Текст книги "Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации"

Секты

Каждый, кто хочет понять и различить секты, должен познакомиться с разногласиями в исламе, возникшими после смерти пророка Бога. Спорные вопросы различаются по своей важности от мелких разногласий до принципиальных расколов, когда члены противоположных сект рассматривают друг друга как вероотступников и врагов Бога. Тем не менее все эти секты находятся в рамках ислама.

Первые разногласия возникли после смерти Мухаммеда в связи с вопросом об имаме. Ансары готовы были выбрать имамом Саада, но Абу Бакр привел слова пророка: «Имамат принадлежит курейшитам». Во времена Абу Бакра и Омара были лишь незначительные несоответствия во мнениях по этому вопросу. При Османе кризис углубился настолько, что некоторые мусульмане выступили с публичными обвинениями политики Османа. Некоторые считают, что обвинение халифа было делом греха и отклонением с прямого пути, что и положило начало расколу, который продолжается и поныне.

Потом Осман был убит и возникли споры по поводу убийства. Последователи Истинного пути утверждали, что Осман обвинен и убит незаконно и его убийцы виновны во всем; другие утверждали обратное. Разногласия по этому поводу сохранились до наших дней.

Потом халифом стал Али, и многие не приняли этого и отказывали ему в поддержке, в то время как другие считали его полноправным халифом и имамом. Этот раскол также сохранен до наших дней.

Доктрина имамата

Слово «имам» означает «образец», или «лидер». Это человек, произносящий проповедь и осуществляющий ритуал. В широком смысле – это посланец Бога и наследник пророка.

По вопросу о назначении имамов среди ученых мужей возникли разномыслия. Можно спросить: есть ли необходимость в имаме, когда время пророчеств завершилось? Если мы ответим утвердительно, то следующим вопросом будет: нужно ли это Богу? Последователи Истинного пути и многие рационалисты считают, что назначение имама зависит только от народного волеизъявления. Существуют серьезные основания тому, что существование имама абсолютно необходимо.

Во-первых, мы должны допустить, что любовь – это один из атрибутов Бога. Следовательно, очевидно, что Бог будет действовать во благо своих слуг. Таким образом, Божественная Любовь достаточное основание для существования имама, так как, даже будучи в пределах человеческого разума, можно понять, что над обществом должен находиться некто, хранящий его членов от разложения, насилия и несправедливости, и наставлять их на путь веры, добра и нравственности. Ибо таким путем сохраняется человеческое общество, стремящееся к лучшему и избегающее худшего.

Во-вторых, необходимость имама продиктована необходимостью сохранения данного через пророка Закона. Тексты Книги кратки, к тому же смысл их не всегда прозрачен. Следовательно, необходим толкователь Корана, наделенный божественным авторитетом. Это противоречило мнению Омара, так как, когда пророк, умирая, попросил перо и чернила, чтобы записать обращение к человечеству, которое должно было уберечь правоверных от заблуждений, Омар сказал: «Он бредит, нам достаточно Божественной Книги». Но если бы Книги было достаточно, откуда взялись все разногласия и расколы среди тех, кто руководствуется ею?

Имамат опирается на авторитет Бога и пророка. Имам не может быть выбран народом. Во-первых, потому, что имам не должен быть греховен, а безгрешность может исходить только от Бога, и, следовательно, только Бог может выбрать имама. Во-вторых, из истории мы знаем, что люди, лишенные авторитетного правителя, склонны прибегать к насилию, и зло в таком случае начинает доминировать в обществе, но мы знаем также, что Бог не находит удовольствия во зле, следовательно, Он стремится искоренить его, что можно сделать, только дав власть в руки человека, чьей единственной целью является благополучие и спасение человечества. В-третьих, и здравый смысл, и Предания убеждают нас в безграничной любви Бога к Своим слугам, что неоднократно подтверждается в Коране. Одно из доказательств этой любви – многочисленные руководства, которые мы находим в Преданиях и изречениях пророка по незначительным вопросам, как, например: удаление волос, стрижка бороды, использование пемзы и тому подобное. Но ведь назначение представляющего пророка, защитника Закона и наставника в Вере более важное дело, чем такие мелочи. Если Господь позаботился о малом, то как же Он мог упустить дело первостепенной важности?

Из вышесказанного следует, что назначение халифа, наследника, Посланника определяется Богом и Бог должен был открыть пророку необходимость выбора имама. Все правоверные сходятся во мнениях в том, что пророк назвал халифом не кого иного, как Али, и произошло это возле пруда у Хума. Тогда, взяв Али за руку, пророк произнес:

– Так ли это, что я дороже для правоверных, чем их собственные жизни?

– Да! Это так! Посланник Бога! – закричали мусульмане.

– Тогда если вы считаете меня своим господином, то будете считать своим господином Али, – сказал пророк и после паузы добавил: – Люди, я должен уйти раньше вас, но у фонтанов рая мы встретимся снова, и там я спрошу, как вы хранили оба сокровища.

– Что это за сокровища, Божий Посланник? – спросили его.

– Самым ценным является Коран, поскольку это дар от самого Господа, отданный в ваши руки. Другое сокровище – это мои потомки и члены моей семьи.

И наконец, четвертое соображение следующее. В обычае у пророка было, в случае если тот отлучится из Медины, назначать себе заместителя. Он назначал также наместников городов и командиров боевых отрядов. Эти назначения он никогда не оставлял на усмотрение толпы; он всегда ждал совета свыше и руководствовался им. Трудно представить, что чрезвычайно важный вопрос о назначении преемника, решение которого скажется на законах и обычаях всего мусульманского мира до Судного дня, Посланник мог оставить без должного внимания или доверить простому голосованию верующих.

Пятый аргумент состоит в том, что люди не в состоянии справедливо судить о человеке, который должен занять такой ответственный пост. Их выбор будет отвечать соответствующим ограниченным взглядам и неустойчивым волеизъявлениям. Человек слаб. Выборы имама не будут способствовать благополучию общества или согласовываться с Божественной Мудростью, так как каждый будет голосовать исходя из собственных интересов. Голосование – процедура, которая, хотя и узаконивает власть, создает также и предпосылки для развития тирании. Такой путь не приводит к созданию правления, в основе которого лежит Закон. Утверждать, что массы могут выбирать имама, так же нелепо, как утверждать, что они могут выбирать себе пророков.

Если допустить, что имамы будут избираться, то возможны два результата. Предположим, что выбор окажется неверным. В этом случае получается, что Бог, обладая Высшим Знанием, специально собрал мусульман на выборы заведомо негодного правителя, что мы не можем себе представить даже на секунду.

Предположим тогда, что выборы увенчаются успехом. Даже в таком случае следует учесть, что найти идеального имама, которого все признают и согласятся подчиняться ему, окажется делом непосильным для людей, в то время как для Бога это легко. Тогда получается, что Господь возлагает на Своих слуг бремя, слишком тяжелое для них, что несовместимо с тем, что сказано о Нем: «Аллах желает для вас облегчения, а не затруднений»[129]129
  Сура 2.


[Закрыть].

* * *

«Я хорошо знал ученого суфия Амра ибн Убайда, – рассказывал ученый богослов Хишам. – Он имел свою школу в Басре, но мне не нравилось его высокомерие, и я решил нанести ему визит. Когда я прибыл в город, была пятница, и, зайдя в мечеть, я увидел большую толпу, собравшуюся вокруг человека, единственной одеждой которого были два куска грубой шерстяной ткани: на поясе и на плечах. Это был знаменитый Амр, и люди, окружившие его, задавали ему вопросы. Я пробился вперед и задал свой вопрос:

– О мудрейший! Я пришел издалека, и у меня есть вопросы к тебе, если ты позволишь.

– Очень хорошо, говори, – ответил он.

– Имеешь ли ты глаза? – спросил я его.

– Что за странный вопрос, сынок? – воскликнул он.

– Такой уж у меня вопрос.

– Ладно, задавай тогда свои вопросы, как глупы бы они ни были!

– Так есть у тебя глаза?

– Да.

– Что ты видишь с их помощью?

– Людей, цвета и все прочее.

– Есть ли у тебя нос?

– Есть.

– Что ты делаешь им?

– С его помощью я чувствую запахи.

– Есть ли у тебя рот?

– Есть.

– Что ты делаешь им?

– Я разговариваю.

– Есть ли у тебя уши?

– Да.

– Зачем они тебе?

– Я слушаю звуки с их помощью.

– Есть ли у тебя руки?

– Есть.

– Что ты делаешь ими?

– Я беру различные предметы.

– Есть ли у тебя разум?

– Разумеется, есть.

– И что ты делаешь с ним?

– Я пропускаю сквозь разум то, что доставляют мне мои чувства, – ответил Амр.

– Разве не достаточно одних чувств, – спросил я, – они ведь не зависят от разума?

– Нет, – ответил Амр, – одних чувств недостаточно, и в любом существе они не могут быть независимы от разума. Когда чувствующие пребывают в неуверенности в отношении того, что они слышат, видят, обоняют и так далее, они, сынок, обращаются к разуму за пояснениями и разъяснениями.

– Таким образом, Бог сотворил нам разум, чтобы он управлял телом и устранял сомнения чувств?

– Да, именно так, – ответил он.

– В таком случае, как я думаю, Господь Миров, Который не оставил органы тела и чувства людей без повелителя-разума, не мог оставить все Свое творение в хаосе и беспорядке. Для того Он и дал людям имама, чтобы тот разъяснял Его Заветы, устранял заблуждения и вел нас всех путем Истины.

На это Амр ничего не ответил, но он оказал мне честь, приблизившись ко мне и спросив:

– Ты Хишам, не так ли?

– Нет, – ответил я.

– Откуда ты?

– Из Куфы.

– Ну конечно же ты – Хишам! – воскликнул он и, взяв меня за руку, заставил сесть рядом с собой. Он не произнес больше ни слова, пока я не встал и не ушел».

Богослова Хишама ибн Хакама спросили однажды:

– Является ли имам безгрешным?

– Да, – ответил он.

– Но как вы можете знать это? – спросили его.

– Все грехи можно разделить на четыре категории: алчность, зависть, гнев и вожделение. Имам не может быть алчным, поскольку весь мусульманский мир и все его сокровища принадлежат ему. Он не может испытывать зависть, поскольку это чувство возникает у человека нижестоящего к вышестоящему, а никто не стоит выше имама. Он не может чувствовать злобы, лишь справедливый гнев, когда служба Господу вынуждает его карать непокорных, так как милосердие не должно препятствовать распространению Веры. Он не может чувствовать вожделение, поскольку это чувство обращено к утехам этого мира, в то время как все помыслы имама сосредоточены на мире Ином. Есть ли на свете люди, которые отвращаются от прекрасного лица и ищут отвратительного? Или предпочитают вкусную пищу горькой полыни?

Шиитские экстремисты почитают своих имамов как божественных, неземных существ. Эти антропоморфические тенденции заимствованы из теорий реинкарнации и трансмиграции евреев и христиан. Евреи уподобляют Бога человеку, а христиане уподобляют человека Богу. Этот антропоморфизм первоначально был характерен только для шиитов, но в последнее время его приняли также некоторые секты последователей Истинного пути (суннитов).

Первые суфии

С момента раскола ислама каждая секта стала претендовать на то, что ее представители-аскеты являются истинными святыми. Некоторые избранные из числа последователей Истинного пути (суннитов), чьи души остались верны пути Бога, а сердца не испортились безразличием, стали известны как суфии (это слово означает «те, кто носят одежду из шерсти»). Этих мудрецов-праведников стали называть так незадолго до конца II века хиджры.

* * *

Мы шли ночью по дороге в Мекку из Куфы. Вдруг в темноте я услышал голос:

– О мой Бог! Не по своей воле я согрешил и нарушил Твой Завет; моя судьба была предрешена Тобой еще до начала времен. Прости мой грех! Прости!

Затем тот же голос произнес:

– О вы, кто верит! Уберегите себя и ваши семьи от огня, топливом для которого будут люди и камни!

Потом я услышал звук падения, но не понял, что это было, и мы пошли дальше.

* * *

Ибрахим, сын Адхама, был из царского рода. Однажды, когда он восседал на троне, ему принесли зеркало, чтобы он мог лицезреть свой лик. Он посмотрел в зеркало и сказал сам себе: «Я вижу только путника, идущего к могиле, в место, где не будет друзей, чтобы развеселить меня. Я вижу длинную дорогу перед собой, и для этого пути у меня нет провизии. Я вижу Справедливого Судью и себя перед Ним, и мне нечего предъявить в свое оправдание». Как только он осознал все это, его царство потеряло для него всякий интерес.

Один раз он поехал на охоту и так увлекся преследованием антилопы, что оставил свою свиту далеко позади. Когда он настиг свою жертву, Бог дал антилопе дар речи, и она сказала: «Разве для этого Господь сотворил тебя? Кто заставляет тебя поступать так?» Ибрахим раскаялся в своем поступке и разочаровался во всей своей прежней жизни. Он оставил все и вступил на путь праведности и с тех пор не вкушал никакой пищи, кроме той, которую зарабатывал своим трудом.

– Однажды я подошел к границе пустыни, – рассказывал как-то он, – и тут какой-то старый человек подошел ко мне и спросил: «Ибрахим, знаешь ли ты, что это за место? Куда ты идешь, пешком и без провизии на дорогу?» Я понял тогда, кто это. Это был Сатана. Я вытащил из-за пазухи все деньги, что у меня были, четыре медяка, которые я выручил за корзину в Куфе. Я отшвырнул их прочь и произнес клятву, что через каждую милю пути буду останавливаться и молиться Богу, делая по четыреста поклонов. Я провел в этой пустыне четыре года. Бог давал мне пропитание без всяких усилий с моей стороны. Хидр, Зеленый Старец, был мне там товарищем и поведал мне Великое Имя Бога.

– Было ли у тебя когда-нибудь ощущение, что ты достиг предела своих желаний? – спросили его.

– Да, дважды, – ответил он. – Один раз я был на борту корабля. Никто не знал, кто я. На мне были нищенские обноски, волосы мои были давно не стрижены и не чесаны. Я был посмешищем для всех. Среди прочих пассажиров был один, который взял на себя роль шута. Он дергал меня за волосы, порой вырывая их с корнем, и всячески издевался надо мною с бесстыдством, присущим для такого рода людей. Я чувствовал себя совершенно удовлетворенным, представляясь тем, за кого меня принимали, но, когда этот клоун подошел и помочился на меня, моя радость достигла предела. Другой случай произошел со мной, когда, сойдя на берег, я пришел в какой-то поселок. Была зима, шел дождь, мой заплатанный халат промок насквозь, мне было очень холодно. Когда я попытался войти в мечеть, меня не пустили, подобного же приема я удостоился еще в трех мечетях. Холод пробирал меня до костей, я зашел в баню и приютился там возле печи, которая чадила немилосердно. Черная сажа покрыла всю мою одежду и лицо. Тогда я также был абсолютно счастлив.

* * *

Три покрова должны быть удалены с души паломника, пришедшего к Дверям Счастья, прежде чем эти двери откроются для него. Первый покров исчезнет, когда господство над двумя мирами будет даровано ему навеки, и это не вызовет у него радости. Тот, кто ощущает радость по отношению к материальному, – тот все еще находится в сетях алчности, и для алчного двери закрыты. Второй покров поднимется, если он, обладая господством над двумя мирами, лишится этого господства и не почувствует при этом ни гнева, ни сожаления, ибо тот, кто негодует, находится во власти страдания. От третьего покрова избавится тот, кто не соблазнится славой, поскольку подверженный этой страсти низок духом. Истинный паломник должен обладать чистым сердцем и возвышенной душой.

* * *

Суфьян Тхаури также носил халат из шерсти. Рассказывали, что, умирая, он совершал омовения шестьдесят раз перед каждой молитвой. «Я хочу уйти из этого мира по крайней мере чистым», – говорил он.

Среди его изречений были следующие:

– Если тебе приятней, когда тебя называют благородным человеком, чем когда тебя называют мошенником, можешь быть уверен – тебе еще далеко до праведности.

– Слава Господу, Который убивает наших детей и лишает нас нашего имущества, Господу, Которого мы любим, несмотря на это!

– Если дервиш часто посещает богача, будьте уверены – он обманщик; если он ходит к царскому двору, будьте уверены – он вор.

Как рассказывает Ибн Хаким, однажды Суфьяна Тхаури привели к Махди. Он приветствовал повелителя правоверных как обычного человека, без должных почестей, несмотря на то что рядом с ним стоял палач, облокотившийся на свой меч и ожидающий приказа.

– Хорошо, наглец, – обратился Махди к Суфьяну с усмешкой, – тебе удалось скрыться от нас несколько раз, но теперь ты в наших руках. Боишься ли ты наказания, которое может постигнуть тебя?

– Накажи меня, и Господин, имеющий власть отделять ложь от истины, накажет тебя!

– Повелитель правоверных! – воскликнул палач Раби. – Этот шут позволяет себе оскорблять тебя, позволь я отрублю ему голову!

– Молчи! Несчастный! – ответил Махди. – Этот нищий и ему подобные только и мечтают о том, чтобы мы убили их и отправились в ад, в то время когда они вознесутся в рай. Нет! Напишите немедленно грамоту, в силу которой он будет назначен главным судьей города Куфа, и особо припишите, что его приговоры будут окончательны и бесповоротны.

Бумага была составлена и передана аскету. Суфьян Тхаури взял ее, но, как только вышел из дворца, он бросил ее в реку Тигр и кинулся бежать. Стража искала его по всем городам, но безрезультатно.

Хади

Хади, следующий халиф, намеревался лишить трона своего брата Харуна ар-Рашида, который имел право наследования, согласно воле их отца, Махди. Вместо Харуна Хади хотел сделать халифом своего сына Джафара, но секретарь-персиянин Яхья, сын Халида Бармакида, который был предан интересам Харуна ар-Рашида, отговорил его делать это.

– О повелитель правоверных, – сказал он, – если случится такая вещь, да не допустит этого Господь и да продлит Он дни нашего повелителя! Но если все-таки так случится, что тебя призовет Господь и Джафар станет халифом в столь раннем возрасте, как ты думаешь, допустят ли правоверные, чтобы на молитву, или в паломничество, или на Священную войну их вел младенец?

– Я думаю, что нет, – ответил Хади.

– Тогда не лучше ли будет сохранить власть вашей почтенной семьи, чем рисковать тем, что она может быть захвачена вашими влиятельными родственниками, тем более что сам повелитель правоверных подает пример нарушения клятвы, насилия, чем расшатывает веру. Но если, с другой стороны, ты будешь верен клятве и объявишь Джафара наследником ар-Рашида, твоя позиция будет неуязвима. Кроме того, когда Джафар подрастет, ты можешь, каким-либо способом, убедить ар-Рашида добровольно уступить власть Джафару.

– Клянусь Богом! Я никогда не думал об этом! – воскликнул Хади.

Однако впоследствии халиф решил добиться отречения ар-Ра-шида, вне зависимости от его желания, и даже приставил к нему шпионов. Яхья посоветовал тогда Харуну попросить у халифа разрешения поехать на охоту и оставаться вдали от столицы как можно дольше, так как гороскоп, составленный для Хади, предсказывал его скорую смерть.

Ар-Рашид получил разрешение и двинулся вдоль берега Евфрата до Анбара, а оттуда углубился в пустыню. Хади послал письмо с требованием вернуться ко двору. Когда стало очевидно, что Харун изобретает предлоги, чтобы держаться вне досягаемости, халиф разразился проклятиями и угрозами, после чего сам отправился за ним. Однако вскоре Хади заболел и вынужден был вернуться. Болел он столь серьезно, что никто из придворных не осмеливался подходить к нему; за ним ухаживали только малолетние евнухи. Почувствовав приближение смерти, халиф послал за своей матерью и, когда та пришла, положил ее руку себе на сердце, после чего закрыл свои глаза навечно.

Харун ар-Рашид

Багдад того времени был одним из самых великолепных городов мира.

У ар-Рашида была свита, которой не было ни у одного государя. Бармакиды были его визирями, Абу Йусуф – его судьей, Марван – его придворным поэтом, Фадл, сын Раби, – его казначеем, Ибрахим из Мосула – его музыкантом, и прекрасная Зубайда – его женой.

Почему же повелитель правоверных был столь печален?

* * *

Харун ар-Рашид наследовал трон после смерти своего брата Хади, согласно завещанию их отца Махди, в пятницу ночью шестнадцатого дня первого месяца Раби 170 года хиджры. В ту же ночь родился его сын, Мамун. В истории халифата это была единственная ночь, когда один халиф умер, второй халиф пришел к власти и третий халиф родился.

Ар-Рашид был высоким и светловолосым, обладал прекрасной внешностью и манерами, он получил великолепное образование и воспитание. С того самого дня, как он стал халифом, и до самой смерти он ежедневно совершал сто молитвенных поклонов. Никогда, кроме самых исключительных случаев, он не пренебрегал молитвой. В его обычае было раздавать ежедневно сто дирхемов из своего собственного кошелька в качестве милостыни.

Один раз он подарил Исхаку из Мосула, сыну Ибрахима, сто тысяч дирхемов. Марвану за панегирик он дал пять тысяч золотых динаров, почетную одежду, коня из царской конюшни и десять греческих рабов. Он был неравнодушен к поэзии.

Он часто оплакивал свою расточительность и свои грехи, особенно когда к нему обращались с благочестивыми наставлениями.

– Я знаю только трех человек, которые больше всех пролили слез за молитвой, – говорил Ибн Аммар, – это Фудейл (разбойник, обратившийся в веру), ар-Рашид и еще один человек.

– Я рассказывал это предание ар-Рашиду, – говорил Абу Муавия, по прозвищу Слепой, – что пророк Бога сказал: «Я хотел бы биться за дело Бога, и умереть в бою, и воскреснуть, и драться опять, и умереть снова». Когда он услышал это, слезы потекли у него из глаз, и он заплакал навзрыд.

Ар-Рашид относился к святыням с глубоким почтением, но ему претили религиозные диспуты. Когда ему пересказали взгляды Бишра, ханифитского законника, на происхождение Корана, он воскликнул: «Я отрубил бы ему голову, если бы он был в моих руках».

«Я рассказал как-то ар-Рашиду предание, – говорил Абу Муавия, – о том, что Зейд рассказал нам то, что он услышал от Абу Салиха, что тот узнал от Абу Хурейры, а тот, в свою очередь, слышал это от самого пророка, да пребудет с ним благословение Господне, что Адам и Моисей поспорили однажды; Моисей сказал:

– Адам, Бог создал тебя Своими руками, вдохнул в тебя Свой Дух, и, несмотря на это, ты согрешил, предал все человечество и лишил нас рая!

– Ты, Моисей, избранный Богом, – ответил Адам, – обвиняешь меня в грехе, который Бог записал напротив моего имени еще до того, как Он создал Небо.

Адам победил в этом споре, заключил пророк.

В числе придворных был некий пожилой человек из племени курейш, который сидел рядом с халифом. Когда я закончил свой рассказ, он усмехнулся и произнес:

– Позвольте мне поинтересоваться, где это Адам мог встретить Моисея?

Халиф взорвался от гнева:

– Принесите сюда коврик палача и меч! Я не позволю вольнодумцу подвергать сомнению Предание!

– Повелитель правоверных! Он сказал это не подумав, – вступился я и продолжал успокаивать халифа, пока он не сменил гнев на милость.

 
Язык твой разбудить способен даже Дьявола,
Но сердце у тебя – доброго мусульманина.
Казаться вольнодумцем каждый щеголь старается,
Ты ж щеголем пытаешься предстать.
 

Более сурово ар-Рашид отчитал придворного шута Ибн Аби Мириама за то, что тот позволил себе шутить во время молитвы. Халиф читал стих: «Почему я не должен служить Тому, Кто сотворил меня?»

– И действительно, почему? Я не знаю! – вставил свое замечание Мириам.

Халиф не мог удержаться от смеха. Но вскоре он овладел собой и обрушился на шута гневно:

– Что! Во время молитвы? Не смей, Ибн Аби Мириам, шутить со Святой Книгой и Верой! Оставь Святое неприкосновенным, и можешь потешаться над всем остальным».