Текст книги "Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»"

«Грубейшее письмо» было написано… Дункеру. Текста его мы не имеем.

На следующий день пишет Энгельсу снова:

Сегодня… ровно две недели с того дня, как я отослал собаке Дункеру три последних листа корректуры… Вещь, стало быть, готова. И этому субъекту оставалось только прислать чистые оттиски последних трех листов для составления списка опечаток. Вместо этого я сегодня получаю – что бы ты думал? Брошюру Лассаля, и так как у нас в доме совсем не было денег, а почти все, что можно заложить, уже заложено, то мне еще пришлось послать в ломбард последний сколько-нибудь приличный сюртук, так как нужно было заплатить 2 шиллинга за эту дрянь, которая в Берлине стоит, вероятно, 8 пенсов. Но, собственно говоря, я хотел сказать следующее:

Теперь вполне очевидно, что на мою вещь снова было наложено эмбарго на две недели, чтобы очистить место г-ну Лассалю. Моя книга требовала еще работы на три часа. Но этот проклятый тщеславный дурак нарочно устроил эмбарго, чтобы внимание публики не раздваивалось. А Дункер, эта свинья, счастлив до глубины души, что имеет новый повод отсрочить мне уплату гонорара. Я этого номера еврейчику не забуду. Спешка, с которой была напечатана его дрянь, показывает, что на него падает magna pars (главная доля) вины за задержку наших вещей. Причем этот скот настолько влюблен в вымученные им творения, что считает само собой разумеющимся, что я просто сгораю от нетерпения увидеть его «аноним» и в достаточной мере «объективен», чтобы считать убийство моей книги в порядке вещей (29/358).

Раздражение безденежного человека можно понять, следовательно и употребление крепких словечек. Кроме того, думается, Лассаль здесь получил не только свою порцию, но и то, что причиталось Энгельсу за его брошюру, пущенную Дункером вперед книги Маркса. Едва ли адресат был настолько туп, чтобы не понимать всего этого. Он понял – и отреагировал, как от него требовалось: прислал 5 фунтов стерлингов.

Версия заговора Лассаля с Дункером против книги Маркса не вызывает у нас никакого доверия в свете предыдущего поведения Лассаля в отношении книги Маркса.

Не проще ли представить себе, что Лассаль спешил с брошюрой ввиду развития политических событий, считая книгу Маркса достаточно академичной, чтобы судьба ее не могла зависеть от нескольких недель задержки с выходом в свет? Тем более помня, как сам ее автор тянул с отсылкой в издательство.

Понятно и поведение Дункера, спешившего, пока не кончилась война, выпустить о ней две брошюры. Но это нам – понятно, а не автору долгожданного экономического труда…

Впрочем, Лассалю Маркс по-прежнему ничего не пишет.

7 июня Маркс пишет Энгельсу:

Прежде всего, меня очень обрадовало, что первый выпуск тебе понравился, так как в этом вопросе для меня важно только твое мнение. Мою жену очень забавляло, что я жду твоего суждения с каким-то беспокойством…

(Упоминание о жене есть, скорее всего, такой же риторический оборот, как и «Лупус услышит». Вообще, подобные обороты, в которых фигурирует жена, нередки в письмах Маркса – часто было удобнее, видимо, высказывать или рассказывать что-то со ссылкой на жену, чем прямо от своего имени. Это один из приемов «дипломатии» Маркса в письмах к Энгельсу и Лассалю. Энгельс тоже иногда пользуется этим приемом, то есть ссылкой на жену Маркса.)

…Скотина Дункер, которого я грубейшим образом выругал за промедление, открыто сознается в своем письме, что последняя трехнедельная проволочка, когда все уже было готово, кроме списка опечаток, является следствием выхода в свет «анонима», изготовленного из «пота, огня и логики»…[72]72
  Выражение Лассаля о своей военной брошюре (из его письма к Марксу).


[Закрыть] Я нахожу несколько диким то, что г-н Лассаль, по своему желанию, накладывает на меня эмбарго. На этой неделе вещь выйдет в Берлине, – я имею в виду выпуск первый (29/363–364).

10 июня – в тот же адрес:

Дункер: Еще ничего не получил – ни денег, ни экземпляры…

…Относительно Лассаля. В ответ на его гигантскую рукопись[73]73
  Письмо Лассаля, которое Маркс получил в этот день.


[Закрыть]… я ему ответил (сегодня) письмом приблизительно в треть этого моего письма… (29/365–366).

Чем вызвано упоминание о величине письма к Лассалю? Кто желает разгадать загадку? Учтите, что по размеру оно точь-в-точь такое же, как данное письмо к Энгельсу. Отличается оно другим, а именно отсутствием каких-либо следов грома и молнии. В нескольких сдержанных словах Маркс отмежевывается от взглядов Лассаля на итальянскую войну. Затем косвенно извиняется перед Дункером за свое грубое письмо, оправдываясь ссылкой на медлительность издателя. Потом сообщает о вымышленной потере вымышленного английского издателя своей книги – косвенный упрек Лассалю (29/496).

Дальнейшая история книги Маркса хуже прослеживается по переписке последующих месяцев.

4 июня в редактируемой Марксом немецкоязыкой газете «Volk» (Лондон) было опубликовано то самое (в будущем – знаменитое) Предисловие из «Критики». От редакции (то есть от Маркса же) было обещано дать вскоре обстоятельную рецензию.

18 июля, в письме к Энгельсу:

…Видел ли ты уже где-нибудь извещение о выходе моей книги? (29/369).

В это время Маркс берет на себя функцию редактора и идеолога газеты «Volk» («Народ»), уже – под иным названием – издававшейся Э. Бискампом, журналистом демократических убеждений, также эмигрантом революции 1848 г. Это доставляет Марксу множество новых хлопот и денежных забот (последнее ложится, по идее, на Энгельса), зато дает возможность регулярно печатать все, что хочется.

19 июля он пишет постоянному своему адресату:

Бискамп хотел написать краткую заметку о моей «Критике политической экономии» и т. д. Я отсоветовал ему, так как он ничего в этом не понимает. Но поскольку он («Volk») обещал что-нибудь сказать об этом, я прошу тебя (если не на этой, то на следующей неделе) сделать это вместо него. Коротко о методе и о новом в содержании. Этим ты вместе с тем задал бы тон корреспондентам отсюда и противодействовал бы плану Лассаля угробить меня (29/373).

Версия об инициативе Бискампа вызывает у нас не больше доверия, чем злодейский план Лассаля. Основания – в следующем письме.

22 июля, оттуда же – туда же:

Ты забыл сообщить мне, согласен ли ты написать заметку о моей книге. Здесь среди этих господ большое ликование. Они уверены, что вещь провалилась, так как не знают, что Дункер до сих пор не разу не давал о ней объявления. Если ты будешь писать, надо не забыть: 1) что прудонизм уничтожен в корне, 2) что уже в простейшей форме, в форме товара, выяснен специфически общественный, а отнюдь не абсолютный характер буржуазного производства… (29/375).

Читатель, представьте себе время, когда не было на свете политической экономии марксизма – не было ни этого странного словоупотребления, ни этих туманных, двоящихся понятий, ни вычурного гегелеобразного слога, ни, конечно, канонизированных толковников и интерпретаций.

Ничего этого никто еще не знал.

И не ждал.

Если вам удастся такое представление, хотя это чрезвычайно трудно, в этот момент следует взять книгу Маркса «К критике политической экономии» (а значит, ее нужно приготовить загодя, до начала эксперимента), раскрыть ее и начать читать глазами человека, никогда не видавшего этой книги и даже слыхом не слыхавшего о чем-нибудь подобном:

…Быть потребительной стоимостью представляется необходимым условием для товара, но быть товаром, это – назначение, безразличное для потребительной стоимости. Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т. е. потребительная стоимость как потребительная стоимость, находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией. К области последней потребительная стоимость относится лишь только тогда, когда она сама выступает как определенность формы. Непосредственно потребительная стоимость есть вещественная основа, в которой выражается определенное экономическое отношение, меновая стоимость.

Меновая стоимость выступает прежде всего как количественное отношение, в котором потребительные стоимости обмениваются одна на другую. В таком отношении они составляют одну и ту же меновую величину…

…Как безразличный к особенному веществу потребительных стоимостей, труд, создающий меновую стоимость, безразличен поэтому и к особенной форме самого труда… (13/14–15).

И так далее и тому подобное. И это на первых же страницах. А в следующей главе – еще хлеще.

В таком случае вы, может быть, сможете отдаленно пережить что-то похожее на восприятие книги Маркса ее первыми читателями. Ее и сейчас-то трудно читать.

Но это не всё. Кто-нибудь, по-немецки основательный не менее, чем сам автор, все же кое-как разберется с этим товаром, с еще более путаной главой о деньгах…

…И тут книга кончается.

«Продолжение следует…»

В самом начале Предисловия, со второго абзаца, Маркс заявляет:

Общее введение, которое я было набросал, я опускаю, так как по более основательном размышлении решил, что всякое предвосхищение выводов, которые еще только должны быть доказаны, может помешать, а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему (13/5).

Первая реакция первых читателей, захотевших за ним следовать, была удручающей. Вот как пишет об этом Маркс в том же письме верному Энгельсу от 22 июля 1859 г.:

Г-н Либкнехт заявил Бискампу, что «никогда еще ни одна книга так не разочаровывала его», а сам Бискамп сказал мне, что не понимает, «к чему все это» (29/376).

Чувствуется некоторая растерянность автора, не ожидавшего подобной неотзывчивости от своих партайгеноссен.

В том же письме Маркс спрашивает, писал ли Энгельс Дункеру.

Верный Энгельс отвечает, что Дункеру написал, но что статью о книге Маркса не может начать на этой неделе:

Это – работа, и для нее мне надо было бы предварительно иметь какие-то заметки. Кроме того, я начал военную статью и хочу с ней скорей разделаться. Но я обязуюсь написать эту статью на будущей неделе.

Зато по поводу отзыва Либкнехта он высказывается категорически:

…Эти господа так привыкли к тому, чтобы мы за них думали, что всегда и везде требуют, чтобы им все не только было подано на подносе, но и как следует разжевано… Да и чего, собственно, требует этот осел? Как будто уже из трех первых строчек предисловия он не мог уяснить себе, что за этим первым выпуском должны последовать не менее пятнадцати, прежде чем он сможет подойти к окончательным выводам…

А дальше еще и «скотина» и «свинья» (29/377).

Дункера надо было поторопить с гонораром, авторскими экземплярами и объявлением о выходе книги. 3-го августа Энгельс пишет:

Посылаю начало статьи о твоей книге. Посмотри его хорошенько, и если оно в целом не понравится тебе, разорви его и сообщи мне свое мнение. Вследствие недостатка упражнений в такого рода писании я так от него отвык, что твоя жена будет очень смеяться над моей беспомощностью. Если можешь, подправь статью, сделай это (29/380).

Видите? «Твоя жена»…

В переводе на нормальный язык: я тоже не очень уверен, что правильно понял гениальные мысли твоей книги; в конце концов, лучше всего – напиши рецензию сам и поставь мое имя. Таков наш вариант перевода, а что, кто-нибудь предложит свой?

В письме Маркса от 8 августа, между всякой всячины:

Дункер, эта свинья, еще не ответил? (29/382).

Энгельс отвечает (10 августа):

С субботы до понедельника я был за городом, а в понедельник вечером нашел у себя прилагаемое письмо Дункера… (29/383).

Дункер считал, оказывается, что для лучшего распространения книги объявление о ней в газетах целесообразнее дать спустя несколько недель после ее выхода (29/606). О своем долге (моральном) Энгельс пишет так:

Вчера вечером, только я собрался писать вторую статью о твоей книге, как мне помешали, и так основательно, что я был совершенно лишен возможности работать дальше. Сегодня я уже не смогу этого наверстать, и как это мне ни досадно, но статью придется отложить до следующей недели (29/383).

Что могло помешать Энгельсу и довести его до состояния, отнимающего возможность работать? Кому-кому, а Марксу это должно было быть очень даже понятно. Но он отмолчался.

В последующих письмах мотив книги Маркса не фигурирует. Там было другое – обанкротилась «Фольк». Об этом Маркс в конце августа пишет так: «Но все дело в том, что по мере улучшения газеты росли убытки, а число читателей уменьшалось» (29/385), констатируя свое расхождение с читателями в вопросе о свойствах «хорошей» газеты.

Его кратковременная деятельность в «Фольк» вскоре неожиданно взорвется бомбой. Но пока ничто не предвещает…

Только 21 сентября Маркс пишет на интересующую нас тему:

Так как на этих днях я должен писать Дункеру насчет второго выпуска, то сообщи мне, поместил ли он в газетах объявление о первом выпуске. Мне кажется, что он хотел бы отвязаться от всего этого дела (29/378).

Не правдоподобнее ли предположить, что отвязаться хочет кто-то другой?

Затем, 5 октября:

Прилагаемое письмо Лассаля, на которое я ответил немедленно, я считаю доброй вестью. Вопреки заговору молчания, вещь, по-видимому, расходится. Иначе не последовало бы этого косвенного предложения от Дункера. Но я абсолютно не в состоянии продолжать писание этой вещи, пока не очищусь любой ценой от всего этого отвратнейшего житейского дерьма. Твои статьи о моей работе перепечатаны немецкими газетами от Нью-Йорка до Калифорнии (с такой небольшой газетой, как «Volk», можно было держать в руках всю немецкую американскую печать) (29/395).

«Житейского дерьма» было много – кроме безденежья, еще судебные иски, предъявленные подписчиками «Фольк».

Как видно, Маркс успел напечатать там две «статьи Энгельса» о своей книге (чье перо их написало – пусть остается загадкой). И тираж, по-видимому, расходился. Но никакого капитала сверх этого книга автору не принесла. Как мы понимаем, уничтожение прудонизма осталось не замеченным никем, включая покойника.

Хотим обратить внимание читателя на выражение «заговор молчания». Этот марксистский термин мы скоро вспомним по другому поводу.

Что же Маркс написал Лассалю?

Дорогой Лассаль!

Очень хорошо с твоей стороны, что, несмотря на то, что обстоятельства говорят как будто не в мою пользу, ты первый снова взялся за перо, и как раз по делу, затрагивающему мои интересы…

Дальше идет целая страница объяснений, почему он не писал Лассалю. Объяснения все очень интересны по-своему, но мы их опустим.

Переходим к теме «Дункер». Несколько очень обтекаемых фраз, смысл которых приблизительно таков: вроде бы и Дункер не очень хочет продолжать со мной, да и я что-то не расположен продолжать с ним. А потом:

Я должен теперь снова все переработать, так как рукопись для второго выпуска написана уже год тому назад. Но обстоятельства не позволяют мне в данный момент уделять этому много времени, так что я не думаю, чтобы мне удалось закончить работу раньше конца декабря. Но это самый крайний срок…

Как мы теперь знаем, «год назад» было написано лишь то, что Издатель называет «начало третьей главы». За истекший год Маркс к нему не притрагивался. «Все переработать», очевидно, должно означать – «написать главу, которой еще нет». В отношении сроков Маркс по-прежнему переоценивает свою успеваемость. Но письмо еще не кончено:

Я занимаюсь подготовкой английского издания первого выпуска, которую тоже пришлось прервать из-за житейских невзгод. В Англии я могу, во всяком случае, рассчитывать на лучший прием, чем в Германии, где, насколько мне известно, никто до сих пор ни словом не заикнулся об этой работе…

Снова упоминание о предполагаемом английском издании. И снова оно не подтверждается больше никакими источниками.

Мы настаиваем на невероятности того, чтобы об этом не был сразу же проинформирован Энгельс, если бы возник хотя бы малейший намек на подобную возможность.

Мы предлагаем рассматривать весь приведенный абзац как целое. Тогда он поддается расшифровке, например, в таком смысле: «Неужели ты, балбес, не можешь сам догадаться тиснуть о моей книге что-нибудь где-нибудь? С твоими связями и твоей энергией…» и т. д.

…Но я хочу, по крайней мере, этот первый раздел полностью предложить немецкой публике. Если она по-прежнему не будет обращать на эту работу никакого внимания, то все последующие части я думаю писать прямо по-английски, махнув рукой на немецких филистеров (29/502–503).

Мы бы сказали, что и угроза писать политэкономию по-английски тоже блеф, но пока у нас нет возможности подтвердить это мнение. Возможно, что в эти годы писать по-английски Маркс уже мог. С грехом пополам. В предыдущей пятилетке, известно доподлинно, статьи для «Трибюн» писались им по-немецки, после чего переводились Энгельсом на английский[74]74
  ФМ, 259.


[Закрыть].

Итак, diminuendo. В многоголосной фуге, каковой представляется нам переписка двух основоположников, тема книги звучит все глуше и все реже, притом в другой тональности:

26 ноября в Манчестер о Лассале:

Из этого письма ты видишь, что он, наконец, решил взяться за свою «Политическую экономию», но мудро выжидает еще три месяца, пока не будет иметь в руках моего второго выпуска.

Теперь вполне ясно, исходя из каких соображений даже эта

«дружественная» сторона делает все возможное, чтобы заговор молчания не был нарушен (29/417).

И та же тема 10 декабря:

Что ты скажешь на то, что г-н Лассаль вдруг известил меня о своей «Политической экономии»? Ну разве теперь не становится совершенно ясным, отчего с моей работой, во-первых, так тянули, а во-вторых, так плохо ее рекламировали?

Короче, опять «заговор Дункер – Лассаль» как специальное блюдо для Энгельса. К Рождеству раздается последняя в уходящем году нота «в дисканту». Госпожа Женни Маркс пишет письмо Энгельсу. После сетований на «нищету»:

«К этому прибавилось еще то обстоятельство, что тайные, долго лелеянные надежды на книгу Карла все рухнули самым жалким образом из-за заговора молчания со стороны немцев, прерванного разве что парой жалких – помещенных в приложениях к газетам – беллетристических статей, которые касались только предисловия, а не содержания книги. Второй выпуск, может быть, пробудит этих соней от летаргического сна, и тогда они набросятся на тенденцию произведения с еще большим рвением, чем то, с каким они замалчивали его научность» (29/538).

Похоже на то, что о работе мужа над книгой фрау Маркс получала не больше достоверной информации, чем Энгельс и Лассаль. Писала она, без сомнения, не по собственному почину. И адресат должен был понять прозрачный намек на стесненные материальные обстоятельства. Бедная женщина…

Однако что это? Как само собой она пишет о тенденциозной составляющей научной книги своего мужа. Спасибо, фрау Маркс…

В новом 1860 г. еще раздаются отголоски этой темы. 31 января Энгельс высказывает мнение, что для поддержания престижа у публики им «нужно выступать с научными произведениями».

«Для организации эмигрантской печати у нас нет денег» (это, конечно, по поводу намеков Маркса в связи с газеткой «Фольк»). К тому же до Германии все это доходит плохо и долго.

При этом самое важное, разумеется, это – выход в ближайшее время твоего второго выпуска…

Здесь как раз и следуют известные слова о том, что работа и так «слишком хороша для этой паршивой публики» и что слабых сторон ее «ослы не заметят».

…А то наступят бурные времена, и каково тебе будет, если всю работу придется прервать раньше, чем ты завершишь «Капитал вообще»? (30/11).

Энгельс, разумеется, не знал того, что знаем мы. Во-первых, что работа уже больше года лежит без движения. Во-вторых, что «бурные времена» уже начались. Не в том, правда, смысле, как он имел в виду.

Правда, 3 февраля Маркс еще пишет Энгельсу, что «разрабатывает свой “Капитал”» (30/18), следов чего, по-видимому, также не находится сегодня в оставшихся рукописях.

До того, 30 января, Маркс пишет Лассалю о всевозможных делах. Между прочим, в этом письме версия «заговора Дункер – Лассаль» выглядит совсем иначе, чем в письмах к Энгельсу от 26 ноября и 10 декабря:

Мое сочинение по политической экономии, – когда выйдет второй выпуск, – будет доведено лишь до конца первого отдела книги I, а всего их шесть книг. Поэтому тебе не следует дожидаться окончания работы. Однако в твоих же собственных интересах дождаться следующего выпуска, который содержит самую квинтэссенцию. Если этот выпуск все еще не в Берлине, то виной этому отвратительные условия (30/358).

То самое, в чем он подозревал Лассаля, когда писал Энгельсу, да еще видел в этом гнусный интерес, здесь он сам советует Лассалю, исходя из его же, Лассаля, собственного интереса. Диалектика.

Знал ли он уже тогда, сколько времени пришлось бы ждать Лассалю второго выпуска «К критике политической экономии» Карла Маркса?

Еще 15 сентября 1860 г. Маркс писал Лассалю, почему-то пользуясь религиозным календарем:

Надеюсь, к пасхе удастся выпустить и вторую часть (30/465).

И, наконец, в апреле 1862 (!) г. Лассаль прочитал в очередном письме из Лондона:

Мне очень хотелось бы, не ради себя, а ради своей жены, чтобы ты, со своей стороны, поместил у Брокгауза отзыв о первой части политической экономии до того, как я пришлю тебе эквивалент (30/512).

Ну да, «не корысти ради, а волею пославшей мя жены».

«Эквивалент» – предполагаемый частный отзыв Маркса о книге Лассаля «Система приобретенных прав».

Этим трогательным примером заботы о жене, вызывающим в памяти (что поделаешь!) шутовского персонажа из романа Ильфа и Петрова, мы можем закончить подборку материалов о судьбе первой экономической книги Маркса. О продолжении ее давно уже не было речи. Второго выпуска книги Маркса «К критике политической экономии» мир так и не дождался.