Текст книги "Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»"

Конечно, для жертв огораживаний это была большая беда. Но общая их численность (менее 10 тыс. чел.) не дает возможности поддержать утверждения Маркса о «массовом обезземеливании», породившем «массы пролетариев» и послужившем главной причиной массового нищенства и роста преступности в Англии в указанный период. По всему видно, что Маркс, дни и ночи просиживающий в Британском музее, не увидел того, что нашел Гэй. Ибо реальное положение дел с сельским хозяйством Англии на исходе Средневековья было совсем иным.

Почему было невозможно массовое обезземеливание крестьян в Англии

Издавна в стране сложились две системы землепользования: хлебопашество и овцеводство. Первая была характерна для местностей, расположенных достаточно близко к морскому побережью (особенно юг и восток страны). Можно было перевозить морем большие объемы зерна. Во внутренних графствах, удаленных от моря, где полагаться можно было только на гужевой транспорт (лошадиная упряжка), преобладало овцеводство, главным продуктом которого была знаменитая английская шерсть.

По общему правилу (и вопреки Марксу) крестьяне землей никогда не владели. Не было у них ни личной собственности на землю, ни общинной. Поэтому не могло быть «расхищения общинной собственности» (да еще «по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом»). Вся земля принадлежала дворянам – лендлордам, а крестьяне ее возделывали. Территория, принадлежащая лендлорду, называлась мэнор.

Крепостное право в Англии постепенно исчезло само собой не позднее XIII–XIV веков (сообщение Адама Смита в III книге «Богатства народов»). Просто лендлорды нашли, что отдавать землю в аренду крестьянам за твердую денежную плату выгоднее, чем барщина и оброк. Выиграли обе стороны. Лендлорд – потому что его доход от земли не зависел от урожая, погоды и других случайностей. Крестьянин – потому что мог вкладывать деньги в землю, улучшая ее, повышая ее отдачу, но рост урожайности не вел к росту арендной платы, зафиксированной договором. По тем же причинам обеим сторонам также выгодна была долгосрочная аренда (обычно на 20 лет), хотя это имело место не везде и не всегда.

Так сложился класс крепких крестьян – йоменов. Как правило, они были зажиточны и нередко привлекали к работе наемных рабочих (батраков, по-нашему), не располагавших земельным наделом. Йомены пользовались правом голоса при выборах в парламент страны и потому были весьма уважаемым сословием. Отличительной особенностью землепользования была чересполосица – чередование полос по 1 или 0,5 акра. Это компенсировало разницу в плодородии разных участков земли – все были в одинаковых условиях. Общий же надел йомена составлял от 30 до 50 акров.

Вся пахотная земля мэнора составляла «открытое поле» (open fields). Она обрабатывалась одновременно и сообща всеми держателями полос – от вспашки и до уборки урожая, от которого каждый получал долю в пропорции к его наделу. После уборки урожая открытое поле становилось общим пастбищем.

Кроме открытого поля, то есть возделываемой земли, в мэноре обычно были еще «общие земли» (common lands) – луга, пустоши, болота, торфяники, перелески. Здесь можно было, по договоренности с лендлордом, промышлять (собирать хворост, рубить дрова, охотиться и т. п.). На этих землях селились пришлые малоземельные крестьяне – коттеры, с наделом от 0,5 до 4 акров. Они строили себе хижины – коттеджи и пользовались ограниченными правами выпаса скота на «общих землях», а также сбора топлива, лесных порубок и пр. Из них набирались наемные работники на землях йоменов. Права их были скорее следствием терпимости и обычая, чем закона. И отсюда – многие последствия, ибо коттеров редко касались законы, защищавшие права крестьян.

Важнейшим из таких законов был введенный в 1498 г. (на 14-м году царствования Генриха VII). Он дал крестьянам право возбуждать иск об изгнании. Арендатор получал не только возмещение убытков вследствие произвольного изгнания с земли, но также утраченное право на землю. «Этот род иска считался даже настолько эффективным, – свидетельствует Адам Смит, – что в новой практике, когда собственнику приходилось обращаться в суд по вопросу о владении своей землей, он редко прибегал к процедурам, установленным для собственников земли, а действовал от имени своего арендатора, путем иска об изгнании. Таким образом, в Англии прочность владения арендатора такая же, как и собственника земли» («Богатство народов», книга III).

Скорее всего, от двух волн огораживаний, выявленных Гэем, пострадали в основном коттеры.

Мы видим, что государство стремилось эффективно защищать права арендаторов. Оно и понятно. Во-первых, это была забота о сохранении налоговой способности населения. Во-вторых, обезлюдение приморских территорий (область землепашества) создавало бы угрозу безопасности страны.

Король и дворянство Англии были более дальновидными, чем представлял Маркс, приписывая им один лишь мотив жадного стяжательства, не останавливающегося перед ограблением своего населения. Законы 1498 и 1515 гг. назывались «Против разрушения деревень». Закон 1533 г. ввел лимит на размер новосозданного стада овец. А законами 1536 и 1552 гг. вводился налог на новые пастбища в размере половины приносимого ими дохода. Понятно, обо всем этом мы у Маркса ничего не найдем.

«Генезис капиталистических фермеров»

Так назвал Маркс следующий раздел все той же главы XXIV. Эта тема имеет самое прямое отношение к нашим изысканиям.

«Мы рассмотрели те насилия, при помощи которых были созданы поставленные вне закона пролетарии, тот кровавый режим, который превратил их в наемных рабочих, те грязные высокогосударственные меры, которые, усиливая степень эксплуатации труда, повышали полицейскими способами накопление капитала», – пишет довольный Маркс.

Мы тоже рассмотрели кое-что и теперь можем судить о том, насколько правдива нарисованная Марксом картина. И о честности Маркса-историка тоже.

Цитированное выше резюме предваряет вопрос, который ставит Маркс самому себе. «Спрашивается теперь: откуда же возникли первоначально капиталисты? – вопрошает он. – Ведь экспроприация сельского населения создает непосредственно лишь крупных земельных собственников».

Тут у него опять не вяжется. Так как крестьяне никогда не владели землей, которую обрабатывали, слово «экспроприация» (лишение собственности) к ним не подходит. Англия всегда была страной лендлордов. Крупные они были или не крупные, никакая «экспроприация сельского населения» (даже если бы обезземеливание крестьян имело место в истории) не изменила бы распределения земли между ними. К генезису фермеров система прав собственности на землю прямого отношения не имела.

Всякий может взять I том «Капитала», прочитать две странички, отведенные данному вопросу, и убедиться, что Маркс пишет там об обогащении фермеров (тот же джентльменский набор: эксплуатация, насилие и пр.), но не о генезисе. Откуда же, как и когда появились в Англии фермеры современного типа? Маркс не дает ответа. Мы его найдем сами.

Ответ: в результате огораживаний.

Но мы ведь только что… ах, да-да… Кажется, у нас тоже что-то не вяжется… И знаете, почему не вяжется? Потому что англичане говорили «огораживания» (enclosures), а имели в виду два разных явления. Они же не думали о возможных спекуляциях на понятии «огораживание».

Были две разные вещи. Огораживание открытого поля (превращение пашни в пастбище) – это одно. И разгораживание открытого поля на индивидуальные участки (сохраняя использование его под пашню) – это другое. Это – передел земли с ликвидацией чересполосицы.

Указанный процесс второго рода явно обозначился где-то в XVII веке и принял массовый характер в XVIII веке. Арендаторы в этом случае, естественно, оставались на земле. Больше того, они чаще всего и выступали с инициативой.

Дело в том, что с 30-х годов XVIII века в Англии стали распространяться методы интенсивного хозяйства (глубокая вспашка, травопольный севооборот, культивирование свеклы и турнепса, которые позволяли заготавливать на зиму корм для скота, а это устраняло необходимость зимнего его забоя, и др.). Применению таких методов препятствовала чересполосица.

Если в данном мэноре все арендаторы были согласны с предложенной схемой передела земли, все подписывали совместный протокол и – вперед. Если не все были согласны с предложенной схемой, в парламент подавалась петиция. Там ее рассматривали и принимали билль. Только за десятилетие 1761–1770 гг. было принято более 400 «биллей об огораживаниях» (читай: о разгораживаниях).

Обычная формулировка – «разверстать и разгородить». Понятно, что ключевым моментом здесь было разверстание, то есть передел. Новообразованные наделы разделялись оградами (возможно, чтобы исключить в будущем споры о меже).

Маркс называет это «декреты, при помощи которых лендлорды сами себе подарили народную землю на правах частной собственности, – декреты, экспроприирующие народ». Поскольку эта земля и без того принадлежала лендлордам и «народ» благополучно оставался на ней после передела, к исторической правде определение Маркса отношения не имеет.

Так появился в Англии класс капиталистических фермеров. На своем участке каждый хозяйствовал как умел. Более хваткие и умелые богатели, менее удачливые беднели, кто-то разорялся и подавался в город искать работу по найму.

Вся эта волна разверстания с разгораживанием пахотных земель подана Марксом как огораживания с обращением пашни в пастбище. Ввиду массового характера разверстания земель с ликвидацией чересполосицы в XVIII веке сама собой получалась картина «массового обезземеливания крестьянства», которое на самом деле благополучно пахало и засевало свою землю.

«Приблизительно к 1750 г. исчезают йомены, – пишет Маркс, – а в последние десятилетия XVIII столетия исчезают всякие следы общинной собственности земледельцев». Звучит как похоронный звон.

По ком звонит колокол, однако? Всего лишь по примитивному сельскому хозяйству с чересполосицей. Йомены исчезли, но превратились они не в бродяг-пролетариев, а в капиталистических фермеров. «Общинной собственности земледельцев», как мы уже знаем, просто никогда не существовало. Про систему землевладения в Англии Маркс не знал даже того, что писал об этом Адам Смит. Или делал вид, что не знал.

Два последующих раздела той же главы «Капитала» посвящены вопросам о появлении рынка труда для промышленного капитала и о «генезисе промышленного капиталиста». Коротко: первое основано на обезземеливании крестьян, второе – всевозможный грабеж и нещадная эксплуатация всего на свете, от колоний до детского труда. Разумеется, вся эта картина весьма и весьма стилизована. Говоря прямо, Маркс переврал и извратил целый исторический период. Ему поверили даже английские историки. Не спрашивайте меня почему.

Итоги

Итак, что сделал Маркс?

1. Найдя в литературе многочисленные сетования на огораживания в XVI–XVII веках, он не стал копать глубже и решил, что имело место массовое обезземеливание крестьянства.

2. Представил изгнание арендаторов с земли лендлорда как «экспроприацию» – отнятие собственности, то есть грабеж.

3. Представил передел земли с ликвидацией чересполосицы в XVIII веке (разгораживания) как продолжение процесса обращения пахот в пастбища с изгнанием крестьян.

4. В лице бродяг и прочих бомжей нашел якобы основную массу изгнанных с земли крестьян.

5. Нашел оправдание уголовным преступлениям, связав их с «экспроприацией» крестьянства. И сегодня еще среди соответствующей публики принято объяснять преступность плохим социальным порядком.

6. Однобоко представил законы против бродяжничества, умолчав о мерах социального обеспечения. Этим извратил букву, дух и цели указанного законодательства. Таким образом получилось «кровавое законодательство против экспроприированных» и «беспощадный терроризм». Выражения, где каждое слово – ложь и бессовестная пропаганда.

7. Исказил социально-экономическую историю Англии XIV–XVIII столетий в наиболее существенных чертах. Нарисовал процесс первоначального накопления капитала как череду всевозможных насилий, расхищения общественного добра и ограбления населения.

8. На указанных спекуляциях построил:

– свой образ капиталистического строя как режима насилия сильных над слабыми и ограбления бедных богатыми;

– свой моральный пафос в защиту, так сказать, униженных и оскорбленных пролетариев;

– обоснование права «пролетариата» на насилие с целью отнять у богатых их имущество и ликвидировать институт частной собственности.

По сути дела, вся XXIV глава в целом есть подрывная пропаганда. Сперва – скрытая под видом научно-историко-экономического исследования, а в конце уже неприкрытая и вполне откровенная:

Эта ужасная и тяжелая экспроприация народной массы образует пролог истории капитала. Она включает в себя целый ряд насильственных методов, из которых мы рассмотрели выше лишь эпохальные методы, как методы первоначального накопления. Экспроприация непосредственных производителей совершается с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей.

Затем:

Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.

…Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов.

И к сему – сноска с революционной цитатой из «Манифеста Коммунистической партии». Занавес.

Следствия

Пропагандистский успех I тома «Капитала» был несомненным, последствия этого для Европы и России – известны. Однако влияние зловредной XXIV главы этой книги сказалось даже уже в посткоммунистической России.

Идея о том, что первоначальное накопление капитала возможно лишь путем насилия и грабежа, претворилась в понятие дикого капитализма как неизбежной стадии начального этапа формирования общества свободного предпринимательства. Выражение «дикий капитализм» ввел, между прочим, кто-то из российских «демократов», оно было подхвачено другими и послужило как бы объяснением, а потому как бы историческим оправданием – всему, что последовало за крахом коммунизма.

И что же последовало? Все по Марксу!

Расхищение общенародной собственности с обращением ее в частную собственность отдельных лиц. Экспроприация народной массы. Ограбление населения, лишенного государственной защиты. Инициатива и активное участие государства во всех этих мерзостях.

Как кажется, в Новой истории известен только один случай «дикого капитализма» – это период освоения Дикого Запада в Америке. Вот там – да. Ни законов, ни власти, право сильного, хватай все, что можешь. И то все было гораздо сложнее. Поселенцы сами устанавливали закон и порядок, выбирали шерифов и т. д.

Так что не история Англии повторилась в России. Здесь повторился Дикий Запад Америки. С одним существенным отличием. Не было необходимости в первоначальном накоплении, так как в стране был уже накоплен громадный объем капитала и товарных запасов (включая невообразимые запасы оружия). Накоплен трудом всего населения, основная масса которого трудилась за мизерное вознаграждение. Потому можно сказать, что во всем достоянии общества в значительной степени воплотился неоплаченный труд нескольких поколений населения. Прямо по Марксу.

Приватизация общественной собственности – как она была проведена – явилась ее расхищением. Массы населения – номинально совладельцы всего государственного достояния – были беспощадно экспроприированы. И одновременно еще раз ограблены ужасающей инфляцией и обесценением собственных денежных сбережений.

Произошло также расхищение накопленных запасов. Началось и продолжается расхищение природных ресурсов. Социальное обеспечение минимально, бесплатная медицинская помощь – фиктивна. Обезлюдение деревни – реальный факт. И при всем при том – ни правосудия, ни правопорядка.

Все, что придумал Маркс для истории Англии XV–XVIII веков, произошло в России конца XX – начала XXI века. И еще много больше произошло и происходит, и гораздо худшего, ибо сопровождалось и продолжает сопровождаться расточением человеческого капитала и такого масштаба демографической катастрофой, какие бывали раньше только во время больших вражеских нашествий.

Немыслимо. Уже после того, как рухнуло знамя Карла Маркса, его смертоносное учение продолжало воплощаться в жизнь.

Приложение 2. Фиктивный «капитал»
Главная книга Карла Маркса: о чем она и зачем?[232]232
  Переработанный вариант статьи, опубликованной под тем же названием в «Независимой газете» (Москва) 7 июля 1992 г. Все ссылки на «Капитал» даются только в виде номеров страниц, так как все издания в СССР были стандартными.


[Закрыть]

Существует книга: П. Готфрид. «Странная смерть марксизма». Независимо от содержания, бросается в глаза название. Удивительно точно сказано. Вроде бы уже мертв, ан нет… Что же, действительно – «вечно живое учение»?

Как человек, изучивший марксизм довольно основательно, могу заявить: нет, не вечно живое, но чертовски живучее. Живучесть марксизма объясняется многими причинами, среди которых одна из главных – наше неумение понять, что представляет собой это явление по своей природе. Целая иерархия масок, обманок и отвлекающих стрелок была создана основоположниками марксизма, чтобы предотвратить разоблачение сущности этого явления. Одна журнальная статья не может охватить их все, но тем не менее…

Честные намерения

Прочитав верстку последних листов I тома «Капитала», Энгельс пишет другу:

Счастье, что в книге «действие развертывается», так сказать, почти только в Англии, в противном случае вступил бы в силу § 100 Прусского уголовного кодекса: «Кто… подстрекает подданных государства на взаимную ненависть» и т. д. и повлек бы за собой конфискацию».

Маркс отвечает:

Что касается конфискации и запрещения моей книги, то ведь одно дело – запретить избирательные памфлеты, а другое дело – книгу в 50 листов, да еще столь ученого вида и даже с примечаниями по-гречески.

Книга в это время (1867 г.) печаталась в Германии, и этот обмен мнениями звучит многозначительно.

По сей день многие склонны представлять Маркса в нескольких ипостасях – как ученого, как мыслителя, как историка, как политического агитатора, – рассматривая каждую ипостась в отдельности. И вот, только лишь заговорят о Марксе «как ученом», отовсюду слышится шорох: это думающие люди дружно расшаркиваются перед его «железной логикой», «блестящими доказательствами», «мастерским описанием капиталистической действительности» и т. п. Вопрос тяжелый, ибо, не говоря уже о твердокаменных марксистах, даже в среде «буржуазных ученых» авторитет Маркса как аналитика капиталистического хозяйственного уклада и его истории – весьма высок. Многие его положения и термины прочно вошли в научный обиход.

Благородная цель

Что «Капитал» не был завершен, знают все. Я имею в виду «Капитал» как целое, если можно так говорить о книге, которая не осуществилась как целое, оставшись без продолжения – не только обещанного, но и необходимого для завершения теории. То, что известно ныне как II и III тома «Капитала», было post mortem[233]233
  Посмертно.


[Закрыть] издано Энгельсом на основе рукописных набросков различной степени готовности. Единственное, что завершил Маркс, – это I том.

Итак, «Капитал» не был завершен. А когда он был начат? Вопрос не праздный. Довольно важный, я бы сказал, если мы хотим правильно понять замысел этой книги. Тот замысел, который ускользает от многих и многих – короче, от всех, кто ставит эту книгу в ряд обычных научных монографий.

В 1859 г. Маркс, живший в Лондоне, публикует в Германии две первые главы работы «К критике политической экономии». Затем он бросает незавершенную рукопись и начинает писать новую (позднее материал опубликованных глав стал основой первых двух глав 1-го тома «Капитала»). Но и незавершенная «К критике…» была не первым покушением Маркса на политэкономию.

За 10 лет до того, в 1849 г., Маркс печатает в своей «Новой Рейнской газете» серию статей с продолжением под общим названием «Наемный труд и капитал». Нельзя обойти вниманием, что это были передовицы (!) и что публиковались они в самый разгар революции (!!). Указанные детали свидетельствуют о том, что Маркс придавал своим статьям первостепенное значение в контексте безоглядной и радикальной революционной пропаганды, которую вела его газета.

Идеологически названное выше – нечто вроде специального приложения к «Манифесту Коммунистической партии».

С чисто научной позиции, без скидок на что бы то ни было, перед нами предстает краткий реферат весьма вульгаризованного рикардианства. Но адресовался текст, заметим, не ученой аудитории.

По целевому же назначению – это не что иное, как подстрекательская прокламация. Последнее бросает определенный свет на истинную цель политико-экономических штудий Маркса. По крайней мере, в период его революционной молодости.

Как можно уже догадаться, работа не была завершена (Маркс – автор незавершенных книг по политэкономии). Вмешались внешние обстоятельства: газету закрыли, Маркса выслали из Германии. Но и рукописи готового продолжения не было обнаружено позднее в архивах Маркса. Найден был только план этого продолжения в тезисной форме под названием «Заработная плата». Если сложить опубликованную и неопубликованную части памфлета, перед нами окажется полный план-конспект I тома «Капитала». Верно и обратное: I том «Капитала» есть второе – исправленное и сильно (сильно-сильно) расширенное издание раннего незавершенного памфлета. Многое в «Капитале» выглядит иначе. Но конечные выводы не изменились. По правде говоря, они были четко изложены еще в «Манифесте Коммунистической партии».

Из всего сказанного можно видеть, насколько своеобразен научный метод Маркса: сперва выводы, потом обоснование. Выводы были сделаны в молодости и никогда не менялись. Всю последующую жизнь свою он писал обоснования для этих выводов и строил доказательства (так и не закончив этой работы, как сказано). Не погрешив перед истиной, можно сказать, что вся теоретическая работа Маркса была детерминирована заданной наперед пропагандистской установкой. «Капитал» начинается в «Манифесте» и заканчивается им же (последние слова I тома – цитата из «Манифеста» о могильщике буржуазии)[234]234
  Формально последней является глава XXV «Современная теория колонизации». Там доказывается, что в колониях нельзя разбогатеть одним лишь трудом, а только лишь эксплуатацией труда. Однако тематически, содержательно и функционально она является частным приложением к основному корпусу книги.


[Закрыть]. Могло ли статься, что столь своеобразный подход не сказался на содержании книги?

Мастерское построение

Вспомним, что законы – трудовой стоимости и прибавочной стоимости – не были доказаны (обоснованы) в I томе – скорее, только постулированы. В связи с этим автор обещал (на страницах того самого I тома) сделать это в последующих томах. Между тем ничто не мешало заняться этим делом в той же книге, сразу после изложения теории прибавочной стоимости. После главы Х, где фактически завершается теоретическая часть I тома, следуют еще 14 (даже 15[235]235
  См. примеч. 2.


[Закрыть]) глав, составляющих около 80 % объема книги. Но с теорией уже покончено.

Откладывание такого принципиального (методологически и содержательно) дела, как завершение теории, до издания следующих томов не было продиктовано научной необходимостью (и даже шло вразрез с нею). Приоритет получила вненаучная необходимость – та политическая пропаганда, о которой два друга цинично обменялись мнениями в цитированных выше письмах. Все дальнейшие 4/5 объема книги занимают фактография и комментарии к ней. И все это подается под заголовком «Производство прибавочной стоимости». Автор не стал обосновывать свою теорию принятым в науке путем. Он предпочел иллюстрировать ее реалиями, полагая, что подтверждает теорию практикой. Так сказать, «критерий истины».

Публичный успех I тома превзошел все ожидания. Задержка с выходом продолжения привела к концентрации общественного внимания на I томе, ставшем для социалистов «библией научного коммунизма». Гегелеобразные выкрутасы, стилистические «красоты» и журналистские находки, греческие и латинские вставки, непомерное количество цитат и сносок (в значительной степени необязательных или избыточных) со ссылками на три сотни авторов, высокомерное третирование почитаемых имен, но главное – огромное число ужасающих фактов о тяжелой участи трудящихся классов и неутолимой алчности капиталистов (фактов, казалось, со всей очевидностью подтверждающих изложенную теорию) – все это не только поражало воображение полуобразованной публики, но и ученым по роду занятий внушало глубокое уважение к учености автора и, следовательно, к тому, что он пишет, а также и к его этической позиции страстного борца против угнетения и несправедливости. Даже чудовищный объем книги воспринимался как ее научное достоинство.

Автор вскоре понял, что можно не спешить с продолжением. В столе у него лежала рукопись – набросок всего «Капитала». Из нее вышел первый том, но дальше ему не писалось. Изредка он принимался что-то писать и бросал, не закончив. Последние пять лет жизни он уже не возвращался к «Капиталу», бросив мимоходом (в письме к одному из своих немецких корреспондентов), что I том следует рассматривать как труд законченный и самодостаточный (!).

После его смерти Энгельс понял, что II и III тома нужны – их наличие создает видимость завершения системы, что дополнительно работает на авторитет I тома. А авторитет I тома взаимно повлияет на восприятие текста II и III томов. Проблематика последних интересует, в основном, немногих специалистов, читать их пытаются считаные единицы, да и те – в большинстве своего меньшинства – делают это некритически. Уж наверное, столь ученый и прославленный автор доказал там все, что нужно… Если вспомнить сказочный образ «жизненной силы Кощея», пребывающей в многослойной упаковке, получим метафору жизненной силы «Капитала». Вся она (от первого издания и до сего дня) сосредоточена в его I томе. Внутри него – в его пропагандистской части, а внутри последней – в огромном фактологическом материале из английской действительности и истории.

Итак, «Капитал», том I. После того, как было «доказано» (фактически лишь декларировано), что всякая капиталистическая прибыль есть только и исключительно неоплаченный труд рабочих, Маркс обеспечил себе свободу революционной пропаганды прямо на страницах ученой монографии. Все свидетельства о бедственном положении рабочих (которые собирались не автором, а – отметим – фабричной инспекцией, учрежденной правительством, парламентскими комиссиями и «буржуазными» журналистами) превратились в прямое эмпирическое подтверждение теории Маркса. Не в «диалектическом» шельмовстве первых глав, а в этой фактографии – залог всепобеждающей убедительности Марксовой теории эксплуатации. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (Ленин). А почему оно «верно»? Ну, вы же видите, что творится…

Ноу-хау: как превратить научный труд в роман ужасов и заработать на этом моральный капитал

Искажай перспективу. Сообщения об ужасающем положении рабочих на каких-то предприятиях, о жутких условиях труда и быта, о жестокой эксплуатации труда девушек и детей, о катастрофическом состоянии здоровья рабочего люда в каких-то местностях или отраслях – всякие такого рода экстраординарные случаи, самое непереносимое в глазах фабричных инспекторов, парламентариев или «буржуазных» газетчиков, вопиющие эксцессы (нередко устраненные уже, когда писался «Капитал») – все сказанное представлено Марксом как рядовые явления, имманентные пороки и органические язвы капиталистического общества.

А сами эти комиссии и инспекции, парламентские слушания и фабричное законодательство? «Что еще могло бы лучше характеризовать капиталистический способ производства, чем эта необходимость навязать ему принудительным законом государства соблюдение элементарнейших правил гигиены и охраны здоровья?» – восклицает Маркс. Подразумевается, что при социалистическом способе производства правила охраны труда и техники безопасности будут соблюдаться сами собой, без «навязывания» законом государства…

Нагнетай эмоции посредством буквализации метафор. Как только читатель переступает границу научной части книги, он замечает, что капитал уже не присваивает прибавочную стоимость, а высасывает ее из рабочего. Таким манером автор теперь предпочитает выражаться. Эмоциональный накал продолжает нарастать. Затем капитал начинает «высасывать» из рабочего уже не прибавочную стоимость, а его рабочую силу. Наконец, при упоминании о детском труде ранее найденный образ становится зловеще натуралистическим: капитал «высасывает»… детскую кровь.

Почаще выражай моральное негодование. Подчас чрезмерное и, по-видимому, наигранное. Один из примеров. Воспроизводя показания железозаводчика в комиссии по детскому труду от 1865 г., Маркс вставляет в скобках свои замечания:

«Это правда, что потеря, происходящая от бездеятельности машин, распространяется на все предприятия, в которых работают только днем. Но применение плавильных печей повело бы в нашем случае к экстраординарным потерям. Если их не гасить, растрачивается топливо» (вместо жизни рабочих, которая растрачивается в настоящее время), «если же их гасить, то теряется время на то, чтобы вновь развести огонь и получить необходимую температуру» (тогда как потеря даже восьмилетними детьми сна является выигрышем рабочего времени для всей этой братии), «да и сами печи пострадали бы от перемены температуры» (тогда как те же печи нисколько не страдают от дневной и ночной смены труда).

В огороде бузина… Заводчик всего лишь объяснял, почему технология требует круглосуточной работы. Ремарки Маркса натужны и в данном контексте попросту нелепы. Но попробуй подступиться к моральной позиции автора! Он защищает слабых и угнетенных!

Описывая упадок ручного шитья вследствие повсеместного внедрения швейных машинок, Маркс позволяет себе такое заявление: «Ужасающий рост числа случаев голодной смерти в Лондоне за последнее десятилетие идет параллельно с распространением машинного шитья». Само собой, в таком контексте «параллельно» звучит как «вследствие». Почти наверняка какие-то белошвейки теряли работу, и, возможно, кто-то из этих бедных созданий погиб от недоедания. Но в серьезном исследовании подобные заявления принято подкреплять объективными данными. Может быть, Маркс показал, что имеется какая-то корреляция между двумя процессами? Он постарался, как мог. Чтобы слова про «последнее десятилетие» не остались голыми, он сообщает (в сноске) о пяти (!) случаях голодной смерти… за одну неделю февраля 1864 года (а вы уж сами умножайте эти пять случаев на число недель в десятилетке). Кто были эти несчастные, сколько белошвеек было среди них? Он и сам не знал – видимо, газеты, откуда взято это сообщение, в детали не вдавались. Да так ли нужны детали, когда уже известно, что все зло – от капитализма?