Текст книги "Собрание сочинений. Том 4. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. Бомбардирование Севастополя"

Глава девятнадцатая

Продовольствие войск на обратном пути в Россию и внутри империи. – Вывоз провианта и фуража из княжеств. – Меры, принятые генерал-фельдмаршалом для приготовления продовольствия. – Издание особых правил. – Объявление военного положения в южных губерниях и разделение их для продовольствия войск. – Санитарная часть. – Недостатки наших госпиталей. – Трудности скорого преобразования их на случай войны. – Вывоз больных из княжеств и увеличившееся число их.

Осада Силистрии снята была внезапно; об отступлении и не думали, а потому оставались при войсках значительные запасы продовольственных продуктов, простиравшиеся до 100,000 четвертей. Тем не менее, припасы, за исключением нужных для отряда генерала Лидерса, вывезены были без остатка сначала в Бузео, а потом и далее. При сосредоточении войск в Мае-Катаржиулуй, равно как при движении их под Журжу, все продовольственные припасы подвозились к войскам на подвижном магазине.

Вслед за снятием осады Силистрии, решено было оставить и сами княжества; здесь, в разных местах, на протяжении около 600 верст, раскинуто было более 400,000 четвертей хлеба; несмотря на огромное число подвод, необходимых для поднятия этого провианта, он свезен был на большую дорогу, идущую через Бузео, Фокшаны и Текучь, к нашим границам. В течение месяца, ежедневно на каждой станции, начиная от Бузео, выступало до 1,500 подвод, собранных по наряду от края и из подвижного магазина, нагруженных провиантом; скопление подвод местами так было велико, что телеги, шедшие с грузом и возвращавшиеся порожняком, следовали в 4 ряда. Таким образом, вывезено в Россию и сложено на Пруте более 200,000 четв. хлеба; остальное количество израсходовано в пути на довольствие войск.

Нельзя не заметить, что во время пребывания наших войск в княжествах, весьма трудно было сохранять заготовленный хлеб. В складочных пунктах не было никаких помещений; требование постройки временных помещений от края, обременило бы жителей новой тягостной повинностью; возведение особых зданий средствами интендантства вовлекло бы казну нашу в значительные расходы; поэтому хлеб складывался на земле и под открытым небом в бунты, прикрытые камышом и старыми мешками; при сильных жарах, мука усыхала; сухари часто подвергались подмочке, бочки со спиртом и уксусом лопались; но войскам всегда отпускались припасы свежие, без всякой остановки.

Еще во время пребывания наших войск в княжествах и за Дунаем, генерал-фельдмаршал князь Варшавский, заботясь об усилении продовольственных запасов, признал необходимым: а) вывезти из Одессы частный хлеб; б) обратить в муку сельские запасы хлеба в Бессарабской области; в) собрать экстренно от жителей Подольской губернии 150,000 четв. муки, а также круп и 100,000 четверт. овса и г) учредить в тылу Одессы запасные магазины в селениях Шараево и Жеребково, в которые свезти из Новороссийского, Киевского и Подольского округов военных поселений по 50,000 четвертей муки и овса.

Меры эти, однако, встретили такие препятствия при исполнении, что от них принуждены были отказаться впоследствии.

По возвращении наших войск в пределы Империи, они продовольствовались частью из находившихся в Бессарабской области запасов, частью же провиантом, вывезенным нами из княжеств и из сельских магазинов, в которых оказалось более 100,000 четв. озимого хлеба. Продовольствие устроено было таким образом, чтобы каждый полк и батарея получали хлеб из сельских магазинов того округа, где они были расположены. С этой целью объявлены для сведения войскам ведомости: в каких именно местах района южной армии устроены провиантские магазины, где в Бессарабской области находятся сельские магазины и сколько в них запасного хлеба; указаны также места расположения сельских магазинов с их запасами в губерниях Подольской, Киевской и Полтавской, на случай если бы понадобилось продовольствовать войска из этих магазинов.

Кроме того, изданы главнокомандующим южной армией подробные правила:

а) о порядке продовольствия войск провиантом, фуражом, мясными и винными порциями, а также натуральными рационами по возвращении войск в пределы Империи[65]65
  Приказы 30 августа и 21 октября 1854 г. № 261 и 334.


[Закрыть];

б) о порядке перевозки продовольственных припасов из магазинов к войскам, при расположении их на квартирах[66]66
  Приказ 20 февраля 1855 г. № 53.


[Закрыть];

в) об удовлетворении войск провиантом, фуражом, дровами и порциями, при движениях их в виду неприятеля[67]67
  Приказ 27 февраля 1855 г. № 71.


[Закрыть].

На случай осады неприятелем наших крепостей, заготовлены в них по числу гарнизона запасы провианта, фуража и других продуктов, в Измаиле на 10,000 и Килии на 3,000 челов., четырехмесячные, а в Хотине и Бендерах на 4,000 челов. в каждой, двухмесячные; запасы эти составлены частью из хранившихся в крепостях наличных продуктов, частью поставкой подрядчиками.

Именным Высочайшим указом 26-го сентября 1854 г. подчинены назначенному главнокомандующим южной армией, генерал-адъютанту князю Горчакову, объявленные в военном положении губернии: Подольская, Киевская, Полтавская, Харьковская, Екатеринославская, Херсонская, северная часть Таврической до Перекопского перешейка и Бессарабская область; вследствие чего губернии эти, для сохранения правильного порядка в действиях по продовольствию войск, распределены между комиссионерствами 4-го и 5-го пехотных корпусов, а также Киевской и Кременчугской провиантскими комиссиями. Для правильного же руководства издано вновь составленное наставление об обязанностях обер-провиантмейстера главной квартиры, дивизионных и отрядных провиантмейстеров[68]68
  Приказ от 20 февраля 1855 г. № 51.


[Закрыть].

Мы еще ничего не сказали о санитарной части, составляющей один из важных предметов администрации армии. Постараемся соединить в одно все сведения, сюда относящиеся.

Госпитальная часть требовала еще большей заботливости командующего войсками, чем провиантская, по весьма простой причине, что ее создать, так сказать, накануне самой войны гораздо труднее – если не сделано заранее значительной к тому подготовки, а этого-то и не доставало[69]69
  Сведения о госпиталях заимствованы из весьма обстоятельной и дельной записки, составленной дежурным генералом армии генерал-лейтенантом Ушаковым для князя М. Д. Горчакова, напечатанной в Военном Сборнике в 1867 году.


[Закрыть]. Особенно чувствовался недостаток в докторах – недостаток, заметный даже в мирное время, потом, дурное устройство нашего военного обоза для транспортировки больных, часто на огромных пространствах, мало населенных и не представляющих никаких удобств для успокоения больных и раненых после трудного переезда, наконец, чрезвычайная ограниченность госпитального положения по всем предметам. К этому должно прибавить, что переход войск через Прут совершился в незначительных силах и собственно только для занятия княжеств; никак не предполагалось, что война разовьется в таких громадных размерах, и потому не было приготовлено всякого рода госпитальных принадлежностей в том количестве, какое понадобилось при возраставшей постоянно числительности нашей армии.

До вступления наших войск в Дунайские княжества, военное министерство собрало в Леове и частью в Кишиневе, по расчету на четыре дивизии с артиллерией 4-го пехотного корпуса и на три дивизии с артиллерией 5-го пехотного корпуса, кадры 12 военновременных госпиталей, из которых 4 – каждый на 600 человек, и 8 – каждый на 300 человек, а всего на 4,800 человек, с полным запасом госпитальных вещей.

По распоряжению командовавшего войсками, генерал-адъютанта князя Горчакова, кадры эти вступили в княжества вместе с войсками и немедленно открыли госпитали, на первый раз, в городах: Бырлате на 300, в Фокшанах на 600 и в Бузео на 600 человек, так что эшелоны войск, по мере их прибытия, находили уже в этих трех пунктах удобные помещения для больных в лучших обывательских домах, со всеми принадлежностями, за наемную плату, по соглашению с молдавским и валахским правительствами.

Независимо от этого, при каждой части войск была одна половина положенных по штату лазаретных вещей: белья постельного и носимого на себе, халатов, колпаков, одеял и проч. При 4-м и 5-м пехотных корпусах находились особо подвижные госпитали, из которых каждым могли быть подняты и содержимы в пути и в поле, в больших госпитальных палатках и в наметах, не менее 200 больных и не тяжело раненых.

Когда главная квартира прибыла в Бухарест, там учрежден был немедленно главный центральный госпиталь, сначала на 1,000, а потом на 3,000 человек. Сюда доставлены были все раненые после первого сражения, под Ольтеницей.

Князь Горчаков, предвидя увеличение числа раненых и больных, а также скорое прибытие в княжества и в Бессарабию четырех дивизий с артиллерией 3-го пехотного корпуса, вошел немедленно в сношение с военным министерством о прибавлении госпитальных средств.

По его настоянию, военное министерство назначало для войск 3-го, 4-го и 5-го пехотных корпусов: а) сформированных госпиталей на 21,600 больных, считая в том числе и те госпитали на 4,800 человек, которые уже были в княжествах; б) запасных госпитальных вещей на 13,400 человек, полагая в том числе на 5,000 человек вещей, находившихся в Одессе и в Херсоне, значительно отдаленных от театра военных действий. Кроме того, прибавлено два подвижных госпиталя: один, прибывший с войсками 3-го пехотного корпуса и один резервный № 6-го, назначенный из Киева. Наметы и госпитальные палатки дозволено было взять из Одессы на 1,800 больных и присоединить к имеющимся уже при войсках на 2,400 человек.

В декабре 1853 года, маловалахский отряд был усилен для предполагавшихся действий против Калафата, а потому был немедленно учрежден госпиталь в Крайове, на 1,200, а позади его, в Слатине на 200 человек. В оба эти госпиталя поступили раненые в сражении при Четати.

Тогда же было сделано распоряжение: давать тяжело раненым ежедневно чай, утром и вечером, так как для многих, особенно изувеченных, определенная госпитальная пища оказывалась весьма неудобосваримой. Распоряжение это осталось во всей силе до конца войны, несмотря на то, что число тяжело раненых впоследствии, под Севастополем, составляло огромную цифру и требовало значительных издержек на чай, сахар или мед.

В это время было получено Высочайшее повеление выдавать тяжело раненым денежные пособия, именно: лишившимся двух членов – по 150 руб. сер., лишившимся ноги – по 50 руб. сер., лишившимся руки – по 40 руб. сер., тяжело раненым, без лишения членов – по 10 р. сер.[70]70
  Для пособия раненым офицерам назначен был высший размер, именно: штаб-офицерам – от 150 до 300 р., обер-офицерам – от 50 до 180 руб.; юнкерам – от 25 до 50 руб.


[Закрыть]

Готовясь к переправе через Дунай, которая не могла обойтись без кровавых битв, открыты вновь госпитали в Браилове и Галаце и усилен госпиталь в Измаиле.

Из опытов прежних войн было известно, что в Дунайских княжествах, с наступлением весны, появляется цинготное худосочие у людей, ослабленных продолжительной лихорадкой и другими болезнями. Для предупреждения этого, главнокомандующий, согласно мнению исправляющего должность генерал-штаб-доктора, предписал в начале апреля 1854 года, при первых признаках цинги, выдавать больным особые порции и производить ежедневно раздачу лука, чеснока и хрена. Такая предусмотрительность принесла большую пользу: в армии не распространялась цинготная болезнь, а лечение ее в госпиталях производилось успешно.

В апреле 1854 года мы имели госпиталей в княжествах почти на 10,000 человек, именно в городах: Бухаресте, Крайове, Слатине, Торговисте, Плоешти, Урзиченях, Бузео, Фокшанах, Бырлате, Яссах, Бакеу, Браилове и Галаце, да особый запас вещей на 5,100 человек. Учреждены в Калараше, на левом берегу Дуная, госпиталь на 900 человек и при войсках, осаждавших Силистрию, два подвижных госпиталя. Затем, больных и раненых, не помещавшихся ни в подвижных госпиталях, ни в Калараше, отправляли из-под Силистрии, водой по Дунаю, в Браилов, Галац и Измаил и сухопутно в Бухарест, Бузео и Фокшаны.

Величайшие трудности встретились при перевозке больных и раненых в Бессарабию и во внутренние губернии во время выступления войск из Дунайских княжеств в июле и августе. Мы должны были вывезти из всех госпиталей Валахии и Молдавии не менее 12,000 человек. Всего труднее было поднять в три дня из Бухареста около 3,000 человек, из которых многие были тяжело раненые или труднобольные. Из этих 3,000 оставлено на месте, в бухарестском филантропическом госпитале, всего 38 человек.

Для перевозки больных и раненых нужно было на каждом переходе до 1,000 подвод кроме тех, которые требовались для вывоза из княжеств огромных запасов нашего провианта.

В этой весьма трудной операции много облегчили нас следующие предварительные распоряжения главнокомандующего: во-первых, приказано было очистить заблаговременно госпитали, лежащие ближе к нашей границе; больные и раненые перевезены были в Скуляны, Леово, Кишинев, Белицы, Бендеры, Тирасполь, Балту, Немиров и Тульчин, где еще до выступления войск из княжеств усилили госпитальные средства, особенно в Тирасполе, Тульчине и Кишиневе; во-вторых, отправление производилось этапным порядком; там, где нельзя было отыскать достаточного числа домов или где их вовсе не было, приготовляли заранее госпитальные лагеря из больших палаток и наметов; в-третьих, поручено военному генерал-губернатору киевскому, волынскому и подольскому, увеличить госпиталь в Киеве, чтобы в нем могло поместиться не менее 5,000 человек, и назначить в Подольской губернии еще несколько пунктов для учреждения хотя небольших госпиталей; в-четвертых, отступавшим 9-й, 10-й и 11-й пехотным дивизиям дано в каждую по одному подвижному госпиталю; туда поступали не трудно больные, как из этих войск, так равно из кавалерии и артиллерии, при них бывших, облегчая таким образом главную транспортировку больных и раненых.

С помощью этих предварительных мер, вывоз госпиталей из княжеств произведен был успешно.

С начала сентября и весь октябрь производилась развозка из Бессарабии больных и раненых в госпитали задней линии, даже до Одессы и Киева. В то же время упразднены госпитали в Ренни, Леово и Скулянах, а вместо их открыты лазареты при войсках, расположенных на границе по реке Прут, чтобы, в случае быстрого и внезапного движения неприятеля за Прут, не стеснять действий наших войск. Для 5-го пехотного корпуса и 7-й пехотной дивизии, располагавшихся по Нижнему Дунаю, от Ренни до Измаила, имелись особые госпитали, кроме измаильского, в Кагуле, Белграде и Акермане.

Несмотря на все эти заботливые меры, стеснение в госпиталях Бессарабии осенью 1854 года было ощутительное. Из княжеств привезли так много больных и раненых, что для них с большим трудом нашлись места в Кишиневе и в других бессарабских госпиталях. От этого смертность увеличивалась, пока не успели, наконец, отправить несколько транспортов больных в Киевскую и Подольскую губернии, особенно в Тульчин, где, при более благоприятном климате и хороших помещениях, больные и раненые гораздо скорее выздоравливали, нежели в прочих местах.

Больным, одержимым изнурительными дунайскими лихорадками, кровавыми и натужными поносами, тифом и холерой, по временам являвшеюся в войсках, разрешено ежедневно производить чай (наравне с тяжелоранеными), раздавать черный кофе, сарацинское пшено[71]71
  Рис. – Прим. ред.


[Закрыть] (вместо круп ячневых, гречневых и овсяных) и увеличено число куриных порций. Тогда же были усилены мясные и винные порции госпитальным служителям, труды которых, по малому комплекту этой прислуги, были чрезвычайно обременительны.

Как ни многочисленны казались госпитали южной армии в Бессарабии и в губерниях Херсонской, Подольской и Киевской, однако главнокомандующий, предвидя потребность в дополнительных помещениях (при необходимости вести войну в наших пределах и особенно, если бы по неизбежным обстоятельствам, нам пришлось отступить за Днестр в случае решительного наступления со стороны Австрии), с наступлением весны принял меры, чтобы в ближайших округах военного поселения, а также в нескольких городах Полтавской губернии, именно: в Переяславле, Золотоноше, Ромнах, Пирятине и Прилуках были заблаговременно приготовлены помещения для больных и раненых, всего, по крайней мере для 4,000 человек.

Все эти меры подтверждают, что ни в одну из прежних наших войн не было приложено столько заботливости и постоянного стремления к доставлению раненым и больным возможных удобств. «Чего затем недоставало, то вовсе не зависело от армейского начальства, а было следствием тогдашней системы выжидания.

«Если и в будущих войнах с Турцией или на отдаленных южных пределах империи, и даже внутри собственной нашей земли, мы захотим подражать тому примеру выжидания, относительно устройства госпиталей, то могут обнаружиться те же результаты и недостатки[72]72
  Все это писано до введения у нас военно-окружной системы.


[Закрыть].

«Как бы ни была многочисленна армия и какие бы успехи ни сопровождали ее оружие, но без хорошего и верного продовольствия, без учреждения в тылу достаточных госпиталей и средств отвозки к ним раненых и больных, действия ее будут стеснены на пути самых блистательных побед. Военная история представляет много тому примеров». – Так заключает свою записку генерал Ушаков.

Глава двадцатая

Турки переправляются через Дунай. – Смелый поступок 13-летнего болгарина. – Кровопролитное дело на острове Радомане. – Потери, понесенные с обеих сторон. – Движение отряда генерал-лейтенанта Соймонова к Фратешти. – Прибытие туда же других войск. – Тщетное ожидание сражения близ Фратешти. – Армия продолжает свое движение к границам России. – Отряд генерал-лейтенанта Ушакова; его авангардное дело. – Австрийские войска занимают княжества; влияние политики Австрии на ход войны.

Едва русские успели оставить свой лагерь близ Силистрии и переправились через Дунай, как турки стали стягиваться к правому его берегу и особенно усиливались в Рущуке, в котором к 20-му июня было уже до 40,000 неприятельского войска. Генерал от инфантерии Данненберг, расположенный с отрядом в Бухаресте, узнал об этом движении сначала через болгар, а потом из частых донесений Соймонова, который уведомлял, что силы неприятеля растут с каждым днем, что в устье р. Лом скопляется значительная флотилия и все показывает, что Омер-паша хочет форсировать переправу близ Журжи. Генерал Данненберг командировал из Бухареста к Журже Тобольский пехотный полк с одной батареей и Бугский уланский полк. Командующий войсками поспешил сблизить войска к местам, где, по-видимому, турки решились предпринять переправу. Он находился в то время в Плоешти и приказал направить из окрестностей Урзичени и Радулешти к Бухаресту 11-ю пехотную дивизию с ее артиллерией, 1-ю бригаду 4-й легкой кавалерийской дивизии с двумя конными батареями и один казачий полк. С тем вместе отправил он для распоряжений генерала Хрулева.

Еще войска, двинутые генералом Данненбергом и князем Горчаковым, шедшие форсированным маршем, не пришли на места их назначения, как турки, в числе одного батальона штуцерных, переправились на остров Макан, перевезли туда 4 орудия и стали усиливаться и укрепляться.

Остров Макан не был занят нашими войсками, потому что широкий и быстрый рукав, отделяющий его от левого берега, не дозволял устроить с ним сообщение посредством моста; только небольшой караул, человек в 14-ть, при одном унтер-офицере, наблюдал его в течение дня. Люди эти ушли, заметив движение турок. Немедленно поставлены были с нашей стороны у самого берега Дуная 6 орудий, которые открыли огонь по неприятельским работам; турки отвечали, и канонада продолжалась целый день 23-го июня. У нас были убиты 2 офицера и 3 человека нижних чинов; ранены 1 офицер и 5 нижних чинов.

В этот день аванпосты наши заметили человека, употреблявшего последние усилия, чтобы достигнуть левого берега Дуная вплавь; турки также увидели его и открыли по нему ружейный огонь; но Провидение хранило его, и он, изнеможенный, едва живой, проплыв пространство 500 саженей, вышел, шатаясь, на берег. Каково же было общее удивление, когда увидели, что этот смельчак был мальчик, еще не достигший и 13 лет. Он явился к нам затем, чтобы предупредить отрядного начальника о намерениях турок переправиться на другой или на третий день через Дунай и напасть на наш малочисленный Журжинский отряд, что, как увидим, подтвердилось вполне. Мальчика этого звали Райко Николов; родом он из с. Травны, что в Балканских горах, и находился в Рущуке в услужении у кожевника. Русское правительство наградило Николова за смелый подвиг медалью и приняло его для образования в одно из своих учебных заведений.

Канонада, еще более сильная, продолжалась и на следующий день.

25-го июня прибыл на место Тобольский пехотный полк. Начальник журжинского отряда, генерал-лейтенант Соймонов, усилив свой левый фланг, от нижней оконечности Макана до устья р. Рутпуры, а также, увеличив отряд, охранявший пути отступления, поручил его генерал-майору Баумгартену: у него находилось 4 батальона пехоты, 8 орудий, эскадрон гусар и сотня казаков.

В тот же день неприятель, под покровительством сильного артиллерийского огня, стал садиться на суда с 6 часов утра и направился к острову Радоману; усиливаемые беспрестанно прибывающими войсками, турки быстро распространялись на острове, имеющем около 7 верст в окружности. Сотня волонтеров и 2 батальона Томского егерского полка, поддерживаемые одним батальоном того же полка, смело пошли навстречу неприятелю, под начальством храброго Хрулева, несмотря на числительность его и сильный огонь из крепости; егеря, выбивая турок из одной позиции на другую, оттеснили их к самой оконечности острова. Тут ранен был в руку командовавший войсками генерал-лейтенант Хрулев. Егеря смешались.

Одновременно с высадкой войск на Радомане, турки, в больших силах, стали переправляться на остров Макан, уже прежде занятый ими, и оттуда высаживаться против Журжи; но Колыванский егерский полк, встретив неприятеля сильным натиском, преследовал его и втоптал в Дунай. Неприятель, отбитый на этом месте, опять обратился против острова Радомана; пользуясь обширностью его, скрываясь за извилистыми берегами и в камышах, он высаживался в одно время во многих местах, стараясь охватить отовсюду наш малочисленный отряд, который везде встречал турок с необыкновенной стойкостью, противопоставляя мужество числительности. Наши дрались – один против четырех и более. Для поддержания егерей на острове, введены были по частям еще два батальона Тобольского пехотного полка. С раннего утра и до заката солнца кипел на всех концах острова кровавый бой, переходивший беспрестанно в рукопашный. Несколько раз неприятель, опрокидываемый и теснимый штыками, кидался на суда, но встреченный с парохода и канонерских лодок сильным залпом картечи своих, возвращался на остров. Ожесточение было страшное с обеих сторон. Единства действия не было; едва посылалась какая-либо часть войска на подкрепление наших, как немедленно сталкивалась или охватывалась со всех сторон турками, часто откидывала их в противоположный конец острова, увлекалась за ними и теряла из виду своих. Команды начальников не слышно было; дрались частями, и к вечеру положение дел на острове было почти в том же виде, как и в начале боя. В продолжение 14 часов двенадцать батальонов нашего журжинского отряда удерживали все покушения неприятеля, числительность которого простиралась уже до 45,000. Турецкими войсками распоряжался сам Омер-паша, прибывший с огромной свитой в Рущук; он-то и приказал не щадить своих и бить их картечью, когда они обращались в бегство. Много потеряли они также от действия нашей артиллерии, которая, выдвинувшись на край острова, несмотря на сильный огонь с крепости и флотилии, метким огнем своим потопила большую часть судов с переправлявшимися на них людьми и подбила пароход. Поэтому неудивительно, что потеря турок в этот страшный день простиралась до 6,000 человек. Наша потеря состояла из 342 человек убитых; раненых – кроме генерал-лейтенанта Хрулева, – штаб-офицеров 5, обер-офицеров 17, нижних чинов 450 и контуженых 203.

Войска наши до того были изнеможены, что отказывались от пищи. Генерал Соймонов, не желая подвергать их новым потерям и случайностям, решился очистить в течение наступившей ночи остров Радоман; он вывел войска на нагорный берег, разрушив за собой мост, служивший сообщением с островом. Турки в ту же ночь заняли острова Чарой и Радоман и стали переправляться из Макана на левый берег Дуная. Генерал Соймонов перешел со своим малочисленным отрядом из Журжи на весьма выгодную позицию, на высоты близ Фратешти, и тут ожидал неприятеля. Кавалерийский отряд отошел из Челонешти к с. Клежаны, находясь постоянно в связи с отрядом Соймонова; казачьи посты по Дунаю, вправо от Журжи, были сняты.

Командующий войсками, получив известие о деле под Журжей, направил немедленно форсированным маршем из Колентино три пехотных полка и кавалерийскую бригаду с их артиллерией к Фратешти. Войска эти пришли на место в двое суток, сделав более 100 верст перехода. Узнав же, что турки стягивают все свои силы с Нижнего Дуная к Рущуку, князь Горчаков приказал генерал-адъютанту барону Сакену двинуть немедленно 9-ю пехотную дивизию с ее артиллерией, стрелковый и саперный батальоны и один казачий полк из мест их расположения в Мая-Катаржулуй, к Бухаресту; туда же двинуты некоторые другие отдельные части войск[73]73
  Приложение 15-е.


[Закрыть].

1-го июля командующий войсками прибыл из Бухареста в Фратешти и после рекогносцировки, произведенной им 4-го числа, убедился, что турки возвели сильные укрепления на пространстве между Журжей и Слободзеей и стягивали сюда войска свои. По показанию пленных, в Рущуке и Журже в это время было до 100,000 войска; говорили также о движении французов и англичан. Шатер Омер-паши возвышался на острове Радомане. Все ожидали, что он пойдет на Бухарест и потому надеялись, что, наконец, Омер-паша решится дать сражение на обширных придунайских равнинах, о котором так часто он говорил и писал. Но ожидания и надежды русских войск не сбылись. Омер-паша знал, что нравственная сила его заключается не в том, чтобы побеждать врагов, а в том, чтобы ловко увернуться, избегнуть боя и таким образом не быть разбитым; он вырвал у князя Горчакова последнюю надежду на открытое сражение в поле и на славную победу. Турки продолжали укрепляться на своей позиции, даже возобновляли старые укрепления Журжи и ничего не предпринимали против наших сил, а потому князь Горчаков отдал 14-го июля приказание войскам продолжать обратное движение в Молдавию и далее внутрь России, движение, как известно, вынужденное тогдашним политическим положением дел. 16-я пехотная дивизия с ее артиллерией, расположенная в Молдавии, тогда же была направлена в Перекоп. Отряд генерал-адъютанта Лидерса выступил 20-го июля из Обилешти-Ноу в Браилов; отряд генерал-лейтенанта Липранди, прибывший из Плоешти в Бузео 25-го июля, продолжал свое движение к Фокшанам. Только отряд генерал-лейтенанта Ушакова оставался за Дунаем и после отступления нашего от Журжи. С 11-го на 12-е число авангард его, под командой подполковника князя Любомирского, имел удачное дело с турками. Пользуясь темнотой ночи и беспечностью неприятеля, князь Любомирский с тремя сотнями казаков ворвался в Черноводы, где расположены были лагерем на площади до 800 баши-бузуков под командой Кан-Мурзы и нанес им совершенное поражение: более 150 трупов осталось на месте; взято было несколько пленных, много оружия и лошадей. С нашей стороны убит 1 казак и 2 ранены.

1-го августа главные силы расположились на высоте г. Рымника, главные квартира прибыла в Фокшаны.

Войска подвигались медленно, с остановками для отдыха. Турки не решались преследовать их; они не тревожили даже наш арьергард; раз только, при занятии г. Бузео, турки завязали было с нашими казаками перестрелку, но без всяких последствий. Ни одна повозка из огромного обоза, следовавшего к границам России, не осталась в руках неприятеля. Войска шли в совершенном порядке, принимая на пути некоторые меры предосторожности в отношении неприкосновенности имущества и прав местных жителей.

В Фокшанах главная квартира оставалась несколько дней, пока не прошли огромные скопившиеся тут обозы и войска, и только в конце августа армия наша вступила в пределы России.

Турецкие войска, занявшие часть Валахии и Молдавии должны были очистить ее, уступив место австрийским войскам. Таким образом Австрия, в силу отдельного трактата, заключенного ею с Турцией 8/20 июня, без выстрела заняла княжества; ей одной досталась на долю, хотя временно, эта богатая житница, из которой она могла черпать продовольствие для своей армии. Кроме того, движением своих войск в княжества, Австрия поставила преграды для всех выходцев ее и революционеров, следовавших за турецкими войсками; соседство этих людей было для нее также опасно, как и соседство неприятельской армии. Не говорю уже о том, что она занимала важный стратегический пункт на случай войны, обеспечивая пределы Турции со стороны Дуная, и тем давала полную свободу как турецким, так и союзным войскам действовать на том поле войны, какой сочтут для себя выгоднейшим.

Политическое влияние Австрии в эту эпоху было сильное, но нельзя не заметить, что негодование, возбужденное против нее в нациях, особенно в армии, участвовавшей в войне, было еще сильнее. Турки негодовали за то, что у них исхитили из рук обильный край, где они, наконец, могли найти покойные квартиры на зиму и все средства к продовольствию после тех лишений, которые перенесли в стране бедной и опустошенной. Французские и английские войска были убеждены, что влиянию Брука они обязаны тому, что их оставляли в бездействии, на гибель болезней, в Варне, хотя были и другие тому причины, – недостаток перевозочных средств. Русская армия не могла не роптать на тех, политике которых она обязана была своим обратным движением в пределы России; наконец, жители Молдавии и Валахии с первого же вступления австрийцев были раздражены против них тем, что их принуждали принимать австрийские квитанции и ассигнации, которые и в самой Австрии не пользуются значительным кредитом. Молдаване и валахи привыкли уже к русскому золоту и серебру. Потом, различие веры, образ понимания и воззрения на вещи породили столкновения серьезные между войсками и местными жителями.

Начало осени застало нашу дунайскую армию внутри пределов Империи, но в конце осени некоторые части войск уже успели перенестись на другой театр войны, той страшной, кровавой войны, на которую вооружилась против нас большая часть Европы. Мы с честью выдержали неровный бой, хотя и не без некоторых потерь; но припомним слова историка-психолога, Маколея: «Широко ветвящиеся державы часто начинают еще более процветать после своевременной незначительной обрезки». Эти слова вполне применимы в настоящем случае. Война указала нам наши слабые стороны. Обновленная внутренней жизнью Россия стала сильнее, и сила ее сплотилась, окрепла, сделалась надежнее, чем была прежде.