Текст книги "Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза"

– Сегодня вы заставили ликовать сердца многих истинных англичан, – сказал Генрих, заключая жену в объятия в Расписной палате, где поджидал ее.

Разгоряченная вином и своим триумфом, Елизавета охотно отдалась его поцелуям, а руки Генриха тем временем ловко расправлялись со шнурками, и вот уже багровое платье соскользнуло с ее плеч и кипой опустилось на пол.

На следующее утро король и королева отправились с леди Маргарет и принцессами слушать мессу в церкви Святого Стефана, их сопровождали восемьдесят леди и придворных дам. Затем Елизавета сидела на троне в зале парламента и принимала гостей. Справа от нее, выпрямив спину, восседала леди Маргарет, а слева разместились Сесилия и их тетка Кэтрин Вудвилл, вдовствующая герцогиня Бекингем, которая вышла за Джаспера Тюдора, теперь герцога Бедфорда. После торжественного обеда, состоявшегося вслед за церемонией приема гостей, Елизавета возглавила танцы вместе со своими дамами.

Теперь она стала настоящей королевой.

В марте 1488 года, хотя Артуру было всего только восемнадцать месяцев от роду, Генрих принялся подыскивать ему невесту. Его наследнику нужна только самая лучшая партия, однако, действуя на королевском брачном рынке, он проявлял большую осмотрительность из опасения, поделился он с Елизаветой, что другие европейские правящие дома видят в нем узурпатора. Опасения оказались напрасными, и Генрих пришел в неописуемый восторг, когда ему открылась возможность брачного союза с могущественной Испанией. Он быстрым шагом вошел в покои Елизаветы, чтобы сообщить ей добрую весть.

– Испанские суверены готовы начать переговоры, – сказал он супруге, тепло обнимая ее. – Я даже не рассчитывал на такое. Они самые знаменитые и почитаемые монархи в христианском мире.

– Какая прекрасная новость! – воскликнула Елизавета и поцеловала мужа. Она давно восхищалась королем Фердинандом Арагонским и королевой Изабеллой Кастильской, которые не только объединили Испанию, вступив в брак, но и выигрывали тянувшуюся столетиями войну за освобождение королевства от оккупировавших его мавров. Как могла она не аплодировать королеве, которая по-настоящему правила своей страной и даже водила в бой армии?

– Альянс с Испанией наверняка укрепит позиции Англии и дома, и за рубежом, – сказал Генрих. – Это будет надежное подтверждение моих прав на корону.

– У них ведь несколько дочерей.

– Пять. Инфанта Каталина – младшая. Ей два года. Ее сестры уже сосватаны в великолепные браки, так что этот союз принесет нам ценные политические связи.

Заботиться о том, чтобы ее дети удачно женились или выходили замуж, входило в обязанности Елизаветы как королевы и матери, и она присутствовала, когда Генрих принимал недавно прибывшего в Англию нового испанского посла доктора Родриго де Пуэблу – коренастого, смуглого суетливого человечка, который первым делом пожелал увидеть принца.

Леди Дарси принесла Артура из детской и поставила его на пол, чтобы мальчик, пошатываясь, отвесил поклон родителям. Милый ребенок с рыжими волосами и очень светлой кожей выглядел очаровательно в костюмчике из золотой парчи. Малыш протопал к отцу и выставил вверх ручки. Генрих наклонился и поднял его, к очевидному удовольствию мальчика, который так и остался сидеть на коленях короля, воркуя сам с собой.

– Прекрасный принц, ваше величество, – заулыбался Пуэбла. – Он высок для своего возраста.

Генрих грациозно кивнул.

– Осмелюсь спросить, – продолжил посол, – не позволит ли ваше величество посмотреть на него… э-э-э… раздетого.

Просьба не безосновательная. Суверены должны увериться, что жених их дочери не обладает каким-нибудь уродством.

Генрих улыбнулся, поставил Артура на пол и погладил его по головке.

– Разумеется. Леди Дарси, прошу вас, разденьте его высочество.

Наставница подвела своего воспитанника к камину и принялась снимать с него одежду. Когда мальчик остался голеньким, она покрутила его, как будто играя. Елизавета про себя возблагодарила Господа, что Артур набрал вес и выглядел здоровым.

Доктор де Пуэбла кивнул:

– У вашего величества есть основания гордиться. Принц – ребенок замечательной красоты и изящества. Я вижу в нем множество превосходных качеств. Внешностью он, конечно, напоминает свою прекрасную мать. – Посол отвесил поклон Елизавете. – Я передам все это своим суверенам.

Генрих еще раз милостиво улыбнулся ему, затем подал знак леди Дарси одеть Артура и унести его в детскую.

– Тогда давайте приступим к делу, – продолжил король.

Елизавета восприняла это как намек, что ей нужно удалиться. Однако после обеда Генрих пришел в ее покои хмурый:

– Доктор де Пуэбла явно питает сомнения насчет брака. Он имел наглость заявить, что, принимая во внимание происходящее каждый день с королями Англии, можно только удивляться намерению Фердинанда и Изабеллы отправить сюда свою дочь. И это после того, как я последние три года стремился установить мир в стране. Но, подозреваю, это личное мнение посла, а не его суверенов.

Елизавета тоже почувствовала себя обиженной. Войны Ланкастеров с Йорками остались в прошлом, и в Артуре притязания обеих сторон объединились. Прошло несколько недель напряженного ожидания, а потом они с Генрихом вздохнули с облегчением – в апреле доктор де Пуэбла получил указания от Фердинанда и Изабеллы заключить соглашение о браке между инфантой и принцем Артуром.

Пышное красное платье с отделкой из горностая едва налезло на Елизавету. Она смотрела на себя в зеркало, а горничные с трудом шнуровали его. Только бы ей не растолстеть, как отец, но ему было за тридцать, когда он начал набирать вес, к тому же Эдуард любил хорошо поесть. Нужно следить за диетой.

Придворная дама надела через плечо королеве синюю ленту ордена Подвязки. Это был День святого Георгия в 1489 году. Елизавету ждал пир для кавалеров и дам ордена Подвязки. Она, леди Маргарет и Генрих должны присутствовать на ежегодных церемониях в церкви Святого Георгия – великолепной и еще не завершенной, основанной отцом Елизаветы в Виндзоре. У нее всегда щемило сердце, когда она молилась там, потому что в этой церкви находилась отцовская могила. Прошло уже шесть лет после его смерти, а Елизавета до сих пор тосковала по нему.

Однако на этот раз имелись особые поводы для торжества. В прошлом месяце был подписан договор в Медина-дель-Кампо, которым завершились переговоры о помолвке Артура. Генрих едва ли не потирал руки от радости, так как инфанта должна была принести Англии приданое в двести тысяч крон. Это стало триумфом его международной политики. Признание Испанией поставило Тюдоров на один уровень с величайшими европейскими монархиями.

Пройдет много лет, прежде чем этот брак будет заключен. Артуру еще не исполнилось и трех лет, а Каталина всего на девять месяцев старше его. Елизавета по собственному горькому опыту знала, что помолвки разрывают, и могла только молиться, чтобы этот великий брачный союз стал реальностью.

После торжеств ордена Подвязки Генрих поехал на север, в Йорк. Граф Нортумберленд был убит во время бунта, возникшего в ответ на повышение налогов, король собирался возглавить судебное разбирательство и преподать урок мятежникам.

Возвращение Генриха домой, в Виндзор, оказалось радостным, так как Елизавета могла обрадовать его известием, что снова ждет ребенка.

– Это лучшая новость, какую вы только могли мне сообщить, Бесси, – сказал он, горячо целуя ее. – Теперь вам нужно беречь себя и вашу драгоценную ношу.

Долгие месяцы беременности король суетился вокруг супруги, осыпал ее подарками: рулонами черного бархата, желтовато-коричневого сукна и мягкой льняной ткани, коврами, пуховыми перинами и постельным бельем из голландского полотна. Он установил новые правила уединения перед родами для королевы, следуя подробным советам своей матери, и часто говорил о сыне, который скоро присоединится к Артуру в детской. Ни один муж не мог быть более заботливым.

Елизавете нравилось, что ее балуют, ласкают и потакают ей. Леди Маргарет неотступно была рядом и следила, чтобы невестка ни в чем не нуждалась. Матушку Мэсси пригласили снова, и она побуждала королеву делать дыхательные упражнения. Лето Елизавета провела приятно – много гуляла, загорала в саду, каталась на лодке по Темзе, сплетничала со своими дамами и посещала мать в Бермондси. Она даже съездила в Беркхэмстед и навестила бабушку Йорк. Та сильно постарела, но с удовольствием слушала рассказы внучки об Артуре и жизни при дворе, а при расставании от всего сердца благословила ее.

Накануне Дня Всех Святых Елизавета удалилась в свои покои в Вестминстере. Прежде чем устраниться от публичной жизни, она прошла с процессией на мессу в церковь Святого Стефана, где свет факелов рассеивал осенний сумрак. Когда пропели «Agnus Dei»[31]31
  «Агнец Божий» (лат.).


[Закрыть], Елизавету отвели в главную залу, где она стояла под балдахином с гербами и пила поднесенное ей вино с сахаром и пряностями. Затем прозвучал голос камергера:

– Милорды и леди, от имени королевы прошу вас и всех собравшихся здесь молиться, чтобы Бог послал ей счастливый час.

Это был сигнал для Елизаветы удалиться в опочивальню, потолок и стены которой затянули новой синей тканью с орнаментом из золотых лилий и завесили прекрасными гобеленами. Бо́льшую часть комнаты занимала роскошная кровать под балдахином, рядом с которой находилась постель меньшего размера, осененная бархатным пологом с вышитыми на нем ярко-красными розами и накрытая покрывалом с оторочкой из меха горностая. Кроме того, в спальне королевы имелись алтарь, на котором поставили несколько религиозных реликвий, и огромный буфет, полный съестных припасов.

Елизавета повернулась к Маргарет:

– Я вижу, вы приложили к этому руку, дорогая матушка, и не знаю, как отблагодарить вас. Гобелены великолепны.

– Мы решили, что лучше повесить с цветочным орнаментом и пейзажами, чем с людьми, – объяснила Маргарет. – Вдруг младенец испугается темных, глядящих на него фигур.

Елизавета подошла к входу в спальню и поблагодарила ожидавших снаружи лордов, после чего камергер задернул штору, прикрывавшую дверной проем, и затворил дверь. Отныне ни один мужчина, за исключением короля и духовника королевы, не войдет сюда. На время уединения перед родами обязанности служителей двора возьмут на себя дамы.

После обеда Елизавета радостно встретилась с матерью, та приехала навестить ее и останется с нею до рождения ребенка. Еще больше обрадовалась она, когда Генрих, нарушая им же самим введенные правила, попросил их обеих принять нового французского посла, который приходился родственником вдовствующей королеве. Разумеется, леди Маргарет присутствовала на встрече, как всегда дружелюбная, как всегда внимательная. Очевидно, Генрих больше не видел угрозы в матери Елизаветы. И тем не менее – а Елизавета снова просила его об этом – он не позволил ей покинуть Бермондси.

Последний месяц беременности тянулся медленно, развлечений было мало. Спальня производила на Елизавету гнетущее впечатление – все было затянуто тканями, кроме одного окна. Ей хотелось присутствовать на церемонии посвящения Артура в рыцари ордена Бани, для чего мальчика привезли в Вестминстер, однако, хотя протокол позволял это, она не могла никуда пойти, так как у нее в это время начались схватки. К счастью, роды на сей раз прошли быстрее. В девять часов вечера матушка Мэсси положила ей на руки новорожденную дочь – сердитую, пинающуюся малютку с облачком пушистых рыжих волос на голове. Елизавета ощутила в себе прилив любви.

Генрих сразу пришел к ней:

– Прекрасная дева! Cariad, какой бесценный подарок! – Он наклонился поцеловать жену и взял у нее из рук дочку. – Маргарет, – сказал король, сияя улыбкой и обращаясь к матери. – Ее нужно назвать в вашу честь, моя дорогая матушка. – (Малышка сердито глянула на него и замахала крошечными кулачками.) – Она определенно здорова.

– Вы не расстроены, что это не сын?

– Нисколько. – Генрих улыбнулся. – Мы еще молоды, Бесси, у нас много времени. Сейчас я рад этой крепышке. Принцессы – ключ к великим союзам. Мы найдем вам прекрасного принца, да, мое сердце!

Малышка ясно выразила свое недовольство громким криком.

После того как Артура привели повидаться с сестренкой и он погладил ее по головке, сказав благоговейно: «Ляля!» – Елизавету оставили отдыхать. Спала она крепко, утомленная родами, но счастливая и довольная, а мать сидела рядом с нею за шитьем.

На следующий день новорожденную принцессу торжественно отнесли в церковь Святого Стефана, чтобы совершить обряд крещения. Как и в предыдущий раз, Генрих с Елизаветой ждали, пока ее принесут к ним обратно для благословения и положат в дубовую колыбель под парчовым пологом, застланную мехом горностая.

Позже в тот же день в зале парламента Артура сделали принцем Уэльским, а вечером Генрих привел его к Елизавете и рассказал ей, как хорошо вел себя их сын, когда сидел на троне под балдахином с гербами и во главе стола на пиру, устроенном в честь этого события.

– Вы когда-нибудь станете прекрасным королем, – сказал он мальчику.

– Но это произойдет еще не скоро, я надеюсь, – молвила Елизавета, протягивая руку к мужу, пока Артур полз к ней по постели.

Она еще не вставала после родов, когда ей пришло личное послание от короля Фердинанда, который сообщал, что он захватил город Бака в королевстве Гранада и сильно преуспел в борьбе против мавров. «Так как наша победа должна интересовать весь христианский мир, – писал он, – мы посчитали своей обязанностью уведомить о ней королеву Англии». Елизавете это понравилось. Фердинанд легко мог написать одному только Генриху или им обоим вместе, но он признал ее статус законной королевы Англии.

Елизавета раздумывала, как ей ответить на это послание, когда появилась леди Маргарет.

– Не хочу беспокоить вас, Бесси, но несколько ваших дам подхватили корь.

Елизавета инстинктивно склонилась над колыбелью:

– Они были здесь?

– Хвала Богу, нет. Но я считаю, вам нужно оставаться в уединении, пока опасность не минует.

– А что с Артуром? – Елизавета вдруг страшно испугалась. Если он тоже заболеет, вдруг у него не хватит сил бороться с болезнью.

– Генрих сегодня же отправит его в Ричмонд. Он считает, там безопаснее. Привести к вам Артура, чтобы попрощаться?

– Нет. Я не хочу подвергать его ни малейшему риску.

Тут Елизавету осенило: только мать, любящая свое дитя, отказалась бы от встречи перед разлукой ради безопасности ребенка. Хоть Елизавета и была напугана, сердце ее исполнилось облегчения. Она все-таки любит Артура! Она нормальная мать!

Вспышка кори не утихала. Несколько придворных дам умерли. Елизавета быстро оправилась после рождения Маргарет, уже вставала с постели и сидела в кресле, тем не менее она оставалась в своих покоях и держала дочку при себе. Воцерковили ее только в праздник святого Иоанна, на третий день рождественских торжеств; церемония прошла тихо, без гостей. Через два дня Генрих велел перевести двор в Гринвич во избежание заражения. Маскарадов не устраивали, и развлечений было мало, однако король распорядился о назначении Князя беспорядка, который затевал всевозможные спортивные забавы и очень всех веселил.

К Сретению вспышка кори сошла на нет, и двор вернулся в Вестминстер. Генрих и Елизавета с процессией отправились в Вестминстер-Холл, а оттуда на мессу. После этого они смотрели представление в Белом холле. Той ночью Генрих в Райской постели обнял Елизавету и овладел ею после долгих месяцев воздержания. Став снова единым телом с ним, Елизавета испытала жизнеутверждающее ощущение. Потом они сонно лежали рядом, голова Елизаветы покоилась на плече Генриха. Он сказал ей, что увеличил содержание ее матери. Она про себя возликовала, уверенная, что скоро король разрешит теще вернуться в Чейнигейтс.

Глава 16

1491–1492 годы

Дождливым днем в конце июня 1491 года во дворце Гринвич появился на свет второй сын Елизаветы. Когда его положили ей на руки, она сразу ощутила любовь к нему. Рыжеволосый и крепкий мальчик был истинным Плантагенетом, копией ее отца, и легко мог сойти за младенца двух месяцев от роду.

Генрих, глядя на этого маленького богатыря, необыкновенно возгордился:

– Рождение этого малыша вдвое укрепляет мою династию. Мы назовем его в честь короля Генриха Шестого, которого вскоре, я уверен, причислят к лику святых, если золота, потраченного мною в Риме, хватит, чтобы подвигнуть на это папу! Генрих и мое имя тоже, так что оно вполне подходит.

Елизавета мимолетно вспомнила бедного полупомешанного Генриха Ланкастера, который дрожал от страха в Тауэре, – человек с нежной душой, он, к несчастью для себя, оказался в эпицентре гражданской войны. По милости Божьей, его юному тезке будет уготована более счастливая жизнь.

Завернутый в парчовую мантию с горностаем, новый принц в присутствии двухсот мужчин с факелами был крещен в близлежащей церкви монахов-обсервантов, в той же серебряной купели, что и Артур.

Мальчик рос и развивался прекрасно. Елизавета не спускала с него глаз. Именно это чувство она хотела испытывать и никогда не ощущала по отношению к Артуру, оно превосходило даже ее любовь к Маргарет. Генрих, или Гарри, как они его называли, был так похож на отца Елизаветы, что завоевывал все сердца. Елизавета не могла отделаться от желания, чтобы ее первенцем стал он, а не Артур. Гарри от рождения был гораздо крепче брата, и в нем чувствовалось нечто особенное, словно Господь с избытком наделил его разными дарованиями и талантами. Посмотрите только на эти пухлые маленькие ручки, которые тянутся во все стороны и хватают все подряд! По сравнению с Гарри бедный Артур выглядел хилым. В возрасте около пяти лет этот серьезный маленький мальчик упорно учился и старался изо всех сил удовлетворять отцовским ожиданиям. Гарри же, Елизавета это знала, ни к чему не придется прилагать усилий.

Увы, материнской идиллии не суждено было длиться долго. Как только Елизавету воцерковили, Генрих организовал двор для их детей во дворце Элтем, к востоку от Лондона. Элтем располагался в прекрасном месте на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на Сити. Елизавета хорошо знала этот дворец, он был одной из любимейших резиденций ее отца, который выстроил там главный холл с уносящимся ввысь потолком.

Когда Генрих сказал за обедом, что Гарри отправится в Элтем вместе с Артуром и Маргарет, Елизавета ударилась в слезы.

Король сжал ее руку:

– Элтем недалеко от Лондона. Вы сможете посещать детей, когда захотите. Леди Дарси будет отвечать за них, а мистресс Оксенбридж, у которой прекрасные рекомендации, станет няней Гарри.

– Знаю. Я сама ее назначила. Но мне невыносимо, что я пропущу младенчество Гарри. Больно думать, что он сильнее привяжется к своей няне, чем ко мне.

Генрих улыбнулся ей:

– Я уверен, этого не случится, особенно если вы будете часто навещать его.

– О, еще бы! Если вы позволите, я буду регулярно оставаться там.

– Конечно. А когда в Элтеме потребуется тщательная уборка, мы отправим детей в Шин или Гринвич. Оба дворца находятся достаточно далеко от нездорового лондонского воздуха. Но ваше место здесь, со мной, Бесси. У вас есть обязанности как у королевы. О детях хорошо позаботятся, и со временем вы займетесь вопросами их образования и организацией браков. Вот что делают хорошие матери.

Елизавета оценила старания Генриха ободрить ее, однако при расставании с детьми в Элтеме у нее надрывалось сердце, особенно когда младенец Гарри одарил Анну Оксенбридж, взявшую его, спеленутого, на руки, беззубой улыбкой.

Леди Дарси улыбнулась:

– Я знаю, оставлять их в первый раз нелегко, мадам. Но юный принц Генрих, кажется, вполне способен свыкнуться с переменами в жизни. Мы не дадим ему забыть о вас.

– Спасибо, – сказала Елизавета и сморгнула слезы. – Я приеду на следующей неделе.

В сопровождении своих дам она прошла к выходу из дворца. На великолепной крыше главного холла, которую поддерживали толстые деревянные балки, все еще блистали золоченые эмблемы ее отца – белая роза и лучистое солнце. Стоило Елизавете на мгновение закрыть глаза, как она легко могла представить, что время откатилось назад к тому моменту, когда этот зал был наполнен представителями двора Йорков и она была в центре внимания вместе со своим высоким величавым родителем, который в воспоминаниях представлялся ей средоточием всей жизни. Как бы он гордился своими внуками, особенно Гарри.

Когда колесница со стуком проезжала по подъемному мосту, Елизавета думала о том, что ее дети будут счастливы в Элтеме. А на следующей неделе она привезет рулоны бархата, атласа и дамаста, чтобы им сшили одежду. Важно блюсти их королевский статус с самого раннего детства.

Елизавета регулярно наведывалась в Элтем и постепенно привыкала к разлуке с детьми. Но жизнь никогда не текла для нее гладко. Всегда возникали поводы для беспокойства.

О новых слухах ей рассказала Анна, которой уже исполнилось шестнадцать.

– Я слышала, как дамы сплетничали, – сказала она, готовя Елизавету ко сну. – Опять пошли разговоры о том, что наши братья живы.

Елизавета затаила дыхание:

– Об этом толковали и прежде.

– Знаю. Но кто распускает эти слухи, Бесси? Это досужие сплетни или кому-то действительно хочется, чтобы так было? И есть ли в этих пересудах хоть капля правды? – Анна вспыхнула.

Популярность Генриха падала, так как он получил репутацию скряги. Но это был сильно упрощенный взгляд на вещи. Король старался накопить богатства, которые станут опорой его династии, ужесточал законы, чтобы знать не могла возвышаться и затевать войны, как было при Ланкастерах и Йорках. Некоторые принятые им меры вызывали недовольство, и неудивительно, что кое-кто желал возвращения юного и многообещающего Эдуарда Пятого.

– Хотелось бы мне знать, где источник этих слухов, – промолвила Елизавета, снимая кольца. – И еще я была бы не прочь разобраться наконец, что случилось с Нэдом и Йорком.

Анна поймала ее взгляд:

– По-вашему, они еще могут быть живы?

– Я долго думала об этом. Но отсутствие каких бы то ни было вестей от них, мне кажется, позволяет предположить, что они мертвы.

Анна кивнула:

– Я тоже так считаю.

На следующее утро Генрих неожиданно пришел в личные покои Елизаветы. Она в этот момент сидела со своими дамами и вышивала алтарный покров. Лицо короля было мрачным.

– Дамы, оставьте нас, – приказал он, и женщины под шорох шелковых юбок ретировались в большую залу.

Елизавета встала и прежде всего подумала о детях. Случилось что-то ужасное?

– У вас потрясенный вид, Генрих. В чем дело?

Король опустился на скамью у очага:

– В Ирландии объявился очередной самозванец.

Недавний разговор с Анной мигом всплыл в голове у Елизаветы. Связаны ли события в Ирландии с новой волной слухов?

– Неделю назад один бретонский торговый корабль пришвартовался в Корке. На борту находился некий юноша, прекрасный собою и великолепно одетый, он держался с таким достоинством, что люди сразу решили: это человек королевских или благородных кровей. Сперва пошли разговоры, будто он – сбежавший из Тауэра Уорик. А потом его объявили вашим братом Йорком. Юнец почти такого же возраста, как был бы нынче тот, и очень похож на вашего отца. Мои лазутчики сообщают, что этот юноша много знает о дворе короля Эдуарда. – Генрих откинулся на спинку скамьи и вздохнул. – Честно говоря, Бесси, я не знаю, что и думать.

Елизавета, трепеща, присела рядом с ним. Мог ли этот молодой человек действительно быть ее братом? Говорил ли Ричард правду об исчезновении принцев? О, если это Йорк…

Генрих взял ее руку:

– Я знаю, на что вы надеетесь. Но, Бесси, если этот юноша действительно ваш брат, многие люди скажут, что у него больше прав на трон, чем у меня, несмотря на акт, подтверждающий мой титул.

– Тогда нас отстранят от власти… и наших детей. О Генрих… Вы должны понять, как у меня разрывается сердце от противоречивых чувств. Моих братьев лишили будущего, все эти годы моя бедная мать, мои сестры и я сама мучились вопросом, что с ними сталось, всегда представляя себе самое худшее. Узнать, что Йорк жив, – это стало бы для нас самой лучшей новостью, а для вас и для меня – наихудшей. – Елизавета всхлипнула.

Генрих обнял ее.

– Я понимаю ваши чувства, – пробормотал он, уткнувшись в ее капор. – Но и вы должны понять, что теперь король – я. Меня назвал королем парламент. Если этот парень – Йорк… Все зависит от того, каковы его намерения и кто ему помогает. Кроме того, Бесси, я боюсь, что он заявит притязания на трон. Главное сейчас – узнать, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Проявите терпение и дождитесь, пока мы не разберемся в точности, с кем имеем дело.

– Хорошо, – сказала Елизавета, понимая, что это будет нелегко.

Анна и Екатерина, услышав новость, пришли в возбуждение.

– Не говорите никому, – предупредила сестер Елизавета. – Мы пока ничего не знаем наверняка. Этот юноша может оказаться самозванцем.

– Или нашим братом!

– Мы будем считать так, когда все прояснится, – возразила Елизавета, мысленно задаваясь вопросом: как же Генрих справится с этой проблемой?

Особого оптимизма Елизавета не испытывала, учитывая, как он обошелся с Уориком, который по-прежнему томился в Тауэре и, казалось, останется там навеки. Йорк, если это и правда он, одним своим существованием представлял угрозу для ее супруга и для нее самой тоже.

В течение нескольких недель Генрих собирал сведения и рассказывал о новостях Елизавете, когда, завернувшись в накидки, они гуляли по осеннему саду и палая листва шуршала у них под ногами.

– Четыре года назад этого мальчика взяли на службу к крестнику короля Эдуарда, сэру Эдварду Брэмптону, который после битвы при Босворте сбежал в Нидерланды. Брэмптон мог передать юноше все необходимые сведения о том, как была устроена жизнь при дворе вашего отца.

– Да, но знаем ли мы, кто он?

– Пока нет. Предположительно, он может быть незаконнорожденным сыном короля Эдуарда, что объясняло бы внешнее сходство. Однако, хоть этот парень и утверждает, будто до десяти лет рос при английском дворе, он слишком плохо знает английский.

Елизавета разрывалась между чувством облегчения и печалью.

– Это говорит само за себя. Никто не забудет родного языка, на котором говорил десять лет. Наверняка он самозванец.

– Порождение ума вашей тетушки Маргариты, не иначе, – мрачно изрек Генрих.

– Вы думаете, за этим стоит она?

– Очень может быть. После Стоук-филда Маргарита, без сомнения, ждала возможности сместить меня с трона. Могу поспорить, что Брэмптон подсунул ей этого паренька и она воспользовалась ситуацией, хоть и знает, что мальчишка вовсе не ее племянник.

Елизавета плотнее закуталась в накидку и вспомнила:

– Тетя Маргарита никогда не видела Йорка и могла поверить россказням этого юнца.

Генрих явно сомневался.

– Думаю, она искала какого-нибудь красивого юношу, чтобы тот изобразил из себя Плантагенета. Она вполне способна научить паренька всему, что нужно знать, дабы убедить людей, будто он – Йорк, и организовать приезд самозванца в Ирландию, где он станет будоражить йоркистов, тоже ей по силам.

– Да, она на такое способна. Но, Генрих, это все сплошные домыслы. Вы ведь не знаете точно, виделась ли моя тетка с этим парнем.

– Верно, – неохотно согласился король. Они стали подниматься по винтовой лестнице в покои королевы. – Но заговор мог оформиться и до его приезда в Ирландию. Тем не менее я убежден, что начало этим козням положено в Бургундии. Эта женщина пойдет на все, лишь бы свергнуть нас и поставить на мое место любого члена дома Йорков, хоть сколько-нибудь годного.

Елизавета не могла не согласиться с доводами Генриха, пусть даже ей претила мысль о том, что кто-то из ее родных может проявлять открытую враждебность к королю. Хватало того, что Линкольн восстал против него, но он дорого заплатил за это. Тетушку Маргариту Генрих тронуть не мог.

Они оказались у двери в покои Елизаветы, и Генрих поднес к губам ее руку для поцелуя:

– Мне нужно заняться проверкой счетов, Бесси, но я дам вам знать, если узнаю о самозванце еще что-нибудь.

У Елизаветы немного отлегло от сердца. Ирландский самозванец не мог быть ее братом, и это печально, зато Генрих теперь доверял ей, и это Елизавету радовало.

Король с королевой могли считать объявившегося в Ирландии юнца мошенником, но они не могли остановить распространявшуюся в народе новую волну слухов. Весть о том, что Йорк жив, гремела по всей Англии, вызывая много эмоций и кривотолков.

Генрих в раздражении показал Елизавете отчеты своих соглядатаев.

– Теперь уже нет никаких сомнений в том, что все это дело состряпано герцогиней Маргаритой, которая вызвала из небытия призрака, чтобы досадить мне! – кипел он. – И это более удачное подставное лицо, чем Симнел. Парень, выдающий себя за Плантагенета, давит на жалость и вызывает доверие. Люди словно находятся под действием каких-то чар.

Король бросил бумаги на стол и подсел к Елизавете, расположившейся у камина.

– Он заявляет, что был спасен людьми, которые пришли убить его брата. Можно подумать, те оставили бы его в живых!

– Но мы же не знаем точно, что Нэд мертв, – напомнила Генриху Елизавета. – Вы полагаете, самозванец попытается организовать вторжение в Англию?

– В настоящее время он, похоже, изо всех сил старается завоевать сердца ирландцев, без сомнения намереваясь впоследствии собрать армию. Но мои лазутчики сообщают, что успехи его невелики. Я пока придерживаюсь линии наблюдения. Возможно, это надувательство ни к чему не приведет.

– О, я так на это надеюсь, – сказала Елизавета.

Некоторое время о самозванце ничего не было слышно. Миновало Рождество, и вскоре повеяло весной. Казалось, ирландцы передумали поддерживать мнимого Йорка.

А потом, в марте 1492 года, когда Елизавета, снова беременная, сидела и наблюдала, как Генрих принимает иностранных послов, в зал вошел его дядя Бедфорд и передал ему записку. Король нахмурился, но продолжил прием. Как только аудиенция завершилась, он быстро увел Елизавету в свой кабинет:

– Самозванец находится во Франции. Король Карл отправил за ним корабль и встретил его с королевскими почестями как короля Ричарда Четвертого.

Рука Елизаветы взлетела ко рту.

– У нас есть веский повод для беспокойства, – пробормотал Генрих. – Франция раздосадована моим союзом с Испанией, ее врагом, и Карл рад возможности навредить мне. Он готов даже собрать армию в поддержку самозванца. Можете вы поверить, что ему отведены королевские апартаменты, к которым приставлен почетный караул? Этот глупый юнец, наверное, на седьмом небе от счастья. – Король встал и налил себе кубок вина, расплескав немного от волнения. – Меня тревожит, что он уже склонил на свою сторону некоторых из моих подданных – дураков, которые недовольны моим правлением и введенными налогами, или людей амбициозных, которые любят перемены и новшества, но по большей части они простаки, которые питаются слухами. Ей-богу, я правлю нацией идиотов! Я принес им мир, и вот чем они мне отплатили.