Текст книги "Моя вторая мама. Том 1"

Глава 47

Прошла неделя с тех пор, как Даниэла попала в аварию. Она уже достаточно окрепла, и сегодня ее выписывают из больницы. Находясь в клинике, Даниэла каждый день ходила в отделение для недоношенных детей к своему сынишке. За эту неделю он подрос и начал прибавлять в весе. Свидания с сыном вливали в Даниэлу новые силы. Она ощущала в себе огромное желание жить прежде всего потому, что она была нужна этому крохотному беззащитному существу, лежащему там, за стеклом. Она любовалась его маленьким сморщенным личиком, и ей казалось, что она не видела ничего прекраснее…

Джина отхлебнула остывший кофе и поморщилась. Она сидела за столом в кабинете Даниэлы. Всю эту неделю ей пришлось подменять Даниэлу в Доме моделей, и это время показалось ей вечностью. Если бы она могла, она бы проводила все время в больнице, у постели своей подруги. Джина понимала, что Даниэла еще нескоро сможет приступить к работе. И Даниэла, и ее малыш должны оправиться от случившегося, а на это нужно время, много времени. Но Джина не умела унывать.

В мечтах она уже видела, как подросший сынишка Даниэлы делает предложение ее дочери, а что у нее родится дочь, Джина не сомневалась. Она уже и имя ей придумала: Джина Даниэла. Ее Джина Даниэла, безусловно, будет красавицей, и сын Даниэлы и Хуана Антонио не сможет в нее не влюбиться. Они будут великолепной парой! Джина улыбнулась. Тогда они с Даниэлой станут не только подругами, но и родственницами… Но пора было возвращаться к делам, закончить их побыстрее и отправиться домой к Даниэле. В больницу она уже не успеет, так что будет дожидаться возвращения Даниэлы у нее дома. Им есть о чем поговорить, ведь они не виделись со вчерашнего дня…

С тех пор как Аманда поселилась у них в доме, Херардо раздражали вопросы о здоровье тещи. Он понимал, что Фелипе спрашивает из вежливости, но не мог совладать с собой. Фелипе любил подтрунивать над другом, и это злило Херардо. Поэтому на вопрос, как себя чувствует донья Аманда, Херардо пробормотал скороговоркой:

– Да-да, Аманда чувствует себя хорошо.

Но сегодня Фелипе был серьезен.

– Но она все еще у вас, как будто так и надо, – заметил Фелипе. – Тебе что, нравится, что она живет у вас?

– Конечно, нет. С каждым днем она все больше чувствует себя хозяйкой в доме. Она даже съездила к себе и привезла свои вещи. Она всерьез обосновалась в комнате ребят, Фелипе, – озабоченно сказал Херардо.

– Слушай, а почему бы тебе не взять инициативу в свои руки? – спросил Фелипе.

– Да, но как? Как я могу ее выгнать? Когда я ей намекаю, что пора бы и честь знать, она не дает мне договорить и становится такой покладистой, что я теряюсь, – признался Херардо.

– А ты не намекай! Скажи ей прямо, без обиняков, – посоветовал Фелипе.

– Все не так просто, как ты думаешь. Я же говорю, что Аманда очень изменилась. Она стала такой нежной и ласковой с детьми и с Каролиной.

– Старуха просто умнее, чем мы думали. Она прекрасно поняла, что по-плохому она ничего не добьется.

– Я не могу ее выгнать, – покачал головой Херардо. – Каролина рассердится.

– Я не думаю, что Каролина будет возражать, – с нажимом сказал Фелипе.

– Нет, конечно. Она ничего не скажет, но будет переживать.

– Знаешь что? – рассердился Фелипе. – Тогда терпи!. Но нельзя же быть такой тряпкой!

– Ты совершенно прав, Фелипе, – сказал Херардо, пряча глаза. – Сегодня же… еще не знаю, как… но сегодня же я добьюсь, чтобы Аманда уехала от нас.

– Вот это мужской разговор! – одобрил Фелипе.

Аманда сама натянула веревки в гостиной и развешивала белье. Она была довольна, что помогает дочери. У бедной девочки и так забот хватает, до стирки руки не доходят… Хлопнула входная дверь, и в гостиную вошел хмурый Херардо.

– Добрый день, – поздоровалась с ним донья Аманда. – А Каролины еще нет. Она пошла в школу за Лало.

Херардо кивком ответил на ее приветствие и, отодвигая мокрое белье, спросил:

– А почему вы развешиваете здесь белье?

– Чтобы оно высохло.

– Ах, чтобы оно высохло? Разве вы не знаете, что у нас для этого есть место на крыше?

– Знаю, но мне трудно подниматься по лестнице, – оправдывалась Аманда, не понимая, что же произошло с ее мягким и вежливым затем. – Солнца ведь все равно нет, так что белье высохнет и здесь.

– Конечно, но в комнату из-за этого не войти, – холодно сказал Херардо.

– Кто на это обратит внимание, Херардо? – искренне удивилась Аманда. – Мы не ждем гостей. А если кто и придет, я могу все снять… или гость потерпит.

– Я не хочу, чтобы моя квартира превратилась в прачечную, – все также холодно уронил Херардо.

– Я же хотела помочь, не сердитесь, – кротко ответила Аманда.

– Знаете, сеньора, мы должны еще поговорить о вашем здоровье, – сказал Херардо, стараясь не смотреть на Аманду.

– Спасибо, мне уже лучше. И все благодаря вашей заботе. Я никогда не перестану благославлять вас за это, – заискивающим тоном проговорила Аманда, не понимая, куда дует ветер.

– Вот и хорошо! Тогда… сегодня же вы можете вернуться к себе домой, не так ли?

– Что вы сказали? – опешила Аманда. У нее потемнело в глазах.

– Я сказал, что вам больше нет смысла оставаться у нас, сеньора. Каролина сможет навещать вас по утрам, когда Лало в школе.

– Херардо, миленький, я… – взмолилась Аманда.

– Послушайте, нам незачем больше тесниться, – перебил ее Херардо. – А вам будет лучше у себя дома. Так что соберите ваши вещи, и сегодня же мы отвезем вас домой.

Аманда отвернулась, ее плечи опустились и начали вздрагивать.

– Да, конечно же, вы правы, – проговорила она, стараясь подавить дрожь в голосе. – Хотя я вам и нужна, но в этом доме для меня нет места. Что поделаешь?

Херардо стало жаль ее.

– Я вас прошу, сеньора, не плачьте! Вы с самого начала знали, что пробудете у нас несколько дней.

Послышался скрип открываемой двери и в гостиную, завешанную мокрым бельем, вошла Каролина с детьми. Она сразу почувствовала неладное и с недоумением разглядывала мужа и мать.

– Привет! Мы пришли, – радостно объявил Лало.

– Здравствуй, сын! – отозвался Херардо.

Донья Аманда бросила косой взгляд на зятя:

– И белье тут ни при чем. Я сейчас его сниму… И пойду собирать вещи.

– Почему, бабушка? – спросил Лало, с тревогой глядя на нее.

– Твоя мама возвращается к себе домой, – сказал Херардо, обращаясь к Каролине.

– Твой муж меня выставляет, – поправила его Аманда, вытирая слезы. – А где командует капитан, там не командует матрос.

– Прошу вас, донья Аманда, я вас не выставляю. Просто я сказал, что раз вы чувствуете себя хорошо, то можете вернуться к себе домой, – Херардо явно чувствовал себя не в своей тарелке. – И вам, и детям будет удобнее.

– Да, я знаю, – кивнула Аманда и посмотрела ему в глаза. – Я вообще не должна была приезжать сюда. Вы хотите жить отдельно… Ясно, как божий день…

– Мама, я буду приезжать к тебе каждый день, – заверила ее Каролина.

– Конечно, если у тебя будет время. Я тебе всегда рада… А если не сможешь, что ж? У тебя есть твои обязанности, я понимаю, – сказала Аманда и, вздохнув, добавила: – Пойду, соберу вещи.

– Прости меня, Каролина, – сказал Херардо, когда донья Аманда скрылась в детской.

– Все правильно, Херардо, – улыбнулась ему Каролина. – Ты все правильно сделал. Так оно и должно быть.

Доктор Карранса заглянул в палату Даниэлы.

– Ну, все в порядке! Вы можете идти домой, – сказал он, довольно улыбаясь.

Даниэла стояла у кровати рядом с Хуаном Антонио и даже уже успела переодеться в строгий темно-синий костюм.

– Да, доктор, спасибо, – Даниэла немного помедлила и сказала: – Вас, должно, быть, удивит то, что я скажу, но я не хочу уходить. Я хотела бы остаться здесь, чтобы быть рядом с моим ребенком.

– Вы можете приходить к нему каждый день. А через две недели он будет дома, – рассеянно сказал врач.

– Наберись терпения, – поддержал его Хуан Антонио.

– С ним правда все в порядке? – спросила Даниэла. – Если бы вы знали, как я волнуюсь.

– Вы каждый день задаете мне этот вопрос, – улыбнулся врач. – Пока все идет нормально. Конечно было бы лучше, если бы он родился вовремя.

– Раньше, чем уйти отсюда, зайдем посмотреть на нашего маленького, – попросила Даниэла.

– Могла бы этого и не говорить. Я и сам не могу на него наглядеться, – ответил Хуан Антонио.

Они вышли из палаты и направились по коридору в отделение для недоношенных. По дороге Хуан Антонио заговорил о Монике, но Даниэла ответила весьма холодно:

– Я благодарна ей за открытки, которые она мне прислала в больницу. Надеюсь, она писала их от всего сердца, а не под твоим давлением.

– Она еще ребенок! Ты не должна к ней так относиться, – нахмурился Хуан Антонио.

– В глубине души я ужасно суеверна. Моника столько раз мне повторяла, что не хочет, чтобы у нас родился ребенок… Еще немного и так бы и было. Я очень нервничаю. И не успокоюсь, пока наш сын не будет с нами, у нас дома. Постарайся меня понять.

Дома Даниэлу и Хуана Антонио встретили Джина, Фелипе, Мария и Дора.

– Моника уже дома? – поинтересовался Хуан Антонио.

– Нет, сеньор, еще рано, она не вернулась из школы, – ответила Мария и, обернувшись к Даниэле, сказала: – Ох, сеньора, все это время бедная девочка проплакала из-за вас и малютки. Она так раскаивается в том, что плохо вела себя.

– И сколько же продлится ее раскаяние? Два дня? До тех пор пока ее подруге Летисии не стукнет опять что-нибудь в голову? И все начнется сначала, – Даниэла резко повернулась, и у нее закружилась голова, она зашаталась. Хуан Антонио усадил ее в кресло. – Я посижу немного в гостиной, прежде чем подняться к себе.

Фелипе галантно поцеловал руку Даниэлы:

– Смотрите, наша больная выглядит чудесно!

– Я тебе не прощу, что ты ни разу не приехал ко мне в больницу, – Даниэла шутливо потрепала его по волосам.

– Я был в курсе всех твоих дел. К тому же… посылал тебе моего представителя, – Фелипе кивнул на Джину.

– Да, мы, женщины, должны быть сильными и здоровыми. А всякие там аварии и болезни нам устраивают мужчины, – усмехнулась Джина.

– Ты все такая же, Джина, – рассмеялась Даниэла, но тут же сморщилась от боли. – Не смеши меня, Джина, а то у меня разойдутся швы.

– Прости, – сказала Джина. – Ты так хорошо выглядишь, что я совсем забыла, что тебе нельзя смеяться.

– Нам надо подумать, как мы назовем нашего сына. Какие будут предложения? – Хуан Антонио вопросительно посмотрел на Даниэлу.

– Я уже придумала, – отозвалась Даниэла. – Мы его назовем Хуан Мануэль. В честь тебя и моего отца. Вам нравится?

– Да-да, очень нравится, – заверил Фелипе.

– Вообще-то мне не очень, – задумчиво сказал Хуан Антонио. – Хуан Мануэль?… Хуан Мануэль… Ну раз ты так решила…

– А Дора назвала сына Игнасио, – вставила Мария.

– Игнасио и Хуан Мануэль будут расти вместе. И будут большими друзьями, – убежденно сказала Даниэла.

Мария довольно заулыбалась.

– Так значит Хуан Мануэль? – спросил Даниэлу Хуан Антонио.

– Да, Хуан Мануэль Мендес Лорентэ, – ответила Даниэла.

– Нет, Хуан Мануэль Мендес Давила Лорентэ, – поправил ее Хуан Антонио.

– А почему ребенок… ой, простите… Хуан Мануэль должен еще две недели провести в больнице? – поинтересовался Фелипе.

– И я о том же спрашиваю. Но что можно поделать? – с горечью сказала Даниэла. – С другой стороны, он ведь должен был родиться только через два месяца, так что две недели – это немного.

– По крайней мере, ты уже родила, – вздохнула Джина, – а мне еще шесть месяцев ждать, пока появится на свет Джина Даниэла, королева Карибского моря… Ах, я сойду с ума.

– Как? А разве ты уже не сошла? – съехидничал Хуан Антонио.

– Пожалуйста, без намеков, – надул губы Фелипе.

Все весело рассмеялись.

За столиком ресторана сидела Иренэ. Мужчина, сидящий напротив нее, медленно поднес зажигалку к сигарете и закурил, выпустив облачко дыма. Он прищурил глаза, слушая, что говорила ему Иренэ:

– Я пришла, чтобы покончить с этим делом. Мне уже надоело, что вы мне постоянно звоните. Предупреждаю, я больше не подойду к телефону!

– Я не оставлю вас в покое, пока вы не заплатите мне должок, – ухмыльнулся мужчина.

– Вы с ума сошли! – лицо Иренэ дышало злобой. – Я уже заплатила вам достаточно кругленькую сумму, а вы не сделали ничего. Абсолютно ничего!

– Я бы мог позвонить сеньоре Даниэле Лорентэ, – сказал мужчина, вновь затягиваясь сигаретой, – и рассказать ей, почему она попала в аварию.

– Ну в этом случае вы рискуете только своей головой, – недобро усмехнулась Иренэ, – ведь у вас нет доказательств против меня.

– Я не назову ей моего имени и не дам ей мой номер телефона. Так что это вам придется опровергать мои слова, когда вас спросят… – мужчина загасил сигарету. – Но вам никто не поверит!

– Разделайтесь с Даниэлой, – Иренэ понизила голос до шепота, – и я дам вам денег, много денег!.. Мы с вами поговорим, когда ее не станет, – и Иренэ приподнялась, собираясь уйти, но хриплый голос ее собеседника остановил ее.

– Нет, сеньора, вы ошибаетесь! Я больше не намерен рисковать. По крайней мере, пока…

– Вы боитесь? Боитесь такой женщины, как Даниэла? – удивленно подняла брови Иренэ.

– Я не хочу оказаться в тюрьме. Знаете, это не то место, куда я стремлюсь, – криво усмехнулся мужчина.

– Тогда нам не о чем говорить! – Иренэ встала. Мужчина тоже поднялся:

– Учтите, я вас предупредил! Из-за своей жадности вы навлечете на себя беду.

Он схватил ее за руку и грубо прижал к себе.

– Отпустите меня, отпустите немедленно, – яросто вырывалась Иренэ.

– Я никогда вам не говорил, что вы красивая? – мужчина попытался поцеловать Иренэ, но она со всего размаху влепила ему звонкую пощечину и вылетела из ресторана.

Глава 48

Моника винила себя в том, что произошло с Даниэлой. Смерть любимой матери, а затем и Игнасио оставила глубокий след в ее душе. Страх потерять еще одного близкого человека сковывал Монику. Перед этим страхом отступали, казались мелкими все ее прежние тревоги. Она вспоминала слова Летисии о том, чем ей грозит рождение брата. Для Летисии одним из весомых аргументов было то, что Моника могла бы лишиться состояния, что все вещи и сам дом могут достаться брату.

Состояние, богатство были предметом тайного вожделения самой Летисии, но Моника не знала бедности и, может быть, именно поэтому не была рабой вещей, а состояние я богатство были для нее абстрактными понятиями. Нет, ей страшнее всего было потерять расположение отца и Даниэлы. Моника твердила, что не хочет братика, потому что Даниэла не будет ее любить, а она сама станет лишней в семье. Ей становилось жаль себя до слез. Так что, когда Даниэла говорила, что Моника ревнует к будущему ребенку, то была недалека от истины.

Моника стояла на своем не из-за упрямства, как думал Хуан Антонио, а больше для того, чтобы услышать в ответ, что ее любят и будут любить, и не хотела верить, когда ее уговаривали или, как говорила Мария, танцевали перед ней, потому что боялась быть обманутой. Ведь взрослые, которых она любила и которым верила, уже обманули ее и с мамой, и с Игнасио. Убеждали ее, что они не умрут, а они умерли. В силу своего возраста Моника еще не понимала, что взрослые не всемогущи и говорили так, потому что сами страдали и не хотели поверить в печальный исход.

И тут случилось несчастье с Даниэлой. Моника поняла, что она может потерять не только расположение Даниэлы, но и ее саму. Моника очень испугалась. Она обвиняла себя в том, что накликала беду на Даниэлу, но она же не хотела этого, видит Бог, не хотела! В тот роковой день Моника рыдала и молилась, и вновь принималась плакать. Ее детское сердечко трепетало от ужаса перед неотвратимостью смерти. Она умоляла святую деву спасти Даниэлу и ее братика. И святая дева сжалилась над ней. Теперь Моника боялась, что Даниэла ее не простит. Она ждала, что отец возьмет ее в больницу, и она сможет вымолить у Даниэлы прощения. Но отец сказал, что ей в больницу нельзя. Каждый день, пока Даниэла была в больнице, Моника посылала ей с отцом открытки, в которых просила у нее прощения, но Даниэла так и не захотела ее увидеть.

В школе Моника рассказала подругам об аварии и с удивлением увидела, что Летисия как будто обрадовалась этой новости. Моника рассердилась на подругу. Они поссорились. Моника поклялась, что больше никогда не будет слушать Летисию. Зато за эти дни Моника очень сблизилась с Марией, с которой у нее чуть не испортились отношения после рождения внука. Теперь Моника с удовольствием помогала Марии пеленать малыша и купать его. Ее забавляли пухленькие ручки и ножки малютки с такими крошечными пальчиками. Втайне Моника надеялась, что умение обращаться с малышом, поможет ей, когда ее братик будет дома. Но Даниэла вышла из больницы одна, а братик все еще оставался в больнице. Прийдя из школы, Моника застала дома Даниэлу, папу и их друзей, и Монике так и не удалось поговорить с ней наедине. Впрочем, и без этого разговора Моника поняла, что в Даниэле произошла перемена. Даниэла была бледна, глаза ее потухли и уже не сияли как раньше. Но самое главное, она была очень холодна с Моникой. Неужели она никогда ее не простит?

На следующий день в гости к Даниэле пришли Каролина и Херардо, с ними был и Лало, тщательно причесанный и нарядно одетый. Лало принес Монике огромную коробку шоколадных конфет. Моника открыла коробку и настойчиво предлагала Лало попробовать конфеты.

– Нет, – отказался Лало. – Я подарил их тебе. Если я сам их съем, это уже будет не подарок.

Лало нравился Монике. Он был серьезный и воспитанный мальчик, только немного робкий. Вот он стоит у коробки конфет, опустив глаза, и молчит. Молчание затянулось. Наконец, Лало посмотрел на нее, почему-то покраснел, потом зажмурился, как будто собирался вступить в холодную воду, и тихо выдавил из себя:

– Я очень хотел тебя увидеть. Ты мне… очень нравишься, Моника… Я не знаю, как тебе сказать… Я бы хотел, чтобы ты была моей невестой.

Лало открыл глаза и внимательно посмотрел на Монику.

– Хорошо. Я согласна, – сказала она просто. Лало радостно улыбнулся, ему вдруг стало легко, словно он сбросил с плеч тяжелый груз. Он перевел дух и начал рассказывать Монике смешной случай из школьной жизни. Дети оживленно болтали, пока мать не позвала Лало и не сказала, что им уже пора домой. Но Лало задержался еще на несколько минут в комнате Моники. Он протянул ей какой-то конверт:

– Возьми это. Передай, пожалуйста, Летисии от Фико.

– А что это? – поинтересовалась Моника.

– Открытка. Фико влюбился в Летисию.

– Я конечно передам, но ты же видел, какая она, – Моника покачала головой. – Она только посмеется.

По дороге домой Лало сказал, обращаясь к Херардо:

– Я должен почаще видеться с Моникой. Ведь с невестой встречаются каждый день, не так ли?

– Не всегда, это как получится, – улыбнулся Херардо. – Но ты можешь звонить ей по телефону.

– Так, у моего сына уже есть невеста? – Каролина рассмеялась, она не относилась всерьез к словам сына. И, как оказалось, зря. Но это выяснилось много позднее. А сейчас ее больше занимало то, что произошло с Даниэлой. И она спросила у мужа: – Неужели нельзя выяснить, что за грузовик столкнул машину Даниэлы?

– К сожалению, свидетелей нет. И ничего нельзя сделать, – хмуро ответил Херардо.

Когда гости ушли и Даниэла осталась одна, Моника вошла в спальню родителей и робко остановилась у двери. Даниэла лежала на кровати поверх покрывала. Ее глаза были полузакрыты.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Моника. Ей столько надо было рассказать Даниэле!

– Да, проходи, – отозвалась Даниэла. Она спустила ноги с кровати, но не смотрела на Монику.

– Даниэла, я знаю, что ты очень сердита на меня, – произнесла Моника давно заготовленную фразу. – Я вела себя плохо и наговорила тебе много обидного.

– Как хорошо, что ты это поняла, – Даниэла скривила губы в усмешке.

Моника растерялась. Она совсем не так представляла себе свой разговор с Даниэлой. Моника печально посмотрела на Даниэлу.

– Ты меня простишь? – спросила она, понурив голову.

Даниэла отстраненно посмотрела на девочку, ее мысли были заняты другим. Она неотступно думала о сыне. Тревога за него не отпускала ее, держала в постоянном напряжении.

– Я старалась быть тебе другом, любить тебя, создать тебе семью, – упрекнула Даниэла Монику.

– Я больше не буду слушать Летисию, клянусь тебе, – с надрывом произнесла Моника. – Я хочу быть твоей подругой и чтобы ты любила меня.

– Хорошо, Моника. Посмотрим, – усталым голосом сказала Даниэла. Разговор явно тяготил ее. – Сейчас я расстроена и плохо себя чувствую. Поговорим как-нибудь в другой раз.

Даниэла вновь легла на кровать и отвернулась от Моники. Моника растерянно постояла еще несколько минут, но Даниэла не шевелилась. Тогда Моника вышла из спальни.

Когда Хуан Антонио вернулся с работы, Даниэла рассказала ему о разговоре с Моникой.

– Теперь ты ведешь себя, как ребенок. Ты и вправду так сердита на Монику, что не можешь ее простить, или это просто педагогический прием? – спросил Хуан Антонио жену.

– Серединка на половинку, – загадочно улыбнулась Даниэла.

Хуан Антонио смотрел на Даниэлу с нежностью. И хотя ее лицо было бледным и осунувшимся, оно казалось ему прекрасным.

– Знаешь что? Несмотря на аварию и операцию, ты ослепительно хороша, – заметил он.

– У-у-у, обманщик! – улыбнулась Даниэла. – Я стала страшной.

– Нет, богини не бывают страшными, – возразил Хуан Антонио.

– Никакая я не богиня. Ты все перепутал. Богиня у нас Джина, – насмешливо сказала Даниэла.

– А я и не хочу богиню! Я согласен просто на женщину. Ты лучше богини! Ты – женщина, которую я люблю и буду любить вечно, – почти торжественно произнес Хуан Антонио.

Он обнял Даниэлу, и она ласково прильнула к нему.

Перед ужином Хуан Антонио заглянул в комнату дочери. Моника понуро сидела в углу на ковре, держа на коленях куклу.

– Ты поговорила с Даниэлой? – спросил Хуан Антонио, делая вид, что ему ничего не известно об их разговоре.

– Да, папочка. Я попросила у нее прощения, но она не сказала мне ни да, ни нет. Она стала такая странная… – сказала Моника задумчиво.

– Я же тебе объяснил причину, – Хуан Антонио погладил дочь по волосам. – Через некоторое время у нее это пройдет и она станет прежней Даниэлой, вот увидишь.

– Я хотела рассказать ей, что у меня есть жених, – с волнением сказала Моника.

Хуан Антонио поперхнулся. Вот это новость! А Моника, между тем, продолжала:

– Но раз она не захотела со мной разговаривать, то я решила рассказать тебе.

– И кто этот счастливец? – спросил Хуан Антонио.

– Лало.

– Лало? – успокоился Хуан Антонио. – Мне надо бы самому догадаться, что это он.

– Он подарил мне коробку шоколадных конфет. Вот! – сказала Моника, вытаскивая коробку. – Хочешь попробовать?

Хуан Антонио отказался, и Моника закрыла коробку.

– Папа, а это очень плохо, когда в моем возрасте уже есть жених? – задала она мучивший ее вопрос.

– Нет, конечно, – успокоил ее Хуан Антонио. – Только, надеюсь, ты не собираешься объявить мне, что завтра выйдешь за него замуж?

– Ну что ты, папа! А знаешь, Лало сказал, что Фико влюбился в Летисию, но мне кажется, она его отвергнет, – рассуждала Моника.

– Не говори мне о ней, – нахмурился Хуан Антонио. – Достаточно зла она всем нам причинила.

– Я не понимаю, почему она такая, – Моника сокрушенно покачала головой. – Она не любит ни свою маму, ни папу, ни братьев. Маргарита говорит, что Летисия завистливая. Летисия все время твердит, что выйдет замуж за богатого жениха, чтобы у нее было много денег и большой дом, полный слуг.

Хуан Антонио хмыкнул. «Должно быть, Иренэ ребенком была такой же», – подумал он.

А Даниэла в это время разговаривала с Марией. Разговор вертелся конечно же вокруг Моники. Мария рассказала Даниэле о том, как восприняла Моника известие об аварии, как она была напугана и возбуждена в тот вечер, ведь еще недавно она пережила трагедию: смерть матери. Еще она описала Даниэле, как Моника молилась у себя в комнате каждый вечер о Даниэле и малыше, как ее, обессиленную от слез, Мария укладывала в постель, с каким нетерпением Моника ждала возвращения Даниэлы из больницы.

– Моника очень страдает, сеньора, – вздохнула Мария. – Она не способна желать вам зла. Она будет очень любить своего братика, уверяю вас. Вы бы посмотрели, как возится она с моим внуком, нашим маленьким Игнасио.

– Да, я понимаю, – кивнула Даниэла. – И Хуан Антонио мне сказал и вот вы тоже… А если она опять начнет ревновать и слушать, что ей наговаривает Летисия?

– Сеньора, если вы будете к ней так относиться, то очень может быть, что она поверит Летисии. Ведь она будет думать, что не нужна вам и что вы заботитесь только о своем сыне, – Мария грустно смотрела на Даниэлу. Она была не только добрая, но и мудрая женщина.

Даниэла почувствовала себя слабой и беспомощной и слезы покатились у нее из глаз. Мария с материнской нежностью погладила ее по голове:

– Не плачьте, сеньора. Я не хотела вас огорчить.

– Нет, вы правы, Мария, – сказала Даниэла, смахивая пальцем слезы. – Я сама не знаю, что со мной.

– Да нет, это так понятно, – возразила Мария. – Авария не прошла для вас бесследно.

Даниэла сжалась, в глазах ее стояла тоска.

– Конечно, нет. Я больше никогда не смогу иметь детей.

Ее слова звучали, как приговор.

– Но у вас уже есть двое, – мягко сказала Мария.

– Да, Мария, – медленно выговаривая слова, ответила Даниэла, – Моника и мой сын.

Женщины улыбнулись друг другу, и Мария спросила:

– Хотите ужинать?

Даниэла отрицательно покачала головой. Есть ей совсем не хотелось. Но Мария участливо взглянула на нее и твердо заявила, что не может ей позволить голодать.

– От вас и так уже остались одни глаза. Нельзя допустить, чтобы вы совсем ослабли. Вам нужно быть сильной и здоровой. Вам надо хорошо питаться, я уж послежу за этим.

И Мария удалилась на кухню.

Каролина смела крошки со стола в кухне и, вздохнув, принялась мыть посуду. На душе у нее было спокойно. В гостиной Херардо устроился у телевизора. Лало сел рядом с отчимом.

– Знаешь, мне немного жаль бабушку, – сказал мальчик. – В последнее время она была такая веселая. А однажды вечером она даже сказала мне, что очень меня любит.

– Разве ты недоволен, что у тебя опять есть своя комната? – спросил слегка озадаченный Херардо.

В комнату, вытирая руки, вошла Каролина. Она слышала последнюю фразу мужа, и лицо ее было озабоченным.

– Не надо говорить о маме, – сказала Каролина, поджав губы.

Херардо наморщил лоб, оглядел комнату и произнес:

– Нам надо бы подыскать другое жилье. Когда родится ребенок, в этой квартире станет совсем тесно. Если мы найдем небольшой и недорогой домик, то сможем взять к себе донью Аманду.

– Завтра, когда мы пойдем к бабушке, я ее обрадую, – у Лало радостно заблестели глаза.

– Я бы не стал ей ничего говорить. Ты же ее знаешь, она станет настаивать, чтобы мы скорее купили дом, – засмеялся Херардо.

На кухне капала вода, и Каролина пошла завернуть кран.

Утром на переменке в школе Моника рассказала подругам, что к ней в гости приходил Лало и попросил ее стать его невестой.

– И ты согласилась? – спросила Маргарита.

– Да, – ответила Моника. – а еще он дал мне вот это. Это тебе, Летисия. От Фико.

Летисия взяла конверт, повертела его в руках, потом вытащила открытку и прочла.

– А зачем он мне это прислал? – презрительно скривила губы Летисия.

– Потому что ты ему нравишься. И он хочет дружить с тобой, – ответила Моника.

– Нет, он, наверно, хочет быть моим женихом. Как Лало у тебя. Но я не такая дурочка, как ты. Я и смотреть не стану на этого урода, – щуря глаза, сказала Летисия.

– На твоем месте я бы так не заносилась, – заметила Маргарита. – Он неплохой мальчик, и ты ему понравилась.

– Вот и бери себе этого Фико! Я тебе его дарю, – заявила Летисия и обернулась к Монике. – И скажи твоему женишку, чтобы он мне больше не таскал открыток. Я все равно не буду их читать.

Летисия порвала открытку и подбросила обрывки в воздух. Кружась, они упали на траву белым дождем.

Прозвенел звонок и дети гурьбой высыпали на школьный двор. Лало и Фико отделились от группы мальчиков, собирающихся погонять мяч. Они направились в дальный угол двор. Лало подробно рассказал другу о своем визите к Монике. Фико очень переживал за друга и обрадовался, когда узнал, что Моника согласилась быть его невестой.

– Слушай, а ты отдал ей открытку для Летисии? – спросил Фико, обеспокоенный тем, что Лало мог и забыть про открытку.

– Да, но она сказала, что Летисия только посмеется над тобой.

– Я знаю. Летисия очень красивая, а я такой некрасивый. И маленького роста. Она никогда в меня не влюбится. Она может найти и получше.

– Ты – мой лучший друг, и мне не нравится, что ты так говоришь о себе.

– Нет, ну что во мне может понравиться Летисии? Я некрасивый, маленького роста, да еще и бедный, – Фико был настроен слишком критически к себе самому.

– Ты будешь много работать и разбогатеешь.

– Мой папа говорит, что нам на роду написано быть бедными.

– Неправда! – горячо возразил Лало. – Ты будешь учиться и станешь… президентом Мексики.

Лало и Фико рассмеялись, так как им обоим понравилась эта идея.

– Ты тоже станешь президентом, – великодушно предложил Фико.

– А кого изберут первым? – поинтересовался Лало.

– Нас изберут вместе. Двоих. Моя мама говорит, что одна голова хорошо, а две лучше, – убежденно сказал Фико.

– Что ж, я согласен, – с серьезным видом сказал Лало.

И мальчики пожали друг другу руки.

После школы Лало с матерью поехали к бабушке. Донья Аманда приветливо встретила дочь и внука. Каролина волновалась, не чувствует ли она себя одинокой.

– У меня все в порядке, – заверила ее донья Аманда. – Ко мне заходит Мелина. Знаешь, мы с ней учимся играть в карты, чтобы скоротать время. Так что развлекаемся, как настоящие богатые дамы. А когда нет Мелины, я включаю телевизор. Ты же знаешь, как я люблю телесериалы.

– А почему тебе как-нибудь не выбраться к нам в гости? – спросила Каролина.

– Ах, нет, лучше ты приходи ко мне! Мне трудно передвигаться из-за этой проклятой ноги, – донья Аманда постучала тростью об пол.

– Я не хочу, чтобы ты обижалась на Херардо, мама. Мы вчера вечером разговаривали, и он сказал… Короче, он предложил купить дом. В этом доме у тебя будет отдельная комната.

Донья Аманда была поражена:

– Комната для меня?! И когда вы купите себе дом?

– Пока некуда спешить, – спокойно ответила Каролина.

– Как некуда?! – воскликнула Аманда. В душе она ликовала. Конечно, дочь и зять пожили без нее и поняли, как она им нужна. Да они без нее как без рук! Только зачем затягивать с покупкой, раз уж они решили… Она же не вечная, она не может долго ждать. Разве так уж трудно купить дом? Но вслух донья Аманда сказала совсем другое: – Лало и Рубен могли бы играть в саду, пока они маленькие. Детям очень полезен свежий воздух. И тебе было бы спокойнее, если бы они играли в саду вашего дома, а не на улице. Что с тобой, почему ты смеешься?