой.

– Наверно, желудочный вирус, – вяло объяснила она, встретившись взглядом с Александрой. – Пойду прилягу.

– Мэри-Ли, – с тревогой возразила Александра, – никакой это не вирус. Ты специально вызвала рвоту, я знаю. Скажи, зачем ты себя так истязаешь?

– Я слишком толстая.

Александра вытаращила глаза:

– Когда ты в последний раз смотрелась в зеркало? От тебя остались кожа да кости.

– У меня килограммов пять лишних, – упорствовала Мэри-Ли. – Посмотри, живот выпирает.

– Какой живот? О чем ты? Господи, да как тебе в голову могло прийти, что ты толстая? – Тут Александра осеклась. Все ясно, подумала она, ее матери опять неймется. – Послушай, Мэри-Ли, ты очень симпатичная. Просто слов нет. Но боюсь, что у тебя истощение организма. – Она направилась к телефону. – Надо вызвать врача.

– Нет! – в ужасе запротестовала Мэри-Ли. – Ни в коем случае! Я буду есть как следует, вот увидишь. Врача вызывать нельзя: он сразу сообщит ей.

Александра в отчаянии опустилась в кресло.

– Мы же с тобой не чужие, Мэри-Ли. Почему ты от меня таишься?

– Я пишу книгу, – вырвалось у Мэри-Ли.

– Роман?

– Нет, не роман. Биографию. Несанкционированную биографию.

– Чью?

Мэри-Ли собралась с духом:

– Мамину.

– Биографию твоей мамы?!

– Да, причем уже не первый месяц. Приходится беседовать со множеством людей – у нее тьма заклятых врагов. И вдобавок я сама раскопала массу сенсационных материалов. Книга будет называться «Леди Кобра».

Александра потеряла дар речи.

– Зачем ты это затеяла? – спросила она, придя в себя. – Мэри-Ли, опомнись, это безумие. Я понимаю, таким образом ты ей отомстишь, но навлечешь на себя новые беды.

– Ну и пусть! – закричала Мэри-Ли, но тут же взяла себя в руки. – Я, кстати, не собираюсь ей мстить. Это будет... Не знаю, как тебе объяснить... В общем, читателям будет интересно узнать о ней правду. А кто расскажет о Мариетте лучше, чем родная дочь?

– Вот именно: ты смотришь на нее как дочь, а не как биограф. Мэри-Ли, ты играешь с огнем, – убеждала Александра. – Ты же понимаешь: она тебя в порошок сотрет.

– Хуже уже не будет, Александра. Я напишу все как есть, черным по белому, и не вздумай меня отговаривать. Эта книга стала для меня делом всей жизни, пусть даже из-за нее я вылечу из Вассара.

– Остановись, пока не поздно.

– Ни за что не остановлюсь. Я пойду на все. Ты только мне не мешай и не задавай лишних вопросов.

Через час Александра снова ушла на лекции, а Мэри-Ли отперла верхний ящик своего письменного стола и достала рукопись «Леди Кобры». Она взвесила на руке внушительную папку и сама поразилась. Уже семьсот машинописных страниц, а будет еще целых четыре главы.

Она села за машинку, вставила чистый лист и, почти не задумываясь, застучала по клавишам.

«В 1972 году отношения Мариетты с Дариусом Кеннилли окончательно испортились...»

Лету, жаркому и влажному, казалось, не будет конца. Мэри-Ли никуда не уезжала на каникулы. Она замещала ушедшего в отпуск репортера городской газеты «Покипси джорнэл». За чисто символическую плату она писала все, что требовалось: и некрологи, и объявления о помолвках. Лучшим ее материалом стал репортаж о трагической гибели подростка в горах. Мэри-Ли нашла такие проникновенные слова, что даже редактор отдела новостей, прожженный, циничный газетчик, язвительно насмехавшийся над ее скачущими запятыми, на сей раз снизошел до похвалы.

– Недурно, – заметил он. – Можно было бы даже послать на конкурс Ассоциации журналистов. Но для этого ты должна работать у нас в штате. А поскольку ты возвращаешься в свой гнилой Вассар, тебе ничего не светит.

Мэри-Ли в ответ только улыбнулась. Откуда ему было знать, что через год ее имя безо всякого конкурса прогремит по всей стране. Об этом знали только двое: Александра и литературный агент, которому Мэри-Ли отправила рукопись.

Она долго ломала голову, пока не решила, на ком из агентов остановить свой выбор. В конце концов она вспомнила имя человека, которого Мариетта поносила на чем свет стоит и объявляла «отпетым негодяем» и «скользким типом». В глазах Мэри-Ли ругань матери была лучшей рекомендацией; она написала Роберту Ленарду, а тот в ответ попросил незамедлительно выслать рукопись для ознакомления.

Прошло уже больше месяца. От Ленарда не было ни слуху ни духу. Неужели бандероль затерялась? Воображение Мэри-Ли рисовало страшные опасности, подстерегавшие ее драгоценную рукопись – целых 850 страниц, – вплоть до взрыва в грузовом отсеке самолета. Приличной копии у нее не осталось, только черновой вариант, испещренный бесчисленными пометками. Если несчастья не произойдет и рукопись будет благополучно доставлена в Нью-Йорк, то впредь нужно быть более предусмотрительной.

В понедельник, вернувшись из редакции в маленькую квартирку, которую она сняла на лето в Покипси, Мэри-Ли достала из почтового ящика открытку с типографским текстом: «Настоящим подтверждается получение вашего почтового отправления. Рукопись будет рассмотрена в установленные сроки. Благодарим за сотрудничество». Внизу стояла подпись: Роберт Ленард.

Мэри-Ли пробежала глазами открытку прямо в подъезде, не отходя от длинного ряда жестяных почтовых ящиков. Облегчение сменилось разочарованием: это было всего-навсего стандартное уведомление. Значит, ее рукопись будут рассматривать в общем потоке, как любую другую. Неужели Ленард не понял, что у него в руках готовая сенсация – выдержки из личной переписки и дневников Мариетты Уайлд? Где он еще найдет такой материал?!

Поднимаясь по лестнице, Мэри-Ли услышала, что в квартире звонит телефон. Она побежала вверх по ступенькам, на ходу доставая ключ, ворвалась в квартиру и успела схватить трубку после седьмого гудка.

– Я слушаю.

– Это Мэри-Ли Уайлд? – спросил незнакомый голос. Она чуть не упала в обморок от волнения.

– Что?.. Да...

– С вами говорит Бобби Ленард. Я всю ночь не ложился спать – просматривал вашу рукопись. Должен сказать, она на меня произвела впечатление. Я уже созвонился с издательством «Краун»; там проявили большой интерес к вашей работе.

Мэри-Ли не могла в это поверить. Может быть, ее просто разыгрывают?

– Значит, есть какая-то надежда? – слабым голосом переспросила она.

– Да, конечно, – если вы и вправду родная дочь Мариетты Уайлд и если вы согласны на проведение рекламной кампании. Скажите, вы готовы отправиться в поездку по стране, выступать по телевидению и радио, давать интервью и так далее?

Мэри-Ли до боли сжала телефонную трубку. Этого следовало ожидать. Теперь надо принимать решение.

– Что вы на это скажете? – торопил агент.

– Я... согласна на проведение рекламной кампании. Да, – прошептала Мэри-Ли. – И я на самом деле родная дочь Мариетты. К рукописи приложены фотографии.

– Не могли бы вы приехать в Нью-Йорк в ближайший четверг? Я отложу все дела, и мы обсудим рукопись постранично. А потом подпишем договор.

* * *

Впереди вырисовывалась панорама Манхэттена. Над Ист-ривер в тумане маячили железобетонные громады, башни из стекла и стали, тонкие шпили. Мэри-Ли оробела.

Она съежилась на заднем сиденье нью-йоркского такси. Ее бросало из стороны в сторону, когда самоуверенный таксист маневрировал в плотном потоке уличного движения.

Неужели это не сон?

Такси остановилось на Пятой авеню, у здания агентства. Мэри-Ли поспешно расплатилась и выскочила из машины.

В тесном вестибюле она остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее колотила нервная дрожь. Зачем только она устроила всю эту заваруху?! Александра была права: теперь не оберешься бед. Мать от нее мокрого места не оставит. Эта затея сейчас казалась ей чудовищной ошибкой.

С утра у Мэри-Ли во рту не было ничего, кроме нескольких долек грейпфрута, но ее тошнило, словно она объелась. Она уже была готова повернуться и уйти, чтобы никогда не видеть Ленарда и не вспоминать об этой злополучной книге.

– Что с вами, миленькая? – спросила какая-то полная женщина, останавливаясь рядом. У нее была горделивая осанка и кожа цвета крепкого кофе; в руках она держала бумажный пакет.

Мэри-Ли вздрогнула. Но в глазах женщины было столько неподдельного участия, что она нашла в себе силы выдавить:

– Я... Мне... У меня назначена встреча с мистером Ленардом.

– Зачем же так паниковать? – улыбнулась женщина. – Вы попробуйте себе представить, что он стоит перед вами в одних драных носках, а из прорех пальцы торчат.

Мэри-Ли невольно прыснула.

– Да-да, кого боишься, того надо вообразить нагишом. Действует безотказно, – добавила женщина. – Меня зовут Рэйчел, я референт мистера Ленарда. У нас как раз обед кончается. Пойдемте-ка наверх, я приготовлю кофе. И, кстати, бутерброд с сыром вам тоже не повредит. Куда это годится: все ребрышки можно пересчитать.

Минут через десять Мэри-Ли пришла в себя. Когда ее пригласили в кабинет литературного агента, она испытала не более чем легкое волнение.

– Рад познакомиться с вами, мисс Бестселлер. – «Отпетый негодяй» и «скользкий тип» поднялся ей навстречу. Вся поверхность его письменного стола была завалена письмами, рукописями, контрактами и прочими бумагами.

– Здравствуйте, – тихо сказала Мэри-Ли. Он внимательно смотрел на нее.

– Садитесь, прошу вас. Это только кажется, что здесь все вверх дном. На самом деле я ужасный педант. У меня каждой бумажке отведено свое место. Кстати, если пожелаете, могу продать вам Бруклинский мост. Уступлю за полсотни долларов – только для вас.

Мэри-Ли сразу почувствовала себя непринужденно. Бобби Ленард был совсем не похож на сурового литературного агента. Он скорее напоминал спортивного комментатора или тренера. Ему было лет пятьдесят с небольшим; в темных волосах блестела седина; высокая крепкая фигура выдавала бывшего атлета. В жестах и голосе сквозило жизнелюбие. На нем были джинсы и твидовый пиджак спортивного покроя.

– Садитесь, – повторил он. – Ох, прошу прощения, все стулья заняты. Сейчас что-нибудь переложим.

На папках с рукописями мелькали громкие имена: Роберт Ладлэм, Джон Д. Макдоналд и другие, не менее знаменитые. Мэри-Ли затаила дыхание, впервые ощутив свою причастность к настоящей беллетристике.

Она села и осмотрелась. Кабинет, вопреки ее ожиданиям, оказался невероятно тесным. Правда, на полу лежал дорогой ковер, а по стенам были развешаны фотографии литературных гениев и памятные сувениры.

– Итак, – начал Ленард, – вы и есть автор захватывающей и ядовитой книги «Леди Кобра»?

– Да...

– Вы написали ее самостоятельно?

– Ну конечно!

– Без всякой посторонней помощи?

– Естественно! – Мэри-Ли прикусила губу, но тут же взяла себя в руки. – Я понимаю, что моя молодость мешает в это поверить. Однако я уже два года пишу для студенческого журнала, а сейчас меня пригласили в «Покипси джорнэл». Так что эта книга – отнюдь не первая проба пера. Сколько себя помню, я всегда что-то писала. Это мое призвание. Если вы поможете мне с публикацией, я на этом не остановлюсь, вот увидите. Буду писать книгу за книгой.

– Книгу за книгой? Замечательно! Обожаю плодовитых авторов. – В улыбке Ленарда не было ни тени иронии. – Ну, хорошо, Мэри-Ли, теперь приступим к делу. Я хочу отметить ваши сильные и слабые стороны. Вы свободно владеете словом, почти как Леон Урис. У вас своеобразный стиль. Кроме того, вашей работе присуща... дерзость в сочетании с изяществом. Это динамит, девочка моя, и ваше счастье, что он попал в хорошие руки, то бишь ко мне.

– О-о, – только и смогла протянуть Мэри-Ли. Ее окрылила эта высокая оценка.

– С другой стороны, недостатков у вашей книги тоже хватает, – продолжал агент. – Собственно поэтому я и попросил вас прилететь в Нью-Йорк, Мэри-Ли. Организация материала оставляет желать лучшего. Текст рыхловат. Вы перескакиваете с одного на другое, постоянно дергаете читателя, тасуете города и даты. При чтении возникает неразбериха. Первая глава слишком затянута, да и некоторые другие части без всякого ущерба можно сократить. В общем и целом необходимо выкинуть по меньшей мере двадцать тысяч слов.

– Двадцать тысяч слов? – Мэри-Ли решила, что ослышалась. – Но ведь это больше ста страниц!

– Это как минимум. От балласта и «воды» надо безжалостно избавляться. В этом нет никакой трагедии. Где-то уйдет одно слово, где-то фраза, где-то целый абзац, а то и глава. Да вы не отчаивайтесь, – подбодрил он Мэри-Ли. – Все авторы вносят исправления в текст. Разве вы об этом не слышали? Когда мы вашу книгу как следует причешем, из нее получится просто конфетка.

Мэри-Ли не сводила с него затравленного взгляда. Как же так: сначала он рассыпался в похвалах, а потом камня на камне не оставил от книги, будто в ней только и есть, что балласт и «вода». Она оттачивала каждое слово, каждую фразу. Как же можно взять и выкинуть больше ста страниц? Так недолго выхолостить самую суть.

Едва сдерживая слезы, Мэри-Ли поднялась, чтобы немедленно уйти. Сейчас она возьмет такси и поедет прямиком в аэропорт...

Но Ленард, казалось, не замечал ни ее отчаяния, ни приготовлений к бегству.

– Что за чертовщина, – бормотал он, роясь в куче бумаг, – куда запропастился синий карандаш?

Мэри-Ли остановилась в нерешительности.

– Садитесь поближе, – деловито приказал агент, – я покажу, что от вас требуется.

– Но... я считала, что на это есть редактор...

– Юная леди, самый прекрасный алмаз не будет играть, если он не отшлифован и не огранен. Если наш с вами алмаз не заиграет, так в его сторону никто и не посмотрит.

Ленард не оставил ей выбора, отрезав все пути к отступлению. Это был профессионал высшей марки. Он так убедительно разъяснял ей свои критические замечания, что вскоре Мэри-Ли забыла все обиды и с головой погрузилась в работу. Теперь она и сама видела, что многие эпизоды предваряются слишком длинными вступлениями, а описания перегружены совершенно лишними эпитетами.

– Долой! Долой! Долой! – торжествующе восклицал Ленард, единым росчерком расправляясь с целой страницей. – Получается просто блеск: чисто, стройно, компактно. Критики будут от вас без ума, юная леди: ваши алмазы заиграют всеми гранями.

К половине седьмого оба были в полном изнеможении. Ленард повел Мэри-Ли в соседний бар и, не спрашивая, заказал ей двойную порцию «кровавой Мэри».

– Когда вернетесь домой, не старайтесь все исправить одним махом, – посоветовал агент. – Просмотрите, не торопясь, страницу за страницей и внесите все изменения, о которых мы договорились. Даю вам на это четыре недели. Я собираюсь выставить вашу рукопись на издательский аукцион. Люди из «Крауна» не будут мелочиться... им только нужно взглянуть на окончательный вариант, чтобы решить, сколько следует вам предложить.

Мэри-Ли отпила глоток острого прохладного коктейля. Она почти ничего не ела и теперь почувствовала, как у нее обмякли мышцы, и все поплыло перед глазами.

Пока Ленард объяснял ей, как проходит издательский аукцион, Мэри-Ли оглядывалась вокруг. За соседним столиком она заметила молодого человека, который не сводил с нее глаз. Светловолосый, плотного телосложения, в очках, он был похож на инженера-программиста. Их взгляды встретились, и, к ужасу Мэри-Ли, незнакомец ей подмигнул.

Она залилась краской, сжала свой бокал и уставилась в пол.

– ...так что страсти иногда накаляются, – продолжал Ленард, как ни в чем не бывало. – Если предложений окажется достаточно много, цена вполне может подскочить до шестизначной суммы. Кстати, на прошлой неделе я выставлял одну рукопись, за которую предложили даже семизначную цифру.

Мэри-Ли снова обратилась в слух:

– Вы хотите сказать... миллион долларов?

Ленард развел руками: