Текст книги "Завтра не наступит. Мое имя – Вендетта! Дилогия. Криминальная мелодрама"

Лазарь тяжело вздохнул, потянулся за сотовым телефоном, лежащим на столе и набрал Митяя.

Митяй не был удивлен раскладом, что пел ему в трубку Лазарь, он даже ухмыльнулся пару раз, подумав о том, что смотрящего так прижало, что тот ему сам звонит и предупреждает об опасности. Но вот Антону нужно все-таки знать, чем грозится Азид. Синица в последний месяц смог-таки подняться на ноги и уверенно ходил на своих двоих, правда с клюшкой, но, как говорили врачи, и это чудо. За последний месяц Антон ни разу не навестил свою жену и уверенно делал вид, что Ленки не существует. Сидит на даче у Влада, сына отправил в Нант, ничего толком не объяснив, так что Кирилл на него обиделся и не разговаривает теперь. Но Митяй голову был готов отдать на отсечение, что Антону не все так безразлично, как он хочет показать. Поэтому, после того, как Лазарь повесил трубку, он тут же набрал Синицу и поделился новостью.

– Я тебя понял, – хрипло проговорил Антон и скинул звонок. Весь этот чертов месяц он убеждал себя, что ему нет дела до предательницы, что он никогда не простит и ему, вообще, плевать, что с ней будет. Но после звонка Митяя как-то тревожно стало на сердце и маетно на душе. Он закурил сигарету и медленно поднялся с кресла, взяв в руки трость. Месяц назад он уверенно пошел на поправку, как говорится не было счастья, да, несчастье помогло. На нервном срыве он смог встать на ноги, а потом уже на голой ярости заново научится ходить. Хоть за это ей стоит сказать спасибо. Думать о ней не хотелось. Он гнал мысли о жене от себя, едва они только посещали его голову, а посещали они его тысячу раз на дню. Но после того, как Митяй предупредил его о том, что Азид может начать активные действия, сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Вопрос, что делать дальше даже не возник в его голове, он уже знал. Знал, когда сбрасывал звонок, что убить ее он не позволит никому. И если судьбе так угодно, что им все-таки придется встретится, она ответит за свое предательство. Больше он не будет сдерживать свою ярость.

На следующий день Лена рассорилась с лечащим врачом и с Викингом в пух и прах. А все потому, что она жутко хотела уйти, увидеть мужа, сына, уехать к чертовой матери из этой страны обратно в Нант, поэтому, не слушая никаких доводов о том, что она еще слаба, что только что очнулась от горячечного бреда, настаивала на выписке. Врач отказался ее выписывать, заявив, что в противном случае он ответственности за ее здоровье не берет. Еще и Вик, услышав, как она ругается, заглянул в палату и, услышав их разговор, встал на сторону доктора.

– Не веди себя как ребенок! – бросил он ей, как только врач покинул палату.

– Не надо меня воспитывать! – тут же завелась Ленка, – Я всего лишь хочу домой! Осточертела эта больница!

Вик, сжав кулаки, резко отвернулся от нее к больничному окну. Он, конечно, ее понимал, но страх за нее еще не прошел, еще жил в его памяти и, наверное, никогда не пройдет. А еще она уменьшала его срок пребывания здесь, собираясь уйти. Он поклялся, что как только ее выпишут – он уедет. Только не думал, что это будет так скоро, не был к этому готов. Можно ли, вообще, к этому подготовится – к потере любимой женщины? Викинг никогда ничего не боялся, никогда не лгал и не изворачивался, как эти несколько недель проведенные с ней. Тут, волей-неволей, поверишь в изречение некоторых, что любовь – это болезнь.

– Что ты решила? – спросил он, немного успокоившись.

– Я не буду ждать выписки, сегодня соберусь и уеду к Владу. Не мог бы ты мне одежду принести, а то, я так понимаю, я в Оксанкиных вещах все это время провалялась.

– К Владу? – будто и не слыша ее просьбы, переспросил Викинг, поворачиваясь к ней лицом.

– Да, это именно то, о чем ты подумал, – с упрямством и с укором, что светился в ее глазах, ответила она, – Я собираюсь спасти свой брак, который ты так успешно пытался разрушить.

Вик стиснул зубы, так что слышно было. Он осознавал свою вину, но чертову ревность, что проглядывалась сейчас в его глазах никуда не денешь.

– Прости меня, – глухо пробормотал он и пристально посмотрел в ее глаза.

– Бог простит, Слав, – тихо ответила она и он дернулся, как от пощечины. Вот теперь он ее точно потерял. Она не простит ему его проступка.

Произошедшее дальше больше походило на страшный сон, не больше и не меньше. В палату неожиданно ввалились двое кавказцев, резко распахнув дверь. Один из них молниеносно вскинул пистолет, зажатый в руке и выстрелил в Викинга. Все произошло очень быстро, настолько, что Слава не успел среагировать. Следующее, что понял – боль пронзившая тело и кровь, которая щедрым потоком полилась из его живота. Он медленно осел на пол и почти не слышал, как кричала Лена, уплывая в темноту.

– Заткнись, сука!

Второй кавказец, подскочив к ней, зажал рот ладонью и удерживал ее в стальном захвате, чтобы не дергалась. Лена только и могла, что смотреть на Викинга и понимать, что сейчас, в данный момент он истекает кровью, что ему нужен врач. И этот беспредел происходил в больнице! Уму непостижимо! Где ее охрана, в конце концов, которая мозолила ей глаза с тех пор, как она очнулась?

Но все лишние мысли выветрились у нее из головы, когда она увидела, что в ее палату заходит Азид. Она буквально кожей ощутила страх, поднимающийся из глубин ее души.

– Ну, здравствуй, дорогая, как живется? – ехидно поинтересовался старый вор в законе, присаживаясь на больничный стул. В этот момент, его человек убрал свою ладонь с ее рта и Лена вдохнула воздух поглубже.

– Вы с ума сошли?

– Надо же, не закричала, – констатировал Азид, удивляясь, – Конечно, сошел, жажду крови, хочу наказать твоего тупого мужика, который залез не в свою кормушку.

– Сейчас сюда половина больничного персонала сбежится. На что вы рассчитывали, затевая кровавые разборки в людном месте? – почти спокойно произнесла она.

– Не сбежится, – как-то лениво произнес мужчина, – Я такие бабки втюхал главному и его персоналу, что хватит им всем скопом слетать на Мальдивы и пожить там недельки две. Поэтому я тебя убью прямо здесь, а потом, здесь же, сожгу в крематории.

– Ничего себе, – присвистнула Ленка, пытаясь держать себя в руках и не скатится в банальную истерику, – А не жалко денег?

– Поверь мне, девочка, когда теряешь то, что уже считал своим, то, на что потратил годы, никаких денег не жалко, чтобы наказать ту тварь, что посмела перейти дорогу. И кому? Мне? Мне! Я вор в законе! Меня не подставляют, как лоха, не разводят, как целку! За это неминуемо придется расплачиваться! Угрожать мне жизнью и лишением короны – это перебор для таких сосунков, как твой муж и его дружок. Фраера беспонтовые, с кем решили связаться? Я такого не прощаю. И пусть это будет последнее, что я сделаю, но ты милая, разменная монета. И врачиху Митяя я тоже найду и так же по кускам ему пришлю, в пакетике!

Спина Лены покрылась холодным потом и мысли от страха из головы выветрились, а молчать было нельзя, нужно было потянуть время. Для чего, она и сама бы сейчас не могла бы объяснить, помощи она не ждала.

– Что вы сделали с моей охраной?

– Ты сама-то как думаешь? – усмехнулся он.

Значит, парни мертвы. И она скоро последует за ними. Лена бросила взгляд на Вика и сердце сжалось от жалости к нему. И его тоже добьют, а все потому, что вместо того, чтобы охранять своего хозяина, он ошивался здесь. Не желала она ему такой судьбы. Все обиды на него теперь казались чем-то детским, несерьезным. А самое паршивое в этой ситуации то, что она так и не увидит своих детей, у нее не будет времени, чтобы попрощаться. Господи, страшно-то как!

– Что с ней делать? – спросил один из его людей.

– Кончай ее.

Его слова прозвучали набатом в ее голове. Вот и все. Видимо, это последнее, что она услышит в своей жизни.

Но последнее, что она услышала, оказались не слова, а пара громких выстрелов, где-то в больничном коридоре, отчего Лена вздрогнула и, в ожидании, уставилась на дверь.

– Иди, проверь, что там, – приказал Азид одному из своих и тот неслышно выскользну за дверь.

Послышались ругательства, звуки ударов, а потом еще один выстрел.

А потом Ленка подумала, что у нее случилось дежавю, когда-то похожая ситуация была с Бересовым. Дверь молниеносно распахнулась, Азид потянулся к своему пистолету и не успел, так как пуля, сначала одна, а следом и вторая, прошила ему грудь в районе сердца. Старый вор захрипел, хватаясь за грудь и начал заваливаться на бок. Его боец крепче сжал свою добычу и закричал дурным голосом, в котором отчетливо прослушивался страх:

– Убери пушку! Иначе, я ей мозги вынесу!

В дверях палаты стоял Антон, в одной руке его был пистолет, а второй он опирался на трость. Лену трясло от пережитого, она сильно побледнела. Она до безумия рада была его видеть, но видит Бог, не такой встречи с ним она хотела. За его спиной стояли трое парней, и она смутно узнавала в них бойцов Митяя.

– Давай! – рыкнул совсем по-звериному Антон, отчего молодой горец вздрогнул, – Стреляй! Только не думай, что после этого уйдешь!

– Да, пошел ты! – крикнул парень, но уже с сомнением, без прежнего энтузиазма.

– Я предлагаю тебе сделку, – уже более спокойно произнес Синица, – Ты отпускаешь мою жену, я отпускаю тебя. Никто не узнает, что ты ее просто отпустил – все ваши мертвы. Ты можешь тихо уйти, а я забуду, что я тебя здесь видел. Для всех – тебя здесь не было.

Было видно, что парень колеблется. Он был молодой, горячий, совсем недавно приехал в Россию и по рекомендации попал к Азиду в бригаду. И заканчивать позорной смертью свою жизнь не хотел. То, что предлагал незнакомый ему браток имело смысл. В конце концов, он останется жив. И, возможно, вернется к себе на родину. Слишком тяжела оказалась для него жизнь бандита.

Через полминуты он выпустил молодую женщину из захвата и осторожно вышел из палаты.

– Может, догнать его и прихлопнуть? – предложил кто-то из митяевских пацанов.

– Я дал слово, пусть уходит, – ответил Антон, пристально глядя на жену.

Послышался стон откуда-то снизу и Ленка, очнувшись от шока, кинулась к раненному Викингу, предварительно содрав простынь со своей койки. Приложив ее к ране на животе Вика, она проверила пульс. Жив, слава Богу.

– Ему нужен врач, срочно. – проговорила она, посмотрела на Антона и осеклась. На нее смотрели дикие глаза зверя, холодного, опасного, находившегося в ярости.

– Викинга в машину, – скомандовал он, – И к Митяю, Оксану Владимировну вызовите по дороге.

– Синица, а ты?

– Я на второй, – ответил он, все-также не отводя от нее взгляда, – Колян, ты за рулем.

– Понял, – ответил Колян, – Я сейчас остальных свистну, они здесь приберут.

Синица на это ничего не ответил, не отводя от Лены взгляда. Она же смотрела на мужа и не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь раньше смотрел на нее такими страшными глазами.

Двое парней подхватили Викинга. Сетуя попутно, что он тяжелый, словно слон. И через какое-то время они остались одни. Она хотела сказать ему, что рада его видеть, но слова не шли, она просто не могла и звука вымолвить, завороженно смотря на него, как кролик на удава. Он молчал, молчал пока не пришли парни и не убрали труп Азида с их глаз и не вытерли кровь с пола.

– Поехали, – коротко бросил он и она не посмела осушаться. Ничего, успокаивала она себя, идя за ним по коридору больницы, который, кстати, тоже прибрали, будто здесь ничего и не было. Он успокоится, и они поговорят.

Глава 7. Играя с огнем

До дачи Влада мы доехали в полном молчании. Меня слегка потряхивало, я была еще слишком слаба после болезни, именно поэтому не рвалась выяснять отношения в машине. Да и за рулем был один из братков Митяя. Антон сидел рядом со мной, словно чужой. Отодвинувшись, он смотрел в окно, будто нашел там что-то интересное, вся его поза говорила о дичайшем напряжении. Казалось, воздух застыл вокруг нас. Зная своего мужа, я понимала, что сейчас он накручивает себя по полной программе. Да и Викинг, по-моему, сделал все, чтобы подпитать его ревность. Но я не боялась. Мне нечего было бояться, перед мужем я чиста и ни в чем не виновата. Нам нужно просто поговорить, он поверит мне, я в этом уверена, потому что мы слишком долго вместе, он поймет, что я говорю правду. Я тихо вздохнула. Господи, как я устала от всего этого. Неужели непонятно, что все, чего я хотела – это спокойно жить, растить своих детей. Ни к какой власти я не рвалась, сюда возвращаться не хотела, ведь все, что меня здесь ждало – это страх, боль и насилие. Мы всего лишь пешки в игре сильнейших мира сего. Чтобы было сегодня со мной, не появись Антон так вовремя? Меня бы уже не было. А его поступок…. Да, он спас меня, но снова убил. Разбудил своего спящего крепким сном зверя. И если я могу закрыть на это глаза, то остальные нет. Нельзя убить вора в законе и остаться после этого в живых.

– Ты понимаешь, что если узнают, что ты убил Азида, то…

Я замолчала, не желая озвучивать очевидные вещи. Антон долго молчал и, не поворачивая головы, смотря все также в окно, ответил:

– Парни спрячут тела. Персонал будет молчать, если не хотят отправится вслед за черножопым паханом. Пока их не найдут – предъявить ничего нельзя. Азид просто исчез. Кто его знает, может заграницу укатил.

И снова замолчал. Браток за рулем по имени Колян хмыкнул. Так и доехали до загородной дачи. Машина сразу же уехала, а я смотрела, как мой муж идет к крыльцу, опираясь на трость. Хотелось кинуться к нему и помочь, но этого делать нельзя. Тошка никогда мне не простит, если я покажу ему свою жалость. Я только неодобрительно покачала головой и прошла за ним в дом.

– А где Кирилл? – первое, что я спросила.

– Я отправил его в Нант, – последовал сухой ответ.

Это было правильно, но я почему-то была уверена, что сын туда не стремился.

– Я так понимаю, без его согласия отправил? – поинтересовалась я.

Тошка резко ко мне обернулся, глаза его полыхали еле сдерживаемой яростью, отчего я поежилась. Вот сейчас, когда мы одни – начнется.

– Мне не нужно было ничье согласие! – повышая голос почти крикнул он, – Кириллу не место среди бандитских пуль! Тем более, когда его мать крутит хвостом перед другим мужиком!

Я задохнулась от возмущения. Да, что он о себе возомнил?

– Это я кручу хвостом?! – закричала я, – А как насчет того, что ты приволок нас сюда и с тех пор жизнь стала походить на ад!

– Я защищал тебя! – заорал он в ответ и было видно, если бы не трость, то стал бы метаться по комнате, словно зверь в клетке, – А чем ты отплатила мне? Раздвинула ножки перед крутым мужиком! Новенького захотелось?!

– Ты совсем больной?! – наверное наши крики было слышно на всю округу, – Я не спала с Виком!

– Не ври мне, – зловещим голосом проговорил муж и его глаза опасно блеснули, – Я не верю тебе, ты защищаешь своего телка, потому что понимаешь, что иначе я убью его.

– Убьешь? – также зло поинтересовалась я, – А что ж тогда не дал ему там, на полу сдохнуть, он бы истек кровью, оставь его там?

– Поверь мне очень хотелось! – рыкнул он, – Но для всех – в больнице ничего не происходило, никого не было.

Мы замолчали, тяжело дыша от пережитых эмоций.

Антон резко развернулся и подошел к окну, вглядываясь и, вероятно, ничего не видя.

– Тоша, – постаралась я успокоится и достучаться до мужа, – Поверь мне, я не изменяла тебе.

Муж молчал и не поворачивался ко мне, я подошла поближе к нему.

– Антон…

– Я не верю тебе. Я видел собственными глазами, как он тебя обнимает и как ты доверчиво к нему льнешь. Слышал разговоры парней, о том, что вы спите. Видел, как после того, как тебя чуть не прихлопнули, ты кинулась к нему, вместо того, чтобы испугаться.

Меня захлестнула боль, а еще жгучая обида и неконтролируемая ярость. Я силой развернула его к себе и, дрожа от гнева, прошипела ему прямо в лицо:

– Не веришь? Пошел к черту! Ты притащил меня и сына в эту страну, когда я не хотела ехать. Когда я просила тебя не лезть в новое дерьмо, ты лез, забыв, что разменной монетой в твоей игре станет твоя семья. Меня три раза пытались убить, два из которых из-за акций завода и к нанятому киллеру это не имело никакого отношения! Ты приставил ко мне охрану, не спросив, а нужно ли мне это, а потом начал дико ревновать! Викинг влюбился в меня, не спорю, но ты позволил не просто усомниться во мне, ты тупо посчитал меня безмозглой телкой, которая не понимает, что такое честь и достоинство! Когда я приехала к тебе в больницу, ты меня оттолкнул, сам же, пока я лежала без сознания и чуть не умерла, не навестил меня ни разу, хотя я, наивная, верила, что ты тут круги нарезаешь. Даже встав на ноги, ты не поделился этой радостью со мной. Не веришь мне? Да, пожалуйста! Иди к черту, Синицин, я не собираюсь оправдываться перед тобой! Я убила собственного отца ради тебя, но ты и после этого унижаешь меня недоверием! Так что, иди к черту, Синицин. Играй в свои мальчишеские игры без меня! Я подаю на развод!

Я тяжело дышала, смотря, как лицо Антона меняется от холодного и отчужденного к шокированному и виноватому. Я, наконец-то, достучалась до него, только вот мне уже было все равно.

– Лена, девочка моя… – шагнул он ко мне, но я отшатнулась. В моей душе не было ничего хорошего по отношению к этому человеку, по крайней мере, сейчас.

– Не трогай меня и не подходи!

– Лена, я… прости меня… моя чертова ревность….

– Живи с ней дальше один!

Его лицо приобрело высокомерное выражение после моих слов и он, опираясь на трость, приблизился ко мне на расстояние шага.

– Ты серьезно считаешь, что я дам тебе развод? Опять старая песня?

– Ты забыл, дорогой, я – французская подданная, я просто найму адвоката, и он решит все по европейским стандартам.

– Да, плевать я хотел на твоих адвокатов! – взревел Синицин, – Я не дам тебе развода! Ты моя!

– Кто, Антон? – спокойным и безразличным голосом поинтересовалась я, – Твоя кто? Игрушка, главный приз? Кто?

Антон отшатнулся, будто я его ударила, а я, усмехнувшись, развернулась и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж дачного дома.

Меня не просто ранили его слова, они меня разочаровали. Можно справится с болью и предательством, но как справиться с разочарованием в человеке?

Я остановилась на полпути к лестнице и обернулась, окидывая его с ног до головы, разглядывая.

– Мне кажется, я больше не люблю тебя.

Он стоял, как громом пораженный, хотел сделать шаг ко мне, но я еле ощутимо покачала головой. Не стоит. Развернулась и уставшей походкой поднялась на второй этаж. Все, чего я сейчас хотела это уснуть, после болезни быстро уставала, да и противостояние с Синициным мне здоровья не прибавило.

Зашла в гостевую комнату и легла, не разбирая, на постель. Первое время чутко прислушивалась – все ожидала, что Антон со своим ослиным упрямством последует за мной. Но нет, ума хватило не трогать меня в таком состоянии. Зато я отлично слышала, как он ходил на первом этаже. Надо посоветовать Владу сделать здесь звукоизоляцию, а то не дом, а какой-то проходной двор. Следующее, что услышала, так это разговор Антона и Митяя. Почему именно разговор, потому, что муж воспользовался своей любимой привычкой, приобретенной еще во Франции – включать громкую связь во время разговора.

– Здорово, Митяй.

Слышно было плохо, словно через вату, но слышно.

– Здорово, коль не шутишь. Слышал я, что ты в больничке устроил. Не боишься? Помощь не нужна?

– Твои ребята и так помогли. Я к тебе с вопросом. Это правда, что Ленка без сознания в больнице месяц провалялась?

– А ты чем слушал, когда я тебе это говорил? Говорил же, что она больна. Что тогда у Викинга она в полубредовом состоянии находилась, при мне же ее в больницу и отвезли. Кстати, за Вика тебе спасибо, что не дал сдохнуть и ко мне прислал, тут его моя Оксанка заштопала.

– Не за что. Только… если хочешь и дальше его здоровым видеть, Митяй, сделай так, чтобы он мне на глаза не попадался.

– Да, уж понял, не дурак. Давай, братуха, звони, если нужен буду.

Я ухмыльнулась. Надо же, Митяй, оказывается меня защищал. Чего от него не ожидала. Все-таки Оксанка на него положительно действует.

Послышались шаги, которые все приближались, а потом затихли возле моей комнаты. Ну, давай, зайди, кот паршивый. Я была неимоверно зла. Всю жизнь, я скакала возле него, старалась понимать его тяжелый характер, принимать его таким, какой он есть. И что в итоге? А в итоге, мне дико надоело это все. Жутко бесило его недоверие, эгоизм. Я ведь не погрешила душой, сказав ему, что мне кажется, что любви больше нет. Я действительно сейчас так чувствовала. Все обиды копились, копились и теперь вылились наружу. Мне надоела игра в одни ворота. За этими мыслями, я не заметила, как уснула.

А когда проснулась, на меня навалилась дикая апатия, мне было абсолютно все равно.

Все-таки рано я выписалась с больницы, слабость разливалась по телу и я, повинуясь ей, проспала еще несколько часов кряду. В результате, когда я открыла глаза и ощутила, что полностью отдохнула, было утро. Не спеша встала, залезла в шкаф Влада и с радостью нашла там полотенце, решила принять душ. Душевая на даче Речникова находилась в другом конце коридора на втором этаже, куда я, вполне отдохнувшая, прошлепала в домашних тапочках, тех, что дала мне Оксанка, когда меня привезли в больницу. Настроила воду погорячее, хотелось смыть с себя запахи больницы и пот. Закрыв дверь, я медленно разделась и встала под горячие струи воды. Господи, как хорошо!

Душевая комната постепенно нагревалась и вот чего я не учла, так это то, что мне неожиданно станет плохо. Я выключила душ, еле успев смыть с себя гель, глубоко задышала. Пока выходила из кабинки, голова закружилась и я, пошатнувшись, ударилась об нее же. Глухо застонав от боли, попыталась не сползти на пол, с той стороны двери услышала встревоженный голос мужа:

– Лен, у тебя все в порядке?

Вот почему я даже не удивлена, что он караулит под дверью? Отвечать ему не посчитала нужным. Вытерлась полотенцем насухо и начала вытирать волосы, когда снова раздался его голос:

– Лена, ответь мне, пожалуйста…

– Уходи, Синицин, – ответила я. Видеть мне его действительно не хотелось. Все эмоции будто заморозились, сейчас мне было все равно, что он думает, что он чувствует, переживает за меня или нет. Но то ли я забыла за это время каким упрямым может быть мой муж, то ли наивно посчитала, что моих слов будет достаточно. Не достаточно, поняла я тогда, когда он принялся настойчиво стучать в дверь.

– Открой мне, слышишь! Я чувствую, что тебе плохо!

Усмехнулась и, завернувшись в полотенце, открыла дверь в душевую комнату. Не учла одного – что станет снова дурно, пока шла открывать, поэтому получилось так, что Синицин поймал меня почти что в полете к полу.

– Лен, ну, что ты творишь? – простонал он, придерживая меня одной рукой, а второй держась за косяк двери. Меня неожиданно пробрал смех, так комично выглядела вся эта ситуация – я слабая после болезни, пытаюсь удержаться за него, а он сам только еле встал на ноги и держится за что пришлось. Два инвалида.

Антон, глядя на то, как я смеюсь, несмело улыбнулся и окинул меня теплым взглядом, в котором сквозила нежность. Я резко перестала смеяться.

– Мне уже лучше, отпусти, – пробормотала я и отвела взгляд. Антон тяжело вздохнул и нехотя меня отпустил. Но не ушел, продолжая пристально на меня смотреть.

– Может, уйдешь? – предложила я, особо не рассчитывая на результат.

– Нет.

Ну, нет, так нет. Стесняться я точно не собираюсь, я его сюда не приглашала. Отвернувшись, прошла к банным халатам, что висели в комнате, сняла полотенце и еще раз решила вытереться насухо.

Антон как-то судорожно вздохнул, а я улыбнулась. Предлагала же уйти.

– Нам надо поговорить.

Я обернулась и окинула мужа взглядом. Стоял напряженный, глазами поедая мою фигуру и было видно, что ему вовсе не до разговоров.

– Нет, – коротко ответила я, тем временем накинув халат, на разгоряченное после душа тело.

– Так и будем общаться?

– Так и будем, – утвердительно кивнула я, – Правда, есть второй вариант, ты даешь мне развод, и мы расходимся, как в море корабли.

– Никакого развода не будет! – рявкнул он и развернувшись ушел, перед этим шарахнув дверью, так, что я вздрогнула.

После водных процедур неожиданно пришел аппетит. И я решила спуститься на кухню и приготовить, что-нибудь поесть. Продуктами Влад запасался всегда, а вот то, что мой дражайший муженек не удосужился что-то приготовить, я не сомневалась.

Мой энтузиазм слегка поубавился, как только я зашла на кухню и обнаружила там Антона. Он стоял возле открытой форточки и курил, в левой руке поблескивала серебряным набалдашником трость, с которой он теперь не расставался. Сможет ли он без нее когда-нибудь обходиться? Первым желанием, конечно, было развернуться и уйти к себе в комнату. Но я, упрямо подняв подбородок, прошла к холодильнику, с целью провести там основательную ревизию. Углубившись в его недрах, я не заметила движения и только почувствовала, как сильные и горячие руки Антона прижимают меня спиной к его мощному телу. Устало вздохнула и захлопнула холодильник.

– Может, все-таки оставишь меня в покое, Синицин?

– Не злись, родная, – прохрипел Антон, уткнувшись мне в шею, – Я не верю в твои слова. Не любишь? Это ложь. Если бы не любила, не дрожала бы в моих руках…

С легкой паникой, я почувствовала, как его рука забралась мне под халат, поднимая его и в следующую секунду, отодвинув мои трусики, принялась ласкать меня. Черт! Вырываться желания не было вовсе! Я судорожно вздохнула, Антон, тем временем, не медлил и вот уже вторая рука легко сжала мою грудь. Не сдержав стона, я инстинктивно прижалась к нему теснее.

Он резко развернул меня к себе, распахнул халат и взял в рот напрягшийся сосок. Волна резкого наслаждения пронзила меня и когда его вторая рука вернулась к моему лону, я закричала.

– Вот так, девочка моя, – хрипло пробормотал Антон, – Кричи, я хочу слышать…

И черт бы побрал моего муженька, потому что его слова, произнесенные хриплым от желания голосом, возбуждали сильнее ласк.

Он мучил меня долго, переходя от груди к не менее чувствительной шее, от шеи к животу, ни на секунду не оставляя меня. Настолько долго, что ноги подкосились и я была готова умолять его, чтобы прекратил мучить, чтобы, наконец, дал то, что так жаждало мое тело. Но, видимо, Антон и сам был на грани. Он стонал вместе со мной, глаза горели еле сдерживаемым желанием.

До кровати мы не дошли. Я взяла его за руку и привела к кухонному столу. Села и широко раздвинув ноги, притянула его к себе. И он не выдержал, вошел в меня резко, глубоко, восхитительно.

Я выгибалась всем телом и царапала ему спину, слыша его рык при этом, который все больше меня заводил. Его толчки становились быстрее, и я почти сорвала голос в крике.

– Родная моя, любимая…

Он достиг разрядки первым, но не оставил меня и довел до какого-то сумасшедшего оргазма. Все-таки я соскучилась по этому засранцу, – промелькнуло на задворках сознания.

Мы оба тяжело дышали, Антон продолжал сжимать меня в объятьях.

– Девочка моя … – с нежностью прошептал он и потянулся к моим губам. Но я резко отвернулась, не смотря в его глаза, произнесла:

– Это ничего не доказывает, Антон. Это желание, а не любовь.

Муж застыл, как памятник самому себе, а потом, взявшись пальцами за мой подбородок, почти что нежно повернул к себе, заставив посмотреть на него.

– Я виноват, родная, – произнес он, глядя в мои глаза с любовью, – Я эгоист и собственник. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

– Ты не понимаешь, Антон? Не важно, что ты сделаешь или нет, важно то, что через пару-тройку дней ты все забудешь, обещания, заверения и у тебя опять появиться тысячи причин, чтобы быть эгоистом и собственником. В последнее время ты даже перестал интересоваться, что же со мной случилось. Я, например, узнала кто нанял киллера. А ты, вообще, в курсе, что меня держали в плену, чуть не изнасиловали и не убили? Тебе, вообще, интересно? Или тебя волнуют только собственные чувства? Ревность, говоришь? То есть по твоему мнению, если я недостойная предательница, то и хрен со мной, можно не интересоваться, что со мной происходило за этот месяц? Ты жесток, Антон. Ты и раньше таким был, только я не думала, что эта черта характера распространяется на близких тебе людей. Пусти меня!

После потрясающего секса и последующей моей отповеди, я, вырвавшись из его объятий, ушла в гостевую комнату. И не выходила из нее весь день до самой ночи, проклиная собственную, в принципе здоровую, реакцию тела на него и отсутствие связи с внешним миром. Безумно хотелось позвонить сыну, матери, узнать, как там Катарина. Но мой телефон был разбит вдребезги Лукой, а просить у Антона я не хотела, тем более, что прекрасно знала, что даже сейчас он контролирует ситуацию и знает, что с Кириллом и Катариной все в порядке. От этого злилась еще сильнее, получалось, что он просто суперпапа, а я нерадивая мамашка, которая уже месяц не звонит собственной семье. Я была на сто процентов уверена, что мама и сын не в курсе происходящий событий со мной, а Антон «успокоил» их какой-нибудь фразой, что я на отдыхе в заграничном санатории и дозвонится нет возможности. Убила бы придурка!

Как у этого самовлюбленного типа получается так выкручиваться? Ведь даже моя собственная мать относится к нему, как к божеству и все время твердит мне, что более лучшего отца своим детям я не найду. Я затыкалась во время таких разговоров, захлебываясь собственным ядом, что сочился из меня, так и хотелось крикнуть ей: «Открой глаза! Он бандит! Все, что происходит опасного в нашей жизни принес он!» Но я молчала, всегда защищала его, даже от собственной реакции. Причин злится все эти девять лет у меня не было, на самом деле. Мы спокойно жили, занимаясь каждый своим делом. И получилось так, что все больше и больше отдалялись друг от друга. И вот теперь, здесь в России, когда наши отношения основательно встряхнулись, оказалось, что нет того Антона, ради которого я убила собственного отца, нет той меня, что замирала от одного его взгляда, так что сердце переворачивались и становилось трудно дышать. Что же осталось? Безумное сексуальное притяжение? Но разве на нем можно строить отношения? И действительно ли я хочу разрушать наш брак? Усмехнулась, вспомнив старую русскую поговорку – хорошее дело браком не назовут. Его слова там на кухне… Верит ли он сам в то, что говорит? Кто же я для него? Кто он теперь для меня?

Голова шла кругом и хотелось уйти от этих мыслей, хотя бы ненадолго, переключится на что-нибудь другое. И у меня получилось, только и новые мысли не принесли спокойствия. Лука. Мой брат, который причинил мне неимоверную боль, которому я причинила такую же боль. Теперь, после выписки из больницы можно было об этом подумать, только надо ли? Те дни, что я побывала почти что наедине с его ненавистью, злостью и обидой и те несколько минут в машине с его прощением и каким-то пониманием, перевернули мою душу. Я испытывала двоякие чувства к этому человеку, но сильнее всего был страх, а еще тоска, по чему-то такому, чего у меня никогда на самом деле не было. Я чувствовала вину перед ним, но извинятся не хотелось. И видеть его тоже. Я боялась его. Чувство вины – это самое острое чувство во мне сейчас. Перед матерью, детьми, а еще перед Виком.