Текст книги "Моя вторая мама. Том 1"

Глава 41

Даниэла и Джина ждали Монику у ворот школы. Наконец она появилась вместе со своими подругами Летисией и Маргаритой. Джина обняла Монику за плечи:

– Ты не рада своей тете Джине и маме Даниэле?

– Она мне не мама, а мачеха, – сердито сказала Моника, отстранясь от Джины.

Джина быстро обменялась понимающим взглядом с Даниэлой.

Неожиданно в их разговор вмешалась Летисия:

– Это правда. И можете меня ругать, если хотите. Я-то знаю, что вы только притворяетесь хорошей. Вы – лицемерка!

– Кто здесь лицемерка, так это ты, – вспыхнула Даниэла. – Говоришь, что подруга Монике, а сама подливаешь масла в огонь, – и, видя, что Летисия хочет ей что-то возразить, отрезала: – Я не собираюсь с тобой спорить. Пойдем домой, Моника.

Всю дорогу домой они молчали, но, оказавшись в гостиной, Джина не выдержала:

– Ты не должна себя так вести, Моника. Ты такая умненькая девочка, а позволяешь собой крутить этой Летисии. Кстати, она препротивная девчонка!

– Она говорит правду, – Моника смотрела на Даниэлу и обращалась только к ней. – Мне все равно, что ты меня не любишь и хочешь, чтобы все досталось твоему ребенку.

– Я не стану тебе отвечать до тех пор, пока ты не перестанешь говорить глупости, – ответила Даниэла.

– А мне все равно, – упрямо повторила Моника, выходя из гостиной. – Мне все равно, – твердила девочка, уже поднявшись к себе. Она обняла куклу, прижалась к ней щекой. – Глорита, нам с тобой не нужны никакие братишки и сестренки.

– Да, Моника – не подарок, – покачала головой Джина, когда Моника вышла.

– Моника несправедлива ко мне. Для меня не существует разницы между ней и моим будущим ребенком.

– А если бы даже и так, ну и что? Это же твой ребенок, твоя кровиночка!

– Мне тяжело думать, что кто-то не любит моего ребенка еще до его рождения.

– Я на твоем месте знаешь что бы сделала? Отшлепала бы Монику как следует. Меня удивляет, что Хуан Антонио до сих пор еще этого не сделал. Из Моники бы живо вся дурь вылетела. А вы с ней слишком цацкаетесь.

– Нет, это не метод. Я вот что придумала… В субботу у нас будут гости. Кстати, и ты, и Фелипе тоже приглашены. Я приглашу еще и подруг Моники. Да, и Летисию тоже, – сказала Даниэла, заметив удивленный взгляд Джины. – Я хочу ей доказать, что она неправа. Заставить ее переменить мнение обо мне.

– Что ж, попробуй, – Джина с сомнением покачала головой.

– Лупита, кофе, пожалуйста, – попросил Хуан Антонио.

– Лупита, два кофе. И без сахара, – поправил его Мануэль, входя в кабинет.

– Ну и что хотел от тебя этот настырный старикан? – спросил Хуан Антонио, отхлебывая кофе.

– Не называй его так. Хустино – прекрасный человек!

– Я хотел бы познакомиться с ним. Ты только один раз с ним поговорил, а уже успел, кажется, его полюбить.

Зазвонил телефон.

– Это тебя, – сказал Хуан Антонио, протягивая Мануэлю трубку. – Звонит твоя мама. Говорит, что срочно.

– Что случилось, мама? – Мануэль переменился в лице. – Где ты? Я сейчас приеду.

– Что случилось, Мануэль? – спросил Хуан Антонио.

– Хустино умер. Бедная мама не знает, что делать.

– А где она?

– В больнице «Скорой помощи».

– Я поеду с тобой.

В приемном покое больницы родные и друзья пытались утешить плачущую Долорес.

– Не плачь, мама. Подумай лучше о том, что он был счастлив с тобой в свои последние дни, – Мануэль погладил плечо матери.

Долорес подняла на него глаза, полные слез:

– Бедный Хустино! Он был так доволен разговором с тобой.

– Да, он ведь только сегодня приходил к нам в контору, – сказал Хуан Антонио. – Такая неожиданная смерть!

– Спасибо. Спасибо вам всем, что пришли поддержать меня в моем горе. А я-то думала, что худшее для меня уже позади. Но где же сыновья Хустино? Пора бы им появиться, – сказала Долорес, оглядывая собравшихся. Здесь с ней были ее сын и невестка и их друзья Хуан Антонио и Даниэла. Приехали даже Джина и Фелипе. Но сыновей Хустино все еще не было.

– Мы можем и сами договориться с похоронным бюро, – решительно сказал Мануэль.

Но тут в дверях появился младший сын Хустино, Данило. Он не был похож на человека, убитого горем.

– Мой отец умер, и здесь уж ничего не поделаешь. Я уже переговорил с похоронным бюро. Скоро за ним приедут. Как вы понимаете, мы не будем проводить ночь с покойным. Совершенно нет времени, – деловым тоном оповестил он.

– Я так и думала. У вас никогда не было времени для него, пока он был жив, откуда же ему взяться сейчас, когда он мертв? – с упреком в голосе произнесла Долорес.

Данило был уязвлен.

– Я вижу, вы здесь с целой свитой. Но для моего отца вы не были хорошей подругой, – сказал он недовольно.

– А я и не была ему подругой. Я его вдова, – выпалила Долорес.

В первый раз на лице Данило мелькнуло беспокойство:

– Так вы поженились? Нет, определенно мой отец сошел с ума. В его-то возрасте! Должен сразу вас предупредить, что не позволю, чтобы вы прикарманили наследство.

– Кто говорит о наследстве? Я уверена, что твой отец распорядился, чтобы ты и твои братья получили все, что вам положено.

Данило сразу успокоился:

– Так-то лучше. А теперь уходите!

– Послушайте, молодой человек, я вам не позволю разговаривать таким тоном с моей матерью, – вмешался Мануэль. – Не смейте оскорблять ее!

– Пожалуйста, немного больше уважения. Ведь мы в больнице, – заметила Даниэла.

– А вы не лезьте! Заткнитесь, – отрезал Данило.

Хуан Антонио взял Данило за лацканы пиджака:

– Я не позволю какому-то грубияну разговаривать так с моей женой!

– Какой ужас! Я уж думала, вы подеретесь прямо в больнице, – сказала Даниэла, когда они вернулись домой.

– Сынок Хустино на это напрашивался, – ответил Хуан Антонио.

– Давай зайдем к Монике. А вдруг она еще не спит? – предложила Даниэла.

Моника не спала.

– Мы хотели пожелать тебе спокойной ночи, – сказала, улыбаясь, Даниэла.

– Уходите. Мне хорошо и одной, – Моника отвернулась к стене.

– Моника, не веди себя так, будто тебе пять лет. Разве можно устраивать такое из-за того, что у тебя будет братик? – Хуан Антонио почувствовал, что в нем закипает гнев.

– Он мне не брат. Я его не люблю и не хочу, – ответила Моника.

– Мне уже надоело, Моника! Знаешь, если ты будешь себя так вести, мне ничего не останется, как отдать тебя в интернат, – вырвалось у Хуана Антонио неожиданно для него самого.

Даниэла встала между мужем и Моникой. Она хотела обнять девочку, но та забилась в истерике:

– Не прикасайся ко мне! Это все из-за тебя!

– Теперь Моника будет думать, что это я сказала тебе про интернат, – рассердилась на мужа Даниэла, когда они остались вдвоем.

Даниэла вернулась с работы специально пораньше, чтобы встретить Дору. Она провела ее на кухню и представила Марии.

– С сегодняшнего для Дора будет работать у нас. Она работала у меня довольно долго и… – Даниэла окинула взглядом сжавшуюся в комок Дору, – И я ей полностью доверяю.

Когда Даниэла вышла, Мария спросила у Доры:

– Ты, кажется, ждешь ребенка?

– Да. И, как вы уже догадались, у него нет отца. Ну, да все равно. Я смогу обойтись и без Марсело.

Услышав знакомое имя, Мария переменилась в лице. Воспоминания нахлынули на нее, и она рассказала Доре печальную историю своей жизни. К тому же Дора оказалась благодарной слушательницей.

– Очень вам сочувствую. Должно быть, тяжело потерять такого человека, как ваш муж.

Доре было жаль эту милую, немолодую женщину. Ей хотелось, чтобы Мария поняла, что она тоже страдала и может понять, насколько сложна жизнь. И она рассказала Марии о Марсело, ее возлюбленном, носящем такое же имя, как и сын Марии.

– У меня есть фотография, где мы сняты вместе. Вот она. Видите, он здесь улыбается и выглядит так, будто и мухи не обидит, – и Дора протянула фото Марии. – А на самом деле оказался такой мерзавец. Совсем без стыда и совести. Что с вами, Мария?

– Дора, этого не может быть. Это же мой сын, – сказала Мария и взглянула на нее с удивлением. – Значит, ребенок, которого ты ждешь…

– Ваш внук, – закончила Дора.

И обе женщины замолчали, пораженные этой новостью.

В школе Моника рассказала подругам о стычке с отцом.

– Какой ужас! Я же тебе говорила, – усмехнулась Летисия.

– Я не пойду в интернат, – решительно сказала Моника.

– Твой папа сказал это не всерьез, – пыталась вразумить ее Маргарита.

– Конечно, всерьез. Эта ведьма ему накапала. Она его настроила. Теперь ты видишь, что я права? – Летисия была очень довольна тем, что ее предсказания начали сбываться.

– Нет, ты сама виновата, – Маргарита покачала головой. – Ты все делаешь для того, чтобы тебя не любили.

Моника с обидой взглянула на подругу.

– Прекрасно. Значит, ты защищаешь эту ведьму, ее мачеху? – вкрадчивым голосом произнесла Летисия. – Можно подумать, что твоя подруга Даниэла, а не Моника.

– Летисия права, – сказала Моника. – Если ты моя подруга, то должна быть на моей стороне, а не защищать Даниэлу.

– Я защищаю справедливость, – Маргарита смотрела на подруг исподлобья.

– Просто ты не любишь Монику, – заявила Летисия.

– Нет, люблю. Именно потому что люблю, я и говорю, что ты поступаешь плохо. Но ты настаиваешь на своем… Лучше с тобой не разговаривать.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Летисия. – Пусть не разговаривает. Она нам совсем не нужна.

Маргарита с тоской смотрела, как Летисия уводит от нее Монику.

Глава 42

Долорес понимала, что рано или поздно тайное становится явным, но ей очень хотелось оттянуть этот момент. А тайна ее состояла в том, что Хустино, женившись на ней, отдал ей все свои деньги. Сумма была немалая. Теперь Долорес была богата, очень богата. Зная своего сына, которому пришлось пробиваться в жизни самому, начиная с нуля, Долорес хорошо представляла его реакцию на эту новость.

Она боялась, что Мануэль заставит ее вернуть деньги сыновьям Хустино. Долорес твердо решила выполнить волю мужа, который не хотел, чтобы деньги перешли к его детям. Должны же они понести наказание за свою черствость, нет, жестокость к отцу. Хустино, ставший на закате лет ненужным своим собственным детям, хотел только восстановить таким образом справедливость. Долорес посоветовалась с Ракель, и вместе они решили ничего не говорить Мануэлю.

На сердце у Долорес было тяжело. Какая уж тут справедливость? Хустино ушел, его нет, она осталась одна. С кем она теперь будет гулять по парку, кому выскажет свои самые сокровенные мысли, кому скажет: «Какой ты сегодня красивый», – и кто назовет ее «моя Клеопатра»?

– Знаешь, я думаю, что у Хустино не выдержало сердце, потому что он слишком сильно любил меня, – сказала она Ракель.

– Он вас просто боготворил. Давайте я поухаживаю за вами. Что вы хотите на ужин? – Ракель хотела поддержать свекровь.

– У меня горе, но я еще не инвалид. Я найму трех служанок, чтобы у каждого из нас было по одной, и пусть ухаживают. Теперь я могу себе это позволить.

Мануэль по-своему истолковал слова матери:

– Я уже устал вам повторять, чтобы вы наняли прислугу. Но вы же упрямы, как не знаю кто.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Долорес и лукаво улыбнулась. – Должно быть, это один из моих ухажеров.

Но за дверью стоял Данило. Встретившись лицом к лицу с Долорес, он с ненавистью посмотрел на нее:

– Я знаю, что вы сделали с моим отцом. Вы обвели его вокруг пальца.

– Хустино не хотел оставлять ни сентаво ни тебе, ни твоим братьям.

Услышав, что разговор идет на повышенных тонах, в прихожую вышел Мануэль:

– Вы сию же секунду уберетесь отсюда!

– Что? Ну да, вы же с ней заодно! Вам ведь тоже перепало кое-что из денег отца.

– Каких еще денег? Ничего не понимаю, – растерялся Мануэль.

– Не притворяйтесь невинной овечкой! – возмутился Данило. – Речь идет о деньгах, которые украла ваша мать.

– Давайте разберемся, – вмешалась Долорес. – Я ничего не украла. Хустино перевел деньги на мое имя.

– Вам эти деньги не достанутся, сеньора. Эти деньги по праву принадлежат мне и моим братьям, – возмущенно кричал Данило.

– По какому такому праву? Деньги – на мое имя. И я скорее сожгу их, чем дам вам.

– Мы еще увидимся, – пригрозил Данило. – Потому что я этого так не оставлю! Я вас всех предупреждаю!

– Посмотрим. Во всяком случае вы больше никогда не переступите порог этого дома, – ответил ему Мануэль и, закрыв дверь, обернулся к матери. – Похоже, что твой тайный брак с Хустино не был твоим единственным секретом, мама.

– Хустино так хотел.

– А ты не вздумай сказать опять, что ты об этом ничего не знала, – сказал Мануэль, обращаясь к жене.

– Нет, я… давно об этом знала.

– А ты не вздумай сказать, чтобы я отдала им деньги. Я, знаешь ли, еще не сошла с ума, – сказала Долорес.

– Мама, но это может быть опасно. Данило не из тех, кто легко отступает. А вдруг он задумал что-то против тебя? Да и зачем тебе столько денег?

– Счастье не в деньгах, а в их количестве. Счастье для всех нас, – произнесла Долорес совершенно серьезно, без тени улыбки.

– Я никогда даже не упоминала ни о каком интернате, Моника, – оправдывалась Даниэла.

– Папа сказал это из-за тебя! Раньше он говорил, что ни за что на свете не расстанется со мной.

– Так и будет. Дай мне возможность доказать тебе мою искренность. Пойми, для меня не существует разницы между тобой и моим ребенком. Мне бы очень хотелось быть матерью и для тебя. И чтобы ты звала меня мамой.

– Никогда! Я никогда этого не сделаю.

– Моника, посмотри мне в глаза. Ты думаешь, что я тебя обманываю? Поцелуй меня, и я тебе обещаю, что все будет забыто.

Моника обняла Даниэлу:

– С тех пор как умерла моя мамочка, в моей жизни нет ничего хорошего. Мне так грустно.

– Я хочу пригласить завтра на обед Маргариту и Летисию, – сказала Даниэла.

– Я поссорилась с Маргаритой, потому что она защищала тебя.

– Если она согласится прийти, вы помиритесь. Маргарита очень хорошая девочка и любит тебя.

– А зачем ты приглашаешь Летисию? Она же тебе не нравится. И ты ей тоже.

– Но она твоя подруга, – объяснила Даниэла.

Вечером за ужином Моника спросила у отца:

– Ты ведь не отправишь меня в интернат?

– Нет, обещаю тебе, – ответил Хуан Антонио.

– Ты должна помочь нам вырастить твоего братика, – подняла глаза от тарелки Даниэла.

– Папа, но ты не будешь его любить больше, чем меня?

– Нет, дорогая, я вас двоих буду любить одинаково.

– Нет, папочка, меня ты должен любить больше. Летисия говорит…

– Опять Летисия? – рассердился Хуан Антонио. – Мне уже надоело слышать о Летисии!

– Прошу тебя, дорогой, успокойся, – попросила Даниэла.

– А ты не вмешивайся. Ты неправильно воспитываешь мою дочь, – вдруг выпалил Хуан Антонио.

– Не кричи на меня! Я, может быть, плохая мать, но я не глухая, – у Даниэлы от обиды задрожали губы. Она встала из-за стола и выбежала из столовой.

Хуан Антонио бросил салфетку на стол и вышел вслед за женой. Поднявшись в спальню, он увидел рыдающую Даниэлу. Сердце его сжалось:

– Я был груб, признаю. Я слишком взвинчен из-за этой сцены в больнице. И потом, у меня уже в печенках сидит эта Летисия! Дорогая, я не хочу, чтобы ты плакала и тем более из-за меня.

– Все это не дает тебе право отыгрываться на мне. Но ты, наверно, прав: я не умею обращаться с Моникой.

– Ты простишь меня?

– Я уже все забыла, – сказала Даниэла и вытерла слезы.

– Дора опять будет работать у Даниэлы, – сказала Джина, подкрашивая губы.

– Да? С чего бы это?

– Похоже, она беременна.

– И Даниэла ее простила?

– Разумеется, – сказала Джина, влезая в узкую юбку. – Ну, все беременеют, кроме меня. Я тоже хочу. Хочу, чтобы меня тошнило, хочу падать в обморок, хочу, чтобы среди ночи, на рассвете мне смертельно захотелось бы съесть чего-нибудь особенного. Ты смейся, смейся надо мной! Я уже вижу тебя, меняющим пеленки нашему малышу.

– Ну уж нет! Этого ты от меня не дождешься. Что я с ума сошел, что ли? Для чего тогда вы, женщины? Я не против равенства полов, но существуют же чисто женская и чисто мужская работы.

– О, дорогой, со мной тебе придется поменять свой образ мыслей.

– Нет, я хотел сказать, что я не отказываюсь, но одно из двух: либо я меняю пеленки, либо я работаю.

– А я, значит, должна делать и то, и другое?

– Знаешь, когда у нас будут дети, тебе придется оставить работу.

– И не подумаю, – Джина взяла со столика сумку. – Ну, пойдем, а то мы опоздаем к Даниэле и Хуану Антонио.

Даниэла и Хуан Антонио принимали гостей. Друзья обменивались новостями, шутили, и только Рамон чувствовал себя не в своей тарелке в этом доме. Хуан Антонио встретил его весьма прохладно. Воспользовавшись тем, что гости постоянно переходили из одной комнаты в другую, Рамон уединился в библиотеке. В гостиной в центре внимания была Джина. Благодаря своему веселому нраву, она умела расположить к себе людей.

– Как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь в Акапулько, на пляже и в бикини.

– Ты уже довольно загорела на теплоходе, – заметил Фелипе.

– Рамон очень любить загорать, – сказала Сония. – Мы иногда загораем в саду.

– Как здорово, что у тебя дом с садом, где можно загорать. Я серьезно подумываю купить дом в Куернаваке. С огромным садом, – заявила Долорес.

– Не разбрасывайтесь так деньгами, Долорес. Если вы купите все, о чем «подумываете», деньги быстро испарятся, – усмехнулся Хуан Антонио.

Долорес закусила губу. Хуан Антонио правильно подметил. Став обладательницей огромного состояния, Долорес начала строить планы, куда бы эти деньги потратить, и очень часто начинала свои заявления с фразы: «Я серьезно подумываю» или «Мы с Ракель серьезно подумываем», а дальше она давала волю своей фантазии. За последние двадцать четыре часа она «серьезно подумывала» купить массу вещей, начиная от самолета, чтобы в конце недели можно было слетать на нем на пляж в Акапулько, и кончая яхтой.

Кроме того, она «серьезно подумывала» нанять шофера для своего мотоцикла, и не какого-нибудь, а обязательно в униформе. Единственное, что ее смущало, что тогда ей придется сидеть на мотоцикле за ним, крепко обхватив его за талию.

– Было бы забавно составить список всего того, что Долорес собирается купить на деньги, которые ей оставил Хустино, – сказал Хуан Антонио, подходя к Мануэлю. – Скажи, а как себя чувствует человек, проснувшийся однажды утром миллионером?

– Оставь свои шуточки, – насупился Мануэль. – Я не хочу об этом говорить. Я вообще против того, чтобы мама приняла это наследство.

Даниэла подошла к Каролине и протянула ей бокал с аперитивом.

– Знаешь, я хотела тебя попросить, чтобы ты пришла с мамой. Но, честно говоря, у меня просто вылетело из головы.

– Мы с ней сейчас в ссоре.

– Почему, Каролина?

– Она хочет жить с нами, а это невозможно, не так ли, дорогая? – вмешался Херардо.

– Я обязательно с ней поговорю. Вы должны помириться, – сказала Даниэла.

В детской обстановка была куда менее непринужденной. Лало и Фико впервые были в доме Моники и очень смущались. Девочки тоже не спешили с ними знакомиться. Моника разговаривала с Маргаритой.

– Я так рада, что мы помирились.

– Я не злопамятна, – сказала Маргарита. – Я твоя подруга и люблю тебя.

– А я удивилась, почему меня пригласили, – заметила Летисия.

– Даниэла хочет быть тебе другом, – объяснила Моника.

– Вряд ли ей это удастся, – усмехнулась Летисия и первая заговорила с мальчиками. – А вы что все время молчите? Языки проглотили?

– А о чем говорить? – удивился Лало и, вспомнив о правилах хорошего тона, сказал: – Я очень рад тебя видеть, Моника. И познакомиться с твоими подругами тоже.

– Твои родители дружат с Даниэлой? – допытывалась Летисия.

– Да. И я ее тоже очень люблю, – простодушно ответил Лало.

– А твои? Тоже, наверно, ее друзья? – спросила Летисия у Фико.

– Нет. Это мы с Лало друзья, учимся в одном классе. Лало – мой лучший друг.

– Ну и страшненькие же у тебя друзья, Лало, – окинув презрительным взглядом Фико, сказала Летисия.

– Не обращай внимания на Летисию! Она пошутила. Я рада, что ты пришел, – вспомнила Моника о своих обязанностях радушной хозяйки.

– Оказывается, мы все – ровесники, – улыбнулась Маргарита.

– Но я – самая высокая из вас. Девочки растут быстрее, чем мальчики. И мы умнее вас, – с независимым видом произнесла Летисия.

– У меня папа небольшого роста, – как бы оправдываясь, сказал Фико. Ему очень хотелось понравиться этой высокой, умной и красивой Летисии.

– Вот ты и будешь карликом. Фи, карлик! Какой ужас! – засмеялась Летисия прямо ему в лицо.

– Мой муж никогда меня не понимал. И моя мать тоже. Я боюсь, что и брат не понимает меня, – пожаловалась Сония Долорес.

Хуан Антонио услышал ее и вмешался:

– Не говори так! Я сказал, что думаю.

– Рамон со мной не из-за денег, – Сония поставила рюмку на стол. – Он всегда был беден и привык сам обеспечивать себя.

– Да. Но, видно, теперь он открыл новый способ зарабатывать себе на жизнь, а? – криво усмехнулся Хуан Антонио.

– Не надо, прошу вас! Мы здесь собрались, чтобы приятно провести время, – взмолилась Даниэла.

– Да, ты права. Сония, прости меня. Давай все забудем? – предложил Хуан Антонио, но было уже поздно.

– Лучше я пойду. Мне вообще не надо бывать у вас. Я уже устала это выслушивать, – вздохнула Сония. И пошла разыскивать Рамона, чтобы уехать домой.

– Мне тоже не по душе связь Сонии и Рамона, но мне кажется, что ты слишком суров к сестре, – упрекнул Хуана Антонио Мануэль.

– Эта связь возмутительна! – жестко ответил Хуан Антонио.

– Это же твоя сестра! – всплеснула руками Даниэла.

– Она переживает, что ты так отзываешься о ней. Закончится тем, что ты окончательно оттолкнешь ее от себя. Но ты ведь этого не хочешь? – втолковывал приятелю Мануэль. – Успокойся, она тебя любит, но все имеет свой предел.

– Хорошо. Ты меня убедил. Я больше не открою рта, – Хуан Антонио попытался улыбнуться.

– А я уж прослежу, чтобы так и было, – заключила Даниэла.

В эту же субботу были гости и в доме Леопольдо и Иренэ. Иренэ лежала на кровати в спальне и меньше всего на свете хотела принимать гостей. Леопольдо вошел, открыв дверь тростью:

– Уже пришли, как ты их называешь, выжившие из ума старики.

– Вот и хорошо! Надеюсь, вам будет весело, – сказала Иренэ, глядя в потолок.

– Тебя ждут.

– Мне не хочется их видеть.

Леопольдо ударил тростью по кровати:

– Приведи себя в порядок. У тебя уйма дорогих тряпок. Зря я их, что ли, покупал?

– Я плохо себя чувствую. Мне хочется полежать.

Леопольдо ударил ее по ногам тростью:

– Даю тебе десять минут. Мы ждем тебя в гостиной. И если ты не придешь, я приду за тобой сам и, боюсь, тебе это не очень понравится.

В гостиной Матиас встретил ее слащавой улыбкой:

– Ты сегодня чем-то недовольна, красотка?

– У меня нет повода для радости, – процедила Иренэ.

– Ты не очень-то гостеприимная хозяйка, – холодно заметил Леопольдо.

– Я делаю, что могу, – пробормотала Иренэ.

– Ты нам сегодня станцуешь? – обратился к ней один из гостей, уже изрядно подвыпивший.

– Нет!

– А мы только из-за этого и пришли. Станцуй, – попросил другой.

– Конечно, она потанцует, – улыбаясь, сказал Леопольдо.

– Я ведь не танцовщица, дорогой, – сопротивлялась Иренэ. – И… я плохо себя чувствую.

– Не притворяйся! Танцуй! У тебя хорошо получается, – глаза Леопольдо стали ледяными.

– Не унижай меня так, – попросила Иренэ.

– Расслабься, детка! И получи удовольствие, – засмеялся Леопольдо, – если нет другого выхода. Танцуй!

…Иренэ танцевала весь вечер. И по ее щекам катились слезы.

Всю дорогу домой Сония и Рамон говорили о Хуане Антонио.

– Знаешь, я больше не хочу его видеть и не пойду к ним. Потому что в следующий раз я не выдержу и Бог знает, что может случиться. Завтра же я начну искать себе работу. Я хочу хотя бы частично нести расходы по дому.

– Это совсем необязательно. Главное – это твоя учеба.

– Не волнуйся, я учебу не оставлю. Буду учиться и работать. Так многие делают, – твердо сказал Рамон.

– Я люблю тебя, – прошептала Сония.

– Я тоже, – отозвался Рамон.

– Если мы поженимся, нам будет нетрудно усыновить ребенка, – Сония заглянула в глаза Рамону.

– Ты и вправду не можешь иметь детей? А если ты будешь лечиться, как Даниэла?

– Лечение мне не поможет, Рамон.

– Ты так хочешь стать матерью?

– Это самая заветная моя мечта!

– Подожди немного, прошу тебя! Пока положение не изменится, я не могу взять на себя такую ответственность. Я должен работать хоть где-нибудь, чтобы не быть у тебя на содержании.

На следующий день Даниэла, как и обещала, поехала к донье Аманде, матери Каролины. Ей казалось, она сможет найти нужные слова и убедить донью Аманду не отталкивать дочь.

– Вы, наверно, пришли, чтобы заступиться за Каролину? – донья Аманда холодно смотрела на Даниэлу. Что себе вообразила эта богатая дамочка? Она думает, что может заявиться непрошенной в ее дом и наводить здесь свои порядки? – Должна вас предупредить, что вы зря теряете время! Вам не стоит совать свой нос в чужие дела.

– Теперь я понимаю, – тускло улыбнулась Даниэла, – почему Каролина, Херардо и дети не хотят, чтобы вы с ними жили.

– Каролина – неблагодарная эгоистка, – отрезала донья Аманда.

– Нет, это вы – неблагодарная эгоистка, – ответила Даниэла, сознавая всю безнадежность своей затеи. – Каролина защищает свою семью. Какому мужчине понравится жить с такой тещей, как вы?

Вдруг Даниэла услышала крики и брань, доносившиеся из соседней квартиры.

– Что это? Что там происходит?

– Обычное дело. Это одна романтическая парочка из нашего дома выясняет отношения, – хмыкнула донья Аманда.

В дверь постучали. За дверью стоял заплаканный Фико:

– Сеньора Даниэла, помогите!

– Что с тобой?

– Папа бьет маму.

– Идем, – Даниэла взяла Фико за руку.

Донья Аманда пошла за ними, тяжело опираясь на трость.

– Ты должна понять раз и навсегда, кто хозяин в доме, – неслось из открытой двери соседней квартиры.

Даниэла решительно шагнула в комнату. Плачущая, растрепанная женщина сидела на полу. Невысокий плотный мужчина занес над ней руку для удара, но, услышав шум за своей спиной, обернулся:

– Откуда взялись эти старухи? Вон, вон отсюда! – пьяным голосом заорал он.

– Мерзавец! Вашей смелости хватает только на то, чтобы поднять руку на женщину, – подступила к нему Даниэла. Пьяный Гаспар отступил от ее натиска в глубь комнаты. Пятясь, он упал на кровать и через минуту послышался его храп.

– Как вы можете все это терпеть? – спросила Даниэла женщину.

Та затравленно посмотрела на нее:

– Но я его жена. Что мне еще остается?

– Не беспокойтесь! Они всегда так! Пойдем ко мне, Арселия, – сказала донья Аманда.

Они вернулись в квартиру доньи Аманды.

– Спасибо вам за все! Гаспар заснул. Теперь он несколько дней не будет скандалить, – улыбнулась успокоившаяся Арселия.

– Вы можете уйти, а я уж пригляжу за ними, – заверила донья Аманда Даниэлу.

– Если вам что-нибудь понадобится, разыщите меня. Сеньора Аманда знает, где меня найти. Будь умницей, Фико! Мне очень жаль, что все так получилось, – сказала Даниэла и обернулась к донье Аманде. – И очень жаль, что мы не поняли друг друга.

– Есть люди, которые живут хуже, чем мы с Каролиной. Вы и сами смогли в этом убедиться, – сказала ей на прощание донья Аманда.

– Скажи честно, я тебе не помешала, Ракель? Я подумала, что Мануэль должен быть на работе, а ты сидишь дома. И решила прийти без звонка, – слегка заискивая, сказала Иренэ.

– Я тебе всегда рада. Хочешь кофе? – тепло улыбнулась Ракель.

Хлопнула дверь, и в комнату вошла Долорес:

– Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, Иренэ! Здравствуйте, Долорес! Я уже все знаю. Мои самые искренние соболезнования. Не знаю, что еще говорится в таких случаях.

– Ничего не говори, детка! Так распорядилась жизнь. И я осталась вдовой, – вздохнула Долорес.

– Ну, почему умер ваш муж, Долорес, а не мой? – вырвалось у Иренэ.

– Мне кажется, что твой старикан… Ой, прости, твой Аполлон крепок, как дуб, – засмеялась Долорес.

– Почему ты его не бросишь, Иренэ? Ну, что у тебя с ним за жизнь? – печально спросила Ракель.

– Еще придет мой черед расквитаться с жизнью… и с Даниэлой. Это она виновата во всем, что со мной происходит, – раздраженно ответила Иренэ.

– Нет-нет, я не согласна с тобой. Надеюсь, ты не собираешься устраивать ей сцены? – обеспокоенно спросила Ракель.

Иренэ пожала плечами:

– Нет, у меня теперь совершенно другой подход к делу…

Небольшой, но уютный зал ресторана был заполнен наполовину. За столиком у окна сидела Иренэ, а напротив нее крепкий мужчина грубоватой наружности. Иренэ протянула ему конверт:

– Здесь половина. Другую половину получите, когда работа будет сделана.

– Не беспокойтесь, я вас не подведу, – успокоил Иренэ мужчина.

– Я надеюсь. Значит, договорились? Вы расправитесь с Даниэлой Лорентэ и как можно скорее. Я хочу, чтобы о ней осталось одно воспоминание, – медленно произнесла Иренэ. – Если наш план сорвется, вы ни при каких обстоятельствах не должны упоминать мое имя.

– Я не из болтливых, – усмехнулся мужчина.

– Мне пора. Так, значит, с завтрашнего дня я жду вашего звонка, – Иренэ поднялась из-за стола.

Мужчина посмотрел ей вслед и засунул руку в карман, ощупывая толстый конверт с деньгами.