Текст книги "Даже не мечтай"

– Эллисон…

– Нет. – Она подняла руку. – Убирайся.

Дверь хлопнула. Скотт без сил рухнул на диван и спрятал лицо в ладонях. Какой же он идиот! Боже правый… какой идиот…

Глава 24

Чтобы ни о чем не думать, Скотт с головой погрузился в работу. Но он не стал возвращаться в Новый Орлеан, а собрал свои вещи и перебрался в пляжный домик в Галвестоне. Единственный человек, знавший, что он там, была его мать. Скотт позвонил ей, спросил, не может ли он какое-то время пожить в домике, а заодно и убедился, что никому из его семейки не придет охота внезапно свалиться ему на голову.

Успокоившись, что ему никто не помешает, Скотт переехал. Поставив компьютер на узенький письменный стол в своей прежней комнате, где он когда-то писал первую книгу, он с головой погрузился в работу. А когда уставал писать, спускался к бассейну и плавал до изнеможения, стараясь вымотать себя так, чтобы не было сил думать об Эллисон.

В те минуты, когда мысли о ней все же вторгались в его сознание, Скотт упорно твердил, что ему, мол, все равно. Он пытался убедить себя, что все это не важно… ведь он сам, черт побери, не хотел связывать себя, так что все к лучшему. Любовь – это безумие, снова и снова повторял он, только сумасшедший способен дать кому-то в руки оружие против себя. Так что он еще радоваться должен, что легко отделался. Можно сказать, ему повезло, что Элли исчезла из его жизни раньше, чем стала частью его…

И хотя при мысли о том, что он никогда больше не увидит ее, сердце обливалось кровью, Скотт упрямо твердил себе, что это пройдет. Рано или поздно, но пройдет.

К концу третьей недели своего добровольного затворничества он достиг той стадии, которую можно было назвать полным отупением. Все было ему безразлично. Он писал как сумасшедший… писал, чтобы не думать ни о чем – только о книге. Вообще-то до сих пор Скотта и так мало что волновало – только он сам и его книги. А теперь перестали волновать и они.

По странной иронии судьбы эта последняя его книга, похоже, должна была стать лучшим, что когда-либо выходило из-под его пера.

Покончив с первым, черновым наброском романа, Скотт решил, что заслужил небольшой перерыв. Открыв бутылку шардонне, он отнес ее на веранду, примыкающую к задней части дома. Жаркое полуденное солнце обожгло ему веки, и тут он сообразил, что уже несколько дней вообще не выходил из дома. Опасаясь, что столкнется нос к носу с кем-то из Синклеров, Скотт обычно заказывал по телефону то, что ему нужно, – естественно, с доставкой.

Устроившись в кресле у бассейна, Скотт уставился на залив, где у рифов, громко переругиваясь, ныряли чайки. Мысленно он снова перенесся в тот день, когда они с Элли верхом скакали по пляжу. Он увидел ее так ясно, что ему сразу стало нечем дышать, – ее смеющееся, разрумянившееся на солнце лицо, волосы, летевшие за ней, словно плащ…

А потом ее взгляд вдруг упал на этот пляжный домик, и смех замер у нее в горле, а улыбка стекла с лица, как краска под дождем. Эллисон отказалась ехать дальше… испугалась, что кто-то махнет ей рукой с веранды, где он как раз сидел сейчас, и ей придется помахать в ответ…

Боже упаси поздороваться хоть с кем-то, кто имел несчастье носить фамилию Лерош! Фыркнув, Скотт глотнул вина. Каким же ослом он был, когда решил, что ему удастся заставить ее забыть о вражде, веками разделявшей их семьи! Закрыв глаза, он попытался выкинуть это из головы, наслаждаясь тем, как солнце греет ему грудь и ноги. Да, прав был Эйдриан, сказав, что Эллисон чувствует острее, чем большинство из людей. К тому же она не умеет прощать… Скотт готов был поставить последний цент, что его она не простит никогда.

Господи, как жаль, что, умея безоглядно отдать свое сердце, она со временем обрела страх полюбить вообще! Ее главное оружие по странной иронии судьбы стало ее ахиллесовой пятой. И то, что заставило самого Скотта влюбиться в нее по уши, сделало ее недоступной для его любви.

Скотт потер ладонью лицо и только сейчас подумал, что за эти дни совершенно зарос. Наверное, подстричься тоже не мешало бы, подумал он. Во всяком случае, когда он в последний раз смотрелся в зеркало, то выглядел как настоящее пугало.

Решив отвлечься, Скотт взял телефон и набрал номер своего литагента. Когда сквозь шум помех в трубке донесся голос Хью, Скотт поднял бокал и шутливо отсалютовал им куда-то в направлении залива.

– Скотт, это ты? – Хью почти кричал. – Боже милостивый! Куда ты запропастился? Я неделями не могу до тебя дозвониться. Ты хоть представляешь себе, черт возьми, как взлетело у меня давление, когда выяснилось, что ты исчез?!

– Не хочешь узнать, за что мы пьем? – перебил его Скотт.

– Только если ты скажешь, что закончил книгу, – слегка поостыв, осторожно буркнул Хью.

– А если пока только черновой вариант?

– Ну… тогда не знаю. Ты сам-то доволен?

– Это нечто, честное слово! Вернее, будет, когда я чуть-чуть ее доработаю.

– А много тебе осталось?

– Да так… добавлю малость местного колорита, кое-где подчищу – в общем, все такое. – Скотт, подумав, решил не говорить, что в книге будут действовать два привидения – учитывая, что одно из них сыграло в его жизни куда большую роль, чем даже он сам рассчитывал. С того самого дня, как он услышал историю о Маргарите и капитане Джеке Кингсли, они не выходили у него из головы. Их взаимоотношения стали ключевой частью романа.

– Это здорово. Кстати, я не единственный, кто тебя искал.

– Да? – Скотт оцепенел.

– Имя Эллисон Синклер что-нибудь тебе говорит? В груди Скотта вспыхнула безумная надежда.

– Что ей нужно?

– Не так уж много. Хочет придушить тебя собственными руками. А еще лучше – распять. Короче, она желает, чтобы ты вернул ей дневники, которые якобы украл.

– Дневники?! – Мысли Скотта заметались. Господи… дневники… Неужели он забыл дневники Маргариты в машине?! Он хорошо помнил, что достал оттуда книги, но дневников Маргариты среди них не было.

– Кстати, в следующий раз, когда решишь кого-то вот так продинамить, предупреди меня, хорошо? – веселился Хью. – А то я звоню узнать, как ты там, а милая Эллисон вдруг набрасывается на меня, словно разъяренная фурия. Между прочим, как ты мог свистнуть у бедной женщины ее дневники?

– Это долгая история.

– Ну, надеюсь, ты сможешь ее успокоить и она перестанет трезвонить сюда и оставлять тебе сообщения, – буркнул Хью.

– Какие сообщения? – встрепенулся Скотт, мысленно обозвав Хью садистом.

– Как – какие? Чтобы ты вернул дневники.

– И все?! Больше ничего?

– Я слишком хорошо воспитан, чтобы повторять, что она еще сказала, – хмыкнул Хью.

– Да. Конечно, – вздохнул Скотт.

Поспешно закончив разговор, он тут же помчался в свою спальню. Там царил хаос – постель не убрана, книги и блокноты свалены как попало. Интересно, почему он раньше этого не замечал? – поморщился Скотт. На полке скромно притулился пакете книгами, который принесла ему Эллисон. С губ Скотта сорвалось проклятие. Теперь он все понял – купленные им когда-то книги ему не понадобились, он зашвырнул их сюда и тут же забыл о них.

Скотт поспешно развернул пакет и мысленно застонал. Естественно, это оказались проклятые дневники. Упав в кресло, Скотт лихорадочно соображал, что делать. Первой его мыслью было отослать их обратно в гостиницу. Но чем дольше он смотрел на них, тем сильнее чувствовал исходивший от этих тетрадей соблазн, нашептывающий ему, чтобы он не торопился.

Достаточно ли точно он описал Маргариту и Джека?

Каким в действительности был Генри Лерош, недоброй памяти его предок?

И – что куда важнее – не смогут ли они помочь ему понять, где кроются корни той ненависти, которую Эллисон питает к его семье? Может, это и станет ключом к ее сердцу?

Не в силах устоять перед искушением, Скотт принялся рыться в тетрадях, пытаясь разложить их в хронологическом порядке. Потом забрался в постель, подсунул под спину валик и углубился в чтение. Первые несколько тетрадей Скотт только просмотрел – мечты и переживания девочки не слишком его интересовали. Хотя кое-какие детали жизни Нового Орлеана начала девятнадцатого века привлекли его внимание, особенно тот период, когда Маргарита поступила на сцену. Ее богатство постепенно росло, и вместе с ним рос – к ее немалому изумлению – интерес, который стали проявлять к ней мужчины. Не имея ни малейшего желания стать метрессой какого-нибудь толстосума, Маргарита одного за другим отвергала ухаживания поклонников… пока не появился Генри.

Скотт насторожился, как почуявший добычу охотничий пес, – шаг за шагом он следил за тем, как Генри из кожи вон лез, стараясь доказать Маргарите свою любовь, которая якобы не имела никакого отношения к тайне ее рождения. «Вот ублюдок!» – выругался про себя Скотт – задолго до того, как то же самое пришло в голову Маргарите. Ему хотелось прорваться сквозь завесу прошлого, открыть ей глаза, даже отругать хорошенько зато, что она не догадалась об этом сразу. В конце концов Скотт напомнил себе, что в то время Маргарита, бедняжка, была еще слишком молода и к тому же на диво невинна.

К тому времени как в дневнике впервые промелькнуло имя Джека Кингсли, Генри уже почти удалось подчинить Маргариту своей воле. Господи, подумать только, что ей пришлось вынести! Скотта захлестнул гнев. Неудивительно, что Николь даже не пыталась бороться, чтобы доказать, что ее отцом был Генри! Скорее всего бедняжка была до смерти рада навсегда вычеркнуть его из своей жизни.

Кому, как не ему, это понять – ведь и он, в сущности, испытывал то же самое.

Но чем больше Скотт узнавал о Джеке, тем яснее ему было, что у того Джека Кингсли, о котором писала Маргарита, по какому-то мистическому стечению обстоятельств оказалось куда больше общего с Джеком, ставшим героем его романа, чем он мог предполагать. Именно его скрытность и мешала Маргарите поверить в его любовь, но Скотт ловил себя на том, что хорошо понимает ее. Только как же она не видела, что он стыдится своего прошлого – того, что его предки были пиратами. Джек считал себя недостойным Маргариты. Готовый не моргнув глазом принять бой хоть со всем королевским флотом, он, оказавшись у ног возлюбленной, бледнел и заикался, как зеленый юнец. Боже мой, неужели Маргарита этого не видела?!

Окончательно разозлившись – то ли на бедную Маргариту, не желавшую видеть очевидное и боявшуюся довериться голосу своего сердца, то ли на самого себя, – Скотт бросил дневники на стол, тем более что время уже перевалило за полночь, и забрался в постель. Если двое взрослых людей предпочитают принять смерть вдали друг от друга, вместо того чтобы соединиться и жить долго и счастливо, флаг им в руки, возмущался он. Идиоты! Полные идиоты! Он провертелся с боку на бок битый час, потом плюнул, включил настольную лампу и снова стал читать.

К тому времени как небо над горизонтом потихоньку стало светлеть, злость понемногу улеглась, сменившись печалью. Маргарита и Джек были уже на волосок от того, чтобы уничтожить разделявшие их преграды, но… надежда на счастье, словно золотая рыбка, вильнув хвостом, проскользнула у них между пальцев, а они то ли не смогли, то ли не решились ухватить ее обеими руками.

Пробка с громким хлопком ударила в потолок под оглушительные крики собравшихся.

– Подставляйте бокалы, ребята! – скомандовал Чанс. Эллисон присоединилась к остальным – Рори, Эйдриан и Бобби с Пейдж собрались в кружок на веранде, чтобы отпраздновать радостное событие. Сказать по правде, ей до сих пор не верилось, что история с иском Джона Лероша закончилась так неожиданно быстро. Они уже приготовились к бесконечной тяжбе, которая будет тянуться долгие месяцы… и вдруг сегодня утром позвонил адвокат Чанса и сообщил, что Джон согласился отозвать иск и оставить их в покое. Более того – сумма предложенного им отступного была настолько внушительной, что они до сих пор не могли прийти в себя.

Убедившись, что бокалы наполнены, Чанс обвел всех взглядом и поднял свой бокал:

– За успех!

– За нашего зятя, обладающего редким умением найти хорошего адвоката, – вставил Эйдриан.

– Нет, – улыбнулась Рори. – За Маргариту, которая принесла нам удачу!

– За Маргариту, – согласилась Эллисон.

Пейдж и Бобби, заскочившие к ним на огонек в самый разгар веселья, отсалютовали шампанским.

– Поздравляем вас всех, – сказала Пейдж. – Уж нам-то известно, как много для вас троих значит эта гостиница. Интересно все-таки, что же заставило Джона пойти на попятную?

– Знаешь, я задал Малькольму тот же самый вопрос, – усмехнулся Чанс. Взгляд его остановился на Эллисон, и он тут же смущенно отвел его в сторону. – Он сказал, что за это нужно благодарить Скотта.

Эллисон застыла, словно оглушенная громом. Взгляды всех устремились к ней.

– Все в порядке. – Она с трудом выдавила из себя улыбку. Ей уже до смерти надоело, что все прыгают вокруг нее на задних лапках. – Можете говорить. Мне уже все равно.

Беспардонная ложь, и все отлично это понимали. При одном только упоминании имени Скотта сердце у нее обливалось кровью.

– Ну, – осторожно покашляв, начал Чанс, – когда все было улажено, Малькольм поболтал немного с адвокатом Л ероша – надеялся, что, может, удастся вытянуть из него, какая муха вдруг укусила его клиента. Так вот, оказывается, в прошлом месяце Скотт несколько раз звонил в их контору. И устроил Джону жуткую сцену. М-м-м… через адвоката, разумеется.

– Он общается с отцом через адвокатов?! – озадаченно спросила Рори.

Эллисон в это время переваривала услышанное – выходит, Скотт звонил отцу, еще когда жил у них в гостинице?! Странно… Хотя теперь многое становится понятным – почему, например, звоня из их офиса, он всегда поплотнее закрывал дверь.

– На самом деле они общаются таким образом все последние десять лет, – пояснил Чанс. – В этот раз Скотт пригрозил, что созовет пресс-конференцию и устроит Джону веселую жизнь, да еще в своей новой книге вдобавок выведет «Лерош энтерпрайзиз» в таком омерзительном виде, что мало не покажется. И потребовал, чтобы Джон отозвал иск и возместил вам ущерб. Поэтому весь этот месяц адвокаты Джона из кожи вон лезли, стараясь убедить его, что, учитывая преследующие его финансовые неудачи, лучше уладить дело миром и выплатить нам энную сумму, чем рисковать оказаться банкротом.

Эллисон невидящим взглядом уставилась в угол, с угрызениями совести вспоминая, как бросила Скотту в лицо, что он, мол, шпионит за ними по просьбе Джона – чтобы помочь отцу выиграть тяжбу и отнять у них остров. А он в это время сражался с отцом – встав на их сторону против собственной семьи.

Робкая надежда шевельнулась в ее душе, но боль, терзавшая ее все эти дни, велела ей заткнуться. Если бы Скотт с самого начала рассказал ей все… Впрочем, она понимала, что заставило его держать язык за зубами, но сколько же это могло продолжаться?

Эйдриан по-братски обнял Эллисон за плечи.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Улыбнувшись, она высоко подняла бокал. – Предлагаю еще один тост. За Скотта Лоренса, доказавшего, что перо иной раз разит больнее меча.

– За Скотта, – дружно откликнулись остальные. Лорен захныкала, и Рори бросилась посмотреть, что с ней. Семья дружно потянулась следом. Окружив колыбельку, все с жаром принялись обсуждать, сколько бунгало можно будет теперь построить на вырученные деньги. У Рори, как обычно, были грандиозные планы – послушать ее, так тут можно устроить чуть ли не всемирно известный курорт, превратив их гостиницу из места, где останавливались те, кто приезжал в Галвестон, в шикарный пятизвездочный отель. Чуть ли не впервые в жизни Чанс отказался от роли «адвоката дьявола»; он молча слушал жену, а на лице у него было странное, слегка озадаченное выражение – словно он выиграл джекпот и сам до сих пор не верит в это.

Эллисон, так толком и не придя в себя, держалась чуть в стороне. Рана от предательства Скотта еще саднила. Но она начала уже заживать… Проклятие, как же ей не хватает Скотта, в отчаянии подумала Эллисон.

Но ведь она скучает по человеку, которого просто выдумала…

Или нет?

Знать бы еще, какой он на самом деле, этот Скотт Лоренс!

Почувствовав, что ей нужно хоть ненадолго остаться одной, Эллисон под предлогом, что ей, мол, нужно примерить платье для предстоящего венчания, незаметно ускользнула к себе в комнату. До венчания Рори с Чансом было еще далеко, но хлопоты давали ей возможность хоть ненадолго избавиться от мыслей о Скотте.

Отвергнув мысль о пышной свадьбе с ее ритуалами, Рори вознамерилась устроить более скромное торжество, ограничившись узким семейным кругом. Так что Элли пришлось съездить в коттедж Бушаров и, обливаясь потом, стащить с чердака несколько огромных, покрытых пылью картонок. Вдвоем с Рори они отыскали два бабушкиных туалета, в которых та блистала в двадцатые годы. Для себя Рори выбрала дымчато-розовое шелковое платье с чехлом из палевого кружева, а Элли предпочла нежно-голубое, очень простого фасона, с приспущенной талией и без всякой отделки.

Взяв в руки лежавшее в изножье кровати платье, Эллисон уселась в кресло у окна, а Сейди свернулась у ее ног. Элли еще не успела даже взять в руки иголку, как в дверь постучали и в проеме появилась голова Пейдж.

– Можно?

– Конечно.

Пейдж осторожно пристроилась на краешке постели. Лицо у нее было серьезное.

– Я весь вечер старалась улучить момент, чтобы поговорить с тобой.

– Да? – нахмурилась Эллисон.

– Собственно говоря, мы с Бобби и приехали только потому… – Она закусила губу. – Знаешь, вчера звонил Скотт, – выпалила она.

Сердце Эллисон ухнуло в пятки. При мысли о том, что кто-то из числа самых близких ей людей еще вчера слышал его голос, все внутри у нее разом перевернулось.

– И что он сказал?

– Спросил, не могу ли я передать тебе кое-что. Дневники, которые ты разыскиваешь, у него. Скотт клянется и божится, что напрочь забыл о них, пока вчера его литагент не сказал, что ты, мол, желаешь получить их назад.

– И?.. – Эллисон затаила дыхание. Злость и надежда смешались в ее душе.

– Скотт просил передать, что ты, мол, можешь заехать забрать их, когда тебе удобно.

– Забрать?! – Гнев удушливой волной захлестнул Эллисон. – Да что он, с ума сошел?! Воображает, что я помчусь в Новый Орлеан забрать принадлежащую мне вещь, которую он попросту украл?!

– Вообще-то, – с сочувствием в глазах объяснила Пейдж, – Скотт сейчас здесь, в Галвестоне. В пляжном домике.

Скотт в Галвестоне?! Сердце у Эллисон заколотилось как сумасшедшее. Она тупо уставилась перед собой. Какие-нибудь пять минут на машине – и она снова увидит его… услышит его голос. Пять минут…

– Элли, знаешь, по-моему, он ужасно переживает. Спрашивал о тебе… и не сойти мне с этого места, если он не мучается так же, как и ты. Может, повидаешься с ним?

– Нет! – Она дернулась, как от удара током. – Ничего хорошего из этого не выйдет. – Стоит ли снова бередить рану, с тоской подумала Элли и покачала головой. – Это уж точно, поверь мне. Все кончено.

– Но почему?! Только из-за того, что между вашими семьями вражда? Чушь! Думаешь, я не знаю, что это такое, когда семейство встречает в штыки любимого тобой человека? Ха! К тому же, сдается мне, твои родственники примут Скотта с распростертыми объятиями!

– Это раньше. А сейчас…

– Поезжай, поговори с ним. Слышишь, Элли? – повторила Пейдж.

При одной мысли об этом Эллисон покрылась холодным потом. Хватит ли у нее духу это сделать?

– Хорошо. Я… я подумаю.

Глава 25

Колокольчик у двери звякнул, и Скотт удивленно поднял голову. Надувной матрас заколыхался, а Скотт, зажмурившись от солнца, гадал, неужто Эллисон все ж таки набралась храбрости и приехала к нему? Пару дней назад он рассказал Пейдж о найденных дневниках. Эллисон так и не позвонила. Но холодок в затылке и покалывание, которое он чувствовал в подушечках пальцев, подсказали Скотту, что предчувствие его не обмануло и там, за дверью, действительно она.

Великолепно, решил он. Ухитрилась выбрать тот самый день, когда настроение у него хуже некуда – заработался допоздна, а потом толком не выспался. Строго говоря, то же самое случалось с ним каждый день, именно по этой причине Скотт сейчас валялся возле бассейна – хотел немного подремать.

Решив, что не помешает смыть с себя пот, он нырнул и поплыл к противоположному бортику бассейна. Прохладная вода приятно освежила тело. Поспешно обтеревшись полотенцем, Скотт схватил рубашку. Будь у него хотя бы пять минут, он успел бы привести себя в приличный вид, ворчал он про себя, шлепая босыми ногами по прохладному мрамору пола. К счастью, в доме был кондиционер. Вихрем промчавшись через прихожую, Скотт подскочил к двери и замер, стараясь унять бешено колотившееся сердце.

Увы, это не помогло. Открыв дверь и увидев стоявшую на пороге Эллисон, Скотт почувствовал, как все внутри у него скрутило судорогой желания. На ней было летнее ярко-желтое платье без рукавов. Скрестив на груди руки, Эллисон молча смотрела себе под ноги. Потом вдруг подняла голову, и Скотт обмер, когда увидел до боли знакомые серые глаза в обрамлении черных ресниц.

– Эллисон… – на удивление невозмутимым голосом приветствовал ее он.

При виде его расстегнутой рубашки и мокрых плавок ресницы Эллисон чуть заметно дрогнули, а глаза вдруг стали круглыми, как блюдца. Ей вдруг бросилось в глаза, что волосы у него заметно отросли и к тому же он сбрил бороду. Эллисон нахмурилась. Естественно, с тех пор ему и в голову не пришло побриться, так что вид у него был жутковатый – под стать самочувствию и настроению.

– Рад тебя видеть. Эллисон отвернулась.

– Я приехала за дневниками. – Равнодушный тон, которым это было сказано, рассеял последнюю надежду на то, что Элли, может быть, просто соскучилась.

Впрочем, а чего он, собственно, ожидал? Что она бросится ему на шею? Или рухнет перед ним на колени, умоляя простить за то, что вышвырнула его за дверь, словно описавшегося кота, даже не дав возможность хоть что-то объяснить?!

– Ну да. Конечно. Что ж, заходи. – Скотт отступил в сторону, пропуская ее в дом.

Эллисон замялась, и Скотт вдруг разозлился.

– Боишься, что отравишься, подышав со мной одним воздухом? – ощетинился он. – Ничего, это тебя не убьет.

Решительно вздернув подбородок, Эллисон переступила порог. Скотт молча провел ее в гостиную в задней части дома. Гостиная с белыми стенами и мебелью выглядела элегантно, даже шикарно, но при этом казалась холодной и нежилой.

– Принести что-нибудь выпить?

– Нет, – поджав губы, отрезала Эллисон, стоя с таким видом, будто палку проглотила.

Закусив губу, Скотт с трудом подавил желание выругаться… встряхнуть ее хорошенько, заставить хотя бы поговорить с ним. Вместо этого он только тяжело вздохнул.

– Подожди здесь. Сейчас я их принесу.

Оставив Эллисон стоять посреди комнаты, Скотт взбежал наверх. Чертыхаясь, отыскал сухие шорты и натянул на себя. На это ушло несколько минут. Потом, схватив пакете дневниками, двинулся назад, в гостиную. Но, уже взявшись рукой за поручни лестницы, Скотт замер, не в силах отвести от Эллисон глаз. Одетая в ярко-желтое платье, она стояла спиной к нему, разглядывая сквозь стеклянную стену бассейн и расстилающуюся позади него узкую полоску песчаного пляжа. В этой белой комнате, смахивающей на дворец Снежной королевы, она казалась единственным теплым и ярким пятном.

Господи, зажмурился Скотт, как же ему не хватает ее! Он знал, что это невозможно… и все-таки безумно хотел ее…

Услышав его шаги на лестнице, Эллисон обернулась, и на какую-то долю мгновения ему вдруг показалось, что он заметил в ее глазах отражение его собственной тоски. Много раз Скотт пытался представить себе, что он скажет, если вдруг произойдет невозможное и они снова встретятся. Обычно он без труда находил нужные слова, но сейчас язык словно примерз к небу. Он протянул пакет.

– Надеюсь, Пейдж объяснила, что я увез их случайно…

– Да. – Эллисон раскрыла пакет, и он заметил, как у нее дрожат руки. – Прости, я погорячилась. Мне не следовало обвинять тебя…

Проклятие… для чего она это сказала?! Надежда вновь вспыхнула в его груди… А что может быть больнее, чем надеяться на то, что заведомо невозможно?

– Эллисон, может, поговорим?

– Я… нет, не могу. – Она судорожно прижала к груди пакет с дневниками. – Мне пора…

– Неужели ты возненавидела меня до такой степени, что тебе противно даже разговаривать со мной?

– Ошибаешься… – Она провела рукой по глазам. – Хотела бы я возненавидеть тебя… О Господи, если бы я могла! Все было бы гораздо проще… – Из груди ее вырвалось глухое рыдание. – Мне пора идти.

Она повернулась, но Скотт схватил ее за руку.

– Эллисон, подожди.

– Нет! Прошу тебя! – Она кусала губы, пытаясь взять себя в руки. Это оказалось гораздо мучительнее, чем она думала. – Пожалуйста… не дотрагивайся до меня! Мне это тяжело…

– Выходит, я тебе противен…

– Да нет же… просто я до сих пор хочу тебя! – выкрикнула она и отвернулась. Видеть его так близко, с еще мокрыми после купания черными волосами и пробивающейся щетиной, было выше ее сил. Никогда он еще не казался ей таким желанным. – Я уже даже толком не понимаю, какой ты на самом деле. Помню только, каким ты казался мне… жаль, что на самом деле ты другой. Не тот Скотт Лоренс, которого я любила и который любил меня. Почему только ты не мог быть таким?

– Я и есть Скотт Лоренс, – с нажимом проговорил он. – И я не лгал – я действительно люблю тебя.

Эллисон впилась взглядом в его лицо, мучительно желая, чтобы это оказалось правдой.

– Хотела бы я верить в это.

– Но я люблю тебя, Эллисон. – Обхватив ладонями ее лицо, Скотт смотрел ей в глаза, словно пытаясь заставить ее поверить. – Проклятие, Эллисон, если бы ты знала, как я люблю тебя! Мне… мне даже больно думать о тебе…

Элли покачала головой. По щекам ее струились слезы.

– Прошу тебя, поверь мне. – Скотт прижался лбом к ее лбу. – Я Скотт Лоренс. И я люблю тебя – люблю так, как никого и никогда не любил. Я люблю тебя, Элли!

Всхлипнув, Эллисон свободной рукой обхватила его за шею. Губы Скотта скользнули по ее лицу, потом завладели ее губами. Элли вернула ему поцелуй, и желание вспыхнуло в ней, как вспыхивает сухой валежник, если к нему поднести спичку. Желание коснуться его… может быть, в последний раз… заглушило все доводы рассудка. Распахнув на нем рубашку, Эллисон с наслаждением провела ладонями по загорелой коже, под которой буграми перекатывались мускулы.

– Господи… как я хочу тебя! – простонала она. – Я не могу… не могу перестать тебя хотеть!

– И не надо! – Отобрав у нее пакет с дневниками, Скотт положил его на стеклянный кофейный столик. Пальцы его нетерпеливо расстегивали крохотные пуговки на платье. – Даже не думай об этом.

Платье упало на пол, и холодный кондиционированный воздух обжег ей кожу. Ладони Скотта накрыли ее грудь, и Эллисон, хрипло застонав сквозь зубы, изогнулась дугой. Сбрасывая на ходу остатки одежды, они кое-как добрели до дивана и упали на него. Скотт подмял Эллисон под себя, лихорадочно осыпая ее лицо поцелуями.

Она твердила себе, что пора прекратить это безумие… но не могла остановиться, не могла заставить себя оторваться от него. Губы Скотта впились в ее рот. Они оба словно потеряли голову. Изнемогая от желания, Эллисон широко развела ноги. Ладонь ее проскользнула между их телами и сжала напрягшуюся плоть Скотта.

– Элли, подожди! – Он дернулся, как от удара током. – У меня нет с собой презерватива.

– Мне все равно… – Рука ее задвигалась, и Эллисон почувствовала, как его плоть еще сильнее затвердела под ее пальцами. Губы Элли прижались к уху Скотта. – Люби меня… в последний раз. Люби меня!

– Да! – Скотт со стоном притянул Эллисон к себе, и губы его смяли ее рот. Его руки гладили ее тело, лаская и возбуждая. Эллисон выгнулась и запрокинула голову. Руки Скотта легли на ее грудь, потом скользнули вниз.

Огненные сполохи заплясали у Эллисон перед глазами.

«Нет!» – мысленно взмолилась она. Но тут же задвигалась быстрее, желая только одного – чтобы они вместе достигли пика наслаждения. Ей было страшно, что та близость, которая связывала их сейчас, исчезнет, стоит им только разомкнуть объятия.

Впрочем, было уже поздно. Они уже не будут принадлежать друг другу. Скотт никогда уже не впустит ее в свою душу. Леденящее чувство огромной, невосполнимой потери захлестнуло Эллисон. Скотт был нужен ей – а она его потеряла. Нагнувшись к нему, Эллисон поцеловала то место на его шее, где часто-часто пульсировала жилка, и Скотт вздрогнул от удовольствия. Руки ее лихорадочно скользили по его телу, словно стараясь удержать его, когда он еще так близко… так близко!

Эллисон сжалась. ..ив результате все-таки опередила его.

Мгновением позже Скотт, обхватив руками ее бедра, резко поднял ее вверх и быстрым движением выскользнул из нее. Он опрокинул Эллисон на спину и тяжело рухнул сверху, пролив свое семя ей на живот. «Нет!» – едва не закричала Эллисон. Боже, он подарил ей наслаждение, лишив всего остального! Хрупкая нить, связывающая их сердца, лопнула.

В Элли вдруг как будто что-то надломилось. Слезы, которые она сдерживала изо всех сил, потоком хлынули из глаз. Страх, обида, любовь, боль – все смешалось в ее душе, и она сама не знала, что сильнее.

– Господи… Прости, Элли. – Обхватив Эллисон руками, Скотт баюкал ее, как ребенка. – Проклятие… мне так жаль!

Он обнимал ее, пока она рыдала… рыдала так, словно ее сердце разрывалось на части. Наконец, когда веки у нее распухли и стали гореть, Элли почувствовала, что у нее уже не осталось слез… не осталось вообще ничего, кроме пустой оболочки. Она старалась не смотреть на Скотта, чувствуя себя до такой степени опустошенной, что мечтала только об одном – скорее бы остаться одной.

В комнате повисло тягостное молчание. Наконец Скотт, осторожно поцеловав Элли в лоб, соскользнул с постели.

– Подожди здесь, – хрипло попросил он.

Элли лежала, тупо следя за тем, как по мраморному полу гостиной гоняются друг за другом солнечные зайчики. Когда она подняла голову, возле нее, держа в руках белый купальный халат и полотенце, стоял Скотт.

– Спасибо… – прошептала Эллисон. И потянулась за халатом.

Но Скотт, оттолкнув ее руку, уложил ее на спину и бережно обтер мокрым полотенцем ее живот и – бедра. Эллисон мучительно покраснела и закрыла руками лицо.

– Конечно, это не самый надежный способ предохранения, – пробормотал Скотт. – Эллисон… – Он тяжело вздохнул. – Послушай, я не лгал тебе, когда речь шла о моих чувствах к тебе. Если ты поверишь мне хотя бы в этом, возможно, у нас еще есть шанс…

Эллисон, почувствовав, как снова защипало глаза, поспешно отвернулась.

– Это невозможно, – перебила она.

– Потому что я сын Джона Лероша? Ну, тут уж ничего не изменишь, – пожал он плечами. – Иначе, поверь, я бы тут же кинулся в клинику сделать переливание крови. Уверяю, отец никогда не играл ни малейшей роли в моей жизни – может, тебе от этого станет легче. Он просто часть моего прошлого.