Текст книги "Вызов"

17. Тейлор

Я чувствую себя такой засранкой.

Сбегая от пульсирующей музыки и мигающего света по коридору мимо туалетов, я вжимаюсь в угол и пытаюсь сделать глубокий вдох. Здесь слишком жарко, слишком многолюдно. Это место не дает дышать.

Чем, черт возьми, я думала, когда позволила Саммер уговорить меня одолжить это нелепое платье?

И прическу.

Макияж.

Серебряные туфли на шпильках.

Этой личности не существует. Она не я. Но это стоило того, чтобы увидеть взгляд Конора, когда он заметил меня издали. Даже хорошая маскировка не может скрыть, кто я на самом деле – игрушка. Жертва благотворительности Конора.

Он просто слишком добрый, чтобы это понять.

– Черт, Тейлор. Прости.

Легок на помине. Я поднимаю голову, когда Конор протискивается мимо мужчин, идущих к туалету, и останавливается передо мной.

В его глазах настоящая паника. Не знаю, из-за меня это или из-за того парня, кем бы он ни был. И я слишком устала, чтобы об этом беспокоиться. Я выхожу из игры. Он ни в чем не виноват, я просто больше не могу притворяться.

– Я хочу уйти, – честно говорю я ему.

Он поникает.

– Да, конечно. Я отвезу нас в отель.

Поездка проходит в молчании. С каждой минутой я чувствую, как между нами увеличивается пропасть, чувствую, как я замыкаюсь в себе.

Было ошибкой позволить себе поверить, что мне плевать – на него и на тот факт, что наша глупая договоренность никогда не была долговечной. Я не знаю, как желание утереть нос Абигейл обернулось тем, что я проехала с ним шесть часов до Буффало, но я сама виновата, что допустила это. Моя мама не воспитывала меня на сказках, и мне хватило глупости попасться на собственную уловку.

– Прости, – опять говорит Конор, когда мы доходим до моего номера. На его лице читается ровно то, что я никак не могу выразить словами. Ему необязательно ничего говорить – мы оба знаем, что все обернулось именно так, как и должно было. – Можно мне войти?

Я должна сказать нет и избавить себя от мучительных разговоров в духе: «было приятно с тобой познакомиться». Но я слаба. Мне не хочется терять ту дружбу, которую мы только что восстановили, и я корю себя за то, что мне не хватило смелости противостоять Абигейл в тот самый первый вечер. Тогда я бы уберегла себя от боли и унижения.

– Да, – мямлю я, отпирая дверь. – Конечно.

Внутри я скидываю новые туфли, беру шестидолларовую бутылку воды из минибара и выпиваю ее залпом. Когда я оборачиваюсь, Конор уже расположился на огромной кровати с подушками, разложенными в виде барьера рядом с ним.

На моем лице едва не появляется улыбка, когда я вспоминаю, как сделала то же самое в тот вечер, когда мы впервые встретились, выстроив плюшевые игрушки Рейчел на кровати между нами.

– Посидишь со мной? – У него напряженный голос – от привычной расслабленности не осталось и следа.

Я киваю. Только потому, что у меня болят ноги и мне слишком неловко стоять тут перед ним.

– Ты расстроена, – начинает он. – И я знаю почему.

Я растягиваюсь по другую сторону подушечной стены, и мое короткое платье, задравшись, слишком сильно обнажает бедра. Я чувствую себя потной и уставшей и не знаю точно, что у меня на голове: растрепались ли волосы, спутались ли кудри. И как Конору только удается и сегодня выглядеть свежим, точно цветочек, в серой рубашке поверх черной футболки и в темных джинсах?

– Тот парень – полный идиот, и ты не должна ни секунды переживать из-за хрени, которую он тогда сказал, – говорит Конор. – Рядом со мной мог стоять кто угодно, поверь мне. Кай все равно нашел бы способ оскорбить этого человека. Он решил поиздеваться над тобой, потому что знал, что это выведет меня из себя. – Я слышу, как он вздыхает. – Это несправедливо по отношению к тебе. Это охренеть как низко, и мне жаль, что это произошло, но, пожалуйста, не позволь этому испортить твои выходные.

– Он наступил на больную мозоль, – слышу я свой шепот.

– Я знаю, детка. И если бы ты знала его так же, как я, ты бы ударила его по яйцам каблуком и продолжила жить себе припеваючи.

– Черт. – Я издаю грустный смешок. – Почему я об этом не подумала?

– Потому что ты ведешь себя тактично.

Я косо на него смотрю.

– В большинстве случаев, – произносит он с ухмылкой. – В общем, забудь о том, что сказал этот засранец. Ты выглядишь сегодня потрясающе.

– Ты всегда так говоришь.

– Потому что это правда.

Мои щеки краснеют. До чего же легко мне смутиться от его слов! Я беру одну подушку из барьера и прижимаю ее к груди.

– А кем он вообще тебе приходится? Другом из Калифорнии, я так понимаю?

Конор откидывает голову на изголовье и издает еще один протяжный вздох. Я жду, наблюдая за тем, как на его лице проступают разные эмоции, будто он решает, что мне можно рассказать, а что – нет.

– Когда я рос, Кай был моим лучшим другом, – наконец признается он. – В моем старом районе. Мы вместе катались на скейте, серфили, курили. Когда мама вышла замуж и мы переехали в Хантингтон-Бич, я еще виделся с ним время от времени, встречался, чтобы посерфить, но близко дружить сложно, когда вы больше не ходите в одну и ту же школу, понимаешь? Поэтому мы отдалились. К поступлению в колледж я перестал отвечать на его сообщения, и это, в общем-то, все.

Я плохо знаю Конора, недостаточно хорошо, чтобы разгадать его отношения с Каем. Но, мне кажется, проведенного с ним времени достаточно, чтобы понимать, когда он что-то скрывает. Какую-то давнюю, глубокую рану, к которой он меня подпускать не намерен.

– Ты не поверил в то, что он выследил тебя, только чтобы поздороваться, да?

– Нет, конечно. – Он отвечает резко. – Я знаю Кая почти всю жизнь. У него всегда что-то на уме.

– И что, по-твоему, у него на уме сейчас?

Конор задумывается, поигрывая желваками. Мышцы на его шее подергиваются.

– Знаешь что? Это не моя проблема, и я не хочу знать. – Он поворачивается на бок лицом ко мне. Что-то в его живых серых глазах, в том, как у него раскрываются губы, когда он смотрит на мои, каждый раз застревает в памяти. – У меня был прекрасный вечер до того, как нас прервали.

Я чувствую, как опять краснею. Я с силой кусаю губу, только чтобы напомнить себе о той боли, которая так и выжидает того момента, когда я начну притворяться. И все же я не удерживаюсь и говорю:

– У меня тоже.

– Я бы с радостью посмотрел, как бы он закончился.

– А как, по-твоему, он бы мог закончиться? – О боже. Неужели этот томный голос и правда принадлежит мне?

Его взгляд становится похотливым.

– У меня около тысячи идей, если тебе интересно.

А мне интересно?

Конечно, интересно. Мне очень интересно, в этом-то и загвоздка. Потому что именно сейчас я должна принять решение: наплевать на все и уйти в полный эмоциональный отрыв с Конором или окончательно с ним порвать.

Почему он так приятно пахнет?

– Мне надо кое-что тебе рассказать, – говорю я, прижимая подушку к груди и уставившись на пальцы ног. – Я… – Трусиха. Я делаю глубокий вдох и пробую еще раз. – Я никогда ни с кем не была. Прям совсем. Ну, кое-что я делала. Немного.

– А, – звучит его односложный ответ. И словно повисает в воздухе между нами.

Точно дым, потихоньку заполняющий комнату.

Затем он признается:

– Я тоже когда-то был девственником.

Я толкаю его локтем.

– Давно я не был с девственницей.

Еще один толчок.

– Я никому не расскажу о том, что ты слишком быстро кончила.

Я бросаю подушку ему в лицо.

– Это не смешно, засранец, – говорю я, но сама все равно смеюсь. – Я сейчас в невероятно уязвимом положении.

– Детка. – Он отбрасывает подушки в конец кровати и забирается на меня сверху, опершись коленями между моих ног. Мы даже не соприкасаемся, но его вид надо мной, жар, исходящий от его мускулистого тела… Я никогда в жизни не испытывала такого возбуждения. – Я знаю, что был бабником в прошлом. Но с тобой я не хочу быть таким.

– Как я могу быть в этом уверена? – честно спрашиваю я.

– Я никогда тебе не лгал. И не стал бы. Хоть мы не так давно знакомы, но ты понимаешь меня лучше, чем все, кого я знаю. – Я ошарашена дрожью в его низком голосе. – Ты правда меня чувствуешь, Тейлор. Поверь.

Он наклоняется и нежно прижимается своими губами к моим. Поцелуй мягкий, неторопливый, как будто он смакует этот идеальный момент, как и я. Когда он отстраняется, я замечаю в его глазах жажду и неприкрытое желание, отзывающееся во мне.

– Я буду делать все медленно, – обещает он. – Если ты мне позволишь.

Страсть одерживает верх над здравым смыслом. Я тянусь к Конору, притягивая его для нового поцелуя. Я чувствую бедром, какой он твердый, и тело так и льнет к нему.

Я знаю, что он возбужден не меньше, чем я, но он затягивает прелюдию, превращая ее в пытку. Он страстно меня целует, прижав своим телом к кровати, поставив ладони по бокам от моей головы. Я обхватываю ногой его бедро, пытаясь прижать его крепче, заставить его… Я не знаю что. Сделать что-нибудь, что облегчит боль внутри меня.

– Коснись меня, – шепчу я ему в губы.

– Где именно? – спрашивает он, скользя губами по моей шее.

Я не знаю, как быть сексуальной. Поэтому пытаюсь намекнуть, что делать при помощи тела. Я обхватываю его другой ногой, выгибаюсь и трусь бедрами о его стояк.

Это движение вызывает у Конора стон, он утыкается носом в изгиб моей шеи и толкается в меня бедрами.

– Когда ты говоришь, что делала «немного», что это значит? – Его теплое дыхание щекочет мне ключицу, когда он спускается поцелуями к декольте.

– Это значит «немного». – Я двигаюсь навстречу его паху, сходя с ума от шквала ощущений, охвативших мое тело.

– Кто-то когда-нибудь делал так? – спрашивает он и оттягивает ворот моего платья вниз, обнажая мою грудь чуть сильнее. Он накрывает ее ладонями, мягко поглаживая пальцами.

– Да. Но не так. – Я стягиваю одну лямку с плеча, чтобы дать ему больше доступа, обнажая соски.

– Господи, Тейлор. – Конор облизывает губы. – Хочу попробовать тебя на вкус.

Мои бедра опять поднимаются.

– Пожалуйста.

Он облизывает твердый сосок и втягивает его глубоко в рот, и от этого внизу живота у меня тут же разливается обжигающее тепло. Черт побери, это приятно. Его горячий рот исследует мою грудь, целуя, посасывая и кусая кожу, пока я не начинаю ерзать, мечтая о большем. Мечтая о том, чтобы он наконец прекратил эту муку, утолил мою жажду. Он хмыкает, наблюдая за моими страданиями, скользит рукой вниз по моей ноге, ныряет между бедрами. Затем останавливается.

– Как насчет этого? – хрипло спрашивает он. – Можно?

Я стону в ответ, и кончики его пальцев скользят по моей киске, оглаживая клитор. Только один человек, кроме него, касался меня там, если не считать моей собственной руки, но Конор – первый мужчина, которому я позволила потянуть за резинку моих трусов и снять их.

Я теперь практически голая, с обнаженным верхом и низом и платьем, собравшимся у меня на талии.

Конор рассматривает меня с неприкрытым желанием в глазах.

– Ты охрененно горячая. Ты даже не представляешь.

Я неловко ерзаю, выдавливая короткий смешок.

– Хватит на меня так смотреть.

– Как? – Его язык выскальзывает наружу, облизывая нижнюю губу.

– Так. Это меня смущает. – Я пытаюсь немного опустить платье, но он останавливает мою руку, накрывая ладонью костяшки пальцев.

– Тейлор. – В его глазах видна напряженность, которую я не замечала раньше. – Что я, по-твоему, вижу, когда на тебя смотрю?

Пухлую девушку в слишком тесном платье.

– Не знаю, – лгу я. – Но знаю, что ты не видишь одну из тех худых телок, к которым ты наверняка привык, с их идеальным подтянутым телом. – Я кладу ладонь на свой полуобнаженный живот. – Видишь, никакого пресса.

– Кому он нужен? Моего пресса хватит на нас обоих.

Я хихикаю, но этот звук затихает, когда он опять накрывает мою ладонь, на этот раз убирая ее, так что теперь на моем животе лежит его рука.

– Ты – воплощение всего того, что я хочу видеть в женщине, – серьезно говорит он, теперь исследуя обеими руками мое тело. – Мягкая и теплая… твои бедра… твоя задница… мать твою, эти бедра…

Его пальцы сжимают упомянутые бедра, которые мой невероятно бестактный врач однажды назвал «идеальными для деторождения».

– Твои изгибы сводят меня с ума, Ти.

Не давая мне ответить, он берет мою ладонь и прижимает прямо к своему паху. Он возбужден до предела – сомнений быть не может.

– Чувствуешь, какой я твердый? – Он тихо стонет. – Это все ты. Ты – героиня моих фантазий.

Либо он величайший актер на планете… либо он искренен в каждом слове. В любом случае, мое тело отзывается на его жадный взгляд и хриплые комплименты. Щеки горят, в груди полыхает, низ живота объят тягучей болью. Если он не начнет опять меня трогать, я, наверное, взорвусь.

– Итак… я могу продолжать уверять тебя в том, какая ты сексуальная, – игриво говорит Конор, – а могу довести тебя до оргазма. Выбирай с умом.

По телу пробегает дрожь предвкушения.

– Оргазм, – выпаливаю я. – Я выбираю оргазм.

Он хмыкает.

– Правильный выбор.

Я прикусываю губу, когда он ныряет пальцем внутрь меня. Не слишком глубоко, только на один-два сустава. Но этого хватает, чтобы все мое тело сжалось вокруг его пальцев.

Его губы изгибаются в похотливой ухмылке. Он играет со мной, а я больше не могу этого вынести и начинаю насаживаться на его пальцы, молча умоляя о большем.

Тяжело дыша, он скользит вниз по моему телу, пока не оказывается между моих бедер. Глядя на меня снизу вверх, Конор проводит ладонями по моим икрам, коленям, осыпая поцелуями внутреннюю сторону бедер. Он двигается к моей киске, касается языком клитора, и я вскрикиваю от молниеносного удовольствия, которое он вызывает внутри меня. Я стискиваю в кулаках простынь и вжимаюсь в кровать, чтобы не ерзать.

– Приятно? – спрашивает он и возвращается к своему нечестивому действу, не дожидаясь ответа.

Это прекраснейшее чувство на свете – его теплый, мокрый рот, исследующий мое чувствительное, изнывающее тело. Громкое дыхание и тихое хныканье заполняют гостиничный номер, и до меня не сразу доходит, что эти звуки издаю я. Я затерялась в тумане, полностью растворилась в удовольствии, которое он мне дарит. Я толкаюсь к его нетерпеливому рту, а потом стону от разочарования, когда его жар исчезает.

– Черт побери, подожди, – выдавливает он.

Я чувствую, как прогибается матрас, потом слышу какой-то звук – кажется, кто-то расстегнул молнию. Мои веки приоткрываются в тот момент, когда Конор проскальзывает одной рукой в свои боксеры. Как только до меня доходит, что он ласкает себя, его рот возвращается к моей киске и опять вызывает короткое замыкание в моем мозгу.

Языком и пальцами он вновь доводит меня до грани, свободной рукой при этом сжимая свой член. Я хочу помочь ему. Я хочу взять его член в рот. Я хочу почувствовать его на вкус. Я хочу, чтобы он потерял контроль, как его теперь потеряла я.

Конор внезапно стонет в мою киску, энергичнее двигая бедрами. Он посасывает мой клитор, тяжело дыша, и вдруг, резко выдохнув, шепчет:

– Я кончаю.

И этого хватает, чтобы нить напряжения внутри меня лопнула. Оргазм такой силы, которую я никогда прежде не чувствовала, разливается по телу, заставляя мышцы содрогнуться. Даже пальцы ног немеют, пока я хватаю ртом воздух сквозь пульсирующий жар, объявший меня с головой.

Конор, мать его, Эдвардс.

18. Конор

В среду после нашего проигрыша в Буффало команда собирается на Брайарской арене. Наш сезон закончился, и для некоторых четверокурсников это означает, что пора переключить внимание на команды НХЛ, которые их к себе позвали, и на то, чтобы прийти в лучшую в своей жизни форму к летнему тренировочному лагерю. Для других прошедшая игра была, скорее всего, последним разом, когда они надевали экипировку. Но сегодня мы тут ради тренера Дженсена.

Хантер стоит в центре арены, где мы собрались для небольшой церемонии. Тренер, чувствуя какой-то подвох, топчется за нашим кругом с недоверием на лице. Этот взгляд я не раз видел у Бренны. То, насколько похожи тренер и его стервозная дочь, пугает.

– Итак, – начинает Хантер, – мы позвали вас сегодня сюда, потому что хотели сказать «спасибо», тренер. Кучка дегенератов и хулиганов не продвинулась бы так далеко, как мы, без вас, и, хоть мы и не смогли привезти вам домой большой кубок, вы всех нас сделали лучше. Не только в спортивном плане, но и в человеческом. И мы перед вами в долгу.

– Кое-кто, к примеру, деньжат вам должен, да, капитан? – встревает Баки, вызывая у парней смех.

– Спасибо, Бак. – Хантер показывает ему средний палец. – В общем, спасибо, от нас всех. Мы приготовили вам кое-что в знак нашей благодарности.

Гэвин и Мэтт практически затаскивают тренера в центр нашего круга, чтобы Хантер мог вручить ему часы «Ролекс» с заказной гравировкой – подарок, на который скинулись все в нашей команде. Точнее, наши родители скинулись. Мама прислала мне пустой чек с именем моего отчима на нем, и я сказал Хантеру просто вписать нужную сумму. Мне ее лучше не знать.

– Боже, я, эм… – Тренер любуется часами, не находя слов. – Это очень здорово, парни, я, эм-м… – Он шмыгает, потирая лицо. Не знай я его так хорошо, подумал бы, что он сейчас заплачет. – Вы особенная команда. Я искренне считаю, что у меня никогда не было парней лучше.

– Даже когда в команде были Гарретт Грэм и Джон Логан? – требует ответа Фостер, называя двух самых известных выпускников Брайара. Сейчас Грэм и Логан оба играют за Бруинс.

– Давайте не будем сравнивать, – отвечает тренер, но у него блестят глаза. – Вы все упорно трудились ради друг друга, а о большем я просить не могу. Поэтому спасибо. Это круто.

Фостер приносит кулер с пивом со скамейки и раздает бутылки, пока мы все пользуемся последним шансом побыть вместе на этом льду. Я не сомневаюсь, что в следующем году мы будем сильной командой. Но нынешней командой мы больше не будем никогда.

Восемь месяцев назад я появился на кампусе с внезапным чувством сожаления, задаваясь вопросом, не было ли поспешным и необдуманным решением перебраться аж на три тысячи километров от дома, чтобы начать все заново. Я боялся, что никогда не впишусь в это достославное местечко, поросшее плющом, что буду плеваться при виде студентов в нарядах от «Ральф Лорен» и возненавижу весь этот пафос. А потом я встретил этих идиотов.

О таких друзьях я и мечтать не смел.

И Тейлор. Я знаю ее меньше месяца, но все равно считаю одной из немногих, кому я могу доверять. Она заставляет меня быть лучше. С ней я чувствую себя так, словно наконец-то могу хоть что-то сделать правильно, словно у меня даже могут быть настоящие отношения, основанные на дружбе, а не на похоти. Хоть некоторым из моих друзей и сложно в это поверить.

– Я одно хочу сказать, – лопочет Фостер в джипе по пути домой, – Кон не вернулся в субботу ночью в наш номер, если он не запрыгнул в кровать к вам с Деми, капитан, у меня есть догадка о том, чем он занимался.

– Чувак, ревность тебе не идет, – замечаю я.

– Нет, серьезно. – Хантер наклоняется вперед, сидя на заднем сиденье с Мэттом. – Что между вами происходит?

Черт, если бы я знал.

В смысле, мне нравится Тейлор. Сильно. Но при этом я вполне уверен, что если заговорю о пересмотре условий наших отношений, то спугну ее. По-моему, я еще не убедил ее в том, что исправился, и, если честно, никто сильнее меня самого не удивлен моему недавнему пересмотру мнения о моногамии. Но пока что я получаю от этого удовольствие.

– Настоящий джентльмен никогда не рассказывает о своих похождениях, – отвечаю я.

Фостер фыркает.

– И все же: какое у тебя оправдание?

– Кон, тебе пора уже брать с Фостера арендную плату, если он хочет и дальше не слезать с твоего члена, – говорит Хантер с усмешкой.

Я начинаю понимать, какой ад мы устроили Хантеру из-за Деми и нелепого целибата, который он принял в начале семестра. Эта хрень раздражает. Парни – как собаки с костью, и я даже не представляю, насколько все усугубится теперь, когда сезон закончился и им больше нечем заняться, кроме как следить за мной по пятам.

Поэтому, когда мы подъезжаем к кафе, чтобы купить чего-нибудь пообедать и Хантер припирает меня к стенке своим вопросом, новообретенное сочувствие вынуждает меня быть с ним откровеннее.

– Насколько у вас все серьезно? – спрашивает он, пока мы ждем у машины Мэтта и Фостера, забирающих наши заказы.

– Я не знаю, серьезно это или нет. Но несерьезным точно никак не назвать. – Я пожимаю плечами. – У нас еще даже не было секса, – признаюсь я, потому что знаю, что Хантер умеет молчать. – В Буффало мы в первый раз развлеклись.

– Это же, можно сказать, самое лучшее время, а? До секса. Когда ты думаешь только о том, чтобы заняться им в первый раз. Все это предвкушение, понимаешь? Когда вы издеваетесь друг над другом, перевозбуждаетесь и все в таком духе.

Я с таким не сталкивался: у меня впервые секс не стал первым шагом. Обычно он первый и последний.

– Я даже помню, каким ты был раздражительным.

– Ну, да. – Он смеется. – Не без этого.

– Тейлор – хорошая девушка. Мы прекрасно общаемся. – На мгновение я задумываюсь. – Если честно, я пытаюсь понять, сколько я протяну, пока она не поймет, что я козел и она для меня слишком умна.

Хантер качает головой.

– Знаешь, если бы ты не относился к себе как к козлу, то, может быть, и другие бы не относились.

– Спасибо, папочка.

– Не за что, дубина.

Я прячу улыбку. У меня с Хантером не такие отношения, как с другими парнями. Может быть, из-за того, что в последнее время мы оба работаем над тем, чтобы стать лучше. Он единственный, с кем я разговариваю на более серьезном уровне, поэтому, когда он становится мистером Роджерсом [14]14
  Фред Роджерс – американский пастор и ведущий детской телепрограммы «Соседство мистера Роджерса» (1968–2001).


[Закрыть], я начинаю злиться. Его слова все звучат в голове, когда я доезжаю до дома и перезваниваю маме, которая набирала меня утром.

– Где вы были, мистер? – ворчит она. – Я ничего от вас не слышала после игры.

– Да, прости. Были сумасшедшие выходные, и я страшно устал после этой поездки. Потом мне пришлось еще пару дней наверстывать домашку.

– Мне жаль, что вам не удалось пробиться на чемпионат. Но в следующем году обязательно, да?

– Да. Я по этому поводу спокоен. – Парни, которые охренеть как помешаны весь год на такой фигне, действуют мне на нервы. Как бы, чувак, найди себе хобби. – Как вы там? Как Макс?

Ее вздох щекочет мне ухо.

– Он хочет купить яхту. Ездил в Монтерей, присматривал варианты.

– Он знает, как ходить под парусом?

– Конечно, нет, но почему это должно его останавливать, а? – Она опять смеется. Наверное, даже мило, что она с таким обожанием относится даже к самым дурацким его идеям. – Я сказала ему: «Тебе и поужинать дома некогда, когда же ты будешь учиться ходить под парусом?» Но если у него будет кризис среднего возраста, то пусть лучше с яхтой, чем с молодой девушкой.

– За сожжение собственной яхты в тюрьму не отправляют, – сообщаю я ей. – Я где-то это читал.

– Если до этого дойдет, – в шутку соглашается она.

– Ладно, не хочу отнимать у тебя слишком много времени. Скучаю. Люблю. Не ввязывайся в неприятности.

– Кто, я?

– Да, тебя я и имела в виду.

– Люблю тебя, мам. До связи.

Я рад, что она счастлива. Рад, что Макс делает ее счастливой и что у нее денег столько, что можно запросто спорить о такой хрени, как покупка яхты. Но у меня в горле все равно встает ком, когда я кладу трубку.

Разговор о Максе вновь выводит на первый план стычку с Каем. Снова его увидеть – как получить удар хлыстом.

Я так до конца и не пришел в себя после нашей встречи. Болезненный ком в горле никак не желает исчезать.

Сбежать из Калифорнии означало для меня, кроме всего прочего, сбежать от Кая. Раньше я думал, что что-то ему должен. Долгое время он был моим лучшим другом, и, когда я выбрался из старого района, а он – нет, мне казалось, что я каким-то образом его предал. Но потом я понял, что для Кая дело никогда не было в преданности или дружбе: люди в его глазах – просто инструменты. Наша ценность определяется тем, что мы можем для него сделать.

Вспоминая это, я осознаю, что Кай Тернер – гниль, загрязняющая все, к чему он прикасается. И я чертовски надеюсь, что мне никогда не придется опять его встретить.

Чувствуя, что мрачное настроение не за горами, я пишу Тейлор в попытках отвлечься.

Я: Можно мне приехать и тебе отлизать?

Я шучу, но только наполовину.

ТЕЙЛОР: Собрание Каппы. Увидимся попозже?

Не знаю, должен ли я чувствовать себя отвергнутым из-за того, что она не ответила на мое предложение даже задумчивым эмодзи. Я решаю дать ей поблажку, учитывая, что она на собрании и вообще не должна была мне отвечать.

Я: Круто. Напиши мне.

Я бросаю телефон на кровать и направляюсь к комоду в поисках спортивных шорт. Схожу побегаю, раз уж я даже не могу заставить свою фальшивую девушку разрешить мне полакомиться ее киской. Кардио-тренировка лишней не бывает.