Текст книги "Я еще жив. Автобиография"

Но идем дальше. Тони Смит выбирал наилучшие условия для Face Value, ведь им были крайне заинтересованы по всей Великобритании. Я подписал контракт с лейблом Ричарда Брэнсона, на котором были записаны Tubular Bells и Never Mind The Bollocks. Я мог занять место где-то между ними. Для обычного слушателя это был новый Фил Коллинз.

Я начал редактировать и сводить свои песни. Я сам писал все, что должно было быть написано, – список песен, вступительные слова на обложке, даже отметки об авторских правах и все тому подобное. Я попросил у звукозаписывающей компании несколько чистых наклеек, которые будут приклеены в центре виниловой пластинки, и начал писать на них. Если не хватало места, я начинал снова. Если останется слишком много места, я начну снова. Внимание к деталям. Это мой первый сольный альбом. И он может быть моим последним сольным альбомом. Я должен вложить в него всего себя до последней капли.

Тем не менее я почти ничего не ждал от своего альбома. Близкие мне люди слушали Face Value и, как и Ахмет, говорили: «Вау». Но их мнение было предвзятым. И я был уверен, что никто из них не ожидал, что альбом получит признание критиков или станет финансово успешным. В Америке лейбл не хотел даже выпускать In The Air Tonight в качестве главного сингла. Они сделали ставку на I Missed Again.

Я поехал в Нью-Йорк, чтобы обсудить с Ахметом то, как можно продвигать такой сложный для понимания альбом. Я выбрал Atlantic для выпуска альбома в США по большей части из-за Ахмета. Ему нравились я и моя музыка, и его интерес не угасал до конца его жизни. На протяжении многих лет он очень сильно меня поддерживал и вселял в меня уверенность, когда я сбивался с пути. Каждый раз, когда к нему приходили новые музыканты, он включал им In The Air Tonight и говорил: «Итак, именно этого я хочу от вас».

Я спросил у Ахмета и его команды: как мне распахнуть те двери, которые так и не открылись перед Genesis? Как-никак, первая реакция ведущих радиопередач на песню I Missed Again была многообещающей: «Это настоящий прорыв!»

Я думал: «Этот альбом должен понравиться фанатам ритм-энд-блюза, ведь на нем есть Earth, Wind & Fire!»

В общем, я встретился с Генри Алленом, отвечающим на лейбле за афроамериканскую музыку. «Слушай, я хотел бы попасть на ритм-энд-блюз радиостанции».

«Хорошо, но они не возьмут тебя. Потому что ты белый».

«Да, но они не узнают об этом, если я не буду указан как основной музыкант. Напиши, что это «Фил Коллинз и духовые инструменты EWF. Или даже EWF и Фил Коллинз». Мне плевать сейчас, но я чувствую, что это может сработать».

«Нет. Они узнают».

Эти расовые ограничения были для меня настоящим шоком. Ведь пятидесятые и шестидесятые уже прошли, на дворе были восьмидесятые. Но вскоре я вынужден был признать, что эти старые предрассудки еще сохранялись. Когда в 1984 году Филипп Бэйли из Earth, Wind & Fire готовился приехать в Великобританию, чтобы записать со мной (в качестве продюсера) альбом Chinese Wall, он встретился со знаменитым темнокожим ведущим радиопередач Фрэнки Крокером и Ларкином Арнольдом, главой ритм-энд-блюз направления в CBS. Они оба сказали Филиппу: «Ты поедешь в Лондон записываться с Филом Коллинзом? Можешь не возвращаться обратно со своим белым альбомом».

В конце октября 1980 года я предложил Джилл переехать ко мне в Англию, и в начале 1981 года мы уже жили вместе в «Олд Крофте». Ради меня она ушла с последнего курса колледжа, в котором училась на преподавателя средней школы.

Face Value вышел 9 января 1981 года, почти сразу после моего тридцатилетия. Я не поехал в сольный тур. Было еще слишком рано для этого, и я хотел иметь больше музыки в своем репертуаре. К тому же меня немного пугала сама мысль о сольном туре.

Тем временем Genesis решили собраться с силами и организовать свою собственную студию-базу. Мы приобрели неплохой дом в тюдоровском стиле в Чиддингфолде; на наше решение в немалой степени повлиял огромный многоместный гараж во дворе. Мы хотели превратить его в звукозаписывающую студию под названием The Farm. В процессе перестройки гаража мы обосновались в гостиной и начали писать свой одиннадцатый студийный альбом Abacab.

Пока мы работали над Abacab, нам сообщили о неожиданном успехе Face Value. Из-за этого ситуация стала немного неловкой. Я был в глубоком потрясении, меня охватывало дикое возбуждение: «Господи, In The Air Tonight заняла первую строчку в Голландии!» И не только в Голландии – песня свела с ума весь мир. Face Value продолжал наращивать количество продаж. Тони Бэнкс очень точно подметил в документальном фильме BBC «Genesis: Together аnd Apart» 2014 года: «Мы хотели, чтобы Фил добился успеха. Но не настолько большого успеха».

В тот момент, в начале восьмидесятых, я уже мог заметить, как изменились отношения участников группы. Может, они думали: «Итак, Фил собирается уходить из группы». Никто об этом не говорил, хотя Тони Смит однажды открыто сказал мне: «Думаю, что Genesis действительно хорошо повлиял на тебя». Вокалист снова покидает Genesis? Потерять одного фронтмена не страшно, но двоих… Было понятно, что группа не смогла бы пережить еще один такой раскол.

Смит был отличным менеджером, и он оказался прав. Его слова только подтверждались еще много лет. Каждая карьера – сольная или в группе – укрепляет другую карьеру.

Кроме того, я, разумеется, наслаждался неожиданным успехом Face Value. До этого момента я постоянно чувствовал, что играю последнюю по значимости роль в Genesis. Спустя годы я осознал, что сильно занижал их мнение по поводу себя – я узнал об этом, прочитав книгу Майка: «Когда у Фила появлялась идея, мы внимательно слушали его». Для неуверенного в себе паренька это было настоящим откровением. Мы никогда не обсуждали подобные вещи и не выражали открыто свои чувства друг перед другом.

Однако еще долгое время я буду испытывать неуверенность в себе, записывая песни: «Как вам такая мелодия, нормально?» Но на протяжении всех восьмидесятых я писал песни одну за одной и стремительно развивался в этом. Первая песня, которую я целиком написал для группы – Misunderstanding, – была выпущена в качестве третьего сингла для альбома Duke. Она стала нашим самым успешным международным хитом.

Face Value продолжал продаваться. Он стал номером один в Великобритании, что очень впечатлило нас всех. Мы всегда хотели, чтобы Genesis достиг первой строчки.

Завидовали ли Майк и Тони? Я не знаю точно. А та шутка – «Мы хотели, чтобы Фил добился успеха. Но не настолько большого успеха» – была свойственна нашим отношениям тогда. Никому не позволялось задирать свой нос.

Я (задыхаясь): «Черт возьми! In The Air Tonight занял первую строчку по всей Европе!»

Тони (фыркнув): «Да. Но все равно в ней всего три аккорда».

Я (крича): «ВООБЩЕ-ТО ЧЕТЫРЕ».

Что думала Энди о том, что я показал всему миру наше грязное белье? Она не тот человек, который покупает Sounds или Rolling Stone, поэтому она вряд ли читала разбор и анализ моих текстов. Но я всегда открыто рассказывал интервьюерам и вообще всем, кто спрашивал, о чем был этот альбом.

А затем я выступил в Top of the Pops с банкой краски.

По поводу той банки краски: In The Air Tonight вышел как сингл в Великобритании 5 января 1981 года. Через неделю он занял 36-ю строчку, и меня позвали на BBC выступить на еженедельном национальном чарт-шоу. Как я должен был исполнить эту песню? Мне все еще было немного неловко стоять с микрофоном и выступать, особенно – на телевидении. Поэтому я решил сидеть за клавишами. И вот мой звукоинженер, гастрольный помощник и мастер на все руки Стив Джонс сказал: «Я найду стойку для клавиш».

«Не, будет похоже на Duran Duran. Лучше достань мне верстак Black & Decker».

«Хорошо. А на что мы поставим драм-машину?»

«Мм… на ящик для чая?»

А банка с краской? Она появилась после того, как мы провели множество репетиций, а продюсеры Top of the Pops все никак не могли придумать, как же придать ящику для чая интересный вид. Поэтому Стив попытался внести пару штрихов.

«Может, бочонок для краски?»

Вот так и получились эти «сделай сам» декорации для моего знаменитого (в кавычках) выступления на Top of the Pops. Но это никак не связано с тем, что Энди изменила мне с маляром. То выступление и та банка с краской не давали мне покоя еще очень и очень долгое время.

Пока я болтался в студии BBC, я заговорил с ведущим той недели, диджеем Radio 1 Дэйвом Ли Трэвисом. Он посмотрел одну из репетиций In The Air Tonight и сказал: «Боже, это будет иметь грандиозный успех».

«Думаешь?»

«Я уверен, ты будешь в топ-3 на следующей неделе».

Так и произошло. А потом я поднялся на вторую строчку. Все шло к тому, что я дойду до первого места. Затем Джона Леннона застрелили, и все отошло на второй план. Моя жизнь изменилась навсегда. Один из моих кумиров был убит.

Здравствуйте! Должно быть, я сейчас занят (часть 1),

или Великие годы, больше хитов, больше туров и больше совместной музыки, чем, возможно, следовало бы. Прошу прощения за это

Где вы были, когда MTV впервые появился на телевидении 1 августа 1981 года? Что вы делали три дня назад, когда принц Чарльз женился на леди Диане Спенсер в соборе Св. Павла?

На протяжении восьмидесятых я и мои видео – как сольные, так и с Genesis – будут неотъемлемой частью этого нового, революционного телевизионного канала. Каким-то образом меня позвали выступить на свадьбе принца Чарльза и принцессы Дианы. Никаких свадеб или выступлений в барах, но я выступал на нескольких днях рождения королевской семьи и в какой-то момент даже непреднамеренно сыграл совсем неподходящие к торжеству песни о тяжелом разводе. И да, несмотря на ключевую роль обоих институтов в моей жизни – как британского «истеблишмента», так и «антиистеблишмента», если хотите, – я с большим трудом могу вспомнить, где я был и что делал летом 1981 года… и даже в течение следующих пяти лет.

В этом нельзя обвинить подкрадывающуюся старость – в тот момент, через шесть месяцев после выхода Face Value, мне было всего лишь тридцать лет, я был в самом расцвете, – равно как и рок-н-ролльное сумасшествие. Мне кажется, все гораздо проще – я не могу вспомнить те годы, потому что был слишком завален делами. Я был настолько занят, что даже не осознавал этого. Я понимал только то, что нести неожиданно появившуюся двойную ответственность – в качестве сольного исполнителя и вокалиста Genesis – было в разы сложнее, чем я мог себе представить. Чем кто-либо вообще, наверное, мог себе представить. Мало кому до и после меня выпадало счастье добиваться успеха одновременно в сольной карьере и со своей группой.

Но мне было как будто бы мало и этого: я с энтузиазмом взялся за еще одно дело – продюсирование. Успех группы повлек за собой сольный успех, который повлек за собой толпы людей, желавших постичь хоть немного имевшейся у меня «магии». Это были предложения не от каких-нибудь стариков; я был бы идиотом, если бы отказал людям, которых я считал друзьями и/или своими кумирами. Эрик Клэптон, Джон Мартин, Анни-Фрид из ABBA, Филипп Бэйли – они все хотели, чтобы я продюсировал их новые альбомы или, как в случае с Робертом Плантом, дал им совет.

Пытаясь втиснуть всю свою деятельность в разрывающийся на части график, я, ко всем прочему, становился все ближе и ближе к благотворительному фонду принца Чарльза. А это означало, что очень часто по вечерам я общался либо выступал для членов Дома Виндзоров. Это не было мне в тягость, но делало меня похожим на консервативного подхалима, любящего монархию и заискивающего перед ней. Ставший мне хорошим другом Чарльз советовал мне не обращать внимания на злые языки либо просто сказать ему, и он с удовольствием попросит маму объявить: «Снести им голову!»

Если серьезно, то я всеми силами помогал трастовому фонду принца Чарльза. Он основал благотворительный фонд в конце 1976 года – это было его ответом на городские мятежи, которые отражали растущее среди британской молодежи недовольство. В самом начале своей работы фонд часто использовал концерты и премьеры фильмов в качестве площадок для сбора средств. Чарльз понимал, насколько большой силой для объединения молодежи являются выступления поп– и рок-музыкантов, поэтому он предложил мне стать его доверенным лицом.

Одним из таких концертов было шоу Майкла Джексона на «Уэмбли» в 1988 году. Чарльз и различные большие «шишки» фонда сидели в ложе для членов королевской семьи, а я сидел за его королевским высочеством с другими обычными помазанниками. В середине концерта он повернулся ко мне и сказал: «Я бы хотел что-то подобное у себя на праздновании. Ты бы не мог организовать это?» В некотором изумлении я автоматически ответил: «Да, сэр, я подумаю, что могу сделать». И вот неожиданно я организую празднование сорокалетия принца Чарльза и отвечаю за его развлекательную часть. Интересно, ожидает ли он лунную походку или что-то в этом роде?

Я позвонил одному из менеджеров по продаже билетов Genesis Стиву Хэджезу, и он прислал мне несколько кассет с исполнителями, которые могли мне подойти. Если среди них были группы, которые делали неплохой кавер Beat It, то я автоматически откладывал их в свой список потенциальных кандидатов. В итоге я выбрал группу под названием The Royal Blues. Они играли неплохо, могли исполнить все популярные хиты, и их название порадует членов королевской семьи. Позже они мне рассказали, что они уже выступали на двадцатиоднолетии принца Чарльза. Пока все шло нормально.

Празднество должно было состояться в Букингемском дворце, и за месяц до мероприятия меня позвали на его репетицию. Я встретился с конюшим Чарльза и Найджелом, заведовавшим The Royal Blues.

Мы обсудили план. Предполагалось, что я стану «сюрпризом» в развлекательной части вечера. Поэтому я не мог стать частью встречающей королевскую семью делегации, что было для меня досадно – я был лишен возможности как снять шляпу перед королевой-матерью или королевой, так и узнать у них, нравился ли им больше Genesis с Питером в качестве вокалиста или со мной.

Настало время королевского торжества, настал час «сюрприза»: внезапно выскочив из своего тайного убежища в вестибюле Букингемского дворца, я был поражен тем, сколько присутствовало на праздновании глав европейских государств. Казалось, что там были все достойные этого мероприятия монархи. Диана стояла впереди по центру, Элтон и Ферджи придерживали вместе кончики диадемы рядом с небольшой сценой, а принц Чарльз находился в отдалении от своей жены.

Я позвал гитариста Дэрила Стёрмера, чтобы музыка звучала более профессионально, и мы с ним отрепетировали все песни, которые можно было сыграть в таком ограниченном составе. К несчастью, большинство из них были моими самыми печальными композициями о расставании. Конечно, они не заставили всех встать и танцевать. Даже на той стадии их брака, несмотря на то что я был довольно близким для их семьи человеком, я, скорее всего, оставался единственным на том праздновании человеком, который не знал, что Чарльз и Диана были серьезно настроены разойтись.

До своего отъезда домой я совершил две непростительные ошибки. Во-первых, я подошел к королеве и представился. По правилам нужно подождать, пока королева сама подойдет к тебе. Во-вторых, обращаясь к ней, я сказал «ваше высочество», хотя должен был сказать «ваше величество». Обе мои оплошности, казалось, совсем ее не обидели, она была со мной довольно дружелюбна и обращалась ко мне как к «другу» своего сына, что для меня было в высшей степени приятно. Я только-только собирался узнать у нее, что она думает об использовании тактового размера 9/8 в Supper’s Ready, как в беседу вмешался солдат охраны.

Уходя, я увидел, как королева и принц Филипп танцевали под Rock Around the Clock. Никогда не забуду эту картину.

Моя команда, однако, осталась до того момента, когда подали завтрак и традиционные «экипажи» в 1.30 ночи. Ребята держали в руках наполненные фасолью и беконом тарелки, пытаясь найти место, чтобы сесть. Было три свободных места, и как только они подошли к ним, то увидели, что рядом с ними сидела ее величество королева Великобритании Елизавета II. «Садитесь, садитесь», – приказала она. И они все вместе съели традиционный английский фрай-ап.

Я снова встретился с принцессой Дианой на званом обеде в честь ее тридцатилетия в июле 1991 года. И снова я участвовал в развлекательной части, и снова выбрал самые неподходящие для празднества песни, самой неудачной из которых была Doesn’t Anybody Stay Together Anymore. Я сидел за ее столом и попросил у нее автограф, что также было запрещено, согласно королевскому этикету. Но в те годы мы довольно часто виделись – на благотворительных концертах принца Чарльза и на подобных мероприятиях.

Хотел бы прояснить, что я никак не вмешивался в их брак, но мы были достаточно близки с Дианой, чтобы делиться некоторыми личными вещами. Примерно в те же годы я был на приеме у стоматолога на Харли-стрит. Когда мы с моим давним помощником Дэнни Гилленом вышли после серьезного сеанса, ко мне подъехал BMW. Одно из его окон открылось, и я увидел принцессу Диану, а за рулем был офицер Джеймс Хьюитт.

«Что ты здесь делаешь, Фил?» – спросила она, улыбнувшись. А затем – расценивайте это как хотите – сказала: «Я только что была на колоноскопии. Чувствую себя прекрасно. Тебе тоже стоит попробовать».

Мы с Дэнни переглянулись – нам это не приснилось?

* * *

Вернемся в 1981 год. Год, который начался с неожиданного успеха моего первого сольного альбома, закончился выходом Abacab – взорвавшего чарты альбома Genesis, претерпевшим некоторые изменения в концепции: он состоял из песен, которые в целом стали короче, мощнее и были уже не так сильно загружены синтезатором, как до этого. Я жил уже четвертый десяток, но во мне не угасло дикое рвение создавать нечто новое. Я еще не собирался становиться осликом Иа-иа.

Начало 1982 года привнесло в мою жизнь еще больше изменений и трудностей. Сногсшибательная Анни-Фрид Лингстад из группы ABBA в меховом пальто приехала на встречу со мной в The Farm. Она, как и я, тоже развелась – с Бенни Андерссоном. Учитывая неудачи в личной жизни и совсем не радостное будущее ABBA, она решила записать сольный альбом. Мне показалось, что она настолько долго жила под гнетущим давлением феномена ABBA и авторов песен – продюсеров Бенни и Бьорн Ульвеусов, – что ей захотелось выпрямить свою спину и стать самой собой.

Она особо не распространялась по этому поводу во время нашей встречи в The Farm, а только сказала, что выбрала меня для того, чтобы я помог ей добиться своей цели. Создавалось впечатление, что она много раз прослушала Face Value, чтобы убедиться, что я понимаю, через что она прошла.

Я сказал ей, что могу ей помочь и что мне безумно нравится ее меховое пальто.

Я был польщен ее симпатией к моей работе и согласился снова приехать на Polar Studios в Стокгольме, чтобы спродюсировать первый за всю историю ABBA сольный альбом ее участника. Для этого я собрал первоклассную команду: Дэрил на гитаре, Мо Фостер на басе, Питер Робинсон на клавишах и The Phenix Horns из Earth, Wind & Fire. Несколько раз в течение восьми недель работы над альбомом ко мне приезжала Джилл, но она ни разу не оставалась на долгое время. Швеция – приятная страна, но в Стокгольме было не так интересно находиться в течение продолжительного периода времени. Джилл любила путешествовать со мной, но не настолько сильно.

Мы с Фридой сидели на студии и выбирали песни, однако у нее имелись заготовленные заранее определенные наработки, которые обязательно должны были быть использованы. Менеджмент ABBA дал по всему миру объявление о том, что они готовы принять предложения авторов песен; из сотен присланных текстов отобрали наиболее качественные и собрали довольно многоплановую подборку. Я вставил одну из работ своего друга Стивена Бишопа, а Фрида выбрала что-то из Брайана Ферри; соавтора Джорджио Мородера, появившегося на прошлогоднем альбоме Донны Саммер; стихотворение Дороти Паркер, положенное на музыку парнем, который позднее основал группу Roxette; песню, которая была заявкой Великобритании на участие в конкурсе песни «Евровидение» 1980 года; и переделанную версию песни You Know What I Mean из моего альбома Face Value. Вот что называется «шведским столом».

В один из дней, когда мы были в Polar, к нам зашли Бенни и Бьорн. Ситуация была по меньшей мере неловкой. Они крайне ревниво относились ко всему, что принадлежало им. Фрида была еще довольно уязвимой, она не до конца оправилась от развода. Они продюсировали ее на протяжении всей ее серьезной взрослой карьеры, и вот – с профессиональной точки зрения – у нее появился новый мужчина. Мужчина, который был ее продюсером, играл на барабанах, пел с ней и привносил в ее звук гораздо больше жизни, чем когда-либо было у ABBA. И почему альбом называется Something’s Going On? На тот момент никто не знал, что ABBA не доживет и до конца года, но все шло именно к этому.

Может, именно поэтому Стиг Андерсон, директор группы и владелец Polar Music, вел себя как последний придурок. Когда мы закончили альбом, он пригласил нас к себе на ужин. Когда мы приехали, он уже был очень пьян. Мы послушали Something’s Going On, и в конце он фыркнул: «И это все?»

Фрида расплакалась, и мы все хотели его избить. Нас было большинство: вся гастрольная команда Genesis была там же, включая здоровенного Джоффа Бэнкса с характерным прозвищем Бизон. Мы все любили Фриду и хотели защитить ее. Но более собранные, трезвые и малочисленные скандинавы сумели сдержать нас. Мы ушли, хотя слова Стига испортили нам весь вечер.

Something’s Going On продавался неплохо, а песня I Know There’s Something Going On стала хитом во многих странах мира (и любимым сэмплом хип-хоп исполнителей). Но я быстро понял, что игра в продюсера имеет свои особенности. Возможно, продюсировать свои же сольные работы легче всего.

Весной 1982 года, когда я вернулся в «Олд Крофт», мне позвонили. «Привет, Фил. Это Роберт Плант». Несмотря на то что я был фанатом Led Zeppelin и Роберта Планта уже очень долгое время, с самого их первого концерта в «Marquee», мы с ним никогда не встречались.

Led Zeppelin распались в конце 1980 года после смерти Джона Бонэма. Эта трагедия случилась всего через два года после того, как умер еще один мой кумир подростковых лет – барабанщик Кит Мун. Вскоре после его смерти мы с Питом Таунсендом на Oceanic в Туикенеме помогали музыканту из Нью-Йорка, которого продюсировал покойный, – блестящему пианисту и арфисту Рафаэлю Радду.

В то время Пит шатался по лондонским клубам с «новым романтиком» Стивом Стрейнджом. Он был в не лучшей форме, веселился всю ночь и спал весь день. Когда я приезжал на студию, он обычно еще спал. Но однажды он проснулся раньше, и я вцепился в него: «Кто теперь будет на барабанах у The Who? Я бы хотел занять это место».

«О черт, мы только что предложили его Кенни Джонсу».

Это был серьезный конкурент, поэтому я немного расстроился. Я бы ушел из Genesis, чтобы присоединиться к Питу, Роджеру Долтри и Джону Энтвистлу. Это же The Who, черт побери! Я вырос на этой группе. Мне нравилась их энергия, и я знал, что мог дать им ее.

Тогда мне не выпал шанс сыграть вместе с кумирами моего детства, но вот Роберт Плант, кажется, дал мне его. Он хотел бы, чтобы я поучаствовал в его первом сольном альбоме. Он прислал мне несколько демоверсий с Джейсоном Бонэмом, и они были восхитительны. Создавалось впечатление, будто я слушал, как играет его отец.

Мы с Джейсоном виделись на некоторых концертах Genesis в Англии. Ему было примерно пятнадцать лет, и он был нашим настоящим фанатом. Позднее Джейсон рассказал мне, что его отец заставил его послушать сингл Turn It On Again (который вышел незадолго до его смерти) и сыграть его. Я никогда и представить себе не мог, что Джон знал что-то обо мне как о барабанщике.

Я решил воспользоваться шансом поработать с одним – если не двумя – Бонэмами. Я провел несколько недель на Rockfield Studios в Уэльсе и сыграл в шести из восьми песен альбома, который Роберт назвал Pictures at Eleven. Мы много смеялись и шутили в перерывах. Там собралась команда отличных ребят, и я снова играл в группе, пусть и недолго. Музыкантами Роберта была команда неплохих парней из Бирмингема, не боявшихся играть в стиле Led Zeppelin. Роберт пытался обновить свое творчество, и я понимал его.

По возвращении домой, в Суррей, я начал работать над своим вторым альбомом. У меня почти не было материала: в прошлом году я проделал серьезный путь – Face Value, запись Abacab, продюсирование Glorious Fool Джона Мартина, тур с Abacab, альбомы Фриды и Роберта. У меня совсем не было времени на раздумья и написание песен.

А затем на меня навалился бракоразводный процесс. Письма и различные документы приходили мне с пугающей регулярностью. В них говорилось о разделе имущества – имущества, которого не существовало. Несмотря на то что Face Value имел большой успех и отлично продавался, должно было пройти достаточно долгое время, прежде чем звукозаписывающие и выпускающие компании смогли бы (согласно своей бизнес-модели) выплатить мне гонорары.

Энди приехала с детьми на некоторое время в Лондон и арендовала дом в Илинге. Ее новый парень из Канады был с ней. Наши с ним отношения были нормальными (вы не поверите), гораздо лучше, чем с Энди. Очень часто бедных Саймона и Джоули приходилось выталкивать в прихожую, чтобы встретить меня, когда я приходил, чтобы их забрать.

Я пытался не раскачивать лодку, но признаю, что часто срывался. И мы много кричали друг на друга. И наши крики отдавались эхом в ушах детей еще много лет.

Эта ситуация меня очень расстраивала и злила – и она, увы, продолжалась долгое время, – но одновременно это меня и вдохновляло. Вскоре я написал такие песни, как I Don’t Care Anymore, I Cannot Believe It’s True, Why Can’t It Wait ‘Til Morning и Do You Know, Do You Care? Последнее, что я хотел сделать, – это написать еще один «альбом о разводе», но, будучи музыкантом, пишущим сердцем, а не головой, я не имел другого выбора.

Я должен как-то жить с еще одним не покидавшим меня ощущением – чувством страха. Ведь до этого я написал альбом, который даже и не предполагался как альбом, уж тем более – как хит. Возможно, написание второго было не в моих силах. Я не думал, что смогу написать его.

Равно как и слушатели, как мне казалось. Thru These Walls, выпущенный в октябре 1982 года в качестве первого сингла из моего второго сольного альбома Hello, I Must Be Going! вошел в музыкальные чарты Великобритании с 56-й строчки. В Америке дела обстояли еще хуже: лейбл Ахмета, поддерживавший меня всегда при любых обстоятельствах, даже не считал сингл достойным релиза. Я не паниковал, но немного расстроился из-за всего этого и смирился с положением вещей.

К счастью, меня спас Motown, как он это часто делал, когда я был еще молод: в подростковом возрасте в моих ушах постоянно звучали музыканты из этого лейбла, в особенности – The Action. Отдавая дань уважения, я решил включить в Hello, I Must Be Going! кавер You Can’t Hurry Love. Мне она представлялась одной из забытых песен The Supremes, некоторой «темной лошадкой», ведь все внимание и любовь слушателей получали такие песни, как You Keep Me Hangin’ On и Stop in the Name of Love.

При помощи клипа, в котором было показано множество жизнерадостных версий меня (да-да, даже там я занял собой все пространство), You Can’t Hurry Love моментально взлетел на первую строчку в Великобритании. Это был единственный хит в альбоме (он также добрался до десятой строчки в США), но он помог продвинуть Hello, I Must Be Going! до первого места в Соединенном Королевстве. Катастрофа миновала меня. Или нет? Я был очень счастлив, но меня мучила одна мысль: «Первый сингл альбома, который я написал, канул в Лету, но простенький кавер занял вершину чартов. Занял ли альбом первую строчку благодаря тому, как я пишу песни, или по другой причине?»

В августе, до выхода Hello…, Genesis отправился в тур на два месяца по Америке и Европе. Эти гастроли должны были поддержать концертный альбом Three Sides Live, о котором Rolling Stone сказал следующее: «Если однажды Genesis показали нам арт-рок с самой бессмысленной его стороны, то сейчас они являются живым воплощением того, насколько лаконичной и захватывающей может быть такая музыка». Во время тура мы делали все возможное, чтобы наш арт-рок не был бессмысленным, а я старался изо всех сил быть лаконичным и захватывающим.

Мы все еще пытались быть лаконичными и захватывающими осенью 1982 года, несмотря на то что состав нашей группы увеличился вдвое, а английское подразделение делало все, чтобы испортить нам настроение.

2 октября 1982 года в National Bowl в Милтон-Кинс мы втроем присоединились к выступлению Питера и Стива (приехавшего из Южной Америки), которое включало в себя четырнадцать песен. Впервые с 1975 года «классический» состав Genesis был снова в сборе, хоть и на один вечер, и наши ряды пополнились Дэрилом Стёрмером и барабанщиком Честером Томпсоном.

Как и все воссоединения, наше прошло довольно странно, хотя причина была значимой – это был благотворительный концерт, срочно организованный в связи с необычными обстоятельствами. Летом Питер провел первый фестиваль WOMAD[42]42
  WOMAD (англ. World of Music, Arts and Dance) – фестиваль мировой музыки, искусств и танца.


[Закрыть], который готовился два года. Учитывая крайне разнообразный набор выступивших артистов – Питер, Echo & The Bunnymen, аристократический музыкант Принц Нико Мбарга, не требующие представления The Drummers of Burundi и так далее, – фестиваль прошел успешно и получил отличные отзывы критиков, но обернулся для организаторов финансовой катастрофой. Питера преследовали кредиторы, угрожавшие его жизни. Позднее он скажет: «Когда пришло время расплачиваться, они считали меня единственным, кого стоит атаковать, и поэтому я получал множество агрессивных, пугающих звонков».

Будучи все еще братьями даже спустя семь лет после ухода Питера, мы с радостью согласились помочь ему, и зал заполнился 47 000 фанатами, ведь такое шоу случается раз в жизни. Talk Talk и Джону Мартину не повезло, и им пришлось открывать концерт, а непрекращающийся дождь сделал все, чтобы испортить нам день. У нас было совсем немного времени на короткие дневные репетиции во время концертов Genesis в «Хаммерсмит Одеон», список песен больше относился к эре Питера, да и вся идея выглядела на бумаге гораздо лучше, чем была реализована на самом деле. Но мы долго смеялись, когда Питер настаивал на том, что он должен вылезти из гроба во время вступления Back in New York City. Типичный Пит, типичная для него мистика и комизм, но мы не были уверены, что публика это поняла бы.