Текст книги "Моя вторая мама. Том 1"

Глава 31

Хуан Антонио понимал: его вины нет в том, что он не смог сегодня заехать за Моникой в школу. И все же он чувствовал себя виноватым. Весь день его мучили соменения: не сорвется ли снова дочь, увидев перед собой одну Даниэлу? После работы он спешил домой, и сознание его сверлила одна мысль: не случилось ли беды? В дом он входил с замирающим сердцем. Но стоило ему увидеть веселое лицо Моники и улыбку на лице Марии, как на сердце его сразу стало легко. Он уже в который раз подумал: «Какая же умница Даниэла!» Весь вечер он провел с дочерью, радуясь ее забавным словечкам, той серьезности, с которой она играла в свои куклы, ее чистому смеху. Он был счастлив и за нее, и за себя – веселье Моники приближало день его свадьбы.

Укладывая Монику спать, Хуан Антонио снова заговорил о Даниэле.

– Ты думаешь, что мамочка не рассердится на меня, если я стану дружить с Даниэлой? – задумчиво спросила девочка.

Хуан Антонио сказал себе, что сейчас главное – не испортить все неосторожным словом.

– Я в этом убежден, – спокойно ответил он. – Я думаю, она будет только рада.

– А она не решит, что я забыла о ней и разлюбила ее?

– Но ведь ты не забыла и не разлюбила, правда? Если ты сама в этом уверена, то можешь ничего не опасаться. – Хуан Антонио погладил Монику по голове и спросил: – А откуда у тебя эти мысли? Летисия опять что-то наговорила?

– Да, папочка. Но я больше не буду ее слушать. Джина сказала, что она мне просто завидует, и я думаю, так оно и есть.

«Да, все складывается хорошо, – подумал Хуан Антонио. – Кто бы мог подумать еще неделю назад! Решительно, Даниэла умница!»

– Я очень люблю тебя, Моника, – проникновенно сказал он. – И я доволен тобой. Ты молодец!

Моника потянулась за любимой куклой, посадила ее себе на колени и сказала:

– А знаешь, Глорите очень понравилась Даниэла.

– Ну что же, твоя Глорита – умная кукла, – улыбнулся Хуан Антонио.

Моника подняла на него глаза и вдруг спросила:

– Ты правда никогда меня не бросишь?

У Хуана Антонио защемило сердце от этого вопроса.

– Ни в коем случае, Моника, ни за что на свете. Ты же моя дочь, и мы всегда будем вместе.

– Если Летисия будет плохо говорить о Даниэле, я ее побью.

Хуан Антонио засмеялся и потрепал девочку по голове:

– А вот это ни к чему. Кулаками ничего не решишь. Не обращай на нее внимания, и ей самой надоест говорить гадости. Договорились?

Моника радостно закивала головой.

Отец поцеловал дочь в лоб, накрыл ее одеялом, погасил свет и вышел.

«Все теперь будет хорошо, – думал он, – все будет хорошо».

В это время привратник дон Висенте стоял в дверях дома, где жила Даниэла, и никак не мог разглядеть в уличной темноте женщину, которая просила впустить ее. Голос казался ему странным. Но женщина, лицо которой почему-то все время находилось в темноте, была очень настойчива.

– Нет, нет, сеньорита, я не могу впустить вас, не предупредив сеньору Даниэлу. У меня уже были неприятности из-за этого.

– Да ладно вам, не будьте злюкой, – кокетливо произнесла женщина, поправив большую сумку на плече.

Висенте растерянно улыбнулся:

– Да я… Да нет…

– Я же сказала, что мы с Даниэлой давние подруги, и я хочу сделать ей сюрприз.

– Но поймите…

– Не будьте таким гадким. Ведь если вы ее предупредите, какой же тогда будет сюрприз?

– Как вы не…

– Ну хватит вам, не упрямьтесь.

– Не знаю, как и быть, сеньорита, – дон Висенте не знал, что делать. Он хорошо помнил свои обязанности, но такого случая в его практике не было. Как быть? Впускать нельзя. Не пустишь ее – а вдруг она и правду подруга? Тогда выйдут неприятности.

– Сеньор, да будет вам!

– Я же не имею права…

– Послушайте, ну что может случиться? Что я могу ей сделать?

– Ну…

– Вы полагаете, я могу причинить ей зло?

– Нет, конечно, но… – дон Висенте совсем запутался. Наконец он махнул рукой, и настойчивая незнакомка не замедлила прошмыгнуть внутрь.

Даниэла сидела в гостиной и, закинув голову за спинку кресла, мечтательно смотрела в окно… Ей вдруг вспомнилось, при каких странных обстоятельствах они познакомились с Хуаном Антонио. Смешное падение тогда изменило всю ее жизнь! Неожиданный звонок заставил ее вздрогнуть. «Кто бы это мог быть?» – подумала Даниэла и пошла к дверям.

– Кто там? – спросила она.

– У меня письмо для сеньоры Даниэлы, – ответил женский голос, показавшийся хозяйке дома знакомым.

Даниэла открыла дверь и отпрянула. Перед ней стояла Иренэ со зловещей улыбкой на бледном лице. Она держала что-то за спиной. Не успела Даниэла ничего сказать, как Иренэ выхватила из-за спины небольшой огнетушитель и направила его в лицо сопернице. Струя пены с шипением вырывалась из раструба.

– Вот тебе! Получай! Будешь знать, как отбивать женихов! – злорадно выкрикнула Иренэ.

Однако в последний момент Даниэла успела отвернуться и закрыть голову руками. Бог знает, на что бы еще пошла обозленная авантюристка, но тут в квартиру вбежала запыхавшаяся Джина. Она возвращалась с Хансом после вечерней прогулки и, проходя мимо дома Даниэлы, решила зайти. Дон Висенте сообщил, что к ее подруге кто-то пришел. «Тут что-то неладно», – пробормотала Джина, побежала наверх. Ханс едва поспевал за ней.

Еще с лестницы услышав крики Иренэ и увидев ее с огнетушителем, Джина моментально сообразила, что к чему. Она выхватила изрыгающий пену предмет и направила струю прямо в лицо не ожидавшей нападения Иренэ. Та закричала от боли в глазах, испуга и злости. Ханс бросился помогать Даниэле, но с ней все было в порядке.

– Джина, прекрати, оставь ее в покое, – крикнула она подруге. Иренэ, закрыв лицо руками, надсадно кашляла, ее тело содрогалось.

Ханс с Даниэлой в конце концов оттолкнули Джину от незадачливой мстительницы. Та сидела на полу, терла глаза, кашляла и выла.

Хозяйка квартиры вызвала по телефону дона Висенте. Испуганный привратник прибежал и, поняв, что произошло, схватился за голову.

– Отведите ее домой, дон Ченте, – попросила его Даниэла.

– А когда вы приедете, мы с вами поговорим, – строго сказала Джина.

– Перестань, – попросила ее подруга.

Дон Висенте помог Иренэ встать и повел ее к выходу. Та шла, как слепая. Она представляла собой жалкое зрелище. Глаза у нее нестерпимо щипало, и она не могла их открыть. Резь в горле казалась невыносимой. Пена, покрывавшая волосы, стекала по платью…

Когда они удалились, Джина набросилась на Даниэлу:

– Сколько раз я тебе говорила: не открывай никому дверь! Я просто вне себя от бешенства.

Даниэла вздохнула:

– Я думала, это дочь дона Ченте.

– Какая кошмарная женщина эта Иренэ, – сказал Ханс.

– Ничего, она получила хороший урок! – воскликнула Джина. – Хорошо еще, что ты успела отвернуться, – покачала она головой.

– Зато ты попала ей прямо в лицо, – озабоченно произнесла Даниэла. – А что, если с ней что-нибудь случится? Она была в ужасном виде.

– Поделом ей! – махнула рукой Джина.

От пережитого испуга Даниэла расплакалась.

– Не реви! – сказала ей Джина. – Не реви, не надо, все уже кончилось!

Дон Висенте с трудом вывел Иренэ на улицу. Она закрывала лицо руками, стонала и шаталась. Привратник придерживал ее обеими руками и медленно вел, сокрушенно вздыхая. На душе у него было скверно. Он думал, что все несчастье произошло по его вине, и ругал себя на чем свет стоит.

– Как больно глазам! – рыдающим голосом сказала Иренэ.

– Это я во всем виноват. Не надо мне было вас впускать, сеньорита. Ах, старый я осел!

– Помолчите лучше и помогите мне дойти, – нетерпеливо прервала его она.

– Да я ведь и так вам помогаю.

– Ах, мерзавки! Ну, если я из-за них ослепну, то им не жить на этом свете, – простонала жертва собственной злобы.

– Что вы такое говорите, сеньорита! – укоризненно произнес привратник и подумал: «Сколько же в такой хрупкой женщине может быть злости? Обманула меня, обманула сеньориту Даниэлу, чуть не покалечила ее, а теперь сама же и бесится! Ну и чертовка! От такой лучше держаться подальше!»

– Глаза болят просто невыносимо! – простонала Иренэ.

– Ничего, ваш дом уже близко, – утешил ее (а заодно и себя) дон Висенте.

– Да замолчите же вы! Я вас прошу не болтать, а помогать мне!

– Я вам и помогаю, – резонно заметил старик.

– О, Господи! – раздраженно прошипела женщина.

– Успокойтесь!

– Далеко еще?

– Да нет, уже пришли, – с облегчением сказал дон Висенте.

И действительно, они входили в подъезд. «Хорошо хоть идти недалеко, а то бы еще увидел кто, стыда не оберешься», – подумал старик.

Обессиленная от переживаний Даниэла сидела в столовой. Джина наклонилась к ней и погладила по руке:

– Знаешь, по-моему, тебе стоит принять душ. Сразу станет легче.

Даниэла не успела ничего сказать. Вошел Ханс с подносом в руках. Он налил женщинам кофе, постоял немного в задумчивости и, решив, что подругам сейчас не до него, сказал:

– Извините, мне надо идти. Вы не возражаете?

– Спасибо тебе, Ханс! – с теплотой в голосе произнесла Джина. «Какой все-таки он тактичный!» – подумала она.

– Завтра я зайду к вам в Дом моделей.

– Хорошо, Ханс, спасибо тебе за все, – отозвалась Даниэла. – Боже мой, ну почему со мной все время происходит что-то дикое! – простонала вдруг она.

– На этот раз обошлось, – возразила Джина и в сердцах сказала: – сейчас было не до того, но завтра я задам этому дону Ченте. Надо же, впустить сюда эту дрянь!

– Она его обманула. Так же, как и меня. Изменила голос, вот мы ничего и не заподозрили.

– Да, ничего не скажешь, хитра мерзавка! Но теперь-то она вряд ли захочет здесь снова появиться. Эта выходка ей боком вышла! – воскликнула Джина.

Даниэла с сомнением покачала головой. «Боюсь, Иренэ не оставит меня в покое. Того и жди, эта авантюристка выкинет еще что-нибудь в этом роде», – подумала она.

– Я вызову тебе такси, Ханс, – сказала Джина, вставая и подходя к телефону.

– Да, пожалуйста, – улыбнулся немец. – Мне правда уже пора.

– Благодарю тебя, Ханс, – повторила Даниэла.

– Вам надо отдохнуть, – произнес тот, поцеловав ей руку.

Ханс уехал. Джина осталась ночевать у Даниэлы: она боялась оставить подругу одну после того, что случилось. Но если Джина всю ночь не могла заснуть, чутко прислушиваясь к каждому шороху – ей чудились новые козни Иренэ, – то Даниэла, как ни странно, заснула быстро. Усталость сыграла благодатную роль.

Утром, улучив минуту, когда Даниэлы не было на месте, Джина позвонила Хуану Антонио на работу и рассказала о ночном происшествии. Тот был потрясен. Первой была мысль о Даниэле – что с ней? Он несколько раз переспросил, действительно ли с его невестой ничего не случилось, но, едва успокоившись на этот счет, вдруг снова стал закипать гневом. Ему захотелось тут же поехать к Иренэ, избить ее. Но он быстро овладел собой.

– Спасибо, что позвонила, Джина. Не волнуйся, Иренэ я возьму на себя. До вечера.

Он положил трубку и задумался.

– Что случилось? – спросил Мануэль, присутствовавший при разговоре.

– Судя по всему, Иренэ не желает успокаиваться.

– Что она натворила? – Мануэль был встревожен.

Хуан Антонио пересказал ему то, что узнал от Джины. Мануэль был в ужасе. Опять Иренэ! А ведь она была подругой Ракель!

Нападение Иренэ заставило Даниэлу вспомнить об инциденте в ресторане на площади Гарибальди. Сейчас, когда прошло некоторое время, ей очень захотелось утешить Фелипе, убедить его в своей дружбе, поддержать в трудный для него момент. И она поехала к нему в адвокатскую контору. Увидев ее, Фелипе отвернулся к окну, Херардо же, наоборот, обрадовался. Он усадил гостью и стал уговаривать друга выслушать ее.

– Я считаю тебя своим другом, Фелипе, поверь мне. Как ты думаешь, зачем бы иначе я пришла? – горячо говорила Даниэла.

– Зачем? Чтобы поиздеваться надо мной и посмотреть, как я выгляжу после побоев твоего жениха и вашего приятеля – немца, – зло сказал Фелипе.

– Знаешь, ты неправ, – укоризненно произнесла молодая женщина. – Тогда, в ресторане, ты вел себя очень некрасиво. И понятно, почему Хуан Антонио разозлился. Ведь ты стал меня оскорблять, неизвестно почему.

– Что бы Джина ни выкинула, ты с ней всегда заодно.

– Я не одобряю то, что она делала. Но она моя подруга, и мне приходится уважать ее решения.

Фелипе вскочил со стула. Херардо пытался успокоить его, но тщетно. Как и в злополучный вечер на площади Гарибальди, его понесло.

– Если бы ты действительно считала меня своим другом, ты бы послала к черту немца. А ты вместо этого смеешься его глупостям, обнимаешься с ним. Знаешь, кто ты? Ты – предательница! – закричал он.

Напрасно Даниэла пыталась объяснить ему, что ей не за что обижаться на Ханса; ведь немец всегда любезен с ней и с Джиной, которую он, безусловно, любит… Фелипе злился еще больше. И тогда не выдержала Даниэла.

– Ты просто эгоист, Фелипе. Ты думаешь только о себе. Тебе наплевать на Джину, на ее чувства.

– Меня никто не заставит жениться силой, – заносчиво сказал Фелипе, снова садясь.

– Раз ты так думаешь, значит не любишь ее. А вот Ханс ее любит и уважает. И я только буду рада за Джину, если у них все будет хорошо.

– Отлично! – воскликнул Фелипе. – Ты зря приехала. Нам с тобой не о чем больше говорить.

– Фелипе! – вскочил Херардо.

– Мне не нужна твоя дружба. Я не желаю слышать ни о тебе, ни о Джине. Можете катиться ко всем чертям вместе с вашим немцем. Впрочем, мне его даже жаль. Славная судьба его ждет в Германии с этой ненормальной!

Даниэла уже и сама была не рада, что пришла. Она направилась к двери. Херардо, огорченный, пошел за ней.

– Очень жаль, что ты так озлобился. Надеюсь, ты одумаешься и посмотришь на все иначе. Я не прощаюсь, – сказала Даниэла и вышла. Херардо последовал за ней. Проводив ее, он вернулся и стал ругать друга. Тот только отмахивался.

– Ты ведешь себя, как ребенок, Фелипе, – сказал Херардо. – И знаешь, что я тебе скажу? Ты и есть ребенок. Твоя беда в том, что в душе ты так и не стал взрослым.

Фелипе открыл рот, чтобы возразить, но промолчал.

Ракель позвонила утром Иренэ и с трудом узнала ее голос. Толком не поняв, что произошло – злобный и полубессвязный хрип Иренэ понять было нелегко, – она поспешила к подруге. Та лежала на кровати с забинтованными глазами, растрепанная и жалкая. Рассказ Иренэ вызвал у Ракель смешанное чувство сострадания и возмущения.

– Прости, но ты это заслужила, – с досадой сказала она.

– Ты их еще и защищаешь? – возмутилась Иренэ. – Смотри, что они со мной сделали! – от крика у нее снова заболело горло, и она закашлялась. – Ох! Да еще и врач запросил кучу денег, – просипела она. – Я готова разорвать их на части!

– Выходит, тебе можно такое вытворять, а им нет? Ты права, а они мерзавки? Знаешь что, – в сердцах бросила Ракель, – я даже рада, что так вышло. По крайней мере, теперь ты оставишь всех в покое.

Глава 32

Моника никогда даже и не мечтала оказаться в самом настоящем Доме моделей, где делают те замечательные платья, которыми она столько раз любовалась по телевизору. Конечно, у нее не было недостатка в красивой одежде. Она знала, что папа всегда сможет купить ей все, что она захочет. Но одно дело покупать в магазине готовые вещи и совсем другое – видеть, как они рождаются на свет, посмотреть на удивительных, необыкновенных людей, которые создают их. Монике казалось, что она попала в сказочный мир. Понравилось у Даниэлы и Хуану Антонио.

– Я, пожалуй, не прочь стать хозяином всего этого, – сказал он.

– Хуан Антонио! – укоризненно произнесла Даниэла.

– А что такого? – он присел на корточки перед Моникой и заглянул ей в глаза. – Что ты скажешь, если твой отец скоро женится на Даниэле, и у тебя снова будет мама.

Девочка, с лица которой весь день не сходила улыбка, вдруг изменилась в лице и стала нервно ходить по кабинету Даниэлы.

– Я так и знала, что ты собираешься мне сказать это.

Даниэла, почувствовав, что с таким трудом налаженные отношения могут рухнуть в один момент, сказала:

– Моника, – она подошла к девочке. – Моника, подожди. Мы не поженимся, если ты не захочешь этого.

Хуан Антонио был в растерянности. Он не ожидал такой реакции на свои слова – ведь все складывалось так хорошо.

– Да я же только хотел… – начал он, но Даниэла прервала его:

– Подожди!

Моника остановилась и очень серьезно сказала:

– Мне необходимо поговорить с мамочкой. Я должна услышать, что она скажет. – Девочка посмотрела на Даниэлу и так же серьезно спросила: – Ты отвезешь меня к ней?

У Даниэлы замерло сердце. Она понимала, что судьба ее и Хуана Антонио была в руках этого длинноволосого существа с большими грустными глазами.

– Конечно, Моника, завтра же. И если она будет против, я обещаю тебе, что не выйду замуж за твоего отца, что бы он ни говорил.

Моника с благодарностью прижалась к ней. Но у Хуана Антонио стало тяжело на сердце. Он был в ужасе, ему казалось, что мир рушится. Но он стал успокаивать себя тем, что Моника уже доверяет Даниэле и что его невеста сумеет убедить девочку. Он взял себя в руки, перевел разговор на другую тему, и вскоре все трое снова веселились, будто ничего не произошло. Лишь иногда Даниэла и Хуан Антонио обменивались тревожными взглядами. По дороге домой они купили девочке мороженое. Даниэла призналась, что тоже любит его. Потом Хуан Антонио повез свою невесту к ней домой.

– Любимый мой, – сказала Даниэла, – я думаю, не надо давить на девочку. Не торопи события.

– Ты же видела, она, по сути, не была против.

– Бедняжка, – вздохнула женщина, – у нее на душе, должно быть, очень тяжело.

Они помолчали.

– Ты действительно собираешься с ней завтра на кладбище? – спросил Хуан Антонио.

– Конечно, я же обещала.

– Как я тебя люблю, Даниэла! Об одном жалею, – Хуан Антонио вздохнул, – что мы не познакомились раньше.

– Зато у нас впереди много лет счастья, – засмеялась Даниэла.

– Что ты, я уже совсем старый, – прокряхтел Хуан Антонио, состроив уморительную физиономию.

– Я еще старше, – Даниэла покивала головой. – Ты просто не видел меня без парика, вставной челюсти и прочих накладных деталей.

– А куда ты их складываешь, когда снимаешь?

– На диван, а что?

– Хорошо, – удовлетворенно сказал Хуан Антонио. – Когда мы поженимся, я буду ночевать на диване, – и он нежно поцеловал ее.

Тем временем к Джине на работу пришел Ханс. Накануне к нему заявился Фелипе и пытался убедить, что Джина морочит ему голову. По словам адвоката, девушка просто использовала немца, чтобы вызвать ревность своего жениха и заставить его жениться на ней. Джина разволновалась и зашагала по комнате. Ханс умолял ее успокоиться.

– Как я могу быть спокойной? Что себе вообразил этот Фелипе? Как он смел прийти к тебе и говорить такие вещи обо мне?

– Он ревнует, его можно понять. Я просто хотел, чтобы вы это знали.

– Ты должен был позвонить мне вчера, сразу после этого. Почему ты сказал только сейчас? – возмущалась Джина.

– Я думал, незачем вас беспокоить на ночь.

Джина рассердилась не на шутку. Он честила Фелипе на чем свет стоит, но в глубине души признавала его правоту. И от этого злилась еще больше.

– Я этого так не оставлю, – бросила она. – Если он думает, что ему это сойдет с рук, он плохо меня знает.

– Не думаю, чтобы он пришел ко мне снова.

– Пусть он делает, что ему угодно. Пусть милуется со своей ипподромной подружкой, живет с ней в конюшне, если хочет. Но меня он пусть оставит в покое.

Ханс все же успокоил ее и пригласил пообедать в ресторане. Джина не стала возражать. Ей хотелось заглушить тихий голос разума, звучавший в ее душе. Девушка так до сих пор и не могла решить, что ей делать. А Ханс был настойчив.

– Джина, вы так и не ответили на мое предложение.

– Ханс, я не знаю, что тебе сказать, – призналась Джина.

– Скажите, «да», этого будет достаточно.

Джина судорожно соображала, как ей уйти от прямого ответа, не обидев Ханса.

– Я не могу покинуть Мексику, пока Даниэла не выйдет замуж за Хуана Антонио. Я бы не смогла жить спокойно, если бы не была уверена, что у моей подруги все в порядке.

– Я готов ждать, но когда они поженятся, вы обещаете выйти за меня замуж? – не отступал немец.

Джина рассмеялась. Деваться ей было некуда.

– Ладно, я не буду долго тебя мучить. Когда Даниэла выйдет замуж, я поеду с тобой в Германию, и там мы поженимся.

Ханс молча поцеловал ей руку. О большем он и не мог мечтать. Душу его переполняло счастье. Ему хотелось как-то отметить это событие и, к удивлению Джины, он заказал шампанское.

– Вы сделали меня самым счастливым человеком на свете, Джина, – сказал он.

– Но не забывай: я не уеду с тобой до свадьбы Даниэлы. Только боюсь, что тебе будет здесь очень скучно.

– Не беспокойся. Завтра я пойду в туристическое агентство и узнаю, какие есть маршруты по Мексике. Может быть, в какую-нибудь поездку мы отправимся вместе?

Джина всплеснула руками:

– Милый мой. Ты не учитываешь мои связи! Моя знакомая – агент турбюро, и завтра я тебя с ней познакомлю. Ты увидишь самые невероятные места.

– Я хочу выпить за женщину, которую люблю, за самую прекрасную женщину в мире, – сказал Ханс, подняв бокал с золотистым напитком. Они чокнулись и выпили.

После ссоры с Брендой Сония очень переживала. Прежде ей и в голову не могло бы прийти, что когда-нибудь она выгонит подругу из своего дома. Её мучили угрызения совести. Сония понимала, что зашла слишком далеко в стремлении устроить свои отношения с Рамоном, не обращая внимания на остальных. Она хотела позвонить Бренде, но та позвонила сама и назначила ей встречу в кафе.

Бренда пришла раньше и уже успела заказать себе кофе, когда появилась Сония. Поздоровавшись, сестра Хуана Антонио села за столик.

– Спасибо, что пришла, – сказала Бренда.

– Я не знала, стоит ли приходить, но мы столько лет дружили, – осторожно ответила Сония, не желая признаваться, что сама хотела предложить встречу.

Официант подал ей меню. Сония сделала заказ. Когда он ушел, Бренда продолжила:

– Ради этой дружбы я и хочу попросить у тебя прощения. В тот день мы обе были слишком возбуждены.

– Ты вела себя неправильно.

– Но и ты должна признать, что Рамон был со мной груб. Правда, я часто подсмеивалась над ним, но в тот день…

– Ну ладно, забудем об этом, – остановила ее подруга. Сония боялась, что, заговорив о Рамоне, они снова поссорятся.

– Так ты меня простила? – спросила Бренда, и глаза ее вдруг покраснели от подступивших слез.

– Если ты обещаешь больше не вмешиваться в мою жизнь, то да, – ответила Сония, и они обнялись.

А Рамон между тем также был полон переживаний, но несколько иного свойства. Его тянуло к Патрисии, девушке, с которой он познакомился в первый же свой университетский день. А она, словно что-то подозревая, все время расспрашивала его о Сонии, и ему приходилось изворачиваться. Наконец, он решил, что не будет ничего страшного, если Патрисия узнает правду. И юноша признался, что Сония ему вовсе не мачеха.

– Почему же ты сразу не сказал правду? Какой смысл был во лжи? – посуровев спросила девушка, которая тоже была не совсем равнодушна к высокому красивому соученику с наивными глазами деревенского мальчика. То, что она услышала, больно резануло ее.

– Как же ты не понимаешь… Мне было стыдно. Я не хотел, чтобы ты, да и все другие смеялись.

– Тебе стыдно из-за разницы в вашем возрасте? – уточнила девушка.

– В возрасте и в положении, – сказав это, Рамон почувствовал облегчение. Ему казалось, что преграда лжи между ним и Патрисией рушится, и теперь будет легче.

– Я хочу спросить тебя кое о чем. Только прошу тебя ответить честно, – попросила она.

– Что ты хочешь знать?

– Эта сеньора тебя… – она запнулась. – Она тебя содержит?

Кровь бросилась Рамону в лицо.

– Да, – тихо сказал он, глядя в сторону.

Патрисия смотрела на него с ужасом.

– Не бойся, я не буду над тобой смеяться. И никому об этом не расскажу. В конце концов какое мне дело, с кем и почему ты живешь.

– Послушай, – сказал Рамон, догадываясь, что происходит что-то неладное. – Ты меня не так поняла. Я с ней живу вовсе не из-за ее денег.

– Не надо мне ничего объяснять, – Патрисия брезгливо повела плечом.

– Пойми же, я очень ей благодарен, потому что она помогает мне получить образование.

– Конечно, ты должен ее благодарить.

– И потом… Я люблю ее. Она красивая женщина, – сказал Рамон и сам понял, что еще больше все испортил.

– Ну что ж, поздравляю тебя, ты хорошо устроился, – сухо отозвалась девушка и пошла вверх по лестнице университетского корпуса.

Рамон схватил ее за руку:

– Патрисия, постой!

Она вырвала руку:

– Не смей меня трогать! Не путай меня со своей… мачехой!

– Но ведь ты сказала, что не будешь смеяться надо мной – в отчаянии произнес Рамон.

– Я и не смеюсь. Но дружить с тобой я не собираюсь. Мне не все равно, кто мои друзья!

Патрисия ушла. Рамон сел на ступеньки, обхватив голову руками. Жизнь казалась ему невыносимой. «Ну и идиот же я! Нашел с кем откровенничать!», – ругал он себя.

Даниэла откинулась на спинку кресла и задумчиво глядела на Хуана Антонио, который сидел напротив.

– Давай поженимся прямо завтра, я не могу больше ждать, – страстно сказал он.

– Милый мой, если бы дело было только во мне, я бы тоже не ждала ни минуты. Но ты ведь знаешь, что пока этого нельзя сделать.

Хуан Антонио невесело улыбнулся. Ему было трудно смириться с тем, что на пути к счастью возникли препятствия.

– Ладно, я не буду настаивать. Но имей в виду, если потом я сойду с ума и больше не предложу тебе этого, вини только себя, – мрачно произнес он.

Даниэла улыбнулась:

– Ты думаешь, это возможно?

– А ты как полагаешь? – с угрозой в голосе сказал Хуан Антонио, но не выдержал и рассмеялся. Они поцеловались.

– Ты должен показать нам с Моникой твои заводы.

– Хорошо, давай съездим в субботу, – согласился он.

Несмотря ни на что, Хуан Антонио был счастлив. Никогда раньше он не думал, что можно любить деловую, независимую женщину. Но вот такая женщина была рядом с ним и делала его жизнь прекрасной. Он предпочитал, чтобы будущая жена не работала, но ловил себя на мысли, что, пожалуй, был бы немного разочарован в Даниэле, если бы она бросила свое любимое дело. Он и хотел, и не хотел этого.

– Я восхищаюсь тобой, Даниэла, – сказал он. – Меня радует, что ты такая.

– Какая? – спросила она.

– Деловая, умная, независимая. Ты ни в ком не нуждаешься, и если ты со мной, то только потому, что любишь меня.

– Я тебя люблю. Но предупреждаю, что я очень ревнива. И если ты будешь вести себя, как со своей прежней женой…

– Даниэла, ну что ты!

И они снова обнялись…

Долорес опять улизнула из дома на весь день, не сказав никому, куда едет. Но Мануэль и Ракель не особенно расспрашивали ее – их вполне устраивала возможность остаться вдвоем. И все же, когда она ушла, разговор зашел о ней. Мануэль считал, что беспокоиться не о чем: Лолите с ее энергией и интересом к жизни, можно только позавидовать. Ракель, своими глазами убедившаяся, на что способна его мать, все же немного волновалась. Однако Мануэля заботило другое.

– Ракель, – сказал он, – я все обдумал и считаю, что ждать больше незачем.

– Ждать? Чего? – недоуменно спросила девушка.

– Нам надо пожениться как можно скорее.

– Правильно, – машинально отозвалась Ракель, и вдруг до нее дошел подлинный смысл его слов: – Что ты сказал?

– Давай скорее поженимся, – повторил Мануэль.

– Ты говоришь это серьезно? – Ракель боялась поверить тому, что услышала.

– Конечно, – улыбнулся он.

Ракель была без ума от счастья. На глазах ее выступили слезы. Она подумала о Долорес.

– Лолита будет счастлива, – всхлипнула она.

– Давай пока не будем никому говорить. Пусть это будет сюрпризом для всех.

– Ты хочешь жениться на мне тайком? – подняла на него глаза Ракель.

Мануэль хмыкнул. «Это было бы забавно», – подумал он, но тут же отогнал от себя такие мысли.

– Завтра же мы пойдем и подадим заявление, или как это там называется. И как только все будет готово, сообщим всем, что женились. Ты согласна?

Девушка вздохнула, встала, обвила его шею руками и произнесла, глядя ему прямо в глаза:

– Я согласна на все, что ты предлагаешь. Я люблю тебя, Мануэль.

Если для Ракель посещение кабаре было просто необычным приключением, забавой, то в жизни Долорес оно сыграло более серьезную роль. Мужчина, который подсел к ним за столик, понравился ей. Седой, подтянутый вдовец с мужественным лицом и добрыми глазами также не забыл немолодую, но такую веселую и живую женщину. Его звали Хустино. И именно к нему поехала в тот день мать Мануэля. Они встретились в баре в центре Мехико. Выпив по коктейлю, Хустино и Долорес пошли танцевать. Делали они это так зажигательно, что посетители бара окружили их и, смеясь, аплодировали немолодым людям, умевшим веселиться по-настоящему.

Обмахиваясь платком, Долорес села на стул, который любезно пододвинул Хустино.

– Никогда в жизни так не веселился, – сказал раскрасневшийся мужчина.

– И я тоже, – призналась женщина.

– Ты прекрасно танцуешь, Лолита, – отметил он.

– Я сейчас не в форме, – отмахнулась она. – А ты тоже молодец.

– Стараюсь, – рассмеялся Хустино. – Знаешь, нам надо почаще встречаться.

– Да, да, да! – оживилась Долорес.

Они выпили.

Джина подошла к двери, на которой блестела элегантная табличка: «Бретон и Пенья. Адвокатская контора». Усмехнувшись, девушка решительно вошла внутрь.

– Сеньор Бретон сейчас занят, – сказала секретарша, вставая из-за стола.

Джина, не обращая на нее внимания, направилась к двери в кабинет Фелипе.

– Простите, сеньора, но туда нельзя, – секретарша преградила ей путь.

– Мне – и нельзя? – возмутилась Джина.

Она отстранила секретаршу и буквально ворвалась в кабинет.

Изумленный Фелипе поднялся ей навстречу. Вбежавшая за Джиной секретарша, оправдываясь, сказала:

– Я пыталась ее остановить, лиценциат!

– Хорошо, спасибо, оставьте нас вдвоем, – попросил ее Фелипе.

Когда дверь закрылась, Джина воскликнула:

– Ты что же это прячешься от меня? И чем это ты так занят? Мыслями о подружке с ипподрома?

Фелипе нервно сказал:

– Я не хочу тебя видеть.

Он сделал несколько шагов по офису и раздраженно бросил:

– Ты со своими глупостями у меня вот где, – и он провел рукой по горлу.

– Нам надо поговорить.

– Все уже сказано, – отмахнулся адвокат.

– Тогда зачем ты приходил к Хансу? И как ты смел говорить обо мне гадости, а? – повысила голос Джина.

– Какие гадости? Что ты сочиняешь? – возмутился Фелипе. – Я только сказал твоему немцу, что ты используешь его с целью вызвать во мне ревность.

– Но это ложь! – крикнула девушка.

– Это правда! – так же громко крикнул адвокат.

– Что ты о себе возомнил?

– Ничего. Просто я единственный мужчина, которого ты можешь любить.

Джина захлебнулась от возмущения.

– У меня достаточно большое сердце, в нем найдется место многим. – И, чтобы уколоть его побольнее, она продолжала: – Кстати, тебя я никогда не любила. Я просто развлекалась с тобой.

Фелипе вне себя от гнева, схватил ее за плечи и тряхнул.

– Докажи это!