Текст книги "Я еще жив. Автобиография"

Мне было двадцать один. Моя взрослая жизнь – моя профессиональная жизнь – началась, но мой папа умер.

Все было как в тумане. Я часто раздумывал над вопросами, которые будут мучить меня в разные моменты моей жизни, в течение многих лет: думал ли папа перед смертью, что его сын принял верное решение? Был ли он впечатлен тем, что я в конце концов встал на ноги, хоть и сделал это не так, как все? Был ли Грев Коллинз хоть немного по-отечески горд тем, что его сын поехал в Америку?

Я предпочитал думать, что он в конечном счете гордился бы мной, но мне часто было интересно, когда наступил бы переломный момент. Может, четыре концерта на «Уэмбли» при заполненных до отказа трибунах? Или: «Мой сын выступает для принца Уэльского – это же невероятно». Королевское одобрение могло бы также даровать и отеческое одобрение. Это бы окончательно склонило его в мою сторону.

Постскриптум: когда я писал эту книгу, я вдруг понял, что нам так и не было известно, где находился прах нашего отца. Я пообещал себе, что разберусь с этим. Клайв сумел выяснить кое-что. Он узнал, что из-за путаницы в отношениях между родителями прах нашего папы так никто и не забрал. Урна осталась в крематории. И до сих пор никто не знает, где его останки сейчас.

Теленок ложится, вокалист уходит,

или Покорение Америки и распад группы

К счастью, у меня не было много времени для того, чтобы размышлять о смерти отца. Тур с альбомом Foxtrot возобновлялся в Кройдоне, южной части Лондона, 7 января 1973 года, через шесть дней после смерти папы. После Кройдона мы выступали по всей Европе, потом вернулись обратно в Великобританию и затем вылетали в Северную Америку, где у нас был концерт в Карнеги-холле. Но наш тур закончился только в конце весны: 7 и 8 мая мы выступали в Париже и Брюсселе. Это был очень плотный, тяжелый график выступлений, в течение которого костюмы Питера становились все более и более нелепыми.

Для песни Watcher of the Skies он намазал себе на лицо светящуюся краску, надел плащ и крылья летучей мыши себе на голову. Это не был конец; это была всего лишь первая песня. Драматическое напряжение возрастало благодаря Тони, игравшему длинное, угрюмое вступление на меллотроне (который уже звучал на нужной частоте).

Театральность Питера была уже неотъемлемой частью концертов и стала, по мнению прессы и публики, фишкой Genesis. В контексте начала семидесятых это не казалось какой-то дикостью. Элис Купер делал странные штуки со змеями, Элтон Джон надевал костюм утки и очки, которые были больше его головы, The Who выпускали оригинальные концептуальные альбомы. Однако мы делали нечто по-своему необычное; мы были странными англичанами, и это, возможно, одна из причин, по которым мы так преуспели в США.

Rolling Stone в своем отзыве о вышедшем в июле 1973 года альбоме Genesis Live написали: «…этот альбом знаменует собой длинный путь группы к чарующей силе и мистицизму, которые позволили фанатам Genesis назвать выступления своей группы «лучшими за всю историю музыки». Такие названия песен, как Get ‘Em Out by Friday и The Return of the Giant Hogweed, могут многое сказать об их стиле: наполненный иллюзиями, странный морализм, очень напоминающий Yes и Jethro Tull. Однако Genesis раньше них начал создавать эти аудиовизуальные эффекты, и их выступления очень отличаются высоким качеством того, как они развивают и комбинируют множество мотивов на текстовом и музыкальном уровнях».

У нас был совсем небольшой перерыв после выхода Genesis Live, и мы собрались в милом, но немного обветшалом загородном доме в Чессингтоне, чтобы написать новый альбом. Я не помню, как мы попали туда, но владельцы дома были приятной парой, и я точно помню, что там присутствовали их привлекательные дочери. Мы установили свое оборудование в их гостиной, и я не был до конца уверен, что хозяев не было дома.

Только в столь непривычной для нас домашней обстановке могли родиться такие песни, как The Battle of the Epping Forest и, что гораздо важнее, The Cinema Show. Основой The Cinema Show послужил гитарный рифф Майка на 7/8, и на концертах публика будет еще долгие годы просить нас исполнить ее. Также в Чессингтоне мы закончили песню, которую начали писать в школе танцев Уны Биллингс в процессе создания альбома Foxtrot, – I Know What I Like (In Your Wardrobe).

В итоге у нас получился альбом Selling England by the Pound (и снова в одной песне у меня была главная вокальная партия – в More Fool Me), который мы выпустили в октябре 1973 года и снова поехали в тур. Мы без остановок выступали до мая 1974 года, и к тому времени I Know What I Like (In Your Wardrobe) первой из всех наших песен попала в топ-30 синглов Великобритании.

Когда мы записывали ее на студии, она не показалась нам именно «поп-песней», хотя ее длительность соответствовала поп-синглу. Мы приобрели ситар, который также использовали The Beatles. Стив играл неплохо звучавший базовый рифф, я поймал ритм на барабанах, напоминавший стиль The Beatles, – так все и началось. Питер написал текст гораздо позднее, потому что он родился под впечатлением от иллюстрации Бэтти Суонвик (The Dream) на обложке альбома. В песне также есть мой голос, звучавший, можно сказать, в дуэте с Питером. Вот и все. У Genesis появился первый хит. И мы попали в Top of the Pops.

Однако не совсем. Мы отклонили предложение от еженедельной программы BBC, так как подумали, что фанаты не простили бы нас за появление в таком мейнстримном шоу. На самом деле мы сами себе не простили бы этого. У нас был свой собственный путь, и мы не доверяли телевизору по той же причине, по которой не доверяли фестивалям – на фестивалях у нас не было свободы действий, и аудитория не была полностью нашей. К тому же мы гордились своим имиджем, а I Know What I Like не совсем соответствовала ему. Еще не соответствовала по крайней мере. В туре Питер надевал заостренную шляпу, чем-то напоминавшую шлем военных во время Англо-бурской войны, и под жужжание, с которого начинается песня, начинал с соломинкой во рту изображать покос лужайки.

Примерно в тот же период мы осознали, что из-за плохого ведения бухгалтерии Эдриана Сэлби у нас появился долг в размере 150 000 фунтов стерлингов. В те времена это было целым состоянием; сейчас это равняется примерно двум миллионам фунтам стерлингов. Но мы все равно отказались от самой масштабной телевизионной рекламы во всей стране.

Именно в тот момент на горизонте появился Тони Смит. Чтобы вы понимали: не путайте его с Тони Стрэттоном-Смитом, который был нашим менеджером и владельцем нашего лейбла Charisma. Он дал нам толчок с самого начала и долгое время работал над нашим продвижением, но в итоге все привело к неизбежному конфликту между менеджером и звукозаписывающей компанией в процессе переговоров. Поэтому, хоть мы любили и доверяли ему, нам нужно было думать о деле и смотреть в будущее. Особенно если учитывать наши колоссальные долги.

А Тони Смит был деловым партнером Майка Элфендэри и Харви Голдсмита в сфере рекламы концертов. Отец Тони, Джон, тоже был рекламным агентом – он работал с The Beatles и с Фрэнком Синатрой; таким образом, у Тони был самый лучший учитель. Они также занимались Package Tour. Поэтому Тони знал, с кем следует дружить, а кого – избегать, включая печально известных менеджеров Дона Ардена и Питера Гранта. Но он решил пожертвовать стабильным доходом от концертов и начать работу с группой, которая явно была на волне успеха; однако в тот момент она была еще и на пути к суду по делу банкротства.

Тур с альбомом Selling England был первым для Genesis в череде масштабных туров по всей Северной Америке, а также первой серьезной работой Тони Смита с нами. За месяц мы отыграли больше концертов, чем за весь тур с Foxtrot, но это был далеко не конец: нам нужно было выступать еще гораздо больше, чтобы «покончить» с США и Канадой. Итак, мы продолжили свой путь.

«Французские» канадцы полюбили нас. Мы начали тур с двух концертов за один вечер в Квебеке. Мне они показались толпой битников, завороженных нашей артистичной музыкой. Концерт в театре «Тауэр» в Филадельфии также прошел отлично. У нас было множество выступлений по всему штату Нью-Йорк и на северо-востоке, многие из которых были организованы молодым менеджером по имени Харви Вайнштэйн – тем самым Харви, который сейчас руководит Weinstein Company и является одним из самых успешных продюсеров фильмов за всю историю.

Спустя несколько месяцев мы стали довольно популярными в восточной части Америки. Можно сказать, безумно популярными. Но мы не могли быть в этом совершенно точно уверены. У нас было плохое выступление с The Spencer Davis Group в «Felt Forum» под «Мэдисон-сквер-гарден», и в этом помещении было ужасное покрытие на полу и нулевая акустика. Мы думали, что будет выступать на настоящем «Мэдисон-сквер-гарден», а вместо этого попали в его убогую пристройку. Казалось, что Бостон все еще ненавидел нас, но позже он все-таки тоже нас полюбил.

В целом в Америке мы выступали перед довольно забавной публикой, как, например, в Ипсиланти, Эванстоне, Форт-Уэйне и Толедо. Короче говоря, мы плыли против музыкального течения. Они никогда не слышали ничего похожего на нас. Мы играли не так же просто, как Yes, и не так виртуозно, как Emerson, Lake & Palmer. Мы явно отличались своей самобытностью от всех, и мы поплатились за это.

К моменту приезда в Лос-Анджелес мы было уже хотели сделать небольшой перерыв. Мы остановились в «Тропикане» – в настоящем мотеле (что так радовало парней из Англии). Мы ходили из комнаты в комнату, покуривали косячок (это же ЛА!) и ели на первом этаже в «Dukes Coffee Shop» – знаменитой закусочной, притягивавшей все гастролирующие группы. ЛА был в точности таким, каким мы его себе представляли. Все достопримечательности были видны оттуда: Whisky a Go Go, знак Голливуда, Capitol Records Tower. Пальмы, теплая погода, немного необычной для нас текилы по вечерам, и мы все были счастливы.

Мы выступили в «The Roxy» шесть раз за три дня. Этот клуб находился на бульваре Сансет и мог похвастаться тем, что находился рядом с очень модным закрытым заведением под названием On The Rox. Каждый вечер там собирались Джек Николсон, Уоррен Битти, Джони Митчелл и куча других известных хипстеров того времени. А сам «The Roxy» на бумаге казался значительнее, чем он на самом деле был. Там вмещалось пятьсот человек, и на всех наших шести концертах, по всей видимости, были одни и те же пятьсот человек. Но нас хотя бы развлек лейбл Atlantic Records: он устроил вечеринку только для мужчин, на которой показывал, пожалуй, самый горячий фильм прошлого года. Нет, я имею в виду не «Крестного отца» или «Кабаре». Я имею в виду Deep Throat, который уже тогда считался одним из самых диких порнографических фильмов. Следует уточнить, что никто из нас до этого не был знаком с этим жанром, но все, что я помню – это много волос. Это было довольно мерзко. В той части помещения, где сидели англичане, было слышно смущенное ерзание. В общем, фильм был почему-то совсем не эротическим и вообще не был похож на урок биологии.

Мы не тащились по всей Америке в ужасном гастрольном автобусе. У нас было другое средство передвижения по всем хайвеям и бездорожьям США – два длинных лимузина.

Тони Бэнкс ненавидел летать на самолетах (он привык к этому спустя несколько лет), и мы также не так уж сильно любили это. А идея осуществить мечту рок-н-ролльщиков и гастролировать по всей Америке на автобусе нам была не особо по душе. Во-первых, мы не были рок-н-ролльщиками. Во-вторых, попойки и кувыркания в автобусе нас совсем не интересовали. «Чистые простыни и какао» – как любил говорить Майк, если отель приходился ему по вкусу. Если бы мы ехали на автобусе, я не думаю, что кто-то из нас легко бы засыпал, думая о том, не спит ли водитель нашей колымаги, похожей на гроб с кучей коек.

Итак, мы остановились на двух длинных лимузинах, за рулем которых были два парня по имени Джо (это было всего лишь совпадение).

Если вы спросите мое мнение об этом сейчас, то я вам отвечу: неудивительно, что у Genesis был долг в 150 000 фунтов стерлингов.

В целом такой вид транспорта был довольно удобным для поездок по всей Америке (если только ты не внизу неофициальной иерархии группы и поэтому сидишь посередине сзади, прямо над колесами. А теперь угадайте, кто сидел сзади?). Единственным недостатком было то, что два лимузина с кучей немытых, лохматых пареньков из Великобритании могли привлечь внимание, особенно на границе.

Канадские таможенники были одними из самых суровых. Они привыкли, что музыканты, направлявшиеся из Америки, пересекали границу с небольшим припрятанным запасом наркотиков. Они обычно забывали, что Канада – это уже другая страна, что, возможно, было причиной печально известного канадского инцидента с Китом Ричардсом. Поэтому, когда мы заехали в Канаду, нас, конечно же, остановили на пути в Торонто, около Пис-Бридж, недалеко от Ниагарского водопада. Один из нас, невероятно дотошный и болтливый светооператор Лес Адей, был бледен как смерть. Затем все мы побледнели как смерть, когда нас начали обыскивать. Наш гастрольный менеджер Реджис Бофф, который всегда был нашей мощной опорой, дрожал, как будто на улице было минус двадцать. Дело было плохо.

Затем наше положение ухудшилось. Когда они начали обыскивать мои вещи, я внезапно вспомнил о маленьком косячке, отложенном на черный день в папином кошельке, который я носил в память о нем.

Таможенники быстро нашли этот коричневый окурок. Когда я стоял в комнате обыска со спущенными трусами, у меня в голове была только одна мысль: «Я не попаду домой к Рождеству». К счастью, начальник таможни смел окурок со стола. Даже для таких придирчивых таможенников было бы слишком арестовывать нас за такое крошечное количество провозимых наркотиков. Нас отпустили, но мы явно чувствовали некоторый страх перед высшими силами.

«Тур двух Джо» – как Genesis до сих пор шутливо называют те гастроли – был, однако, успешным для нас. Некоторые фанаты начали делать то же, что и мы на сцене, и, таким образом, мы превращались в группу, проповедующую публике интересный культ. Для нас это также значило то, что нам действительно не нужно делать как все и ездить на гастрольном автобусе. Позже мы даже сами были водителями. Думаю, Тони Бэнкс до сих пор оплачивает штрафы за превышение скорости, накопившиеся в течение семидесятых после туров по Америке.

Мы продолжали наш путь. Genesis выступал в Winterland Ballroom Билли Грэма в Сан-Франциско – легендарной концертной арене. Но не для нас. Это была земля Jefferson Starship и Дженис Джоплин. Публика не хотела идти на бородатых англичан, разъезжающих на лимузинах. Мы ей совсем не были интересны. Но нам нужно было выступать там, потому что нас не так часто крутили по радио. Нам немного помогали диджеи из Нью-Йорка, Кливленда и Чикаго, но на этом было все. Отсутствие реакции отразилось на многих наших концертах. В тех городах, где нас крутили по радио, к нам на концерты приходила многочисленная, энергичная публика. И наоборот.

На юге мы чувствовали антипатию к себе; это была неблагоприятная для Genesis прибрежная часть континента. Они просто не понимали, что мы вообще делали. Для них мы были воплощением английского пижонства. О чем они поют? Что они играют? И вокалист что, носит макияж? На некоторых концертах не хватало только проволочной сетки, как в курятнике, между сценой и аудиторией.

В Нью-Йорке мы должны были выступить три раза в Музыкальной академии. Но после первого концерта кто-то украл наши гитары. Это казалось немыслимым варварством. Наши драгоценные инструменты исчезли. Нам нужно было немного времени, чтобы это пережить. Мы даже отменили второй концерт, чтобы просто немного оправиться и дать Майку время купить новую гитару. Одолжить у кого-нибудь? Вы свихнулись? Это было то же самое, как одолжить чужую жену. В итоге мы собрались с духом, отыграли третий концерт и продолжили путь.

Мы вернулись в Великобританию, и дело пошло в гору. Нам предстояло дать пять концертов в лондонском театре «Друри-Лейн», и Питер решил по-настоящему всех удивить. В конце концов, это же был театр, где все привыкли видеть летающего на тросах Питера Пена. Питер надел серебряный костюм и загримировал лицо белым цветом. В тот момент, когда он скинул свой плащ и светящуюся коробку на голове во время кульминации Supper’s Ready, он взлетел в воздух.

Единственное, что Питер не учел, так это то, что в то время, пока он будет болтать ногами в воздухе, он также будет медленно поворачиваться на 360 градусов. Поэтому он неистово дрыгал ногами, пытаясь развернуться лицом к публике – …and it’s hey babe…; он так и раскачивался из стороны в сторону до конца песни. Несмотря на то что эффект был немного подпорчен, мы снова оказались на обложке Melody Maker, поэтому все равно считали свое выступление очень успешным. Наши визуальные эффекты не оценили по достоинству. Пока.

Через примерно четыре недели после окончания восьмимесячного тура, в июле 1974 года, мы начали работать над новым альбомом, который разломил нас – во всех смыслах этого слова. Мы были в «Хидли Грэйндж» в Хэмпшире, построенном как богадельня в 1975 году, но в последнее время Led Zeppelin и Bad Company использовали его для записи своих альбомов. Какая бы группа там ни работала, после них всегда очень сильно воняло и было ужасно грязно. В довершение всего там еще и водились крысы. Они были везде: прыгали по скрипучим ступенькам, бегали по виноградным лозам, опутывавшим дом. Десятки, сотни крыс. И это не считая тех, которых мы не видели. Этот дом так и остался богадельней.

Единственным преимуществом этого места для меня был тот факт, что Джон Бонэм записал свою замечательную When The Levee Breaks на лестнице в этом доме. Я мог бы ощутить это в воздухе. Но вместо этого я ощущал запах крыс. Тысяч крыс. Я приехал последним, и лучшие комнаты были, конечно же, уже разобраны. Поэтому я заселился в поганую комнатку с кучей крыс. По ночам я слышал шуршание маленьких лапок по полу и потолку.

Так как композиция Supper’s Ready в туре с альбомом Selling England была так хорошо принята публикой, мы решили написать еще одну песню-рассказ или даже несколько песен в рамках двойного альбома. Именно в эру Tommy, The Rise and Fall of Ziggy Stardust и The Dark Side of the Moon концептуальные альбомы получили наибольшую популярность. Это не было пугающим или нелепым; по крайней мере, не для нас. На мой взгляд, Tommy был на голову выше всех. Я был ярым фанатом The Who, и мне казалось, что в них было гораздо больше магии, чем они сами предполагали.

Майк вдруг из ниоткуда придумал создать что-то, основой которого будет классическая детская повесть-сказка «Маленький принц», но ни к чему толковому мы не пришли. Итак, мы начали предлагать другие идеи. В какой-то момент Питер и Тони чуть не подрались, потому что Тони не хотел, что Питер писал тексты песен полностью сам. Но Питер был уверен, что если мы собирались сделать концептуальный альбом, в основе которого лежит история, то только один человек должен писать эту историю.

Питер выиграл и начал писать то, что впоследствии станет сюрреалистически-аллегорической историей о Раэле – пуэрто-риканском мальчике, живущем в Нью-Йорке. Он назовет ее The Lamb Lies Down on Broadway[34]34
  Агнец, лежащий на Бродвее (англ.).


[Закрыть].

Мы установили оборудование в гостиной, а Питер уселся за разваливавшееся фортепиано, собиравшее пыль в соседней комнате. Мы вчетвером начали импровизировать, он набрасывал свои лирические идеи, и я записал все на свой надежный кассетный магнитофон Nakamichi.

Мы написали отличную музыку – In the Cage, Riding the Scree и множество других классных вещей, – и большинство из них появилось, когда Питер был в соседней комнате, бил по клавишам и писал текст. Это был странный процесс, но, казалось, это работало.

К несчастью, у Питера проблем было по горло, и это касалось не только большого количества работы.

У него были проблемы в семье – беременность его жены Джилл протекала не совсем гладко (на тот момент я об этом даже не знал). Поэтому он часто уезжал к ней, и мы работали без него. И это не говорило о нас как о сплоченном коллективе, трудящимся над амбициозным проектом.

Одновременно с этим, когда мы были в процессе написания альбома, к нам неожиданно поступило предложение: Уильям Фридкин, режиссер «Изгоняющего дьявола» и выигравшего «Оскар» «Французского связного», хотел снять научно-фантастический фильм и искал (как это позже опишет Питер) «автора, который никогда не был связан с Голливудом». Он прочитал короткое описание на альбоме Genesis Live – типично-фантастическую повесть Питера – и был впечатлен ее сюрреалистичным, сухим юмором. Он подумал, что, возможно, Питер захотел бы поработать с ним. Мы ходили в кино на «Изгоняющего дьявола» во время тура с Selling England, и все были восторге от него. Поэтому мы понимали, что Фридкин был тем, с кем стоило считаться.

Для Питера это было исполнением мечты: появился шанс сотрудничать с большим мастером визуального искусства – одним из лучших в своей области, работать из дома, а также быть рядом с женой. Он спросил у нас: «Не могли бы мы немного отложить альбом? Дайте мне немного времени сделать это, а потом я вернусь». Он не говорил нам, что собирается уходить.

Мы все ответили: «Прости, Пит, но, к сожалению, так не годится. Либо ты с нами, либо нет».

С моей точки зрения, если бы до этого дошло, то уход Питера не был бы концом света. Моим смелым решением проблемы было бы предложить группе перестроиться в инструментальный квартет. По крайней мере, в этом случае наша музыка могла бы наконец-то полностью раскрыться.

Если бы я предложил это, то ответ был бы следующим: «Не будь таким глупцом. Мы без вокала и без текста? Вернись на землю, Фил». И конечно же, они были бы правы.

До того как мы приняли какое-то четкое решение, до Фридкина дошел слух, что его предложение может привести к распаду Genesis. Он не хотел этого; тем более что его научно-фантастический фильм был всего лишь неопределенной, туманной идеей. Через несколько недель после предложения он отменил его.

Итак, Питер вернулся к нам. Но он вернулся только потому, что ничего лучшего ему не предложили. Не лучшие обстоятельства для воссоединения группы. Но мы продолжили работать, простив его и все забыв; или как минимум делая вид.

Затем мы отправились записывать накопившиеся запасы музыки с Island Mobile Studios в одну из валийских ферм – в «Гласпэнт Мейнор»; и снова нашим продюсером был Джон Бернс. Мы поняли, что атмосфера звукозаписывающей студии душила нас и мы не могли играть так же воодушевленно, как на концертах. Работая с Джоном и используя мобильную студию, мы сделали шаг к большей свободе. Он даже почти что начал чувствовать себя частью нашей группы.

Питер все еще писал текст, пока мы вчетвером записывались, но это была всего лишь расслабленная интерлюдия; это была особенно приятная возможность для Питера, Майка и Тони гулять по любимым деревенским местам. Во время гастролей мы часто останавливались, покупали немного лука, моркови, сыра и хлеба, шли куда-нибудь в поле и устраивали пикник. Немного в стиле хиппи, но я не вижу ничего плохого в хорошем кусочке «Чеддера» с луковицей.

По возвращении в Лондон мы начали сводить The Lamb Lies Down on Broadway в Island Studios на Бейзин-стрит. После сложнейших двух месяцев работы над этим альбомом мы были рады вернуться на родную землю. Когда мы записывали песни, до нас дошел слух, что Брайан Ино работал в студии этажом выше, записывая свой второй сольный альбом Taking Tiger Mountain (By Strategy). Я не большой фанат Roxy Music, но всем остальным она была весьма по душе. Питер поднялся к нему, чтобы поздороваться и попросить записать некоторые вокальные партии с помощью его компьютера. Взамен Брайан спросил, не мог бы я подняться и сыграть в его песне Mother Whale Eyeless. Плевать, что меня просто эксплуатировали.

Мы с Ино неплохо поладили. Он оказался очень интересной личностью, не стандартной «поп-звездой», что было, возможно, одной из причин, по которой он покинул Roxy Music, и мне понравился его стиль работы. В итоге я сыграл в трех его альбомах: Another Green World, Before and After Science и Music for Films.

Во время сведения на Бейзинг-стрит у нас наметился раскол между дневным Genesis и ночным Genesis. Зачастую мы с Питером сводили до двух ночи, а на следующий день приходил Тони, злился и удалял все, что мы сделали. Иногда мы записывали что-то, хотя должны уже были сводить. Времени оставалось мало, обстановка была напряженной, все очень устали. Слишком много музыки, слишком много текста, мы спешили закончить альбом. Нарративные аспекты нашего концептуального двойного альбомы были загадкой для нас (включая, как мы полагали, и Питера), и мы должны были уже с минуту на минуту отправляться в тур. В тур, где мы решили играть весь новый альбом. В тур, который уже был прорекламирован повсюду.

Альбом The Lamb Lies Down on Broadway неизбежно включал в себя масштабный релиз двадцати трех песен в рамках двойного альбома, аналогов которому никто никогда не слышал; его создала группа, которая пыталась привлечь к себе внимание, делая ставку на еще сыроватую концептуальность, а также была дополнена мощной организационной работой менеджеров – был запланирован мировой тур, состоявший из более чем сотни концертов, на которых будет сыгран совершенно неопробованный материал.

В Далласе… Genesis репетировал в головном офисе Showco, у которых мы арендовали звуковое и световое оборудование. Мы пытались правильно настроить свет и понять, какие слайды на заднем плане будут лучше всего отражать весь нарратив альбома. Даже до начала тура это была катастрофа. Пытаться заставить три экрана работать синхронно задолго до наступления эпохи надежного оборудования было практически невозможно. И если ничего не получается на репетиции, то ничего не получится и во время тура. К тому же, как я уже говорил, большая часть театральной составляющей концертов была скрыта от нас. Питер сам создавал дизайн своих костюмов, и некоторые из них были дико, почти комически непрактичны. Когда он был в противном костюме «Слипермэна», который представлял собой часть тела с надувными шарами (точнее, мужскими яичками – почти как в фильме «Человек-слон»), он просто не мог поднести микрофон ко рту. А когда Питер надел костюм Ламии[35]35
  Мифическая женщина-чудовище, которая пила кровь детей.


[Закрыть], ярко окрашенный металлический футляр, то крепко запутался в шнуре от микрофона, из-за чего во время многих концертов нам приходилось яростно распутывать его. Все делалось наспех, и у нас вообще не было времени на исправление ошибок.

В Чикаго… Во время первого концерта в туре The Lamb Lies Down on Broadway прямо посреди выступления я заметил, что рядом со мной начинает наполняться воздухом что-то огромное. Это был гигантский надувной пенис. Ну конечно. Затем я увидел Питера, пролезающего в него в костюме «Слипермена».

В Кливленде… Через пять дней после начала тура мы остановились в Swingos – популярном, но дешевеньком отеле в Кливленде. Каждая комната была очень причудливо украшена: полоски, горошек и так далее. И в этой эксцентричной обстановке Питер говорит Тони Смиту, что покидает группу. Тони уговорил его подождать до конца тура.

В Скандинавии… Вся пиротехника вышла из-под контроля. Слишком громкий взрыв, слишком мало дыма, кусочки дерева от колонки летят во все стороны. Мы вдруг лишились одного участника нашей группы. (Просто чтобы уточнить: он не сгорел дотла, он взорвался.)

В Манчестере… В спокойном отеле «Мидлэнд» Питер наконец сообщил мне, что уходит. Я не смог скрыть свою грусть. У нас с ним были довольно крепкие отношения как в работе, так и за ее пределами. Кроме того, мы были барабанщиками, а мы, барабанщики, всегда держимся вместе.

Несмотря на предстоящий уход Питера, у меня остались в основном только приятные воспоминания о туре The Lamb Lies Down on Broadway. Большую часть времени я был как будто бы в раю. Я надевал наушники, чтобы слышать свой вокал, и звук был замечательным. Некоторые партии мы действительно играли с большим удовольствием: The Waiting Room звучала по-новому свежо на каждом выступлении, и партии Тони на клавишах в Riding the Scree и Silent Sorrow in Empty Boats – обе в стиле эмбиент – слушать было также одно наслаждение.

Но в целом мы чувствовали себя, как белка в колесе. Альбом вышел в Великобритании 18 ноября 1974 года, а гастроли начинались в Чикаго через два дня, то есть даже самые ярые фанаты не успевали прослушать четыре стороны пластинки с концептуального альбома в стиле прогрессив эмбиент. Было невозможно за один концерт переварить такое количество музыки. В коллективе нарастала тревога и обеспокоенность по поводу такого совсем не благоприятного начала тура, тем более – такого амбициозного, масштабного, значительного и затратного тура.

Но наши фанаты (спасибо им!) проявили себя с самой лучшей стороны. К моменту, когда грандиозное полуторачасовое шоу подошло к концу и Питер уже сменил два костюма во время завершающей песни it. (название которой было написано строчными буквами и курсивом, а в конце была поставлена точка), все были в восторге. Мы ликовали, но концерт мог бы стать настоящим нашим триумфом, если бы публика уже знала музыку и сюжет.

Тур The Lamb Lies Down on Broadway вошел в историю, и его начали мифологизировать (не только в фильме «Это – Spinal Tap»). Он стал идеальным материалом для сценаристов и актеров. В фильме я был на сцене с неработающим оборудованием и разгневанным гитаристом. И разве это не совпадение, что Дерек Смоллс, басист Spinal Tap, был точной копией Стива Хэкетта в то время?

Иногда мы выступали перед наполовину заполненными залами. За кулисами у Питера была собственная гримерная с зеркалом, и он никогда там не закрывался от нас. Его нельзя было назвать примадонной, но после концертов к нему часто заходили работники из звукозаписывающей компании, чтобы сказать: «Отличное шоу, Пит!»

Он очень гордился этим, равно как и мы с Тони. Питера считали великим автором. Его талант угрожал затмить музыку Genesis. Но стоит упомянуть, что у Питера никогда не было звездной болезни. За кулисами он был всегда с нами, одним из нас.

Наконец мы приехали во Францию, а после нее тур подходил к концу (ко всеобщему облегчению). Прямо перед выступлением в Безансоне, маленьком неблагоприятном городе недалеко от границы со Швейцарией, Тони Смит сообщил нам, что последний концерт – в Тулузе – отменен из-за того, что там мы оказались никому не интересны. Так предпоследний концерт в Безансоне превратился в последний. Мы вдруг резко осознали, что это был, скорее всего, последний раз, когда мы исполняли такие песни, как The Colony of Slippermen и Here Comes the Supernatural Anaesthetist. Это был наш последний концерт с Питером. Это был последний раз, когда мы видели, как он пролезает в огромный пенис. Это было 22 мая 1975 года.