Текст книги "1972. Олигарх"

Второй, тот самый, с кольцами – схватился за рукав куртки Насти и начал быстро, брызгая слюнями втирать что-то про то, что обе белые суки по жизни должны им, любимому богами черному народу, а потому пускай вытряхивают карманы с целью компенсации черному братству за утерянную в процессе рабства невинность и надежду на лучшее.

Настя ничего вытряхивать не стала. Резкий, короткий, невидный удар в печень заставил губошлепа согнуться, а потом он упал и замер на плитах мостовой в позе эмбриона. Толстяк, схвативший Лену успел только вытаращить глаза. Но следом упал и он – после жестокого пинка в пах и коленом в переносицу.

– Бежим! – Настя схватила оцепеневшую Лену за руку и они помчались прочь, подгоняемые свистками полицейских. Интересно было то, что когда Настю и Лену остановили и едва не избили – ни одного полицейского рядом не было. Стоило завалить двух гадов – тут как тут, появились, будто из-под земли!

Подлые твари. Толерантные! Девчонок, которые сумели себя защитить – в кутузку. А черных, устроивших вымогаловку прямо под Эйфелевой башней – пальцем никто не трогает. Жалкая нация! Гнилая! То-то они Гитлеру сдались просто-таки с радостными криками.

Они бежали что есть сил минут пять, углубляясь в центр Парижа. Свистки позади них уже затихли, но девушки бежали и бежали, пока Лена, тяжело, со свистом дыша, не сообщила Насте, сгибаясь в три погибели:

– Меня щас вырвет! Я больше не могу!

Настя кивнула, и остановилась рядом, оглядываясь по сторонам. В принципе они уже хорошо отбежали, можно сказать – запутали следы. Но…береженого бог бережет, а не береженого – конвой стережет, как любил говорить Карпов. Хмм…любил? Он и сейчас любит. Только там, далеко, в другом мире.

– Нужно уходить – потребовала Настя, у которой просто-таки звенел в голове красный сигнал опасности – Давай, потихоньку! Не можешь идти – я тебя понесу.

– Сама! – Лена сделала еще несколько глубоких вдохов и заковыляла дальше – Вот что значит забросить фитнес!

– А я тебе говорила – хмыкнула Настя, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Пахло дымом, и ей показалось, что откуда-то доносятся крики. Минут через пятнадцать она поняла – откуда идут эти крики, ранее почти полностью терявшиеся между старыми домами. Сделав очередной поворот за дом на перекрестке, они буквально напоролись на колонну людей, одетых в желтые жилеты. Те вопили что-то неразборчивое, вроде как кляли правительство и лично Макрона. На плакате одного из парней – «Макрон уходи!» У другого – «Маню пошел вон!» и все в таком духе. Где-то завывали сирены, люди вопили, радостно хохотали, свистели, завывали – шла нормальная повседневная жизнь Парижа.

Настя с тоской вздохнула – вот же занес черт в эту Францию! Да прямиком в гребаный Париж! В ее времени, в ее мире, Париж был благовоспитанным чистым городом, где если и встретишь чернокожего человека, так одного из многих сотен прохожих. А сейчас…такое ощущение, что Париж стал африканским городом. И само отвратительное – эти африканцы чувствуют себя хозяевами, и как следствие – не собираются отвечать за свои преступления. Перед кем отвечать? Перед этими ничтожествами? Белыми рабами?

Как изменилась жизнь за пятьдесят лет! Как ЛЮДИ изменились за пятьдесят лет! Что с ними сталось?! При президенте Де Голле, и даже при Помпиду – такого никогда бы не случилось. За пятьдесят лет Европа абсолютно деградировала – Настя читала информацию со всего света, и знала, что такое как в Париже происходит во всех европейских странах. Кроме некоторых. Например, та же Чехия плевала на указания Евросоюза в плане приема мигрантов, и закрыла для них границу. Чешский президент заявил, что мигранты несут угрозу европейской культуре, и был в этом совершенно прав – стоит только посмотреть на ту же Францию, или Германию, утонувших в мутной волне мигрантского криминала.

Вот надо же было Ленке взять, и потребовать, чтобы их отправили в Париж! Какого хрена тут делать?! Среди толп очумелых злобных негритосов?!

После того, как Настя поубивала негодяев, охотившихся за Леной, встал вопрос: куда-то надо свалить! И подальше, чтобы все утихло, и Лена не мелькала на глазах. На всякий случай. Вдруг исчезновение толпы молодняка свяжут с ней и попробуют выбить информацию из нее, и само собой – из Насти. Трупы ликвидировали, машины спрятали – деньги животворящие и не то делают. Разобрать машины на запчасти и отправить запчасти в дальние регионы – это достаточно несложно, хотя и технически трудоемко. Главное – уничтожить номерные детали, чтобы и следа от них не осталось. Ну а трупы…в кислоту, и…не было никаких трупов. Много трупов? Так и кислоты в мире немало. После серной кислоты не остается ничего, кроме мерзкой вонючей слизи. Настя это знала. Она и руководила процессов уничтожения улик, следя за тем, чтобы не осталось ничего, указывающего на нее и на Лену. Ее учили таким вещам в Академии, как ее называли в СВР. Ее там много чему научили. В том числе – скрывать улики.

Трупы и суток не пролежали, и уже превратились в слизь, которую потом вылили на землю в заброшенном каменном карьере по дороге в Татищево. С машинами было сложнее, но и они через сутки уже были разбросаны по кускам, а номера на раме и в других местах выжжены дуговой сваркой.

А на третьи сутки они с Леной уже летели в Париж, оставив разбираться с возможными проблемами многоумного отца Лены. Настя вообще-то предлагала отсидеться в Греции, где-нибудь на Корфу, но Лена начала вопить, что желает в Париж – вот и оказались они сейчас возле толпы оголтелых желтых жилетов. У Лены был загранпаспорт с открытой шенгенской визой, Насте его тоже «сделали» и открыли визу – буквально за два дня. Деньги – это деньги. За деньги сейчас можно купить все – даже здоровье. Вон, миллиардер, девять сердец одно за другим умудрился себе пересадить. Одно откажет – ему другое вшивают. Только плати! Правда ему это все равно не помогло…смерть если возьмется – все равно свою добычу достанет.

Купили путевку на двоих, и в первый же день в Париже отправились гулять по городу. А куда идет турист в Париже в первую очередь? Где он может сделать самые дурацкие и тупые фотки? Конечно же на Марсовом поле! Святое дело – изобразить, что ты держишь на ладони Эйфелеву башню. А потом сразу же эту тупую фотку заинстаграммить под восхищенные лайки своих подружек-завистниц.

Глупость, конечно, отправляться во Францию в период пандемии, да еще и во время парижских бунтов – то желтые жилеты шастают, желая искоренить из власти любителя бабулек и молодых негров, то ковид-диссиденты протестуют против масок и пандемии, будто если они сейчас пройдутся по городу в гордом шествии, пандемия рассосется и люди не будут умирать от ковида. Тупо, но понятно – в основном молодые, они-то точно не умрут от вируса, а им хочется веселиться и бродить везде без всяких ограничений.

Мда…хорошо что у Лены и Насти имелись свежие справки на отсутствие вируса, иначе бы их точно не пустили во Францию. А может и плохо, что были – вот не пустили бы, и не оказались они в этом «бурливом горниле».

Но что поделаешь с упертой девкой? Захотела, и получила! Любимая доченька… И плевать, что здесь можно огрести по кумполу полицейской дубинкой, или булыжником, вывороченным из мостовой – это тебе не «Мордор»…

– Вот они! – Настя услышала это позади себя (на французском кричали, между прочим – неужели свой язык забыли?!), и с досадой увидела, как к ней бегут человек десять чернокожих парней разной комплекции, но единого стремления нарушить целостность кожных покровов двух наглых туристок. И не только кожных покровов, но и внутренних органов – так как у нескольких в руках поблескивали очень неприятные на вид ножи. Тут и вспомнишь из старого черно-белого фильма комедии-ужастика: «Он вынул из кармана небольшой, отвратительного вида пистолет».

У этих ублюдков ножи были отвратительного вида, но вовсе даже не маленькие. У двоих вообще что-то вроде здоровенных тесаков-мачете. Остальные поменьше, но если воткнуть в живот – вылезет из спины.

Голова работала четко и ясно – против толпы с ножами шансов никаких. Вообще – не малейших. Уложит двоих-троих, остальные на куски порежут. А кроме того – Лену не убережешь. Что делать?

Настя схватила Лену за руку и бросилась в толпу демонстрантов, истошно крича и показывая пальцем на бегущих следом негодяев:

– Помогите! Французы, помогите! Черные насилуют! Убивают! Черные напали! У них ножи! Помогите! Бей черных! Бей!

Кто-то отшатнулся, увидев вооруженных чернокожих, кто-то опасливо отбежал в сторону, но большинство мужчин в колонне желтых жилетов начали вопить, завывать, и в черных полетели камни и арматурины. Здоровенный булыжник врезался в лицо толстого, того самого, которого ранее вырубила Настя. Упал длинный вихлястый парень с тесаком – его ударили обрезком трубы. Третьему на шею сзади бросился небольшой, крепкий парень в ветровке с надписью: «Долой Макрона!», и чернокожий упал, не выдержав неожиданной атаки с тылу. Колонна закипела, к месту избиения стягивались еще желтые жилеты – черных топтали, размазывали их по мостовой. Крики: «Бей мигрантов! Бей! Они насилуют наших женщин! Долой Макрона с его черными! Бей черных!» – неслись уже отовсюду. Случайно проходившие мимо черные парни были пойманы и забиты до полусмерти. Досталось и женщинам – одна чернокожая толстуха со своей такой же габаритной подругой, не в добрый час оказавшаяся рядом с колонной протестующих – обе получили сотрясение мозга и сильные ушибы ягодичной области. Проще говоря – их задницы превратили в сплошной синяк. «Жилеты» сбили их с ног и радостно хохоча, пороли всем, что попалось под руку, приговаривая: «Нажрали задницы на французских багетах!». Отпустили их только тогда, когда те потеряли сознание и замерли на тротуаре здоровенными кучами мусора. Неинтересно лупить толстые задницы, когда их хозяйки не визжат и не просят отпустить.

Казалось, к стогу сена, облитому бензином, поднесли горящую спичку. Все, что таилось, все, что сдерживалось в душах французов – вылетело наружу с яростным кличем: «Бей черных!». Куда только девалась хваленая европейская толерантность! Зря Макрон обнимался с голыми чернокожими юношами. Аукнулось это и ему, и всем чернокожим, которые попались на пути колонны. Были избиты не только бандиты, гнавшиеся за Настей – как потом раскопали ушлые журналисты, в этот день погибли тринадцать чернокожих мужчин и две чернокожие женщины. Травмы с различной степенью тяжести получили около ста пятидесяти чернокожих, и это приблизительные данные, так как многие избитые протестующими не обращались за помощью в официальные медицинские учреждения. Газеты потом назвали это событие позором, полной деградацией толерантности, а еще – провалом политики Макрона.

И никто не смог сказать – кто же первый крикнул: «Бей черных!»

Среди погибших оказались пятеро чернокожих из той компании, что гналась за Настей и Леной. Но девушки этого уже не узнали. Пробившись через толпу «жилетов», бросились в гостиницу, собрали вещи и скоро уже ехали в аэропорт. А еще чуть позже – сидели в удобных креслах бизнес-класса самолета, летевшего на Корфу, и пили белое вино, наслаждаясь покоем и безопасностью.

Денег на карте Лены хватало на все ее причуды, так что за будущее она не беспокоилась. И кстати сказать – признала, что ее идея посетить Париж была в корне ошибочной. Слава богу – у них шенгенская виза, и слава богу, что Греция ослабила карантин. Теперь путешественников в нее пускают. Сейчас там не жарко, но очень тепло, и море еще не успело остыть. И…никаких тебе черных бандитов и патриотичных «жилетов». Только хитромудрые греки, вкусная еда и ласковое солнце. Уж месяц-то они там точно пересидят! А потом видно будет. Может, вообще на Кубу слетают. На солнце поджариться. Деньги есть, идеи есть – кто их остановит? Если только чертова пандемия…

Глава 8

Корфу, Корфу…любовь моя! – так говорил Карпов, когда вспоминал, как однажды с женой, дочкой и зятем ездили на этот благословенный остров. Это он так говорил, чуть не с придыханием – вроде в шутку, но на самом деле было видно, что вспоминать ему очень приятно. С его же слов – возили его с женой дочка с зятем. Зять компьютерщик, хорошо зарабатывал, вот они и потащили Карпова с собой, зная, что и Михаил, и Надя всегда мечтали побывать на Корфу – после того, как начитались Джеральда Даррелла. Это была их любимая книга. Вернее – их любимые книги, все книги Даррелла. И вот теперь Насте предстояло проверить – все ли так славно на этом самом острове.

В полете немного выпили. Красное и белое вино давали по выбору, и вино оказалось так себе. Дешевка. Кормили какой-то малосъедобной дрянью. Это вам не советский самолет, где в завтраке красная и черная икра. Аэробус тоже не понравился. Сравнения с ИЛ-62 никакого. За те два часа, что они летели до Корфу, Настя откровенно измучилась. Длинные ноги – это хорошо, но только если ты умещаешься между рядами сидений. В противном случае приходится корчиться, изображая из себя человеческий зародыш. Так что к тому моменту, когда пассажирам предложили покинуть салон самолета, Настя была весьма раздражена, раздосадована, и…ей уже ничего не хотелось. Ни моря, ни красивых пейзажей, ни вкусной еды. Только бы плюхнуться на какой-никакой диван и вытянуть ноги, положив их на мягкий валик поручней. Почему на валик? Да потому что она редко когда помещалась на диване, с ее-то выдающимся ростом. Ноги торчали с дивана чуть ли не на полметра.

Насте стоило большого труда избавиться от сутулости – при высоком росте девушка волей-неволей старается как-то…спрятаться, что ли. Все инстинкты просто вопят: «Скройся! Сделайся ниже! Прижмись к земле!» – и она прижималась. Сгибалась, сутулилась, боялась выпятить грудь (к слову сказать – очень даже немаленькую, но выглядевшую на ее торсе первым размером). И только в Академии ее отучили изображать из себя «сиротку», которая всех и всего боится. Надо будет – изобразит – в гриме, в специально подобранной одежде. А в своем нормальном облике она будет ходить от бедра, и выглядеть так, чтобы у мужчин возникала непроизвольная эрекция, а женщины ее подсознательно ненавидели. Настю учили правильно ходить, в том числе и для того, чтобы завлекать мужчин. Нет, именно для того – чтобы завлекать мужчин – если понадобится. Ее амплуа – роковая красотка. Это потом, после ранения, после тех тягот что Настя перенесла она стала серой мышкой. Серой хромой мышкой, одна нога которой короче, чем другая. Мышкой, на теле которой виднелись звездчатые следы пулевых ранений, а на лодыжке левой ноги – уродливые шрамы. Да и вообще левая нога была в икре тоньше, чем правая. Пулей или осколком вырвало большой кусок мяса, а взять это мясо организму в общем-то было и неоткуда. Так что…увы.

Настя не стеснялась своих ранений, но прекрасно понимала, что конкурировать с красотками, тело которых безупречно она уже не сможет. И медовую ловушку никому тоже не устроит. Потому ее и списали из группы активных агентов, «передав на баланс» Михаилу Карпову. Считай – в нестроевики. Ну не на склад же ей идти! Или в кадры. Впрочем – эти должности ей точно не «грозили». Там свои сидят, и на такие места так просто не устроишься. Синекура!

Так вот теперь, в чужом ей мире Настя стала другой. Ее раны затянулись! Она не хромает, и нога стала длиннее! От шрамов остались только воспоминания. Чистая, гладкая кожа, белая, как из мрамора, крепкая грудь стала меньше и перестала отвисать (27 лет – это не 15!), Бриджит Нильсен, да и только. Так ее Карпов называл. И кстати сказать, Настя посмотрела – а ведь точно. Она! По крайней мере – фигура похожа.

Кстати, Настя еще выросла! Перед самым отъездом прошли медосмотр, оказалось – у нее не 186 см роста, а 190! Как так вышло – она не понимала. Ну ладно – можно списать на распрямившиеся, ранее сжатые позвонки, на прямую осанку, испорченную в детстве, но сразу на четыре сантиметра?!

Впрочем, Настя этим обстоятельством особенно не заморачивалась. Она наслаждалась. Ей все нравилось! Новый мир, новая жизнь, здоровье, когда твоя нога не ноет и ее не дергает в сырую погоду, красота – объективно, Настя гораздо красивее той же Нильсен. Если только сравнивать с совсем молодой Нильсен, той, что еще не утеряла пухлость губ и свежесть лица? Присутствовало в Насте нечто славянское, что отличает славянских моделей на подиуме. Они не просто красивые, они…милые. Да, именно милые! Опять же – это слова Карпова, которого Настя вспоминает как Екклезиаст царя Соломона. Как говорил Карпов – красота, она ведь разная. Есть хищная, к которой и подступиться трудно, вернее – не хочется. Ожидаешь, что эта красотка тебя высмеет, оскорбит, и задрав нос удалится, гордясь своей непреходящей стервозностью. А есть красота женщин милая, когда рядом с этой женщиной уютно, светло, и хочется к ней возвращаться и возвращаться. Так вот славянская красота именно милая, и потому так ценятся наши славянские супермодели.

Как ни покопайся в родословной какой-нибудь светлокожей модели – так сразу обнаружишь там славянские корни. Вон, одна из славянских моделей даже умудрилась стать женой Президента США. И немудрено! Славянские жены ценятся – за умение сопереживать мужу, за красоту, за то, что они настоящие женщины, а не эти высеры феминизма, пишущие на отвислых сиськах и животах лозунги против узурпаторов-мужчин и грязные ругательства.

***

Георгиус натирал свой глазастый «мерседес», стоя спиной к аэропорту, когда вдруг на стоянке возле него затихли разговоры. Перестали спорить Василий и Галик – Василий доказывал, что через сперму вирус не передается, Галик утверждал, что еще как передается, наравне с другими, смешными болезнями. Они едва не дошли до драки – делать все равно было нечего, пассажиров мало, так хоть поспорить.

Затихли Кирилл и Спиро – они вспоминали какую-то вечеринку и хвастались своими успехами на любовном поприще. Оба врали, и все это знали – но почему не похвастаться, если нечего делать? Восемь раз за ночь? Хорошо, если они разок удосужатся, а то и того не будет. Да и девки на них не клюют – животы, сиськи, как у бабы, и все бы ничего, бабам не то нужно, им туго набитый бумажник подавай, тогда они перестают видеть твою дряблую, не первой свежести плоть, но…с этим были проблемы. Пандемия сильно ударила по кошельку. Все надеялись, что ограничения, которые только что отменили на Корфу, помогут острову вздохнуть широкой грудью. Но пока что денег катастрофически не хватало. Бензин дорог, машину содержать дорого – а ведь еще и жить надо на что-то! Жена требует новой одежды, дочку тоже обувать-одевать, и поесть надо, и немного выпить – как жить дальше?!

Георгиус оглянулся и тоже замер, не в силах что-то сказать. К стоянке шли две девушки, таща за собой обычные чемоданы на колесиках. Одна красивая, стройная, черненькая, похожая на гречанку, но не дотягивающаяся до нее размерами. Все гречанки полнотелые, крутобедрые, есть по чему похлопать и за что подержаться. Эта же – пигалица, как из какого-нибудь американского сериала. Короткие шортики, топик, золотая цепочка с крестиком, смазливая мордашка. Типичная американка, либо еврейка. Что впрочем часто одно и то же.

А вот вторая…вторая – это было нечто! Во-первых, она возвышалась над своей спутницей минимум на голову. Во-вторых, она была блондинкой, что для гречанок просто невозможно! Чтобы найти в Греции натуральную блондинку – это надо обойти весь остров, и натуральной будет только какая-нибудь скандинавка, либо шведка. И то…не факт, что натуральная. У этой были почти белые волосы при короткой прическе, и ноги…ноги – просто отпад! Невозможные ноги!

Девушка тоже была одета в шорты, только вместо топика на нее была надета блуза. Белые шорты, белая блуза, и легкие белые туфельки-босоножки с высокой шнуровкой и на низком каблуке. И первое, что подумал Георгиус: «Господи Вседержитель, а что будет если она наденет туфли на высоком каблуке?! Да она высотой с Эйфелеву башню!»

И он как-то сразу почувствовал груз своих пятидесяти лет – животик, свисающий за ремень, складки с боков, небольшой рост и волосатые короткие руки. Да, не герой-любовник! Но что поделаешь? Не все же рождаются красивыми, под стать такой королевне. Сейчас пойдет к кому-нибудь из парней, у них и машины поновее, и фигуры постройнее. Что ей какой-то толстенький мужичонка?

Но девушки проследовали прямиком к нему, не обращая внимания на толпу замерших в благоговении соратников. И похоже что старшей в этой парочке была прекрасная великанша. Подойдя, она приятным, глубоким голосом спросила по-английски:

– Машина свободна? Нам нужно доехать в Палеокастрицу, до отеля Акротири Бич. Сколько это будет стоить?

Слова замерли в горле Георгиуса и он несколько секунд ничего не мог сказать – ну вот замкнуло его, да и все тут! Примерно так, как если бы перед ним вдруг опустился ангел Господень и что-то попытался у него узнать. И очнулся он только после того, как его коварные соратники начали наперебой предлагать:

– Вот машина есть свободная, девушка! Вот! Пойдем к нам! Быстро довезу! Расскажу обо всем, что увидим!

Но девушка только нахмурила брови и повторила свой вопрос, прежде осведомившись:

– Ты понимаешь по-английски? Может по-немецки? Или на французском?

И два последних вопроса она задала на тех языках, о которых спрашивала. Георгиус знал и немецкий (хуже), и французский (получше), и даже итальянский и португальский – двадцать лет в такси, и не тому научишься! – но ему понадобилось время на то, чтобы откашляться и ответить все-таки по-английски, который он как и большинство греков знал в совершенстве:

– Госпожа, я понимаю. Будет стоит пятьдесят евро! Только для вас!

Белокурая усмехнулась, и ее лицо стало таким милым-милым, таким красивым, что снова перехватило дух – он бы пал у ее ног! Он бы целовал ее прекрасные, не тронутые загаром мраморные колени! Он бы вылизал ее с ног до головы и целовал бы ее следы на дороге! Но увы…он, такой, ей совсем даже не нужен. Как мужчина не нужен. И все, что Георгиус может сделать – это довезти ее дешевле, чем остальные. Просто потому, что ему захотелось везти этого ангела. Вообще-то из аэропорта в Палеокастрицу они возят за восемьдесят ойро. Но он не смог назвать эту цифру.

Белокурая кивнула и подала Георгиусу чемодан – видимо пустой, потому что держала она его над асфальтом легко, как перышко, даже не изменившись лицом. Георгиус с застывшей на лице улыбкой протянул руку, взялся за рукоять чемодана, и…белокурая отпустила.

Георгиуса рвануло к земле с такой силой, что он потерял равновесие и упал! Вернее – упал бы, но белокурая каким-то чудом успела схватить его за ремень и теперь он, восьмидесятикилограммовый мужчина висел у нее в руках под углом к земле, держась за тот самый проклятый чемодан, оказавшийся невероятно тяжелым! Блондинка только лишь пошире расставила свои стройные мускулистые ноги, на которых явственно обозначились мышцы, почти не видимые в состоянии покоя. И все вокруг снова замерли – теперь с отвисшими до груди челюстями. У Спиро даже сигарета вывалилась изо рта, и лежала теперь на асфальте, испуская из себя тонкую, пахнущую конфетами струйку дыма (Спиро всегда предпочитал слишком ароматные, даже женские сигареты).

– Не ушибся? – блондинка поставила мужчину на место, заботливо поправила на Георгиусе рубаху, одернула ремень – Осторожнее надо быть. Не спотыкайся!

Георгиус двигаясь медленно, как робот из старого фантастического фильма открыл багажник автомобиля, с усилием, двумя руками погрузил туда чемодан блондинки, потом чернявой девушки, улыбавшейся уголками рта, и скоро мерседес уже выруливал со стоянки, сопровождаемый завистливыми взглядами таксистов. Ехать было недалеко – шестнадцать километров, и все эти километры Георгиус молчал, исподтишка разглядыая в зеркале заднего вида прекрасный лик блондинки. Впервые за все годы он до слез пожалел, что не уродился высоким, красивым и длинноногим. А еще – ему было горько за то, что кому-то достаются сокровища, а кому-то…

***

– Ха ха ха! – Лена бросилась спиной на кровать, раскинув руки и ноги – Настя, ты такая шутница! Вечно что-нибудь выкинешь!

Настя не припомнила, чтобы она была такой уж шутницей – ну не считать же шуткой сворачивание шеи насильника, или расстрел команды карателей, приехавших по ее душу. Хотя что-то веселое в этом имеется.

– Ну какая у водилы была физиономия! – продолжала хохотать Лена – Я просто отпала! И у других водил! Слушай, может ты мутантка? Может тебя сделали где-нибудь в лабораториях кей-джи-би? Ты ведь не помнишь, откуда взялась! Плавала себя в аквариуме, росла, питаясь раствором, а потом….р-раз, и вылезла! И не помнишь ничего! Кроме знаний, заложенных в тебя преступными учеными! А потом ты сбежала, потому что тебя мучили и заставляли убивать несчастных либералов!

– Вот же ты фантазерка! – невольно фыркнула Настя – И кей-джи-би давно уже нет! Интересно, как бы я проплавала в аквариуме с тех пор?

– Да какая разница, как называется – они все те же! – хихикнула Лена – И тебя вырастили из…

– Семени главного преступного врача, который стоял, и мастурбировал над аквариумом, где я потом и зародилась – невозмутимо перебила поток сознания Настя – Осеменил, так сказать!

– Ха ха ха! Вот кто фантастка-то! – еще пуще залилась смехом Лена – да еще и с эротическим уклоном! А ты книжки писать не пробовала? Пятьдесят оттенков аквариумного! Дарю название! Ха ха ха!

Настя сняла блузку, бросила на стул. Бюстгальтера на ней не было – ставшие твердыми как у шестнадцатилетней груди уже не отвисали, и норовили твердыми сосками прорвать тонкую ткань блузы. Сбросила босоножки, шорты, стянула трусики – стеснительностью она вообще не отличалась, а в Академии от таких пережитков прошлого ее излечили наглухо. Ради дела она могла бы голышом проехаться в час пик в городском троллейбусе, так что раздеться перед клиенткой для нее совершенно ничего не стоило. Вернее – она об этом даже не задумалась, и осознала, что стоит голой только тогда, когда Лена восхищенно присвистнула:

– Насть, слушай…ты ведь само совершенство! Господи, как бы я хотела иметь такую фигуру, как у тебя! Ну, хоть чуть-чуть на нее похожую! А у меня уже целлюлит начался – пожаловалась она с детскими нотками обиды – Мне лет-то всего ничего, а уже все, как у старой бабки!

– Ты кури, пей виски, винцо припивай, нюхай всякую дрянь и колесики за щеку суй – и еще наберешь целлюлита! И в спортзал не ходи, не надо! Зачем тебе спортзал? Целлюлит-то лучше! Запас всегда с собой! С голоду не умрешь!

– Да ну тебя – скривилась Лена – и тут же упавшим голосом добавила – Сама знаю. Только заставить себя не могу. Сказано ведь – надо начинать занятия в понедельник после нового года.. Вот придет понедельник – и займусь! А ты иди быстрее в душ, а то я первая займу!

Настя пожала плечами, достала из сумки все, что нужно для душа (в том числе и бритвенный станок – ноги, и…«зону бикини» выгладить, а то заросла щетиной), и пошла мыться. Это заняло с полчаса. За ней отправилась Лена, а когда вышла – они надели купальники и пошли к бассейну, расположенному на краю скалы во дворе отеля.

Настя решила все-таки позагорать – ну какого черта она выглядит, как мраморная статуя? Это бросается в глаза среди смуглых и загорелых туристов и аборигенов. Сгореть Настя не боялась – Карпов объяснил, что ей это не грозит – как и ему. Гомеостаз тут же залечит ее ожоги, вернее даже не даст эти ожогам образоваться. Даже такая блондинка как Настя никогда не сгорит. И не заболеет никакими ковидами, проказами, сифилисами и поносами.

Уже когда Настя покоилась на лежаке вверх спиной лицом вниз, подогреваемая жаркими лучами солнца, ей вдруг подумалось – а какого черта? Почему она должна вернуться в свое время, в свой мир? Здесь она останется вечно молодой, вечно юной, красивой! Проживет сотни и сотни, а может и тысячи лет! Увидит то, что впереди, то, что за горизонтом времени – вечно здоровая и практически неубиваемая. И тогда зачем ей возвращаться домой? Ради того, чтобы принести руководителям страны какие-то сведения? Долг перед родиной? Так разве Настя не отдала свой долг стране? Разве не заплатила своим здоровьем? Что ей дадут за возвращение? Орден? Два ордена? Квартиру? Премию? Зачем ей это? Разве за деньги и квартиру купишь молодость и красоту? Нет, ну за деньги конечно можно купить красоту – пластические хирурги творят чудеса – но молодость?! Вечное здоровье?

Нет, товарищи дорогие…не дождетесь. Только из-за одного обстоятельства Настя могла бы вернуться – там Карпов. А Карпова она не просто любила – Настя его обожала, она готова была ради него на все. Даже умереть. И при этом с горечью понимала – у нее нет будущего с Карповым. Кто он, и кто Настя. У Карпова есть Ольга, а еще, и это главное – он любит свою жену Надю. И Настя знала, зачем Карпов просил сходить, навестить жену. Надеется, что если та услышит о том, что муж жив – ринется за ним в другой мир. И не зря надеется. За Карповым любая баба бросится хоть на край света, так что его план, как и другие его планы – просто обречен на успех.

И если Настя любит его, если желает ему счастья – лучше ей в своем мире не появляться. Иначе она не утерпит и одной прекрасной ночью заберется к нему в постель. Трижды она хотела это сделать, когда Ольги не было рядом. Стояла, думала…и снова возвращалась в свою одинокую постель. Скрежетала зубами, ласкала себя, и засыпала после бурного оргазма, представляя, что ласкает ее Карпов, что это его рука нежно касается ее потаенных местечек. Нет, надо все это прекращать. Жена Карпова там, а Настя будет здесь. Навсегда.

После того, как пару часов пожарились на солнце, кожа Насти приобрела нежный кремовый оттенок, и стала еще красивее. В бассейн они окунулись по разу, и больше не полезли – он был так перенасыщен хлором, что просто-таки выедало глаза. А море под скалой оказалось холодным – глубина очень большая, метров двадцать у самой скалы, дальше – синяя бездна. Вода – брр…

Настя не ожидала, что вода будет такой холодной, но сдержалась, не завизжала. Только когда выходила из воды по спущенной в нее лесенке – фыркнула, и передернулась, почему-то выругавшись по-немецки. Чем вызвала смех симпатичной молодой парочки, парня и девушки возраста примерно как у Лены (та еще плескалась возле лесенки). Как оказалось, это были самые настоящие немцы, и Настя с ними мило поболтала. Парочка удивилась, что Настя оказалась русской – у нее такой чистый выговор, можно подумать, что она настоящая немка, тем более что внешность это как бы подтверждает. На что Настя подумала, но не сказала – после войны через Германию прошло столько национальностей, осенью и зимой родилось столько детей…что скорее всего от германской нации остались только воспоминания. Потому говорить, что белокурая валькирия может быть только немкой – это просто глупо. Вот Леночка сойдет за современную немку: смуглая, загорелая, похожая на арабку. А Настя если только какая-нибудь норвежка, или шведка. Но для них у нее слишком мягкие и правильные черты лица – скандинавки в большинстве своем мужеподобны и грубоваты.