Текст книги "Моя вторая мама. Том 1"

Глава 50

Похороны были недолгими. Маленький гробик снесли в угол кладбища, где земля была скованна каменными надгробьями, и опустили в могилу. Присутствовавшие стали расходиться. У ворот кладбища Долорес повернулась к сыну:

– Ты должен быть рядом с Хуаном Антонио. Ты можешь ему понадобиться.

– Нет, он должен побыть наедине с Даниэлой. Она просто убита горем, – возразил Мануэль.

– Ты прав, дорогой, – сказала Ракель, беря мужа под руку. – Чем можно их утешить? Они потеряли сына! Я даже думать боюсь, что было бы со мной, случись что с нашим мальчиком.

– Бедный малыш! – вздохнула Долорес. – Он не смог даже узнать, что такое жизнь. Она прошла у него в этом «инкубаторе». Похороны вообще печальное событие, а уж таких печальных, как эти, я не помню.

Фелипе и Джина сели в машину и отъехали от кладбища. Оба молчали. Потом Фелипе сказал:

– Не плачь, а то я тоже заплачу.

– Это так ужасно! Мне казалось, я сама умираю, когда опускали в могилу гроб с сыном Даниэлы.

– Да, очень тяжело, но слезами горю не поможешь.

– Даниэла уже никогда не будет прежней. Я потеряла мою подругу, понимаешь?

– Нет, Даниэла – умная женщина. И сильная. Она еще оправится от горя.

– Тогда почему она не захотела, чтобы я поехала вместе с ней?

– Потому что бывают минуты, когда нужно побыть одному. Даниэле необходимо выплакаться.

– Я не хочу, чтобы она плакала. Она и так уже все глаза выплакала.

– Ты тоже должна успокоиться! Тебе нельзя переутомляться, – озабоченно сказал Фелипе. – Побереги себя!

– Да, теперь на мне лежит вся работа в Доме моделей, – кивнула Джина, – пока Даниэла не оправится от шока. Мне кажется, что никогда уже не будет так, как раньше. Я пессимистка, да?

– Прошлого не вернуть, это точно, – согласился Фелипе.

– Я должна благодарить Бога за то, что у меня такой характер. Если бы не это, я бы сошла с ума из-за тебя.

– Так ты уже сошла с ума, – хмыкнул Фелипе.

– Издеваешься, да? – укоризненно покачала головой Джина.

– Нет… Разве что самую малость, – ответил Фелипе.

После похорон Моника прошла на кухню к Марии и Доре. Мария налила Монике грейпфрутовый сок в высокий стакан.

– На, выпей.

– Спасибо, – поблагодарила Моника, но пить не стала. Она угрюмо уставилась в одну точку и спросила: – Мой братик умер не из-за меня, правда?

– Конечно, нет, Моника. Не мучай себя!

– Мне так грустно, – призналась девочка.

– Нам всем грустно. То, что случилось, слишком тяжело, – отозвалась Дора.

– А теперь кто умрет? – неожиданно спросила Моника.

– Бог с тобой! – замахала руками Мария. – Надеюсь, что никто.

– Все умирают. Зачем мы рождаемся, если так получается? – Моника повернулась к Марии.

– Ты еще очень мала, чтобы думать о таких вещах. Как такое тебе приходит в голову?

– Я любила моего братика. Я так просила святую деву, чтобы она его спасла!

– Не плачь, Моника! – попросила Дора и погладила девочку по голове.

– Мне кажется, что Даниэла никогда меня не простит. Тем более сейчас, когда мой братик умер.

– Мы все должны жалеть Даниэлу, помочь ей забыть ее горе. В последнее время на нее слишком много всего навалилось. Подумай, как ей тяжело, – стараясь быть спокойной, сказала Мария.

– Детей ведь очень любят? – опять задала Моника неожиданный вопрос.

– Да, Моника, очень!

– Когда я выйду замуж, у меня не будет детей. От них только слезы и неприятности. Как у моего папы и Даниэлы от меня.

– Но ты им можешь дать и огромную радость, они могут гордиться тобой, – заверила Монику Мария.

– Ты считаешь?

– Да, вот увидишь, – Мария понизила голос. – Слушай, пойди к сеньоре Даниэле и скажи ей, что ты очень ее любишь и что она тебе нужна.

Хуан Антонио обнял жену:

– Я рядом с тобой, любимая! Я люблю тебя. Очень! Ты должна взять себя в руки. То, что произошло, очень печально. И не думай, я тоже переживаю, мне очень больно, но я не могу видеть то, что творится с тобой.

Даниэла, казалось, не слышала его и повторяла как в бреду:

– Мой мальчик! Моя кроха! Столько планов, столько надежд!

– Мы могли бы усыновить ребенка… – сказал Хуан Антонио.

– Нет, это не то, – Даниэла покачала головой. – Я не могу не думать о нашем сыне, понимаешь? Временами моя боль так велика, что я просто ничего не чувствую.

– Ты должна вернуться на работу в Дом моделей. Это тебя отвлечет.

– Я одинаково плохо буду чувствовать себя тут, дома, и там.

– Что ты намереваешься делать? Запереться в комнате и рыдать целыми днями?

– Ты меня не понимаешь, – вздохнула Даниэла.

– Ты мне нужна! И Монике тоже! Подумай о нас!

– Единственное, что я хочу, это умереть, Хуан Антонио. Неужели ты не понимаешь? Я – самая несчастная женщина на свете!

– Поплачь, дорогая! Отведи душу, – сдался Хуан Антонио и вышел из спальни, оставив жену одну.

Моника видела, как отец спустился со второго этажа, вышел из дома, сел в машину и уехал. Она решила, что настал удобный момент поговорить с Даниэлой, и поднялась к ней в спальню.

– Я могу побыть немного с тобой?

– Нет. Я никого не хочу видеть! А тебя тем более! – голос Даниэлы звучал непривычно резко. – Я знаю, ты рада тому, что произошло! Ты меня не любишь и никогда не любила.

– Нет, Даниэла, я тебя люблю, – возразила Моника.

– Ты, должно быть, счастлива, что у тебя больше нет братика, который бы все у тебя отобрал?

На глаза Моники от обиды навернулись слезы:

– Я любила моего братика, клянусь тебе! Раньше я тебе говорила неправду.

– Пожалуйста, оставь меня одну! – почти закричала Даниэла.

– Но я хочу побыть с тобой, прошу тебя!

– Нет! Считай, что я погибла в аварии. И отчасти так оно и есть, – и Даниэла выставила Монику за дверь.

Леопольдо вернулся домой темнее тучи.

– Ты больше не будешь ни с кем встречаться! – набросился он на Иренэ. – Ты хотела меня провести? Я все знаю, я заметил, как ты бросаешься к телефону. Ты разговариваешь с мужчиной!

– О Господи! Я разговариваю и вижусь только с Ракель. И то все реже, – оправдывалась Иренэ.

– Я не позволю, чтобы ты мне наставила рога! – Леопольдо стукнул тростью об пол.

– Тебя так волнует моя верность? – Иренэ скривила губы в усмешке. – Тогда зачем ты заставляешь меня танцевать перед твоими друзьями? Зачем позволяешь, чтобы эти слюнявые старики меня тискали?

– Это совсем другое дело! – Леопольдо был в бешенстве. – Больше ты не получишь от меня денег! Когда тебе что-нибудь понадобится, тебе придется это заслужить. Без моего разрешения ты больше из дома ни ногой!

– Но здесь не тюрьма…

– Ты будешь делать то, что я говорю! Если ты выйдешь, то больше не вернешься в этот дом!

– Ты не можешь запретить мне выходить. Я – твоя жена, и этот дом принадлежит и мне.

– Нет, голубушка, ошибаешься! Все, что здесь есть, – Леопольдо тыкал тростью, указывая на мебель, картины и ковры, – вот это, и это, и это тоже – все мое, включая и тебя! Открой свои глазки, моя куколка!

Прошло несколько дней. Даниэла почти не выходила из спальни, и все усилия как-то расшевелить ее, пробудить интерес к жизни оказывались тщетными. Даже Джина не могла поднять ей настроение. Джина влетела в спальню Даниэлы, изобразив на лице радость:

– Когда ты выйдешь на работу?

– Не знаю. Когда-нибудь…

– А почему бы тебе не принять ванну, привести себя в порядок и выйти прошвырнуться по улицам, а? Давай пойдем по магазинам, купим что-нибудь… Прошу тебя, дорогая, сделай над собой усилие. Мы все очень тебя любим и не можем позволить, чтобы ты вот так… погибала на наших глазах.

– Я ничего не хочу, Джина! Вместе с моим сыном похоронили и мою душу.

– Нет, Дани, ты здесь, с нами! Ты живешь. Ты должна взять себя в руки, ты же сильная! Твой Дом моделей надо расширять, он должен превратиться в солидную фирму. Мы будем вместе работать и бороться. Как всегда!

Даниэла закрыла лицо руками и произнесла сдавленным голосом:

– Я хочу остаться одна. Понимаешь? Одна!

– Пожалуйста, Даниэла, тебе нельзя быть одной. Я хочу тебе помочь!..

– Ты не виновата в том, что со мной происходит. Только уходи, прошу тебя!

– Тебе надо молиться, Дани. Помолись, чтобы Господь тебя вразумил.

– Уходи, умоляю тебя, уходи!

Джина растерянно смотрела на Даниэлу.

Хуан Антонио ушел с головой в работу. Он стал задерживаться в офисе по вечерам, чего с ним раньше не бывало. Как-то Мануэль даже упрекнул его в этом:

– Ты тоже неправ, что проводишь столько времени на работе.

– На работе я забываю о моих проблемах, о всем этом кошмаре, – сказал Хуан Антонио, откидываясь в кресле.

– Ты же нужен Даниэле. Тебе надо больше бывать с ней.

– Когда мы вместе, боль утраты чувствуется сильнее, – объяснил Хуан Антонио.

– А почему бы вам не уехать куда-нибудь? Путешествие могло бы вас отвлечь, – предложил Мануэль.

– Путешествие? – обрадовался Хуан Антонио. – А что, неплохая идея! Только не знаю, захочет ли Даниэла.

– Постарайся ее убедить! Вы могли бы поехать на недельку-другую в Европу или еще куда-нибудь, – сказал Мануэль, довольный, что хоть чем-то может помочь другу.

– Сегодня же предложу ей. Знаешь, даже Джина ничего не может с ней сделать. Она мне сегодня позвонила и сказала, что Даниэла буквально выгнала ее, – Хуан Антонио переложил бумаги на столе. – А поеду-ка я домой, к Даниэле!

– Она будет тебе благодарна.

– Она мне нужна, Мануэль. Смерть нашего сына задела меня гораздо глубже, чем ты думаешь и чем кажется со стороны.

– Да, я знаю, – отозвался Мануэль.

– А работа… Что ж? Это что-то вроде брони, за которую я хочу спрятаться.

Уходя, Хуан Антонио обернулся и крепко пожал руку Мануэлю.

Но Даниэла наотрез отказалась ехать.

– Я не хочу, – сказала она, уставившись в одну точку.

– Небольшое путешествие нам пришлось бы кстати.

– От перемены места ничего не изменится, я все время буду думать, о нашем малыше.

– А если мы забронируем места на «Норвее»? Там мы познакомились и полюбили друг друга. Давай, а?

– Не настаивай! – резко ответила Даниэла, но потом смягчилась: – Спасибо тебе, родной. Прости, но я не в настроении…

– Пойми, я только хочу, чтобы тебе было хорошо, – произнес Хуан Антонио умоляющим голосом.

– Мне никогда уже не будет хорошо!

– Что ты собираешься делать? Провести всю жизнь взаперти и в слезах?

– Очень может быть, – упрямо сказала Даниэла.

– Наш сын умер, Даниэла. И с этим надо смириться!

– Нет! – зарыдала Даниэла.

– Ты ничего не сможешь изменить ни слезами, ни затворничеством. Надо жить, как тяжело бы это ни было. Надо жить!

Расстроенная Джина вернулась домой. Она рассказала Фелипе о безуспешных попытках вытащить Даниэлу из четырех стен, куда она добровольно себя заключила.

– Знаешь, милая моя, я не хочу сказать, что всегда… но временами тебе не достает такта, – заметил Фелипе.

– Я только хотела поднять ей настроение, я ничего такого не сказала…

– Но если Даниэла не хочет выходить, а предпочитает сидеть дома… ну и оставь ее в покое!

– Но я не могу видеть, как она мучается! Я же ее подруга.

– Прошло слишком мало времени. Дай ей опомниться!

– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась Джина и обняла мужа. – Я тоже не буду чувствовать себя спокойной, пока не родится наш ребенок. Мне хотелось бы запереться где-нибудь и никуда не выходить до самых родов.

– Я уже пришел! – закричал с порога Фико, входя в квартиру. Ответа не последовало. Мальчик насупился, глядя на мать. – Ты плакала? Папа опять избил тебя? Чтоб он провалился куда-нибудь! Он злой и не любит нас!

– Он любит нас, у него просто плохой характер, – возразила Арселия.

– Он скоро умрет, правда? – с надеждой в голосе спросил Фико. – Врач сказал, что он умрет, если будет пить, а он пьет.

Мать опять не ответила.

– Мама, а он будет сегодня ночевать дома? – спросил Фико.

– Не знаю… Если он не придет, мы ляжем спать без него и нам будут сниться ангелы… – по лицу Арселии блуждала улыбка.

– Мама, что с тобой? Ты какая-то странная, – сказал Фико, вглядываясь в материнское лицо.

– Не могу же я рыдать все время!

– Я не понимаю, что с тобой, – Фико не нравилась эта перемена в матери. – Ты похожа на пьяную…

– Я? Пьяная? – засмеялась Арселия и притянула Фико к себе. Язык ее заплетался. – О чем ты говоришь?

Фико почувствовал запах перегара изо рта матери и увернулся от ее объятий. Ему стало страшно.

– Только не становись похожей на папу, пожалуйста, мама!

– Нет, сыночек! Я никогда тебя не ударю и кричать не буду. Потому что я тебя люблю и ты будешь любить меня!

Фико со страхом, как затравленный зверек, смотрел в мутные глаза матери.

Моника поделилась своими бедами с подругами.

– Все, что ни делается, все к лучшему, – заявила Летисия. – Ты избавилась от своего братика, и больше их у тебе не будет!

– Перестань подначивать ее! – сказала Маргарита.

– Ах, да! Это тебе посылает Фико, – Моника протянула конверт Летисии.

– Пусть подавится своими подношениями, урод несчастный! Терпеть его не могу!.. И никогда не стану с ним дружить! – Летисия разорвала конверт на мелкие клочки.

– Если Лало опять мне передаст что-нибудь для тебя от Фико, я тебе не отдам! – сказала Моника, поджав губы.

– Вот и прекрасно! Я об этом мечтаю! – воскликнула Летисия.

– Если ты будешь так себя вести, у тебя не останется друзей, – заметила рассудительная Маргарита.

– А мне никто не нужен! Я и сама проживу!

– Да, я вижу, – пожала плечами Моника.

– Вы мне надоели! Да ну вас! – и Летисия быстро пошла прочь.

– Только мы ее и терпим, – сказала Маргарита, глядя вслед удаляющейся Летисии.

– Да, – согласилась Моника. – И я не знаю, почему…

Вечером Моника заявила отцу, что не хочет идти завтра в школу, потому что ей надо побыть с Даниэлой. Хуан Антонио удивленно поднял брови:

– Ты не должна прогуливать, а то отстанешь в учебе.

– Нет, я должна остаться. Я хочу, чтобы Даниэла увидела, как я ее люблю, и не была бы такой печальной.

– Хорошая идея, Моника, люби ее, – сказал Хуан Антонио, усаживая дочь себе на колени.

– Да, папа. Я обещаю! Я буду смотреть на нее, как на мою маму, – Моника прижалась щекой к щеке отца. – Надо сходить с Даниэлой погулять… Только я не придумала, куда…

В гостиную стремительно вошла Даниэла. Она была одета в строгий черный костюм, с сумочкой через плечо.

– Куда ты? – удивился Хуан Антонио.

– Я выйду… Я поеду… Разыщу Иренэ… – глаза Даниэлы лихорадочно блестели.

– Иренэ? Зачем?

– Мне только что звонил какой-то мужчина. Он сказал, что наехал на мою машину, потому что его наняла Иренэ. Это он устроил мне аварию.

– Что?!

– Иренэ не забыла обо мне! Она так меня ненавидит, что пыталась меня убить!

– Моника, выйди! – потребовал Хуан Антонио. Моника сползла с его колен и скрылась за дверью. – Я не верю, чтобы Иренэ…

– Ты не понимаешь?! Иренэ хотела убить меня! Наш ребенок погиб из-за нее!

– Надо посоветоваться с Фелипе и Херардо и узнать, что можно предпринять официально, – пытался остановить жену Хуан Антонио.

– У нас нет доказательств против Иренэ!

– Но если мы ее обвиним, она будет все отрицать, пойми!

– Я посмотрю ей в глаза и узнаю. Если то, что сказал мне этот человек, правда, клянусь тебе, она очень пожалеет! И если ты сейчас не пойдешь со мной, я уйду одна!

Хуан Антонио понял, что не сможет удержать Даниэлу, но и одну отпустить ее не мог.

– Хорошо. Успокойся! Мы едем вместе.

И они спустились к машине.

Горничная приоткрыла дверь гостиной и, улыбаясь, сказала:

– Сеньора, к вам пришли!

Иренэ сидела в кресле перед телевизором. Она удивленно вскинула брови:

– Кто?

– Сеньор Мендес Давила с супругой.

– Что? – Иренэ испугалась. – Скажи им, что меня нет дома!

– Дело в том, что я уже сказала, что вы дома.

– Тогда скажи, что я купаюсь… или нет… скажи… Выдумай что-нибудь! Скорее, беги!

Но было поздно, потому что в гостиную уже входили Хуан Антонио и Даниэла.

– Кто вам позволил вламываться в мой дом? – надменно спросила Иренэ.

– Ты нам должна кое-что объяснить… – начал Хуан Антонио.

– Объяснить, я? Вам? – перебила его Иренэ и встала с кресла. – Уходите отсюда!

Иренэ не спускала глаз с Даниэлы. Потом, будто вспомнив что-то, она сказала:

– Я слышала об автомобильной катастрофе… И о том, что у тебя погиб ребенок… Я очень сочувствую вам.

– Какой цинизм! – не выдержала Даниэла. – Мне позвонил человек, которого ты наняла, чтобы подстроить мне эту катастрофу. Чтобы убить меня!

– Это смешно! – ледяным тоном произнесла Иренэ.

Даниэла встряхнула ее за плечи:

– Ты скажешь мне правду!

– Отпусти меня! – Иренэ вполне уже овладела собой. – Я не способна сделать ничего подобного. Я не хочу сказать, что пылаю к тебе любовью… Нет, после того, что ты мне сделала, это невозможно. Но я же не убийца!

– Тогда кто мне звонил? И зачем? Он сказал, что ты убила моего сына!

– Откуда я знаю, кто мог тебе звонить? Наверно, кто-то из твоих врагов. Как вы можете обвинять меня? – Иренэ обернулась к Хуану Антонио и произнесла воркующим голосом: – Так мало ты узнал меня за все то время, что мы были вместе? Хорошее же у тебя обо мне мнение!

– Ты способна на все, – глядя в глаза Иренэ ответил Хуан Антонио.

– Но только не на то, чтобы подстроить аварию или убить кого-нибудь! И что бы я выиграла от этого?

– Хотела бы я знать, зачем надо было этому грузовику преследовать меня? – спросила Даниэла.

Иренэ пожала плечами.

– Я о вас и не вспоминаю! Я замужем за богатым и могущественным человеком. И очень счастлива, – сказала Иренэ и улыбнулась.

– Нам лучше уйти, – тихо произнес Хуан Антонио и взял Даниэлу под руку. Они зашагали к двери, но Даниэла вдруг вырвала руки и обернулась к Иренэ, которая стояла в центре гостиной, наблюдая за ними с холодной улыбкой.

– Я верю, что Господь все видит и все знает, – взволнованно сказала Даниэла, и на ее щеках выступили красные пятна. – У меня нет доказательств твоей вины, но если ты действительно сделала то, что сказал этот человек, если ты убила моего сына, то наказание последует неминуемо. Рано или поздно правда всегда вылезает наружу!

Когда за Даниэлой и Хуаном Антонио захлопнулась дверь, Иренэ рухнула в кресло и сжала руками виски.

– Мерзавец! – прошептала она. – Проклятый Херман!

Утром Хуан Антонио рассказал Мануэлю о странном звонке и о визите в дом Леопольдо и Иренэ.

– Я думаю, что это была шутка, но очень дурная, Иренэ амбициозна, холодна, расчетлива, но она не убийца.

– Насколько я знаю, у Даниэлы нет врагов. Кто же мог ей позвонить? – недоумевал Мануэль.

– А не тот ли тип, который приставал к ней? Друг ее бывшего мужа, – мелькнула догадка у Хуана Антонио.

– Может быть, – ответил Мануэль и задумался.

– Как бы там ни было, но ребенок умер. И Даниэла больше не сможет иметь детей… Я надеюсь, она справится с депрессией. Если бы ты ее видел, Мануэль, если бы ты ее видел!..

– И все-таки я серьезно поговорю с Ракель, – сказал Мануэль, барабаня пальцами по столу. – Я не хочу, чтобы она встречалась с Иренэ ни под каким предлогом.

– Ты не можешь ей запретить. Иренэ ее подруга.

– Ракель должна понять, что Иренэ плохо на нее влияет. Она бесчувственная женщина. И я не хочу, чтобы из-за нее у Ракель были неприятности, – заключил Мануэль.

Он думал, что ему придется долго уговаривать Ракель, но он ошибался.

В этот же день Иренэ позвонила Ракель и пригласила ее и Долорес пообедать вместе в ресторане. Ракель с радостью согласилась. За обедом Иренэ рассказала о той сцене, которая произошла у нее дома накануне.

– Это уж слишком! – притворно возмущалась Иренэ. – Как Даниэла может думать, что я способна на такое?

На самом деле Иренэ не искала сочувствия. Она просто хотела убедить Ракель и Долорес в своей невиновности. Но Ракель ее слишком хорошо знала и почувствовала фальшь в ее голосе.

– А ты не способна? – коротко спросила Ракель.

– Разумеется, нет! И ты еще можешь сомневаться?

– Надеюсь, ты говоришь правду, Иренэ… Потому что муки совести – это не пустой звук и рано или поздно…

Иренэ показалось, что Ракель сейчас закончит фразу словами Даниэлы: «Правда всегда вылезет наружу», и она взорвалась:

– Почему ты стараешься задеть меня? Как если бы ты была худшим моим врагом!

– Если я тебе враг, то зачем ты нас пригласила? – спросила Ракель.

– Вот именно! Зачем? Ты всегда всем недовольна! И прежде всего своей жизнью… – вставила Долорес.

«Не хватало еще, чтобы эта старая дура начала читать мне нотации! Я этого не потерплю! Да и Ракель тоже хороша!» – подумала Иренэ.

– Ты превратилась в домохозяйку! Ты уже забыла, что это я представила тебя Мануэлю и что ты меня об этом просила, потому что хотела его заловить, чтобы вытрясти из него деньги? – набросилась Иренэ на подругу. – И нечего притворяться! Разница между мной и тобой только в том, что я вышла замуж по расчету за старика, а ты вышла замуж за вульгарного зануду, но тоже по расчету. Я это признаю, а ты не хочешь признаться даже самой себе!

– Замолчи! Я больше не хочу тебя видеть. Никогда! – закричала Ракель.

– Хорошо что хоть в чем-то наши желания совпали! Несчастная! Твой удел не только прозябать в бедности! Ты еще вынуждена растить детей этой посредственности, твоего Мануэля! И терпеть его сумасшедшую мать, ветреную старуху, которая вообразила себя пятнадцатилетней девочкой! – Иренэ встала из-за стола и, повернувшись, быстро пошла к выходу.

– Какой ужас! – сказала Долорес. – Подумать только, эта негодяйка даже меня не пощадила!

– Клянусь вам, Долорес, я люблю Мануэля. Я много раз вам говорила, что я не такая, но я никогда…

– Тебе незачем оправдываться передо мной, девочка, – перебила невестку Долорес. – Я не верю ни одному слову Иренэ!

– Спасибо, Долорес, – сказала Ракель, и слезы сверкнули у нее в глазах.

– Если ты из-за того, что сказала Иренэ, то я уже все забыла. Знаешь, чего я ей не могу простить? Того, что она назвала меня ветреной старухой! Какая нахалка! – гневно произнесла Долорес.

– Не обращайте внимания! Вы же знаете, что это не так.

– Конечно. Какая я старуха?! Хотела бы я посмотреть на нее на занятиях по аэробике! Она бы и трех прыжков не сделала. Старуха! Старик – это ее муж Леопольдо! Раздавленный паук! – возмущалась Долорес, но в глазах ее блестели искорки смеха.

– Ох, Долорес, с вами невозможно говорить серьезно!

– А к чему нам быть серьезными? Достаточно с нас и разговора с Иренэ! Меня от нее уже тошнит! Ну и стерва!

– Ты уверена, что правильно поняла? – спросила Мария Монику.

– Да, Даниэла сказала, что ведьма наняла человека, чтобы он устроил аварию.

– Какая жестокость! Это было бы ужасно!

– Надо наказать эту ведьму! Она злая… – Моника сжала кулаки.

– Если это правда, сеньора Даниэла бог знает на что может решиться.

– Почему бывают такие злые люди? – спросила Моника.

– Ну и вопросы ты задаешь, Моника!

– Но я не понимаю, – настаивала девочка.

– Я тоже не понимаю. Откуда мне знать?

– Даниэла меня не замечает, – вздохнула Моника. – Говорит, что не хочет меня видеть.

– Ты не отступай, – посоветовала Мария. – Знаешь, она мне говорит, что не хочет есть, а я ее заставляю съесть что-нибудь насильно.

– Никогда еще я не видела ее такой печальной!

– Да, – согласилась Мария. – Она похожа на птицу, у которой подрезали крылья.

Приободренная Марией Моника направилась к Даниэле.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – спросила она, заглядывая в спальню.

– Я знаю, что несправедлива к тебе, Моника, но ты пойми меня. Мне очень плохо! Я не хочу никого видеть, – ответила Даниэла.

– Пойдем ко мне! Хочешь поиграть с моими куклами? – предложила Моника лучшее, что у нее было, но Даниэла отрицательно покачала головой. – Тогда пойдем в сад, польем цветы.

– Пожалуйста, не продолжай! Должно пройти время… Много-много времени… Я хочу умереть! Я не хочу больше жить! – вырвалось у Даниэлы, но потом она вспомнила, что перед ней ребенок и извинилась: – Не обращай на меня внимания! Я не знаю, что говорю…

– С тех пор как не стало Игнасио, я слежу за цветами. Конечно, мне помогает наш новый садовник.

– Вот и хорошо! – откликнулась Даниэла, но мысли ее были далеко.

– Я тебе не говорила, что у меня есть жених?

– Нет. Мы так и не поговорили… – Даниэле стало жаль Монику, и она удивилась, что может испытывать еще какие-то чувства, кроме боли и щемящей тоски. – Я не должна была так к тебе относиться. Я была неправа, ты же еще ребенок…

– Мой жених – Лало. Он говорит, что я ему очень нравлюсь. Он приносит мне подарки, – сказала Моника и, чтобы Даниэла не заподозрила в ней корысти, поправилась: – Мне интересно с ним.

– Это хорошо. Он мне тоже нравится.

– А сколько тебе было лет, когда у тебя появился первый жених? – поинтересовалась Моника.

– Не помню. Это было давно.

– Ты думаешь, что я еще очень маленькая, чтобы иметь жениха? – спросила Моника.

Даниэла не ответила, она опять уже думала о своем.

– Ты думаешь, мне еще рано иметь жениха? – повторила свой вопрос Моника.

– Не знаю… не знаю… – ответила Даниэла, но Моника не была уверена, что она ее слышала.

– Я тебя очень люблю, – призналась Моника.

– Я тебе – чужой человек, – отстраненно сказала Даниэла.

– Ты мне не веришь. Что мне сделать, чтобы ты поверила? – спросила Моника.

– Прости, Моника, – сказала Даниэла. – То что я думаю, тебя никак не касается.

– А вот и касается! Касается, потому что я тебя люблю! И раз тебе грустно, то и мне тоже, – и Моника, вздохнула. – Для меня ты очень много значишь. Я и не думала, что люблю тебя так сильно.

– Спасибо, Моника, но теперь это все неважно, – грустно покачала головой Даниэла.

– Ты должна выздороветь. Ты нам всем нужна, – продолжала Моника.

– Нет, никому я не нужна!

– Мне нужна! И папе! И Марии! Всем-всем, – сказала Моника, удивляясь, как это Даниэла не понимает такой простой вещи.

– Лучше б мне умереть! Это все, что я хочу! – устало произнесла Даниэла.

– Не надо! Я этого не переживу!

– Тебе ведь будет лучше без мачехи. Все мачехи – ведьмы! Или ты уже забыла?

– Ты мне не мачеха! – горько возразила Моника.

– А кто же? – удивилась Даниэла.

– Ты… ты… моя мама! Вот ты кто!

Даниэла не верила своим ушам. У нее закружилась голова.

– Моника, повтори! Повтори, что ты сказала… – попросила Даниэла, побледнев от волнения.

– Мама! Я люблю тебя, мама!