Текст книги "Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»"

Глава 10
Начало бурных событий

С этим народом надо держать ухо востро, а то пропадешь от двусмыслиц…

В. Шекспир. Гамлет. V, 1

Что же произошло?

Почему вслед за спешкой и нервозностью с выходом первого выпуска – видимое отсутствие рвения ко второму? Больше того – полный перерыв в работе с конца 1858 г. до осени 1861 г. И вовсе – отсутствие второго выпуска после перерыва. С чего бы все это?

Мы знаем, что в октябре 1858 г. Маркс оставил начатую 3-ю главу, чтобы оформить стилистически две первых. Мы знаем, что с начала 1859 г. по июнь он ждал выхода первого выпуска, гонорара, успеха или скандала и т. д. Но с июня 1859 г. до августа 1861-го он также не брался за «политическую экономию», которой придавалось, как мы знаем, чрезвычайное значение ввиду ожидавшихся «бурных событий».

Этот разрыв настолько не вяжется с прежним отношением к своему труду и горячим нетерпением явить его публике, что подвигнул нас на поиск объяснения. Неспроста это все, что-то тут, наверное, кроется.

Начнем с периода 1859–1861 гг. Нельзя сказать, что источники наши умалчивают о причине указанного перерыва в работе Маркса. Наоборот, мы без большого труда нашли тому три, даже четыре объяснения в «Сочинениях» основоположников. Правда, легче от того не стало, потому что все эти объяснения разные и противоречащие одно другому. Последнее еще больше укрепило нас во мнении, что за всем этим что-то кроется.

Приведем три сказанные объяснения по старшинству.

Объяснение самого автора (предисловие к первому изданию «Капитала», 1867 г.):

Труд, первый том которого я предлагаю вниманию публики, составляет продолжение опубликованного в 1859 г. моего сочинения «К критике политической экономии». Длительный перерыв между началом и продолжением вызван многолетней болезнью, которая все снова и снова прерывала мою работу (23/5).

Болел Маркс много и часто, но пик приходится отнюдь не на 1858–1861 гг. Это установлено. Пик приходится скорее на 1865–1866 гг. – время предельно интенсивной работы над I томом «Капитала». Нота бене!

В историческом (потому что оно первое в Истории) жизнеописании Карла Маркса, написанном Фридрихом Энгельсом через год после выхода I тома «Капитала», дается вовсе непохожее объяснение. Про, словами Энгельса, «первый плод его политико-экономических исследований» говорится:

Этот выпуск содержит в себе только теорию денег, которая изложена с совершенно новой точки зрения; продолжение заставило себя ждать потому, что автор тем временем открыл так много новых материалов, что счел необходимым их дополнительное изучение (16/381).

Стало быть, «многолетняя болезнь» побоку, Карл Маркс – добросовестнейший ученый трудяга.

Третью версию дает наш уважаемый Издатель:

«После выхода в свет в июне 1859 г. первого выпуска “К критике политической экономии” Маркс… предполагал издать в качестве второго выпуска “главу о капитале”, а затем и остальные части своего экономического труда. Однако неотложные партийные дела помешали Марксу осуществить это намерение, и к своим экономическим исследованиям он вернулся лишь в августе 1861 г., отказавшись к этому времени от плана издания своего труда отдельными выпусками» (29/607).

Необходимо учесть, что все три версии мирно сосуществуют в разных томах одного и того же издания, подготовленного нашим Издателем, который, как мы с удивлением отмечаем, имеет по данному вопросу свое особое мнение, отличное от мнений самих Маркса и Энгельса, кстати, также противоречащих друг другу. Вот это диалектика!

Столь неслыханный разнобой вызывает естественное любопытство.

Очевидно, кто-то из троих сообщает неправду. Возможно, даже двое. Не исключено, что и все трое. Все может быть. Даже то, что все трое сообщают правду.

Наверняка что-нибудь да за всем этим кроется.

Версии Маркса и Энгельса мы должны признать почти полностью несовместимыми, поскольку один говорит, что болезнь мешала работать, а другой, несомненно, сообщает об усиленной работе. Лазейку «почти» мы оставляем для себя потому, что объяснение Маркса относится ко всему периоду 1858–1867 гг., а не только к интересующему нас разрыву до осени 1861 г.

Версия Издателя, считаем мы, совместима с обеими предыдущими только в том невероятном случае, если Издатель вздумал поиронизировать над основоположниками научного коммунизма, назвав изучение материалов по политической экономии или, тем паче, болезнь – «неотложными партийными делами».

Все же какая из трех версий достоверна?

Четвертая.

В письме к новообретенному адепту, Л. Кугельману, от 28 декабря 1862 г. Маркс объясняет:

Большая задержка объясняется следующими причинами. Во-первых, в 1860 г. очень много времени у меня отняло скандальное дело с Фогтом, поскольку я должен был проделать массу исследований по предмету, который сам по себе не заслуживает внимания, вести процессы и т. д. В 1861 г. вследствие Гражданской войны в Америке я потерял главный источник своего заработка… (30/527).

Достаточно, так как нас интересует отрезок 1859–1861 гг. Как видим, еще одна полноправная версия того же события, сообщенная не кем-нибудь, а самим героем.

Незадолго до того Кугельман, незнакомый лично с Марксом, послал Фрейлиграту письмо с вопросом, почему задерживается продолжение Марксовой «Критики». Фрейлиграт передал письмо Марксу, говоря: «…вот слова верующего» (30/653).

Цитируемое письмо Маркса к Кугельману (положившее начало их долголетней переписке и дружбе) достаточно пространно, но о болезнях в нем нет ни слова. Между прочим, в первых строках письма Маркс сообщает, что вторая часть уже готова и ее осталось лишь переписать набело и «окончательно отделать для печати». Фраза, хорошо уже знакомая нам в связи с историей первого выпуска. Принимать ее на веру нас ничто не принуждает.

Видимо, Маркс имел в виду какую-то часть того материала, который теперь известен как экономические рукописи 1861–1863 гг., все же автором не опубликованные.

Что касается перерыва 1859–1861 гг., то теперь все упирается в «скандальное дело с Фогтом». И напрасно стал бы думать наш читатель, что мы отвлекаемся на пустяки. Маркс называет сей предмет не заслуживающим внимания. Однако тратит на эту ерунду больше года ценнейшего времени, напрочь забросив политэкономию – и разработку и издание.

До сих пор мы каждый раз убеждались, что в жизни и деятельности Маркса мало было поступков случайного характера. Он был слишком целеустремленным человеком, чтобы «дело с Фогтом» не оказалось каким-то боком связанным с явлением марксизма как таковым.

* * *

Два ортодоксальных марксиста, наши современники, написавшие предисловие к последнему русскому изданию книги Франца Меринга о Марксе, стоят на той же исходной позиции, что и мы:

«Вызывает сомнение та оценка, которую Меринг дает одному из лучших памфлетов Маркса – работе “Господин Фогт”, написанной в 1860 г. Меринг видит в этой книге лишь стремление Маркса защититься от клеветнических нападок на него со стороны мелкобуржуазного вульгарного демократа, платного бонапартистского агента Карла Фогта. Меринг считает, что содержание этой книги незначительно и что переиздание ее не было бы оправдано. В действительности значение памфлета Маркса выходит далеко за пределы личной самозащиты. В “Господине Фогте” Маркс защищал, прежде всего, пролетарскую партию, вождем которой он был. “Господин Фогт” является одной из ярких страниц в борьбе Маркса за освобождение пролетариата от пут буржуазного и мелкобуржуазного влияния, за создание самостоятельной пролетарской партии, за революционное разрешение вопроса об объединении Германии. “Господин Фогт” – одно из лучших произведений Маркса, в которых он боролся против бонапартизма»[75]75
  ФМ, 18.


[Закрыть].

Защита пролетарской партии и борьба за создание пролетарской партии, революционное объединение Германии и борьба против бонапартизма. Не многовато ли для одного памфлета против одной – как видно, еще и невзрачной – личности? Перебор, товарищи платные марксистские агенты, очевидный перебор.

Послушаем Меринга:

«…Все дело Фогта – сравнительно ничтожный эпизод…[76]76
  ФМ, 319.


[Закрыть]

…Когда начался спор с Фогтом, один из друзей Маркса… писал ему: “Не хотел бы я быть осужденным писать об этом и буду в высшей степени удивлен, если ты сочтешь возможным впутаться в эту кашу”. Точно так же отговаривали Маркса русские и венгерские эмигранты. Теперь, пожалуй, можно пожалеть, что Маркс не послушался их советов. Дьявольская распря доставила ему несколько новых друзей и, главное, снова укрепила его дружественные связи с лондонским рабочим Просветительным обществом, которое немедленно со всей энергией встало на его сторону. Но вся эта история скорее послужила помехой, чем помощью, для великого труда его жизни: она потребовала драгоценных жертв временем и силами, которые Маркс затратил без действительной пользы, и повлекла за собой тяжкие семейные заботы»[77]77
  ФМ, 320.


[Закрыть].

Карл Фогт

Мы должны вспомнить здесь, что это тот самый немецкий социал-демократ Меринг, который написал трехтомное исследование «История социал-демократии». То, что историк пролетарской партии ни словом не упоминает о связи «дела Фогта» с защитой (сперва) и (затем) с созданием «пролетарской партии», – о чем-то говорит. Однако не будем спешить с выводами. Любой историк может ошибаться, даже марксистский.

Мы замечаем, что наши соотечественники оспаривают лишь оценку Мерингом значения памфлета Маркса, но не освещение Мерингом самой этой истории. Поэтому в изложении событий мы можем смело полагаться на именитого историка и биографа Маркса. Но что мы знаем о Фогте?

Карл Фогт. Годы жизни: 1817–1895. По специальности – естествоиспытатель. В годы революции 1848–1849 гг. был депутатом национального собрания во Франкфурте и одним из пяти регентов Империи. По убеждениям – демократ, принадлежал к левому крылу. Эмигрант революции, жил в Швейцарии. Практически это все, что мы знаем о Фогте достоверно. Все остальное, что можно о нем услышать, тенденциозно искажено. Отчего бы? Неспроста, как все в писаной истории марксизма.

Советскому массовому читателю Карл Фогт мог быть известен благодаря В. И. Ленину. В книге «Материализм и эмпириокритицизм»[78]78
  Наш преподаватель в институте даже не делал попытки произнести мудреное слово. Он говорил: «Книга Ленина “Материализм и эмпь-цизм”».


[Закрыть] упоминаются вульгарные материалисты, один из которых говорил, что мозг выделяет мысль, как печень – желчь. Это и был, как считал Ленин, тот самый Фогт[79]79
  ФМ, 305. Ленин взял это из «Анти-Дюринга» Энгельса. Тут есть два сомнительных момента. Во-первых, в ответ на философский труд Ленина критикуемый им А. Богданов написал свою книгу «Падение великого фетишизма». Там, между прочим, он утверждал, что Фогт такой фразы не говорил (но, кажется, говорил кто-то другой). Во-вторых, у Энгельса были причины принизить Фогта даже после смерти Маркса, и не следует исключать возможность того, что он намеренно исказил какую-то фразу Фогта или просто приписал ему то, что говорил кто-то другой (или вообще никто не говорил).


[Закрыть].

Фогтовская эпопея (так можно это назвать) принесла Марксу массу огорчений, потребовала множества хлопот, невероятного напряжения сил и в конце концов обернулась денежными потерями, доставив, взамен всего, весьма сомнительное моральное удовлетворение. Но, возможно, она имела и одно, никем не опознанное, но весьма важное, долгосрочное положительное значение в судьбе Маркса. Все началось с газеты «Фольк», которую редактировал и направлял Маркс. Считалось и считается, что соредактором Маркса был Бискамп. По всему, что известно о характере Карла Маркса, невозможно даже на миг вообразить, чтобы он, в важном для него деле, терпел кого-нибудь на равных. Он рулил в газете – это так же несомненно, как то, что своя газета была его пожизненной мечтой.

Непосредственно первой причиной перерыва в «политической экономии» и стала газета.

Дела с газетой «Фольк» возникли как раз в дни ожидания первого выпуска «К критике…». Эта газета была органом известного нам Просветительного общества, но печаталась в частной коммерческой типографии Холлингера и выходила под названием «Нойе цайт».

Вследствие одной эмигрантской интриги дела газеты стали плохи. Ряд лиц образовали фонд помощи. Газета переименовалась в «Фольк». Редактировать ее безвозмездно вызвался Бискамп. Там же подвизался и Вильгельм Либкнехт, бывший одновременно лондонским корреспондентом баварской газеты «Альгемайне» (Аугсбург). Газета скорее правая, чем левая, но что поделаешь? Кушать-то надо. И деньги ведь не пахнут…

Наконец обратились к Марксу. Тот поставил категорическим условием своего (и Энгельса) сотрудничества возможность стать редактором. Как мы уже знаем, газета стала быстро хорошеть и столь же быстро терять подписчиков. Но прежде чем она исчезла, успели произойти кое-какие мелкие события.

Всякая история имеет свою предысторию.

В мае 1859 г., когда Маркс ждал известий от издателя Дункера и негодовал по поводу его медлительности, в письме к Энгельсу от 16-го числа, в самом конце его, находим черкнутое вскользь:

Бывший имперский регент Фогт продался Наполеону (29/349).

Что, чего, откуда – ничего. Разнообразные сведения и совершенные сплетни об общих знакомых и других известных лицах – непременный атрибут писем основоположников друг другу (может быть, в другом месте мы приведем примеры). Особенно писем Маркса, который, живя в Лондоне, был в центре всяких известий и слухов, постоянно их собирал и снабжал жившего на отшибе друга всевозможной информацией соответствующего сорта, редко отделяя достоверное от сомнительного.

Оказывается, вот что – чего – откуда:

«9 мая 1859 г. Маркс присутствовал на организованном Уркартом митинге по поводу войны в Италии и находился на трибуне. Во время митинга немецкий мелкобуржуазный демократ Карл Блинд сообщил Марксу, что Фогт получает от французского правительства средства на бонапартистскую пропаганду и стремится путем подкупа склонить к выступлению в пользу Наполеона III некоторых публицистов» (29/599).

Так информирует Издатель.

Что еще за Уркарт, однако? Общение Маркса с поименованной личностью настолько старательно замалчивается и затушевывается марксистами, что даже у Меринга не найти ничего достоверного (в русском переводе, по крайней мере). Наверняка что-то за этим кроется, но что именно?

Фигура эта, с которой Маркс, похоже, водил тесную дружбу (был приглашен на трибуну – за какие заслуги?), совершенно не ясна для нас, так что что мы практически ничего не можем о нем сообщить. Известно нам, что он был туркофил и русофоб (в последнем сходился с Марксом[80]80
  «Русофобию» здесь следует понимать в смысле неприязни к Российской империи, из чего у Маркса возникла мания «русских заговоров» и не изданный на русском памфлет о русской дипломатии – скорее всего, плод маниакальной подозрительности и скопление нелепостей.


[Закрыть]). Не исключено, шпион[81]81
  Ничего экстраординарного в таком предположении нет. Не однажды вокруг Маркса крутились подозрительные личности. В первые годы эмиграции в его кругу обретался некоторое время человек, оказавшийся агентом прусской полиции.


[Закрыть]. Мы еще ничего не знаем про настоящую жизнь Маркса.

Меринг рассказывает, что Фогт «разослал из Женевы лондонским эмигрантам, в том числе и Фрейлиграту, программу поведения германской демократии в итальянской войне. Он приглашал их сотрудничать в духе этой программы в новом швейцарском еженедельнике»[82]82
  ФМ, 304.


[Закрыть]. От Фрейлиграта про эту инициативу и программу узнал Маркс.

Итальянская война, приближение которой ощущалось за много месяцев до ее начала (апрель 1859 г.), волновала всех. О ней же писал Фогт.

Наполеон III, не пользовавшийся хорошей популярностью в кругах широкого демократического движения Европы, враждовал с Австрией из-за спорных итальянских территорий.

Вражда с правительством Габсбургов превратила правительство Наполеона III в естественного союзника венгерских революционеров (Кошут, Клапка) и широких антиавстрийских кругов Италии.

В кругах немецких эмигрантов возникли самые различные мнения относительно того, какую позицию должно занять демократическое движение и чего требовать от правительства Пруссии. На этой почве, как увидим ниже, Маркс едва не поссорился с Лассалем; в конце концов, как позже заметил об их разногласиях Э. Бернштейн, «война разыгралась иначе, чем это предполагали обе стороны»[83]83
  Предисловие к: Лассаль Ф. Сочинения. Т. I. М.: Круг, [1925]. С. 30.


[Закрыть].

Но то было после, а в каждый переживаемый момент Маркс один был прав кругом и полностью. Особенно если речь шла о будущем. Поэтому он писал Энгельсу так:

Программа, на основе которой имперский Фогт хочет образовать новую «партию» и которая, как он сам говорит, весьма благосклонно принята А. Герценом[84]84
  Вспомним, что Маркс активно враждовал с Герценом (в числе всех остальных эмигрантов революции).


[Закрыть], такова: Германия отказывается от своих ненемецких владений. Не поддерживает Австрию. Французский деспотизм преходящ, австрийский – неизменен. Обоим деспотам предоставляется истекать кровью. (Заметно даже некоторое предпочтение Бонапарту.) Германия – вооруженный нейтралитет. О революционном движении в Германии, как Фогт «знает из самого лучшего источника», при жизни нашего поколения нечего и думать… (29/345).

Иронизируя над Фогтом, Маркс не знал еще, что «французскому деспотизму» осталось жить всего лет десять, а австрийскому – до 1918 г. и что революционное движение в Германии действительно началось лишь в следующем поколении (что наглядно было представлено судьбой отца и сына Либкнехтов).

Марксу простительно было ошибаться о будущем, но Издатель наш знает, что прав оказался Фогт, а не Маркс. Поскольку, однако, Маркс никогда не признал своей неправоты, агенты марксизма не могут этого сделать за него.

Карл Блинд тоже высказался о войне. Его позиция была враждебной к Франции и Австрии одновременно. Единственным выходом из создавшейся «путаницы» представлялось ему объединение «вождей всех народных партий» Германии (Издатель: 29/598).

Как видим (даже в подаче нашего Издателя, относительно которой нельзя быть уверенными в полноте и адекватности сообщений), в такой позиции тоже можно найти «рациональное зерно», если подходить к делу объективно и ответственно.

Маркс подходил к делу по-марксистски. Вот как он писал Энгельсу (читатель имеет возможность установить, чем программа Маркса отличается от программы Фогта):

С нашей, то есть революционной, точки зрения ничего нельзя иметь против того, чтобы Австрия сначала либо потерпела поражение, либо, что в моральном отношении одно и то же, снова удалилась в Ломбардию…

(«Заметно даже некоторое предпочтение Бонапарту», не так ли?)

…Это приведет к усиленному развитию событий, и вместе с тем будет дано время, необходимое для того, чтобы созрели дела в Париже…

(«Французский деспотизм преходящ…»)

…Вообще дела обстоят так, что с чьей бы стороны ни были сделаны промахи, они должны будут пойти на пользу нам… (29/345).

(«Обоим деспотам предоставляется истекать кровью».)

Как видим, не так уж далеко от Фогта. Кроме одного. Фогт, Герцен, Блинд, кто-то там еще – все смотрели на дело с точки зрения пользы для широкого демократического движения Германии и всей Европы. Маркс подходил к делу с точки зрения своей с Энгельсом пользы.

Одна такая тирада в частном письме стоит нескольких брошюр, из которых не так уж просто уяснить позицию их авторов. Здесь же всё на своих местах: европейские события, судьбы народов и государств, кровопролитие – всё рассматривается с точки зрения личной выгоды Карла Маркса (и Фридриха Энгельса). Ибо «нам» следует понимать совершенно недвусмысленно: «нам двоим» (других вариантов просто нет в наличии, и мы еще раз вскоре убедимся в этом). Само собой, «польза нам» могла быть связана только с революцией.

Всякие там ослы мучились: как быть в такой ситуации, кому желать победы, а кому – поражения, какой ход событий приведет к освобождению от деспотизма и пр.

Позиция «пролетарской партии» была наиболее принципиальной: кто бы там ни проиграл – мы в выигрыше. Все остальные мелочи (объединение Италии, самоопределение Венгрии, движение за демократию в Пруссии и т. д.) шли сбоку припека.

Если бы на сей раз события развернулись (хотя бы в виде исключения из общего правила) так, как излагал Маркс, несомненно, данное письмо было бы образцом марксистской принципиальности, подлинно научного анализа политической обстановки и гениального предвидения.

Однако все это только лишь предыстория. Вовсе не политические разногласия столкнули Маркса с Фогтом и послужили толчком к дальнейшей «дьявольской распре».

Глава 11
Неотложные партийные дела, или Склока трех Карлов

Маркс часто повторял слова Гегеля: «Даже преступная мысль злодея возвышеннее и значительнее, чем все чудеса неба». Однако, в отличие от этих философов, мысль беспрерывно толкала Маркса к действию.

Ф. Меринг. Карл Маркс

Карл второй: Блинд

Франц Меринг рассказывает.

Во время разговора с Бискампом (об условиях своего участия в «Фольк») Маркс вскользь упомянул о сообщении Блинда про Фогта. Бискамп написал статью с какими-то намеками, или, как говорит Меринг, «остротами», и напечатал ее, не спросясь Маркса. При этом экземпляр этого номера газеты он зачем-то послал Фогту. Тот в ответ опубликовал в газете по месту жительства «предостережение» рабочим, по словам Меринга:

«…С изобличением “клики эмигрантов”, которые были известны… под кличкой… “серной банды”, а теперь собрались в Лондоне под руководством своего предводителя Маркса, чтобы плести заговоры против немецких рабочих. Эти заговоры, де, уже с самого начала известны континентальной тайной полиции и вовлекают рабочих в беду»[85]85
  ФМ, 306.


[Закрыть].

Позднее в своем памфлете Маркс так цитирует Фогта (комментарии в скобках принадлежат Марксу):

«Но от одного я настойчиво предостерегаю вас – от происков маленькой кучки подлых людей, все помыслы которых направлены к тому, чтобы отвлечь рабочего от его ремесла, впутать его во всякого рада заговоры и коммунистические козни, а затем, поживши за счет его пота, обречь его холодным» (после того, конечно, как он пропотел!) «своим равнодушием на гибель.

И теперь снова эта кучка пытается всеми возможными средствами» (насколько только возможно) «завлечь союзы рабочих в свои коварные сети. Что бы они ни говорили» (о бонапартистских происках Фогта), «знайте, что они стремятся лишь к тому, чтобы эксплуатировать рабочего в своих личных интересах и, в конце концов, предоставить его собственной участи» (14/441).

Цитата взята не из статьи Фогта, а из его последующей книги, но смысл, по-видимому, тот же.

Как говорит Меринг, тогда статью Фогта Маркс игнорировал.

Потом Маркс поехал в Манчестер (к Энгельсу – обсуждать совместный манифест об итальянской войне), и в его отсутствие Либкнехт якобы нашел в типографии Холлингера корректурный лист анонимной листовки, где повторялись обвинения Блинда против Фогта.

Наборщик якобы сказал Либкнехту, что статью принес Блинд. Пометки на ней были сделаны якобы рукой Блинда.

Недолго думая, Либкнехт посылает статью в аугсбургскую «Альгемайне» с припиской, что автор – один из самых уважаемых немецких эмигрантов и что изложенным фактам имеются доказательства.

Подметная листовка появилась в «Альгемайне» под названием «Предостережение».

Фогт предъявил газете обвинение в клевете. Та – к Либкнехту, тот – к Блинду. Последний признал, что говорил Марксу нечто подобное, но влезать в эти дела отказался и свое авторство листовки категорически отверг.

Больше того, Блинд опубликовал в той же баварской «Альгемайне» свое заявление. Политику Фогта он и вправду осуждает, но листовку написал не он. К сему прилагались показания двух свидетелей: владелец типографии Холлингер отрицал, что листовка напечатана у него и составлена Блиндом, а наборщик Вие подтверждал, что Холлингер говорит правду.

Спрашивается, причем тут Маркс? И что ему в этой истории? Вот и Либкнехт думал, что Маркс захочет остаться в стороне. Но тот влез в эту историю. Он раз или два встречался с Блин-дом, но его нажим на Блинда ничего не дал. Тогда Маркс ухитряется получить письменное заявление другого наборщика, Фегеле, что листовка – дело рук Блинда. Так излагает Меринг. Что мы можем к этому добавить?

Еще в июне 1859 г. Маркс писал Лассалю о Фогте:

…В наших руках имеются доказательства, что этот человек получил деньги от Бонапарта не только для себя, но и для того, чтобы подкупать немцев для франко-русской пропаганды (29/497).

Все «доказательства», что он имел «в своих руках», – это слова Блинда на митинге у Уркарта.

Лассаль встревожился с самого начала, как только возникла эта неприглядная история. В октябре того же года Маркс сообщил ему определенно, что имел в виду наличие у Блинда доказательств против Фогта, а теперь должен был с ним порвать, так как тот не хочет брать на себя ответственность за листовку «Предостережение».

В ноябре Маркс пишет Лассалю большое письмо, где подробно излагается история с газетой «Фольк», противофогтовой статьей в ней, а также его версия о появлении на свет листовки «Предостережение» (29/507–511).

Эту-то версию и воспроизводит Меринг в своей книге, целиком полагаясь на слова Маркса (чего делать не следует ни в коем случае, но особенно когда речь идет о столь темном и нечистом деле, описанном адресату, который не пользовался особым доверием корреспондента, но мог бы быть полезным последнему как распространитель его заявлений в немецкой печати, каковой просьбой Маркса к Лассалю и заканчивается письмо).

И о блиндовской информации Маркс рассказал Бискампу случайно, и статейка появилась в «Фольк» без ведома Маркса, и листовку нашли в типографии в отсутствие Маркса, и послал ее Либкнехт в Аугсбург без ведома Маркса и т. д. Он ни при чем больше чем на 100 %. И влезает в эту возню, напрочь забросив любимую «политическую экономию».

Вот его мотив. Его отношения с аугсбургской «Альгемайне» – враждебные. Но в предстоящем процессе Фогта против газеты речь идет не о ссоре Фогта с газетой,

а о судебном решении по поводу отношений между бывшим германским имперским регентом Фогтом и французским императором Луи Бонапартом. Следовательно, по моему мнению, в данном случае для каждого немецкого революционера… речь идет не «о делах совершенно чуждой ему газеты», а об его собственных делах. Однако это дело вкуса… (29/499).

Почему отношения между Фогтом и французским императором (!) суть собственные дела каждого немецкого революционера? Потому что Фогт в 1848 г. занимал пост, называвшийся «регент Империи». Избытка логики в этом, честно говоря, мы не находим. Да и написано это в письме Либкнехту, которого они с Энгельсом между собою в тот период называли в основном ослом и болваном.

В те же дни он писал Энгельсу (7 ноября 1859 г.):

Я сведу Фогта и Блинда друг с другом, хотя бы мне пришлось тащить этих молодчиков на канате (29/407).

И Лассалю (14 ноября):

Что касается Фогта, то для нашей партии – в противоположность вульгарной демократии – важно заставить его поднять перчатку и сразиться с Блиндом. Оба эти господина, по-видимому, одинаково трусливо стараются держаться подальше друг от друга (29/512).

Удивительно серьезная причина, чтобы отложить свой научный труд, с которым было связано столько надежд политического и материального свойства. И еще: «для нашей партии…» Кажется, начинаются неотложные партийные дела.

Карл третий: Фогт

Тем временем Фогт проиграл свой процесс против аугсбургской «Альгемайне», но судебное решение было мотивировано небезупречно. Фогт, по выражению Меринга, оказался «в блеске двойного мученичества». К концу года вышла книга Фогта «Мой процесс против “Альгемайне Цайтунг”». Там, судя по всему, были подняты факты, сообщения и слухи начиная с 1848 г.

Подано все это было в виде дословной передачи материалов судебного слушания по иску Фогта против газеты. Непосредственной целью книги, как можно полагать, было обеление своего доброго имени. Но оказалась эта книга тяжелым обвинением против Маркса.

Меринг пишет о книге Фогта:

«Несмотря на всю свою очевидную лживость, изложение было настолько переплетено с полуправдой из истории эмиграции, что требовалось точное знакомство со всеми подробностями, чтобы в первый момент не быть ошеломленным этой басней. А между тем менее всего можно было предположить такое знакомство с фактами из жизни эмиграции у немецких филистеров»[86]86
  ФМ, 311.


[Закрыть].

Кого здесь называют «филистерами» – рабочих или буржуа? Если последних, то почему так важно было Марксу их мнение? Ему, который высмеивал «филистеров» и громогласно плевал на их взгляды!

Все говорит за то, что взорвалась бомба.

«Книга Фогта обратила на себя действительно большое внимание, и особенно германская либеральная пресса восторженно приветствовала ее»[87]87
  Там же.


[Закрыть].

До Лондона дошли немецкие газеты со статьями и рецензиями о книге Фогта. Вместо отзывов о «политической экономии» Маркса. Ну, канальи!..

Только отсюда начинается подлинно неотложное «скандальное дело с Фогтом».

25 января Маркс спрашивает Энгельса:

Слыхал ли ты уже о брошюре Фогта с подлейшими выпадами против меня? (30/5).

28 января Маркс внушает Энгельсу, что и как следует написать Лассалю, который не ответил на последнее письмо – по-видимому, обидевшись.

Мы должны теперь непременно поддерживать связь с Берлином… Немножко дипломатии я считаю теперь абсолютно необходимым – хотя бы для того, чтобы убедиться, на кого мы можем рассчитывать. По сравнению с другими Лассаль все же – лошадиная сила… Ты мог бы также, между прочим, спросить благородного Лассаля, что он считает нужным предпринять в фогтовском деле. В письмах ко мне Лассаль слишком связал себя, чтобы сразу сделать полный поворот… (30/9).

Он опасается, что Лассаль самоустранится, и готов шантажировать его доброжелательными письмами.

31 января Маркс пишет Энгельсу:

Без памфлета, который мы должны написать совместно, нам из этой истории не выбраться (30/12).

Меринг пишет:

«Но прежде чем Энгельс взялся за исполнение данного ему поручения, Лассаль сам написал Марксу. Он… энергично требовал какого-нибудь вмешательства в “высшей степени фатальную историю” с Фогтом, так как она производит сильное впечатление на общество»[88]88
  ФМ, 315.


[Закрыть].

Лассаль и не думал отворачиваться от Маркса.

Он дал понять, что обеспокоен. Он считал, что Маркс не должен был верить Блинду и потому теперь должен прежде всего взять назад свое обвинение против Фогта. С этого надо начать в качестве доказательства своей добросовестности и порядочности.

В следующих письмах Лассаль не советовал Марксу начинать процесс против немецкой «Националь цайтунг», особенно смаковавшей обвинения Фогта против Маркса, потому что эта мера, по мнению Лассаля, ничего не даст, пока он печатно не опровергнет Фогта.

Маркс рассудил по-своему.

3 февраля, еще не видя книги Фогта, он пишет в Манчестер:

…В данный момент брошюрой и заявлением в газетах ничего не достигнешь. Брошюра будет убита той самой печатью, которая сейчас трубит о величии Фогта. Атака его против меня – он, очевидно, пытается изобразить меня ничтожным подлецом и мошенником (это вытекает из всего, что я до сих пор слышал) – должна означать решительный удар буржуазной вульгарной демократии и одновременно русско-бонапартистской сволочи по всей партии. Поэтому и ответить следует тоже решительным ударом. Далее: оборона нам не подходит…

И сообщает о решении привлечь «Националь цайтунг» к суду.

Этот процесс даст возможность ответить на суде на все обвинения гражданско-правового характера. А потом мы сможем взяться за свинью Фогта…

В конце – многозначительные слова:

Недоставало только, чтобы мы теперь – когда предстоит кризис, когда должен скоро умереть прусский король и т. д. позволили какому-то имперскому Фогту и K° таким путем изничтожить себя и даже – по инициативе Лассаля – сами перерезали себе горло (30/17–18).

Последнее – к предложению Лассаля взять назад свое обвинение против Фогта. Ничего не поделаешь – самый умный, самый проницательный, самый дальновидный.

Бравый Энгельс посылает другу письмо, которое нас, как они иногда выражались, позабавит. Сообщая о получении Марксова заявления для печати («циркуляра»), он пишет: