Текст книги "Холм демонов"

– Рванули примерно час назад, – уже более деловито отвечал Столбовой, – а со свидетелями нам повезло. Что, собственно, среди бела дня и немудрено. Есть описания преступников, и мы в принципе знаем, кто это и на кого они работают. Может, и те, про кого вы говорите.

– Мои подопечные, – усмехнулся Дубов собственным словам, – бывшие местные омоновцы. Я думаю, все их физиономии есть в вашей картотеке. Они же у вас в розыске числятся.

– А, омоновцы, – протянул Столбовой. – Нет, во взрыве замешаны лимоновцы. Политика, чтоб ей… А омоновцы – это не по нашей части.

– Как не по вашей? – опешил Дубов.

– А так, – спокойно отвечал Столбовой, – это дело в прокуратуре. У госпожи Анны Венедиктовны Кляксы. Знаешь такую? – Дубов горестно кивнул. -Вот к ней и сходи. А нам и при желании некогда – надо со взрывниками разбираться. Сверху трясут. Политика, чтоб ей пусто было. Выборы на носу, и все такое. А сейчас извини, мне пора на доклад к начальству. – Столбовой торопливо пожал руку Дубова и, как бы извиняясь, снова добавил: -Политика…

x x x

Анну Венедиктовну Кляксу Дубов лично не знал, но, судя по рассказам, она не была замарана ни в одном хорошем деле. Ну и внешность и характер вполне соответствовали ее странной фамилии. В поле зрения Василия эта мадам попала в свое время в связи с делом беглого прокурора Рейкина, который, переквалифицировавшись в уголовника, доставил много хлопот как милиции, так и лично Дубову. Дружба Рейкина и Кляксы была по-фрейдистски странной, так как беглый прокурор любил переодеваться в женские одежды и, похоже, не только маскировки для. А Анна Венедиктовна, в свою очередь, предпочитала мужские костюмы, курила гнусные папиросы и старалась говорить нарочито грубым «мужественным голосом». Так что об их дружбе можно было бы написать новомодный роман и издать его в каком-нибудь толстом интеллигентном журнале, не чуждающемся порнографии. Но проблема лишь в том, что Василию Дубову, человеку несколько консервативному в вопросах любви, претили как мужчины, корчащие из себя женщин, так и женщины, изображающие из себя мужчин. И мы разделяем его точку зрения. Так что оставим Рейкиным и Кляксам воспевать Рейкиных и Клякс.

В очередной раз за сегодняшний бесконечный день Дубову пришлось испытать шок. Мадам Клякса гордо восседала в своем кабинете на фоне красного знамени с серпом и молотом в белом круге.

– Это из вещдоков, – проскрипела она вместо приветствия.

Василию, конечно, доводилось видеть в кабинетах следователей всякие совершенно неожиданные вещи, изъятые у преступников, но никто еще не развешивал их аккуратно на стенке. Немного придя в себя, он быстро изложил суть дела, так как задерживаться в таком месте и в такой компании ему совершенно не хотелось. Притон Мешковского представлялся ему теперь просто детской песочницей, а музей баронессы – магазином игрушек.

– Кхе-кхе! – каркнула милейшая Анна Венедиктовна, не вынимая папиросы изо рта. – Омоновцы, говорите? Ха! Сейчас мы ими займемся.

Василий Николаевич вздохнул с некоторым облегчением. Но тут же насторожился.

– Извините, Анна Венедиктовна, – осторожно спросил он, – а что это вы пишете?

– Кхе-кхе, – глянула на Василия поверх очков очаровательная мадам Клякса. – Повесточку товарищу Мешковскому. На ближайшую пятницу.

– И все? – с совершенно глупым лицом брякнул Дубов.

– Нет, почему же. Кхе-кхе, – ласково проскрежетала та в ответ. – Еще я напишу участковому, чтобы проверил факты. А еще разошлю циркуляр по райотделам и вытрезвителям.

– И вытрезвителям? – с отчаянием в голосе отозвался Дубов.

– Таков порядок, товарищ-щ-щ! – несколько повысила тон добрейшая Анна Венедиктовна. Видимо, ей показалось, что Василий над ней насмехается. – Мы здесь работаем, а не в бирюльки играем! А за донесение фактов вам спасибо.

Дубов машинально откланялся и вышел из кабинета мадам Кляксы, как мумия безымянного фараона из коллекции госпожи Хелены. В забегаловке напротив прокуратуры он опрокинул рюмку коньяка и закусил ее долькой лимона. Только тогда к нему начало возвращаться ощущение, что он находится в реальном мире, а не в каком-то бредовом сне.

– Все! Все к дьяволу! – прошептал он.

– А что, вы тоже сатанист? – с дружеской улыбочкой осведомился бармен.

Озираясь, как затравленный зверь, Дубов выскочил на улицу, прыгнул в свой «Москвич» и рванул с места, так что покрышки завизжали. Абсолютно на автопилоте он несся в сторону дачного поселка «Жаворонки». Но по дороге его остановили гаишники за превышение скорости и в качестве наказания заставили выпить с ними на брудершафт. Василия это уже совершенно не удивило. Его приученный к четкой логике мозг решил взять тайм-аут.

– Мне надо отдохнуть, – бормотал Дубов, как кришнаит мантру, подъезжая к скромной даче писательницы Заплатиной.

x x x

Василий Дубов, бледный, как полотно, сидел в шезлонге, в который его заботливо усадила хозяйка. Великого Сыщика рвало в течении получаса после того, как он добрался до дачи Ольги Ильиничны Заплатиной. Зато теперь ему полегчало. Доктор Серапионыч заботливо готовил для него травяной чай, при этом роняя время от времени пенсне в чашку.

– А у нас тут, Василий Николаич, – говорил он, стряхивая пенсне, как градусник, – свой небольшой детективчик приключился.

– Да? – вяло отозвался Дубов.

– Из нас сыщики, как из мармелада пуля, – с досадой пробасил майор. – Вот если бы вы были здесь…

– Ну, не скажите, Александр Иваныч! – обиделся доктор.

– Серапионыч, я вас, конечно, уважаю, – набычился Селезень, – но, по-моему, мы все прошляпили.

– Нет, сударь, – встал в позу доктор, – мы действовали правильно. А то, что они удрали, не наша вина.

– Извините, господа, что я вас прерываю, – подал слабый голос из шезлонга Дубов, – но не могли бы вы мне объяснить, что, собственно, произошло.

– Вот, доктор, и объясните все Василию Николаичу, – усмехнулся Селезень, – хотя с выводами я все равно не согласен.

– А я и не делал никаких выводов, – обиделся Серапионыч.

– А я заранее с ними не согласен, – упрямо повторил майор.

Дубов застонал – негромко, но с чувством. Доктор с майором рванули к шезлонгу.

– Василий, вам плохо? – проникновенно басил майор.

– Василий, вам нехорошо? – осведомлялся доктор.

– Спасибо, уже лучше, – махнул рукой Дубов, – но, может быть, вы все-таки объясните мне?..

– Да-да, конечно, – засуетился доктор. – Извините нас, ради бога. -И, покосившись на майора, продолжал: – Просто сегодня Александр Иваныч подошел ко мне и сказал, что видел в нашем поселке бывшего омоновца Мыльника.

– Я сказал, что мне показалось, что я его видел, – поправил доктора Селезень.

– Но ведь так оно и оказалось! – парировал Серапионыч.

Дубов снова застонал, и, как бы упреждая вопросы о самочувствии, добавил:

– Нет, нет, уже легче.

– Да, ну так вот, – продолжал доктор, – я сопоставил это с сегодняшним рассказом Ерофеева, и мы с Александром Иванычем решили в этом деле разобраться. Нашли ту дачу, где он видел этого бандита, но на ней уже никого не было.

– Упустили! – горестно махнул рукой Селезень.

– Хозяин исчез вместе с какой-то подозрительной компанией, -продолжал доктор, – в которой был и Мыльник. Правда, Яшка Кульков, обитающий на той же улице, сказал нам, что позже хозяин вернулся и ушел с какой-то женщиной в черном платье. Но Яше, как известно, всюду, гм, прекрасный пол мерещится.

– Ох, не засоряли бы вы голову всякими глупостями недужному человеку, – попыталась вмешаться хозяйка. Но Дубов остановил ее жестом руки.

– Когда это произошло? – уже более осознанно спросил он.

– Вчера днем я видел Мыльника, – отвечал за доктора Селезень, – но сначала решил, что мне показалось, и подумал: бред. А сегодня вот поделился с Серапионычем. И мы пошли на ту улицу, но нам тамошние обитатели сказали, что хозяин со вчерашнего вечера на дачу не возвращался. Может, в город уехал с какой-то темной компанией. У него, кстати, вообще там всякие странные личности последнее время крутились. А на той улице как раз Феликс Алин живет. Ну, этот рифмоплет, который под Маяковского прикидывается. Вот мы к нему и завернули оглобли.

– Да, – скорбно покачал головой Серапионыч, – и нам даже пришлось выслушать поэму о советском паспорте. А что поделаешь? Нам же надо было выведать у этого пролетарского поэта, что он видел. И, как оказалось, таки видел он немало.

– Графоман – находка для шпиона! – выдал очередной афоризм майор. -У меня аж брюхо свело от его стишков, но я стойко улыбался и только головой кивал. А доктор, ну молодец, так он даже что-то такое загнул о нобелевской премии по литературе. Ну, тут Феликс и размяк.

– Увы, – хитро сверкнул пенсне доктор, – пришлось немного приврать.

– Немного! – хохотнул Селезень.

– Ну, самую малость, – улыбнулся доктор, – зато Феликс рассказал нам, по секрету, разумеется, что действительно видел у своего соседа и Мыльника, и других, как он выразился, «героев сопротивления». Только ему непонятно было, что у них общего с этим жмотом и куркулем Виссарионом. А тот, судя по слухам, за деньги готов хоть к черту в пасть полезть.

– Но поэма-то была дерьмовая! – неожиданно брякнул майор.

– Погодите, но куда же все исчезли? – спросил еще слабым голосом Дубов.

– Сие нам не ведомо, – развел руками доктор.

– Ну, я же и говорил – мы все провалили, – рубанул майор, -пинкертоны неумытые.

– Как же так, батенька, – снова взвился доктор, – мы все анализы собрали. Тьфу ты, я хотел сказать – информацию. И вообще…

Дубов снова застонал:

– Господа, успокойтесь! Все было правильно, и мне лично теперь все понятно.

– Что вам понятно? – удивился доктор. – Объясните и нам, Василий Николаич.

– О нет, только не сегодня, – взмолился детектив. – Давайте как-нибудь потом. Слишком уж день сегодня был сумасшедший. Хотя это, пожалуй, еще мягко сказано. Наемники, мумии, танцы в простынях, Клякса с папироской, пьяные гаишники. Я немного устал от всего этого.

Серапионыч с Селезнем понимающе переглянулись.

– Конечно, Васенька, отдыхайте, – заботливо пробормотал доктор.

– А то крыша отъедет – не поймаешь, – сочувственно пробасил майор. – Сейчас вам Владлен Серапионыч еще чайку даст. Только вот сахар очками разболтает…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ЗОЛОТАЯ ЛЯГУШКА

Дама В Черном шла по еле приметной в лунном свете тропинке. Время от времени она презрительно фыркала и подбирала длинные юбки. Ей явно не нравились ни болота, ни ночные прогулки по ним. Ее проводник низко кланялся и говорил с почтительностью:

– Ступайте сюда, Ваша Светлость, – и заискивающе поглядывал на Даму, но ее лицо было скрыто вуалью. Хотя нетрудно было догадаться о том, что оно дышало презрением и брезгливостью. В ряске оглушительно вопили лягушки.

– Как они противно квакают! – с омерзением произнесла Дама.

– Время их подошло, вот они и квакают, – почтительно отвечал проводник. – Да и кто им запретит?

– Молчать! – топнула ножкой Дама. И лягушачий хор стих в тот же миг. Навалившаяся тишина была такой густой, что зазвенело в ушах. Проводник удивленно потряс головой.

– Нечего башкой трясти, остолоп! – грубо прикрикнула на него Дама. -Ступай побыстрей, я не собираюсь ночевать здесь, возле этого поганого городища в компании жаб.

За этими разговорами Дама и ее проводник вышли на узкую колдобистую дорогу, где стояла карета, запряженная тройкой черных коней. Кони нетерпеливо били копытами, грызли удила и косили злым глазом на безмолвного кучера.

Проводник угодливо склонился перед Дамой В Черном:

– Ваша Светлость, я свое дело сделал, не угодно ли будет со мной расплатиться?

– Ну что ж, сейчас ты получишь свою плату, Виссарион, – с ехидным смешком отвечала Дама. В неверном свете ущербной луны блеснул кинжал, непонятно откуда появившийся в руке Дамы, и ее проводник с глухим стоном упал на дорогу прямо под копыта коней. Придержав юбки, Дама презрительно столкнула бездыханное тело изящным башмачком, и болото с горестным вздохом поглотило труп.

– Ступай на прокорм пиявкам, – процедила Дама, отряхивая подол и, уже садясь в карету, бросила кучеру: – Трогай!

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ВОСКРЕСНЫЕ ПОСИДЕЛКИ

Со времени путешествия в Царь-Город и в Белую Пущу прошло около двух недель, и эти события, в силу их невероятности, с каждым днем все более казались их участникам чем-то вроде удивительного сновидения.

Новые расследования занимали пытливый ум частного детектива Василия Дубова, и в очередное воскресенье, чтобы немного отдохнуть от дел, он прибыл в дачный поселок «Жаворонки», где, как обычно, остановился у писательницы Ольги Ильиничны Заплатиной. А уже оттуда предпринял пешеходную прогулку до близлежащей деревни Заболотье.

x x x

Известнейший кислоярский врач Владлен Серапионыч частенько любил повторять, что за едой следует говорить о чем-то приятном – об искусстве, о дружбе и любви, но никак не о делах. И сам же частенько нарушал это правило.

Ирландский паб «Pokrow's Gate», интерьер коего был обильно украшен допотопного вида «зингерами», «ундервудами», «феликсами» и прочим милым сердцу старьем, представлял собою главный и чуть ли не единственный очаг цивилизации в Заболотье – это если не считать старинной родовой усадьбы Покровские Ворота, собственно и давшей название пабу. Когда-то в этой усадьбе, находящейся неподалеку от Заболотья, проживали бароны Покровские, в годы советской власти там располагалось правление местного колхоза, а после ликвидации колхозной системы Покровские Ворота вернули наследнику баронов Покровских, известному кислоярскому поэту и переводчику Ивану Покровскому, которого местные жители за весьма своеобразные нравы почему-то прозвали Иваном-царевичем.

Несмотря на ленчево-обеденное время, в зале было весьма малолюдно: в дальнем углу, лицом к стене, сидел какой-то гражданин в широкополой шляпе, а недалеко от буфетной стойки, за уютным деревянным столиком, предавались скромной трапезе частный детектив Василий Дубов и доктор Владлен Серапионыч. При этом они безбожно нарушали докторское правило, то есть беседовали именно о делах.

– Нет, ну народ здесь, в Заболотье, хороший, – говорил Василий Николаевич, неспеша прихлебывая фирменный овощной суп «Ельцин в Дублине», -только вот пьют, собаки, как… как собаки! И от этого вечно всякие происшествия. Вот я, когда сюда шел, встретил местного тракториста Савельича – уже на бровях! Ну ладно, выпил, так сидел бы дома, а он на трактор полез. Не удивлюсь, ежели грабабахнется вместе с трактором – и сам побьется, и машину угробит. А ведь прекрасный человек!

– Да, алкоголь – это настоящий бич человечества, – сочувственно закивал доктор Серапионыч и привычным жестом полез во внутренний карман сюртука, где у него всегда хранилась скляночка с какой-то жидкостью, от одного запаха которой здоровенные люди порой валились чуть не замертво. Доктор же как ни в чем не бывало вылил около трети содержимого к себе в фирменное харчо «Кот и луна», старательно размешал и отправил в рот полную ложку. – Эх, знатное харчецо!.. Жаль только, компания наша поредела: Наденька в Петербурге, майор засел на даче и запойно штудирует Псалтырь, а баронесса укатила на научную конференцию.

– В Старгород, – усмехнулся Дубов.

– Да, я тоже так подумал, – кивнул Серапионыч. – Кстати, Василий Николаич, – обратился доктор к своему сотрапезнику, – а вы здесь по делам, или как?

– Или как, – отозвался Василий, оторвавшись от фирменного компота «Трилистник» (в пабе все блюда именовались фирменными). Впрочем, и одежда детектива – цветастые «бермуды» и такая же майка – говорили о том, что здесь он действительно на отдыхе. – Надо же иногда, знаете, оторваться от дел, съездить на природу…

– А дела у вас, конечно же, первеющей важности, – заметил доктор. -Не скупитесь, Васенька, поделитесь сокровенным!

– Ну, отчего же не поделиться, – охотно сказал Дубов, – тем более, что именно от своих друзей я часто получаю советы и сведения, которые помогают мне установить истину. Но это строго конфиденциально – то, чем я сейчас занимаюсь, пока что под большим секретом. Ну да вы, Владлен Серапионыч, не из болтливых…

Подождав, когда от столика отошел официант, забравший пустые тарелки и принесший два стакана чая, Дубов приступил к повествованию:

– Этим делом меня в неофициальном порядке попросили заняться наши правоохранительные органы. Дело в том, что в Кислоярске появлялись всякие темные личности – бывшие спецназовцы, члены самых разнообразных экстремистских группировок и просто бандиты, причем многие из них ранее числились убитыми или пропавшими без вести. Короче, «солдаты удачи», а точнее – «псы войны». Ну, собственно, кое-что вам и так уже известно. Я имею в виду тот случай, когда вы с майором Селезнем чуть не поймали одну такую теплую компанию. Которая испарилась вместе с куркулем Виссарионом. Так вот, нашу милицию очень интересует, куда они все поиспарились. Может, легли на дно и ждут условного сигнала? А потом устроят эдакий небольшой веселенький переворот.

– Да, ну и дела, – задумчиво протянул Серапионыч, привычным жестом подливая в чай из скляночки. А Дубов продолжал:

– Хотя нет, один из них все же «засветился». Знаете, как говорят: «Узнаете каждого по делам его». Тот самый Мстислав Мыльник, которого опознал майор, в прошлом один из главарей Кислоярского, а затем Придурильского ОМОНа. На сей раз никто его не видел, иначе бы тут же арестовали, но его присутствие в городе выдали именно дела.

– И что за дела? – заинтересовался Серапионыч.

– Дела, скажем так, не совсем красивые, – немного замялся Дубов. -Все мы любим животных, так сказать, братьев наших меньших, но Мстислав делает это очень уж грубо и прямолинейно.

– Как и положено психопатической личности, – вставил Серапионыч.

– На сей раз жертвами его, гм, не совсем традиционных наклонностей стали две овчарки, один водолаз и горная овца из зоопарка, – сообщил Василий. – А насчет зацепок я вот что скажу – с Мстиславом и его головорезами в Придурильской Республике сталкивался, в самом прямом смысле, майор Селезень, так что я приехал в «Жаворонки» заодно еще и проконсультироваться с ним…

Однако закончить мысль Великому Детективу не удалось, так как в паб вбежали несколько человек в возбужденных чувствах.

– Доктор, скорее! – кричали они. – Такое несчастье!

– Ну что там еще случилось? – Серапионыч неспеша отставил в сторону недопитый чай. – Опять тяжелая алкогольная интоксикация?

– Савельич с трактором в канаву гигнулся! – одним духом выпалила бойкая старушка, возглавлявшая делегацию.

– Ну, так бы сразу и сказали, – спокойно поднялся из-за стола доктор. – Ладно, пойдем глянем, в чем дело. Ну там насчет медицинской помощи, или вскрытия…

x x x

Едва доктор в сопровождении сельчан покинул паб, человек в шляпе встал из-за своего дальнего столика и направился к Дубову. Его внешность показалась детективу знакомой, а когда тот приблизился, стало ясно, что это ни кто иной как Царь-Городский реформатор господин Рыжий. Правда, в шляпе, босоножках и мешковатом сером костюме он выглядел далеко не столь импозантно, как в шубе с царского плеча.

Стараясь ничем не показать удивления, Василий отодвинул в сторону посуду и жестом пригласил Рыжего за столик.

– Василий Николаич, я прибыл сюда по очень важному делу, – без предисловий и прочих царь-городских церемоний начал Рыжий, – и, несмотря на произошедшие между нами недоразумения, вынужден вновь обратиться к вам за помощью просто потому, что другого выхода не вижу.

– М-да, – протянул Дубов, – у меня есть правило – помогать даже тем людям, которые мне лично не нравятся.

– Ну что ж, – криво усмехнулся Рыжий, – мои дела, как и мои идеи, многим не нравятся.

– Ваши идеи, – спокойно отвечал Василий, – это ваше личное дело. Мне же не нравятся ваши методы. Более того, мне кажется, вы считаете, что цель оправдывает средства.

– Да, я действительно так считаю, – снова усмехнулся Рыжий. – Хотя, конечно, с некоторыми оговорками…

– А я считаю, – резко прервал его Дубов, – что это аморально!

Рыжий смутился и уставился в окно. Над столом повисла неловкая пауза.

– Так вы мне поможете? – в конце концов спросил Рыжий.

– Да, я, конечно, постараюсь помочь, – уже успокоившись, отвечал Дубов, – хотя ничего конкретного обещать не могу. Кстати, господин Рыжий, как это вам удалось сюда попасть? Ведь ваши мудрецы утверждают, что это можно сделать только в полнолуние.

– Мудрецы немного ошиблись в расчетах, – не моргнув глазом, ответил Рыжий. – Оказывается, пропускная способность городища несколько шире: путешествовать можно ежедневно, вернее – еженощно, от заката до рассвета.

– А, ну понятно, – кивнул Василий. – И что за необходимость заставила вас вновь обратиться ко мне?

– Непосредственная опасность, грозящая Кислоярскому царству не только потерей государственной независимости, но и, боюсь, просто физическим уничтожением.

– Ну, это уж вы, пожалуй, преувеличиваете, – заметил Дубов, но, мельком взглянув на Рыжего, понял, что тот говорит на полном серьезе. – Что ж, тогда изложите ситуацию.

– Вот это уже деловой разговор, – с удовлетворением откликнулся Рыжий. – Суть дела такова. Князь Григорий, как вам, вероятно, известно, остался в живых и теперь перешел от угроз к самым недвусмысленным действиям – он сконцентрировал чуть ли не все свои регулярные войска на нашей границе, вблизи от деревни Каменка, и в любой момент может ввести их на нашу территорию. В столице началось брожение, многие бояре уже чуть ли не в открытую ждут князя Григория, чтобы вручить ему ключи от Царь-Города. Единственный, кто мог бы хоть сколько-то консолидировать народ перед лицом столь грозной опасности – это наш царь Дормидонт Петрович, но он, едва узнав о происходящем, тут же впал в новый запой, и даже наши лучшие лекари и знахари не в силах привести его в более-менее нормальное состояние. Хотя для него, скорее, нормальным состоянием является именно запой. Кроме того, что-то совершенно непонятное, но угрожающее происходит в Новой Мангазее…

– Это город, который когда-то давно присоединил царь Степан? -припомнил Дубов.

– Совершенно верно. Мои люди сообщили, что там затевается антигосударственный заговор, хотя кто его готовит и в чем его сущность, пока не ясно. В общем, нужна ваша помощь.

– Ну что ж, раз нужна – значит, окажем. – Василий деловито раскрыл свой неразлучный блокнот. – Стало быть, отечество в опасности – раз. Государь в запое – два. Наконец, заговор в Новой Мангазее – три. Ах да, еще убийство князя Владимира, которое я так и не раскрыл. Насчет первого пункта поговорим с майором Селезнем – уверен, что он не откажется поехать с нами в Царь-Город и помочь с организацией народного ополчения. Вот с Мангазеей посложнее – можно было бы попросить заняться ею госпожу Чаликову или баронессу фон Ачкасофф, но увы – баронесса в настоящее время находится, гм, в научной командировке. А Надя поехала в Москву и в Петербург, и хоть должна не сегодня-завтра прибыть в Кислоярск, но ждать ее не стоит, ведь дело, как я понимаю, самое неотложное. – Говоря это, Дубов с особым нажимом произнес слово «Петербург», но Рыжий и бровью не повел: очевидно, бывшему студенту Толе Веревкину более привычным было слово «Ленинград» – название города, вблизи которого он двадцать с чем-то лет назад «утонул» в Финском заливе. – Ну что ж, Мангазеей придется заняться мне самому, – продолжал детектив, – а уж что касается исцеления Дормидонта Петровича от пьянства…

Дубов не договорил, так как в паб вернулся Серапионыч. Кивнув Рыжему, как будто тот был его давним знакомым, доктор присел за столик.

– Владлен Серапионыч, – тут же обратился к нему Дубов, – умеете ли вы выводить людей из длительного запоя?

– Ну, вообще-то умею, – откликнулся доктор, привычно подливая в остывший чай из скляночки. И, пристально глянув на Рыжего, добавил: – А вы, милейший, не особливо похожи на запойного…

– Нет-нет, – смутился Рыжий, – речь не обо мне.

– Доктор, согласны ли вы отправиться в параллельную действительность и излечить от пьянства царя Дормидонта? – тут же взял быка за рога Василий.

Даже Рыжий от такой стремительности слегка опешил. Серапионыч же почти не удивился:

– Я, правда, не совсем понял, о чем речь, но раз уж вы, Василий Николаич, предлагаете, то я со всем моим удовольствием.

– Вот и чудесненько, – в предвкушении головокружительного расследования потер руки Василий. – Тогда не будем терять времени. До заката еще далеко, собраться мы успеем. Я скажу Александру Иванычу, чтобы заводил свой «Джип»…

– Нет-нет, «Джипа» не надо, – перебил заметно повеселевший Рыжий, -за городищем нас будет ждать карета.

– Прекрасно, – обрадовался Дубов, – тогда я иду к майору, а вы, господин Рыжий, введите доктора в курс дела. Встретимся ближе к вечеру на городище.

x x x

Говоря об умении выводить людей из запоя, доктор отнюдь не кривил душой – он уже имел некоторую практику в этой области. Одна весьма поучительная история из этой практики произошла лет десять назад.

Шло обычное ночное дежурство в морге. Владлен Серапионыч, крайне щепетильный в отношении порядка на рабочем месте, к полуночи перемыл все пробирки и инструменты и уже заваривал чаек, когда в покойницкой раздался жуткий вопль. Серапионыч любовно обернул чайничек полотенцем и пошел посмотреть – кому это из усопших там неймется. На одном из столов сидел мужик, зябко кутаясь в застиранную простыню. Он поводил по сторонам безумным взглядом и бормотал что-то себе под нос.

– В чем дело? – участливо осведомился Серапионыч.

– Г-г-где я? – спросил мужик.

– В морге, батенька, в морге, – улыбнулся доктор. – Как вас, кстати, зовут?

– Георгий, – ошеломленно проговорил мужик. – А что?

– Да понимаете ли, друг мой Георгий, – протирая платочком пенсне, отвечал Серапионыч, – вы у нас числитесь как «безымянный труп мужского пола». А это непорядок. Теперь же я с чистым сердцем напишу на вашей бирке: «Труп товарища Георгия».

Товарищ Георгий затравленно посмотрел на картонную бирку, привязанную к большому пальцу левой ноги.

– Но я же не труп? – неуверенно проговорил он.

– Труп, труп, – заулыбался Серапионыч. – Поверьте моему опыту, голубчик: вы самый что ни на есть первостатейный труп. – Серапионыч подсел к Георгию на стол. – Я, знаете ли, уже столько покойничков повидал на своем веку. И такие презабавные мне попадались.

– Но я ж вроде… – пробормотал Георгий.

– Ну, в конце концов, если хотите, – развел руками доктор, – я могу вам заключение о смерти показать. Но это, конечно, все бумажки. Неужели вы, батенька, сами-то не помните, как вы умерли?

– Не-а, – помотал головой мужик.

– Ну как же так, – всплеснул руками Серапионыч, – ведь такое событие лишь раз в жизни бывает. И не запомнить…

– Да я только припоминаю, – неуверенно проговорил Георгий, – с Гриней мы пили возле «трубы»…

– Что пили? – деловито осведомился доктор.

– «Рояль».

– Значит, плохо очищенный спирт с высоким содержанием ацетона и эфира. – Серапионыч печально развел руками. – Вы, товарищ Георгий, умерли вследствие отравления. Увы.

– Но я помню, что мы еще с Гриней подрались.

– А, ну это кардинально меняет дело, – поправил пенсне доктор. -Стало быть, вы скончались от травм. Правда, на фоне обширного отравления.

– А еще я припоминаю, доктор, что потом заснул под забором…

– Ах, даже так, – покачал головой Серапионыч, – а ночью были заморозки. Значит, вы умерли от общего переохлаждения организма. На фоне побоев и отравления. Так что немудрено…

Товарищ Георгий внезапно схватился за голову, украшенную синяками, и завыл, как волк, попавший в капкан.

– Значит, я околел, – подвывал он, – как пес под забором. Побитый и никому не нужный. Просрал я свою жизнь, ой, просрал.

– Ну что ж тут поделаешь, – Серапионыч участливо поправил простынку на Георгии, – как жил, так, значится, и помер.

А покойник зарыдал. По его небритому лицу катились крупные слезы, размывая грязь. Однако сразу после этого происшествия Георгий бросил пить, и его жизнь резко изменилась. Сейчас он – крупный бизнесмен, отец семейства и спонсор молодежного театра. И до сих пор он с благодарностью вспоминает доктора Серапионыча с его сеансом «антиалкогольной психотерапии», вернувшей его к жизни в самом прямом смысле.

x x x

Рыжий, Дубов, Селезень и Серапионыч сидели в одной из археологических ям Горохового городища и, наблюдая, как солнце торжественно плюхается в болото, вели неспешную беседу. Майор при этом старательно разбирал и прочищал детали пулемета «Дегтярев», который решил взять с собой в огромном саквояже. О том, что он вез в не менее солидном рюкзаке, можно было только догадываться. Серапионыч прихватил с собой лишь чемоданчик с лекарствами и самым необходимым медицинским инструментом, а Василий был и вовсе налегке: свой основной багаж, то есть следственный опыт и дедуктивный метод, он держал под черепной коробкой, а вспомогательный, то есть некоторые сведения текущего и справочного характера – в блокноте.

Используя вынужденный простой, Рыжий знакомил своих собеседников со сложной ситуацией, сложившейся в Кислоярском царстве:

– Положение усугубляется еще и тем, что мы не знаем, какие средства мог взять на вооружение князь Григорий. И если они действительно безграничны, как полагают некоторые наши военные эксперты, то я просто не представляю, что теперь делать…

– Не надо паники, – хладнокровно отвечал майор Селезень. – Главное – уверенность в своих силах. А то утром проснешься, а голова в тумбочке. -При этих словах майор захохотал так, что с низенького куста, росшего между камней, сорвалась стайка каких-то мелких пташек. – Для начала совершу инспекционную поездку на границу, – как ни в чем не бывало продолжал Селезень, – а уже тогда решим, что делать: героически сопротивляться или сдаваться на милость победителя. Но лично я считаю, что сопротивляться надобно в любом случае…

Почувствовав, что майор всерьез собирается излагать собственную военную доктрину, Дубов поспешно спросил:

– Господин Рыжий, а как насчет этой, как ее, Новой Мангазеи? Что там вообще происходит?

Рыжий поудобнее устроился на доисторическом булыжнике:

– Ситуация там во многом определяется почти двухвековой историей взаимоотношений Мангазеи и Царь-Города. Если вкратце, то Новая Мангазея занимает особое положение в Кислоярском царстве, имея довольно широкую автономию. Мангазейцы платят в центральную казну некоторую весьма солидную сумму в деньгах и товарах, а мы держим там свой воинский контингент, призванный охранять Мангазею от возможных захватчиков.

– А что, имеются желающие? – заинтересовался майор Селезень.

– Еще бы! – невесело ответил Рыжий. – Новая Мангазея – это настоящий лакомый кусочек.

– То есть это не просто один из городов вашего Кислоярского царства? – задумчиво спросил Серапионыч.