Текст книги "Невеста для сердцееда"

Генриетта догадалась, что он намерен совершить нечто еще более скандальное, прежде чем подхватит ее на руки.

– Нам нужно уединиться, правда, любимая? Кроме того, – продолжил он, не обращаясь ни к кому конкретно, – вы собрались здесь послушать стихи, не так ли? Полагаю, мисс Люттерворт готова вам кое-что прочесть.

– Да-да, – тут же подхватила леди Твининг, отчаянно призывая жестами Синтию.

Никто не смотрел на злополучную поэтессу, поднимающуюся на сцену. Все внимание было приковано к лорду Дебену, на руках уносящему свою невесту из гостиной.

– Бедняжка Синтия, – вздохнула Генриетта, когда они оказались в холле. – Теперь на нее никто не обратит ни малейшего внимания. Все будут заняты обсуждением… нас.

– По крайней мере над ней не будут смеяться, прикрываясь раскрытыми веерами, – отрезал Дебен. – Вы ведь этого опасались, верно?

Его лицо стало предельно серьезным.

Теперь, когда они были в холле одни, он счел, что больше не имеет смысла притворяться безумно счастливым. Как и очарованным Генриеттой.

Он выглядел усталым.

– Что… – Генриетта нервно сглотнула. – Что будет теперь?

– Теперь, – ответил он, выходя из дома и спускаясь по ступеням, – мы отправляемся домой. – Он кивнул лакею, который спешил вслед за ними. – Поймайте нам экипаж, сделайте милость.

– Экипаж? Разве вас не ожидает где-нибудь карета? Да и мое пальто и ботинки остались в дамской комнате.

– Слухи о нашем странном обручении и поспешном уходе скоро достигнут ушей моего кучера. Дорогу домой он знает. Да и транспортное средство при нем.

– Да, но…

– Уличные ботинки вам не понадобятся, – добавил Дебен, шагая по гравийной дорожке и неся ее на руках к ожидающему наемному экипажу. Усадив ее, он снял с себя фрак и накинул ей на плечи. – И пальто тоже. До Дебен-Хаус отсюда недалеко.

– Дебен-Хаус? Но почему мы едем туда?

– Потому что нам нужно поговорить. Там нас никто не потревожит. Мои слуги не осмелятся задавать мне вопросы в моем собственном доме. Если я отвезу вас куда-то еще, там наверняка окажется кто-то, кто попытается заставить нас следовать традициям. Хотя мы и обручены, нам все еще нельзя находиться наедине. Так, во всяком случае, скажут люди. А я… черт побери! – Он запустил пальцы в свои густые черные кудри, точно находился на пределе. – Я не могу и дальше продолжать в том же духе. Это невыносимо.

Завернувшись в его фрак, Генриетта забилась в угол экипажа. Невыносимо, значит.

– Вы хотите сказать, вам невыносима мысль о помолвке со мной?

– Нет! Как вы вообще могли такое подумать! – Дебен поморщился. – Могу себе представить, как вы истолковываете происходящее. Я вел себя неподобающе, но нет. Я сожалею лишь о том, при каких обстоятельствах сделал вам предложение. Практически желая, чтобы этот олух своим поведением заставил вас принять его. Он сказал, что вырос с вами. Неужели в таком случае ему неизвестно, что, приказывая, можно добиться лишь того, что вы поступите с точностью до наоборот? Вы едва не воскликнули «Вот тебе!» и не притопнули ногой. Как, по-вашему, я должен себя чувствовать, осознавая, что вы сделали это лишь назло другому мужчине?

– Я… я не знаю, – сдавленно произнесла Генриетта.

Он говорил с таким жаром, будто ему не все равно.

Неужели происходящее и в самом деле имеет для него значение? Ну хоть немножко?

– Я полагал, что удовольствуюсь вашим положительным ответом. Но, похоже, когда дело касается вас, моя совесть обостряется до предела. – Закрыв глаза, он запрокинул голову, положив ее на туго набитую подушечку. – Великий боже, до знакомства с вами я даже не подозревал, что она у меня есть.

– Н-но вы не сделали ничего, чтобы чувствовать себя виноватым.

Дебен горько рассмеялся:

– Да неужели? Разве вы не понимаете, что я с вами сделал? Я лишил вас свободы выбора. Теперь вы обязаны выйти за меня замуж, в противном случае вас всегда будут считать подлой особой. А знаете, что еще хуже? Мне никто не посмеет сказать ни слова упрека. Никто. Я смогу вести себя так ужасно, как только пожелаю, и все двери будут открыты для меня. А вот если вольности позволите себе вы, общество немедленно подвергнет вас опале, придется до конца дней скрываться в деревне. Но даже там вам не удастся полностью избавиться от последствий сегодняшнего вечера.

Генриетта прикоснулась ладонью к его пальцам, которые он снова запустил себе в волосы.

– Не стоит беспокоиться, ничего этого не случится. Я выйду за вас замуж. И не намерена менять свое решение.

– Конечно нет. Вы не из тех, кто пасует перед вызовом. В том-то и беда.

Экипаж дернулся и остановился, лорд Дебен распахнул дверцу.

– Именно на эту вашу черту я и сделал ставку. Это непростительно, – простонал он, отшатываясь от нее и не оборачиваясь.

Генриетта выбралась без посторонней помощи и последовала за ним к парадному входу в величественный особняк, внутри которого он уже успел скрыться.

– Эй! – закричал кучер, видя, что оба его пассажира уходят, забыв о его существовании. – А денежки кто платить будет?

Генриетта услышала доносящийся из дома голос лорда Дебена, грубо отдающего кому-то приказ позаботиться об этом.

Едва она шагнула в огромный холл, как мимо пронесся лакей, мигом растворившийся в ночи. Второй стоял на месте, изумленно взирая на нее. Генриетта решила, что представляет собой то еще зрелище в накинутом поверх вечернего платья мужском фраке и без наставницы. Хуже всего то, что именно она стала причиной дурного расположения его светлости.

Прижав фрак к груди, она задумалась, что делать дальше.

Дверь справа от нее открылась, и появился лорд Дебен.

– Это мисс Гибсон, – сообщил он ошеломленному лакею. – Скоро она станет леди Дебен, если только не сумеет придумать способа отвергнуть глупое предложение, которое я сделал ей сегодня.

Произнеся эту тираду, он снова скрылся в комнате и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Лакей моргнул один раз, пытаясь осознать эту удивительную новость. В следующее мгновение профессионализм снова к нему вернулся, и он спросил Генриетту, можно ли забрать у нее фрак.

Она отрицательно помотала головой, мысленно готовясь к тому, что ждало ее за дверью, и отправилась на поиски лорда Дебена.

Девушка нашла его в комнате, которая выглядела так, будто ее специально подготовили к его приходу. Лорд Дебен стоял на коврике спиной к разожженному в камине огню. В руке он сжимал стакан. Его взгляд был обращен на Генриетту.

– Если бы вы хотели, чтобы я придумала какой-то способ отменить нашу помолвку, не следовало вам уносить меня из дома Твинингов и везти к себе домой.

– Знаю, – угрюмо согласился он. Затем резко рассмеялся. – Даже когда я решаюсь что-то изменить, то могу лишь заставить себя произнести правильные слова. Но, похоже, я не способен ничего поделать со своей эгоистичной манерой поведения.

– Хотите сказать, – уточнила Генриетта, закрывая за собой дверь, – чувствуете себя обязанным освободить меня от данного слова, но не в состоянии решиться на такой… благородный шаг?

– Да, будь все проклято! – Одним глотком Дебен осушил содержимое стакана, со стуком поставил его на каминную полку. – Я безжалостно воспользовался шансом, подаренным мне этим идиотом, и связал вас по рукам и ногам. Позволив ему вести себя столь глупо, безмолвно просил его подвести вас к принятию предложения. Это самый низкий и худший поступок, который я когда-либо совершал. Не успел я поздравить себя с тем, что несколько недель назад не пересек черту, похитив вашу невинность и тем самым заставив выйти за меня замуж, как тут же совершил нечто столь же ужасное.

– Что? – Генриетта в изумлении покачала головой. – Ужасное? Вы говорите так, будто и в самом деле хотите жениться на мне, милорд.

– Разумеется, хочу, глупышка! Я был очарован вами практически с тех самых пор, как вы выскочили из-за тех кадок с растениями, спасая меня от величайшей ошибки в жизни. У вас тогда в волосах запутались сухие листья, и глаза находились на мокром месте.

Генриетта опустилась на диван, поскольку ноги внезапно отказались держать ее.

– Ошибки? Но вы же сказали, что ничто не заставит вас жениться на мисс Уэверли.

– Не эту ошибку я тогда едва не совершил, гораздо худшую. В тот момент я как раз пришел к заключению, что ни одна женщина не заслуживает доверия, поэтому не имеет значения, которая из них станет моей женой. Я решил, что вернусь в бальный зал, приглашу первую попавшуюся красавицу, которая начнет строить мне глазки, на танец и, если ей не удастся чрезмерно утомить меня, сделаю предложение, раз и навсегда покончив с этим треклятым делом. Но потом, – продолжал он, – вы убедили меня в том, что есть на свете женщины честные и достойные, и если я женюсь на первой попавшейся, то обреку и себя, и, возможно, своих детей на жизнь, полную сожалений. Я решил, что хочу связать свою судьбу с девушкой вроде вас, мисс Гибсон. Той, что будет верна мне, честна и откровенна. Возможно, даже болезненно откровенна, если будет не согласна с моим поведением. Очень скоро я понял, что хочу не просто жениться на девушке вроде вас, а хочу только вас.

– Вы всегда хотели только меня? Даже когда я…

– Даже когда вы нарядились в нелепые одежды, чтобы проучить меня, – угрюмо подтвердил он.

– Так почему в таком случае вы пытаетесь найти способ избавить меня от данного слова? Я же сказала, что выйду за вас, не отступлюсь.

– Этого недостаточно. Я полагал, что этого хватит, но ошибся.

Отвернувшись от нее, он обеими руками схватился за каминную полку, опустив голову, словно держал всю тяжесть мира на своих плечах.

– Черт побери, вы, должно быть, единственная женщина в Лондоне, настолько невинная, чтобы не понять, как отчаянно я пытался соблазнить вас. В какие дебри забрался, чтобы довести дело до конца. Я опутал вас чувственной паутиной, заманил в ту комнату, заставил воспылать безумной страстью, и все для того лишь, чтобы лишить девственности. Неужели вы этого до сих пор не поняли?

– Нет, я…

Пораженная его словами, она откинулась на спинку дивана. Значит, в ту ночь он вовсе не намеревался с ней попрощаться. Напротив, пытался единственным известным ему способом не допустить, чтобы она разорвала их отношения.

И все же не довел начатое до конца.

– Так почему же вы остановились тогда?

– Вы улыбнулись мне, – со стоном признался он. – Смотрели на меня такими доверчивыми глазами. Как я мог предать ваше доверие, лишить права выбора после того, как вы продемонстрировали, насколько это важно. Именно в тот момент я осознал, что хочу не просто обладать вами и заставлять делать то, что нужно мне. Я хотел, чтобы вы… – Он помедлил. Костяшки пальцев побелели. – Я желаю невозможного. Я хочу, чтобы вы любили меня.

– Ах, это… – с губ Генриетты сорвался едва слышный всхлип, – это же восхитительно!

– Что? – Дебен повернулся к ней так быстро, что на мгновение потерял равновесие и был вынужден схватиться за каминную полку, чтобы не упасть. – Что именно вы находите восхитительным?

– Вы захотели меня настолько сильно, что пошли на такие жертвы. Беспокоились обо мне и поставили мои интересы превыше своих. Представляю, чего это стоило.

– Да. Ведь в ваших глазах я – эгоистичный ублюдок, – горько ответил лорд Дебен.

– Но если все, что вы говорите, правда, – воскликнула Генриетта, внезапно озадаченная одним несоответствием, слишком бросающимся в глаза, – отчего же тогда вы не посватались ко мне в традиционной манере? Зачем понадобилось все так усложнять?

– Потому что вы отказали бы мне, – уверенно отозвался он. – Да и как иначе? Вы и пяти минут не провели в городе, как узнали о моей репутации. Как может девушка с высокими моральными принципами всерьез рассматривать возможность связать жизнь с таким закоренелым ветреником?

На лице Генриетты появилось задумчивое выражение.

– Мне всегда было интересно узнать, отчего вы считаете себя воплощением зла. Вы ведь, подобно другим мужчинам вашего положения, не завсегдатай публичных домов, не держите армию любовниц, от которых избавляетесь вместе с их незаконнорожденными детьми, едва только они вам наскучат. Я никогда не замечала, чтобы вы злоупотребляли спиртным.

Дебен поморщился от отвращения.

– Я не привык мутить сознание. Алкоголь притупляет чувства и делает дураками мужчин, которых при иных обстоятельствах я мог бы уважать. Неужели вы хотите, чтобы в обществе меня считали идиотом? – Он взмахнул рукой. – Но, подобно прочим мужчинам моего положения, я получил первый сексуальный опыт в борделе. Однако очень скоро я осознал, что слишком брезглив, чтобы становиться завсегдатаем подобных заведений, и завел целую армию любовниц, хотя и это быстро сошло на нет. Есть в подобных отношениях что-то торгашеское.

– О, понимаю! Замужняя женщина, по крайней мере, искренне жаждет заполучить вас для себя самой, а не из-за того, что вы могли бы ей преподнести в качестве подарка.

– Вы возносите эти связи на такую высоту, на какую им никогда не взлететь, – скрипнув зубами, отметил Дебен. – Вовсе они не хотели меня, а просто мечтали заманить в свою постель кого-то, кто сумел бы развеять скуку, которую они испытывали с собственными мужьями. И не нужно меня оправдывать. Я обращался с ними омерзительно. Раздевая их догола, одновременно демонстрировал им, сколь глубоко презираю их за нарушение брачных обетов. И им это нравилось, – добавил он, скривив губы. – Чем грубее я с ними обходился, тем громче гремела молва о моих способностях восхитительного любовника.

Генриетта покачала головой:

– Не понимаю, как вы довели себя до такого жалкого состояния? Почему просто не…

– Что? – Он горько рассмеялся. – Какой у меня был выбор? У меня здоровый сексуальный аппетит, но при этом я в высшей степени не переношу женщин. Как людей, – быстро добавил он, заметив, как глаза Генриетты округлились от удивления. – Зато я наслаждаюсь женскими телами. Жажду удовлетворения, которое могу обрести только в постели. Но что касается формирования уз за пределами спальни… – Он отрицательно покачал головой. – Поверить не могу, что говорю с вами на такую грязную тему. В свое оправдание могу сказать лишь, что вы с самого начала обладали властью надо мной, заставляя выбалтывать мысли, которые мне без труда удавалось скрывать от всех прочих. Но этого недостаточно. Скорее еще один грех в моем длинном списке.

– Мы же собираемся пожениться, – негромко возразила Генриетта, – поэтому можем разговаривать друг с другом на любые темы. А из того, что вы мне рассказали, я могу заключить, вы давно воюете с самим собой. Нет ничего дурного в желании, чтобы женщина любила вас и только вас. Как и в неприязни к публичным домам. Как и в посещении любовницы, если не удается найти женщину, с которой можно построить серьезные отношения. Лорд Дебен, – объявила она, поблескивая глазами, – я склонна считать, что вы наделены многими моральными качествами, которые тщательно скрываете от общества.

– Глупости! – Он выпрямился, словно оскорбленный тем, что Генриетта заподозрила наличие у него скрытых моральных качеств. – Вот еще один пример того, почему я не должен был делать вам предложения. Вы не готовы посмотреть правде в лицо. Вместо этого продолжаете искать во мне что-то хорошее, даже зная, что ничего подобного не отыщете.

– И это я слышу из уст мужчины, который не стал покушаться на мою невинность, даже когда был настолько возбужден, что наверняка испытывал болезненные ощущения? Мужчина, лишенный благородства, получил бы, что хотел, а потом, скорее всего, отбросил бы свою жертву прочь.

– Откуда вам известно о подобных вещах?

– У меня четверо братьев, – криво усмехнувшись, напомнила Генриетта. – И двое старших зачастую вели себя не столь сдержанно, как следовало бы, хвастаясь своими любовными приключениями. Они разговаривали друг с другом, возвращаясь поздно ночью из таверны и забывая о том, что мое окно может быть открыто, а я бодрствую.

– И тем не менее, – не сдавался Дебен. Оттолкнувшись от камина, он зашагал к буфету. – Мне не следовало обнажать перед вами свою страсть. – Он взял графин. – Это неправильно. – Со стуком поставил графин обратно. – Я недостаточно хорош для вас. В конечном счете именно в этом мы с вашим отцом единодушны.

– С моим отцом? Вы знакомы с ним?

– А где, черт побери, я, по-вашему, пропадал последние две недели? Или вы по-прежнему станете утверждать, что вас это совершенно не касается? – горько спросил он, разворачиваясь и бросая на нее сердитый взгляд.

– Нет, – ответила она, совершенно очарованная всегда таким сдержанным, обходительным и утонченным Дебеном, терзаемым эмоциональным кризисом.

– Мне хотелось бы знать – очень хотелось, – где вы были и что делали, особенно теперь, когда я начинаю подозревать, – смущенно произнесла она, – что, вероятно, не в каком-нибудь тайном любовном гнездышке, получая от другой женщины то, что не пожелали взять у меня.

Дебен резко вскинул голову и еще сильнее нахмурил брови.

– Вы решили, что я не хотел вас той ночью? И потом пошел к другой женщине?

– Не берите в голову. – Генриетта неопределенно взмахнула рукой. – Вы собирались рассказать мне, откуда знаете моего отца.

– Верно. – Он задумчиво воззрился на нее. – Позволив вам уйти от меня, я погрузился в отчаяние на целых два дня.

– В самом деле? – Она подогнула под себя ноги, устраиваясь удобнее на диване. – Продолжайте.

Лорд Дебен посмотрел на свой фрак, полы которого от этого движения разошлись в стороны, на мгновение явив его взору очертание ее фигуры. Затем его взгляд на несколько секунд задержался на сосредоточенном лице Генриетты.

– Я отправился в Фарли-Холл, проклиная судьбу за то, что она заставила меня влюбиться в единственную из всех женщин, которая совершенно меня не воспринимала. Потом я стал представлять, что одному из этих денди, увивающихся вокруг вас, удалось проделать брешь в стене вашего безразличия и убедить выйти замуж за него, а не за меня. Тут я осознал, что от Фарли-Холл до Мач-Уэйкеринга не так далеко, и не будет хуже, если я попытаюсь начать все сначала. Я нанесу визит вашему отцу и попрошу его позволения ухаживать за вами в качестве вашего кавалера. Заручившись его согласием, думал я, сумею убедить вас в серьезности своих намерений. Тогда вы хотя бы начнете думать обо мне, как о возможном муже, а не как о… – Он запустил пальцы в волосы. – Не знаю, какое подобрать слово для описания наших отношений до сих пор. Но в одном я не сомневался: придется чертовски постараться, чтобы их изменить и превратить в традиционные ухаживания, которых вы заслуживали.

Генриетта сглотнула. Требовалось всего лишь два дня, чтобы доехать из Мач-Уэйкеринга до Лондона. А как он провел остальное время?

– Могу ли я поинтересоваться, где вы были остальное время? – высказала она свои мысли вслух.

– Я же вам сказал, – с ноткой нетерпения бросил Дебен. – Все это время я провел в Мач-Уэйкеринге, пытаясь убедить вашего отца, что смогу стать вам хорошим мужем.

– А он был с этим не согласен?

– Я совершил ошибку, – признался Дебен, – решив, что он почувствует себя польщенным, узнав, что граф…

– Дважды граф, – поправила его Генриетта.

– Боже, вы можете себе это представить, не так ли? Я предстал перед вашим отцом, преисполненный собственной значимости, и провозгласил о своем намерении сделать вас своей женой, хвастаясь титулами, землями, доходами.

Генриетта не в силах сдерживаться захихикала.

– Он н-никогда не обращал в-внимания на подобные вещи.

– Я рад, что вы находите это забавным, – рявкнул Дебен и вздохнул. – Более интеллигентный человек догадался бы по обрывкам ваших рассказов о детстве, что это неверный подход к вашему отцу. Ученые и изобретатели, наводняющие дом, и его уверенность в том, что Ледбеттеры способны ввести вас в высшее общество…

– Боже, что сделал мой отец?

– Он посмотрел на меня поверх очков и сказал, что все перечисленное мной это, конечно, хорошо, но он не позволит дочери выйти замуж за идиота. Сообщил, что вы – высокообразованная девушка, привыкшая открыто высказывать свое мнение, и никогда не будете счастливы рядом с глупым мужчиной. Затем написал что-то на листке бумаги и пообещал подумать над моим предложением, если я дам правильный ответ.

– Ох, но это же прекрасно.

– Черт побери, ничего подобного! Он написал по-гречески!

Генриетта имела в виду, как прекрасно, что ее отец не позволил первому же мужчине, попросившему ее руки, жениться на ней, а придумал испытание. Она-то думала, что отец не слишком ее любит. Теперь поняла, что любит, хотя и по-своему. Он хотел, чтобы она стала женой человека, который сумеет сделать ее счастливой.

Как же ей повезло с отцом. Живя в Лондоне, она узнала о том, что многие родители имеют на дочерей свои планы и вовсе не принимают в расчет их счастье.

Лорд Дебен зашагал по комнате взад и вперед.

– Я учился не в университете, а дома. Немного знаком с латынью, но мой отец не видел смысла в том, чтобы я изучал греческий. Он хотел лишь, чтобы я научился управлять имениями и вести себя как джентльмен. Можете представить мое отчаяние. Я подумывал о том, чтобы отправиться в Фарли-Холл и попросить перевести моего секретаря, но потом решил, что ваш отец не потерпит жульничества. Поэтому спросил, можно ли мне взять словарь и хотя бы попытаться соотнести символы.

– Боже. Впечатляет!

– Вы снова наделяете меня добродетелями, которыми я в действительности не обладаю. Я так и не сумел понять, что написал ваш отец!

– Я не имела в виду…

Генриетта и не рассчитывала, что он справится с переводом. Она была впечатлена тем, что он провел чуть ли не две недели, ломая голову над какой-то греческой эпиграммой, пытаясь заслужить разрешение ее отца ухаживать за ней.

– А затем, по истечении первой недели, он сообщил мне, что проявил ко мне снисхождение, написав загадку по-гречески, хотя мог бы написать на арамейском. Наконец – ну, вы знаете меня лучше, чем кто бы то ни было, и, должно быть, уже догадались – я сдался. Разорвал треклятую бумажку на кусочки и выбежал в сад.

– А потом?

– Ваш отец последовал за мной, заставил сесть рядом с ним на скамью и сказал, что, хотя сам не выбрал бы меня вам в мужья, по крайней мере я кажусь ему человеком с честными намерениями в отношении вас. Если вы сами пожелаете стать моей женой, он не станет противиться, запрещать, ведь у женщин очень своеобразный вкус.

Генриетта как наяву слышала сухие слова отца. Он всегда полагал женщин величайшей загадкой.

– Именно тогда я и признался, что вовсе не уверен в вашем желании стать моей женой, именно поэтому решил повидаться с ним. Я надеялся, что, сумев завоевать его расположение, смогу сделать его своим союзником, принимая во внимание то, как высоко вы цените его мнение.

– Ох. И это… это помогло заручиться его поддержкой?

– Нет. Он обрадовался, что его дочь не потеряла голову, оказавшись в Лондоне. Когда я уезжал, он не пожелал мне удачи. Просто заявил, что я, вероятно, не такой идиот, каким кажусь, раз влюбился в девушку, обладающую здравым умом, и если вы все же станете моей женой, я непременно изменюсь в лучшую сторону.

– Великий боже! – воскликнула Генриетта, прижимая руку ко рту: лорд Дебен провел эти две недели не так уж приятно!

– Но этого не случится, – мрачно заключил он. – Мое сегодняшнее представление показало, что я не способен измениться. Я вернулся в столицу с намерением ухаживать за вами по всем правилам, а что сделал вместо этого? При первом же удобном случае лишил вас выбора, оставив только один путь – выйти за меня замуж.

Генриетта стряхнула с плеч фрак и, поднявшись с дивана, быстро пересекла комнату и подошла к нему, он взял ее руки в свои.

– За сегодняшний вечер я совершил лишь один поступок, которого не стыжусь. Показал тому болвану, что вы сумели поставить на колени самого пэра королевства. Если бы вы выбрали его, это, возможно, заставило бы его обращаться с вами чуть более уважительно. Это ведь был тот самый мужчина, из-за которого вы плакали в вечер нашего знакомства, не так ли?

– Да. Но я на удивление быстро забыла о нем. Потому что встретила кое-кого, кто полностью затмил Ричарда.

Она сжала ладони Дебена, давая понять, что имеет в виду его. Он в ответ еще крепче ухватился за ее руки.

– Я научил вас желать меня физически и понимаю это, но…

– Но я всегда испытывала к вам гораздо большее. Просто не решалась выказывать чувства. Вокруг и так полно сплетен, не хотела выставляться влюбленной дурочкой.

Дебен всматривался ей в лицо.

– Я всегда полагал, что могу точно определить, о чем вы думаете.

Генриетта отрицательно покачала головой.

– Вы так часто сердились на меня, – настаивал он.

– В жизни не испытывала ни к кому такой злости, как к вам. Вы заставили меня желать того, что я считала невозможным. Я… – Она подняла голову, чтобы смотреть Дебену прямо в глаза. – Я не хотела влюбляться в тебя, полагая, что ты не сможешь полюбить меня в ответ. Но не могла избавиться от любви к тебе, как ни старалась. Неужели не видишь, какое пагубное действие это чувство оказывает на мой характер?

Дебен шумно выдохнул.

– Тебе не нужно было даже пытаться соблазнить меня, – продолжала Генриетта, – как и загонять меня в угол, из которого был только один выход – брак с тобой. Достаточно было всего лишь спросить меня.

– Я не осмеливался, – ответил Дебен, – думал, ты не воспримешь меня всерьез.

– Поначалу, возможно, так и случилось бы, – согласилась она. – Возможно, тебе пришлось бы делать мне предложение несколько раз, прежде чем я поверила в искренность твоих намерений, ты ведь всегда считал меня забавной. Сначала я, полагаю, решила бы, что ты меня просто дразнишь. Кроме того, как поверить, что мужчина с твоим опытом и репутацией подлинного ценителя женской красоты захотел жениться на женщине, единственной привлекательной чертой которой являются ее волнистые волосы?

– О, это из-за того, что я тебе наговорил.

Она ласково улыбнулась ему:

– Ты называл меня курочкой.

– Как та деревенщина.

– Он придумал это прозвище, когда я была маленькой девочкой. У него была курица, похожая на меня, с таким же длинным носом.

– Я обожаю твой нос! – воскликнул Дебен. – Он отличает тебя от прочих. Надеюсь, наши дети его унаследуют. Буду рад, если эта черта станет передаваться из поколения в поколение по нашей линии.

– В самом деле?

– В самом деле, – заверил Дебен, целуя Генриетту.

Она задрожала от радости.

– А мне нравится в тебе абсолютно все. Прежде чем начнешь возражать, что это невозможно, – поспешила заверить она, видя, как он, нахмурившись, собирается сделать именно это, – позволь заметить, милорд, я тебя люблю. Всем сердцем.

Она коснулась ладонью его щеки и нежно погладила.

– Мне кажется, ты слишком долгое время был одинок. Из того, что я узнала, могу заключить, никто никогда тебя не любил так, как ты того заслуживал, поэтому ты и счел себя недостойным любви. Но я люблю тебя, – твердо заявила она. – Мы будем любить друг друга не только в спальне. Мы будем общаться друг с другом. И мне дела нет до того, что ты ненавидишь других женщин, потому что ко мне у тебя иное отношение.

– Ты в самом деле имеешь в виду то, что говоришь, – выдохнул он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

Генриетта кивнула.

– Чем же я заслужил твое расположение?

Он схватил ее ладонь, все еще касающуюся его щеки, и принялся лихорадочно целовать.

– Ты полюбил меня, – ответила Генриетта, проводя второй рукой по его взлохмаченным кудрям, – полюбил так, как ни один мужчина. Ты – именно тот, в ком я нуждаюсь.

– Боже, знала бы ты, как я в тебе нуждаюсь, – простонал он, обнимая ее и целуя страстным поцелуем, красноречиво свидетельствующим и о его желании, и об облегчении. В нем было столько страсти, что они переместились на диван и принялись возиться с одеждой друг друга, едва не отрывая пуговицы в стремлении поскорее от нее избавиться.

– Я предупреждал, что ужасный эгоист. Никакая сила на земле не заставит меня отказаться от наслаждения, обещанного твоим телом, – он принялся ласкать ее груди, – пока будем ждать, чтобы твоя тетушка или моя крестная организовали подобающую свадебную церемонию.

Откинувшись на подушки, Генриетта с удовлетворением наблюдала за Дебеном, целующим ее груди.

– Мне кажется, я желал тебя целую вечность, – выдохнул он и предупредил: – Не пытайся уверить меня в какой-нибудь чепухе вроде того, что воздержание до свадьбы полезно для моей бессмертной души.

– Я и не помышляла о подобных глупостях, – ответила она. – Иначе в таком случае я и себя лишу удовольствия.

Дебен застонал и снова склонился к ее груди. Генриетта наслаждалась ощущениями, повторяя:

– Я люблю тебя, я люблю тебя.

Она испытывала удивительное чувство свободы, оттого что, наконец, получила возможность произнести эти слова вслух. Особенно сейчас, когда каждым поцелуем и лаской он демонстрировал силу любви.

– Я больше не могу сопротивляться тебе, – выдохнул он, поднимая голову, чтобы посмотреть на нее.

– И не нужно. Вообще-то… – Она завозилась, намереваясь принять сидячее положение, и оттолкнула его прочь.

– Что ты делаешь? Я думал, ты хочешь…

Выражение испуга исчезло с его лица, когда он заметил, что она стягивает перчатки.

– Кажется, – произнес Дебен низким голосом, – мне еще не приходилось видеть ничего более эротичного.

Он потянулся к шейному платку, развязывая его.

– Нет!

– Нет?

Он замер, вдруг засомневавшись, правильно ли истолковал ее намерение по поводу перчаток.

Генриетта покачала головой.

– Я сама хочу это сделать, – пояснила она, толкая его обратно на подушки.

Генриетта оказалась более опытной в раздевании мужчины, чем мог предположить Дебен. Ей не потребовалось много времени, чтобы снять с него жилет и сорочку. Прикасаясь к обнаженному торсу, она больше не казалась опытной, ласкала его почти благоговейно.

Затем, подоткнув юбки, оседлала его и стала прокладывать дорожку из поцелуев вниз по шее, лизать языком его соски. Дебену ее ласки казались гораздо более возбуждающими, чем изощренные манипуляции женщин, которые никогда не вкладывали в них душу. Ее несмелыми, но энергичными прикосновениями руководила любовь, а не похоть. Его ладони достигли цели и сжали ее нежную плоть. Когда он погрузил оба больших пальца в лоно, она заерзала у него на коленях.

Дебен сокрушенно подумал о том, что диван – не самое подходящее место для первого любовного акта.

Он сел и крепко схватил Генриетту за руки.

– Нет. Остановись. Нам нужно… в кровать по крайней мере, – тяжело дыша, произнес он.

– Ты хочешь, чтобы я в таком виде прошла по твоему дому на глазах прислуги?

Ее прическа растрепалась, корсаж платья был распахнут, подол и вовсе обернут вокруг талии.

– Хотя, подозреваю, едва ли они будут шокированы, – задумчиво протянула она.

– Я никогда не приводил сюда женщин, – заверил Дебен, тут же поняв, что она имеет в виду. – Все мои affaires происходили в других местах. Я не хотел давать женщине повод думать, что она может предъявить на меня права, потому лишь, что я пригласил ее в свой дом, – с жаром объявил он.