Текст книги "Жрецы и фараоны. Сны"

– Идея превосходства.

– Это как?

– Для того, чтобы люди объединились по национальному либо этническому признаку, нужна объединяющая идея. Как правило, это идея некоей избранности: вспомните хотя бы Гитлера, а, вернее, Гиммлера с его идеей избранности немецкой расы как потомков великих Ариев.

– А арабы с их фундаментализмом?

– Там несколько иная подоплека – религиозная, но та же идея превосходства. Они поделили мир на правоверных и неверных. Иудеи поделили мир на избранный Богом народ и гоев, причем, если у мусульман каждый принявший мусульманство становится равным в вере и правах, то у иудеев все намного сложнее: принять иудаизм не значит стать равным им, следует еще родиться от еврейки.

– Это понятно, а что со славянами?

– Здесь отдельная песня. В них заложена некая программа: их будут вешать, грабить, убивать, морить голодом, они будут проклинать власть это делающую, но как только появляется внешний враг, все как по команде поднимаются под знамена ненавистных правителей, защищая свое отечество. Не ошибусь, если скажу, что славянам присуще самопожертвование. Они готовы умирать за кого-то. История тому немое подтверждение. В их душах есть что-то святое и нелогичное. Все попытки завоевать их территории в конце концов заканчивались крахом. Поняв это, им придумали революцию с уничтожением основных носителей ценностей – церквей, священников, интеллигенции, военных. История последних ста лет – это история уничтожения национального самосознания славян: из них делали то коммунистов, то интернационалистов, то идиотов, да кого только из них не делали. Дедушка Даллес все правильно рассчитал: для уничтожения славянства необходимо уничтожить их дух: навязать «европейские ценности» – разврат, пошлость, вседозволенность, ценность денег поставить выше отношений, внедрить принцип «человек человеку – волк», разрушить институт семьи. Если внимательно посмотреть, то еще немного – результат будет достигнут. Думаю, 50 лет развития ситуации в подобном направлении сделает из них послушных и управляемых овечек: жуй свое сено, пей свое пиво, а будешь мычать не в ту сторону – отберут и пиво, и сено. А теперь представьте, что на фоне проделанной последователями дедушки Даллеса многолетней работы появляется эта идея, я имею в виду, идею славянского фундаментализма.

– И что будет?

– Будет всем мало места.

– Почему?

– Никто до сих пор так и не понял, как работает их самосознание. Они очень нелогичны: проделав кучу работы, надрываясь над ней, недосыпая, недоедая, отдаваясь полностью и без остатка, они способны бросить все в одночасье, развернуться на сто восемьдесят градусов, послать всех куда подальше и с гордо поднятой головой зашагать восвояси. Славяне долготерпеливы и достаточно управляемы. Они сердобольны и небезразличны к чужому горю, часто бескорыстны, равно как и безрассудны. Их можно угнетать и мучить. В их сознании заложено нормальное отношение к страданиям. Они способны умирать за идею. Но не дай Бог вам переступить порог дозволенности, перейти Рубикон и разбудить гнев спящего медведя… Из послушных овечек они превращаются в кровавых деспотов.

– И?

– Сейчас этот медведь – их славянский дух – преспокойненько спит в своей берлоге да сосет лапу, но как только подобная идея появится в воздухе, даже если это будет всего несколько тезисов, мы все увидим, что произойдет.

– Так что же произойдет?

– Они проснутся, а проснувшись, со всех спросят. И поверьте, то, что мы ими управляем сегодня, абсолютно ничего не значит: они способны быть настолько беспощадными и жестокими, что все рассказы об ужасах концентрационных лагерей покажутся вам детской сказкой.

– И что, по-твоему, надо делать?

– По-моему, необходимо как можно скорее опорочить саму идею такого движения: создать, если ее еще нет, соответствующую организацию, помочь проходимцам прийти к руководству в ней и, поощряя беспредел оных, создать негативный образ самой идеи в народе.

– Ну, так и предложи это Абрамовичу.

– Уже предложил.

– А он?

– А вы что, Абрамовича не знаете? Сказал спасибо за подсказку.

– И что?

– И все. Пока молчит.

– Ну да, это на него похоже, – сказал, задумавшись, Иезуит, затем, немного помолчав, добавил: – У тебя еще чего есть?

– Да нет. Работаем.

– Хорошо, тогда иди работать, но запомни – сосредоточься на замужестве дочери, а шпионами пускай ищейки Абрамовича занимаются.

– Так что, мне старику в помощи отказывать?

– Ни в коем случае. Слушай, давай советы, помогай спецами, но замужество на первом месте.

Соломонович с тоской посмотрел на собственноручно приготовленный и лишь немного откушенный бутерброд, отхлебнул чайку, поднялся и вышел из кабинета Иезуита.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Кто они – славяне? Куда идут и откуда пришли? Что такого сделали, что столько раз их пытались уничтожить? Татары, крестоносцы, Карл, Наполеон, Гитлер. Кому они мешают? Почему уничтожают их культуру? Почему? Наверное, потому, что по своей натуре они бунтари. А для управляющих миром нужны послушные и предсказуемые овечки. Славянство – это плохой пример всем остальным. Славянство – исключение из правил. Это раковая опухоль на теле загнанной в стойло условностей Европы. С ним легко и тяжело одновременно. Оно может отдать последнюю рубаху, а может до последнего вздоха ненавидеть и уничтожать врага, даже ценой собственной жизни. Оно изначально готово на жертвенность. Ему не раз переписывали историю, а оно все равно, в конце концов, поступает интуитивно и именно так, как поступали предки. И я, пожалуй, соглашусь с Владимиром – чем ниже и быстрее его опустят нынешние вершители судеб да правители, тем скорее и выше поднимется его славянское самосознание. Так что душите их на здоровье, господа узурпаторы. Душите. Выводы сделаем несколько позже. Все получат, что заслужили – в свое время. Так было всегда и так будет снова. Занавес.»

В этот день Андрей предложил сесть на первый попавшийся поезд и поехать все равно куда. Так и сделали. Приехали на вокзал и поехали в неизвестном направлении. Через пару часов вышли на понравившемся полустанке и пошли по проселочной дороге. Начинало смеркаться и наши герои ускорили шаг. Дорога вела дальше и дальше, а жилых домов все не было видно, не говоря уже о постоялых дворах или отелях. Ко всему еще пошел проливной дождь. Изрядно намокшие и замерзшие, наши герои увидели равномерно мерцающий огонек. Их ноги сами заспешили по направлению к спасительному свету. Было темно и потому рассмотреть дом в ночи у путников так и не получилось, да, собственно, и не до того было. Постучав в запертую дверь, путники с нетерпением ждали появления хозяев. Им отворили спустя несколько минут, показавшихся странникам целой вечностью. Пожилая женщина в наброшенном на плечи платке и с керосиновой лампадкой в руке пыталась рассмотреть в темноте нежданных гостей.

– Доброй ночи, – сказала, дрожа, Татьяна.

– Доброй, – сказала хозяйка и, рассмотрев дрожащую гостью, добавила: – Заходите в дом, милочка. Вы же совсем мокрая.

Женщина сняла платок и набросила на плечи Татьяны.

– Проходите скорее внутрь, я попрошу мужа разжечь огонь в камине.

Проведя гостей в небольшую, уютную гостиную с камином, хозяйка обратилась к Татьяне:

– Как вас зовут, милочка?

– Татьяна, – ответила, дрожа, наша героиня.

– «Итак, она звалась Татьяной», – процитировала Пушкина хозяйка.

– Что? – не поняла гостья.

– Это фраза из «Онегина», – пояснила женщина, – я не пыталась вас обидеть.

– Да я и не обиделась вовсе.

– Вот вам халат, набирайте в ванну воды погорячей и грейтесь. А я пойду, заварю чайку из трав и приготовлю комнату, где вы сможете отдохнуть.

– Спасибо, но мы не собирались доставлять вам неудобства. Если вы не против, то мы бы согрелись у камина, вызвали такси и нашли ночлег в каком-нибудь местном отеле.

– Дело в том, что здесь нет никакого отеля. Вы приехали сюда на поезде?

– Да, – хором ответили ребята.

– А вы не обратили внимания, как назывался полустанок?

– Конечно, обратили – «Маяк».

– Вот вы и пришли на этот самый маяк. Кроме нас, в радиусе 50 километров никто не живет, а следующая электричка приедет только утром. Поэтому не противтесь и идите в ванную комнату. Свежие полотенца лежат на полочках. Берите, какое на вас смотрит.

– Может, мы все-таки пойдем на полустанок и там подождем поезд?

– Во-первых, там холодно и пусто, а во-вторых, мы не отпустим вас в таком состоянии, хотя бы потому, что это не по-христиански. Посему послушайте меня, пожалуйста. И не отказывайте нам в удовольствии помочь вам.

Женщина говорила настолько искренне, что Татьяна испытала некоторую неловкость в проявленном упорстве, и потому, приняв из рук хозяйки халат, уединилась в ванной комнате, откуда через мгновенье послышалось журчанье наливаемой в ванну воды.

– А вы, молодой человек, – обратилась хозяйка к Андрею, – снимайте живо свою рубаху и хорошенько разотритесь полотенцем. Ко всему, я буду вам весьма признательна, если вы окажете посильную помощь моему мужу с камином.

Андрей кивнул и молча выполнил просьбу женщины: наполовину обнажился, растерся докрасна полотенцем и принялся помогать пожилому мужчине разжигать дрова в камине. Сама же хозяйка направилась на кухню, откуда очень скоро начали распространяться аппетитные запахи. Еще через полчаса в гостиной стало тепло и уютно. Татьяна вышла из ванной комнаты румяная и разгоряченная, укутанная в огромный махровый хозяйский халат. Андрей отправился под горячий душ, а его спутница, познакомившись с пожилым мужчиной, любезно предложившим молодой особе расположиться возле камина, забралась в видавшее виды старинное кресло. Хозяйка принесла гостье чашку горячего травяного чая, а спустя десять минут все четверо уселись вокруг низкого столика возле камина. Женщина положила каждому на тарелку свежеприготовленного картофеля с грибами и луком, несколько кусочков помидоров и огурчиков, а затем украсила все это зеленью. При этом все манипуляции с продуктами хозяйка выполняла настолько искусно, что гости на какое-то время забыли о голоде, любуясь виртуозностью движений. Когда тарелки с дымящимся блюдом были расставлены на столе, а Андрей и Татьяна нетерпеливо схватили вилки, хозяйка спокойным, но нравоучительным тоном тихо сказала:

– Молодые люди настолько голодны, что, вероятно, запамятовали о необходимости поблагодарить.

– Ой, простите, – виновато сказала Татьяна, – спасибо вам огромное.

– Спасибо, извините, – растерянно произнес Андрей. Хозяйка снисходительно улыбнулась:

– Я имела в виду благодарность не нам, а Богу. И хотела таким образом напомнить о молитве перед едой.

Андрей с Татьяной взглянули друг на друга:

– А мы не умеем…

– Да, извините.

– Это несложно, просто подумайте, почему произошло именно так, что вы заблудились, что пошел дождь, что, уже отчаявшись, вы увидели свет, на который пошли, и что здесь вы не только согрелись, но и нашли людей готовых вас приютить. Подумайте и поблагодарите. Можете про себя, – говоря это, женщина не переставала улыбаться, видя искреннее смущение гостей.

– Спасибо вам, ну, и, наверное, Богу тоже, – неуверенно сказал Андрей.

– Да, спасибо, – повторила Татьяна.

– Ну, вот и прекрасно. Приятного аппетита.

Блюдо, приготовленное хозяйкой маяка, таяло во рту, а запах просто кружил голову.

– А как называется это блюдо? – немного насытившись, поинтересовалась Татьяна.

– На севере страны местные жители называют его жареха, а готовится оно из грибов, картофеля, лука и молока. Меня научила готовить его одна заключенная.

– Заключенная? – удивилась Татьяна.

– Да, заключенная, – подтвердила, улыбнувшись, хозяйка, – много-много лет назад.

– Но как могла вас научить заключенная, если она находилась в местах лишения свободы? – не понял Андрей.

– В те годы и я была заключенной, и мой муж, и еще много хороших людей.

– А за что вы сидели? – спросила Татьяна и тут же осеклась: – Извините. Если не хотите, не говорите.

– Не извиняйтесь, милое дитя, не извиняйтесь. Я не прячу свою жизнь, она моя, и я не стыжусь ее. Меня, как и моего мужа, как и многих других, тогда осудили за антиимперскую деятельность и отправили на север строить бесплатно страну развитого социализма.

– Я неоднократно слышала о том, что творилось в те времена, но все-таки как могли осуждать невиновных?

– Могли, такое время было.

– А вы могли бы рассказать?

– Неужели молодежь не устала и не хочет спать?

– Нет, мы не устали, – ответила за двоих Татьяна и взглянула на Андрея.

– Не устали, – подтвердил он.

– И вам интересны россказни двух стариков?

– Да никакие вы не старики вовсе.

– Интересно, а сколько бы вы дали моему мужу?

– Я думаю, ему шестьдесят или около того.

Мужчина беззвучно засмеялся, а его жена снисходительно улыбнулась.

– Мы ровесники с мужем, а ему восемьдесят шесть лет.

В воздухе повис вопрос.

– Сколько? – недоумевая, спросила Татьяна.

– Вы не ослышались, восемьдесят шесть.

– А почему он все время молчит?

– Он не молчит, он говорит, но только очень тихо. Да так тихо, что иногда невозможно разобрать. Когда его арестовали, он никак не соглашался признаться в пособничестве шпионажу, вот из него и выбивали эти показания: перебили пальцы рук, затем ног, затем обливали ноги кипятком, подвешивали вниз головой, но он молчал. Во время очередного допроса потерял сознание, да так, что не приходил в него долгое время. Истязатели решили, что он мертв, и оставили на холодном полу в комнате допросов. Этой же ночью приехала расстрельная команда и в соседнем помещении произвела умерщвление более двухсот человек так и не оговоривших себя. Если бы тогда знали, что он жив, то наверняка убили бы. Но он очухался только на третий день, когда приехали солдаты, увозящие трупы. Палачи из расстрельной команды были уже далеко, так что с моим супругом никто не стал возиться – отправили в общую камеру, а затем по этапу на Север. Оклемался он спустя три месяца: кости срослись, хоть и не все правильно, раны затянулись, но говорить он так и не стал, а приговор был вынесен заочно, т. е. без его присутствия.

– Почему это произошло?

– Дело в том, что мой муж из семьи рабочих, а я принадлежу к дворянскому роду. Наша дача находилась вблизи от рабочих кварталов сталелитейного завода. Там мы и познакомились. Он не был похож на своих сверстников: не курил, не напивался, не воровал и не босячил. В драки не лез, читал книжки и мечтал об образовании. Первым его заметил отец, когда вернулся в парк, дабы забрать забытую книжку, ну, и застал моего будущего мужа с увлечением разглядывающего картинки. Родители пережили революцию, первую волну репрессий, мы переехали из большой квартиры в квартиру поменьше, оставшуюся после смерти бабушки. Папа говорил: оставшееся в живых дворянство спивается и разлагается, их дети не хотят учиться. Растет преступность. Образованные люди подхватили инфекцию под названием «революция и равноправие». Моего же будущего мужа не интересовало ни то, ни другое. Он увлекался книгами и по приглашению отца стал бывать у нас в доме. Когда забирали родителей, я была на даче. Позже соседи рассказали, что отца застрелили на месте, когда он заступился за маму, а мама умерла во время допросов. Я их даже похоронить не смогла, так как меня тоже искали. Вот тогда-то единственный близкий человек и предложил мне руку и сердце. Мы тайно обвенчались в еще не разрушенной церкви и ночным поездом отправились из столицы куда подальше и, подобно вам, вышли на понравившемся полустанке, попали в дождь и чуть не околели. Но все сложилось как нельзя лучше, и в этом самом маяке смотрительницей оказалась пожилая дворянка, так же, как и мы, искавшая убежища от распоясавшихся революционеров. Она познакомила нас со своим начальником из бывших, который оформил нас работниками этого маяка. Дворянка спустя месяц умерла, а на ее начальника кто-то донес, и у нас появился новый руководитель из крестьян. С проверками он наведывался редко, да и то в пьяном угаре и в сопровождении девиц легкого поведения. Но от него, как и от всех остальных чиновников, требовали отчеты о выявленных шпионах и диверсантах. Мир не без добрых людей. И вот однажды в городе я встретила служанку моих родителей – милую сельскую женщину, приехавшую работать к нам откуда-то из далекого уезда. У меня и в мыслях не было, что данная особа, никогда не слышавшая плохого слова в свой адрес, объехавшая с родителями полЕвропы, одеваемая моей мамой и обласканная как собственная дочь, напишет донос. За мной приехали рано утром. Я была на третьем месяце беременности. Один из приехавших после первого же вопроса ударил меня по лицу. Я упала. Муж нес в дом дрова и, увидев происходящее, тут же оглоушил хама поленом. В мужа выстрелили дважды, но к счастью не попали. Потом его били, нас обоих забрали. Спустя месяц меня приговорили к двадцати годам как врага народа, сотрудничавшего с вражеской разведкой, и отправили на Север. А через два месяца туда отправился мой муж по обвинению в покрывательстве врага народа и пособничестве ему. Его осудили на пятнадцать лет.

– А как же ваш ребенок?

– Он так и не родился. Меня сильно избивали, а когда я взмолилась о своем положении, то истязатели стали нарочно бить ногами в живот. Тогда я потеряла не только ребенка, но и надежду когда-либо иметь детей.

– Это, наверное, очень страшно. А вы не жалеете, что не оставили эту страну, когда была такая возможность?

– Нет, ибо тогда я потеряла бы намного больше – своего мужа. Вера и любовь – вот что согревало меня всю жизнь. И знаете, я ни за что не хотела бы прожить ее как-то по-новому.

Муж женщины, сидевший рядом, нежно обнял ее за плечи и закивал головой, показывая на себя пальцем.

– Вот видите, он тоже меня поддерживает, – сказала женщина и, склонив голову, прижалась к супругу, – мы вернулись по очереди на этот маяк после заключения и с тех пор живем и работаем здесь. Ведь именно в этом месте прошел первый волшебный год нашей супружеской жизни. И знаете, последующая жизнь также была счастливой и безоблачной, ибо те неприятности, которые преследовали нас, ничего не стоили в сравнении с теплыми отношениями, которые сопровождали нас, как во время лишения свободы, так и после возвращения из мест не столь отдаленных.

– Здорово, – всхлипнув, сказала Татьяна.

– Угу, – кивнул Андрей, впечатленный рассказом.

– Почему вы не пьете чай? Он совсем остыл. Давайте я налью вам горячего.

Хозяйка налила всем горячего чайку. Они еще около часа сидели возле камина, говорили о былых временах, делились мнениями. После ужина хозяйка маяка показала гостям их комнаты наверху. Это были скорее монашеские кельи, чем комнаты в нашем понимании. Но в тот момент наших героев, изрядно уставших, наевшихся и согревшихся, больше интересовали кровати. Спустя несколько минут молодые люди забылись крепким сном.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Так устроена наша жизнь: мы драматизируем каждую ее неудачу до тех пор, пока не появляется истинное горе, происходящее рядом. Именно в этот миг мы вдруг осознаем, какой безоблачной была наша жизнь и как мизерны и незначительны неприятности, преследующие нас, дабы обращать на них внимание. Вспомните, сколько раз мы устраивали скандал только потому, что кто-то переложил наши вещи в другое место? Сколько раз мы закатывали истерики по поводу утопления ребенком мобильного телефона в унитазе? (Справедливости ради следует отметить, что в унитазе был утоплен только один телефон). И сколько раз, жалея себя, мы сетовали на судьбинушку? Оглянитесь вокруг, откройте глаза, посмотрите на действительно бедствующих рядом, представьте себя на их месте и, уверяю вас, жизнь перестанет быть пресной. Мне помогает…»

Утром, если, конечно, одиннадцать часов можно назвать утром, наши герои проснулись – вначале Андрей, а затем Татьяна – отдохнувшими и полными жизненных сил. Немодное в нынешние времена гостеприимство хозяев, простой, но изумительный ужин, горячий чай и, конечно же, атмосфера неподдельного радушия сделали свое дело – ребята проснулись как в детстве, с улыбкой на устах. Андрей, выйдя из комнаты, стал разглядывать место, где они оказались: каменная постройка непонятного времени с толстенными стенами и маленькими окнами-бойницами, крутая винтовая кованая лестница. Разбираемый любопытством Андрей стал медленно подниматься вверх по лестнице. Одолев несколько витков, наш герой оказался в большой круглой комнате, посредине которой размещался фонарь огромного размера. Стены комнаты были остеклены, отсюда открывался воистину великолепный вид. Стоя возле самого окна, Андрей взглянул вниз и тут же отпрянул: маяк был достаточно высоким, дабы ощутить опасность пребывания в его верхней точке. Плюс ко всему он располагался на утесе, т. е. если смотреть на него со стороны единственной дороги, по которой добирались наши путники – это было небольшое старинное строение, но стоило взглянуть на него с противоположной стороны, как легкий холодок пробегал по спине смотрящего. Потому-то Андрея и испугала высота, на которой он оказался. Стоя перед бескрайней водной гладью, молодой человек вспоминал так часто снившиеся ему сны: в них все было похоже именно на это место – и каменное сооружение, и винтовая кованая лестница, и ощущение счастья. Простояв так какое-то время, наш герой услышал еле слышные шаги крадущегося человека и, обойдя лестницу с противоположной стороны от входа, стал дожидаться гостя. Спустя пару минут в комнату вошла Татьяна, и повторилось все описанное ранее: она застыла как вкопанная посредине комнаты, разглядывая открывающиеся красоты, подошла к одному из огромных окон, отпрянула назад и вскрикнула, оказавшись в объятиях Андрея.

– Как высоко, – произнесла она.

– Да, я тоже немного испугался.

– А с виду небольшое строение.

– Я тоже так подумал, – улыбнулся Андрей.

– Наверное, это здорово – просыпаться каждое утро и видеть такую красоту.

– А еще быть рядом с человеком, который тебя понимает. Мне тяжело представить, что они, прожив вместе всего один год, потом двадцать лет ждали следующей встречи. И это не Дюма со своими «Двадцать лет спустя» – это реальные люди и реальная жизнь.

Татьяна сильнее прижалась к Андрею:

– А ты согласился бы поменять свою столичную жизнь на такую вот?

– Это вопрос больше к тебе. Мы с отцом часто меняли место жительства, так что мне не привыкать. Тем более, мне нравятся и люди, и здешние места, и то, что ты рядом.

– Мне здесь тоже очень комфортно. Правда, я никогда не жила сама.

– А ты будешь со мной.

– И я абсолютно ничего не умею делать: ни готовить, ни убирать, ни гладить рубашки, ни детей воспитывать.

– Ну, готовить я тебя научу, убирать тоже, а все остальное – сама, – сказал, смеясь, Андрей.

В этот момент ребята услышали голос, звавший их к завтраку.

Спустившись вниз, молодежь увидела накрытый стол с расставленными яствами. Правильнее было бы сказать, что яств было не особо много, как на кухне у Иезуита, но все они были приготовлены с любовью и оформлены да расставлены со вкусом: посредине стола дымился огромных размеров самовар, антикварное столовое серебро в виде ложечек, вилок, вазочек и подсвечников создавали атмосферу забытой эпохи. У каждого стояло по две тарелки фамильного фарфора.

Рядом с самоваром располагались несколько вазочек с брусничным, малиновым и смородиновым вареньем. На двух больших тарелках располагались свежеприготовленные гренки: на одной – обжаренные с яйцом и сыром, а на другой – просто подсушенный в духовке хлеб.

Ребята сглотнули слюну, но, поймав взгляд хозяйки, несколько опешили и застыли, теряясь в догадках о причине ее строгого вида.

– Молодой человек, я надеюсь, приведет себя в порядок, застегнув рубаху и заправив ее в брюки. Будет также неплохо, если вы соизволите надеть носки и откатать завернутые до колен штанины, – женщина сделала паузу, но, не увидев обратной реакции на свои слова, продолжила: – Вы можете посчитать меня старомодной, но, боюсь, я не смогу пригласить вас за стол в таком виде.

Андрей, растерявшись, взглянул вначале на Татьяну, потом на женщину, затем, встретив взгляд хозяина дома, показывающего жестами, что стоит делать, быстро удалился вверх по лестнице, застегиваясь на ходу. Хозяйка подошла к Татьяне, взяла ее под руку и теплым, но нравоучительным тоном произнесла:

– Не пристало молодой леди выходить к завтраку в банном халате. Поверьте моему опыту, юная красавица, жизнь в обществе мужчины требует от барышень быть существом загадочным и возвышенным. Забудете хоть на миг эту истину – и вашим отношениям конец. Чем дольше вы будете оставаться загадкой для своего молодого человека, а позднее и для мужа, тем настойчивее он будет пытаться выпрыгнуть из кожи вон, дабы разгадать вас, тем не скучней вам будет друг с другом и тем выше будут ваши отношения. Моя мама говорила: женщины управляют мужчинами, хотя последние и не способны допустить что-то подобное даже как аксиому. Да, они правят народами, совершают чудовищные безрассудства, бьются головой о стену и все такое, но стоит в их жизни появиться маленькому кроткому существу, как, теряя рассудок, эти грозные воины превращаются в послушных и романтичных созданий. История знает немало тому примеров. Вспомните хотя бы Роксолану. Засим, милое мое дитя, соизвольте подняться к себе в комнату и выйти к столу в подобающем сударыне виде.

Татьяна как завороженная слушала старушку. С ней никогда и никто так не говорил: нанятые Иезуитом няньки, отрабатывая хозяйские деньги, просто проводили время с девчонкой, преподаватели тоже были не прочь подзаработать, затягивая занятия (оплата была почасовой), пассии отца искренне показывали свою безразличность к ребенку любовника. Татьяна сделала шаг к старушке, быстро поцеловала ее в щеку, сказала «спасибо» и побежала вверх по кованой лестнице.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Знаете, мне кажется, что именно такой вот житейской мудрости не хватает сегодня нашему потерянному поколению, память и традиции которого так усердно стирались последние сто лет. Мы не помним, кто мы, мы не знаем своего предназначения, мы не ведаем, куда идем. А хотелось бы. Мудрость поколений – это как раз то, чему учат своих детей папа и мама, воспитанные, в свою очередь, любящими родителями, а не детскими домами и интернатами, это то, что внукам рассказывают их бабушка с дедушкой, и то, что дети выносят из неосознанных детских воспоминаний об отношениях в семье. Помните об этом, будущие и нынешние папы и мамы, помните и не забывайте ни на минуту. Ибо все, что вы скажете сегодня, возможно, будет добрым советом, пересказанным вашими потомками их детям.»

Спустя десять минут все собрались возле стола. Хозяйка, удовлетворенная изменениями, произошедшими в облике гостей, обратилась к Андрею:

– Молодой человек, будьте любезны, помогите вашей спутнице занять место за столом.

– Да, конечно, пускай садится, – растерянно произнес Андрей. Засмеялись все, и даже Андрей, поняв, какую глупость он только что произнес. Хозяин, подмигнув гостю, взял за руку супругу, подвел к ее месту за столом, затем отодвинул стул и тут же приставил его, делая посадку дамы комфортной. Андрею ничего не оставалось, как все в точности повторить. Процедура была не обременительной и потому приятной для всех ее участников. Закончив с формальностями, два поколения принялись за трапезу. А какая трапеза в великосветском обществе да без светских бесед. Несколько утолив голод, хозяин маяка, слегка наклонившись к супруге, что-то сказал ей в привычной манере – шепотом. Не спеша, дожевав кусочек гренки, хозяйка спросила гостей:

– Мой супруг интересуется, что за нужда привела столь юные создания в сей забытый Богом и людьми уголок? Надеюсь, не очень бестактно задавать такой вопрос? Впрочем, если вы считаете иначе, прошу простить нашу любопытность и не отвечать.

– Да нет у нас никакого секрета, – произнесла Татьяна, приумолкла, взглянув на Андрея, продолжила: – Секрет-то есть, но не наш. Как считаешь, Андрей?

– Просто это секрет для совсем других людей.

– Я же говорю, вам не стоит открывать ничьих секретов, ибо вопрос моего супруга был задан не с какой-либо целью, а ради любопытства.

– Думаю, ничего не случится, если вы узнаете то, что знаем мы, тем более, знаем мы сами совсем чуть-чуть. Я – сын мелкого чиновника из соседнего государства, работающего здесь в посольстве своей страны. Татьяна – дочь достаточно влиятельного чиновника, ее друг детства, а с недавних пор и мой друг, – сын еще более высокопоставленного папаши. У Кирилла, так его зовут, была девушка, приехавшая в столицу из провинциального городка учиться. Ее мама – мелкий предприниматель, умудряющийся работать сразу на нескольких работах, дабы содержать двух дочерей, воспитываемых без отца. Еще в нашей компании есть водитель, он же охранник Татьяны. Как видите, компания получилась, что называется, разношерстной, но дружной.

– Что-то вы совсем нас запутали, молодой человек, – произнесла женщина. – Почему, например, вы говорите, что у вашего друга Кирилла была девушка?

– В том-то все дело, Ирина умерла, а вернее погибла, совсем недавно.

– О Боже! Как такое могло произойти?

– В автомобиль Кирилла, где они оба находились, врезалась машина. Ирина умерла спустя несколько дней, а Кирилл попал в больницу, откуда его до сих пор не выпускают.

– Да-с, печальная история. Нам искренне жаль эту девушку. Только в чем секрет-то?

– Чуть больше недели назад, – продолжил Андрей, – отец Кирилла рассказал нам, что его специалистами рассматривается версия убийства Ирины и что это была не трагическая случайность, а кто-то хотел убить именно ее. А еще он попросил уехать нас из города в старую столицу, пока его люди проработают все возможные варианты. Проведя неделю в городе, мы захотели поехать куда глаза глядят… Ну, и поехали. Дальше вы знаете.

– Ничего не меняется со времен сотворения мира. Люди грешны, грешны их помыслы и от этого мир постоянно стремится к хаосу.

– Что вы хотите этим сказать? – не удержался Андрей.

– Грех, молодой человек, это не только понятие веры – это философское понятие, если хотите.

– То есть?

– Вот посмотрите: желание быть богатым, по-вашему, это плохо?

– Да нет, ничего плохого я в этом не вижу – люди всегда хотели жить лучше.

– Жить лучше и иметь больше – разные вещи. В современном мире все построено на платформе материализма, а это значит, что и окружающие нас вещи сплошь материальны. А как быть с такой категорией как счастье? Оно материально?

– Ну… – промычал Андрей.

– Конечно, если судить по телевизионной рекламе, то да: «купи вот этот автомобиль – и будет тебе счастье»… Ан нет, сколько сейчас в стране людей, имеющих собственные авто, – а все ли они счастливы? А? Как думаете?