Текст книги "Богиня любви"

– Мне хотелось это сделать с того самого момента, как я увидел тебя сегодня вечером, – тихо сказал он.

Венера встряхнула головой, окончательно освобождая волосы. Руки Гриффина скользнули к ее шее, а потом медленно, очень медленно двинулись вниз, гладя ее тело так, словно он хотел запомнить каждый изгиб. Венера вздрогнула, подумав, что его руки обладают даром творить столь прекрасные, чувственные произведения искусства… и что они сумели создать ее безупречное изображение, хотя он и сам того не знал.

– Тебе холодно? – прошептал он.

Его ладони обхватили бедра богини, скользнули к нижней части живота, и вот уже его большие пальцы ласкали сердцевину ее женственности… Венера вздохнула и застонала от наслаждения.

– Я тебя согрею, – пообещал он, и его голос стал вдруг таким напряженным и хриплым, как будто ему было очень трудно говорить.

Венера качнулась вперед, навстречу его крепкому прикосновению, уже переполненная возбуждением, которое вызвали его руки, ласкавшие сквозь ткани брюк и трусиков.

– Я помню каждый миг того вечера… Я не в силах был выбросить тебя из головы. Ты как наркотик, наполнивший мою кровь… – Голос Гриффина был низким, дыхание участилось. – Я помню, какой горячей и влажной ты была, и как я скользнул в тебя, и как чувствовал твой отклик…

Венера посмотрела в его пылающие страстью глаза, и жар желания, который она увидела в них, заставил еще сильнее вспыхнуть ее разгоряченное тело.

– А ты думал обо мне, когда потом мастурбировал?

– Снова и снова. – Гриффин застонал. – Я ведь думал, что потерял тебя.

– А я думала, что ты попользовался мной, а потом бросил, – призналась Венера.

– Никогда! – Глаза Гриффина горели огненным желанием. – Я бы никогда и ни за что не поступил так с тобой. Иди ко мне, Венера…

Он потянулся к ней, поцеловал в губы. Венера приоткрыла губы и с готовностью приняла вторжение его языка, словно желая, чтобы Гриффин поглотил ее целиком. Продолжая целовать богиню любви, Гриффин повернулся и, приподняв Венеру, опустил ее на кровать. Его руки скользнули вниз, чтобы расстегнуть «молнию» ее брюк, а богиня выгнулась, чтобы Гриффину легче было снять с нее слаксы, одновременно сбрасывая туфельки на высоких каблуках; они упали на пол рядом с брюками. Пальцы Гриффина на несколько мгновений распластались на ее животе, потом не спеша, дразняще передвинулись вниз, к крошечным черным шелковым трусикам, забрались под них и погладили нежные волоски лобка, после чего принялись мягко, очень мягко гладить складки божественной вагины, и это все сильнее и сильнее возбуждало богиню любви…

– Ты такая влажная, у тебя даже трусики промокли, – сказал Гриффин.

Богиня любви застонала от разочарования, потому что рука Гриффина оставила ее тело; он несколькими быстрыми, нетерпеливыми движениями сорвал с себя одежду.

Гриффин был воистину прекрасно сложенным мужчиной. Он был смуглее и мускулистее, чем Адонис, выше и крепче, чем Ахиллес. Венере так отчаянно хотелось, чтобы он наконец овладел ею, что от захлестнувшего желания у нее даже слегка закружилась голова. Когда Гриффин снова лег на кровать рядом с ней, богиня любви сразу нащупала его твердое копье и стала поглаживать его, отдав при этом губы во власть дразнящего языка Гриффина. Пожарный хихикнул и схватил богиню любви за запястье.

– Нет, я не хочу, чтобы все кончилось слишком быстро. Этой ночью мы не должны спешить, наслаждаясь друг другом.

– Не знаю, смогу ли я еще ждать, – пробормотала Венера, дыша судорожно, неровно.

Гриффин улыбнулся.

– Я – смогу. Я могу ждать. И ты тоже можешь. На этот раз я буду твоим наставником.

И он начал расстегивать кофточку на ее груди, и каждое неторопливое движение его пальцев сопровождалось прикосновением губ и языка к коже Венеры. Когда же наконец Гриффин добрался до черного шелкового бюстгальтера, он сначала очертил языком круг по ее пышной груди и лишь потом добрался до твердого бутона напрягшегося соска. Он щекотал его языком и посасывал сквозь тончайший шелк, а богиня любви дышала все быстрее и прерывистее. Его рука талантливого художника при этом ласкала живот и бедра богини, осторожно снимая с нее трусики. А потом Гриффин крепко обхватил ее ягодицы и прижал Венеру к своему восставшему естеству. Но вместо того, чтобы погрузиться в ее влажные глубины, он прижал конец своего естества к таинственной щели так, чтобы он скользил от клитора вниз, тут же возвращаясь обратно. При этом Гриффин крепко прижимал к себе богиню любви, а она, задыхаясь, хотела быть еще, еще ближе к нему…

– Ты моего петушка совсем намочила, – прошептал Гриффин, не отрывая губ от соска, который он продолжал дразнить языком и зубами.

– Войди в меня! – простонала богиня любви. – Прошу…

– Не сейчас, моя богиня, я хочу, чтобы ты первой дошла до финала.

– Ох да, – воскликнула она. – Ох, Гриффин, да!

Она потерлась своей мягкой влажной щелью о его твердое копье, двигаясь все быстрее и быстрее, пока не ощутила, как между ее ногами назревает восхитительный взрыв, тут же захвативший все ее тело.

Но Гриффин, вместо того чтобы остановиться после ее оргазма, снял с богини бюстгальтер и, обхватив ладонями ее груди, начал крепко ласкать их, одновременно снова прижав свое мужское естество к ее влажному жару. На этот раз он держал конец пениса ниже, скользя над бархатным входом, но по-прежнему не проникая в него.

– Я помню, чему ты учила нас сегодня в классе… – Голос Гриффина звучал хрипло от страсти. – И как говорила, что если мужчина действительно заботится о том, чтобы доставить женщине наслаждение, он может вызвать у нее один оргазм за другим. Он просто должен поддерживать в ней возбуждение, и тогда он доведет ее до взрыва несколько раз подряд…

Он крепче прижал фаллос к ее нежной пылающей плоти.

– Так тебе хорошо?

– О да!.. – простонала богиня любви.

Гриффин все скользил и скользил по ней, взад-вперед. Одной рукой он крепко сжимал ягодицы богини любви, поддерживая ритм ее движений, а другой продолжал дразнить ее грудь, прижимая сосок к горячим губам. Когда Венера снова достигла оргазма, она невольно выкрикнула его имя.

– Пора, – пробормотал он, ложась на богиню любви всем телом и заглядывая ей в глаза. – Вот теперь я должен взять тебя…

И он тут же проник в ее глубины, ворвавшись в разбухшую вагину с такой яростной силой, что Венера громко застонала от наслаждения. Ощущение наполненности было таким острым, что ей казалось – это просто невозможно выдержать. Его тяжелое дыхание в безупречной гармонии слилось с ее судорожными вздохами, и Венера ощутила мускусный запах слившихся противоположностей. Гриффин поймал губами ее губы, и богиня любви полностью погрузилась в его солоноватый, сексуальный вкус. Все это объединялось, усиливая ее желание наслаждаться Гриффином снова и снова. Она просунула руку между их телами и принялась мягко, дразнящее поглаживать его мужское естество, наслаждаясь тем, что влага, покрывавшая могучий фаллос, была ее собственной влагой.

– Ты моя, – низким гортанным голосом произнес Гриффин, оторвавшись от ее губ и целуя длинную шею, покусывая нежную кожу, как будто он и в самом деле был диким самцом, метящим свою самку.

До предела возбужденная тем, что он наконец обладал ею, богиня любви приподняла бедра, отвечая на его движение. Она все еще поглаживала его, когда его копье начало содрогаться – и он вошел в нее так глубоко, что мгновенно добрался до центра наслаждения, наконец-то высвободив все переполнявшие его чувства и ощущения, – и восторженный крик богини любви эхом повторил крик самого Гриффина.

Глава двадцать вторая

Парой дней раньше Пия наверняка бы сочла весьма странным, что она ничуть не волновалась, хлопоча на кухне и готовясь к свиданию, которое могло стать чем-то совершенно изумительным.

– Я стала уверенной в себе, – сообщила девушка Хлое.

Внимание собаки было полностью сосредоточено на хозяйке, как будто скотчтерьериха весьма надеялась, что Пия что-нибудь уронит. Что-нибудь вкусное.

Хлоя вздохнула, разочарованная аккуратностью Пии.

– Да, это действительно так! И дело тут вовсе не в волосах, и не в одежде, и не в косметике.

Пия продолжала болтать, обращаясь к собаке, а та недовольно ворчала при виде зеленых листьев салата.

– Все дело в богине, которую я обнаружила вот здесь. – Пия показала на себя длинным листом римского латука.

Хлоя негромко тявкнула, и Пия расхохоталась, бросая собаке бисквит.

– Постарайся вести себя хорошо сегодня вечером. В этом парне есть нечто особенное. Я вижу это в его глазах…

Пия взяла миску с салатом и отнесла ее на маленький столик для пикников, накрытый скатертью в белую и вишневую клетку; салфетки из той же ткани уже лежали на столе. Как ни странно, однако отличный фарфор Пии безупречно подошел для маленького итальянского пикника, задуманного девушкой. Бутылка кьянти была откупорена и «дышала», чесночный хлеб подогревался в микроволновке, соус для спагетти был почти готов. Пия зажгла стоявшие на столике свечи и подбросила в большой камин еще сосновых поленьев. Потом она нанесла завершающие картину штрихи, включив крошечные фонарики, которые повесила в резной деревянной решетке по бокам стола. Окинув сервировку взглядом, Пия улыбнулась. Все было безупречно. Даже погода содействовала ей и оставалась теплой не по сезону, как и предсказывал тот парень с канала новостей.

– Просто волшебно, – прошептала девушка. – Поужинать на воздухе в феврале!

Пия решила, что это уж точно хороший знак.

Она помешивала соус, когда раздался стук во входную дверь. Пия слегка вздрогнула, но это было скорее предвкушение и возбуждение, чем волнение и страх. Пия в последний раз пригладила волосы, быстро поправила помаду на губах – и распахнула дверь.

Виктор был одет в черный свитер из толстой пряжи и джинсы, сидевшие на нем так, что у Пии рот мгновенно наполнился слюной.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – откликнулась девушка.

Они замерли на месте, не отводя друг от друга глаз и улыбаясь, пока наконец их ушей не достиг настойчивый лай Хлои.

– Как ее зовут? – спросил Виктор.

– Хлоя. Ты уж извини, манеры у нее не самые лучшие. Она вообще-то недолюбливает мужчин, но я очень надеюсь, что скоро она к тебе привыкнет и угомонится.

Виктор присел на корточки и медленно протянул руку вперед, ладонью вверх, предлагая Хлое обнюхать ее.

– Это хорошо, что она тебя защищает, – сказал он Пие и сосредоточился на недовольно ворчащей скотчтерьерихе. – Ты серьезная защитница своей хозяйки, ведь правда?

Пия с удивлением наблюдала за Виктором. Он говорил совершенно серьезно. Он не сюсюкал и не изображал льстивый, заискивающий тон, как это делает большинство людей, сталкиваясь с рычащей собакой. Его голос звучал одобрительно, и Хлоя, похоже, инстинктивно отреагировала на это. Она перестала рычать и склонила голову набок, внимательно вглядываясь в высокого мужчину.

– Но я никогда не позволю, чтобы с твоей хозяйкой случилось что-нибудь плохое. Клянусь тебе в этом, маленькая защитница.

Хлоя понюхала его руку и завиляла хвостом. А потом чихнула и отправилась на поиски своего любимого кота.

– Ну, знаешь, это действительно странно! – Пия улыбнулась, глядя на Виктора. – Хлоя всегда плохо относилась к мужчинам! А раз уж ты завоевал ее, значит, можешь спокойно входить в дом.

И Виктор вошел в ее дом и поднес к губам ее руку, не отводя взгляда от глаз Пии.

– Время шло так медленно… – Он неохотно отпустил руку девушки.

– Я думала, что и для меня оно будет тянуться так же, но мне пришлось помочь моей… э-э… подруге, – Пия вовремя поймала себя за язык и не назвала Венеру богиней, – подготовиться к свиданию сегодня вечером, так что для меня время просто промчалось. К тому же мне нужно было многое сделать.

Виктор улыбнулся и принюхался.

– Чем-то очень аппетитно пахнет. Разве мы не пойдем куда-нибудь ужинать?

– Я подумала, что неплохо было бы поесть дома.

Пия чуть было не добавила: «Если ты не возражаешь», но передумала. Прежняя Пия, конечно же, волновалась бы и суетилась и постоянно думала бы о том, не слишком ли она поспешила с этим свиданием. Однако новая, вдохновленная богиней Пия была уверена, что все сделала правильно и безошибочно выбрала место встречи – и что ее желания очень важны. Ей хотелось поужинать дома, значит, так и будет. А если ему это не понравится, и не понравится ее изумительная еда и ее потрясающий дом – тогда этот мужчина не для нее. Точка.

– Для меня большая честь, что ты специально приготовила что-то для нашей встречи.

Пия просияла улыбкой. Виктор ответил именно так, как и следовало.

– Я люблю готовить.

– Ты еще и любишь создавать уют в доме, – сказал он, окидывая взглядом гостиную.

– Да, для меня это очень важно.

Пия была польщена, что он сразу все заметил. Она и раньше приглашала домой мужчин. Не то чтобы часто, но случалось. Парочка из них сделали «красноречивые» замечания вроде «милый домик» или «отличное местечко – в этом районе цены на участки наверняка здорово растут», но ни один из них не понял, что у Пии есть особый дар превращать «милый домик» в настоящий дом.

И Хлое весьма и весьма не понравились все они.

– Конечно, это для тебя важно. – Виктор кивнул, как будто действительно все понимал. – Твой дом – это твое создание, он отражает тебя саму.

– Тогда позволь показать тебе мою любимую комнату – кухню.

Пия сразу подошла к плите и машинально помешала соус. А потом через плечо улыбнулась Виктору.

– Надеюсь, тебе нравятся спагетти.

– Мне понравится все, что ты приготовишь. Улыбка девушки стала шире.

– Хочешь проверить, чтобы убедиться?

– Если ты готова мне это позволить – да, хочу. Сегодня вечером, Пия, любое твое желание – приказ для меня.

Пия ощутила легкую дрожь, когда намек, скрытый в его словах, проник в самую ее суть. Она желала этого высокого, сильного мужчину, чья хромота каким-то образом делала его более доступным и человечным. Она желала его, и она желала того будущего, которое обещали ей его глаза.

Пия поднесла к его губам ложку и осторожно подула на нее, как будто касаясь дыханием его кожи.

– Тогда попробуй, только осторожно, он горячий.

Виктор улыбнулся, в уголках его глаз появились крошечные морщинки.

– Я не боюсь горячего, я к нему привык.

Виктор попробовал соус, но казалось, он пробует саму Пию. Снова.

– Очень вкусно, – сообщил он.

– Ты проголодался?

– Как никогда. Пие нравился жар, который Виктор пробуждал в ее теле. Часть ее хотела отбросить ложку и отдаться Виктору прямо сейчас и здесь, на кухонном столе; другая ее часть, более рассудительная, желала продолжить сладкую любовную игру, которую они только что начали.

Рассудительная часть в итоге победила, но с большим трудом.

– Хорошо. Ужин почти готов.

Она прибавила огонь под кастрюлей с водой, ожидавшей, когда в нее будут засыпаны тончайшие спагетти.

– А теперь разреши показать, где мы будем ужинать.

Пия повела Виктора к задней двери, выходившей во внутренний дворик.

– Безупречно, – только и сказал он, но этого было достаточно.

Пия и сама думала именно так.

– Может, нальешь нам немножко вина, пока я заканчиваю со спагетти?

Подойдя к двери, Пия обернулась, чтобы попросить Виктора подбросить в камин еще немного дров, но он, похоже, предугадал ее просьбу. Он уже подошел к камину и бросал в него дрова, хотя при виде внезапно разгоревшегося пламени Пия подумала, что, наверное, они и не нужны.

«Ладно, – думала девушка, засыпая спагетти в кипящую воду, – он ведь пожарный. Он должен знать, как обращаться с огнем».

Ей не нужно было много времени, чтобы завершить приготовление ужина, но Пие так хотелось поскорее вернуться к Виктору, и она похвалила себя за то, что выбрала спагетти «волосы ангела», которые приготовлялись в одно мгновение. Пие очень понравилось, как вспыхнули глаза Виктора, когда она вернулась, и она просто по-дурацки радовалась, что он с огромным аппетитом принялся за еду. Это было куда лучшим комплиментом, чем слова похвалы.

Когда Пия потом вспоминала этот ужин, она удивлялась, с какой легкостью они с Виктором болтали ни о чем… просто о необычайно теплой погоде, и о том, что маленькие фонарики придают столу сказочный вид, и о рецепте приготовления спагетти, который Пия нашла в старой-престарой итальянской поваренной книге… Они говорили о самых простых вещах. Земных. Обычных. Они вели себя так, как будто всю жизнь провели вместе.

– Я очень рад, что ты решила устроить для нас ужин на воздухе, – сказал Виктор, проглотив последний кусок и наливая им обоим еще кьянти.

– Я немножко боялась, что похолодает, но вечер просто прекрасный, да и камин отлично греет.

Пия кивком указала на камин, удивляясь, что он продолжал весело пылать.

Виктор улыбнулся.

– Хороший огонь всегда согревает.

– А я-то думала, пожарные не слишком любят огонь.

– Когда знакомишься с огнем достаточно близко, трудно не оценить его, и начинаешь у него учиться, а заодно и уважать его разрушительные способности.

– Уважать и ценить… – Пия немного помолчала, отпив глоток вина. – Ладно. И чему он тебя научил?

– Огонь говорит нам об очищении и обновлении. Например, когда по лесу мчится пожар, это выглядит как истинное несчастье. Но на самом деле позже на этом месте лес вырастает гораздо более здоровым, потому что огонь очистил его от гнилых деревьев и сорной травы.

– Да, это звучит разумно. А что еще ты от него узнал?

– Я вижу в огне разные истории.

– Истории? Что ты хочешь этим сказать?

Виктор внимательно посмотрел на нее, прежде чем ответить, и у Пии возникло странное, однако очень отчетливое впечатление, что он как бы взвешивает ее… прикидывает, что можно, а чего нельзя ей говорить.

– Представь, что огонь – это нечто вроде оракула. Он постоянно меняется, живет собственной жизнью. Так почему он не может собирать и хранить разные истории?

Пия честно подумала об этом. И ей вдруг показалось…

– Наверное, он действительно может. Я полагаю, ему нужен кто-то, кто сумел бы услышать его рассказы и перевести на понятный людям язык.

Виктор просиял улыбкой.

– Именно так!

– Расскажи мне какую-нибудь историю.

Виктор немного помолчал, глядя в небо, и Пие подумалось, что он роется в своих мыслях и воспоминаниях.

– Идем со мной, я тебе покажу, – сказал он наконец.

Он встал и протянул ей руку. Пия без колебаний приняла ее, и Виктор повел ее к дальнему краю деревянной площадки, к широкой ограде, высотой до пояса. Весной и летом Пия ставила на перила этой изгороди большие горшки с геранью, и ее внутренний дворик расцветал.

Виктор отпустил ее руку, и Пия едва успела ощутить сожаление из-за того, что прервался их физический контакт, как он положил ладони ей на талию.

– Можно? – негромко спросил он.

Пия посмотрела в его темные глаза и не стала выяснять, о чем именно он спрашивает. «Все, что угодно, – подумала она. – Сегодня вечером я хочу отдать ему все и вся».

– Да, – шепнула она.

Но Виктор, к ее удивлению, приподнял ее над землей и посадил на широкие перила, а потом повернул, так что Пия прислонилась к Виктору спиной, и его крепкие руки обняли ее. Когда он заговорил, его губы шевелились рядом с ее ухом, а щека легко прикасалась к волосам.

– Огонь рассказывает разные истории о древних временах… о древних людях, древних верованиях. – Виктор показал на вечернее небо. – Например, ты знаешь, что полная луна этого месяца многие века считалась ускоряющей луной?

Пия посмотрела вверх, куда показывал Виктор.

– Ускоряющая луна? Звучит замечательно.

Он опустил руку и положил ее на бедро Пии, и сразу начал нежно поглаживать его, как будто это прикосновение было частью истории, которую он рассказывал девушке.

– Многие поколения назад луна побуждала людей заглянуть в себя, чтобы найти дремлющие в них способности и пробудить их, – как с первыми признаками прихода весны пробуждаются существа, спящие в земной утробе.

– А что еще он тебе говорит? – спросила Пия, глядя на полную февральскую луну, зачарованная низким голосом Виктора и исходящим от него жаром.

– Огонь в этом мире призывает помнить о сиянии созвездий – тех далеких звезд, что горят собственным холодным огнем.

Виктор посмотрел на юг, на едва видимый горизонт. Пия повернула голову – и вздрогнула от восхитительного ощущения, когда Виктор отвел ее волосы и поцеловал в изгиб шеи.

– Видишь вон там маленькое созвездие? – Губы Виктора двигались по коже Пии, пока он говорил. – Вон то, где двойная звезда?

– Да…

Пия выдохнула это слово, и оно прозвучало скорее как стон, чем как выражение понимания. Она ощутила, как губы Виктора изогнулись в улыбке, и тут же кончик его языка коснулся ее кожи.

– Это созвездие Овна. О нем говорится вот что.

Жил некогда в Фессалии царь, и было у него двое детей – Фрикс и Гелла. Их матерью была богиня облаков Нефела. Но потом царь прогнал Нефелу и женился на волшебнице Ино. Мачеха ненавидела детей и всячески старалась их извести. Боги услышали детский плач, и Гермес послал к ним золотого барана, который должен был доставить детей к матери, Нефеле. Однако по пути Гелла не удержалась на спине золотого овна и упала в море, которое с тех пор зовется морем Геллы, Геллеспонтом. Фрикс горевал, но баран все же доставил его в Колхиду, на берег Черного моря, и там Фрикс принес золотого овна в жертву Зевсу в благодарность за свое спасение. А шкуру барана повесили на дерево, и это золотое руно стал охранять ужасный огнедышащий дракон, никогда не спавший. Боги превратили душу барана в созвездие, чтобы оно всегда напоминало о грустной истории.

Пия смотрела на прекрасные звезды, а Виктор целовал и ласкал ее, и его сильные руки гладили ее бедра, пока он низким голосом рисовал перед девушкой картины далекого прошлого. Пия прислонилась к нему спиной и закинула руки ему на шею, полностью предоставив в его владение свою грудь.

– Еще, – прошептала она. – Расскажи что-нибудь еще.

– Я тебе расскажу историю моего любимого созвездия. – Рука Виктора на мгновение оторвалась от тела Пии, чтобы показать на несколько звезд, знакомых ей.

– Это Млечный Путь и Южный Крест, – сказала она.

– Присмотрись получше, – предложил Виктор.

Его умные руки скользнули девушке под свитер и обхватили ее груди. Она не смогла сдержать стон и почувствовала, как он снова улыбнулся, не отрывая губ от ее кожи.

– В Древнем мире эту группу звезд знали как созвездие Кентавра. Эти звезды – душа Хирона.

Пальцы Виктора легонько коснулись чувствительных затвердевших сосков.

– Он был одним из самых талантливых учителей, когда-либо живших на земле, и чтобы почтить его, могучий Зевс поместил душу кентавра среди звезд.

Пия была восхищена и полностью покорена Виктором. Он как будто сотворил для нее особый мифический мир, наполненный магией его низкого голоса и страстью его теплых прикосновений. Пия чувствовала себя томной и очень-очень сексуальной. Она обернулась, чтобы посмотреть на него. Глаза Виктора пылали желанием, а руки продолжали интимно ласкать ее тело, как будто пожарный хотел запомнить каждую его линию.

– Твои истории прекрасны, – едва дыша, сказала Пия.

– Я хочу разделить с тобой мой мир, – ответил он.

– Мне нравится, как ты смотришь на этот мир.

Пия коснулась лица Виктора и осторожно провела большим пальцем по нижней губе, думая о том, как его губы касались ее тела. Потом она опустила руку к его груди и прижала ладонь к сердцу Виктора. Она чувствовала, как сильно и ровно билось это сердце, и прислонилась к большому теплому телу.

– Мне хочется, чтобы ты еще и увидела мой мир собственными глазами. Мне хочется, чтобы ты всегда была со мной, – тихо произнес он, наклоняясь и прижимаясь губами к ее губам, и охватившее Пию желание мгновенно выгнало из ее ума все мысли о звездах и вечности.

Прервав наконец поцелуй, они еще долго молча смотрели друг другу в глаза. Пия снова коснулась щеки Виктора.

– Ты сказал, я могу сегодня вечером пожелать что угодно?

– Да.

– Так вот… я желаю тебя.