Текст книги "Я еще жив. Автобиография"

Питер сыграл The Last Post на своем гобое. Это все было немного печально. The Lamb Lies Down on Broadway. Окончательно. Он уже точно никогда не поднимется. И вот нас уже стало четверо.

Обвиняю ли я Питера за то, что он ушел? Конечно, нет. Тогда мы с ним были довольно близки – так же как и в тот день, когда я пришел в Genesis. И, несмотря на все сложности и неожиданные проблемы, которые возникали во время тура Lamb, я наслаждался тем временем. С профессиональной точки зрения все трудности только сильнее сплотили тех, кто остался в группе. Ни у кого из нас – Тони, Майка, Стива и меня – не было даже сомнений по поводу существования Genesis. Мы хотели продолжать работу. Мы не знали как, но были решительно настроены продолжить. Итак, нам нужен был новый вокалист и лидер группы.

Все вместе мы решили, что не будем говорить об уходе Питера как можно дольше. Мы хотели быть во всеоружии, написать новый материал к тому моменту, когда все об этом узнают.

А что насчет The Lamb Lies Down on Broadway? Это один из немногих альбомов Genesis, который я могу включить и оказаться под впечатлением, и я не помню, чтобы когда-нибудь слушал его полностью. Но это был высокий уровень, достойный уважения, и даже Spinal Tap были для нас комплиментом, пусть и немного противоречивым. Последние слова Питера на сцене с Genesis: «Это всего лишь рок-н-ролл, но мне он нравится».

Что касается меня, то я был приятно взволнован по поводу неизвестного будущего. К тому же у меня появились новые обязательства, личного характера. В Канаде, во время тура Selling England by the Pound, я снова сошелся со своей старой любовью и был рад узнать, что, как оказалось, у нас пополнение – маленькая дочка.

Середина семидесятых. Это десятилетие началось с того, что я нашел группу, потом потерял отца, а затем я вдруг превратился в отца семейства.

Семьянин и лидер группы,

или Как я пытался сделать так, чтобы все были счастливы. Результат: неоднозначный

Пауза, перемотка, анализ того, что было.

Март 1974 года – четырнадцать месяцев до ухода Питера. Тур Selling England by the Pound привел нас в Ванкувер, где мы выступали в «Гарден Аудиториум». Мне было двадцать три, и я был взволнован: в этом канадском городе на побережье Тихого океана жила Андреа Берторелли, которая то была, то не была, то снова была моей девушкой, когда я был подростком.

Энди, как вы помните, была со мной в одном классе в школе Барбары Спик. Когда мы были влюбленными подростками, мы проводили много времени друг у друга дома. Я полюбил ее маму и был рад провести время у них дома, как только представлялась возможность. Берторелли были частью знаменитой семьи, владевшей одноименным рестораном в Лондоне, и как мистер, так и миссис Б. готовили просто потрясающе. Отдых после ужина также только приветствовался: они не имели ничего против того, что парень их дочки ночевал в их доме. Я уже был частью их семьи.

В конце шестидесятых, когда наши с Энди пути разошлись – конечно же, из-за того, что я снова сошелся с Лавинией Лэнг, – я больше не гостил у них дома. После смерти отца Энди ее мать возобновила дружбу с офицером канадской военной авиации, которого во время войны отправили в Годалминг, графство Суррей, вышла за него замуж и затем эмигрировала в Ванкувер. Энди, ее сестра Франческа – куколка из Playboy – и ее брат Джон поехали вместе с ней.

К весне 1974 года я уже не виделся с Энди три или четыре года. Но я слышал о ней кое-что. Миссис Берторелли переписывалась с моей мамой, и мама передала мне, что Энди стала совсем дикой, встретила кого-то, прожила в какой-то хижине некоторое время, забеременела, и затем ее бросил отец ребенка. Она вернулась в родительский дом в Ванкувере и 8 августа 1972 года (через два года после того, как я попал в Genesis) родила девочку – Джоэли Мэри Берторелли.

До приезда в Ванкувер я позвонил Берторелли и пригласил всю семью на свой концерт. Мама Энди – крайне гостеприимная женщина – настояла на том, чтобы я ночевал у них, пока я в Ванкувере. Это было чудесное воссоединение. Я с радостью принял приглашение миссис Б. поужинать с их семьей. Я познакомился с канадским отчимом Энди. Его звали Джо, и он был неплохим игроком в боулинг (спустя много лет я спонсировал его команду). И я также познакомился с шестнадцатимесячной Джоули – с маленьким, забавным персиком. Мы с Энди еще даже не доели десерт, когда поняли, что на нас нахлынули старые чувства.

Она была молодой, красивой девушкой с красивым телом. Она обладала дикой сексуальностью; вот почему ей было легко разбивать мужские сердца. Должен признаться, что большая часть текста в песне Genesis 1986 года Invisible Touch относилась к ней.

Энди была рада, я был рад, миссис Б. была рада – она всегда хотела, чтобы я стал ее зятем. К концу моего пребывания в Ванкувере мы с Энди снова были вместе. И я также, похоже, стал отцом. Моя жизнь моментально изменилась, но я не оглядывался назад и не обращал внимания ни на что. Начиная со старшей школы Энди всегда занимала особое место в моем сердце. У нее была дочь? Меня это совсем не пугало.

Следующий концерт состоялся в Нью-Йорке спустя шесть дней, снова в Нью-Йоркской филармонии, поэтому я снова уезжал слишком быстро. Но весь следующий месяц мы поддерживали связь по телефону, снова влюбляясь друг в друга все сильнее. Моя жизнь была перевернута с ног на голову.

Следующим пунктом назначения был Нью-Йорк, в котором тур Genesis заканчивался тремя выступлениями в «Музыкальной академии». Энди приехала ко мне. Джоули спала на кровати между нами, и я помню, как она смотрела на меня, как будто бы спрашивая: «Что ты здесь делаешь?»

Менее чем через шесть недель после нашего воссоединения в Ванкувере мы решили, что будем вместе и Энди вернется со мной в Великобританию. Я уехал на гастроли одиноким мужчиной, а вернулся с девушкой и дочкой. Мы стали семьей, и я был на седьмом небе от счастья.

По возвращении в Англию Genesis устроили себе месячный отпуск перед тем, как начать работу над эпохальным альбомом/концепцией/видением, который станет впоследствии The Lamb Lies Down on Broadway. Через некоторое время Энди и Джоули переехали ко мне в однокомнатную квартиру, которую я снимал в Эпсоме. Мы быстро поняли, что это не самое лучшее место для молодой семьи. К счастью, мы вскоре отправились в «Хидли Грэйндж»…

…где были шокированы пугающими полчищами крыс в старом вонючем доме. У меня не было времени позаботиться об условиях для своей семьи, так как я сразу же включился в работу. Что, конечно же, меня устраивало – я работал, и моя семья была рядом со мной. Но каково было Энди и Джоули? Их вытащили из родного дома и перевезли на другой конец мира, забросили в хаотичную жизнь музыкальной группы и предоставили самим себе, хотя никаких занятий, кроме как считать крыс, сидя на траве, не было. Растерянность, шок, страх – выбор был сделан.

Для участников группы также условия были не идеальными, мягко говоря. На примере своей семьи в зародышевом (в прямом смысле этого слова) состоянии Питер понял, что с Genesis не могло быть отпуска по семейным обстоятельствам и в целом времени на семью. Мы работали по вечерам, по выходным и по праздникам. И даже еще немного больше. Так мы и жили.

Как назло, мы не успевали записать The Lamb до того, как поехать с ним в тур, поэтому мир внутри Genesis стал еще более неистовым и буйным. Учитывая весь происходивший хаос и стоимость билета на концерты, Энди и Джоули не могли быть со мной на всех выступлениях тура. С самого начала наших отношений ей приходилось быть одной. С первого же дня она стала вдовой рок-н-ролльщика. Я не помню, чтобы это как-то волновало Майка и Тони. Казалось, что их супруги были с ними везде.

Нам удалось уехать из той дыры в Эпсоме, в которой мы жили, и переселиться в дом на Куин Эннс Гроув в Илинге. Но нам пришлось ждать до следующего года, до конца тура The Lamb, чтобы пожениться. Мы официально зарегистрировали наши отношения в регистрационном бюро Ист-Актона. Прекрасная невеста надела белое, а у жениха была гвоздика, аккуратная борода и модные кроссовки Converse All-Star последней модели, специально купленные накануне. Говоря прямо, на медовый месяц у нас не было времени.

На тот момент у Genesis (после ухода Питера) была все та же проблема: где найти нового вокалиста. Мы выставили объявление в Melody Maker: «Требуется вокалист в группу наподобие Genesis. Мы надеялись, что такая формулировка сохраняла нас в тайне и ловко скрывала от прессы.

Получилось так, что мы получили четыреста откликов. Я не верил такой цифре. Может, офис Тони Смита проделал больше работы, чем мне казалось.

У нас был выбор из самых разнообразных артистов. Целые ящики магнитофонной ленты. Парни, которые пели наши песни. Играли на гитаре наши песни. Некоторые ребята играли немного на фортепиано, немного на гитаре, немного на том, немного на другом. Были те, кто пел Фрэнка Синатру и Pink Floyd. Мы отсекали лишних, чтобы выделить несколько достойных кандидатов и пригласить их на прослушивания.

Одновременно с этим мы спрятались от всех в подвале Мориса Плака на Черчфилд-роуд, в Ист-Эктоне, который был мне знаком еще со времен уроков по игре на ударных, и погрузились в написание песен для седьмого альбома. Впервые мы делали это вчетвером, однако Стив отсутствовал в самом начале – он заканчивал свой первый сольный альбом Voyage of the Acolyte. Я чувствовал, что ему хотелось бы больше участвовать в написании текстов песен, ведь Тони, Майк и Питер оставили за собой это право, и, честно говоря, они делали это лучше, чем Стив. И уж точно гораздо лучше, чем я. Но до The Lamb я едва ли когда писал что-либо, поэтому я ни на что и не претендовал. Однако Стив хотел больше творческого самовыражения, поэтому он решил написать сольный альбом, и мы совсем не были против. Мы с Майком даже поучаствовали в его альбоме, и я любезно спел главную вокальную партию в Star of Sirius. Все было в довольно дружелюбном ключе.

В самом начале работы без Питера мы быстро – к нашему большому облегчению – осознали, что сможем отлично справиться и без него. Написание песен проходило так же, как и прежде, и у нас получалось неплохо. У нас уже была готова песня Dance on a Volcano даже до того, как Стив вернулся в работу. Затем мы написали Squonk и Los Endos – мощное начало альбома, который мы впоследствии назвали A Trick of the Tail.

И вдруг произошла катастрофа: Питер снова появился на обложке Melody Maker – «Гэбриел уходит из Genesis». Новость утекла до того, как мы нашли Питеру замену.

В музыкальном кругу пошли слухи о том, что это конец Genesis. Конечно, это было похоже на правду: как может группа пережить потерю лидера группы, особенно такого харизматичного и креативного, как Питер Гэбриел? Нам нужно было очень быстро решить все проблемы – до того как люди перестанут воспринимать нас в качестве живой, действующей группы; иначе будет уже слишком поздно что-либо с этим сделать.

Вся второсортная пресса и известные людям факты помогали укрепить мнение о том, что Genesis уже не сможет действовать на том же уровне. Незадолго до всего этого, в октябре 1975 года, до того, как мы успели хотя бы начать записывать A Trick of the Tail, вышел альбом Стива. Кроме того, именно в этот период времени я начал искать работу в другой группе, что также никак не улучшило всю сложившуюся ситуацию.

Мои неоднозначные отношения с Brand Х начались в конце 1974 года, когда мне позвонил Ричард Уильямс. Он руководил A&R на Island Records, а до этого писал статьи в Melody Maker. Он рассказал мне, что у него была на примете любопытная группа – джем-бенд, которую он еще не подписал на тот момент, и они искали нового барабанщика.

Я пришел к ним на репетицию, и мы неплохо повеселились. Оказалось, что Brand Х играла скорее фанк, а не джаз. У них был вокалист, но большую часть времени ему не находилось работы, поэтому он прыгал за конги (и я каждый раз с содроганием вспоминал Фила Спектора). Было много импровизации вокруг одного ритма и одного аккорда. Много часов импровизации.

Тем не менее мне понравились эти ребята и та свобода, которую они предлагали, поэтому я согласился работать в Brand Х на, так сказать, полставки, хотя я и понятия не имел, во что я ввязываюсь. Концертов у них не было, а о записи альбома ходили только туманные предположения. А вскоре вокалист и гитарист попрощались с группой, и в ней остались только басист Перси Джонс, клавишник Робин Ламли, гитарист Джон Гудсол и я.

Когда мы начали играть вчетвером, Brand Х моментально преобразилась. Мы играли фьюжн и джаз-рок, и некоторые наши композиции, на мой взгляд, были слишком затянутыми. Но мы сделали несколько интересных записей, самыми значимыми из которых были первые две: Unorthodox Behaviour (1976) и Moroccan Roll (1977).

Но на тот момент – осень 1975 года – участники Genesis (без Питера) чувствовали небывалую сплоченность. Мы все думали об одном: мы покажем им всем. Все держалось на Питере, да? Он написал все тексты? Что ж, если голова лиса исчезла, то это не значит, что мы тоже исчезнем. Да, нам нужно найти нового вокалиста, но материал, с которым он будет работать, бесподобен. Слухи о распаде Genesis явно преувеличены.

Мы ускорили темп игры и каждый понедельник прослушивали четыре-пять потенциальных вокалистов нашей группы. Я показывал им вокальные партии, напевая их под тихие инструментальные партии Майка, Тони и Стива. Мы выбрали несколько кусочков, которые должны были показать, насколько кандидат был талантлив. Это была песня Firth of Fifth из Selling England by the Pound, The Knife из Trespass, а также несколько пробных партий, чтобы определить диапазон и точность голоса. Это были всего лишь отрывки, но они уже требовали многого от потенциального вокалиста. Мы были разборчивой группой, и новый ведущий вокалист должен был ничем не уступать Питеру.

Мы не просто искали человека с отличным голосом. Мы спрашивали себя, подбирая кандидатов: сможет ли он плодотворно работать с нами над написанием песен? Что он привнесет в группу? Мы пытались понять, хотели бы мы, чтобы этот человек стал частью нашей семьи. Потому что на тот момент Genesis, прижатый к стенке, был очень сплоченной группой. Мы были братьями.

Мне начинали нравиться прослушивания по понедельникам, так как у меня была возможность петь. Мы с самого начала договорились, что в новом альбоме я исполню ведущие вокальные партии в парочке песен – в Entangled, например, или в Ripples. Но я знал, что никогда не смогу справиться с Dance on a Volcano, Squonk или с более сложным материалом.

Тогда мы даже не обсуждали это: мы искали нового вокалиста и делали все возможное. Мне и в голову не могло прийти – как и другим участникам группы, – что я хотя бы немного подхожу на роль ведущего вокалиста.

Не в последнюю очередь потому, что мы только что закончили The Lamb Lies Down on Broadway – масштабный, смелый двойной альбом с большим количеством вокала (сложного вокала) и театральной составляющей. Как я, черт побери, мог вытянуть нечто подобное? Никак. Честно говоря, мне это было даже не интересно. Мне было хорошо на втором плане.

Но я был готов вытащить свой козырь: я снова предложил нам стать инструментальной группой. Но, к сожалению, эта идея была быстро откинута в сторону. Тони и Майк страстно любили писать тексты песен; то есть у нас могли быть только песни с текстом, который кто-то должен был исполнять. Более того, они хотели писать хиты – синглы, которые доходили бы до вершины музыкальных чартов. Они всегда хотели именно этого, всегда хотели писать, как The Kinks и The Beatles. И это невозможно без вокалиста и песен с текстом.

Иронично то, что им потребовалось десять лет, чтобы начать писать хиты, и это совпало с тем, что я стал вокалистом по неволе – как минимум в подвале на Черчфилд-роуд.

Каждый вечер я возвращался домой к Энди.

«Еще не нашли вокалиста?»

«Нет. Никто не подходит под наши критерии».

Мы проводили прослушивания уже пять или шесть недель. Мы просмотрели уже около тридцати парней. Это уже стало нас утомлять. Так как времени становилось все меньше – мы подумывали (что неудивительно) о новом туре, – нам нужно было уже начать записывать альбом. По крайней мере, у нас был отличный материал.

Мы отправились в Trident с новым сопродюсером Дейвом Хентчелом и начали энергично записывать песни. Я принимал наибольшее участие в Los Endos; для этой песни я переработал ритм из Promise of a Fisherman Карлоса Сантаны в его недавно вышедшем джаз-фьюжн альбоме Borboletta. Squonk получилась в стиле Led Zeppelin. А композиция Robbery, Assault and Battery доказывала, что Genesis все еще умели писать свои знаменитые песни-рассказы.

Мы были очень довольны этими вещами. Они звучали мощно, свежо и необычно. Мы чувствовали себя новой группой и звучали соответствующим образом.

Затем мы быстро перешли к вопросу о том, как разделить бэк-дорожки и кто к какой песне будет писать текст. Мы были очень ограничены во времени, потому что треки были записаны, а вокалиста все еще не было. Таким образом, мы наконец решились дать одному кандидату шанс. Мик Стриклэнд был немного лучше остальных, и мы позвали его в Trident, чтобы он попытал свои силы уже там. Мы дали ему Squonk. Он запорол первую же строчку: Like father, like son… Мы даже не знали о том, какая у него высота тона или диапазон. Мы сразу же с радостью спихнули на него эту песню.

Бедный парень. Это была совсем не его высота. Нам пришлось поблагодарить его и распрощаться с ним. Сейчас я вспоминаю эту ситуацию, и мне обидно за него. Мне пришлось впоследствии стать тем храбрецом, который должен будет исполнять песни на заданной высоте. Но тогда, однако, мы даже не рассматривали такой вариант.

Но Squonk была новой песней, и она мне нравилась. По сути, у нас тогда не было других кандидатов, время студийной записи истекало, и терять было нечего. Итак, я предложил: «Может, мне стоит попробовать?» И ребята пожали плечами: «А что еще остается делать?»

Глубоко в душе я знал, что если мне дадут шанс, то я справлюсь, но совсем другое дело – в реальности петь ее. Иногда твой мозг говорит «да», в то время как голос кричит «нет».

Но я попробовал, даже несмотря на то, что не совсем понимал текст Майка. Тони и Майк позже рассказали мне, что в тот момент над их головами зажглась лампочка, как в мультиках. Они посмотрели друг на друга, и их поднятые брови красноречиво выражали все: «Боже мой, у него получилось!» Оглядываясь назад, я осознаю, что это был поворотный момент для меня. Атмосфера в студии была отличной и позволяла нам продолжать работу до тех пор, пока вокал и музыка не достигли нужно уровня. Но не забывайте, что я по-прежнему не хотел быть ведущим вокалистом.

И все же, и все же… Мы все еще были в растерянности. Парень, на которого мы так надеялись, оказался никуда не годным… и вдруг барабанщик попробовал спеть, и получилось не так уж плохо… но стоит ли ему быть вокалистом всего альбома? Это вообще разумно?

Мы записали еще несколько вариантов, откорректировали их, пришли на следующее утро, прослушали еще раз и согласились: все равно звучало достойно.

Я очень не уверен в этом, но интересно, смогли бы мы найти вокалиста или нет? Хоть это и было больше похоже на поиски иголки в стоге сена.

Мы отложили поиск кандидатов из-за нехватки времени – нам нужно было продолжать работу. Довольно быстро, одну за одной мы записывали песни. Robbery, Assault and Battery была особенной и отлично получалась с самого начала – я даже добавил в манеру исполнения песни частичку моего Доджера. Потихоньку я подавал признаки того, что могу не только просто исполнять песни, но и добавлять в них что-то свое. Немного самобытности в каждое слово. Я мог оживлять песни, не прибегая к визуальным эффектам (как это делал Питер).

Некоторые песни требовали особо больших усилий. Mad Man Moon написал Тони, и мелодия этой композиции была совсем не привычной для меня, учитывая особенно то, что мне приходилось учиться всему на лету, прямо в студии. Я привыкну к этому уже через пару лет. A Trick of the Tail также написал Тони, но ее мне было гораздо проще исполнить. В целом быть вокалистом всего альбома оказалось проще, чем я думал изначально.

И вдруг мы закончили. Тогда я был уверен, что больше такого не повторится. Я записал вокал для всего альбома, но это было только временным решением, ведь не могло быть и речи о том, чтобы я исполнял все это на сцене. Итак, проблема была все та же: мы все еще без вокалиста.

Я поехал домой к Энди и Джоули в Илинге.

Энди: «Как идет работа над альбомом?»

Я: «Я был вокалистом во всех песнях, и они звучат отлично».

Энди: «Ну а почему бы тебе не стать вокалистом?»

Я: «Ты сейчас серьезно?! Я барабанщик. Я не хочу выходить на авансцену и вилять своей задницей. Между мной и публикой есть защитная стена – мои барабаны, и мне это нравится».

После окончания записи альбома мы еще раз порылись в пленках, которые нам прислали кандидаты. «Вы уверены, что совсем никто из них нам не подходит?»

Нет, никто из них не подходил и не подойдет никогда.

В конце концов я сказал: «Черт, да, я мог бы стать вокалистом, но…»

Мы оказались между молотом и наковальней. Принимая во внимание все варианты, казалось, что барабанщик был последней отчаянной надеждой группы. Но никто из нас не мог воспринимать это абсолютно серьезно. «Бэкмен» может стать хорошим фронтменом? Вы уверены?

Я испытывал крайне противоречивые чувства, потому что я на самом деле любил играть на барабанах. Я жил только ими. Однако нельзя было не признать очевидное: я мог и умел петь.

В итоге мы пришли к компромиссу: я всерьез рассмотрю возможность стать вокалистом, если найдется барабанщик, которого я одобрю, так как я не хотел на сцене постоянно оглядываться, следить за его игрой и молчаливо упрекать его. Я также не мог делать две вещи одновременно – это точно было плохой идеей. Дон Хенли хорошо справлялся с этим в течение одной-двух песен, Левон Хелм справлялся отлично, но тоже в течение одной-двух композиций. Но никто не сможет поддерживать связь с публикой в течение двухчасового выступления. Ведущий вокалист, поющий за барабанной установкой, будет выглядеть странно для аудитории. Любому контакту барабанщика с аудиторией будет мешать огромная ударная установка.

Медленно, неохотно, возражая и скрипя зубами, я примирился с этой идеей. Да и в конце концов я ведь сам решаю, как мне жить и что мне делать.

Билл Бруфорд (до недавнего времени игравший в Yes) был моим хорошим другом, познакомившим меня со многими неплохими джазовыми барабанщиками. Однажды он зашел на одну из репетиций Brand Х – мы работали над Unorthodox Behaviour – и спросил меня: «Как дела в Genesis»? Еще не нашли вокалиста?»

«Не совсем. Мы записали альбом с моим вокалом, и они хотят, чтобы я попробовал себя в качестве вокалиста. Но для этого нам нужно найти барабанщика».

«Ну а почему ты не спросил меня об этом?»

«Потому что ты бы не согласился. Наша музыка, по-твоему, слишком похожа на Yes, разве не так?»

«Но я бы согласился».

Вот так неожиданно у Genesis появился новый барабанщик.

Теперь у меня не было оправданий.

Сначала мы немного раскачивались, а потом быстро привыкли к новому составу группы. Никакой торжественной церемонии по поводу этого не состоялось. Это просто случилось, и все. Я даже не помню, чтобы мы репетировали или делали официальные заявления.

Билл отлично вписался в наш коллектив, хоть он и был из тех барабанщиков, которые любили каждый концерт играть по-разному. Несмотря на то что я только приветствовал его желание освежить нашу музыку, некоторые сбивки были опорными точками, на которые Тони, Майк и Стив очень полагались.

А затем – бум! Новый старт, новый тур, новая глава.

* * *

A Trick of the Tails вышел в феврале 1976 года. Обновленный Genesis явно считался аутсайдером. Возможно, именно поэтому альбом получил положительные отзывы: ожидания от нового творчества группы были очень и очень низкими. Люди послушали альбом, он им понравился, и они решили дать аутсайдерам «хлопнуть дверью»: альбом занимал третье место в чартах Великобритании, что было повторением успеха Selling England by the Pound.

На следующий месяц мы отправились в Даллас, чтобы провести репетицию. Наш тур начинался 26 марта в городе Лондон, провинция Онтарио, Канада. Я не волновался по поводу того, что мне предстояло петь, да и еще и перед огромной аудиторией. Я привык к этому еще со времен «Оливера!», много лет назад. Но я чувствовал, что мне будет явно сложно выступать с одним только микрофоном, без длинного ряда тарелок, отделяющим меня от публики. Если тебя не слишком радует идея надеть шлем с крыльями летучей мыши и взлететь в воздух, тогда что же тебе делать, когда ты не поешь?

Были также и другие проблемы практического характера. Я сразу пояснил всем, что не смогу делать то, что делал Питер. Я не собирался щеголять в кофточке Энди или барсучьем мехе. Но что тогда мне следовало надеть? Рабочий комбинезон, который хорошо мне служил, когда я был барабанщиком? Или это тоже не подходило? Я мог одеться в стиле эдвардианской эпохи – шляпа с низкой тульей и пальто – для песни Robbery, Assault and Battery, но это было бы совсем уж нелепо и театрально.

На самом деле для меня приготовили какую-то одежду. Она была готова к первому концерту, но я не собирался впервые выходить на сцену в качестве вокалиста в одежде, которая не соответствовала мне. Я должен чувствовать себя в максимальной степени легко и раскрепощенно. Решено: рабочий комбинезон.

Следующая проблема. Питер отлично научился увлекать зрителей своими короткими историями, в то время как Майк, Тони и Стив настраивали свои инструменты. Его называли «мистическим странником». А меня можно было только назвать «дядей Филом». Поэтому, когда мы ехали на машине из Торонто в Лондон, я судорожно пытался наскрести идеи о том, что можно сказать между песнями. «Эта песня о… эм, хм… Черт, об этой песне вообще нечего сказать…»

На «Лондон арене» потухли огни. Я тихо бормотал непристойные слова себе под нос. Как же все пройдет? Все были в диком напряжении. Я взял на себя серьезную ответственность, поэтому не могло быть и речи об алкоголе или косячке перед выступлением. На меня неожиданно рухнуло осознание всей масштабности мероприятия. Genesis выходили на сцену с новым вокалистом. Большинство групп даже не рискнули бы сделать это и уж тем более – выступать и сочинять музыку. Многие считали, что мы тоже не сможем, и уже написали нам эпитафию: «Genesis: вначале было слово… а в конце была катастрофа, когда вместо потрясающего вокалиста вышел всего лишь барабанщик. Пусть покоятся с миром».

Почти весь концерт я прятался за стойкой микрофона. Худой, как щепка, двадцатичетырехлетний парень. И я даже не дотронулся до микрофона. Снять его со стойки и взять в руки было бы слишком похоже на… вокалиста. Но это выступление лишь оставило небольшие синяки и порезы на моем хрупком осознании себя как фронтмена.

На второй концерт – в «Китченер Мемориал Аудиториум» в Онтарио – я взял один из костюмов, которые уже были приготовлены: костюм парашютиста горчичного цвета. Яркий костюм с пуговицами спереди был мне слишком мал и обтягивал мои бубенцы, что было, поверьте, очень неприятно в течение всего концерта. Более того, костюм был из синтетики, поэтому он начал вонять сразу же, как только я вспотел.

Я чувствовал себя ужасно с самого начала выступления. Я больше никогда не надену это. Никогда. Клянусь.

Не считая проблемы с гардеробом, первые два концерта прошли превосходно. Мы выборочно сыграли несколько песен из The Lamb – нужно было дать публике то, что они знали, – и сделали это отлично. Я знал этот материал очень и очень хорошо. Я заслушал его до дыр. Мы обязаны были сыграть любимые фанатами песни, не важно, какими бы сложными или длинными они ни были. Мы должны были всеми усилиями передать им наше ключевое сообщение: у Genesis все, как обычно, в порядке.

Я не мог избавиться от привычки держать руки в карманах большую часть выступления. Мне понадобилось еще немного времени, чтобы набраться смелости, положить руку на микрофон, снять его и немного походить с ним по сцене. Только когда это произошло, я почувствовал: я, Фил Коллинз, официально стал вокалистом.

Шестинедельный тур по США, и снова мы начинали наши гастроли по миру именно с Америки. Она все еще была во многом для нас приоритетом. Мы встречали непонимающие взгляды в Германии – там нас полюбили только после выхода Duke в 1980 году, – но мы знали, что можем заработать денег в США.

Впереди нас неслись Led Zeppelin: они уже были на вершине. В Великобритании на одном уровне с нами были Yes, Emerson, Lake & Palmer, Supertramp и некоторые другие группы. Но у нас все еще не было международного хита. Нас все еще крутили только по радио. Мы были культовой группой. Известной культовой группой.

Меня хвалили в отзывах и интервью, и меня воодушевляла поддержка Энди, когда ей удавалось приехать с Джоули на мой концерт. Все были удивлены, насколько хорош я был. «Ого, – говорили мне люди. – Ты отлично поешь. Прямо как Питер». Не знаю, считать ли мне это комплиментом. Но тогда я был рад любым положительным отзывам.

Мы продолжали свой успешный тур. После выступления в Лондоне, провинция Онтарио, Genesis и его фанаты облегченно выдохнули. Нас очень успокоило то, что наше решение проблемы с уходом Питера на деле сработало даже лучше, чем мы предполагали. Найти на его место человека не из группы было бы гораздо сложнее. Однако заменить его одним из участников также было неоднозначной идеей.

В мае мы вернулись домой, и после месячного отпуска, 9 июня 1976 года, я дебютировал в качестве вокалиста в Великобритании, на первом из шести выступлений в «Хаммерсмит одеон».

С одной стороны, я уже немного освоился в новой для себя роли. С другой – после длинной серии концертов в США ты быстро привыкаешь к бурной реакции публики. Во время выступлений американцы постоянно создают необычайно громкий шум. Когда группа возвращается в Европу, то сразу же сталкивается с благоговейной тишиной: черт возьми, они слушают нас. И очень из-за этого напрягается.

Но наше выступление в «Хаммерсмите» прошло великолепно. К тому времени я определился со своим костюмом: белые рабочие брюки и белый пиджак. В этом я чувствовал себя комфортно. Я все быстрее привыкал к ведущей роли. Я набирал все больше уверенности на сцене, несмотря на то что я все равно не снимал микрофон со стойки. Общение с публикой также налаживалось. Что было очень полезно, так как теперь именно у меня люди хотели брать интервью. Конечно же, это мне льстило. Наконец-то я мог рассказать что-то миру. Только позднее я осознал, что шесть интервью в день концерта могут навредить моему вокалу на выступлении.