Текст книги "Жрецы и фараоны. Сны"

– С каким текстом?

– Я согласен сотрудничать с вашей разведкой.

Оба беззвучно рассмеялись. Успокоившись, Михаил сказал:

– Что-то вроде «Вы были правы» или наоборот. А я постараюсь понять Ваш сигнал.

Михаил положил под пепельницу деньги, улыбнулся собеседнику и, незаметно кивнув, вышел из-за стола. Собеседник Михаила, не спеша допил кофе, выкурил сигарету и, прихватив газету, покинул территорию гостеприимного уличного заведения.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Вот так просто – за чашкой кофе в мирной беседе решаются судьбы целых народов. Единственный вопрос, который мучает меня как обывателя: почему такие умные люди, просчитывающие ситуацию на десятки лет вперед, допустили революцию с ее кровопусканием, развал империи с последующим обнищанием, приход к власти дилетантов и проходимцев и т. д. Боюсь, ответ известен не только мне: все сказанное делалось такими же умными людьми, вот только задачи им ставились иные. У разведки любой страны нет чувств. Если для необходимого результата должны взорваться дома, они обязательно взорвутся, и если миллионное кровопускание изменит баланс сил на карте земли, его всенепременно сделают. Так вот.»

Сон восемнадцатый

Татьяна находилась в шоке вот уже третий день. Врачи кололи ей какие-то успокоительные лекарства. Кирилл каждый день по несколько часов просиживал у ее постели. Татьяне не сказали, что Андрей жив, зато Кирилл это прекрасно знал и играл определенную роль. Соломонович с Иезуитом потирали руки от осознания собственной значимости и с нетерпением ожидали долгожданной развязки. Время для них тянулось несказанно долго. Но летели дни, Татьяна вышла из больницы, они с Кириллом съездили на родину к Андрею, посетили его могилу, а затем объявили о своем желании связать себя узами брака. Вернее, это Кирилл сообщил Иезуиту о помолвке. Последний был на седьмом небе от счастья. Однако Татьяна об этих разговорах ничего не знала. В какой-то из дней отец Кирилла позвонил Иезуиту и предложил встретиться. Тот с готовностью согласился. На встрече оба были любезны и обходительны. Затронув вопрос приданого, отец Кирилла сказал:

– У меня один сын, как, собственно, у Вас – единственная дочь, посему, думаю, будет разумно передать им постепенно весь мой бизнес с одной оговоркой: распоряжаться нажитым безраздельно дети смогут только после моей смерти, а до того времени – по письменному согласию.

– Я не против поддержать Вас и передать все компании, кроме, конечно же, личных счетов.

– А как Вы смотрите на такую форму: мы создаем некий холдинг, куда входят все компании. Учитывая наш статус, владеть холдингом будет оффшорная компания, выпустившая акции на предъявителя. Наши имена будут не видны сторонним наблюдателям, а дети получат доверенность на управление. Мы сможем совместно контролировать бизнес, и легализуем большую часть дохода.

Иезуит был застигнут врасплох и сближением с вышестоящим чиновником, и предложением совместного бизнеса. У него тут же в голове нарисовалась картина будущего сближения с семьей президента, а это и новые возможности, и служебный рост, и, что немаловажно, удовлетворение воспаленных амбиций. Одним словом, Иезуит дал согласие, даже не посоветовавшись с Соломоновичем. Будущие родственники связали между собой своих доверенных людей и поручили им подготовить все необходимые документы. На все про все был отведен месяц. По информации отца Кирилла, ребята решили расписаться через две недели. Но учитывая тот деликатный факт, что погиб бывший парень Татьяны, являвшийся также другом Кирилла, они согласились не делать свадьбу, а расписаться заграницей и там же провести медовый месяц. Кстати, после больницы Татьяна с Кириллом находились за пределами страны в каком-то круизе. Но Иезуит ничего этого не видел, а может, не хотел видеть, находясь в мире своих иллюзий. Итак, по прошествии какого-то времени документы были подписаны обеими сторонами. Однако сближение Иезуита как с семьей Кирилла, так и с семьей президента никак не происходило. Все время что-то мешало – то отец Кирилла куда-то уехал, то кто-то умер, то какие-то срочные дела.

За это время произошло еще несколько трагических событий, срежиссированных Соломоновичем. На одном хотелось остановится подробнее. Отдав распоряжение разобраться со стариками, приютившими Татьяну и Андрея, Соломонович напрочь забыл об их существовании. Когда же ему доложили, что приказание исполнено, он уже и не помнил, для чего нужны были эти смерти. Старик, работая во дворе, уже на следующий день заметил, что за домом следят и, естественно, сообщил супруге. Она ответила, что бояться им, учитывая их возраст и пройденные испытания, нечего. Посему и задумываться об этом не стали. Когда же через пару дней в дверь без стука вошли несколько вооруженных людей, старики вели себя спокойно. В этой молчаливой пантомиме было что-то страшное: одни пришли забрать чью-то жизнь, а другие знали, что пришли за их жизнями, и при этом абсолютно не переживали по этому поводу.

– Ну что, молодежь, пришло время умереть, – сказал с сарказмом один из убийц.

– Если пришло, значит, умрем, – спокойно сказала хозяйка дома, – только воспитанные люди разуваются, входя в дом.

Начавший разговор ухмыльнулся.

– А вам не все ли равно, ведь вы уже не жильцы? – пораженный спокойствием женщины, спросил незнакомец.

– Нет, молодой человек, мне не все равно. Во-первых, в доме убираю я, а во-вторых, вы наверняка захотите все устроить как несчастный случай. И вам совершенно не нужно, дабы вашему руководителю позже сказали, что вы наследили.

Муж пожилой женщины улыбнулся и, сев рядом с ней, взял супругу за руку. И в этой картине было что-то романтичное.

Незнакомец, наверное, впервые в жизни выполняя задание, испытал некую неловкость в разговоре с этой седой женщиной. Он знаком дал команду остальным покинуть помещение, вернулся к порогу, разулся, спрятал оружие и сел напротив стариков.

– Вы знаете, зачем я здесь, я же испытываю некую неловкость, посему мне бы хотелось выполнить ваше последнее желание, – сказал незнакомец.

– Дайте нам помолиться, а затем делайте то, за чем пришли.

Незнакомец кивнул, поднялся и вышел из дома. Старики повернулись друг к другу лицом, взялись за руки, помолились, затем, открыв глаза, взглянули друг на друга так, как смотрят влюбленные люди, поцеловались, обнялись и ждали прихода убийц. Человек, пришедший забрать жизни стариков, все это время наблюдал за ними через окно. Он медлил с исполнением приказа, ибо было что-то волшебное в том, как эти люди покорно ожидали встречу с собственной смертью. В конце концов он зашел в дом, прошел на кухню, где сидели старики и, стараясь не смотреть им в глаза, сорвал шланг с газового вентиля, после чего вышел, закрыв плотно дверь. Убийца наблюдал за их смертью через окно. Спустя какое-то время старики закрыли глаза, так и оставаясь сидеть рядом и держась за руки, вначале обмяк мужчина, а затем женщина. Еще через какое-то время убийцы отошли от маяка и устроили взрыв газа.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Любовь. Верность. Как часто люди, прожив жизнь, не испытывают ничего подобного, как часто простые человеческие отношения подменяются какими-то надуманными вещами, и как часто, живя рядом с любимым человеком, мы забываем говорить ему об этом.»

Татьяна, находясь в не совсем адекватном состоянии после инцидента, время от времени рассказывала Кириллу о чудных стариках и времени, проведенном на маяке. Кирилл, слушая Татьяну, загорелся желанием увидеть это место. К тому времени, по его просьбе отец подобрал работу матери Ирины в одной из своих компаний и предложил переехать в столицу вместе с дочерью. Мать Ирины, думая о жизненном устройстве младшей дочери, согласилась. Им была предоставлена в пользование большая квартира в центре столицы. Работа, подобранная для матери Ирины, заключалась в ведении бухгалтерского учета предприятия и была знакома и понятна ей. Кирилл, время от времени прилетая в столицу, навещал их с одной лишь целью: побыть возле двойника Ирины. Между тем, в сердце молодого человека зарождалось новое чувство к Насте, сестре погибшей девушки. Ищейки Соломоновича потеряли молодоженов из виду, но его этот факт уже не смущал. Он предвкушал дальнейшее раскладывание так удачно начавшегося пасьянса. По его мнению, оставалось лишь немного подождать, а ждать он умел. Но тут начали происходить непонятные для участников последних событий вещи: отец Кирилла после плановой проверки ведомства Иезуита обвинил последнего в коррупции и дал указание прокуратуре провести проверку деятельности данного ведомства. Кроме того, этот факт не без участия отца Кирилла был предан гласности через все рейтинговые СМИ. Тут же в Интернете появились фотографии интимного характера чиновника высокого ранга в облике не совместимом с занимаемым постом. Сотрудники прокуратуры попросили Иезуита не покидать пределов столицы без уведомления правоохранительных органов, а согласно высокому распоряжению, отец Татьяны был отстранен от занимаемой должности на время проведения проверки. Безусловно, Соломонович мог решить эту проблему своего подопечного одним телефонным звонком, но, учитывая полный провал планов на сближение с семьей отца Кирилла, изменил тактику. По очередному звонку босса, Соломонович явился к патрону с бутылкой шампанского и с двумя фужерами. Был конец рабочего дня, старый лис посоветовал шефу отпустить секретаршу и зашел к нему, когда той уже и след простыл. Увидев подчиненного с шампанским, Иезуит спросил удивленно:

– Все плохо, а ты с шампанским. Или я чего-то не знаю? Что празднуем?

Соломонович загадочно улыбался. Он сел в кресло, поставил на журнальный столик бокалы, откупорил бутылку и не спеша наполнил принесенные емкости. Иезуит раздраженно ходил взад и вперед по кабинету.

– Скажешь ты что-нибудь наконец или нет?

– Скажу, скажу, – снисходительно улыбаясь, сказал Соломонович, – лучше выпей.

– Какое «выпей», я поставил все на карту – деньги, карьеру, а он спокоен как удав, еще и лыбится.

– При чем здесь деньги? – удивился Соломонович.

– Дак я же передал в совместный холдинг все свои предприятия.

– Что передал? – не понял Соломонович.

– Все предприятия.

– А со мной почему не посоветовался? – после паузы спросил подчиненный.

– Да как-то под впечатлением был от близкого знакомства с отцом Кирилла, – сказал Иезуит и залпом выпил бокал шипучего напитка.

– Но ведь ты не мог просто так отдать в управление все, что имел?

– Все, кроме личных счетов, – сказал Иезуит, покрываясь испариной и нервно снимая галстук.

– А хоть что за холдинг и в какой юрисдикции он организован? – как-то отвлеченно и о чем-то постоянно думая, спросил Соломонович.

– Холдинг кипрский, а владеет им БиВиАйная компания. Вот ее-то акции на предъявителя мне должны были передать его юристы. Слушай, что ты за бурду принес, я весь мокрый и задыхаюсь.

– Теперь все ясно, ты полный идиот, Иезуит, – уж совсем печально сказал Соломонович. – А шампанское на самом деле абсолютно нормальное.

– Какое нормальное – мне все хуже и хуже, вызывай скорую, немедленно!

– Скорая тебе уже не поможет, ты умираешь, дорогой мой доверчивый придурок.

– От чего? – громко глотая воздух, прошептал Иезуит.

– От яда, Иезуит, от яда, по-моему, бруцин называется, если тебе интересно.

– Ты же тоже пил.

– Да, пил, только твой стакан, до того как в него попала жидкость, был протерт раствором яда и высушен. Этот способ практиковали еще египетские жрецы.

– Соломонович, спаси меня, – умоляя, взвыл Иезуит.

– Поздно, – спокойно ответил собеседник, – думаю, этот грешный мир сильно не пострадает, потеряв тебя. Твоя жизнь была абсолютно бесцельной и бесполезной, так хоть умри с осознанием того, что, попав в землю, ты хоть немного послужишь миру, удобрив ее, – как бы размышляя, говорил Соломонович. – И еще, если тебя это утешит, отец Кирилла очень скоро умрет – он кинул не тебя, а нас. Ну, а мы такого не прощаем.

Иезуит вряд ли слышал последние слова своего подчиненного, ибо его тело билось в предсмертных судорогах. Соломонович же спокойно наблюдал за сценой смерти подопечного. Когда Иезуит утих, он налил себе еще шампанского, выпил, достал из пакетика открытую ампулу из-под яда, положил ее на журнальный столик перед покойным, вытер носовым платком бутылку, ножку бокала Иезуита, пробку, затем еще теплой рукой покойного оставил отпечатки на всех перечисленных предметах, забрал свой бокал и вышел из кабинета, прихватив в приемной точно такой же бокал, взамен оставленного у Иезуита. Соломонович шел по коридору силового ведомства, что-то прокручивая в голове. Он выглядел уставшим и озабоченным. Вероятно, то количество смертей, которые он видел за свою жизнь, сделало его душу черствой и бесчувственной. Единственное, что еще хоть как-то поднимало тонус, так это молодые девицы и козни, строя которые, наш герой забывал не только о возрасте, но и о болячках, свойственных ему. Теперь все его сознание было поглощено разработкой сценария смерти отца Кирилла. А задача эта была не из легких. Отец Кирилла – не Иезуит, и подобраться к нему ой как непросто. Он позвонил Абрамовичу и предложил встретиться с самого утра. Спать Соломонович лег, посмотрев любимый старый фильм.

Татьяна восприняла известие о смерти Иезуита очень спокойно. Они никогда не были по-настоящему близки как отец и дочь. И если сообщение о смерти Андрея сделало ее абсолютно другим человеком, даже внешне, то известие о самоубийстве отца было ничем иным как сообщение в желтой прессе. Кирилл не увидел на ее лице даже тени скорби. Возможно, такая реакция была следствием приема успокаивающих препаратов, а возможно, она была безразлична к его судьбе. Все это время ее держали в неведении о производимых манипуляциях и ведущейся игре. Конечно, никакой помолвки и росписи Кирилла с Татьяной не было – это была версия для Иезуита. Кирилл же был в курсе игры, по крайней мере, он знал свою задачу и старательно играл отведенную роль. Соломонович же, решив, что отец Кирилла, обобрав Иезуита под предлогом женитьбы сына, был уверен в подлинности брака молодых людей. Соответственно, следуя ветхозаветному «око за око», великий устроитель козней принял простое решение: Татьяну отправить вслед за отцом. Посему, позвонив все тому же помощнику и договорившись о встрече, он никак не мог придумать сценарий ухода из жизни еще одного человека – отца Кирилла. Решение вопроса подсказал его талантливый помощник, вспомнив о старом конфликте отца Кирилла с бывшим партнером по бизнесу. Журналисты смаковали эту тему, сгустили краски, показали неотвратимость конфликта, который, по всем канонам должен был выиграть человек при должности, и, одним словом, искусственно создали конфликтную ситуацию. При этом старый партнер по бизнесу якобы пару раз публично и нелицеприятно высказался в адрес отца Кирилла, а потом пропал из поля зрения газет. На самом деле он находился в одной из психиатрических лечебниц под действием каких-то психотропов. Соломонович не знал, как повернется ситуация, и поэтому до поры до времени решил держать данный объект под пристальным контролем, а лучшего места чем психушка и не придумаешь.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Вы себе даже не представляете, сколько людей, будучи абсолютно здоровыми, удерживаются против их воли в психушках. А оттуда иногда тяжелее выйти, нежели из мест не столь отдаленных. Плюс ко всему, к услугам истязателей – огромный набор фармацевтических «чудес», так что сделать из здорового человека больного – раз плюнуть. Бойтесь этих мест и старайтесь по возможности туда не попадать.»

Задумка Соломоновича была проста и понятна любому обывателю: разгорается старый скандал между двумя партнерами и один из них, менее могущественный, будучи загнанным в угол, заказывает старого товарища. Так что пуля, взрыв, отравление и т. д. будут поданы на страницах периодических изданий как некое логическое завершение давно начавшегося конфликта. В случае удачного исполнения задуманного старый партнер отца Кирилла скорее всего покинул бы пределы психиатрической лечебницы в горизонтальном положении. Тела его, вероятно, никто и никогда бы не нашел. Но тут произошла очередная осечка: отец Кирилла, накануне изрядно повздорив с супругой, поехал на работу на автомобиле одной из машин сопровождения, так как его жена, с самого утра продолжив скандал, начатый накануне, вскочила в служебный автомобиль супруга и потребовала отвезти ее к какой-то знакомой. Мужу ничего не оставалось, как отпустить ее вместе с водителем и одной из машин сопровождения. Спустя пять минут после начала движения автомобиль отца Кирилла был подброшен в воздух сильнейшим взрывом тротилгексогеновой смеси. Скорее всего, мать Кирилла даже не успела понять, что умерла. Зато отец Кирилла был шокирован увиденным после взрыва.

Кирилл, узнав о смерти матери, собрался ехать в столицу. Татьяна, естественно, заявила, что поедет вместе с ним. Кирилл, памятуя о полученных инструкциях, вначале связался с отцом и, получив добро, взял с собой Татьяну. Старый интриган рассчитал все правильно: парочка должна была объявится в столице еще на похоронах Иезуита, но это не сработало, тогда он решил, что после смерти отца Кирилла. С отцом Кирилла вышла осечка, однако план кознесочинителя в конце концов удался – молодежь дала о себе знать и теперь направлялась в столицу. Не сумев переиграть противников, Соломонович решил уничтожить не только их самих, но и их семьи. Сцену с хулиганами в поезде повторять не стали, тем более, что теперь это был самолет. Вначале было решено разобраться с Татьяной как с наследницей большущего приданого, размещенного на счетах в иностранных банках, принадлежащих Иезуиту. Затем бы очередь дошла и до Кирилла, как управляющего огромным холдингом. Смерть этих двух семей открывала Соломоновичу доступ к огромным ими нажитым состояниям. Умри они все – и наш интриган родил бы завещание или еще какой документ, подтверждающий его права на наследуемое имущество и счета.

Итак, Татьяна. Охрана с квартиры Иезуита была снята, няньки, тетки, смотрящие и убирающие, заслышав о смерти босса, прихватили что не так лежало и были таковы. Татьяна, придя домой, долго стучала и звонила в дверь, но безрезультатно. Тогда она села на ступеньках и, подперев руками голову, просто сидела и смотрела в одну точку. Спустя часа полтора к девушке подошел один из двух охранников, дежуривших в подъезде на входных дверях, и предложил ей воспользоваться ключом, имеющимся у них. Татьяна и не знала, что дубликат ключа мог быть у этих ребят. Зайдя в квартиру, она обнаружила следы большого беспорядка: вещи разбросаны всюду, книги сброшены на пол с полок, даже шампуни и гели для душа исчезли. Татьяна забралась на свою кровать, обхватила ноги руками и тихо заплакала. Вернее сказать, она не плакала вовсе, просто слезы катились из ее глаз. Просидела в таком положении далеко за полночь. В какой-то момент ей послышалось, будто кто-то аккуратно открывает входную дверь. Татьяна напряглась и тут же успокоилась, прогнав худые мысли. Однако по прошествии нескольких мгновений послышались легкие шаги и короткие переговоры как минимум двоих людей: они очень осторожно ступали по паркетной доске. Как сказано ранее, квартира Иезуита была что называется безразмерной, состоящей из множества комнат, соединенных между собой. В какой-то момент в щель полуоткрытой двери Татьяна увидела два силуэта с пистолетами в руках, тихо продвигавшихся мимо ее комнаты. Квартира Иезуита была оборудована несколькими кнопками оповещения, установленными в разных местах. Одна из кнопок была возле кровати Татьяны, и она быстро нажала на нее. Прошла еще минута тягостного ожидания и девушка услышала, как незваные гости, пройдя вдоль квартиру по одной части комнат, стали возвращаться по другой ее стороне. Понимая, что помощь может не успеть, Татьяна босиком направилась к окну. За окном квартиры Иезуита был небольшой парапет, вот им-то как укрытием и пыталась воспользоваться Татьяна. Она подошла к окну, тихо открыла его, так же тихо перелезла через подоконник и, взявшись одной рукой за оконный проем, намеревалась переместиться в межоконное пространство, дабы стать невидимой для нападавших. И вот в тот момент, когда она попыталась перехватиться левой рукой, в комнате зажегся свет и один из непрошенных гостей, выстрелив навскидку в сторону Татьяны, бросился к окну. Надо отдать должное стрелявшему – попал он в оконную раму аккурат рядом с Татьяной. Последняя вскрикнув от неожиданности и инстинктивно дернувшись, не успела перехватить руки. Потеряв равновесие, ее тело оборвалось с карниза и полетело вниз. Пролетев несколько этажей, девушка упала на крышу микроавтобуса. Нападавший, добежав до окна и выглянув наружу, попытался выстрелить прицельно в лежащую на крыше автомобиля Татьяну. Но в этот самый момент в комнате прогремело два выстрела, и его коллега, остававшийся на пороге комнаты, рухнул на пол как подкошенный. Следующие несколько пуль были адресованы ему. Выстрелив несколько раз, убийца попытался пробежать в другую комнату, но был сражен пулей одного из охранников. Его обезоружили и связали, а позднее передали работникам милиции. Второму повезло меньше и его тело отправилось прямиком в морг. Ранение переданного правоохранителям нападавшего не было серьезным, так как ему только прострелили плечо, однако, как выяснилось позже, парень умер по дороге в больницу.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Знаете, господа, есть такое неписанное правило: выполняя грязную работенку, достаточно раз оступиться и можно умереть от банального насморка… Так вот…»

Татьяна попала в больницу в бессознательном состоянии. Какие только врачи ее ни смотрели, диагноз был неутешительным – кома. Кроме того, были сломаны обе ноги, рука и вывихнуто плечо. Кости со временем срослись, а в сознание она так и не пришла. На вопрос Кирилла, сколько это продлится, ни один медик не смог сказать ничего конкретного:

– Может день, может два, может неделю, может год, а может несколько лет.

Когда взорвали мать Кирилла, а Татьяна попала в реанимацию, отец Андрея пришел навестить девушку сына. Он узнал о случившемся и о том, что Татьяна выжила после падения, и решил сообщить ей скрываемую от нее тайну, что Андрей жив. Но, попав в больницу и поговорив с Кириллом, понял бесперспективность задуманного. Тогда он просто зашел в палату интенсивной терапии, положил на прикроватную тумбочку цветы, погладил ее по руке и вышел из отделения реанимации. Навстречу ему шел отец Кирилла. Михаил прекрасно знал, кто он, хоть ни разу не был представлен лично. Понимая, что тот приехал навестить Татьяну и сына, Михаил развернулся, дабы уйти в противоположном направлении.

– Михаил, подождите. – Михаил остановился.

– Я заберу у Вас немного времени.

– Слушаю, – просто сказал отец Андрея.

– Так получилось, что совсем недавно я узнал кое-что и о Вас лично, и о представляемой Вами организации…

– Не думаю, что моя особа может интересовать такую величину как Вы.

– Может, поверьте мне на слово.

– Хорошо, я Вам верю. Чем же я заинтересовал столь могущественную особу?

– Ну, хотя бы тем, что вы ведете разведывательную деятельность против моей страны.

– Серьезное обвинение. А у Вас и доказательства имеются?

– А доказательства и не нужны.

– Вот как!

– Именно так, и я не себя имею в виду, а Абрамовича. Ему нужны не доказательства, а повод.

– Повод? – не понял Михаил.

– Да, именно повод. У него руки чешутся, так он хочет добраться до Вас. Поэтому, ему надо только основание, дабы Вас задержать, а дальше, думаю, Вы и сами знаете, что будет. Конфликт с нами ваша страна из-за одного трупа мелкого посольского чиновника не начнет, а посему, небольшую самовольность руководителю уважаемого ведомства, скорее всего, простят.

– Боюсь, мне нечем оппонировать.

– А и не надо.

– Для чего Вы мне все это рассказываете? Я ведь могу воспользоваться полученной информацией – и быть таковым. Не боитесь?

– Боюсь. И, в первую очередь, за Вас.

– За меня?

– Да, именно за Вас. Дело в том, что вокруг больницы сидят снайперы Абрамовича, и у них уже есть приказ стрелять. Попробуй Вы убежать – и лихая пуля тут же настигнет Вас.

– Но к Абрамовичу мне тоже не шибко охота.

– Я здесь как раз для этого.

– Для чего? – не понял собеседник.

– Для того, чтобы спасти Вас.

– Интересно, – удивился отец Андрея, – и как же Вы собираетесь это сделать?

– Сейчас объясню. Для начала Вам придется прогуливаться в моей компании до тех пор, пока не подоспеет кавалерия…

– Какая кавалерия?

– Ну, та, которой побаивается Абрамович, а до тех пор, пока я буду рядом, шакалы Вашего «друга» не посмеют приблизиться.

– Понятно, а когда же она подоспеет?

– Я дам Вам знать, не переживайте. И давайте выйдем в парк.

– Но ведь там снайперы Абрамовича, – улыбнулся Михаил.

– Да, Вы правы, тогда давайте не выходить, – сказал растерянно отец Кирилла.

– Давайте, – смиренно произнес Михаил.

– У нас есть время, а посему позвольте задать Вам вопрос.

– Извольте-с, – в тон вопроса ответил Михаил и улыбнулся собеседнику.

– Почему Вы и Вам подобные люди пытаетесь реализовать идею национализма, неужели опыт Гитлера вам ничего не подсказывает?

– Вы сильно ошибаетесь, отождествляя идею славянского фундаментализма с идеей национализма.

– Поясните, если не прав.

– Любая националистическая идея построена на превосходстве одной нации над другими, не так ли?

– Допустим.

– Тогда как быть с тем, что и украинцы, и россы, и белорусы, частично поляки, словаки являются славянами? Ежели говорить о национализме, то, например, белорусы должны считать себя выше украинцев, а росы выше обоих вместе взятых. Идея же славянского фундаментализма не ставит во главу угла превосходство той или иной национальности. Мы предлагаем объединение не физическое, а духовное.

– ?

– Согласен, звучит немного пафосно. Постараюсь объяснить: славянство всегда отличалось долготерпением и непредсказуемостью. Мы сердобольны и не прагматичны. К чему привел мировой прагматизм, всем известно: богатые богатеют, а бедные беднеют. Причем сегодня богатые пытаются решать: кто достоин жить, а кому лучше умереть. Мир стоит на пороге смены системы общественного устройства. Коммунизм как эксперимент закончился неудачно. Капитализм как общество потребителей исчерпал себя, показав всему миру свое лицо. Маркс, описавший его, был прав на сто процентов, утверждая, что при получении пятисот процентов прибыли он не остановится ни перед чем.

– Вы хотите сказать, что на смену капитализму должен прийти новый строй.

– Всенепременно. Экономические кризисы, повсеместный рост коррупции, экологические бедствия, глобализация, и, наконец, демократия как порок безнаказанности – вот основные предвестники его кончины.

– Что Вы имеете ввиду под пороком демократии?

– Объясняю: демократия, как способ изъявления воли народа, позволяет решать любые вопросы, полностью игнорируя волю этого самого народа.

– Вообще запутали.

– Не спешите, представьте, что жители отдельно взятой страны не хотят видеть президентом, ну скажем, господина Иванова или Вайнштейна, а олигархи той страны хотят поставить у руля именно его.

– Ну?

– Что они делают? Учитывая, что большинство народных представителей депутатов избирают в парламент благодаря деньгам упомянутых выше олигархов, последним ничего не стоит немного изменить основной закон этой страны.

– Как?

– Скажем, решают, что президент страны избирается парламентом.

– И?

– И все! Дело в том, что четыреста человек купить легче, чем пятьдесят или сто пятьдесят миллионов, в результате страна получает того президента, которого не хотела в результате реализации весьма демократического процесса.

– Да, вы правы, есть такие казусы в демократии, но на сегодня лучшей идеи никто не предложил, да и общество особо не готово что-то менять.

– Общество само по себе ничего менять не может по определению. А условия для смены общественных формаций, равно как и революционные ситуации создаются людьми, ну, или группами людей, объединенных некой идеей.

– Вы не простой чиновник, как мне о Вас рассказали. Уровень Вашей подготовки… – он не успел договорить.

– Да полно Вам, я самый что ни на есть чиновник среднего пошиба, просто преподаватели были хорошие, вот теория в подкорке и отложилась. Так что, если Вы не против, я продолжу.

– Конечно, – согласился отец Кирилла.

– Мы не хотим революций, ибо революции – это всегда деструктивный путь, когда на поверхность из недр помойки вылезает то, что обычно всплывает…

Отец Кирилла улыбнулся.

– А этого, – продолжил Михаил, – и у вас, и у нас хватает.

– Так чего же вы хотите, если национализм вам не подходит, а революции вам противны?

– Национализм сам по себе неплох на первом этапе построения сильного независимого государства, но этот этап очень быстро заканчивается, идейные вдохновители процесса неизбежно начнут искать внешнего врага и проповедовать идеи превосходства Ивановых над Вайнштейнами или наоборот.

– Вы что-то имеете против евреев?

– Объясните мне несведущему, почему из двух фамилий, приведенных мной как пример, вы выбрали именно еврейскую и тут же попытались обвинить меня в крамоле?

– Даже не знаю.

– А я знаю – это поведенческий инстинкт, засунутый всем нам в подкорку средствами массовой информации. Что же касается моего личного отношения к евреям, то я с уважением отношусь к любой нации и народности. На моем жизненном пути было много как хороших, так и очень плохих людей различных национальностей, и я понял, что не принадлежность человека к той либо иной нации делает его хорошим или плохим, а, в первую очередь, воспитание. Евреи – древний и интересный народ, который к своему несчастью управляется беспринципными и циничными людьми. Посмотрите, кто финансировал Гитлера, и Вы поймете, кому был выгоден разыгравшийся в Германии шовинизм. И сегодня эти кукловоды пытаются закрутить, что называется, гайки всему миру, делая это нагло и показушно, руками евреев. Как думаете, для чего?

– Не знаю, возможно, потому, что они управляют этим народом.

– Не совсем. Любой системой легко управлять, когда она разбалансирована. Ирак не получилось разбалансировать ни путем проведения секретных операций, ни запусканием дезинформации через СМИ, ни даже путем введения эмбарго. Что получилось? Страна с сумасшедшим сырьевым потенциалом, твердо стоящая на ногах и абсолютно неуправляемая мировой режиссурой. Систему необходимо разбалансировать, вот ее и качнули. Да как качнули! Думаю покруче, чем когда-то СССР. То же самое делают эти кукловоды и на наших территориях.

– Для чего?

– Историческая территория проживания славян, равно как и само славянство, спокойно относится к инакомыслию. Если в мусульманском мире араб принимает христианство, боюсь, он долго не проживет. А у нас тысячи конфессий, направлений, и все чувствуют себя комфортно. Следовательно, система устойчива, и раскачать ее на религиозной почве вряд ли получится.