Текст книги "1972. Олигарх"

Глава 7

Пахло пылью, ружейным маслом и сгоревшим порохом. Обожаю запах сгоревшего пороха! Сам не знаю – почему. Вот вроде бы уже нанюхался в своей жизни досыта – и все равно, как только вошел в тир, втянул ноздрями этот запах, и сердце застучало часто-часто!

Люблю оружие. Огнестрельное, холодное – люблю. Оно для меня не оружие убийства, а неотъемлемая часть мужчины. Без оружия трудно защитить свою жизнь, свою семью, а то и невозможно.

Я всегда был за то, чтобы в моей родной стране были разрешены хранение и ношение короткостволов, то есть – револьверов и пистолетов. К примеру – как в Штатах. Вот что там сказано во Второй поправке к Конституции:

«A well regulated Militia, being necessary to the security of a free State, the right of the people to keep and bear Arms, shall not be infringed». То есть, в переводе:

«Поскольку хорошо организованное ополчение необходимо для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться».

В Российской империи любой законопослушный гражданин мог пойти и купить себе пистолет и револьвер. Почему же советская власть лишила нас такого права? Почему она не доверяет своему народу? Неужели на самом деле руководители страны считают, что стоит вооружить народ короткостволами, и тот пойдет свергать нынешнюю власть? И это притом, что на руках у людей находятся сотни тысяч, а то и миллионы стволов охотничьего оружия, в том числе и нарезного! Если уж на то пошло – воевать будут именно длинностволами, а не пукалками вроде «макарова» или «нагана», годными только для самообороны на коротких дистанциях! Охотничья винтовка с оптическим прицелом бьет на многие сотни метров, и почему-то факт владения этим оружием никого не пугает.

Я не раз думал над этой проблемой, и так и не сумел понять, разгадать – откуда взялся идиотский запрет на владение и ношение короткоствольного огнестрельного оружия. Которое всегда есть у преступников, и которого никогда нет у законопослушных граждан.

Травматы? Ну, они появились только в конце девяностых – зарубежные образцы, или наша «Оса», которая, если честно, у меня вызывает абсолютное отвращение. Невероятно уродливый аппарат, который еще к тому же постоянно дает осечки. Да и глупо обороняться от преступника, вооруженного настоящим пистолетом с помощью какого-то там резинострела. Особенно если преступник в тяжелой трудно пробиваемой одежде – например в толстой кожанке.

Нет, мне наверное никогда не понять – почему наши руководители так не доверяют своему народу, почему они считают свой народ глупым, безбашенным, безумным. Ведь главный аргумент противников свободной продажи короткостволов: «Как напьются, и будут палить по соседям!» Самое интересное, что изначально предполагается – тот, кто это говорит, палить по соседям не будет. Он, видишь ли, Дартаньян весь в белом, вот все остальные – пьянь, рвань, придурки и мудаки.

Мне очень неприятно, что наша власть считает свой народ, своих граждан пьянью, придурками и мудаками. Я в разговоре с Семичастным как-то поднял эту тему, но он меня сразу оборвал, заявив, что думать сейчас надо не об этом – вот когда закончим преобразования, тогда и посмотрим. А сейчас – нехрена вооружать народ.

Я не стал спорить. Толку-то биться головой о стену? Надо чувствовать, где можно нажимать, а где и нет. По крайней мере, я сделал все что мог, чтобы довести это свое мнение до сведения высших руководителей Союза. Писал докладные, доказывал, убеждал. Пока что как в воду камень – бульк, и никаких последствий.

– Привет! Что хотели?

Мужчина лет сорока внимательно на нас посмотрел, отрываясь от созерцания граненого стакан с прозрачной коричневой жидкостью, и брови его вдруг поползли вверх:

– Сергей?! О господи…какими судьбами?! Тебя тут приходили разыскивать – пропал, и с концами! И менты, и комитетчики – трясли всех, как грушу! Комиссии зачастили – оружие проверяли, хранение, патроны чуть не поштучно пересчитывали! И все из-за тебя!

Мужчина вышел из-за стола, протянул руку Аносову, а потом крепко его обнял:

– Но я рад, что ты жив. Надеюсь, у тебя все нормально.

– Вот, Василий, мой друг – Карпов Михаил.

Аносов обернулся ко мне, и тот, кого он назвал Василием, уважительно пробасил:

– Знаю, как не знать! Карпов! Кто не слышал про Карпова! Только на экране ты постарше будешь…

– Бороду сбрил – усмехнулся я.

– Миша, это мой старый приятель, Василий Ксенофонтов. Служили вместе, а потом он военруком в школе стал работать. Вась, а каким ветром сюда?

– А как ты думаешь? – Василий коротко хохотнул – первым делом взялись трясти твоих знакомых. Мол, куда девался Аносов и где он может быть. А я откуда знаю, где ты? Последние годы мы с тобой только на соревнованиях и встречались. Да тут, в тире. Откуда я знаю, где ты можешь быть? А знал бы – так и не сказал бы. Кто они такие, чтобы все им вываливать?

– А вдруг я маньяк? – усмехнулся Аносов.

– Ты не можешь быть маньяком – убежденно сказал Василий – Скорее наоборот – противоманьяком, в это бы я поверил. (мы с Аносовым переглянулись). А я как услышал, что ты ушел из тира, подумал: да какого черта? Что-то я устал от школьной суеты. Вот сейчас – сижу себе, чаи распиваю, а разве там мне дали бы отдохнуть? Задергали!

– А вы что, на пенсии? – спросил я, посмотрев в лицо преемнику Аносова.

– Ага, на пенсии! – хохотнул тот, подмигнув Аносову – Я на самом деле старше, чем кажусь.

– Васе за пятьдесят – кивнул Аносов – да и на пенсию он вышел раньше, чем обычно. Стажа выше крыши, так что…разрешили, в общем.

– Отправили! – хохотнул Ксенофонтов – Больно уж я на язык резкий! Правду-матку в глаза – начальство этого не любит. Кстати – еще причина, почему я из школы ушел. Так надоел этот бардак! Я мимо недостатков пройти не могу, директору и завучу постоянно на мозги капал. А еще – никаких любимчиков. А сами знаете – как там в школе дело обстоит…я ведь еще и физкультуру вел. Параллельно с НВП. В общем – вздохнули с облегчением, когда я ушел. Вот теперь здесь сижу. Хорошо! Зарплата поменьше, но мне хватает. Зато никаких волнений! И стреляй, сколько душеньке угодно!

– Он как и ты – фанат стрельбы – кивнул Аносов – Снайпер!

– Постреляете? – оживился Ксенофонтов – Я спортивный револьвер на днях получил, ну такая классная машинка! Дырочки на мишени оставляет ровненькие, с обрезанными краями, мечта, а не оружие!

– Нет, Вась – с видимым сожалением отказался Аносов – Мы просто так зашли, попрощаться. Уезжаем далеко, вот по местам так сказать боевой славы и бродим.

– Попрощаться, значит… – с непонятной интонацией протянул Василий – Далеко ли едете?

– В Америку – вздохнул Аносов – труба зовет. В поход!

– О как! – почему-то удивился Ксенофонтов – Ну что же…вы там изнутри их подгрызите как следует! Чтобы все у них порушилось! Буржуев проклятых. Ну так достали, так достали!

– Подгрызем – пообещал Аносов, и мы пошли на выход. Ксенофонтов проводил нас до порога тира, мы попрощались, и скоро уже шагали по горячему асфальту, мимо стаек шумливых детей, мимо ларька мороженого, мимо стойки с шипучей газировкой, где выстроилась очередь человек десять. Я хотел предложить выпить по стаканчику, посмотрел на очередь…и ничего не сказал. Неохота стоять!

Потом мы поехали в центр города. В этот раз уже на трамвае. В моем времени этого трамвайного маршрута уже нет, и рельсы закатали под асфальт – освободили проезжую часть для автомобилей. Тут ходят трамваи первого маршрута и пятнадцатого. Первый идет до вокзала, но нам надо в центр, к Крытому рынку. Там кассы Аэрофлота, а нам нужно взять билеты на завтра. Значит, пятнадцатый.

В трамвае людно, ощущение, что весь город куда-то движется. Оно и понятно – скоро первое сентября, сейчас школьные ярмарки, все закупаются учебниками и школьной формой. Люди довольные, веселые, нарядные – что-то не видно, чтобы «кровавая советская власть» их шибко угнетала. А то послушаешь либерастов – вот не знал бы, так бы и поверил – что тут у нас все как в северной Корее – нищета, и все ходят строем. Нет, неуважаемые, это чушь собачья – вокруг довольные, счастливые люди, и нет ни намека на гонения и всяческую такую латату. А что касается нищеты – всякого хватает, есть где-то и нищета. Но я точно знаю, в этом государстве, в это время, умереть с голода не дадут. И если ты работаешь – тебе точно хватит на прожитье. Да, яхту не купишь, и на машину будешь копить годами и десятилетиями (как экономить!), но с голоду точно не умрешь. И что лучше – чтобы все были сыты, или чтобы часть людей жила в бесстыдной роскоши, а остальные еле-еле сводили концы с концами? Мда…истина как всегда посередине. Где именно? Ну…там, в этом самом месте.

Я не сторонник уравниловки, но и так, как у нас было в девяностые годы, которые жена пьяницы-президента назвала святыми…нет, боже упаси! Это для нее они святые – всей семейкой жрали в три горла. А для нас – это лихие девяностые. От слова «Лихо». То есть Зло.

Билеты на самолет купили с трудом, пришлось даже задействовать волшебные «корочки» – генералу КГБ отказать как-то и нехорошо. Отдали нам бронь – последние дни августа, и как оказалось (как будто я не знал), в Саратове отдыхает множество москвичей, которые именно сейчас, в последние дни августа заторопились домой. Уверен, такая же ситуация с билетами на поезда. Впрочем – это не меняется никогда.

После авиакасс пошли обедать в ресторан – уже в «Волгу», он располагается в гостинице с тем же названием. Заказали, потом еще два часа сидели, пили пиво, ели, разговаривали. Я вспоминал свое, Аносов – свое. Хорошо посидели. Вышли из ресторана уже к вечеру. И оттуда поехали в еще одно место, которое я хотел посетить перед тем, как окончательно попрощаться с городом. Следующий раз я приеду сюда в следующем году, в начале июня – чтобы активировать портал и вытащить сюда тех, кто придется с той стороны. Настю, Зину и Мишу. Впрочем – я не знаю, вернутся ли они. Может, решатся остаться в будущем? Если моя теория верна – в моем мире они получат вечное здоровье и молодость. А о чем женщины мечтают больше всего, как не об этом?

Впрочем – и мужчины тоже. Разве плохо – жить вечно? Или хотя бы тысячу лет, как эльфы, например. Первые сто лет ты зарабатываешь деньги. Потом – отдыхаешь. Пока деньги не кончатся. Или пока не надоест. Ты молод, здоров, можешь пробовать новые и новые профессии, учиться, мечтать и не бояться, что тебе ни на что не хватит времени. Человеческая жизнь так коротка!

Кстати, по сравнению с жителями средневековья мы самые настоящие долгожители. Тогда в среднем жили не более тридцати лет. И это не только крестьяне, которые питались чем бог пошлет, а часто просто голодали – нет! Аристократы, даже короли – часто и до тридцати-то не доживали. Болезни, которые для людей будущего и выеденного яйца не стоят – лечатся на-раз – сводили в могилу и богатых, и бедных, и верующих и атеистов. Если тогда, конечно, эти атеисты существовали. Мы доживаем до восьмидесяти-девяноста лет, и это сейчас не предел. Так что когда-нибудь наступит время, и люди все-таки будут жить тысячу лет…

Все люди. Не только я!

***

Я даже задохнулся, судорожно вдохнув воздух. Ностальгия! Смесь запахов пота, толстой кожи ковра и боксерских мешков. А еще – хлорки, которой мыли у входа только сегодня. Мокрая тряпка лежала у порога.

В зале не так уж много народа – человек пятнадцать. То ли время раннее – все еще на службе и на работе (здесь не только менты обитают), то ли наоборот позднее – вечером у тех же ментов самая что ни на есть служба. В прошлый раз здесь было человек тридцать, не меньше. Но все равно – я рад, что пришел. Первый спортзал, в котором я оказался после того, как переместился в этот мир. Можно сказать – родной.

Сейчас ученики отрабатывали приемы в стойке – защита от ножа с последующим «вырублением» противника. Наивные приемы, можно сказать детские. Если человек профессионально владеет ножом – клал он на ваши такие «хитрые» приемчики. Порежет в капусту. Если на тебя вышел профи с ножом – или стреляй в него, не медля ни секунды, или побыстрее убегай. А если нет возможно сделать то, или другое – ищи хорошую дубинку. Вот с дубинкой можно посоревноваться и с профи-ножевиком!

Повторюсь – это если дело касается профессионала. А для маргинала с кухонным ржавым тесаком такие приемчики вполне сойдут. В конце концов – часто ли милиционеры сталкиваются с настоящими профессионалами в ножевом бое? Максимум если какой-нибудь уголовник, заучивший несколько уголовных приемов боя. Да, он опасен, и в отношении него действительны все три пункта правил. Но этот уголовник все равно гораздо менее опасен, чем к примеру я, или Аносов. Мы бы вырезали всю эту толпу крепких парней и даже не запыхались.

Как и в прошлый раз, нас заметили не сразу – вход как раз за спиной тренера, а он расхаживал по залу, показывая ученикам, как правильно держать руку и куда бить ногой зафиксированному противнику. Согласен: захватил руку, зафиксировал как следует, и следующий шаг – выруби противника так, чтобы он не мог встать хотя бы пять минут. А для этого очень даже хорошо подходит футбольный удар носком ноги в подреберье – или ты ему в солнечное сплетение как следует пробьешь, или по печени – и то, и другое выключит его искомое время.

Когда тренер нас заметил, он несколько секунд хмурился, будто пытаясь вспомнить – кто это такой сидит на деревянной скамье. Да не будто – а точно вспоминал, и в конце концов все-таки вспомнил. Будучи не до конца уверенным, сделал несколько шагов в нашу сторону и негромко так, чуть наклонив голову и глядя исподлобья, спросил:

– Михаил? Михаил Карпов?

Я улыбнулся, и встав со скамейки подошел к нему, протянул руку:

– Привет, Виктор!

Виктор Самойлов крепко пожал мне руку, а потом мы с ним обнялись. А разомкнув наши объятия, я представил моего спутника:

– Виктор, знакомься: это Аносов Сергей Викторович, генерал-майор, спецназ ГРУ. Сергей, это Виктор Самойлов, заслуженный тренер СССР, мастер международного класса. Я у него тренировался.

– Скажешь тоже! – смутился тренер – Скорее это ты нас тренировал! Очень приятно, товарищ генерал!

– Это боевой генерал – усмехнулся я – Не какой-то там паркетный шаркун. Так что…

– Ребята, у нас гости! – тренер повернулся к ученикам – Посмотрите, узнаете?

– Карпов! Парни, это же Карпов! – ахнул один из парней, что стоял ближе к нам – Тот самый Карпов!

– А я помню – улыбнулся другой – он нас тренировал. Крутой мужик!

– Что-то не похож на Карпова – пробормотал третий, крепыш в борцовской куртке и трико – Молодой слишком.

– Михаил Семенович, покажешь нам что-нибудь? – улыбнулся тренер – Ну чтобы развеять сомнения у парней? А то говорят – молодой!

Действительно – в тот время, когда я тут занимался, выглядел на все мои пятьдесят лет. Лишний вес, седина, и все такое прочее. Теперь – мне больше двадцати пяти лет не дашь, снова без единого седого волоса, а что касается лишнего веса – вобла воблой, высох, как мумия.

– Ну а что вам показать? – усмехнулся я – честно сказать, даже и не знаю.

– А давайте мы у вас ножик отнимем! – предложил высокий, гибкий парень, стоявший у окна – если отнимем, вы нам какой-нибудь приз дадите.

– Хмм… – тренер укоризненно помотал головой – Петь, ты не чумись, а? Какой приз? Денежный, что ли? Может тебе машину еще подкатить?

Все заржали, но парень не смутился:

– А все равно какой! Предлагаю – по червонцу! Сумею выбить у него нож – с него червонец, не сумею – с меня!

Мы с Аносовым переглянулись, и он усмехнулся. Ну дети, сущие дети! Впрочем – этим парням и лет-то было чуть больше двадцати. Вряд ли хоть кому-нибудь из них стукнул тридцатник. Впрочем, я могу и ошибаться.

Я подумал, подумал, и предложил:

– Парни, мое предложение такое: я сейчас вот на этот подоконник положу пятьсот рублей. Если сумеете сбить меня с ног и отнять нож – заберете эти деньги. Все сразу. Те, кого сбил с ног, убил – выбывают. Оставшиеся сумеют меня победить – все деньги им. И пусть проигравшие плачут. Согласны?

– Согласны! – радостно зашумели парни, а тренер подошел ко мне и тихо шепнул:

– Миш, этот вот Петя – чемпион города по самбо, учти. А вон тот крепыш – мастер спорта по боксу. Так что ты рискуешь. Переодеваться будешь? Куртку дать?

– Куртку не надо – будем биться в условиях приближенных к боевым. Я в своей обычной одежде (на мне были джинсы и джинсовая рубашка), а они в чем есть. Только борцовки мне дай, чтобы не босиком. А то носки скользят по ковру.

Переобулся я через десять минут – пока подобрали борцовки, пока надел. Парни ждали, когда я буду готов. Закончив, вышел в центр ковра, поднял правую руку, привлекая внимание и останавливая шепотки, и сказал:

– Парни, сразу хочу предупредить – возможны травмы, и серьезные. Вплоть до переломов. Про ушибы и фингалы и не говорю. Кто не хочет пострадать – лучше отойти и не участвовать. А если уж встряли в это дело – потом не плачьте. За поединком будут следить двое – ваш тренер, и генерал-майор Аносов, инструктор по боевой подготовке спецназа ГРУ (все с уважением посмотрели на безмятежно ухмыляющегося Аносова). Я буду биться ножом, вы пробуете выбить его у меня из рук, а самого меня – нейтрализовать. Любым способом. Вам разрешено все (тренер укоризненно помотал головой, но я ему подмигнул). Насчет приза я все сказал. Вопросы есть?

– Есть! – снова встрял тот самый чемпион-Петя – А мы что ставим? В случае проигрыша?

– Ничего – улыбнулся ему я – Не хочу вас раздевать.

Парни зашумели, захохотали, и пуще всех Петя. Похоже, что он был полностью уверен в своих силах. Крепкий парень, видно. А я для них не выгляжу громилой – худой, жилистый, а мускулов моих под рубахой-то и не видно. Так что у них есть все основания считать, что наваляют литератору выше крыши.

– Итак, готовимся! – хлопнул в ладоши тренер и кинул мне деревянный нож, отдаленно напоминавший настоящий – рифленая рукоять, гарда, тупой «клинок» длиной сантиметров пятнадцать. Темный от времени, отполированный сотнями и сотнями рук бойцов.

– Начинаем по сигналу! – тренер встал у края ковра – Все готовы? Поехали!

И он хлопнул в ладоши. И я рванулся вперед со всей возможной быстротой – вот только что стоял на месте, обманчиво расслабленный и вялый, и тут же несусь вперед, как атакующий кабан!

Сходу срубаю двоих – одного пинком в живот, другого бью ножом в бок – его аж закорючило. Тренер и Аносов сразу выдернули этих двоих из толчеи, и не занимаясь медпомощью встали у ковра, следя за происходящим. А я продолжал проноситься сквозь толпу, и с каждой моей пробежкой падали два-три человека. Я бил ногами, наносил удары кулаками и ножом, уворачивался от плюх, которые летели мне в ответку, пропуская удары в сантиметрах и даже миллиметрах от своего многострадального организма.

Как там Дюма писал про Дартаньяна? «Он дрался, как разъяренный тигр, носясь вокруг своего противника, двадцать раз меняя тактику и местоположение. Жюссак был, по тогдашнему выражению, «мастер клинка», и притом многоопытный. Тем не менее он с величайшим трудом оборонялся против своего гибкого и ловкого противника, который, ежеминутно, пренебрегая общепринятыми правилами, нападал одновременно со всех сторон, в то же время парируя удары, как человек, тщательно оберегающий свою кожу».

Ну вот это точно про меня. Это я носился по ковру, как волк среди толпы шакалов, и разил, разил, разил!

Через несколько минут на ногах остались только трое – Петя-боксер, крепыш-самбист, и один нерусский, узкоглазый парень который изображал что-то вроде карате, или наподобие того. По крайней мере, ногами он махал на удивление шустро.

Почему остались стоять эти трое? Да потому, что все время пока я долбил их товарищей, эти три кадра стояли поодаль, не вмешиваясь в схватку и будто ожидая, когда же я перебью всех остальных. Может показаться, что эта тактика была неверной, и даже глупой – как говорится скопом и батьку легче лупить. Но это только на первый взгляд. На самом деле все остальные только мешали – в толкотне хорошо ножом исподтишка пырять. А чтобы как следует подраться – нужен простор.

Когда тренер и Аносов оттащили последнюю пару бойцов (один был без сознания после того, как я ему засветил пяткой в печень), эта троица взяла меня в кольцо и парни приняли боевые стойки. Да, нерусский (он единственный из троих пытался меня достать, когда я пробегал мимо) изобразил что-то вроде боевой стойки карате. Кстати – запросто может быть, тот же Самурай родом с Дальнего востока, вот и этот похож то ли на корейца, то ли на китайца. Мог и научиться восточным единоборствам.

Он первый и начал – с боевым кличем «кий-а!» – прыгнул на меня, целясь пяткой в голову. Прыгучий парень, но не очень умный. Дилетант, в общем. Сто раз всем говорил, что прыжки и ногодрыжество хороши с лохами, и для кино. Профи срежет вас просто влет. И я срезал. Просто поймал его на лету и «насадил» на клинок ножа. Синячина будет у парня с суповую тарелку.

Боксер меня тоже не удивил – больное место боксеров, это ноги, это часть тела ниже пояса. Если суметь добраться до вышеперечисленного – защититься они никак не смогут. Вбито в мозг – ниже пояса не бить! А я бью. И бью именно ниже пояса. Например – в пах. Почему бы и нет? Такой славный, радикальный способ вывести противника из строя! Тюк! И вот он уже загибается, согнувшись в позе эмбриона. Тюк! И вот мой нож бьет его в шею. Труп! И не надо вопить, что нечестно, что так не делают – это война! Это реальный бой! И тут делают все, что угодно.

А с последним оставшимся я уже поиграл. «Изрезал» его вдоль и поперек – чертил по груди, по лицу, по глазам и ушам. В реальном бою он бы сейчас истекал кровью, просто фонтанировал бы ей. Парень пытался ставить блоки, пытался захватывать руку – я даже позволил ему это сделать. И тут же освободился, черкнув ножом по запястью. С ножом в рукопашной я непобедим. Вот если бы у него была саперная лопатка, или копье, или меч…хе хе…да и то – еще посмотрим, кто кого.

В конце концов, я его завалил, и стоя над «трупом» прочитал небольшую лекцию на тему, как надо правильно валить таких, как я. И пожелал операм учиться получше стрелять. Ибо другого варианта у них нет…

Меня всегда раздражали киношные опера, которые не посещая спортзалов, не тренируясь – побеждают любого противника, который встанет у них на дороге. И это притом, что многие из преступников практически профессиональные спортсмены. А чтобы понять, что такое профессиональный спортсмен, надо тому же сценаристу, или режиссеру, или продюсеру попробовать поучаствовать в поединке с самбистом уровня хотя бы кандидата в мастера спорта, или с боксером того же уровня. Через несколько секунд они будут лежать – если этого пожелает мастер. Люди просто не представляют, что такое мастер единоборств! Кстати, среди этих оперов как минимум человек пять таких мастеров.

Как я их победил? Да все просто. Они мастера, а я…я убийца. Да, я тренированный убийца, которого натаскивали так, как не снилось этим парням. И мог не валить их, лишив подвижности – просто убить на месте. И кстати сказать, убить для меня легче, чем лишить сознания. Почему? Потому что я боевой мастер. Все мои навыки заточены именно на убийство.

А еще – убить человека легче, чем нанести ему удар с ровно отмеренной силой и просто лишить его сознания. Когда я участвую в таких «бугуртах», очень боюсь потерять контроль и ударить так, как меня учили – насмерть. Ну вот, например – уронил парня ударом в горло. Во-первых, мог ударить так, что разобью гортань.

Во-вторых, когда он задохнувшись упал, что я должен сделать? Ударить пяткой ему в висок и проломить череп. Тогда он не достанет пистолет и не выстрелит мне в спину.

И так во всем, что касается единоборств. Для меня нет спортивных единоборств. Я не могу останавливать руку в сантиметре от головы, имитируя удар, как это делается во многих секциях единоборств. Я обязательно ударю. И тогда – что получится, то и получится.

Приведя в чувство всех побитых (слава богу, никого не покалечил, и ничего им не сломал), мы потом еще часа полтора или два сидели у тренера в закутке, гордо именуемом «тренерской». Разговаривали обо всем на свете. Тренер спрашивал, мы отвечали – что могли отвечали, само собой – без особых подробностей. Все видели Шелепина и Семичастного по телевизору, все видели рядом с ними меня и американского президента, так что вопросов было выше крыши. В общем – пили чай, болтали, а когда настало время уходить – очень тепло попрощались. Хороший человек Виктор, советский человек. И очень хочется, чтобы он так и остался советским человеком. Люди его возраста в начале девяностых, когда совершился развал государства, в первую очередь попали под каток наступающего агрессивного капитализма. Нищета, безнадега…никакого выхода. Спортсмены продавали свои медали и спивались. Или уходили в криминал, тренируя всевозможные «бригады», иногда становясь самыми настоящими «крестными отцами». Я не хочу такой судьбы Виктору, и надеюсь – сделал все, чтобы этого не случилось.

А наутро мы вылетели в Москву. АН-24 завывал как бомбардировщик, заглушая голоса, да и разговаривать не хотелось. Я вспоминал прошедшую поездку, и почему-то в душе у меня было пустынно, как в казахской степи. Ну вот посмотрел я на мать, на деда, даже на себя самого – шпингалета. И что? Легче мне стало? Что я вообще хотел получить от этой встречи? Ждал, что мама кинется мне в объятия – «Сынок!»?!

Глупо, точно. А почему-то все-таки досадно. Не моя это мама, а того, маленького Мишки, у которого наверное теперь будет совсем другая судьба. Никакого тебе Афгана, никаких чеченских войн. Кем он вырастет? Чем будет заниматься? Я не знаю. Надеюсь, все у него будет хорошо. А я попробую ему помочь. Стану следить за его жизнью и помогать – деньгами, связями – чем смогу. А там уж – что получится, то и получится.

А МОЮ маму я никогда больше не увижу. Кроме как на фотографии. Или на овале памятника. И от этого мне очень и очень горько.

***

– Ну как тебе тут? – Лена довольно улыбнулась, и сделала фото. Настя вздохнула, и недовольно помотала головой:

– Честно тебе сказать?

– Честно! – еще шире расплылась в улыбке Лена.

– Грязно, и слишком много черных – пожала плечами Настя.

– Ты нацистка! – хихикнула Лена – Ты не любишь черных!

– Я не люблю черных? – деланно удивилась Настя, и тут же заключила – Я не люблю расизм и негров. А если серьезно…да, я не люблю черных. От них постоянно исходит опасность. А моя работа – тебя от этой опасности оградить. Ты же таскаешься по таким местам, где тебя легко могут прихватить! И мне придется сильно постараться, чтобы тебя отбить. А мне это надо?

– То есть ты готова только лишь сидеть на месте, толстеть, наедать задницу и ничего не делать за свою зарплату? – горестно подытожила Лена.

– Да, именно так! – довольно кивнула Настя – Наедать задницу и ничего не делать. За мою – между прочим, и не такую уж великую! – зарплату.

– Триста тысяч в месяц – невеликая? – возмутилась Лена – Да еще и премии, обеспечение одеждой, обувью, питанием и проживанием! И не стыдно?!

– Не-а – ухмыльнулась Настя – Вот совершенно не стыдно! Ты меня втравишь…как там у вас в тусовке это называется? А! В блудняк. И мне прострелят башку. Или чего хуже – толстую задницу, наеденную на ваших буржуйских харчах, и не понадобится мне эта зарплата. Так что давай-ка отсюда валить – вон, уже к нам подтягивается «черный брат».

Она заговорила по-французски, обращаясь к черному как ночь молодому чернокожему с со связкой «золотых» колец на проволоке:

– Чего тебе надо?

– Эй…сестренки! Купите кольца! Золотые! Точно, стопроцентно золотые! Дешево! Всего по двести ойро отдам!

– Пошел в жопу – ласково ответила Настя, и подхватила руку недоумевающей Лены, которая по-французски не в зуб ногой.

– Ты чо, сука, как со мной разговариваешь, белая сука?! – негр вихлялся и махал руками еще энергичнее чем в самом начале разговора, а еще – вопил так, что наверное его было слышно на самой верхушке Эйфелевой башни, у подножия которой они с Леной сейчас бродили. Через несколько секунд стало совершенно ясно – чего он так раскричался. Будто из воздуха материализовались еще трое чернокожих – толстогубых, будто вымазанных ваксой. Они лоснились и блестели, как начищенные сапоги, и пахло от них мускусом, чем-то звериным. Говорят, что это животное начало в чернокожих стало нравится некоторым рафинированным европейским дамочкам, считающим, что чернокожие парни априори неутомимые любовники. Дамочек возбуждает и этот звериный запах, и грубость любовников, и мысль о том, что такие правильные, такие добропорядочные дамы вдруг окунаются в самую что ни на есть помойку, отдаваясь «полулюдям», «полузверям». И наслаждаются своим падением, прикосновением к запретному плоду.

Настя никогда не была такой женщиной, более того, после работы нелегалкой за рубежом она испытывала стойкую неприязнь к чернокожим, хотя никогда бы этого не высказала прилюдно. И это притом, что ее воспитали в духе интернационализма, воспитали на книжках вроде «Хижины дяди Тома» и про негритенка Максимку! Но жизнь показала, что все очень даже непросто. И что этим вот толстогубым парням доверять нужно в последнюю очередь. Уж очень они не любят белых. И вообще – никого не любят кроме себя, таких красивых, сильных, крутых – пока не надавали по заднице. Расизм? Наверное, да. Но вот посмотришь на этих парней, которые вьются вокруг Эйфелевой башни и пытаются что-то впарить туристам, а при возможности – их еще ограбить, избить – и сразу делаешься немного расистом.

Настя оглянулась в поисках копа, но как это всегда бывает в любой стране мира – коп, который вроде как мелькал где-то на горизонте, испарился, будто его и не было. Ни один полицейский мира не в восторге от того, что ему придется влипнуть в разборку каких-то там прохожих. А если к этому добавить правило, по которому черный всегда прав, что бы не произошло, то положение того же копа становится еще на порядок отвратительнее Он должен поддерживать порядок, но одновременно никак не ущемить права черных делать то, что они хотят. Стоит огреть такую вот мразь дубинкой – за дело огреть – и тут же тебе вчинят иск на сотни тысяч ойро за то, что ты обидел несчастного черного парня. А то, что этот парень мошенник, вор и грабитель – никого по большому счету не интересует.

– Пойдем, Лена! – Настя ускорила шаг, и Лена покорно потащилась за ней – как вагончик за паровозом. Увы, спокойно уйти им не дали. Один из черных – огромный толстый парень ростом под два метра умудрился уцепиться за руку Лены, и теперь служил самым что ни на есть натуральным якорем.