Текст книги "Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации"

Убийство Хусейна

Когда новый халиф Язид отправил жителям Медины посланника с призывом присягнуть ему, Хусейн ибн Али и Ибн Зубайр отказались признавать правителя. Ночью они покинули город и отправились в Мекку.

Теперь Хусейн вспомнил, что еще при жизни Муавии народ Куфы приглашал его стать их правителем, но тогда он отказался. Когда же Язида провозгласили государем, Хусейн вновь вернулся к мыслям о правлении в Куфе, это казалось благоразумным, однако не менее благоразумным было остаться там, где он был сейчас. Когда же посыльные вновь принесли письма с приглашением, он все же решился отправиться к халифу.

– Не надо этого делать! – советовал Хусейну Ибн Омар. – Господь дал Своему пророку выбор между нашим и загробным мирами, и он избрал второй. Ты часть пророка, этот мир не для тебя. – С этими словами он припал к плечу Хусейна и заплакал, будто прощался с ним навсегда.

Хусейн отбыл в Ирак в сопровождении восемнадцати своих родственников и с шестьюдесятью сподвижниками Али, среди которых было тридцать асхабов пророка Мухаммеда.

Узнав об этом, Язид приказал правителю Ирака воспрепятствовать появлению Хусейна в Медине. И тогда правитель выставил против них четырехтысячную армию под предводительством Омара, сына Саада, покорителя Персии. Народ Куфы оставил Хусейна встретить свою судьбу, как это уже однажды случилось с его отцом Али. Когда Хусейн увидел кавалерию Омара, он был вынужден отступить к Кербеле, поскольку с ним было небольшое войско из пятисот конных и ста пеших воинов.

Кербела – место гибели Хусейна

Слишком долгим будет повествование о смерти Хусейна, сердце не выдержит, если рассказывать все. Истинно, Бог – отец наш, к нему мы возвращаемся. Войско Омара настигло Хусейна в Кербеле и, окружив его воинов, отрезало подходы к водам Евфрата. Семь или восемь дней длилась осада, и на последний люди Хусейна приняли бой. Тридцать два воина встретили там мученическую смерть, среди них было два сына Хусейна, четверо его братьев, пять племянников и пять двоюродных братьев. Увидев, что все они погибли, он вскочил на лошадь, бросился к вражескому полчищу и бился, пока не упал с лошади, умиравшей от семидневной жажды и семидесяти двух ранений. В живых остались только двое сыновей Хусейна, один еще младенец и второй мальчик, не встававший из-за болезни с постели.

Халифу сообщили следующее:

– Мы быстро управились! Времени потребовалось не больше, чем на то, чтобы зарезать и разделать верблюда или немного поспать.

Смертельный удар Хусейну нанес некий араб из племени мадхидж. Он отсек ему голову, после чего принес ее правителю Куфы, который затем велел отвезти ее Язиду.

Когда араб явился к халифу, тот беседовал с Абу Барзой из Аслама. Он вручил отсеченную голову Язиду, и тот, ударив по ней, рассек перстнем его губы.

– Довольно! – сказал Абу Барза. – Я видел, как сам пророк целовал эти губы. Как же давно это было!

 
Взгляните! Землю поразил недуг тяжелый!
Содрогнуться заставила ее Хусейна смерть.
 

После смерти Хусейна мир продолжался еще семь дней, солнце освещало стены желтым, шафрановым, светом, и был невиданный звездопад.

Убийство произошло на десятый день месяца Мухаррама в 61 году по смерти пророка. Впоследствии рассказывали, что, какой бы камень в Иерусалиме ни был поднят, под ним была свежая кровь.

Абд аль-Малик

Весть о том, что власть передана ему, застала Абд аль-Малика, сына Марвана, когда он читал Коран, держа его на коленях. Абд аль-Малик читал Коран, когда к нему пришла весть о передаче ему власти. Откладывая Писание, он произнес: «Это последний раз, когда я открываю тебя».

Абд аль-Малик был первым халифом, прославившимся своей коварностью. Его даже прозвали «леденцом из камня» и «отцом мух» за скверное дыхание. Он также первым установил регламент выступлений в его присутствии, теперь уже не было такой свободы высказываний, как прежде, он также первым запретил правоверным касаться вопроса его праведности. Он сменил язык государственных реестров с персидского на арабский и первым стал чеканить свое имя на монетах.

Его единственным близким другом был Шааби. Бывало, он говорил ему: «Говори мне, пока я не остановлю тебя. Но только не льсти мне, я этого не люблю. Мне нужна твоя искренность. Поверь мне, талантливый слушатель – явление значительно более редкое, чем талантливый рассказчик».

* * *

Через год после вступления Абд аль-Малика на престол религиозные ученики Али, или шииты, заявили о своем раскаянии в том, что оставили Хусейна погибнуть от рук врагов. В Куфе они начали мятеж и кричали на площадях, что искупить свою вину они могут, только расквитавшись с убийцами или покончив с собой.

Воинство раскаявшихся пересекло Евфрат, и сирийская армия выступила, чтобы остановить их. Местом их столкновения стала земля близ источника Варда. Сражались они храбро и отстояли берег в битве с сирийцами, окружившими их словно грозовой тучей. И они кричали: «Рай! Рай для асхабов Али! Рай для людей Али! Рай!»

Сирийцы, пораженные мужеством и несгибаемостью этой горстки людей, отступили. Так люди Ирака смогли вернуться домой живыми.

Теперь те, кто решил выйти из-под власти Абд аль-Малика, восстали в Ираке и провозгласили себя хозяевами Басры. Тогда халиф призвал Мухаллаба из Азда, того, кто однажды уже сражался с иракцами, и назвал его единственным человеком, кому по силам справиться с ними. Халиф также сказал, что если Мухаллаб одержит победу, то все территории, освобожденные от мятежников, будут избавлены от земельного налога.

Тогда Абд аль-Малик спросил:

– Ты поделишь со мной эти земли?

Мухаллаб предложил ему владеть одной третью, но тот отказался. И Мухаллаб сказал:

– Я возьму половину всего, и ни пядью меньше. И, кроме того, у меня должны быть нужные мне войска, но отвечать за их поражение я не стану.

Однако войска Мухаллаба были настолько разрозненны, что враг наголову разбил их и завладел обоими берегами Тигра.

Проповедь мятежника

Знайте это, подданные, мы оставили наши дома не потому, что нами двигала бессмысленная жажда действия, не ради удовольствия, не затем, чтобы восстановить старый мир, и не для того, чтобы построить новую империю. Но когда мы увидели, что лучшие люди, служившие во имя справедливости, ушли от нас, тогда сама земля всей своей необъятностью нависла над нами. Мы услышали Вестника, призывавшего нас последовать за Милосердным и покориться справедливости Божественного Писания.

Мы приняли твоих воинов. Мы призывали их пойти за Милостивым Аллахом и держаться буквы Писания. Они призывали нас пойти за Сатаной и быть верными Марвану. Они пришли на нас, восседая на скакунах, крича и неистовствуя, а Сатана смеялся над ними и зажигал их кровь своим огнем. И колесо повернулось, мы поднялись вверх, они опустились вниз от удара, что заставил богоотступников трепетать.

Первые шесть лет своего правления Осман во всем действовал по примеру Абу Бакра и Омара, но впоследствии начал внедрять в ислам новшества. Так была потеряна сила, удерживавшая единство стремлений, и каждый правитель всходил на престол халифата движимый уже только жаждой власти. После Османа правил Али, он свернул с пути Истины и не мог уже быть маяком, указывающим этот путь своему народу. Вслед за ним халифом стал Муавия, сын Абу Суфьяна, проклятый сын проклятого самим пророком отца, человек, проливавший невинную кровь как воду, а слуг Господа делавший своими рабами, человек, кто присвоил себе деньги, принадлежавшие Господу, вероотступник и насильник, удовлетворявший так свою похоть до самой смерти.

А после него был его сын Язид, любитель выпивки и охоты, присматривающий лишь за своими ястребами и леопардами. Он предпочитал советоваться с предсказателями, но не с книгами и потакал своим порокам до последнего дня, – да проклянет и накажет его Аллах!

Затем пришел Марван, он запретил исповедовать ислам и проклял Язида, сына проклятого пророком отца, погрязшего в пороке, – да проклянет Аллах весь род его! Далее правителями были сыновья Марвана, дети проклятого рода, они завладели деньгами Господа и смеялись над верой, и слуги Господа становились их рабами. И молох этих грехов все продолжал вертеться. О народ Мухаммеда, как был ты покинут и несчастен!

Хаджжадж

Мухаллаб написал халифу о том, что ему необходимо подкрепление. И на одной из аудиенций Абд аль-Малик обратился к собранию:

– Кто пойдет в Ирак?

Стояла тишина. Но тут Хаджжадж ибн Йусуф произнес:

– Это дело как раз для меня.

Халиф велел ему сесть на место, но, когда он в третий раз спросил, кто пойдет в Ирак, опять встал один только Хаджжадж и произнес:

– Клянусь Богом! Я справлюсь с этим, владыка правоверных.

– По сравнению с их воинами ты не опаснее жалящей осы!

Так сказал Абд аль-Малик, но подписал указ о его назначении. И Хаджжадж отправился в путь.

Подъезжая к Кадисии, что близ Куфы, Хаджжадж отдал своим войскам приказ, передвигаясь по ночам, следовать за ним, а также велел привести ему быстрого верблюда, груженного мехами с водой. Хаджжадж не надел на верблюда ни седла, ни чепрака, ни подушки и с Кораном в руке в простом дорожном платье и тюрбане ускакал один.

Так он один добрался до Куфы и, войдя в город, стал кричать на улицах, убеждая всех начать молитву. Его слова были слышны в каждом квартале, где был хотя бы один воин, должный быть вместе со своими братьями по оружию, но сидевший дома в окружении своей семьи и слуг. Они хотели собраться и закидать Хаджжаджа камнями. Мухаммед ибн Умайр последовал за ним в мечеть в сопровождении своих вольноотпущенников, где нашел его сидящим на кафедре, неподвижным и молчаливым.

Мухаммед вскричал:

– Проклятие Аллаха на детей династии Омейядов, на тех, кто послал в Ирак такого человека! – Он стал отбивать кирпичи от стен мечети, чтобы обрушить этот град на Хаджжаджа, говоря: – Клянусь Аллахом! Если бы они нашли еще менее достойного, они послали бы его сюда!

Мухаммед уже замахнулся на Хаджжаджа камнем, как один из его вольноотпущенников остановил его, сказав:

– Пусть живет, хотя бы до того момента, когда он расскажет нам, с чем пришел в наш город.

Остальные подхватили:

– Он может быть простым бедуином.

Когда мечеть наполнилась людьми, Хаджжадж опустил платок, закрывавший его лицо, и встал, распуская тюрбан на голове. Затем, не произнеся привычных слов восхваления Аллаха, заговорил:

 
Известный человек я! И мои дела сами восхваляют меня…
Когда сниму тюрбан – мое лицо узнаете легко вы!
 

Взгляните на меня! Ага! Я уже вижу бегающие глаза, вытянувшиеся шеи, вы уже готовитесь к кровавому урожаю. Что ж, я знаток этого дела; мне кажется уже, что я вижу кровь в этой толпе бородачей в тюрбанах.

Владыка правоверных перебрал все свои стрелы и нашел, что я самая меткая стрела из лучшей стали и самого крепкого дерева. Вы, иракцы, мятежники и предатели! Подлые сердца! Я не тот, кого можно раздавить, как виноградину, вы жалкие рабы, сыновья рабынь! Я Хаджжадж ибн Йусуф, человек, который, я вам это обещаю, не угрожает, а предлагает, не отнимает ничего, но спуску не дает. Больше вы не будете здесь толпиться! Довольно этих сборищ! Больше никаких разговоров! Никаких «Как поживаешь?» и «Какие новости?».

Что вы суетесь не в свои дела, сукины дети? Пусть каждый занимается своими. И горе тому, кто попадется мне в руки! Идите вперед, не сворачивая ни вправо, ни влево, следуйте за своими военачальниками, присягайте и склоняйтесь в покорности!

И помните: я дважды не повторяю. Я не люблю тратить время на разговоры, так же как ненавижу ваше малодушие и подлость. Стоит однажды обнажить меч, как он уже никогда не будет скрыт в ножнах. Путь пройдут зима и лето, но владыка правоверных сможет усмирить каждого, кто вздумает покинуть его, а всякий из вас, кто поднимет голову, лишится ее.

Довольно! Владыка правоверных поручил мне заплатить вам ваши деньги и снарядить вас на борьбу с вражескими войсками под предводительством Мухаллаба. Это мои приказы. Также я предоставляю вам трехдневную отсрочку. Да услышит Господь мое обещание и призовет меня ответить за его исполнение: всем воинам Мухаллаба, кто будет находиться здесь после истечения трех дней, отрубят голову, а его имущество отнимут. Слуга, зачитай послание от владыки правоверных.

Помощник начал читать:

– «Во имя Аллаха милостивого и милосердного.

От слуги Господа нашего Абд аль-Малика, владыки правоверных, правоверным мусульманам Ирака: «Да пребудет с вами мир! Я молю за вас Аллаха, ибо нет другого бога».

Хаджжадж прервал помощника:

– Остановись здесь. Да, иракцы, мятежники и предатели! Подлые души! Да, вы, погрязшие в грехе и ереси! Вас владыка правоверных приветствует словами «Мир вам!», и вы не ответите ему тем же? Если Господь оставит меня среди вас, клянусь, я расколю вас, как дрова, я найду способ сделать вас учтивыми. Продолжай читать, слуга!

Когда помощник вновь прочел строки, где владыка правоверных желал мира, все собравшиеся в мечети произнесли:

– Да снизойдет мир, милость и благословение Аллаха на владыку правоверных!

После того как закончили читать послание, Хаджжадж сошел с кафедры и отдал распоряжения распределить обещанные деньги. В это время Мухаллаб со своим войском сражался на севере с последователями религиозного течения азракитов.

Через три дня Хаджжадж лично проверил состояние армии перед походом. Когда он проходил мимо, один из знатных людей Куфы, Умайр из племени тамим, обратился к нему:

– Да хранит Аллах владыку! Взгляни на меня, старого больного человека, которого годы уже почти сломили. Но у меня есть сыновья. Пусть владыка возьмет самого крепкого из них, кто лучше всего снаряжен и имеет лучшего коня.

Хаджжадж ответил:

– Слишком молодой воин не лучше очень старого.

Умайр уже уходил, когда двое из тех, кто стоял рядом, сказали Хаджжаджу:

– Да хранит Аллах владыку! Знаешь ли ты, кто это?

– Нет, не знаю.

– Это Умайр, сын Даби, из племени тамим, тот самый, кто набросился на тело убитого владыки правоверных Османа и сломал его ребро!

Хаджжадж вернул Умайра и сказал:

– Старик! Это ты набросился на тело мертвого владыки правоверных Османа и сломал ему ребро?

Умайр отвечал:

– Осман заточил моего отца в тюрьму и оставил его, старого и больного, умирать там.

– Твоя смерть может быть платой за смерть Османа. Сражаться против азракитов будут отправлены все, кто может еще держать оружие. Воистину, твоя гибель, старик, будет благословлением как для Куфы, так и для Басры. – И Хаджжадж оглядел Умайра с головы до ног, потрепав и вновь отпустив его бороду. Затем он приблизился вплотную к старику и спросил: – Умайр, ты слышал, что я говорил?

– Да!

– Клянусь Аллахом! Для такого человека, как я, будет настоящим бесчестьем лгать. Стража! Возьмите этого человека и перережьте ему горло.

Приказ был выполнен. Сразу после этого войска отправились в путь и не останавливались до тех пор, пока не присоединились к разбившей лагерь армии Мухаллаба.

Убайд, сын Абу Мухарика, рассказывал:

«Будучи правителем Ирака, Хаджжадж перепоручил мне вести дела земледелия и заниматься земельными налогами; тогда я решил найти кого-нибудь из старых персидских земледельцев, чтобы тот помогал мне советами. Мне сказали, что для этого подойдет Джамиль, сын Сухайра. И я послал за ним. Джамиль оказался старцем, с огромными бровями, почти закрывающими глаза.

– Я очень стар, наверное, поэтому ты потревожил меня.

– Мне нужны твои помощь и благословение. Я прошу тебя стать моим советником.

Пригладив брови кусочком шелковой материи, он взглянул на меня и спросил:

– Чего именно ты хочешь?

– Хаджжадж поручил мне вести дела земледелия, а он человек в высшей степени упрямый. Посоветуй мне что-нибудь.

– Что же ты хочешь сделать в первую очередь: угодить Хаджжаджу, обогатить казну или последовать голосу своей совести?

– Если это возможно, я бы хотел сделать все вместе, но боюсь, что Хаджжадж безжалостный владыка.

Тогда старец сказал:

– Что ж, в таком случае придерживайся четырех правил: во-первых, пусть твои ворота будут всегда открыты, и при них не держи стражи, таким образом все будут знать, что смогут прийти к тебе, если захотят, а твои наместники будут еще больше бояться тебя. Во-вторых, выслушивай внимательно пришедших к тебе простых земледельцев, так правитель сможет заслужить себе доброе имя. В-третьих, твои решения должны быть одинаково справедливыми как для бедных, так и для богатых. И в-четвертых, не позволяй честолюбию твоих людей властвовать над тобой; никогда не принимай подарки от своих подчиненных, потому как, получив что-то однажды, в другой раз они не успокоятся, пока не получат вдвое больше; не позволяй, чтобы это было поводом для постыдных слухов.

Следуй этим четырем правилам, и тогда ты сможешь сдирать кожу со своих овец, от затылка до кончика хвоста, получая от них благодарность. И Хаджжаджу не в чем будет упрекнуть тебя».

«Как-то однажды один вопрос, касающийся наследства, привел Хаджжаджа в некоторое замешательство, – рассказывает Шааби. – Он спросил моего мнения, как правильно разделить имущество между матерью, сестрой и дедом.

И я ответил:

– Пять асхабов Посланника Господа – да благословит его Аллах и да приветствует! – высказывают пять разных мнений по этому вопросу. Их зовут Абдаллах, Зейд, Али, Осман и Ибн Аббас.

Хаджжадж начал уточнять, что именно говорили асхабы:

– Что сказал Ибн Аббас? Он был благочестивым мусульманином.

– Он рассудил так: дед для своего внука почти как отец, треть должна остаться матери, сестре же ничего.

– Что решил Абдаллах?

– Он разделил имущество на шесть частей и отдал три шестых сестре, одну шестую матери и две шестых деду.

– Как рассудил Зейд?

– Зейд поделил все на девять частей: три части отдал матери, две – сестре, четыре – деду.

– А что сказал владыка правоверных Осман?

– Он присудил каждому наследнику треть.

– И что сделал Али?

– Али тоже разделил наследство на шесть частей, три из которых отдал сестре, две матери и только одну деду.

Хаджжадж почесал нос и сказал:

– Единственное, чего мы не должны делать, – это следовать мнению Али.

И таким образом, он приказал судье решить вопрос согласно мнению владыки правоверных Османа».

Однажды Хаджжадж заболел и не мог встать с постели. В это время ему доложили, что народ Куфы готовит переворот. Из последних сил он поднялся на кафедру в мечети и, опираясь на костыли, стал говорить:

– Они объявили, что Хаджжадж умер? Слишком громко сказано, я еще стою на ногах. До сих пор я не искал благ по эту сторону могильной плиты. Аллах не сделал ни одно из своих творений бессмертным, кроме одного – презренного Шайтана. Я вижу, как все живое рано или поздно угасает, я вижу слабость всех, в ком течет кровь. Каждый будет погребен. И земля развеет его прах по ветру, земля поглотит и его кровь. И то, что он любил больше всего на свете, его возлюбленные дети и его возлюбленные богатства, начнут делить друг друга.

Только однажды придворные видели Хаджжаджа счастливым и веселым. Это было в тот день, когда к нему приехала Лейла из Акхьяла. Та, из-за которой ее двоюродный брат Тавба из Амира, уже давно умерший, написал однажды:

 
Если Лейла из Акхьяла вдруг придет просить прощенья,
Даже если буду я уже покрыт
Землею и тяжелою могильной плитой,
Ради смеха все равно я попрошу у ней прощения,
А мой дух
Печально филином вдруг вскрикнет из мрачного загробья.
 

Хаджжадж сказал:

– Мне рассказывали, что, когда ты проезжала мимо гробницы Тавбы, ты даже не свернула посетить ее. Ты была несправедлива с ним. Если бы вы поменялись ролями, он никогда бы не уехал прочь, не посетив твоей могилы.

Лейла отвечала:

– Да хранит Аллах владыку! У меня есть оправдание!

– Какое же?

– Со мной были женщины, слышавшие эти строки. Я не хотела давать им повода смеяться над ним, если он не сдержит обещания.

Хаджжаджу понравился ответ, и он сделал ей щедрый подарок. Они долго разговаривали, и никто раньше не видел его таким радостным, как в тот день.

Хаджжадж послал шпиона, некоего Гхадбана из династии Шайбан, чтобы тот принес ему сообщение от Кирмана из Персии о действиях отступника Ибн Асхата, участвующего в перевороте. Гхадбан явился к главному среди мятежников. Тот спросил его:

– Какие новости на твоей земле?

И Гхадбан ответил:

– Дурные новости! Лучше сейчас тебе пообедать на костях Хаджжаджа, чем потом он поужинает на твоих.

Тогда Кирман отправился в мечеть, поднялся на кафедру и осудил Хаджжаджа за все его дела, объявив его вероотступником и неверным. Себя же он провозгласил главой бунтарей. Но вскоре после этого он был взят под стражу вместе с Гхадбаном, который затем три года провел в тюрьме Куфы.

Когда минули и эти нелегкие времена, Хаджжадж получил письмо от Абд аль-Малика, в котором халиф распоряжался предоставить тридцать женщин для обслуживания дворца: десять наджиб, десять кад аль-никах и десять дават аль-ахлам. Поскольку правитель не знал значения этих слов, он обратился к своему двору за разъяснениями, но никто не мог дать ответ.

Однако один человек все же сказал:

– Да хранит Аллах владыку! Значения этих слов может объяснить только человек, который жил как странствующий араб, тот, кто знает людей пустыни, гроза прошлого, удачливый воин, знающий толк в нападениях и хорошей добыче, человек, который, кроме всего этого, не прочь выпить вина и знаком с языком пьяной толпы.

И Хаджжадж спросил:

– Где же найти такого человека?

– Есть один, но он в твоей тюрьме.

– Кто же это?

– Гхадбан Шайбани.

Тогда Хаджжадж послал за Гхадбаном и спросил его:

– Это ты сказал: «Тебе лучше сейчас пообедать на костях Хаджжаджа, чем потом он поужинает на твоих»?

И Гхадбан ответил:

– Да хранит Аллах владыку! Эти слова не принесли добра сказавшему их и вреда тому, против кого они были направлены.

Тогда правитель произнес:

– Хорошо. Владыка правоверных написал мне письмо, значение которого мне неизвестно. Взгляни на него и скажи, можешь ли ты все разъяснить.

После того как Гхадбан прочел письмо, он произнес:

– Здесь все предельно понятно.

Хаджжадж спросил его:

– Что же означают эти слова?

– Женщина наджиб – это женщина с гордо посаженной головой и длинной, гусиной шеей, с широкой ладонью и красивыми коленями. Если такая женщина рожает сына, то он похож на угрюмого льва. Женщина кад аль-никах имеет мягкие ягодицы и большие груди, каждая часть ее тела мешает двигаться другой. Эта женщина создана, чтобы утолять голод и жажду любви в мужчине. Женщине дават аль-ахлам лет тридцать пять – сорок, ее используют, как могут использовать самку верблюда, чье молоко отдает шерстью, рогами и потом.

– Хорошо. Сколько лет ты провел в тюрьме за свое преступление?

– Три года.

И правитель отдал распоряжение отпустить Гхадбана на свободу.

* * *

Это история касается придворных Абд аль-Малика. Однажды халиф получил в подарок несколько щитов, украшенных жемчугом и рубинами, и рассматривал их, окруженный своими стражниками и ближайшими сподвижниками. Одного из них, Халида, он подозвал к себе и предложил опробовать щит. Тот поднялся со своего места и начал показывать приемы с щитом. Размахивая им, Халид выпустил ветры так, что было слышно на весь зал.

Улыбаясь, халиф произнес:

– Какой внушительный звук!

И кто-то прокричал в ответ:

– Сумма четыре тысячи дирхемов и отрез бархата!

После чего Абд аль-Малик велел принести Халиду в подарок названную сумму и бархат, на что один из придворных сочинил экспромтом строки:

 
Испробовав щит в деле, исторгнул ветры он.
Для утешения в подарок был кошелек пожалован ему.
О пукание из пуканий, таившееся в нем!
О пукание из пуканий, наполнявшее беднягу!
Любой, кто может так,
Готов исполнить то же самое и за половину этих денег!
Теперь-то знаю я: богатство – это ветры.
Так позвольте и мне продемонстрировать мое
Наивысочайшее здоровье!
 

И халиф воскликнул:

– Дайте этому человеку четыре тысячи дирхемов, но только после того, как он нам продемонстрирует то, что обещал.

* * *

Но вот и Абд аль-Малик лежит на смертном одре.

Среди строк, написанных им, были такие:

 
Что услаждало жизнь мою, исчезло,
На вечности развалинах молнией сверкнув.
 

Когда его сын Валид пришел проведать халифа, Абд аль-Малик произнес:

 
К постели умирающего нужно сколько ж раз прийти,
Чтоб наконец увидеть смерть его?
 

При этих словах на глазах Валида появились слезы. И отец сказал ему:

– Что ты ревешь, как молоденькая рабыня? Когда я умру, ты должен выйти на улицу одетым в шкуру леопарда и с мечом на плече. Если кто-то посмеет преградить тебе путь, отсеки ему голову. И пусть только покорному тебе человеку будет позволено умереть в своей постели.

В день смерти отца в Дамаске Валид был провозглашен халифом. В детстве родители относились к нему слишком мягко, почему он вырос недостаточно воспитанным.

Один из придворных рассказывал:

«Однажды я посетил Абд аль-Малика и нашел его в глубокой задумчивости. Халиф сказал мне тогда:

– Я сейчас рассуждаю над тем, кого бы я мог назначить правителем Аравии, но не нахожу ни одного подходящего человека.

И тогда я предложил его сына Валида, но Абд аль-Малик ответил:

– Он недостаточно хорошо говорит по-арабски.

Валид, услышав эти слова, взялся за обучение. Он собрал лучших преподавателей грамматики и занимался с ними у себя полгода. Но это не помогло, напротив, он стал выглядеть еще более невежественным! Отец говорил, что не стоит ожидать многого от Валида. Однажды, уже будучи халифом, Валид ошибся при цитировании Корана с кафедры мечети. Он произнес:

– О, эта смерть положила мне конец!

На что стоявший рядом с ним Сулайман, его брат, шепотом сказал своему двоюродному брату Омару, сыну Абд аль-Азиза:

– Действительно, уж лучше бы так и случилось!»

Однако именно этот халиф развернул Священные войны. При его правлении халифат осуществил значительные завоевания. В 89 году по смерти пророка правоверными были захвачены острова Майорка и Минорка, а в 91 году им покорились крепости близ Каспийского моря. В следующем, 92 году была подчинена вся Испания и Армаил в провинции Синд в бассейне южного Инда, в 93 году Самарканд, земля Согд[125]125
  С о г д (тадж.), Сугд, Согде, Сугул – одна из четырех провинций Таджикистана, находящаяся на северо-западе страны.


[Закрыть], а в 94-м Кабул и Фергана, земли, находящиеся далеко за рекой Окс.

Во время похода в Сирию, тогда христианскую землю, Валид познакомился с чарующей красотой христианских церквей, прославленных в далеких землях. Это воодушевило его на строительство мечети в Дамаске, настоящего чуда света, мечети, с которой не могла бы сравниться ни одна другая. Для строительства он собрал самых искусных мастеров Персии, Индии, западных провинций и Византии, кроме того, на нужды строительства этого грандиозного сооружения он потратил семилетний доход от земельного налога в Сирии.

Кроме того, он написал своему двоюродному брату Омару ибн Абд аль-Азизу, правителю Медины, с приказом снести старую мечеть, в которой жил Последний пророк, и перестроить ее. В Медину с этой целью отправили деньги, а кроме того – мозаику, мрамор, а также восемьдесят христианских художников, призванных на создание внутреннего убранства.

Будучи халифом, Валид устроил так, чтобы каждый сирота мог пройти обряд обрезания, и назначил людей, ответственных за их воспитание. К калекам были приставлены помощники, а к слепым поводыри. Кроме того, что он сделал для мечети Посланника Господа в Медине, он установил также ежедневное содержание для каждого, кто занимался законами, и для каждого городского бедняка или немощного. Все теперь подчинялось распорядку и всецело контролировалось. Нищенствовать на улице было запрещено.

«Да будет Аллах милостив с Валидом! – сказал кто-то уже после смерти халифа. – Есть ли кто-нибудь, кто так же, как он, завоевал Индию и Испанию, построил мечеть в Дамаске и, бывало, приказывал мне делить между чтецами Корана в мечети Иерусалима тарелки, полные серебра?»

* * *

Первой услугой, которую Хаджжадж оказал Омейядам, был захват и убийство Ибн Зубайра, возглавившего переворот в Медине и провозгласившего себя халифом. Он выставил тело убитого Ибн Зубайра на посмешище толпе, несмотря даже на то, что его мать, дочь Абу Бакра Асма, женщина, которая приносила еду своему отцу и Последнему пророку, когда они прятались в пещере во время исхода мусульман в Медину, умоляла Хаджжаджа позволить ей захоронить тело сына.

Хаджжадж прибыл к Валиду и явился к нему прямо с дороги, в кольчуге, с луком и колчаном за плечами. У них был продолжительный разговор. И вот, пока они все еще говорили, в зал вошла рабыня, что-то прошептала на ухо халифу и, получив ответ, удалилась. Затем она появилась снова, опять что-то шепнула халифу и ушла.

Халиф спросил своего собеседника:

– Знаешь ли ты, кто это был?

– Не имею представления.

И Валид ответил:

– Это была моя жена, моя двоюродная сестра Умм аль-Банин и дочь Абд аль-Азиза. Он послал ее сказать мне следующее: «Что это за прием между арабом в военных доспехах и тобой в простом платье?» Я ответил, что этот араб ты, Хаджжадж. Она настолько испугалась, что вернулась сказать мне, что опасается оставлять меня наедине с убийцей.

Тогда Хаджжадж воскликнул:

– Не обращай внимания на глупость и болтовню женщин, владыка правоверных! Удел женщин – стоять с опахалом при нас, но не заниматься делами. Никогда не доверяй женщине секретов и не рассказывай ничего из того, что замыслил, никогда не позволяй женщине приниматься за то, что за пределами ее понимания, и думать о чем-то большем, чем ее платья. Опасайся советов женщин: они сделают из тебя труса, а их желания превратят тебя в бездельника. Пусть их просьбы касаются только их самих. Проводи с ними мало времени за беседой и еще меньше в постели, если твой разум еще не притуплен, а силы не истощены.

Закончив говорить, он встал и покинул халифа. Валид сразу же отправился в покои Умм аль-Банин и рассказал ей все. И она сказала ему:

– Владыка правоверных, я бы хотела, чтобы завтра он пришел и засвидетельствовал уважение ко мне.

Халиф ответил ей:

– Очень хорошо.

И на следующий день, когда Хаджжадж пришел на прием к владыке, тот велел ему:

– Абу Мухаммед, сходи к Умм аль-Банин.

Но Хаджжадж сказал:

– Владыка правоверных, позволь мне избежать этого визита.

Однако Хаджжадж настоял, и правитель Ирака оправился в покои жены халифа. Она заставила его долго ждать в передней и даже после того, как он вошел, не пригласила присесть.

Наконец она сказала:

– Значит, ты и есть Хаджжадж. Если бы Бог не знал, что ты Его самое подлое творение, Он бы никогда не сделал тебя ответственным за разрушение Храма Господа и убийство женщины с двоими грудными сыновьями, первенцами ислама. Долго жены владыки правоверных должны были снимать с себя свои украшения и продавать их на базаре, чтобы прокормить твое воинство. Без их помощи кто бы оценил твою стоимость выше стоимости чахлого ягненка?