Текст книги "Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза"

– Значит, наконец Ты, Господи, обратил свой взор на кротких и не презрел их мольбы, – выдохнула она. – Теперь мы благодарим Тебя и восхваляем Твое славное имя.

Ричард мертв. Елизавета походя подумала и о нем, ведь когда-то он был дорог ей, и она будет молиться о его душе. Но Генрих – король Генрих Седьмой, как теперь полагалось называть его, – правил Англией. Это было настоящее чудо.

– Давайте войдем в дом, – сказала она, вставая. – Вы должны рассказать мне все.

Когда все уселись в холле и Уолтер торопливо вошел с вином, сэр Роберт принялся излагать недавние события:

– Неделю назад войско его милости с попутным ветром добралось до гавани Милфорд, рядом с Пемброком, и высадилось там. Когда милорд сошел на берег, мы увидели, что он пал на колени и воскликнул: «Суди меня, о Господь, и вступись за меня против недостойных!» Затем он поцеловал землю. Это был очень трогательный момент.

Рассказ продолжил сэр Джон:

– Призвав на помощь святого Георгия, он повел нас вперед под флагом с красным драконом, эмблемой уэльского принца Кадваладра. Везде, где бы мы ни проходили, провозглашалось, что он явился примирить враждующие дома Ланкастеров и Йорков.

– Его армия встретилась с войском Ричарда в Лестершире, недалеко от городка Маркет-Босворт, – перехватил инициативу сэр Роберт. – Битва продолжалась два часа и была жестокой. Его милость не принимал участия в сражении, но оставался под своим флагом в задних рядах, предоставив командование графу Оксфорду.

Взволнованная рассказом, Елизавета перебила Уиллоуби:

– А что с лордом Стэнли?

– Он и сэр Уильям были там со своими людьми. Мы слышали, что Ричард призвал его на помощь, но Стэнли отправил к нему гонца с сообщением, что болен. В день сражения они с сэром Уильямом расположились неподалеку и не сразу вступили в бой.

Без сомнения, они выжидали, на чьей стороне окажется перевес, прежде чем приниматься за дело.

Сэр Роберт наблюдал за Елизаветой.

– Я понимаю, о чем вы думаете, миледи: что они заботились только о себе. Но вам следует знать: утром в день сражения Ричард приказал Стэнли присоединиться к нему, если он хочет увидеть своего сына живым, и Стэнли ответил, что ему это не по душе и у него есть другие сыновья. Ричард пришел в ярость и приказал своим капитанам убить лорда Стрэнджа, но те отказались, и, так как близилась битва, ему оставалось только велеть им, чтобы они держали узника под бдительным надзором, пока он сам не разберется с ним после боя.

– Стэнли вел опасную игру, – заметила Елизавета, пожалев, что усомнилась в его преданности.

Сэр Джон осушил свой кубок.

– Битва была жаркой. Нам повезло, Роберту и мне, на нас ни одной царапины. Люди сражались как черти. Когда стало казаться, что Ричард проигрывает, мы опасались, как бы ему на помощь не пришел граф Нортумберленд, однако тот, хотя и находился поблизости со своими людьми, ничего не предпринял. А потом Ричард словно обезумел: вероятно поняв, что его покинули те, на кого он рассчитывал, он предпринял последний отчаянный бросок в сторону знамени с красным драконом, под которым стоял Ричмонд, убил знаменосца и уже готов был зарубить самого Ричмонда, но тут на него обрушился Стэнли со своими людьми, и это решило исход битвы. Небеса даровали победу Ричмонду.

– А что случилось с Ричардом? – спросила Елизавета.

– Позвольте мне сказать правду: к его чести, он вел себя как благородный воин и доблестно защищался до последнего вздоха, снова и снова выкрикивал, что его предали, и восклицал: «Измена! Измена! Измена!» – ответил ей сэр Роберт.

– Да, – поддержал его Хеллиуэлл. – Я тоже отдаю ему должное, хоть он и был тиран. Он пал, мужественно сражаясь, когда на него со всех сторон насели враги.

– Корона упала с его головы и закатилась под куст боярышника, – возобновил свой рассказ сэр Роберт. – Лорд Стэнли достал ее оттуда и возложил на голову Ричмонду, солдаты прокричали: «Боже, храни короля Генриха!» И, как вы можете представить себе, миледи, его милость исполнился безмерной радости. Все восхваляли его, будто он ангел, посланный Небом, чтобы избавить людей от возобладавшего над ними зла.

– Дети короля Эдуарда наконец отомщены, – тихо промолвил сэр Джон, и в тот момент Елизавета поняла, как сильно люди обозлены на Ричарда.

– И теперь нами будет править новая династия, – вторил ему сэр Роберт. – Чтобы отомстить за белую розу, расцвела красная роза. Миледи, мы ждем счастливого союза между прославленными домами Ланкастеров и Йорков.

Уолтер Стейбл и другие люди, столпившиеся в холле, подняли свои бокалы:

– За короля Генриха и королеву Елизавету!

Она встала и сделала реверанс, все радостно приветствовали ее. А сама Елизавета думала лишь о том, как гордилась бы мать, будь она сейчас здесь! Потом она вспомнила и обо всех тех, кто сложил голову на поле брани, чтобы привести ее к этому триумфу.

– Скажите мне, кто погиб при Босворте, – обратилась она к рыцарям.

– Герцог Норфолк, мадам, – ответил ей Хеллиуэлл, – сэр Роберт Брэкенбери, констебль Тауэра, сэр Ричард Ратклифф, ближайший советник Узурпатора, и еще тысяча человек, сражавшихся за Ричарда.

– Сколько погибших со стороны нового короля?

– По нашим подсчетам, около двухсот.

Елизавета перекрестилась:

– Прискорбно, что стольким людям пришлось отдать жизни, чтобы правда восторжествовала над силой. Я прикажу отслужить мессу об упокоении их душ. – Она сморгнула грозившие вот-вот пролиться слезы.

Сэр Роберт мягко обратился к ней:

– Мадам, пришло время смотреть в будущее. Его милость прислал нас, чтобы мы сопроводили вас и милорда Уорика в Лондон со всеми возможными удобствами и поспешностью. Там вы разместитесь вместе со своей матушкой королевой. А до тех пор вы находитесь под моей защитой, и вам будут служить и оказывать почести как будущей королеве Англии.

– Уорик поедет со мной? – спросила Елизавета.

Уиллоуби немного смутился:

– Нет, миледи. Сэр Джон повезет его отдельно. С вами будет леди Маргарет. Как только ваша милость подготовится к отъезду, мы сразу тронемся в путь, переночуем в Йорке, а потом двинемся по Большой северной дороге на юг.

Елизавета поспешила в свою комнату и приказала горничной паковать вещи, которые та еще совсем недавно вынимала из сундука. Оставив девушку заниматься делом, сама она прошла в часовню и опустилась на колени, пытаясь успокоить смятенный дух. Немного уняв бурлившее в груди возбуждение, Елизавета возблагодарила Господа за дарованную королю Генриху победу.

– Пусть ничто не помешает нашему браку, – добавила она в завершение молитвы.

Ей вдруг пришло в голову, что теперь, раз корона уже у Генриха, он может взять себе жену из чужих краев, девушку, красота, возраст и состояние которой придутся ему больше по вкусу. Чем дольше Елизавета размышляла об этом, стоя на коленях на твердом полу, тем сильнее беспокоилась. Она была законной королевой Англии, и весь мир ждал, что Генрих женится на ней, чтобы утвердить свои права на завоеванную власть. «Соберись! – приказала себе Елизавета. – Зачем выдумывать проблемы, когда есть все основания радоваться?» Просто за последние два года произошло столько неприятных событий, что она почти привыкла ожидать худшего. Надо прекратить это и смотреть в будущее, которое, судя по всему, сулило блеск и процветание.

Закончив молитву, Елизавета встала и решительно спустилась вниз, где ее ждал эскорт. Увидев, сколько людей пришли пожелать ей счастья и проститься с нею, она заулыбалась. «Все будет хорошо», – сказала себе Елизавета. Когда она встретится с Генрихом, в этом не останется никаких сомнений. Господь всегда помогает тем, кто верит в Него, поэтому она перестанет беспокоиться и будет во всем полагаться на Его волю.

В тот вечер в Йорке, за ужином, устроенным для гостей приором монастыря францисканцев, мужчины говорили о сражении при Босворте и о том, как Всемогущий Господь явил там свою руку.

– Тиранам никогда не удается долго процветать, – заявил приор. – Господь судит людей по их тайным делам.

Елизавета, сидевшая рядом с подавленной Маргарет, которая беспокоилась о брате, ободряюще сжала руку кузины. Все уладится, она была уверена, особенно когда Генрих поймет, что Уорик не такой, как другие дети.

Ее и саму преследовали мысли о том, какие еще секреты хранил Ричард. Лгал ли он ей о принцах? С болью в сердце она сознавала, что сейчас на престоле, отнятом Ричардом, должен был сидеть ее брат, Эдуард Пятый. Одно это уже являлось преступлением. Но теперь Господь свершил возмездие.

– Что сталось с телом Узурпатора? – спросила Елизавета.

Рыцари смущенно переглянулись.

– Его похоронили в церкви Серых Братьев в Лестере, – наконец ответил ей сэр Роберт.

– Вы мне чего-то недоговариваете, – с вызовом сказала Елизавета.

– Увы, ваша милость, его тело было подвергнуто поруганию, но детали не годятся для женских ушей.

– Поруганию? Что вы имеете в виду? Я настаиваю, чтобы вы мне сказали.

Сэр Роберт замялся.

– Солдаты раздели его и перекинули через седло, надев ему на шею петлю, как у висельника, и так отвезли тело, заляпанное грязью и тиной, в Лестер, где оно два дня было выставлено напоказ в коллегиальной церкви Ньюарка, прежде чем его захоронили.

Елизавета предполагала, что имелись и другие подробности, о которых Уиллоуби умолчал, но не стала допытываться. Поведение солдат было непростительным, но кто стал бы винить их? Ричард сам навлек на себя такую участь. Некоторые могли бы сказать, что он получил возмездие за свои преступления.

По пути в Лондон к Елизавете присоединились многие лорды и леди, так что на подъезде к городу ее небольшой поначалу эскорт превратился в радостную кавалькаду, которая длинной лентой тянулась в столицу. Сидя в носилках, Елизавета отвечала на приветствия горожан, которые узнавали принцессу и встречали радостными возгласами; ее очень трогала эта демонстрация любви. Это придавало ей уверенности, так как по мере приближения судьбоносного момента встречи с Генрихом сердце у нее трепетало все сильнее.

Очевидно, он и правда намеревался взять ее в жены, но теперь новая тревога подняла свою голову гидры. Ночью Елизавете вдруг подумалось, что, пока она не стала законной супругой Генриха, по сути, она является его соперницей и претенденткой на трон, даже будучи женщиной; и наверняка он знает, что она может передать свое право на обладание властью любому мужчине, за которого выйдет замуж. Однако единственное присланное ей Генрихом письмо не вызывало подозрений относительно его намерений, скорее наоборот. Союз между ними был популярен в народе, так что едва ли Генрих видит в ней врага или откажется от обещания, которое привлекло на его сторону столько йоркистов. Оказанный ей почетный прием давал ей повод поверить, что она скоро станет королевой.

И тем не менее нечто крайне важное беспокоило принцессу и разъедало ей душу с того момента, как она узнала о короновании Генриха на поле брани и услышала, что его называют королем. Казалось, он принял королевский титул от своего имени, когда на самом деле получит право на него лишь после женитьбы на ней, только это придаст его статусу легитимность. Елизавета находила странным, что в Лондоне не организовали официальную церемонию встречи, не устроили никаких празднований по поводу ее прибытия, как делалось обычно при появлении в городе невесты короля. Конечно, это могло подождать до момента, когда сам Генрих окажется в столице. Или, тревожилась она, он не хотел делать слишком очевидным тот факт, что обязан своим королевским достоинством ей. Намеренно ли он сделал так, чтобы она не въезжала в Сити с триумфом как законная правительница? Претендует ли он на то, чтобы стать королем в собственном праве? Неужели такое возможно?

Конные носилки Елизаветы остановились на Темз-стрит, около Колдхарбора – высокой и величественной лондонской резиденции, принадлежавшей леди Стэнли и выходившей фасадом на реку. Там, в главном холле, ее ждали сама хозяйка и – хвала Господу! – мать с сестрами. Все они присели в глубоких реверансах, но потом королева простерла вперед руки, и Елизавета прижалась к ней, понимая, как сильно соскучилась. Затем настал черед сестер. Леди Стэнли с улыбкой смотрела на воссоединение семьи. Только Сесилии недоставало, чтобы счастье Елизаветы было полным и безусловным.

– Леди Стэнли, – промолвила она, целуя хозяйку дома. – Вы, наверное, очень гордитесь.

– Я мечтала об этом дне! – ликуя, воскликнула пожилая леди. – И, несмотря ни на что, верила: Господь подаст руку помощи праведным. Генрих победил, и мы можем радоваться, так как теперь нами будет править мой собственный, самый дорогой для меня король! – Она блаженно улыбнулась. – В нем вся моя радость в этой жизни, как будет и в вашей, моя дорогая. Скоро вы его увидите, он спешит на юг, но, разумеется, все хотят встретиться с ним и поздравить. Я сама жажду посмотреть на него! Я решила – и он согласен с этим, – что отныне меня будут называть «леди Маргарет, мать короля».

– Это вполне уместно, – отозвалась Елизавета.

Пока они разговаривали, страстная любовь леди Стэнли к сыну становилась все более очевидной. Трудно было поверить, что она не видела его четырнадцать лет. Казалось, между ними сохранилась очень прочная связь, по крайней мере с ее стороны, словно они никогда не разлучались. Маргарет наверняка заметит в Генрихе большие перемены. В последний раз он покинул Англию юношей четырнадцати лет. Теперь ему двадцать восемь, он взрослый мужчина и может показаться ей чужаком. Елизавета горячо надеялась, что долгие годы, проведенные вдали друг от друга, не скажутся на отношениях матери и сына, это важно для них обоих, и они легко наведут мосты.

В разгар возбужденной беседы подали закуски, после чего леди Маргарет лично проводила Елизавету в покои, которые Генрих велел подготовить для своей невесты. Они располагались рядом с комнатами, отведенными ее матери и сестрам.

– Мне поручено заботиться о вас, Бесси, – сказала ей королева, когда они поднялись по лестнице. – Это соответствует положению девушки, которая скоро станет невестой. А леди Маргарет будет отвечать за содержание и наставничество ваших сестер и кузенов, Уорика и леди Маргарет Кларенс, а также юного герцога Бекингема, которого привезли в Лондон.

– Уорик здесь? – спросила Елизавета.

– Да, – ответила ей Маргарет, – только после долгой поездки ему нездоровится, так что сегодня вы его не увидите.

– Тогда я буду ждать встречи с ним позже. Молюсь, чтобы мой брат Дорсет вернулся вместе с королем. Мы все так скучали по нему. Из всех сыновей у матери остался только он.

Маргарет явно испытала неловкость:

– Увы, моя дорогая, его милости пришлось оставить вашего брата во Франции заложником за долги.

Вот это удар!

– Но он приедет домой?

– Разумеется. Как только деньги будут возвращены.

Елизавета открыла дверь в свои покои. Комнаты были так красиво обставлены, вполне по-королевски, что она испытала облегчение. Все закончится отлично. Колесо Фортуны наконец повернулось в благоприятном направлении.

Смыв с себя грязь после долгого путешествия и переодевшись, Елизавета долго разговаривала в гостиной с сестрами, удивлялась, как выросла Бриджит и как быстро учит буквы Екатерина. Анна, которой скоро исполнится десять, уже стала нежной красавицей с золотисто-каштановыми волосами и голубыми глазами. Затем к ним присоединилась Маргарет Кларенс, и они все много смеялись.

Вернувшись к себе в комнату, пока горничные занимались ее платьем для ужина, Елизавета загрустила: Генрих не передал ей ни словечка, ни какого-то приветственного знака. Но ведь леди Маргарет сказала ей, что он держит путь на юг из Босворта. Скоро ее суженый будет здесь, и тогда – даст Бог – все будет хорошо.

Уорик не появился ни назавтра, ни послезавтра. На третий день перед утренней мессой мать вошла в спальню Елизаветы:

– Уорика отвезли в Тауэр. Леди Маргарет сказала мне, что это сделано из предосторожности и она уверена, он там не задержится.

– Надеюсь, что нет! Уорик и мухи не обидит. – Елизавета подтянула пояс. – Он милый мальчик, разве что немного заторможенный.

– Не думаю, что король Генрих разделяет ваше мнение. Если бы не Закон о лишении прав и состояния Кларенса, Уорик был бы законным наследником дома Йорков. Ваши права более основательны, но вы женщина. Вероятно, Генрих опасается, что некоторые йоркисты теперь могут посчитать, что Уорик предпочтительнее вас, и затеют беспорядки.

– Значит, не совершив никакого проступка, из-за одного своего происхождения он заключен в темницу? – Елизавета ужаснулась.

– Как и ваши несчастные братья, – напомнила ей мать. – Невиновность не является оружием против людских козней. Когда ситуация успокоится и пройдет коронация, его наверняка выпустят. Будем на это надеяться. Но не стоит долго думать о печальных вещах. Мы должны быть благодарны за великое счастье, которое нам выпало. Ваш отец желал этого брака. Если бы не его смерть, вы были бы помолвлены с Генрихом. Впереди лучшие времена, Бесси.

– Да! – Елизавета взяла руки матери и сжала их, думая про себя, сколько еще ей ждать, пока Генрих приедет и сделает ее своей королевой.

Третьего сентября новый король триумфально въехал в Лондон. В Колдхарборе были слышны радостные крики толпы. Леди Маргарет, надев отороченную горностаем накидку, отправилась в собор Святого Павла встречать сына и благодарить Господа за его победу и обретение короны. Елизавете тоже хотелось бы присутствовать там.

Вернулась Маргарет, преисполненная впечатлений от состоявшихся церемоний и оказанного ее сыну пышного приема. Потом, устроившись у очага в главном покое, она пригласила Елизавету и ее мать сесть в кресла напротив нее и лучисто заулыбалась им.

– Бесси, когда его милость удалился в Епископский дворец для участия в первом заседании Тайного совета, я осталась там, чтобы понаблюдать за происходящим. И первым делом он заявил о своем намерении жениться на вас.

Елизавета воспрянула духом. С нее как будто сняли тяжкую ношу. Мать приосанилась, ее так и распирало от гордости.

– Дело обсуждалось долго, – продолжила Маргарет, – но есть два препятствия, которые необходимо устранить, прежде чем свадьба состоится. Парламент должен аннулировать акт, который подтверждал титул Узурпатора, а вас объявлял незаконнорожденной. Необходимо восстановить ваш королевский статус, ведь нельзя и подумать о том, чтобы король основал свою династию, женившись на девушке, запятнанной обвинением в незаконнорожденности. После этого нужно получить разрешение, так как вы состоите в четвертой степени родства.

Елизавета теребила юбку, немного расстроенная тем, что услышала.

– Не надо так переживать, дитя мое. Это простые формальности. Вам придется только немного потерпеть. Но главное, вас это обрадует, его милость пожелал встретиться с вами. Через два дня он будет в Тауэре и просил привезти вас туда.

Наконец-то! Настал момент, которого она ждала так долго, боясь, что он никогда не придет. Скоро она увидит своего нареченного во плоти.

Елизавета посмотрелась в зеркало. Это было не старомодное полированное серебро, а венецианское стекло. То, что она там увидела, порадовало ее. Длинные рыжие волосы накидкой рассыпались по плечам. Бледные щеки пришлось пощипать, чтобы они стали немного румянее. Глаза были ясные и красивые, губы красные, как вишня. Девическое платье из белого дамаста имело новомодный квадратный вырез и рукавчики из меха горностая, а на шею она надела роскошный золотой торквес[24]24
  Торквес – кельтская разновидность шейной гривны: ожерелье из бронзы или золота, которое надевали на шею.


[Закрыть] с драгоценными камнями.

Королева и леди Маргарет, увидев ее, заулыбались.

– Вы ослепите красотой любого жениха, – сказала Маргарет.

– Королю действительно повезло, – поддержала ее мать.

– Им обоим повезло, – поправила ее Маргарет.

Королевская барка доставила Елизавету по Темзе к Тауэру, где она сошла на берег у Корт-гейта и была проведена в сопровождении эскорта по лестнице королевы к башне Байуорд. Елизавета впервые была в Тауэре с того момента, как сюда отправили ее братьев, и ей было больно думать, что они или их тела могли находиться где-то внутри этих стен. В голове у нее пронеслось мимолетное воспоминание о бомбардировке крепости, которую ей довелось пережить много лет назад, и Елизавета вздрогнула. Но теперь все будет по-другому. Борьба между Ланкастерами и Йорками завершилась.

Граф Оксфорд, новый констебль Тауэра, встретил ее и сопроводил в королевский дворец, в залу с огромным камином под козырьком во французском стиле и яркими росписями на стенах, где были изображены ангелы в зеленых и пунцовых одеждах.

Только это Елизавета и успела заметить, потому что там, рядом с очагом, стоял высокий стройный мужчина в накидке из алой парчи и черной бархатной шапке с крупной, украшенной рубинами брошью. У него был светлый цвет лица, блестящие, как полированное золото, волосы длиной до подбородка, выступающая вперед челюсть, высокие скулы и брови вразлет, похожие на раскинутые птичьи крылья; серые глаза пристально смотрели на нее из-под тяжелых век. Не слишком красивый человек, но, безусловно, он привлекал внимание, от него исходило ощущение власти.

Улыбка, которой он одарил Елизавету, преобразила его лицо.

– Миледи, – произнес Генрих и протянул к ней руки раньше, чем она успела сделать реверанс. – Я так ждал этого момента.

– И я тоже, ваша милость, – ответила она, вкладывая в его руки свои.

Он наклонился и поцеловал их одну за другой.

– Мне говорили, что вы красивы, и это правда, – сказал Генрих. У него был французский акцент с оттенком уэльского. Он оказался действительно очаровательным мужчиной, но при этом Елизавета ощущала, что внутри у него сталь, и понимала, что он оценивает ее. Это было вполне естественно, ведь Генрих остро сознавал ее принадлежность к враждебному стану. – Выпьете вина? – спросил он.

– С большим удовольствием, сир, – согласилась Елизавета и не отрывала от него глаз, пока он наполнял для нее кубок.

– Садитесь, – предложил Генрих. – Я должен поблагодарить вас, миледи, за ваши усилия, предпринятые ради меня, они безмерно помогли моему успеху. Если бы не вы с лордом Стэнли и его друзьями, меня могло бы не быть сейчас здесь.

– Я решила сделать все возможное, чтобы поддержать ваше правое дело, – ответила она. – Узурпатор жестоко обошелся со мною и с моими близкими. Вы дали нам надежду на спасение и возвращение к нормальной жизни.

– Я предлагаю вам гораздо больше, Елизавета, – сказал Генрих. – Надеюсь, я могу называть вас так, ведь мы скоро поженимся?

– Конечно. – Она улыбнулась, начиная успокаиваться в его обществе.

– Тогда вы должны называть меня Генрихом. Никаких церемоний между нами, да? – Внезапно в его взгляде проскользнуло сочувствие. – У вас были трудные времена.

– У вас тоже… Генрих, – ответила Елизавета. – Провести столько лет в изгнании наверняка нелегко.

– Да, это нелегко. С пяти лет я был либо пленником, либо беглецом. И никогда не думал, что стану королем Англии.

– Ваша почтенная матушка без конца благодарит за это Господа, – молвила Елизавета.

– Я многим ей обязан. Она не теряла веры в меня.

– И неутомимо трудилась ради вас, даже рискуя своей жизнью.

– Она необыкновенная женщина. Надеюсь, вы с нею подружитесь.

– О, мы уже давно друзья, а в последнее время особенно сблизились.

Генрих вновь ослепительно улыбнулся ей:

– Думаю, мы с вами тоже хорошо сойдемся. Я считаю дни до нашей свадьбы. И ближайшие две недели проведу в Колдхарборе, чтобы у нас было время получше узнать друг друга. Моя мать объяснила вам, с чем связана отсрочка нашего брака?

– Да, она объяснила.

Елизавета обрадовалась, услышав, что он хочет провести с нею какое-то время, в его обществе она ощущала новый прилив сил. Им о стольком нужно поговорить, что она не знала, с чего начать. Но это может подождать. Главное – они понравились друг другу и имели общие цели. И он ей действительно нравился. У Елизаветы сложилось впечатление, что это чувство было взаимным.

Во время пребывания в Колдхарборе Генриху нужно было заниматься тысячей разных дел, и его мать постоянно кружила поблизости. Жених и невеста обедали и ужинали со своими матерями и сестрами Елизаветы, к которым Генрих постепенно привязывался, однако достаточно времени проводили и наедине. Рядом с домом не было сада, поэтому они сидели во дворе – стояла ранняя осень, и погода радовала, – а иногда играли в шахматы или карты в гостиной, но нередко просто разговаривали, обнаруживая, что у них много общего, особенно любовь к музыке и легендам о короле Артуре и Камелоте.

– Я его потомок, вы знаете, как и древних королей Британии, – сказал Елизавете Генрих. – Одним из моих предков был могучий уэльский принц Кадваладр, король Гвинеда. Именно поэтому у меня на знамени вышита его эмблема – красный дракон, и я использую этот знак на своем королевском гербе. – В глазах у него появилась мечтательность. – На смертном одре Кадваладр предсказал, что выходец из Уэльса восстановит древний королевский род Британии и власть его потомков распространится на весь остров. Я верю, что его пророчество сбылось на мне.

Елизавета обмерла. Послание было ясное: Генрих Тюдор видел себя истинным наследником тех древних правителей, а явившихся вслед за ними – саксов, норманнов, Плантагенетов – узурпаторами власти.

– Мой отец очень гордился своим происхождением от Кадваладра, – торопливо проговорила она, не желая допускать никаких намеков на то, что король Эдуард будто бы не имел прав на трон. – А со стороны своего предка Роджера Мортимера, который женился на Гвладис Ду, дочери принца Лливелина ап Йорверта, я происхожу от древних принцев Уэльса.

– Значит, вы самая подходящая жена для короля – уэльсца по рождению, – заявил Генрих, взял руку Елизаветы и запечатлел на ней поцелуй. В губы он ее еще ни разу не поцеловал. – Но я должен учитывать глубинные чувства англичан. Они не доверяют иностранцам, даже уэльсцам. Мне бы не хотелось, чтобы мои подданные считали меня чужаком, а потому я намерен продемонстрировать свою преданность их и моему покровителю святому Георгию.

Елизавета понимала: есть обстоятельства, которые разделяют их с Генрихом, и эти неурядицы нужно уладить. Ей хотелось напомнить ему, что без нее его претензии на трон слабы и их легко могут оспорить. У любого из членов династии Йорков обнаружится не меньше, а то и больше прав на власть. Пока они не поженятся, Генрих будет уязвим. Он явно понимал это, мать говорила ей, что он начал отсчет времени своего правления со дня, предшествовавшего битве при Босворте, фактически объявив изменниками Ричарда и всех тех, кто сражался за него. Мать была в шоке.

– Как же короли в будущем смогут иметь уверенность, что в день битвы подданные не покинут их из страха быть обвиненными в измене?! – воскликнула она. – Простите, Бесси, я не должна критиковать вашего будущего супруга, но это слишком.

Тем не менее Генрих издал указ о помиловании всех простолюдинов, которые сражались при Босворте. Сторонники Ричарда были либо рассеяны, либо посажены в тюрьмы. Норфолк пал на поле брани, а его сын граф Суррей находился в Тауэре, как и граф Нортумберленд. Генрих сказал Елизавете о своем намерении через какое-то время простить и освободить их. Некоторые былые противники нового короля благоразумно переметнулись на его сторону, остальные скрылись. Кузен Елизаветы Линкольн примирился с Генрихом и получил не только прощение, но и место в Совете. Она надеялась, этого будет достаточно, чтобы завоевать его преданность на долгий срок, особенно притом, что Линкольн был объявлен преемником Ричарда. Даже бабушка Йорк прислала поздравления Генриху, хотя мать сказала, что сделать это для нее было все равно что получить удар под дых, ведь из-за него погиб ее сын. Однако Елизавета знала, что эта женщина всегда поступает правильно и расчетливо.

Из всех членов дома Йорков только тетя Маргарита не прислала поздравлений. Со стороны Бургундии отчетливо повеяло холодом.

– Совершенно ясно, что Маргарита ненавидит Генриха, ведь он убил ее брата и сверг с трона Йорков, – рассуждала мать. – Она для него недосягаема, потому не боится проявлять враждебность к нему. Генриху следует остерегаться ее: она сильная женщина и мастерица строить козни.

Елизавета выбросила из головы мысли об угрозе со стороны тети Маргариты. У нее имелась более насущная проблема, о которой она не решалась заговорить с Генрихом, а тот наверняка знал о намерении Ричарда жениться на ней. Задумывался ли он, насколько велико было ее желание согласиться на этот брак? Знал ли о письме, которое она отправила Норфолку? Елизавета горячо надеялась, что нет, так как оно выдавало ее желание вступить в этот союз по личным причинам. В глазах Генриха такой поступок, совершенный после того, как он публично поклялся взять ее в жены, мог выглядеть предательством.

Настал день, когда Генрих вернулся домой в странном настроении. Он выглядел озабоченным, в его манерах появилась холодность, которая расстроила Елизавету. Они играли в карты, и его король побил ее королеву. Ирония ситуации не ускользнула от них обоих, и Генрих вопросительно взглянул на свою партнершу.

– Странно думать, что когда-то вы были моим врагом, – заметил он.

– Едва ли я им была, – возразила Елизавета. – Вас опасался мой отец. И эта вражда благополучно завершилась.

Генрих помолчал, прищурился:

– И тем не менее вы планировали выйти замуж за Узурпатора, который хотел уничтожить меня и принес столько горя вашей семье. Это был злонамеренный и жестокий план – самый подлый, о каком я только слышал. – Его гнев ощущался еще сильнее, оттого что он выражал свои чувства тихо и кротко.

Наступила тишина. Елизавета подыскивала верные слова для оправдания своих действий:

– Я думала, что у меня нет выбора. Мне казалось, это единственный способ получить корону, которая по праву принадлежала мне, и обеспечить будущее своих сестер и матери. Восстание Бекингема было подавлено. Я считала ваше дело проигранным и оставила надежды на ваш приезд.

Генрих искоса глянул на нее:

– А как вы примирили свою совесть с тем, что выйдете замуж за человека, который расправился с вашими братьями?

– Это был вопрос приоритетов! – резко ответила Елизавета. – Мне пришлось пожертвовать собой и усмирить голос совести ради высшего блага. Кроме того, Ричард заверил меня, что не убивал моих братьев. По его словам, они исчезли из Тауэра, а виноват в этом Бекингем. Мне очень хотелось, чтобы они были живы, и я поверила ему.

Генрих кивнул:

– Я понял вас. Но сдается мне, Ричард значил для вас больше, чем вы хотите мне показать. Что вы скажете на это? – Он вынул из дублета листок бумаги и положил его на стол.

Елизавета пришла в смятение, узнав свое письмо к Норфолку. Там были слова, которых, как она надеялась, Генрих никогда не прочтет. «…его милость – моя единственная радость и надежда в этом мире, я принадлежу ему сердцем и мыслями, телом и всем своим существом». Неудивительно, что Генрих взъярился.