Текст книги "Богиня любви"

Глава двадцать третья

Спальня Пии, решил Вулкан, похожа на саму девушку. Она мягкая и уютная – и точно такая же, какой он видел ее в ту ночь, когда наблюдал за Пией с помощью огненной нити, следя, как маленькая смертная доставляет себе наслаждение. От этого воспоминания его мужское естество напряглось еще сильнее, и кровь, уже и без того горячо бившаяся в венах, будто бы вся собралась в чреслах.

Они оба не разговаривали с того момента, как Пия сказала, что хочет его. Виктор снова жадно поцеловал ее. Она прервала поцелуй, но лишь для того, чтобы взять его за руку и повести в спальню. И теперь Пия двигалась по комнате, зажигая свечи цвета луны, которые сразу же наполнили воздух сладким ароматом гардении. Вулкан наблюдал за ней с томлением.

Потом Пия встала перед ним, ее локоны падали на плечи. Они поблескивали в свете маленьких огоньков свечек, и казалось, что девушка одета в прозрачную вуаль мерцающих волос. Вулкану страстно хотелось погрузить пальцы в эти волосы, притянуть Пию к себе… Должно быть, он бессознательно качнулся к ней, потому что она прошептала нечто такое, что тут же вынудило его замереть в неподвижности.

– Я хочу сама раздеть тебя…

У Вулкана все отчаянно сжалось внутри при мысли, что Пия увидит его обнаженным. Рассудком он понимал, что в его ноге нет ничего ужасного. Она просто немножко кривая, и это гораздо более заметно, когда он ходит. Но многие сотни лет жизни научили его, что даже это едва заметное несовершенство служит причиной бесконечных насмешек.

– Но если… если ты не хочешь, чтобы я…

Вулкан поспешно прижал палец к губам девушки.

Его колебания из-за собственной внутренней беззащитности заставили поколебаться новую, едва расцветшую уверенность Пии, а Вулкану было совершенно невыносимо видеть в ее глазах смущение и тень сомнения.

– Я очень хочу, чтобы ты меня раздела. Но я боюсь, что моя нога может тебя напугать и оттолкнуть, – честно ответил он.

Пия снова коснулась его щеки и нежно провела пальцем по губам, точно так же, как тогда, когда сказала, что желает его.

– Даже и не думай об этом. Я хочу тебя. Именно тебя, а не какую-то безупречную версию.

Никто и никогда не говорил Вулкану подобного. Потеряв дар речи, он смог только кивнуть в знак согласия. И Пия первым делом потянула за его свитер.

– Ты слишком высокий. Придется тебе наклониться, иначе я не смогу стянуть с тебя эту штуку.

Ее легкая, нежная улыбка едва не довела бога огня до обморока. Он обнял девушку – коротко и яростно, а потом наклонился, чтобы она могла снять с него свитер. Под ним на Вулкане была темная рубашка с длинными рукавами, в том стиле, который, похоже, был весьма популярен в этом мире. Пия начала расстегивать длинный ряд маленьких пуговиц. Вулкану хотелось одним мощным рывком избавиться от рубашки, прижать девушку к обнаженной груди… но это было бы совсем некстати и непохоже на него. И тут бог огня удивленно вздохнул. Все, что он делал этим вечером, было непохоже на него, совершенно ему не свойственно! И Вулкан сильным, уверенным жестом сорвал мешавшую ему рубашку и стремительно обнял Пию.

Она застонала и пылко ответила на его поцелуй, прижав ладони к его спине. От ее прикосновения кожа Вулкана стала вдруг сверхчувствительной, и он содрогнулся под лаской ее пальцев.

Потом ее беспокойные руки двинулись вниз, отыскав застежку брюк, которые, как узнал бог огня благодаря Интернету, назывались джинсами. Он крепко, очень крепко поцеловал Пию, когда она просунула руку к его восставшему естеству, в то время как другая ее рука занималась пуговкой над «молнией». Пия подняла голову и посмотрела в глаза богу огня. Ее губы изгибались в улыбке, и она была в этот момент очень похожа на нимфу. Вулкан улыбнулся в ответ, радуясь, что уверенность и насмешливость вернулись в ее взгляд.

– Мне нравится, что ты уже наготове…

Румянец залил щеки девушки оттого, что она сказала нечто не совсем пристойное, и Вулкан едва не расхохотался.

– Это все из-за тебя! Стоит мне подумать о тебе – и я уже полон желания.

– Это хорошо, – тихо откликнулась Пия.

Она расстегнула наконец его джинсы, выпустив на свободу мужское естество бога огня. И снова вскинула голову и посмотрела в глаза Вулкану, только на этот раз в ее взгляде отчетливо читалось изумление.

– Ты что, как коммандос, разгуливаешь без трусов? Хорошо, что я этого не знала, пока мы ужинали. Не думаю, что мы тогда смогли бы закончить еду, и вряд ли у меня хватило бы терпения слушать те чудесные истории, что ты рассказывал…

«Коммандос» было новым словом для Вулкана, но богу огня не пришлось искать ответа, потому что Пия уже взяла в руку его фаллос и начала гладить по всей длине. Вулкан напрягся под ее пальцами, чувствуя, что его естество так отвердело и вздулось, что, казалось, кожа на нем вот-вот лопнет. Пия отвела руку лишь для того, чтобы спустить его джинсы до самого пола. Вулкан перешагнул их, попутно сбросив ботинки, и остался перед Пией полностью обнаженным – и телом, и душой.

Ее взгляд пробежался по всему его телу. Он знал, что теперь ей отчетливо видно, где и как именно изогнута его нога, какое клеймо наложил на его тело гнев отца. Вулкан едва удержался, чтобы не погасить все маленькие огоньки свечей, погрузив спальню в спасительную, скрывающую все тьму.

– Ты прекрасен, – выдохнула Пия.

Прежде чем он успел опомниться от услышанного, девушка опустилась перед ним на колени. Ее пальцы теперь ласкали его бедра. И от этих легких прикосновений бог огня задрожал, а его фаллос – вздрогнул от смешанного чувства острой потребности освобождения и удовольствия. Пия не спешила, продвигаясь пальцами и губами все дальше, касаясь языком его кожи, целуя, все приближаясь и приближаясь к центру его наслаждений. Она обхватила ладонью мошонку Вулкана, слегка сжала, дразня, а потом обе ее ладони обняли его мужское естество… они поглаживали его, направляя к прекрасной влажной розе губ.

Бог огня содрогнулся и застонал, когда язычок девушки чуть высунулся и слизнул каплю прозрачной жидкости его желаний, выступившую на конце его боевого оружия. Потом ее язык прошелся вокруг головки фаллоса. Услышав, как Вулкан с шипением выдохнул, Пия остановилась и, подняв голову, посмотрела на него.

– Мне хочется взять его в рот, любить тебя губами и языком, и всем телом, и всем сердцем. Ты позволишь?

– Да, Пия, ради всех богов, да! – простонал он.

И, более не колеблясь, девушка приоткрыла розовые губы и вобрала в себя мужское великолепие Вулкана так глубоко, как только позволила жаркая глубина ее рта. Вулкан, не владея собой, зарылся пальцами в ее волосы, пока она снова и снова погружала его фаллос в умопомрачительный ротик, каждый раз облизывая языком самую чувствительную внешнюю часть его копья.

Чувствовать свое напрягшееся естество в ее губах было для Вулкана не только физическим, но и зрительным наслаждением. Он видел, как его окаменевший фаллос скользит взад-вперед между полными розовыми губами, как Пия синхронно двигает рукой, лаская его… и это было почти невыносимо. Вулкан был готов взорваться, но он не хотел, чтобы этот сладостный процесс погружения прервался…

В какой-то момент он почувствовал, что оргазм приближается с такой скоростью и силой, что его уже не удержать. Вулкан хотел крикнуть, чтобы предупредить Пию… он должен был высвободиться из ее губ, но она ему не позволила. Когда все его тело напряглось и жаркая волна семени вырвалась на свободу, Пия лишь принялась крепче и быстрее посасывать его, пока он наконец не ощутил себя опустошенным и в то же время насыщенным.

Когда к Вулкану наконец вернулась способность сосредоточиться, он с удивлением обнаружил, что по-прежнему стоит на том же самом месте. Он просто поверить не мог, что не свалился на пол без сил. Его руки все так же путались в локонах Пии, и лишь теперь он осторожно высвободил пальцы. Пия посмотрела на него, подняв голову, и ее глаза сияли.

Прелестные истории, рассказанные Виктором, почему-то возбудили Пию так, как ничто другое прежде. Ведя его в спальню, девушка уже была влажной, пылающей, готовой… А после того как она довела его до оргазма ртом, ее желание отдаться ему уже сотрясало все ее тело. Она улыбнулась Виктору, наслаждаясь изумленным выражением его осунувшегося лица.

– Теперь моя очередь, – сказала Пия, намеренно понижая голос и придавая ему сексуальное звучание.

Она начала медленно снимать с себя одежду, радуясь, с каким напряжением Виктор следил за каждым ее движением. Она, конечно, понимала, что он не сможет снова возбудиться так быстро, но ей не терпелось всем телом ощутить его обнаженную кожу… почувствовать объятие его сильных рук… его губы на своих губах…

Раздевшись, она легла на кровать. Отбросив наконец все запреты и предрассудки, Пия раскинула ноги. И с изумлением увидела, как его фаллос начал вновь наполняться желанием.

– Позволь мне войти в тебя. Я должен обладать тобой… Я должен сделать тебя своей, – хрипло проговорил он, становясь на колени между ее ногами.

Не веря собственным глазам, Пия потянулась вперед. Ее рука обхватила уже готовое к действию копье, доказав девушке, что она вовсе не вообразила себе столь быструю повторную эрекцию. Пия погладила фаллос, чувствуя, что просто тает от удовольствия. Виктор воистину изумителен!

– Я уже принадлежу тебе, – сказала она, глядя ему в глаза, веря, что он видит их общее будущее в ее взгляде так же, как она видит все в его глазах.

– Да… – у Виктора перехватило дыхание. – Мы принадлежим друг другу… навеки. Я люблю тебя, Дорис Пия Чамберлейн. И я хочу провести с тобой рядом вечность.

Пия почувствовала, как его слова омыли все ее тело, как будто несли в себе нечто ощутимое физически, хотя разум и пытался напомнить ей, что это невозможно – слова не могут вызывать физических ощущений. Да, рассудком Пия это понимала, но Виктор, произнеся слова любви, как будто действительно связал их вместе навечно.

– Да, – прошептала она. – Я буду принадлежать тебе всегда…

Она направила его копье в свою сердцевину и застонала, когда оно начало медленно погружаться во влажную глубину. А потом вся осторожность и все колебания исчезли, и их обоих наполнила безумная страсть, и Виктор начал двигаться резко и сильно, снова и снова врываясь в нее. А она яростно встречала его удары, вскидывая бедра и изгибаясь так, чтобы принять его полностью, до самого конца. Он вел ее по древней дороге страсти, пока не ощутил, что ее тело готово к оргазму. Она со стоном приподняла ноги. И он со звуком, очень похожим на рычание дикого зверя, подхватил эти ноги и поднял их выше, забросив на свои мощные плечи, влажные от пота. И в этой позиции Пия еще полнее открылась перед ним, позволив проникнуть глубже и довести ее наконец до освобождения. Она обхватила его руками – и взорвалась, выдыхая его имя. А потом он последовал за ней и застонал от счастья. Пия прижала к себе его дрожащее тело…

…И тут нечто за его спиной привлекло ее внимание. Девушка моргнула, пытаясь сосредоточиться и восстановить дыхание, и наконец отчетливо увидела, что огоньки маленьких свечек, которые она зажгла недавно, вздымаются до самого потолка!

Она закричала, но Виктор, еще не добравшийся до конца собственного экстаза, принял это за крик наслаждения. Пия напряглась, пытаясь оттолкнуть его, чтобы броситься за огнетушителем, но тут вдруг поняла, что хотя огни взлетели до потолка и горят неестественно ярко, они ничего не поджигают вокруг себя. Они взвились вверх в момент оргазма Виктора, похожие на след реактивного самолета в ночном небе, и в них не было жара, а лишь один только цвет. Пия продолжала следить за огнями, пока Виктор выплескивал в нее свое семя. Когда же судорожные сотрясения его тела утихли, когда он бессильно упал на нее, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи, – огоньки свечей вернулись к своему прежнему виду. И если бы Пия не открывала глаз, она бы ничего и не заметила.

Но ее глаза не были закрыты.

И она ничего не пропустила.

Правда ошеломила ее. Внезапное появление Виктора совпало с появлением Венеры. Он обладал мощной аурой. Он говорил странно, старомодно, что могло свидетельствовать о хорошем образовании и, может быть, о том, что он много времени проводил за границей, – но могло значить и нечто совсем другое. И, сверх всего прочего, он отлично знал античные мифы и предания.

Виктор прижимался носом к ее шее и целовал, шепча что-то нежное, ласковое, и Пия кожей ощущала его слова…

– Кто ты такой? – внезапно спросила она.

Ее голос прозвучал ровно и настойчиво. Но ослабевший после оргазма Виктор – или как уж там его звали, черт знает! – похоже, не заметил этого. Он продолжал тереться лицом о ее шею и бормотать:

– Мужчина, который тебя любит, малышка…

– Дерьмо собачье!

Это его проняло. Он резко отодвинулся от нее, увидел напрягшееся тело Пии и понял, что она не шутит. Тревожно нахмурившись, он медленно сполз с нее. Пия проигнорировала теплое, сексуальное ощущение, возникшее при движении его тела.

– Пия?..

– Ты не простой смертный человек! Она произнесла это очень громко и тут же увидела в его глазах изумление… не изумление типа «Какого черта?», а изумленный вопрос: «Как, черт побери, она догадалась?!» – и сразу поняла, что ее инстинктивное подозрение оказалось верным. Он не был похож на других мужчин, потому что он и не был обычным мужчиной.

– Кто ты такой? – повторила Пия.

Она скрестила руки на обнаженной груди, – но не потому, что хотела спрятаться от него. Нет, не хотела. Просто она ужасно разозлилась.

– Почему ты спрашиваешь это? Почему ты не веришь, что я обычный смертный?

– Ладно. Пожалуйста. Объясню. Когда ты дошел до оргазма, огни вон тех свечей взлетели до потолка, как миниатюрные фейерверки. А это. Не. Нормально.

Расстроенный, он сел на кровати.

– Правда? Свечки такое проделали?

– Ох, а я не упомянула о том, что их огни лизали и стены, и потолок, но при этом почему-то ничего не загорелось?

Вулкан исподтишка глянул через плечо на свечи, как будто не хотел, чтобы они заметили его взгляд.

– А это действительно ненормально?

– Ты и сам знаешь, что нет.

– Я не знал, что они собираются выкинуть такой фокус. Такого никогда прежде со мной не случалось. – Он попытался улыбнуться. – Но я рад, что они ничего не подожгли.

Пия отвергла его попытку уменьшить возникшее между ними напряжение.

– И ты думаешь, я поверю, что ты никогда прежде не занимался сексом?

– Конечно занимался. Я имел в виду совсем другое. Я хотел сказать, я никогда прежде не любил и потому просто не знал, что любой огонь в моем присутствии… э-э… откликнется на силу моих чувств.

– А если поточнее, почему это огонь откликается на твои чувства? – спросила Пия.

Несмотря на гнев, ей ужасно хотелось узнать, кто же он такой на самом деле. Он глубоко вздохнул.

– Меня зовут не Виктором. Мне очень жаль, что я обманул тебя. Я просто не привык ко всему этому, и я – что было очень глупо – не думал ни о чем, желая снова увидеть тебя. Я не думал ничего и тогда, когда ты спросила, как меня зовут.

– Ну а как тебя зовут на самом деле? – нетерпеливо спросила Пия.

– Вулкан, – ответил он.

– В. Кан.

– Я не слишком искусный лжец. Пия фыркнула.

– Но ты сумел одурачить меня.

– Я вовсе тебя не дурачил! По правде говоря, у меня и в мыслях такого не было.

Вулкан потянулся к Пие, но она резко отстранилась.

– Пожалуйста, не отдаляйся от меня! – попросил он.

– И ты еще смеешь указывать, что мне делать! Мне плевать, если ты действительно бог. Я просто не желаю, чтобы надо мной издевались!

Пия вдруг поняла, что она куда больше смущена, чем разгневана, но уже не могла сдержать ярость. Она влюбилась в древнего бога. От одной этой мысли у нее начинался непонятный звон в ушах, и Пия боялась, что если она перестанет злиться, то ее тут же охватит безмерная печаль… или, хуже того, она испугается.

– Я не хотел над тобой издеваться!

– Ха! Значит, ты просто солгал, и все? Это еще хуже. И почему бы заодно не устроить что-то… Почему бы не забабахать что-нибудь этакое и не превратить меня в… в… в дерево или еще что похуже, если я тебя рассержу?

Разве не так обычно поступают боги, соблазнившие смертную женщину? Ох, и почему она не уделила больше внимания мифологии, когда училась в школе! И нет ли где-то на ее книжных полках старого экземпляра книги Эдит Гамильтон с текстами мифов? Боже, надо надеяться, что есть. Ей придется очень внимательно прочитать все от корки до корки.

– В дерево? – Вулкан выглядел искренне удивленным. – С чего бы вдруг мне превращать тебя в дерево?

– Откуда мне знать! Да и вообще, как я могу хоть что-то знать о тебе? Разве не может оказаться ложью все, что ты говорил?

– Нет! – выкрикнул он, и огни свечей яростно затрепетали.

– Вот, смотри туда! – Пия показала на свечи. – Ты только что снова заставил свечки вести себя очень странно!

– Извини… Я не позволю им что-нибудь натворить.

– Но почему ты так действуешь на огонь?

– Потому что я Вулкан.

Пия изобразила вздох разочарования.

– Я давно уже закончила школу и с тех пор не слишком интересовалась мифологией.

Он смущенно сдвинул брови. Пия закатила глаза к потолку.

– Я не знаю, что это за бог такой – Вулкан!

– Ох…

Он вовсе не выглядел оскорбленным, как могла бы ожидать Пия. Он просто пожал плечами и пояснил:

– Я бог огня. Мои владения находятся в самых недрах горы Олимп. У себя в кузнице я поддерживаю огонь, который согревает землю Древнего мира. И еще я работаю с металлами – то есть делаю то, что обычно ассоциируется с кузницей.

– Так значит, все было ложью… – Пие стало совсем плохо.

– Нет, не говори так!

Вулкан взглянул на свечи, чтобы удостовериться, что они ведут себя прилично, и лишь после этого продолжил:

– Я только скрыл свое имя, но это и все! Я действительно работаю с огнем. И я наблюдал за тобой. И я люблю тебя.

Пия покачала головой.

– Я не об этом. Я имела в виду то, что ты говорил о… ну, о том, что ты – отверженный, что ты ни с кем не связан. Но ты же бог! Один из бессмертных! Я знаю Венеру… я знаю, как блистательны вы, олимпийцы…

Пия прикусила губу, решительно запрещая себе плакать, и завернулась в простыню. Плохо уже и то, что он видел ее неприкрытые чувства. Она не умела их прятать, но простыня хотя бы скроет ее обнаженное тело.

– Это ведь означает, что ты прикидываешься похожим на меня!

– Но я и есть такой же, как ты! Я не прикидывался. Посмотри на меня! – Вулкан встал рядом с кроватью, выпрямившись во весь рост. – Взгляни на меня внимательно. У меня кривая нога; я хромой! И сравни мое несовершенство с ослепительной красотой Венеры! Мне весьма далеко до физической безупречности. И из-за этого я стал вечным изгнанником среди золотых бессмертных Олимпа!

У Пии снова загудело и зазвенело в ушах.

– Но это же не имеет никакого значения…

Она протянула руку и коснулась его увечной ноги.

Вулкан поймал ее руку и упал на колени рядом с кроватью, прижавшись лицом к ее ладони.

– Это имеет огромное значение для бессмертных. Я знаю, каково это – ощущать себя отверженным, но теперь, когда я встретил тебя, я знаю и то, каково быть принятым и любимым. Я не могу потерять тебя, Пия. Мне этого не вынести.

И тут вдруг в памяти Пии внезапно вспыхнули слова Венеры, смысл которых она поняла только теперь: «Он физически несовершенен, а потому отверженный на Олимпе. Он думал, что женитьба на мне даст ему возможность войти в круг богов…»

– Ох нет… – произнесла она едва слышно. – Ты женат на Венере…

– Да, но…

Что он сказал дальше, Пия не слышала, потому что разрыдалась во весь голос.

Глава двадцать четвертая

– Малышка, не плачь! Все будет хорошо, вот увидишь!

– Дай мне… дай «клинекс»… – выговорила Пия между всхлипами, показывая на дверь ванной комнаты, примыкавшей к спальне.

Вулкан стремительно натянул джинсы и ринулся в ванную комнату.

– Маленькие бумажные салфетки в розовой коробке!

Пия сообразила, что бог огня едва ли узнал бы салфетки «клинекс», даже если бы те набросились на него и укусили.

Вулкан вышел из ванной с коробкой в руке. Отдав ее Пие, он сел на край кровати, наблюдая за девушкой с таким видом, словно ожидал, что она в любой момент может воспламениться. Пия высморкалась и вытерла глаза. Еще раз глубоко вздохнула, с удовольствием отметив, что при этом почти не всхлипнула. А потом перевела взгляд на Викт… Она стиснула зубы и мысленно поправила себя. Она посмотрела на Вулкана, древнего бога огня. И заговорила тихо, надеясь, что ее голос звучит спокойно и рассудительно.

– Ладно. Я не знаю, как там все происходит у вас на Олимпе, или под Олимпом, или еще где-нибудь. Но здесь, в месте, которое, как можем заверить тебя и я, и Венера, называется современным миром смертных, девушки не заводят любовных отношений с чужими мужьями. По крайней мере, если они не очень-очень испорченные и непорядочные.

Пия вздохнула, видя отразившееся на лице Вулкана смущение.

– Просто поверь мне на слово, что я не испорченная и не непорядочная и что я никогда не хотела бы стать такой. А это значит, что я не могу заниматься любовью с мужем моей подруги.

Вулкан улыбнулся – медленно, сексуально.

– Но ты любишь меня. Ты ведь только что сказала, что любишь меня.

– Привет! А все остальное ты слышал?

Он продолжал улыбаться.

– Мы с Венерой никогда не жили вместе как муж и жена. Наш брак был заключен по соглашению… только он не стал таким, как мы ожидали. Она ведь никогда не говорила тебе, что любит меня, правда?

Пия пожевала губу.

– Нет. Она просто сказала, что замужем, но что это не похоже на настоящий брак.

Вулкан кивнул и ничуть не огорчился из-за того, как именно его жена описала их якобы брачные отношения.

– И разве сама она сейчас не с другим мужчиной?

– Может быть…

Как ни странно, Пия чувствовала себя так, как будто они, говоря о Венере, говорили о чем-то гораздо большем.

Вулкан приподнял бровь.

– Может быть?

– Ладно, да. Она пошла на свидание.

– И меня это очень устраивает.

– Но мне это кажется неправильным. Вулкан снова взял ее за руку.

– Будешь ли ты чувствовать себя лучше, если мы с Венерой договоримся и аннулируем наш брак?

– Я не знаю… – Пия покачала головой, чувствуя, что готова снова расплакаться. – Уж слишком быстро все происходит…

– Но Пия, малышка, мы ведь уже говорили об этом. То, что наша любовь разгорелась так быстро, никакого значения не имеет. Важна только любовь сама по себе, важна та связь, которую мы ощущаем в наших душах… вот что действительно важно!

Бог огня наклонился и обхватил ладонями лицо девушки.

– Посмотри мне в глаза. Увидь там правду. Я существовал в одиночестве так долго, что ты сочла бы это вечностью. До тех пор, пока всего несколько дней назад не увидел тебя с помощью огненной нити, я был убежден, что могу найти мир и покой только одним способом – тем же, что золотой овен и Хирон.

Глаза девушки округлились.

– Ты собирался умереть и стать созвездием?

– Да.

– Но ты не можешь! Ты же бессмертный!

– Хирон тоже был бессмертным, и я, как этот кентавр, могу умереть, если того пожелает Зевс.

– Нет!

Вулкан улыбнулся и погладил девушку по щеке.

– Только теперь я уже не могу умереть и превратиться в созвездие, потому что я нашел наконец свой дом, и этот дом здесь, рядом с тобой. Если ты захочешь.

– Но твои владения… твоя кузница…

– Все проблемы можно решить, если ты меня любишь.

Пия посмотрела ему в глаза. Да, она знала теперь, что перед ней – древний бог, но почему-то от этого ничего не менялось. Она ведь полюбила не его предположительно смертную оболочку. То, на что она откликнулась в тот самый момент, когда заглянула в его глаза, лежало за пределами физического и никакого отношения не имело ни к смертности, ни к вечности.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– Значит, мы и все остальное уладим. Вместе.

– Вместе… – повторила Пия, и его губы закрыли ей рот, и она затерялась в его вкусе, запахе, в его магии и в его огненном жаре…

Гриффин проснулся, как обычно, – без звонка будильника. Что-то было не так. Он посмотрел на циферблат часов, стоявших на столике у кровати. Половина шестого утра. Он должен быть на пожарной станции в семь. У него еще масса времени. Улыбаясь, он повернулся, потянувшись к Венере. Но кровать была пуста. Так вот в чем дело… Она исчезла. Гриффин натянул боксерские шорты. В ванной комнате ее тоже не было. Гриффин вышел из спальни и посмотрел вниз. И его охватило облегчение. Венера сидела на кушетке и смотрела на его скульптуру. Кали-Али вертелась рядом, и Венера рассеянно поглаживала ее. Но радость Гриффина длилась недолго. Венера плакала. Безмолвные слезы катились по ее щекам. Окна гостиной еще только начали светлеть от первых лучей рассвета, и Венеру окружали приглушенные, нежные краски наступающего утра. Художник в Гриффине откликнулся на эту картину раньше, чем мужчина. Красота Венеры была необычной, особенно теперь, когда печаль смягчила ее черты. С этой женщины следовало писать портреты, ее нужно изваять… В ее честь надо сочинять стихи и песни…

Но тут мужчина взял верх над художником. Она плакала. Неужели он тому виной? Неужели это из-за него она грустит? Может быть, она сожалеет о прошедшей ночи? От этой мысли у Гриффина помутилось в голове. Венера была самой невероятной женщиной, с которой ему когда-либо приходилось быть, и он не хотел, чтобы она пожалела хотя бы об одном мгновении, проведенном с ним. Он хотел, чтобы она осталась рядом с ним на всю жизнь.

Гриффин сам был потрясен этой мыслью. Ведь прежде он никогда не думал о совместном будущем с какой-нибудь своей возлюбленной, или подружкой, или как уж они там сами себя называют. Но с Венерой все было по-другому. Она заставила его чувствовать себя по-другому. И не потому, что была невероятно красива, и остроумна, и умна, и добра… В ней было то самое неуловимое, ускользающее от определения «нечто»… То есть на самом-то деле они обладали этим «нечто» вместе. Между ними проскочила та маленькая искра, которая превращает дружбу в любовь, а возлюбленных – в две нераздельные половинки одного целого.

Половинки? Неужели они действительно половинки целого? Эта идея поразила Гриффина, но совсем не испугала. Все внутри, него настойчиво твердило: «Это то самое! Она моя! Она – та, которую я ждал так долго!» Он схватил купальный халат и поспешил вниз по лестнице. Венера не замечала его, пока Гриффин не коснулся ее плеча, и тогда вздрогнула и поспешно вытерла глаза. Кали-Али сердито мяукнула и с надменным видом спрыгнула с кушетки. «Маленькая предательница», – подумал Гриффин.

– Прости, я не хотел тебя испугать.

На Венере был его свитер, тот, который он надевал прошлым вечером. Разумеется, он был ей слишком велик, и от этого Венера выглядела юной и очень-очень сексуальной.

– У тебя есть кофе? – спросила она.

Гриффин нахмурился. Есть ли у него кофе? Он не хотел говорить о кофе. Он хотел подхватить Венеру на руки и сказать, что любит ее и что готов исправить все, что бы это ни было, что заставило ее плакать, – но вид ее слез полностью вывел его из равновесия, почти так же, как мысль о душах-половинках и об их общем будущем.

Но вместо этого он произнес:

– Да, кофе у меня есть.

– Не приготовишь для меня?

– Конечно. – Окончательно смущенный, Гриффин вышел в кухню и начал готовить кофе. – Хочешь горячих оладий или еще что-нибудь?

– Нет, – откликнулась Венера. – Нет, спасибо.

Гриффин стиснул зубы. Она вела себя чертовски, чудовищно вежливо. Гриффин едва дождался, пока кофеварка наполнит две чашки, и поспешно вернулся к Венере. Она все так же сидела на кушетке, глядя на скульптуру, но плакать перестала.

– Будешь пить черный? Если хочешь, у меня есть молоко и сахар.

– Нет, спасибо, мне так нравится.

Венера взяла чашку и сделала осторожный глоток.

Гриффин сел рядом с ней и, не удержавшись, наклонился и нежно поцеловал ее.

– С добрым утром…

Его порадовало, что Венера прислонилась к нему в ответ на поцелуй.

– С добрым утром, – сказала она.

Они молча пили кофе, пока Гриффин не почувствовал, что больше ему этого не вынести. Тогда он поставил чашку на пол и повернулся к Венере.

– Что с тобой? Что случилось? Венера вздохнула.

– Это очень трудно выразить в словах.

– Это из-за меня? Я сделал что-то такое, что тебя расстроило?

– Нет. Ты – само совершенство.

Ну, черт побери… Она произнесла это так, словно ничего хорошего в совершенстве не было. Гриффин набрал в грудь побольше воздуха и задал наконец вопрос, ответа на который очень боялся:

– Ты сожалеешь о прошедшей ночи?

– Ох нет, конечно же нет! – Венера наконец посмотрела на него. – Прошлая ночь была великолепна.

Гриффин осторожно провел пальцем по ее влажной щеке.

– Тогда почему ты сидишь здесь и плачешь? Венера снова посмотрела на скульптуру.

– Ты был прав… – медленно произнесла она.

– Насчет чего?

– Насчет Венеры.

– И ты именно из-за этого плачешь?

Она кивнула.

– Да, я загрустила, потому что недавно осознала, что у меня слишком много общего с ней.

– Что ты хочешь этим сказать?

Почему-то от ее слов или, может быть, оттого, что она произнесла их тоном безропотного смирения, внутри у Гриффина все сжалось.

– Ты говорил, что Венера не нуждается в мужчине и от этого становится недоступной и неприкосновенной, а это в особенности трагично, потому что Венера – воплощенная Любовь!

Гриффин кивнул.

– И я была такой же… – Венера говорила задумчиво, даже рассеянно, как будто совершенно забыла о присутствии пожарного и просто рассуждала вслух. – Я помогла бесчисленному множеству пар найти любовь. Меня снова и снова молили о том, чтобы их страсть, их одержимость друг другом, их желания стали истинными и постоянными, но что касается меня, что касается подобного в моей собственной жизни…

Венера тревожно повела плечами.

– Любовь проходила мимо меня, пролетала надо мной, кружила возле меня, а иногда и навещала меня ненадолго, но в конце концов любовь шла дальше – без меня…

Гриффин взял ее за руку, и Венера повернулась к нему лицом. Никогда в жизни Гриффин ничего не желал так, как сейчас желал прогнать печаль из этих фиолетовых глаз, но когда он попытался придумать, что бы такое сказать, чтобы немного поднять ей настроение, он понял, что его столь тщательно охраняемая свобода от близких отношений и его постоянное бегство от любви вообще были не чем иным, как пустынной тропой, ведущей в некое подобие настоящей жизни. И Гриффину даже подумалось, что художник, скрытый в нем, давным-давно понял это одиночество… и, может быть, именно поэтому объектом большинства его произведений были женщины… несмотря на то что он большую часть своей жизни весьма искусно убегал от излишней близости.

Гриффин осознал, что боится произнести то, что необходимо, но еще больше боялся не сказать этого.

– Я никогда не был женат. Я никогда не был обручен. По правде говоря, я избегал любви точно так же, как ты. Я достаточно насмотрелся на семейные проблемы своих сестер и матери, на избыток чертовых эмоций и думал, что гораздо лучше жить без этого проклятого чувства.