Текст книги "Великосветский прием"

Фрэнк удовлетворенно кивнул и пропустил ее перед собой в дверь. Здесь он устроил ей короткую экскурсию, позволив заглянуть в обширный кинозал, просторную кухню, разделенную на несколько отсеков, и гостиную, где стояли монументальные скульптуры, которые сделали бы честь любому музею.

– А вот мой настоящий дом, – гордо провозгласил он, открыв дверь в спальню.

Такое Дэррил видела только в кино: зеркальные потолки, кровать с водяным матрасом, гигантских размеров телеэкран в комплекте с видео – и коллекция вибраторов, разложенных на столике рядом с прочими секс-принадлежностями. Но когда она заметила у изголовья и в ногах кровати толстые бархатные жгуты, аккуратно свернутые, будто они служили чисто декоративным целям, ей сделалось дурно. Только сейчас она поняла, что означали слова: «Замашки у него препоганые».

Только этого не хватало, подумала она.

– Я собираюсь переодеться в домашнее, – сообщил Фрэнк с сальной ухмылкой. Он потребовал, чтобы Дэррил последовала его примеру, и указал ей на ванную комнату.

Здесь господствовал все тот же помпезный стиль: мраморная облицовка, черно-белые пиктограммы с изображением нагих тел и прочие изыски вполне определенного сорта. Конечно, еще не поздно было унести отсюда ноги, но для Дэррил это означало бы крушение всех замыслов. Успокаивало лишь то, что Фрэнк, судя по всему, еще не изувечил никого из своих избранниц – такие случаи в Голливуде мгновенно получали огласку... Из спальни донесся его голос:

– Бэби! Ты скоро?

Распахнув необъятный стенной шкаф, Дэррил торопливо рылась в ворохах нейлона и шелка и, наконец, отыскала нечто вроде купального костюма из черного эластичного кружева, с отверстиями для сосков и разрезом между ног. Она скинула одежду и, неловко извиваясь, натянула этот сомнительный покров. Секс-бомба, мечта прыщавого юнца, подумала Дэррил, взглянув на свое отражение в зеркале, и перешагнула порог спальни.

– Хелло, милый.

Процветающий архитектор из Беверли-Хиллз предстал перед ней в черном кожаном гульфике, куда с трудом умещался его гигантский джентльменский набор. Но Дэррил даже не обратила внимания на его мужское достоинство. Ее глаза были прикованы к тому предмету, который Корт Фрэнк сжимал в руке.

Это был старинный кучерский кнут, как будто перекочевавший в сегодняшний день из глубины веков. Кожаная рукоять изрядно потерлась от многолетнего употребления.

Фрэнк похотливо улыбался, обшаривая глазами ее тело.

Дэррил облизнула пересохшие губы и одарила его ответной улыбкой, сознавая, что слова, которые она сейчас произнесет, сыграют решающую роль.

– Корт, я ничего не имею против твоего кнута, но ставлю три условия. Во-первых, чтобы не было слишком больно. Во-вторых, чтобы не осталось рубцов на открытых частях тела, иначе я не смогу надеть вечернее платье. И в-третьих...

– Да?

– Ты возьмешь меня с собой в Чикаго на прием к Коксам.

Фрэнк поперхнулся; его глаза блеснули. Он все понял.

– Но у меня уже есть договоренность...

– Придется ее отменить. Или я сейчас же ухожу домой.

В ее жизни это была далеко не лучшая ночь, однако боль оказалась не такой уж страшной. И это утешало, поскольку стало ясно, что одним визитом она не отделается. Он обещал... и она заставит его сдержать обещание.

* * *

Опять на нее все глазели. Несколько девушек, сидящих за соседними столами в библиотеке Джорджтаунского университета, подняли глаза, когда Битси отодвинула стул и с грохотом швырнула на пол свою сумку.

– Сволочи! – прошипела она.

Насупившись, Битси открыла справочник по языку программирования COBOL. Она склонилась над книгой, пытаясь запомнить нужные команды. Ей было трудно сосредоточиться, и с каждым днем становилось все труднее...

Дерек Уинтроп. За последние несколько лет она трижды пыталась его убить.

В первый раз она подстерегла его на выходе из отеля «Джефферсон». Телохранители Уинтропа схватили ее, но ей удалось вырваться и удрать от них на машине.

В другой раз она сидела в засаде близ дома на Думбартон-авеню, в котором он жил со своей женой, Ритой-Сью. Когда эта расфуфыренная парочка вышла, чтобы отправиться на какой-то сенатский прием, Битси выскочила из зарослей. Рита-Сью завизжала что есть мочи, Дерек заорал, и Битси помчалась прочь. В тот раз она тоже сумела скрыться.

В третий раз ее прихватили полицейские в Капитолии. Им показалось подозрительным, что кто-то в поздний час слоняется возле офиса сенатора Уинтропа. Ее отвели в отдел охраны и, обнаружив при обыске нож, арестовали за ношение холодного оружия.

Тогда из Майами примчался ее дед, внес залог и добился, чтобы внучку выпустили на поруки. Он поместил ее в частную психиатрическую клинику. Через некоторое время состояние Битси улучшилось, и ее выписали. Она вернулась в Джорджтаун и прекратила принимать назначенные ей лекарства.

Она вынашивала свои навязчивые идеи, ежедневно проводя долгие часы в мрачных раздумьях. Оказалось, что не так-то просто выследить такого деятеля, как Дерек Уинтроп.

– Мисс! – К ней наклонился долговязый студентик. – Мисс, не обижайтесь, но вы очень громко разговариваете сама с собой.

Сама с собой? Что за чушь? Она и не думала разговаривать.

Студент вернулся к своему столу. Чтобы он к ней больше не совался, Битси перешла в журнальный зал. На одном из стульев кто-то оставил свежий номер «Вашингтон пост». Битси подняла газету и села.

Она читала о Дереке Уинтропе все, что попадалось ей на глаза. К этому времени он снискал в Вашингтоне широкую известность. Двое сенаторов с Юга преждевременно ушли в отставку: один – после инфаркта, а другой – из-за драки в гардеробе, и Уинтроп занял престижное место в сенатской комиссии по международным связям. Теперь даже скептически настроенные обозреватели, вроде Джека Эндерсона и Карла Роуэна, называли его одним из самых видных политиков в высших эшелонах власти.

Битси собрала коллекцию ножей из шведской стали. Это были женские ножи: каждый отличался своеобразной изящной формой. Ей нравилась их гладкая поверхность, удобный изгиб рукояток, хирургическая острота лезвий. Она день и ночь грезила о том, какую службу сослужит ей каждый их этих ножей, вонзившись в тело Дерека Уинтропа.

Ведь это он организовал облаву, в которой был убит Джанкарло Феррари, а она попала под пули и осталась увечной. Наверно, он возомнил, что может запросто позвонить, кому следует, и сломать человеку судьбу. Вся ее жизнь превратилась в пытку... Кто же еще отомстит ему, если не она сама?

Битси дошла до раздела «Стиль». Ей бросился в глаза заголовок: «Бриллианты Фитцджеральдов и драгоценности королевской семьи».

Сгорая от зависти, она изучала фотографию Александры Уинтроп, помещенную рядом со статьей. Лицо Александры было похоже на прекрасную камею.

Да еще эти драгоценности. Даже газетная фотография не могла исказить их великолепия; как же хороши они должны быть в действительности, эти знаменитые розовые бриллианты?

Тут Битси застыла. Он – брат Александры. Он непременно должен быть на приеме.

Придется пуститься во все тяжкие, лишь бы оказаться там же в нужный час. Ее мысли бешено закрутились. Один ее знакомый работает помощником повара в чикагском отеле «Фитцджеральд». По крайней мере, три года назад он точно там работал. Хорхе Арринда как-то встретился ей на вечеринке в Майами. Он тогда запомнил ее... у Битси были все основания на это надеяться.

Ее охватило лихорадочное возбуждение. Она схватила свою потертую сумку и кинулась в вестибюль, к телефонам-автоматам.

Выяснить номер отеля «Фитцджеральд» не составило никакого труда. Через минуту Битси уже дозвонилась до кухни.

– Хорхе, – с облегчением выдохнула она, – давненько мы с тобой не виделись.

У него был голос добродушного толстяка – низкий и густой:

– А кто это?

– Это Битси. Помнишь меня? Битси Ланком. Только теперь моя фамилия Думбартон. Я вышла замуж.

Ей показалось, что лучше представиться ему под вымышленной фамилией, и она по наитию выбрала название улицы, где жил Дерек Уинтроп.

Голос Хорхе выразил всю меру его удовольствия.

– Битси! Вот так сюрприз! Откуда ты звонишь?

– Сейчас я в Джорджтауне, но скоро уезжаю. Мы с мужем разбежались. Поеду в Чикаго. Скажи, есть какая-нибудь возможность получить работу у вас в «Фитце»? Опыт у меня есть: я была и буфетчицей, и официанткой.

– Наверняка что-нибудь найдется. У нас есть пара вакансий – нужны помощницы барменов.

Вот она, расплата, думала Битси. У нее кружилась голова в предвкушении возмездия. Сенатор Дерек Уинтроп получит за все сполна.

* * *

– Еще одна проблема! – объявила Долли, влетев в кабинет Александры.

– Что на этот раз? – спросила Александра, закончив междугородный разговор с Туайлой Тарп.

– Цветы, – сообщила Долли. – Помнишь, в понедельник бушевала ужасная гроза? Из-за нее в оранжерее у наших поставщиков отключилось электричество. Надо же было такому случиться! Холодильная установка до сих пор не работает. Электрики говорят, что в первую очередь обязаны обслужить жилые дома.

– Я всегда думала, что цветам нужен свет, а не электричество.

– Электричество нужно холодильным установкам, – наставительно произнесла Долли, опускаясь на стул. – Розы приходится держать при температуре не выше десяти градусов, иначе они будут слишком быстро раскрываться. А у нас еще заказаны горы белых орхидей. Кончится все тем, что наши цветы опадут.

– Не опадут. Мы позвоним в Нью-Йорк и закажем все, что нужно, в фирме «Луччи».

Шла последняя неделя перед приемом. Уже были поставлены строительные леса. Десятки монтажников и драпировщиков приступили к выполнению трудоемких работ по возведению подмостков и оформлению трех огромных бальных залов.

Переговоры с профсоюзом так и не вышли из тупика, однако адвокаты Ричарда установили контакт с федеральным судьей. Они добивались трехмесячной отсрочки выступлений. Ричард уверял Александру, что дело завершится к концу недели и никак не отразится на проведении торжественного приема.

Сейчас уже было поздно что-либо менять. Оставалось слишком мало времени.

– Уф, – вздохнула Долли, скинув итальянские лакированные туфли. На ней был зеленый льняной костюм с брюками-бермудами. – Ноги меня просто убивают. Да, насчет корзинок, Александра. Я договорилась с двумя девушками, что они помогут мне упаковывать сувениры для гостей, и завтра мы весь день будем заняты. Раз уж мы это затеяли, надо проследить, чтобы не было накладок.

Александра кивнула и добавила:

– И еще: завтра ближе к вечеру прилетает балетная труппа – нужно организовать репетицию. Завтра же надо проверить, как работают фонтаны. Сантехник клянется, что они все отлажены. И, благодарение Богу, электронная система подсветки работает безотказно. Осталось только установить прожекторы и сфокусировать их на...

– Если не случится никаких новых неурядиц... – перебила ее Долли, шевеля затекшими пальцами ног.

– Слушай, когда ты перестанешь пророчить нам неприятности? Ничего такого не случится.

– Знаю. Это уж так... Да, между прочим! – воскликнула Долли, вскочив со стула и направляясь к небольшому холодильнику. – Я, кажется, видела тут бутылочку «шабли». Давай выпьем по бокалу. Чуть-чуть развеемся.

Александра приняла у нее из рук бокал вина.

– За успех нашего вечера! – провозгласила Долли. Александра молча улыбнулась.

* * *

Рэмбо прохаживался взад-вперед перед небоскребом «Фитцджеральд тауэр», толкая перед собой тележку с букетами цветов. Вокруг него не утихала толчея, обычная для торговой части Мичиган-авеню.

Он передвигался медленно и лениво. Жарища. А ведь уже наступила первая неделя сентября. Любой нормальный человек прохлаждается сейчас в каком-нибудь баре, а он должен таскаться по улице, пока мозги не расплавятся.

Однако инструкции надо выполнять. Ему дали фотографии всех Коксов и их домашней прислуги. От него требовалось только наблюдать за входом в здание и примечать, кто когда приходит и уходит.

Мимо него прошли две дамы почтенного возраста. Одна замедлила было шаги, чтобы приглядеться к цветам. В тележке лежали георгины, гвоздики и лилии, но почти все они на жаре изрядно подвяли, и старушка быстро утратила к ним всякий интерес.

Рэмбо со вздохом развернул тележку, гадая, долго ли ему еще предстоит здесь жариться. И тут он увидел няню-англичанку и старшего парнишку Коксов – они выходили из парадного подъезда.

К высотному зданию подкатил длинный, дымчато-серый лимузин Коксов. Няня взяла Трипа за руку и повела к машине. Женщина была недурна собой; ей шло строгое синее платье безо всяких побрякушек. А пацан, подумал Рэмбо, настоящий симпатяга. Бежал вприпрыжку рядом с няней и взахлеб рассказывал что-то про школу.

На глазах у Рэмбо няня заторопилась к лимузину, открыла дверцу, подняла на руки мальчика и усадила его на заднее сиденье, а потом сама села рядом и захлопнула дверцу. Так повторялось изо дня в день.

Рэмбо снова вздохнул. Нико велел ему придумать, каким способом можно заполучить мальчишку. Но оказалось, что дело – дрянь: детишки Коксов всегда сидели либо в лимузине, под защитой шофера, либо дома, в родительских апартаментах – а там такая сигнализация и охрана, что в танке не прорвешься. Даже в проклятущей школе, куда возили мальчишку, существовала служба безопасности.

Когда лимузин отъехал от тротуара, Рэмбо заметил, что из-за угла вывернул другой шикарный автомобиль такой же модели, причем тоже серого цвета, гладкий и блестящий. Две машины отличались лишь номерными знаками. И тут его осенило.

Он достал из кармана небольшой блокнот, с которым не расставался, и записал номер лимузина Коксов.

Как ему сразу не пришло в голову? Работенка-то – раз плюнуть.

* * *

– Брауни, когда я вырасту, я буду аквалангистом! – объявил Трип, выходя с воспитательницей из ворот школы. Здесь стоял гвалт, обычный для этого часа, когда ученики разъезжались по домам после уроков.

Матери нажимали на гудки своих машин; лимузины теснили друг друга, чтобы занять более удобную позицию; такси выстроились в очередь, загораживая проезд остальному транспорту.

– Я буду нырять глубоко-глубоко под воду, как показывали по телевизору, – тараторил Трип. – А на глубине живут акулы, и всякие большущие рыбы, и киты. Я подплыву поближе и буду снимать про них кино подводной камерой.

Брауни улыбалась. Трип был ее любимцем.

Подъехал лимузин Коксов; его серый отполированный корпус отбрасывал блики в лучах послеполуденного солнца.

– Пойдем, – поторопила няня. Мальчик заупрямился.

– Брауни, это не наш. Он блестит по-другому.

– Не выдумывай, – возразила она, подталкивая его к машине. – Ну, идем же, а то попадем в дорожную пробку и до ночи не сможем выбраться.

Она пересекла тротуар и открыла дверцу лимузина.

– Быстренько садись, – сказала она, сопровождая свои слова легким шлепком.

Трип забрался на сиденье, и Брауни поспешно уселась рядом. Она захлопнула дверь и сразу же услышала, как щелкнули дверные замки.

– Брауни... – прошептал Трип. Он не сводил взгляда с плексигласовой перегородки, отделявшей их от шофера.

Проследив глазами, куда уставился мальчик, Брауни заметила, что в просторном салоне бар и холодильник расположены не там, где обычно. Когда же ее глаза уперлись в затылок шофера, стало ясно, что голова у него более узкая и вытянутая, чем у Билла, а волосы темные и вьющиеся.

– О Господи! – воскликнула она с досадой.

Они по ошибке оказались в чужом лимузине. Брауни потянулась к пульту и нажала кнопку переговорного устройства.

– Извините, но мы, кажется, сели не в ту машину, – сообщила она темноволосому шоферу, который даже не оглянулся в их сторону.

– Нет-нет, в ту самую, – раздался из динамика его голос.

– Сейчас же остановитесь и выпустите нас, – произнесла Брауни с характерным английским выговором.

Ответа не последовало.

– Остановитесь немедленно! Прямо на углу! – потребовала она.

И снова – никакого ответа. Водитель даже не сбросил скорость у перекрестка, а вместо этого свернул в боковой проезд. Потянувшись к дверце, Брауни обнаружила, что на ней нет ручки. С левой стороны ручка также была отвинчена.

Она с ужасом поняла: это похищение.

Трип коснулся ее руки.

– Брауни, – позвал он, глядя на нее широко раскрытыми глазами, – мы же едем не в ту сторону! Брауни, Брауни, этот дядька нас куда-то увозит!

Позвать на помощь не было ни малейшей возможности. Тонированные стекла лимузина снаружи были непрозрачными, так что махать руками или делать какие-то отчаянные знаки не имело смысла.

Проскочив через пять перекрестков, лимузин резко затормозил, и на переднее сиденье подсел второй мужчина.

Гувернантка не слишком хорошо разглядела его, да она и не стремилась к этому: ее охватил ужас. Они с Трипом крепко обнялись и в отчаянии вглядывались в мелькающие за окном незнакомые кварталы.

Сначала они промчались мимо ряда административных зданий, потом пересекли южный приток Чикаго-ривер. Проезжая по узким переулкам, они видели обшарпанные ремонтные мастерские и небольшие цеха; многие из них явно пустовали.

Впереди появилась вывеска: «Братья Провенцо. Упаковочный цех». Автомобиль подкатил к комплексу одноэтажных шлакоблочных строений. Около транспортных платформ стояло несколько грузовиков, на которые складывались разделанные мясные туши, упакованные в прозрачную пленку. Брауни отвела глаза.

– Это фабрика? – Трип крепче ухватился за руку няни.

– Да.

– Здесь делают мясо?

– Да.

Лимузин подрулил к черному от копоти зданию, которое казалось заброшенным. Брауни замерла, теснее прижав к себе ребенка. Мужчины вышли и обогнули автомобиль с двух сторон. Тот, что был справа от Брауни, рывком открыл дверцу. В салон ворвался гнилостный, тошнотворный запах бойни. Гувернантка едва не задохнулась. Поверх лица похитителя была натянута маска-чулок, поэтому его черты были приплюснутыми и бесформенными.

– Вылезайте, – приказал он хриплым низким голосом.

Брауни вжалась в спинку сиденья и, обняв Трипа, старалась загородить его собой. Ее била дрожь, но она крепко уперлась ногами в пол, готовясь к борьбе.

– Кому сказано, вылезайте! – Человек в маске наклонился и обеими руками схватил Трипа.

– Пусти! – закричал мальчик. Он брыкался, норовя лягнуть незнакомца, и попал каблуком по ноге Брауни. Превозмогая боль, она вцепилась в Трипа, чтобы его не могли у нее отнять.

– Отпусти мальчишку, дамочка, а то силой оторву.

– Нет, нет, пожалуйста! – теперь она уже кричала, все крепче прижимая к себе Трипа.

– Сука, – прошипел мужчина в маске.

Он подал знак шоферу, стоящему с противоположной стороны; тот распахнул дверцу, засунулся внутрь и схватил Брауни за плечи, а напарник вырвал Трипа у нее из рук.

Трип отчаянно сопротивлялся: он молотил кулачками, пинал похитителя ногами, кусался и царапался. Тогда тот, стараясь удерживать ребенка на расстоянии вытянутой руки, залепил ему полновесную пощечину. Трип громко закричал от боли, но не сдавался.

– Кусается, щенок, как матерый кобель, – сказал мужчина. Он еще раз ударил Трипа по лицу и резко заломил ему руку. Трип снова закричал, и по его джинсам расползлось темное влажное пятно. Его мучитель пинками гнал ребенка по асфальту к большой платформе, за которой простиралось бесконечное бетонное покрытие.

– Что вы делаете? – кричала Брауни. – Это же сын Ричарда Кокса. Сын мистера Кокса.

Это не возымело никакого действия. Водитель толкнул ее в спину, чтобы она шла за мальчиком.

* * *

Александра поглядывала на часы.

– Четыре сорок пять, – сказала она Долли. – Надо, пожалуй, позвонить и узнать, вернулись ли Брауни с Трипом. А потом устроим перерыв. Я обещала детям сыграть.

– Прекрасно, – отозвалась Долли. – Я тоже позвоню домой и скажу, что немного задержусь.

Александра нажала клавишу переговорного устройства и соединилась с экономкой.

– Скажите, миссис Эбботт, Брауни с Трипом уже вернулись?

– Пока нет, миссис Кокс, я жду их с минуты на минуту, – ответила Мэри Эбботт.

– Позвоните мне, когда они приедут.

– Непременно, миссис Кокс.

Александра вышла из-за рабочего стола и по-кошачьи потянулась. Она два часа просидела у телефона. Надо бы позвать Энди и Стефани, перебраться с ними в гостиную и размять пальцы на рояле. Это, кстати, помогло бы ей привести в порядок мысли, пока не прибудет домой ее первенец.

* * *

Их шаги отдавались гулким эхом от стен старого здания, которое знавало лучшие времена. Тогда, в прошлом, здесь производилась упаковка говяжьих туш – дело было поставлено на широкую ногу. Нико с трудом дышал через маску-чулок, толкая упирающегося ребенка, который так и норовил вырваться, несмотря на боль в плече от железной хватки похитителя. У Рэмбо, который шел сзади, конвоируя гувернантку, никаких сложностей не возникало.

– Отпусти меня! Противный! Ненавижу тебя! – кричал мальчик, и его голос подхватывало эхо.

В точности как Дэйви, гаденыш этакий.

– Потише, малец, – проворчал Нико, слегка ослабив хватку.

– Не хочу потише! Нет! Не буду!

Нико не собирался его увещевать. Он молча протащил мальчишку через заброшенный главный цех к бывшим холодильным камерам.

Третья камера была самой просторной. Ее-то они и приспособили для выполнения своего плана. Нико втолкнул мальчика внутрь, дав ему такого пинка, что тот, пролетев от порога, упал на коленки.

– У-у-у! Больно!

Мальчишка оказался хуже занозы в заднице. Теперь Нико пожалел, что они не прихватили сестренку вместо братца. Тем не менее он сознавал, что сыну, да еще старшему, цена совсем другая.

– Послушайте, немедленно отвезите нас обратно, – убеждала англичанка. – Отец этого мальчика – очень влиятельный человек.

– Это нам известно, дамочка, – усмехнулся Рэмбо. – Мы не глупей других.

Он впихнул женщину в камеру вслед за ребенком. Она едва удержалась на ногах.

Оказавшись в бетонном мешке, Брауни с ужасом огляделась вокруг. Единственным источником света была переносная лампа. Камера имела примерно двадцать шагов в длину и десять в ширину. Белая краска, которой некогда были покрашены стены, давно облупилась.

Нико хорошо знал это место. Здесь он получил «боевое крещение», приведя в исполнение приговор, вынесенный эмигранту-греку: этот несчастный пытался отвертеться от уплаты долга семье Провенцо.

– Вы, надеюсь, не собираетесь оставить нас здесь? – спросила гувернантка.

– Почему бы и нет? – ухмыльнулся Нико. – Тут полный комфорт.

Он жестом указал в дальний угол, которому была отведена роль жилой комнаты. На бетонном полу лежали два надувных матраса со стопкой одеял и подушек. В пластиковых сумках-холодильниках имелись съестные припасы и банки с содовой. Рядом были брошены пачки печенья и пакеты сладких кукурузных хлопьев, книжки с картинками и новехонькие, еще не распакованные игрушки. Поодаль стоял унитаз с химической очисткой.

– Как же так... – Брауни была ошеломлена увиденным. – Мы не можем здесь оставаться. Нас ждет мама мальчика.

Рэмбо захохотал:

– Ничего, подождет!

Нико заметил, что Рэмбо разглядывает англичанку с явным интересом.

– А ну, давай снимать видео, – коротко бросил он своему телохранителю.

За толстой звуконепроницаемой дверью уже была приготовлена видеокамера, а возле нее – свежий номер «Чикаго трибюн». Нико приказал двум заложникам встать рядом. Трип не шевельнулся, и Рэмбо залепил ему еще одну пощечину. Мальчик даже присел на корточки: его щека горела.

Нико повелительно махнул рукой перепуганной гувернантке.

– Не хочет – не надо. Сядь рядом с мальчишкой, возьми газету и держи так, чтобы мне был виден заголовок. Ага, так. Смотрите в объектив. На кассете звука не будет, но разговаривать не смейте, а то, не дай Бог, кому-нибудь вздумается читать по губам.

Он тщательно навел видоискатель и настроил фокусировку так, чтобы в кадр попали только женщина и ребенок, без каких бы то ни было деталей фона. Это могло происходить где угодно – например, в муниципальном гараже. В Чикаго и его окрестностях были тысячи таких крытых автостоянок.

– Улыбайтесь! – цинично скомандовал Нико, запуская пленку.

– Мой папа тебе даст, как следует! – угрожающе крикнул Трип похитителю, пока тот в течение минуты прокручивал положенные пробные метры перед началом записи.

– А как же, обязательно, – издевательски протянул Нико, выключая камеру. В этот момент он не возражал, чтобы нашелся специалист, читающий по губам: это должно было только подстегнуть папашу.

– Прошу вас, – умоляла Брауни, – пожалуйста, отпустите нас. Это же совсем маленький ребенок.

Нико пристально посмотрел на Трипа, который ответил ему взглядом, полным ненависти.

– Время быстро летит, дамочка. Этот пацан будет еще покруче, чем его старик.

* * *

Александра сидела за роялем. С боков около нее примостились младшие дети. От их волос пахло свежестью и детским шампунем. Она перестала играть и снова взглянула на часы. Уже шесть.

Хотя дети теребили ее и просили сыграть еще, она поднялась со стула.

– Я на минутку, – пообещала она. – Только узнаю, где Трип. К этому часу он уже должен быть дома.

Она не позволяла себе поддаваться беспокойству. В часы пик на улицах нередко бывают заторы.

Выйдя в коридор, она увидела, что навстречу ей спешит экономка с толстым белым конвертом в руке.

– Миссис Кокс! Какой-то мужчина только что доставил вот это.

– А, это, вероятно, по поводу приема. А Трип и Брауни вернулись?

– Нет, мэм.

Александра нахмурилась.

– Позвоните мне, как только они появятся. Похоже, Трип опаздывает к ужину. Я пока буду в гостиной.

Она вернулась в гостиную, так и не вскрыв доставленный конверт. С тех пор как были разосланы приглашения, на нее обрушился целый шквал почты: поставщики продуктов, владельцы цветочных магазинов, фотографы – все предлагали ей свои услуги. По всей вероятности, и в этом конверте пришли очередные рекламные брошюры. Это не срочно.

Ее трехлетняя дочка прыгала на диване; светлые кудряшки взлетали в такт прыжкам. Эндрю, устроившись на полу, листал книжку об африканских животных. Александра поспешила к дочери и постаралась ее утихомирить.

– Стефани! Стеффи! На диване прыгать не полагается.

– Играй! Еще! Играй!

– Еще? Я вам играла сорок минут!

– Еще! Еще! Пожалуйста! Играй!

– Ну, так и быть, Стеффи, – сдалась Александра. Она провела за роялем еще полчаса, но на сердце у нее было тревожно. Она то и дело оглядывалась через плечо в сторону двери – должна же там, наконец, появиться миссис Эбботт с долгожданной вестью, что Трип, целый и невредимый, уже дома.

В шесть тридцать Александра закрыла крышку рояля, невзирая на громкие протесты Стефани, подошла к телефону и, набрав номер школы, попросила позвать сотрудника службы безопасности, мистера Прайса.

– Это говорит миссис Кокс, мать Трипа. Моего сына уже забрали из школы? Или, может быть, он задержался после уроков? – спросила она, стараясь в присутствии детей говорить как можно спокойнее.

– Всех детей забрали. Я уже запираю помещения.

– Вы видели, как они уезжали? Мой сын с няней?

– Конечно, миссис Кокс. Лимузин приехал за ними, как всегда, минута в минуту.

– Понятно.

Она положила трубку, уже безошибочно чувствуя беду. Потом она набрала номер телефона, установленного в машине, однако услышала только сообщение автоответчика, что абонент отсутствует или находится вне радиуса действия станции.

Странно, подумала она. Неужели они попали в аварию?

Александра расхаживала по комнатам, не находя себе места. С тяжелым чувством она вдруг вспомнила происшествие в лифте.

Господи! Она совершенно забыла про пакет... Только сейчас ей пришло в голову, что, судя по форме, в нем находилась видеокассета.

Александра торопливо вернулась в гостиную, взяла пакет и почти бегом устремилась в библиотеку. Сердце у нее колотилось.

Так и есть. Из аккуратно вскрытого конверта выскользнула кассета – без каких-либо надписей, черная, зловещая.

Александра вставила кассету в видеомагнитофон. Экран засветился. Она стояла, сцепив руки и крепко стиснув зубы. Наконец появилось изображение.

Брауни и Трип сидели неизвестно где, на бетонном полу, прижавшись друг к другу, как двое беженцев. Одной рукой няня держала сегодняшний выпуск «Чикаго трибюн». Бумага колыхалась и дрожала. Брауни смотрела в объектив безумными, полными ужаса глазами. Лицо Трипа было красным; слева отчетливо виднелся багровый синяк, губа распухла.

– О Боже мой... – вырвалось у Александры. – О Господи.

Запись закончилась; на экране снова замелькал «снег». Александра задыхалась. Она понимала, что это отнюдь не компьютерная графика. Это реальность.

* * *

Ричард беседовал по телефону с Алленом Гурвитцем, молодым поверенным из адвокатской конторы, представляющей интересы Ричарда на переговорах с профсоюзом. У Ричарда постепенно нарастало раздражение: известия, которые сообщил ему собеседник, были неутешительными. Судя по всему, федеральный судья собирался отклонить требование о трехмесячной отсрочке забастовки. Кто-то, очевидно, сумел найти подход к этому судье.

– Сумел найти подход, говорите? Что вы имеете в виду? Если они сумели на него нажать – значит, нам придется нажать еще сильнее, черт побери!

– Я стараюсь это сделать уже в течение недели, мистер Кокс.

– Значит, плохо стараетесь, – отрезал Ричард и бросил трубку.

Сволочи, думал он в бешенстве. Он оказался для них очень удобной мишенью, и все из-за этого проклятого приема.

Зажужжал сигнал внутренней связи.

– Да? – буркнул он.

– Мистер Кокс, звонит ваша жена. Кажется, она очень встревожена.

– Соедините нас, – распорядился он. – Александра! Что случилось?

– Трип!.. – Его жена рыдала. – Он исчез.

Ричарда прошиб холодный пот.

– Как это – исчез?

– Они прислали видео! Умоляю, умоляю тебя, приезжай домой!

Ричард попытался вызвать своего шофера, но с первого раза не дозвонился. Он добежал до лифта, вскочил в кабину и с силой надавил на кнопку.

Еще одна выходка профсоюзных пакостников. Их замашки. Ну и отребье. Подонки.

Как только лифт остановился на первом этаже, Ричард вышел из кабины, почти бегом пересек вестибюль и бросился к веренице такси, выстроившейся у главного подъезда.

Он влетел в машину, сунул водителю в лицо пятидесятидолларовую бумажку и выкрикнул адрес.

– Гони, приятель. Как можно быстрее.

Ричард сжал кулаки. Если только они обидят Трипа... Если с его головы упадет хоть один волосок...

* * *

Сидя в библиотеке, Александра пыталась взять себя в руки. Она позвонила на кухню, прилагая отчаянные усилия, чтобы не задрожал голос, и велела подавать ужин для Эндрю и Стефани; отсутствие Трипа она объяснила тем, что он задерживается в школе. У нее перед глазами все время стояло лицо сына – с распухшей, окровавленной губой, с кровоподтеком на щеке.

Александра закрыла глаза. Трип, Трип, повторяла она свои беззвучные заклинания. Я тебя найду, непременно найду, я все сделаю, все, что в моих силах. Только держись молодцом.

Когда она встретила Ричарда у лифта, на ней не было лица.

– Где кассета? – только и спросил он.