Текст книги "Я еще жив. Автобиография"
Автор книги: Фил Коллинз
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Глава аэропорта ушел. Мы сели в самолет. «Бокал шампанского, мсье Коллинз?»
«Да, хорошо».
На тот момент я не был пьян. Уверяю вас, я не был пьян. Но, как мне потом рассказала Линдси, я не поднял спинку кресла при взлете. Я наотрез отказался это делать. Даже когда мы только заходили в самолет, командир экипажа преградил нам путь. Я никак не отреагировал на это, но он был обеспокоен явным нарушением порядка. Нужна ли нам была медицинская помощь? Линдси и Дэнни, как и ожидалось, прикрыли меня, свалив всю вину на проблемы с коленом. Это все действие препаратов, командир, честное слово.
Им пришлось застегивать мой ремень и смириться с тем, что я не хотел поднимать спинку кресла. Моим друзьям пришлось провести весь восьмичасовой перелет через Атлантический океан, бдительно наблюдая за мной, чтобы меня не потерять.
Я совсем ничего не помню из того перелета – ни взлет, ни посадку, ни восемь часов перелета.
Дальше было только интереснее.
Когда мы сели в Нью-Йорке, меня пришлось вывозить из самолета на инвалидной коляске. По неведомой мне самому причине меня с огромным трудом смогли разбудить, но я совсем не мог ходить. Николетта, милая румынка, приветствовавшая пассажиров первого класса, докатила меня до комнаты отдыха, после которой мы сели в частный самолет до Майами. Этот полет я также совсем не помню.
Затем я уже вел себя не просто упрямо… по всей видимости (на самом деле, как я потом узнал, я вел себя ужасно). Когда мы прилетели в Майами и заселились в отель, стало очевидно, что кто-то позвонил Орианне, потому что она была в курсе моего состояния. Ужасно испуганная, она приехала в отель с Ником и Мэттом. Планировалось, что она оставит детей со мной, чтобы мы могли чудесно провести время в эти выходные. Дану тоже оповестили, и она уже мчалась из Нью-Йорка, чтобы присоединиться к вечеринке.
А я? Я чувствовал себя очень бодро. Я говорил всем: «В чем проблема?»
На тот момент я был в своей комнате. Там была кухня, а на кухне – бутылка виски. В общем, я открыл ее и выпил несколько стаканчиков. Это наглядно показывает, какая у меня выработалась терпимость к алкоголю. Я начал выпивать с момента вылета из Швейцарии – уже примерно восемнадцать часов подряд.
Приехал муж Орианны и забрал детей. Они не понимали, что все это значило. «Что происходит? Куда мы едем? Ведь папа здесь!»
В то время как моих сыновей забирал их отчим и пока ко мне еще не приехала Франческа, подруга-доктор Орианны, я пошел в ванную, снял обувь, поскользнулся на полотенце и своих носках и с грохотом упал на пол.
Пошатываясь, я выбрался из ванной, и Франческа приказала мне сесть. Я хотел лечь на кровать, но мне было слишком больно. Она сказала: «Нам придется отвезти тебя в больницу». Оказалось, что я сломал ребро. И ребро прокололо легкое.
Я все еще сопротивлялся. «Со мной все в порядке! Я приехал, чтобы увидеться с детьми!» Но доктор настаивала на своем. У меня начала кружиться голова – даже для такого алкоголика, как я, такое поведение было нетипичным. Я подумал о том, что смешал свои препараты (одним из которых был «Клонопин» – сильный транквилизатор) с выпивкой.
Вдруг в комнате появились двое крепких мужчин.
«Я не поеду в больницу».
«Поедете. Эти люди помогут вам».
Я подумал: «Сестра Рэтчед»[66]66
Сестра Рэтчед – одна из главных действующих лиц романа Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки». Она была тираном, диктовавшим свои условия пациентам психиатрической больницы.
[Закрыть].
Итак, они «помогли» мне – пинающемуся и кричащему – сесть в инвалидную коляску и повезли меня к выходу. Линдси была за моей спиной. Это был самый худший ее кошмар.
Внизу, в вестибюле отеля, управляющая, которая была так мила и внимательна по отношению ко мне, уже выглядела обеспокоенно. «Вы в порядке, мистер Коллинз?» Но на самом деле она хотела сказать: «Пожалуйста, не умри здесь».
К тому моменту Дана уже прилетела из Нью-Йорка и была со мной. Я сказал ей: «Я хочу быть рядом с мамой». Моя мама умерла в ноябре, годом ранее.
Меня доставили в медицинский комплекс «Маунт-Синай» и положили в палату. Там уже сидел еще один крепкий мужчина. Я сказал ему: «Вы можете идти, со мной все хорошо».
«О нет, я буду здесь всю ночь».
«А если я захочу в туалет или пукнуть, вы все равно будете здесь? Вы мне не нужны».
Но я посмотрел на свое запястье и увидел браслет с надписью «опасен». Могу выпрыгнуть в окно. И он будет тут сидеть со своей лампой и книгой, чтобы не дать мне причинить вред себе или другим.
На следующий день я уже был готов свалить оттуда. Я встретился с доктором. Она сказала: «Я могу вас отпустить, только если вы где-нибудь пройдете реабилитационный курс».
Я сказал: «Не думаю, что я смогу это сделать».
Я вернулся в отель, который все еще почему-то был гостеприимен ко мне. Дана и Линдси уже были там, и обе плакали. Они больше не могли так жить. Они сказали мне, что я больше не мог так жить. Мальчики тоже волновались за меня.
В Швейцарии они видели, что я пил. Однажды Николас дал Линдси довольно мудрый совет: «Мне кажется, нам нужно перестать покупать папе алкоголь». Линдси было ужасно тяжело слышать такие вещи от десятилетнего мальчика. Отец подавал ему отвратительный пример.
Дома, в Феши, они также видели, как я падал. Не потому что был пьян. А снова из-за губительного сочетания «Клонопина» и алкоголя, из-за которого я легко терял равновесие. Я встал, чтобы обнять их. Ба-бах. Я ударился зубами о керамическую плитку в гостиной. Там до сих пор есть след, а на моих зубах до сих пор остались сколы. Рана на губе заживала очень долго; но что никогда не заживет, так это воспоминание о том, как Мэттью кричал: «Линдси! Ля-ля! Ля-ля! Папочка упал!»
Таким образом, в Майами на меня давили со всех сторон, заставляя пройти реабилитацию. Но я стоял на своем. Я хотел сделать это сам. Я мог сделать это сам.
Они не останавливались. К делу подключился Тони Смит. Он сказал мне, что у него есть знакомая по имени Клэр Кларк, которая управляет клиникой «Клаудс-хаус» в Уилтшире. Позвонил ли я ей?
Я сказал, что позвоню, но не могу ничего обещать.
«Привет, Фил», – сказала она. Она была милой женщиной и опытным профессионалом, привыкшим к работе с зависимыми и шедшими на поправку зависимыми. Эрик лечился в этой клинике, равно как и Робин Уильямс. Но это не был «реабилитационный центр для знаменитостей». Она объяснила мне, что обычно люди считают его чем-то вроде школы-интерната.
«Могу ли я уйти, если захочу?»
«Да, вы можете».
Линдси снова сказала мне: «Я больше не могу это терпеть. Я не хочу однажды зайти к тебе и увидеть, что ты умер». Дана добавила: «Ты убьешь себя».
Они убедили меня. На следующий день я позвонил Клэр и сказал: «Хорошо».
Я летел на частном самолете из Майами в Борнмут – не самый популярный маршрут. В самолете я захотел немного полежать. Но сначала я спросил у Даны: «Могу я выпить в последний раз?» – «Да». Итак, я торжественно выпил бокал вина. Мы все выпили по бокалу, потому что у нас наконец было что отпраздновать. Мы так думали.
Я вышел из самолета, и меня отвезли в «Клаудс». Наш водитель, Дэвид Лейн, знавший меня много лет, был удивлен. Он никогда не видел меня пьющим. «Что? Куда они везут Фила?» – наверное, подумал он. Еще один человек в моей жизни, который был шокирован происходящим и с огромным трудом верил во все это.
По приезде в «Клаудс» сопровождающие остались в зоне ожидания, пока мне показывали клинику. И снова, когда я встретил пациентов, я вспомнил «Пролетая над гнездом кукушки».
«А это ваша комната, Фил».
«А у меня не будет отдельной комнаты? Я не хочу жить в одной комнате с Билли Биббитом».
«Что ж, мы можем это устроить».
«Я хочу отдельную комнату, – настаивал я. – Я не хочу торчать в комнате с еще одним душевнобольным».
Я вернулся в зону ожидания и сказал, пожав плечами, что останусь. Линдси и Дана облегченно выдохнули. Все плакали. «Ты уверен, что все будет в порядке, Фил?»
«Наверное…» Но я не был уверен.
Медицинская сестра взяла мои сумки и начала копаться в них. «Не важно, кто ты. Мы обыщем их».
«Зачем? Вы думаете, что я пронес алкоголь? Я ничего не брал».
Они забрали все прописанные мне препараты. Они собирались отдать их своим клиническим врачам, которые пропишут мне что-то «более подходящее». Все остальное было заперто на ключ в шкафу. Ощущение, что я стал заключенным, усиливалось.
Мне показали мою комнату, в которой стояла еще одна кровать.
Я проворчал: «Не клади сюда никого».
«Да-да, хорошо, пару недель будет так».
«А сколько времени я буду здесь?»
Они ответили: «Четыре недели. Может, шесть».
Я не знал, смогу ли я это выдержать.
Так как у меня также были проблемы со здоровьем – панкреатит и ребро – наряду с алкогольной зависимостью, меня разместили рядом с медицинским пунктом. К сожалению, в этом старом здании (действительно похожем на интернат) медицинский пункт был местом, около которого все выстраиваются в очередь в 6 утра за утренними лекарствами, а потом снова – в 11 вечера – за вечерними. Поэтому мне никогда не удавалось заснуть до одиннадцати, и я всегда просыпался в шесть. В довершение ко всему, когда люди шли покурить после обеда, они всегда толпились прямо около моей двери.
Причин ненавидеть это место – точнее, ненавидеть себя за то, что попал сюда, – становилось все больше и больше. По крайней мере, я сумел пронести кое-что. Я прихватил снотворное – гомеопатическое, несильное – и телефон. Они забрали iPhone, но я смог спрятать свой старый Sony Ericsson. Мне приходилось быть очень осмотрительным и заряжать его тайком, чтобы я мог каждый день звонить своим детям. Я все еще пытался быть хорошим отцом, даже за решеткой.
Я ходил на утреннюю молитву, во время которой все должны были говорить что-то честное, откровенное – что-то, что терзало нас. Меня не раздражала такая групповая терапия, но было странно видеть всех этих людей: от «крепких орешков» до домохозяек.
За завтраком, обедом и ужином я обычно сидел за одним и тем же столом с одними и теми же людьми. Среди них была милая женщина по имени Луиза, которой было сильно за сорок. Сюда ее отправил ее муж, угрожая ей тем, что если она не перестанет пить, то никогда больше не увидит свою дочь. Очень грустно. И так знакомо. Такая же участь могла ожидать и меня.
Здесь даже был журналист из Sun. Я был уверен, что снова попаду на первые полосы желтой прессы, но он оказался очень милым. Мое положение смягчало отношение ко мне.
Я предложил Паду и Дэнни навестить меня. Они оба сказали: «Но это же не ты, да? У тебя никогда не было таких проблем. Ты можешь прекратить все это. Тебе это не нужно».
Мне дали домашнее задание. Я должен был в течение месяца написать историю о себе и сдать ее. С чего мне нужно было начать? «Меня зовут Фил Коллинз, я написал бессчетное количество альбомов…» Да, это мы знаем. Отличная история. Но сейчас, несмотря на то что я был Филом Коллинзом – музыкантом и обладателем «Оскара», – я находился в реабилитационном центре и пытался справиться с алкоголизмом. Наравне со всеми.
Позвонил Тони Смит: «Эрик хочет повидаться с тобой».
«Пожалуйста, скажи ему «нет». Я не хочу никого видеть».
Спустя неделю я был сыт по горло. Я позвонил Дэнни по телефону, который пронес контрабандой. «Садись в машину и забери меня отсюда». К счастью, Дэнни остановился в гостинице «номер плюс завтрак» в паре миль от меня. «Тебе лучше купить мне билет на самолет, потому что я ухожу отсюда и лечу обратно в Швейцарию». Это был мой «Большой побег»[67]67
«Большой побег» – американский фильм 1963 года о побеге союзнических военнопленных из немецкого лагеря во время Второй мировой войны.
[Закрыть].
Я сказал Клэр: «Ведь ты сказала, что я могу уйти тогда, когда захочу».
«Вы уверены, Фил?»
«На сто процентов».
«Хорошо… Но я не знаю, получится ли это так просто. Когда вы хотите уйти?»
«Сейчас? Завтра?»
Случилось так, что мой побег совпал с уходом двух других пациентов, которые пробыли в клинике столько, сколько было нужно. А я? Я хотел сбежать, потому что для меня это было невыносимо и потому что я сам знал (как мне казалось), что я должен был делать.
После завтрака проходило прощание с теми, кто собирался вернуться в свободный мир. Объятия, поцелуи, песни. Я также принимал в этом участие, но чувствовал себя отвратительно, потому что я жульничал. Они выдержали здесь шесть недель. А я – только одну. Но, к моему удивлению (и облегчению), все убеждали меня в том, что даже просто решиться прийти сюда – это большой шаг и я должен гордиться собой. Я старался изо всех сил.
С бюрократией было покончено, и я стоял на улице со своими вещами, когда приехал Дэнни. Я мило – насколько это было возможно – попрощался и сел в машину. «Дэнни. Поехали отсюда. Как можно быстрее». В тот момент я чувствовал себя Патриком Макгуэном из «Заключенного». Было такое ощущение, как будто меня вот-вот догонят и заберут обратно.
Дорога длилась, казалось, целую вечность, мы подъехали к аэропорту, и я сел в самолет. Я никогда не был так счастлив лететь куда-то. Не был так счастлив уезжать.
* * *
Ноябрь 2012 года, и я уже неделю не пил. Никаких конвульсий. Никакого металкогольного психоза[68]68
Металкогольный психоз (жарг. «белка») – алкогольный делирий, наступающий после резкой отмены алкоголя.
[Закрыть]. Но, судя по всему, один раз я все-таки выпил, потому что 15-го числа в своем доме, в Феши, я вдруг оказался у подножия бетонной лестницы, всех восемнадцати ее ступеней. Я разбил затылок, все было в крови, и в мгновение ока я снова оказался в клинике Женолье.
Мне позвонил Питер Гэбриел, чтобы узнать, как я. Ко мне прилетели Тони Смит, Тони Бэнкс и Майк Резерфорд. Я был очень тронут. И очень смущен. Из моих ран на голове текла кровь. Все видели мою окровавленную подушку.
Когда мне стало значительно лучше, я решил поехать с Ником и Мэттом на отдых и купил нам четверым (Линдси, спасшая мне жизнь, тоже летела с нами) билеты на Теркс и Кайкос. На тот момент наша с мальчиками связь была как никогда слабой – из-за безуспешного пребывания в реабилитационном центре, – и я отчаянно хотел наладить наши отношения.
Но, к сожалению, несмотря на все то, через что я прошел – через что я заставил их пройти, – во время этой поездки я снова начал пить.
Хотя я и должен рассказать эту историю, я бы хотел навсегда забыть ее. Равно как и мои сыновья. Если я завожу разговор о Терксе и Кайкосе, они говорят: «Не говори об этом месте, мы никогда туда больше не поедем».
За год до того мы уже один раз ездили туда на день рождения Ника и отлично провели время. Но перед этой поездкой мои проблемы с алкоголем усугубились. Помимо «Клонопина» я также принимал новый препарат против повышенного кровяного давления.
Мы сняли прекрасный домик на пляже на Пэррот-Кей. По соседству со своей семьей жил Кит Ричардс, поддерживая свою репутацию «отца Джека Воробья». Поэтому не так-то просто жить рядом с Китом Ричардсом и считаться шумным соседом. Нет, я не горжусь этим.
На пляже не было баров поблизости, но не беспокойтесь – на кухне нашего коттеджа было все необходимое. Там были бутылки текилы, водки, виски и рома.
Виски исчезло сразу же. Я пил его всегда, когда на кухне никого не было и меня никто не видел, а также не стеснялся пить на глазах у мальчиков.
«Что это, папа?»
«Это папин напиток».
Я понял, что оказался на распутье – точнее, в тупике, – так как находился на пороге потерянного уик-энда катастрофических масштабов. В домике убиралась горничная, которая видела все эти пустые бутылки («Вы очень любите виски!»), но я и не думал останавливаться, нисколько не стесняясь и не стыдясь ее. Когда с виски было покончено, я уснул. Линдси разбудила меня и сказала, что она собирается отвезти детей на пляж.
«Хочешь пойти с нами?»
«Нет, я останусь здесь».
Я впал в состояние анабиоза и проснулся только в четыре часа. Черт, мы же уезжаем сегодня! Я встал, в спешке собрал вещи и выбежал на улицу. «Эй! – закричал я. – Линдси, Ник, Мэтт! Нам нужно уезжать!» Но их нигде не было видно. И вдруг до меня дошло: светало. Было четыре часа утра, а не вечера. И мы пробыли здесь только один день.
Если до этого Линдси переживала за меня, то теперь она не могла найти себе места. Она уже давно ожидала, что вот-вот найдет мое мертвое тело, но в те выходные она стала свидетелем того, как дети наблюдают не за своим отцом, а за каким-то другим человеком. Она боялась за мою жизнь и безумно беспокоилась за мальчиков. Поэтому в то утро она поставила меня перед фактом: «Достаточно, Фил. Мне придется позвонить доктору. Потому что мне кажется, что ты в большой опасности».
«Не думаю, что ты должна это делать. Я в порядке».
Линдси также звонила Дане в Нью-Йорк. «Он в ужасном состоянии, – сказала она. – Может, ему даже хуже, чем раньше». Затем она позвонила доктору Тимоти Дутте в Нью-Йорк, который уже давал ей и Дане советы по поводу того, что делать со мной и моей явной склонностью к суициду.
Доктор Нурзанахвати работала в курортной зоне Теркса и Кайкоса. Она пришла, чтобы проверить мое состояние, и ей не понравилось то, что она увидела. Я мог причинить вред самому себе и был опасен для всего курорта – если бы что-то случилось, мы бы все оказались на скамье подсудимых. В моем случае – в реанимационной палате. В лучшем случае.
«Мистер Коллинз, ваше сердце бьется слишком сильно. На чем вы планировали поехать домой?»
«Частный самолет доставит нас в Майами».
Дэнни мог организовать все что угодно за считаные секунды. Мне было плевать на деньги. Я готов был сделать все, чтобы избавиться от очередного шарлатана, цеплявшегося ко мне.
Доктор Нурзанахвати сказала: «Вам нужно пойти со мной к другому доктору, прежде чем я позволю вам покинуть остров».
Я подумал: «Почему? У меня же свой собственный самолет».
Но я уступил: «Хорошо, я пойду с вами».
Все сорок восемь часов нашего отпуска были потрачены впустую. Мнение доктора Нурзанахвати: я был настолько болен, что нуждался в медицинском осмотре – в осмотре, который невозможен в местной больнице.
Я сказал Линдси, чтобы она поехала с мальчиками в аэропорт без меня и мы встретимся там – сначала я должен был получить письменное разрешение на перелет. Вместе с доктором я отправился в приемную, и тесты показали, что в моей крови были много алкоголя, точнее – в моем алкоголе было немного крови.
Второй доктор сказал: «Я не могу отпустить вас».
«О чем вы? Я полечу на личном самолете! Я отвезу своих детей в Майами к их маме».
Я собственноручно попал в замкнутый круг: мое состояние было настолько плохим, что мне нужна была медицинская помощь на континенте, но мое состояние не позволяло мне покинуть остров.
Я вызвал Линдси и мальчикам такси и попрощался с ними, не сумев сдержать слез. Они улетали в Майами. А я снова остался один, чувствуя себя полностью разбитым. Я ненавидел себя. Я даже не мог нормально попрощаться с мальчиками перед их вылетом – до боли знакомое ощущение.
Бедные Ник, Мэтт и Линдси приземлились в Майами, проходили таможенный досмотр и иммиграционный контроль. Линдси пыталась объяснить мистеру Роджерсу, милосердному офицеру, почему она прилетела из другой страны с двумя несовершеннолетними мальчиками с другой фамилией и багажом своего нанимателя, а также с хомяком Бобби – домашним питомцем семьи, – которого они взяли с собой.
Невероятно, но офицер поверил в историю Линдси – и в то, что они не провозили наркотики в Бобби. Вскоре няня, мальчики и хомяк успешно прошли таможенный досмотр и иммиграционный контроль и сели в ожидавшую их машину.
Когда Орианна увидела, что меня с ними не было, она, конечно же, пришла в ярость. «Ты позволили мальчикам видеть тебя в таком состоянии?» – кричала она на меня позже по телефону. И была права.
Когда они ехали из аэропорта, мальчики – все еще не понимавшие, что же случилось, – задавали, само собой, множество вопросов, и все они сводились к одному: «Почему папа плакал и почему он не с нами?»
Тем временем на острове врачи были согласны отпустить меня только на санитарном самолете или на вертолете. В итоге я полетел на воздушной «Скорой помощи» в Нью-Йорк. Меня высадили, по указанию доктора Дутты, прямо на пороге Пресвитерианской больницы Нью-Йорка на 68-й улице.
Там меня тщательно обследовали в течение нескольких недель. И там же я впервые вживую встретил доктора Дутту. Он был приятным мужчиной, одним из двадцати лучших докторов США. Именно к нему я летел 10 000 миль. Он сразу же напрямую сказал мне: «Фил, вы точно умрете, если не предпримете никаких действий».
Я начал ходить к терапевту, доктору Лори Стивенсу, и наркологу, доктору Герберту Клеберу – профессионалам своего дела. Они мне нравились, и я доверял им. Я думал, что они, возможно, помогли бы мне снова полюбить себя и начать себе доверять.
Январь 2013 года. Новый год и, как я надеялся, новый я.
Мне прописали сильные препараты – это была часть неприятного лечения от алкоголизма. Меня должны были заставить понять, насколько я был близок к смерти.
После того как меня выписали из Пресвитерианской больницы, я продолжил регулярно ходить к доктору Клеберу.
«У меня есть возможность кое-что дать вам, Фил, но пока я не могу это сделать. Вы хотите перестать пить?»
«Что ж, да, сейчас я действительно хочу».
Он объяснил мне, как работает «Антабус» – препарат, который прописывают тем, кто страдает от хронического алкоголизма. Он блокирует фермент, который помогает усваиванию алкоголя, то есть вызывает очень неприятные ощущения, когда позволяешь себе выпить. В общем, один стаканчик – и тебя сразу сваливает с ног нестерпимая головная боль и тошнота. Я должен был сделать анализ крови, и если бы в моей крови не содержалось алкоголя, то доктор Клебер смог бы дать мне Антабус – но за дозировкой стала бы следить медсестра.
«Да ладно вам, вы можете мне доверять», – сказал я.
«Я доверяю вам, – ответил он, возможно, не совсем искренне. – Но я не доверяю болезни».
Однако я снова проявлял упрямство. «Я не могу». Мой образ жизни не позволял мне каждое утро в восемь часов сидеть дома и ждать, когда придет медсестра и даст мне таблетку. Я должен был иметь возможность самому принимать Антабус. Мы нашли компромисс: несмотря на все мои возражения против того, чтобы меня нянчили, Дана каждый день давала мне таблетку примерно в течение месяца.
В конце концов доктор Дутта спас мою жизнь. Он помог мне осознать, насколько я на самом деле был близок к смерти. Мой панкреатит не просто ухудшал мое состояние – он убивал меня.
И это наконец-то стало достаточно весомым аргументом для меня. Я хотел видеть, как мои дети растут, женятся и выходят замуж, заводят своих детей. Я хотел жить.
В течение этого отвратительного периода были моменты абсолютной ясности – тур Turn It On Again с Genesis, мой альбом Going Back, концерты. Но их было недостаточно.
И после всего мрака, который я пережил, я бы хотел поблагодарить всех своих детей. Джоули, Саймон, Лили, Ник и Мэтт давали мне огромную поддержку на протяжении этого ужасного периода моей жизни. Наших жизней. Они всегда говорили мне: «Молодец, папа», хотя, возможно, в душе им было очень грустно. Также я хотел бы сказать спасибо Орианне, Дане, Линдси, Дэнни, Паду, моей сестре Кэрол, моему брату Клайву и Тони Смиту за то, что не позволили упрямому ублюдку умереть. Доктора и медсестры в Швейцарии, Америке и Великобритании, чье терпение я постоянно испытывал, – спасибо вам всем.
Сейчас эта история приводит меня в ужас. Я стал алкоголиком в пятьдесят пять лет. Я пережил «свингующие шестидесятые», бурные семидесятые, имперские восьмидесятые, эмоциональные девяностые. Я закончил карьеру, был доволен жизнью, а затем сорвался в пропасть. Потому что у меня неожиданно появилось слишком много свободного времени, которое нужно было чем-то занять. Я также должен был как-то заполнить огромную бездну, образовавшуюся во мне, когда у меня забрали моих детей. И я заполнял ее алкоголем. И это почти что убило меня.
Но мне повезло.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.