Текст книги "Туман и дракон. Книга первая"

У Влада четыре ноги, а позади у него длинный хвост…

Агент Роджер Смоллвизард, маг младшей категории, уже битый час скучал неподалеку от Карфакса. Замаскированный под дворника, он старательно вымел булыжную мостовую, в чем совершенно не было необходимости, походил взад-вперед, якобы проверяя, не осталось ли мусора, обозрел все кусты, поглядывая на квадратик датчика (последний, размером меньше портсигара, был завернут в несвежий носовой платок агента, опять же в целях конспирации). Ничего примечательного. Но вот сигнал, еще недавно шедший из самого Карфакса, непостижимым образом переметнулся в особняк миссис Уилсон, банкирской вдовы. Причем явно никто ниоткуда не выходил! Недоумевающий Роджер чертыхнулся и переместился ближе к особняку. Снова потекли минуты, густые, как желе.

Светило солнце, было хоть и несколько прохладно, но дождя не предвиделось; птички вопили в кустах что-то о своем, наболевшем, травка зеленела… короче говоря, кругом царила идиллия, и все было бы хорошо, только вот Цепеш никак не появлялся. Агент же не желал слушать птичек и любоваться растительностью: сейчас бы в паб – пропустить пивка и перекусить. Наконец, когда агент успел изрядно соскучиться и замерзнуть, огонек на маленькой металлической пластине активно замигал красным: объект покинул дом. Подобрав метлу, агент направился за сигналом, следуя тонкой красной пунктирной нити, мигающей на дисплее.

Ах, если бы он знал, что за объект выскользнул сейчас из окна кухни вдовушкиного дома! На валашского правителя, равно как и на какую-нибудь иную венценосную особу он ну совершенно не походил – прежде всего потому, что был котом. Да, именно: датчик исправно ловил сигнал, исходящий от маячка, прикрепленного к ошейнику несчастного Мармадюка Олафссона Старшего.

Мармадюк уже практически оправился от давешнего удара: поистине, сливки, почесывание за ушком, и главное, пламенная страсть соседской белой кошечки творят чудеса. Загадочная штуковина на ошейнике кота не беспокоила – он о ней уже, признаться, и подзабыл. Сейчас он отправился проинспектировать окрестности на предмет наличия чужаков (подлежащих немедленному изгнанию), а также ловли птичек и встречи с кошачьими леди. Недалеко от дома внимание гордо вышагивающего кота привлекло надсадное мяуканье: на липе сидела совсем юная незнакомая кошечка серой масти. Бедняжка явно боялась слезть, хотя высота была не очень-то велика. Мармадюк остановился у ствола, задрал голову и хрипло мяукнул, подбадривая незнакомку. Она была очень мила, хотя и не породистая. Засмотревшись на даму, мистер Олафссон Старший не учуял, что сзади нарисовался матерый далматинец Дикки, питомец мистера Соумса. Его хозяин был невысокого мнения о женском поле в частности и о человечестве вообще – короче, являлся закоренелым мизогином и мизантропом, что не могло не отразиться на собаке. Именно Дик и загнал юную кошачью особу на дерево, облаяв по полной программе. Его владелец проделать подобное с представительницами прекрасного пола, конечно, не мог – но если бы мог, то непременно бы это сделал со всем удовольствием.

Мармадюк взвыл и припустил наутек: драться с крупной псиной ему не улыбалось. Дик рванул за ним, а через некоторое время в том же направлении пронесся сбитый с толку агент Роджер, отчаянно вертя головой по сторонам. Судя по датчику где-то тут только что должен был пробегать князь Влад. Какого черта ему было нестись бегом – непонятно, но прибор-то это показывал! Роджер летел напрямую через кусты, пыхтя и ругаясь сквозь зубы. Впрочем, мог бы и вслух – хруст ломаемых им веток все равно бы заглушил все добрые пожелания и эпитеты, адресованные князю, родному Ордену, персонально главе Ордена и старшим магам. Особенно теплые пожелания были посланы в великий Астрал, когда агент Роджер влетел в какие-то мелкие, но жутко колючие заросли. Метла давно была выброшена – не до нее! Несмотря на все неприятности, обязательный агент пытался высмотреть валашского владыку– безуспешно! Но он все еще надеялся. Прибор не мог врать.

Внезапно сигнал оборвался. Роджер встал, как вкопанный, с трудом переводя дыхание. Физической мощью щуплый агент не отличался, спорт недолюбливал, о чем теперь жалел. В самом деле, на кой вам сдалась физкультура, если вы маг! По крайней мере, сразу после поступления в Орден Роджер так считал. Как бы то ни было, его обязанность – именно следить за князем, хорошенько замаскировавшись, а не носиться по кустам, как борзая, – сердито подумал Роджер.

Агент уткнулся носом в датчик. Красная линия замерла. Внезапно где-то впереди раздался утробный кошачий рев, шипение, а за ними – жалобный визг. Роджер вздрогнул и сплюнул. Прямо на агента пулей вылетел крупный далматинец: глаза безумные, хвост поджат, нос расцарапан.

Не успел Роджер выругаться, как линия ожила и повела его куда-то в сторону. Через какое-то время беднягу опять ждало разочарование: он уперся в заваленный мусором тупичок, вляпавшись правым ботинком в нечто слизистое, желтое и источавшее подозрительный запах. Средневековый князь залез в помойку?! Судя по прибору – да, согласно здравому смыслу – нет, и еще раз нет. Ботинок предательски заскользил куда-то в сторону, и агент шлепнулся на четвереньки в пресловутую желтую субстанцию (спасибо, что не лицом)! В очередной раз ругнувшись, Роджер кое-как поднялся на ноги, осмотрел брюки: отстирать вряд ли удастся. Он тоскливо вздохнул, повертел головой по сторонам. На жуткого вида ржавой железяке на вершине кучи восседала пара котов: один – рыжий – явно местный, ободранный и клочкастый (то был не он, а она, но Роджер этого не знал), а второй, похоже, домашний – жирный, черный, с ошейником. Парочка таращилась на него с насмешкой и явным превосходством, свойственным всем кошачьим, даже помойным. Агент Роджер посмотрел на котов и почувствовал, что находится на волоске от того, чтобы бросить ко всем псам… то есть котам прибор прямо в лежащую перед ним ароматную кучу отбросов, а потом мысленно отправить туда же и Орден. Может, он так и сделал бы, если бы в эту секунду прямо слева от него не появились… следы. Отпечатки ботинок размера этак сорок пятого, черного цвета (похоже, их невидимый владелец вляпался в деготь), образовывались прямо из ниоткуда, цепочкой змеясь в направлении соседнего переулка. Шагов слышно не было – обладатель испачканных ботинок старался не производить шума.

Роджер все же был магом, хоть и младшей категории, и сразу сделал правильный вывод: заклинание невидимости! Некто, пытаясь остаться незамеченным, тоже следит за ним, и за его объектом! Причем этот кто-то явно тоже маг… Мозг Смоллвизарда пронзила молния озарения: да это же шоломонарский агент! А кому еще быть-то! Представители враждебного ордена – Шоломанче – пронюхали про их план и теперь хотят все испортить! Более того: загадочные перемещения князя – это же их рук дело, как он сразу не догадался? Может, они и его превратили в невидимку, и он сошел от этого с ума (бедный, бедный князь), и сейчас мечется по окрестностям, не разбирая дороги, охваченный ужасом! Вот она, разгадка! Хвала небесам, проклятый колдун вляпался в какую-то гадость и обнаружил себя. Ну, теперь-то он получит! Роджер ощутил небывалое воодушевление: у него появился шанс отыграться за все сегодняшние несчастья. Он закрыл глаза и тихонечко пробормотал длинное заклинание на латыни. Хихикнул. Добавил еще пару фраз. После этого радостно улыбнулся и быстрым пружинящим шагом – куда только подевалась усталость – двинулся прочь от помойки, засунув прибор в карман. Требовалось поскорее доложить Генералу о появлении шпионов конкурирующей организации…

Старый Билл, сапожник, любил выпить. «Ну и что? – спросите вы. – Эка невидаль!» А невидаль в том, что за весь свой многолетний стаж выпивохи Билли не видел ничего подобного тому, что предстало перед его изумленным мутным взором: прямо по переулку средь бела дня шел высокий голый человек, извалянный в смоле и пышных разноцветных перьях (среди куриных там явно попадались и перья попугая – желтые, зеленые, красные). Причем шел совершенно спокойно, нимало не стесняясь своего вида – словно всю жизнь вот так вот и проходил, или словно это новая мода. Билли попытался что-то сказать незнакомцу, но кроме хриплого «Э-э-э… Ссэр-р-ик – СССЭРРР!» – у него ничего не вышло. Разинув рот, он тыкал пальцем в направлении волшебного видения, которое удивленно воззрилось на него, затем продолжило свой путь. Билл выудил из глубокого кармана изгвазданного пальто бутылку, на дне которой плескалась мутная жижица, гордо именуемая «виски», посмотрел на нее долгим пронзительным взглядом и шваркнул об землю. Затем помахал пальцем перед носом у кого-то – дескать, не-ет, шалишь, не возьмешь! – покачал кудлатой нечесаной головой и нетвердым шагом продолжил свой путь. Сегодня был великий день в его жизни: Билли решил, что допился до разноцветных чертей и следует прямо сейчас же завязывать.

Человек в перьях успел пройти еще полпереулка, когда навстречу попалась пожилая леди, одетая бедно, но чисто. Голубые глаза её округлились, сделавшись похожими на пуговки, рот приоткрылся буквой «о», а затем из него раздался приглушенный жалобный писк. Леди, несмотря на возраст, весьма резво рванула подальше от неземной красоты странного создания. Создание недоуменно пожало плечами – дескать, а что тут такого-то! Ну, иду я, голый, в перьях – и что?

Аларчик просто открывался: агент Роджер немного изменил заклинание невидимости, защищавшее незнакомца, причем довольно хитрым образом: сам невидимка продолжал себя таковым считать, в то время как окружающие имели счастье лицезреть его в вышеописанном виде, то есть в смоле и в перьях. Конечно же, на самом деле не было ни того, ни другого, все чистой воды иллюзия – на джентльмене по имени Иеремия Фрикс красовался вполне респектабельный костюм, но… но весь Пэрфлит видел перья. А коли так, уже неважно, были ли они или нет на самом деле, ибо встречают, как известно, по одежке. Хрупкую иллюзию невидимости окончательно разрушила некая мисс лет восьми. Она указала розовым пальчиком на чудо в перьях и радостно воскликнула, оборачиваясь к разинувшей рот матушке:

– Ой, мамочка, какие красивые перышки! А зачем дядя их приклеил и почему он голый?

Тут мистер Фрикс окончательно понял, что дело дрянь. Изменившись в лице, он бегом направился подальше от людных улиц и поспешил укрыться в кустах. Проверив испорченное заклинание невидимости, он чуть не рухнул в обморок от собственного экзотического облика и принялся срочно вызывать подмогу с помощью специальных телепатических заклинаний. Никогда еще Иеремия Фрикс, член оккультной организации Золотая Заря, не попадал в подобное ужасное, унизительное положение. Кто же, ну кто же мог это с ним проделать?! Он начал припоминать странного щуплого носатого дворника, ошивавшегося возле Карфакса. Этот же белобрысый чудак встретился ему на помойке, когда Фрикс, пронаблюдав за Стокером в Карфаксе, возвращался назад. Наверняка он и напортил с заклинанием. Значит, он весьма сильный маг. Вопрос еще, что за маг, из какого ордена? Все это Иеремия собирался доложить Мазерсу.

– Что?! Испортил заклинание невидимости?! Это он вас так?! – Мазерс едва сдерживался, чтобы не хихикнуть – обижать преданного члена Ордена мистера Фрикса, и так уже пострадавшего, он не хотел. Шел сеанс телепатической передачи информации. То, что узнал достопочтенный глава Золотой Зари Сэмюэль Мазерс, не лезло ни в какие ворота. Чем дальше в лес, тем больше дров – так, кажется, говорилось в какой-то народной поговорке.

Он не жалел, что покинул Париж. Лондонское «Дело Эстерхази» оказалось отнюдь не пустышкой. События закручивались во все более тугую пружину. Перед мысленным взором мистера Мазерса, удобно устроившегося сейчас в огромном кожаном кресле, маячили картинки – или, правильнее сказать, мыслеобразы, передаваемые несчастным Фриксом. В сыгранной над ним шутке явно просматривалась работа мастера. А вот откуда сей мастер… Н-да. Предстояло повозиться, чтобы это выяснить; а выяснив, принять меры. Дело пахло конкуренцией. Кто-то явно заинтересовался Эстерхази; иначе зачем было следить за Фриксом и тем более ставить тому палки в колеса?

– Успокойтесь, мистер Фрикс, – передал мысль Мазерс. – Сейчас я вам помогу.

Он положил руку на стоящую на столе небольшую хрустальную пирамиду на черной подставке и вызвал в памяти образ Фрикса во всех подробностях (включая бородавку на лбу), затем мысленно прочитал заклинание. Теперь любой житель Пэрфлита, проходя мимо Фрикса, не увидел бы никаких перьев. И самого мистера Фрикса не увидел бы, ибо Мазерс восстановил завесу невидимости, защищавшую агента. Сам же Мазерс имел теперь счастье лицезреть агента Фрикса в его нормальном повседневном виде, то бишь в костюме, шляпе и ботинках. Точнее, не самого агента, а его мыслеобраз. Хотя, признаться, перья даже где-то шли агенту Фриксу… жаль уничтожать такую занятную иллюзию! Мазерс снова еле удержался, чтобы не расплыться в улыбке.

– А теперь, – скомандовал он агенту, телепатически рассыпавшемуся в благодарностях, – сосредоточьтесь на этом самом «дворнике». И побольше эмоций, пожалуйста. Представьте, что он стоит перед вами. Нам сейчас необходимо взять след.

Фрикс попыхтел немного и сообщил, что ничего не выходит: он не чувствует энергетический след незнакомца. Наверное, тот слишком далеко ушел или слишком много времени прошло. Мазерс поморщился: ох уж эти маги-недоучки! Никто не хочет совершенствовать дух, стремиться к возвышенному, презрев низменные земные страстишки – все норовят использовать высшее искусство в своих шкурных интересах. А ведь магия не для этого. О божественном надо думать, вот что! Только так и можно достичь подлинных высот мастерства, иначе останешься жалким ремесленником.

Мазерс пригубил кофе с бальзамом из стоящей перед ним прозрачной фарфоровой чашечки, заел тоненьким бисквитом, вновь закрыл глаза и продолжил мысленную беседу с Фриксом:

– Мистер Фрикс, я сейчас передам вам немного своей энергии. Пожалуйста, попытайтесь еще раз найти того человека.

Через несколько секунд в мозгу Мазерса раздался торжествующий крик:

– Есть! Я его вижу! Он в кэбе… так…. Ага. Вижу дорогу!

Мазерс поморщился:

– Не кричите так, сэр.

– Ой, извините, магистр, – засмущался Фрикс, мысленно покраснев.

– Вы сейчас ведь еще в Пэрфлите? Что? Ах, в кустах… Я же восстановил вашу невидимость, так что можете выходить.

В голове Мазерса тут же появился мыслеобраз: двухметровый верзила в расстегнутом пиджаке и съехавшей набок шляпе смущенно вылезает из зеленых зарослей; стряхивает с себя колючки, листья, мелкие веточки и паутину.

– Следуйте за ним, Фрикс, – велел глава Золотой Зари. – Глаз с него не спускайте. Проследите, куда он направляется и потом все доложите мне напрямую.

– Да, сэр. Слушаюсь, сэр, – ответствовал Фрикс, и Мазерс отключил связь. Глава Ордена был уверен в агенте Фриксе. Старательный агент обязательно выведет Орден на след таинственного вредителя, и уж тогда Мазерс примет меры. Причем такие, что вставшим у него на пути личностям мало не покажется. С чувством глубоко удовлетворения Сэмюэль Мазерс допил кофе и принялся за чтение новой книги по оккультизму, захваченной из Парижа.

Метод свободных ассоциаций

– Весёлый.

– Беспокойный.

– Красный.

– Вкусный.

Эксперимент оказался не таким лёгким, как представлялся до его начала. Если бы Дракула был человеком, он бы уже вспотел. Темп слов, которыми забрасывал его Фрейд, всё нарастал и нарастал; стараясь соответствовать этому темпу, граф отвечал автоматически:

– Вечером.

– Накануне.

– Опыт.

– Подвал.

Граф больше не пытался ничего вспомнить; о зеркалах он вообще забыл. Темп затягивал, диктовал свои условия:

– Снаружи.

– Деревня.

– Порядок.

– Учёный.

– Земля.

– Труп.

«Откуда взялся труп? Чей?» – Дракула не успел удивиться. Его волокло дальше.

– Оглядываться.

– Н… назад.

Это был единственный раз, когда вампир схитрил. На самом деле, ассоциацией были слова «Тонкий мир». Однако даже в том напряжении, в котором он пребывал, Дракула понял, что делиться ими с врачами не стоит.

– Тело.

– Мёртвое.

Больше всего Дракулу изматывало то, что параллельно словам его захлёстывали какие-то образы, чрезвычайно отчётливые, настойчивые и – бессмысленные. Так бывает, когда улавливаешь детали целого, но не можешь сложить их в единую картину. Подвал… да, подвал… с земляным полом… запах комковатой сырой земли… бронзовая грифонья лапа несовременной – такие давно разучились изготавливать – рамы зеркала… Но при попытке заглянуть в само стекло всё мутится, как болотная вода, в которую бросили камень…

– Бежать.

– Идти.

Да, он идёт, идёт по деревне, давно исчезнувшей с лица земли; тому, что она обезлюдела, поспособствовали не снежные лавины, не землетрясение и не засуха – нет, стихийным бедствием для неё стал он. При виде покосившихся хижин, где его всегда ожидали еда и подобострастный страх, граф испытал грусть и умиление, точно взрослый при виде своих детских игрушек. Крестьяне ещё не знали, чего от него ожидать: ведь это было его первое явление деревне. Однако уже тогда люто испугались. Об этом свидетельствовали не только перекошенные лица, но и выкрики…

– Отец.

– Лежит.

«Господин! Что с вами, господин?» – кричали они. А потом кто-то вдруг завопил: «Это не он! Не он! Смотрите, какой бледный! Это дракул, принявший его облик!» И хор нестройных грубых голосов подхватил вразнобой «Дракул! Дракула!», и крестьяне бросились врассыпную, когда он, наконец-то дав себе отчёт в том, что нестерпимо голоден, выхватил из их толпы одну, совсем молоденькую, чернокосую, чья тонкая гибкая шея не была скрыта под одним из этих уродливых толстых платков, которые почему-то вечно наверчивают на себя деревенские женщины. Он всё пил, и пил, и пил, пока не почувствовал, что она обмякает в его руках, и не уронил её тело, как посетитель придорожного трактира – салфетку. Голод ещё оставался где-то в голове и кончиках пальцев, но желудок подсказывал, что не в силах более вместить ни капельки. Ничего, настанет и следующий приём пищи – так скоро, как он захочет. А сейчас пора вернуться в замок, где на сырой, крепко пахнущей земле подвала лежит тело его невольного отца…

– Яйцо.

– Паук.

– Мать.

– Ничто.

Труп валялся ничком, с подвёрнутой под грудь рукой, возле бронзовой грифоньей ножки. Дракула (так его назвали в деревне и, очевидно, так он должен отныне себя называть) перевернул его и вгляделся в лицо – продолговатое, с крупным горбатым носом и густыми бровями. Так вот, значит, как он, Дракула, выглядит в этом мире. Что ж, с человеческой точки зрения, вид у него внушительный и благородный. Телосложение правильное, рост высокий. И возраст цветущий. Повезло: как правило, маги – плешивые седобородые трухлявые грибы. Притом беззубые… Он с гордостью ощупал языком свои превосходные крепкие клыки, которые только что принесли ему столько удовольствия и пользы, и, запахнувшись в снятый со стены плащ, принялся расхаживать по подземной лаборатории. На полу валялся фрагмент челюсти с зубами, очень похожими на его собственные – он пнул его в угол. Остановился возле крупного розоватого яйца, висевшего внутри реторты в сети нежной паутины; швырнул реторту наземь и давил её каблуком, пока из-под него не перестал доноситься еле слышный писк. Он не хотел знать, в чём там было дело с яйцом: элементарная осторожность требовала избавиться от плодов всех прочих опытов. Ещё новых гостей из Тонкого мира не хватало! Достаточно его одного. Он – единственный, неповторимый и невероятный. Он – Дракула.

– Зеркало.

– Дверь…

– Страх!

Граф не ответил.

– Страх! – настойчиво повторил Фрейд.

Граф всё ещё не отвечал. Среди врачей поднялся сперва тихий, но затем всё более громкий шум.

– Коллега, ваш больной в обмороке!

– У кого-нибудь есть при себе нюхательные соли?

– Нет, не надо! – Граф взметнулся с кушетки. Нюхал он эти ваши соли: гадость страшная, хуже чеснока. – Я вспомнил… вспомнил… Да, теперь я знаю, откуда этот страх зеркал, только оставьте меня в покое!

Шатаясь, с трудом ощущая паркет под ногами, он прошёл через весь зал, а в коридоре, не мудрствуя лукаво, превратился в туман и просочился в ближайшую палату, а оттуда – в забранное решёткой окно. Кого стесняться, когда вокруг одни сумасшедшие?

Он не услышал, как Фрейд сказал:

– Что ж, случай ясный, хотя и тяжёлый. На основе имеющегося у меня опыта работы с другими фобиями могу предположить, что на пациента произвёл фатальное впечатление инцидент, которому он стал свидетелем в раннем детстве. Нечаянно зайдя в родительскую спальню, он увидел отражение в зеркале coitus'а отца и матери, причём отец лежал на матери, почти закрывая её своим телом: отсюда в отношении неё слово «ничто». В гневе он пожелал смерти отцу, чего по сей день не может простить себе. В общем, то, что по-настоящему его страшит – отцеубийство!

– Ох, Зигмунд, ну и фантазёр же вы! Неужели найдётся хоть один здравомыслящий человек, который поверил бы в эти невероятные бредни?